Текст книги "Моя вторая первая любовь"

– Обана! – вырвалось у фотографа Ванечки.

– Долбана! – в рифму ответила Маргарита Борисовна. – И не думайте, что я внезапно заболела манией подозрительности или решила подбросить вам квест. У меня есть доказательства. Все приводить не стану, это долго и ни к чему, назову три. Первое – кто-то информировал Гуся о наших переговорах с «Ликвем-компани». Как мне стало известно, Гусь предложил им те же преференции, что и мы, но при этом упал на две штуки баксов ниже нашей планки. В результате «Ликвем» заключила контракт с ним, а не с нами…

Гусь, он же Рудольф Гусинский, владелец арт-лаборатории имени себя, был одним из главных конкурентов Маргариты Борисовны. Помимо деловой неприязни, они испытывали друг к другу и глубокую личную. Что-то там когда-то произошло между ними такое, никто не знал, что именно, но большинство предполагало любовь.

– Может, сам директор «Ликвема» ему и сказал, – предположил Стас. – Сдал нас, чтобы Рудольф прогнулся. Это же логично и…

– Не путай тендеры в серьезной фирме с вашими пролетарскими терками! – сердито оборвала Маргарита Борисовна. – «Ликвем» собрал предложения и выбрал самое выгодное. За шоколадку мне удалось взглянуть на предложение Гуся. Это была точная копия нашего предложения, только с более низкой ценой. Вы можете думать что хотите, но я не верю в такие совпадения!

– Я тоже не верю! – заявила Филиппова и огляделась по сторонам, словно пытаясь угадать «вражеского агента».

– Может, он просто влез в нашу сеть? – предположила Ганапольская.

– Исключено! – ответил Юра, отвечавший за виртуальную безопасность. – Хакнуть нас теоретически можно, но невозможно сделать это незаметно. Мы с Владиком не лаптем щи хлебаем…

– А сапогом! – неожиданно пошутил Макс и все, кроме Маргариты Борисовны заулыбались.

Юра покосился на Макса, но отвечать не стал. Степенным, старинно-купеческим жестом, огладил бороду и уставился на Маргариту Борисовну.

– Второе – Гусь увел у нас из-под носа торговую сеть «Остров вкуса», – Маргарит Борисовна закатила глаза и покачала головой, давая понять, сколь тяжела для нее эта потеря. – По той же самой схеме, с точно такими же условиями и примерно такой же разницей в цене. Если бы он демпинговал вслепую, не было бы стольких совпадений. Подозреваю, что все клиенты, которые вдруг «виляли хвостами» в последнее время, ушли к Гусю. Подтвердить свои подозрения не могу, но интуиция подсказывает, что так оно и есть. И третье доказательство, которое вообще-то надо было привести первым. Гусь рассылает нашим постоянным клиентам предложения о сотрудничестве…

– С теми же преференциями, но немного дешевле! – встрял Елькин.

– Ты потрясающе догадлив! – не оборачиваясь к нему, съязвила Маргарита Борисовна. – Может, еще и имя крысы мне назовешь?

– Знал бы – придушил своими руками! – верноподданно ответил Елькин, пытаясь предать своему ангельскому личику выражение суровой свирепости. – Ненавижу предателей!

Виктория подумала о том, что крысой вполне может оказаться Елькин. На него похоже, скользкий он, как угорь, и мутный, как вода в луже. И еще есть древнее правило, согласно которому громче всех кричат «держи вора!» сами воры. Придушил бы он! Как бы не так! Однако, в студии будет неспокойно. Конкурс, перспектива повышения и охота на шпиона, это гремучий коктейль. Взрывы не заставят себя ждать. Ой, что будет… Нет, когда она сама станет Хозяйкой, она не будет вести себя так, как Маргарита Борисовна. Вот какой смысл в том, чтобы рассказывать на летучке про «вражеского агента»? Неужели Маргарита Борисовна рассчитывала на то, что он признается или как-то выдаст себя. Вычисляла бы втихаря, скорее бы вычислила. И про должность креативного директора лучше объявлять тогда, когда уже выбрала, кого назначить. «Стимулировать не всегда означает раздражать», как говорит Альбина. Плохо начинается неделя… И еще это дурацкое письмо…

– Я не ограничусь увольнением! – пообещала Маргарита Борисовна, грозно сверкая глазами. – Я эту гадину за решетку засажу. По статье о разглашении коммерческой тайны. И Гусинского привлеку, как организатора! И впишу имя гадины во все черные списки на свете! Чтобы все знали, с кем имеют дело! Надо же – пригрела змею у себя на груди!..

Никто не дрогнул, не впечатлился, не признался и, вообще, никак не отреагировал. Только у Стаса, при упоминании о пригретой змее, дрогнули уголки губ так, словно он хотел улыбнуться, но сдержался. Не иначе как представил, как Хозяйка пригревает змею на своем внушительном бюсте, который при хрупком телосложении казался особенно большим.

Ответа от «Числа Пи» не пришло ни в понедельник, ни во вторник. В среду утром Виктория удалила эту переписку, убедив себя в том, что это чья-то шутка. Письмо было отправлено вечером в воскресенье, возможно, аноним был пьян, а протрезвев поспешил забыть о своей проделке. Виктория сохраняла только нужные письма, к тому же дурацкое письмо могло бы сослужить ей дурную службу. Вдруг Маргарите Борисовне вздумается проверить почту сотрудников. Вполне может вздуматься, ей и не такое могло в голову прийти. Увидев странную переписку, Маргарита Борисовна заподозрит в ней скрытый смысл и решит, что сливом информации налево занимается Виктория. Лучше удалить. Так спокойнее.

4

Звонок Константина застал Викторию врасплох. Стоя с утюгом в руке возле гладильной доски можно ответить на звонок, не посмотрев на дисплей – некогда.

– Добрый вечер, – как ни в чем не бывало, сказал Константин. – Есть минутка?

– Добрый вечер, – чуть помедлив, ответила Виктория, устраивая утюг на подставке. – Есть.

Проклятая вежливость! Нет бы ответить: «у меня для тебя больше никогда не будет минутки!» и отключиться. Альбина так бы и сделала. Любая нормальная женщина так бы сделала. О чем им разговаривать? Ведь уже скоро год, как они развелись!

Уже год… Триста шестьдесят пять дней… Сколько-то там часов… А если пересчитать на секунды, то получается такая грандиозная цифра, что волей-неволей понимаешь – год это целая вечность… За эту вечность Константин ни разу ей не звонил. Виктория не знала, общались ли между собой ее бывший и нынешний мужья. Возможно, что и общались, сталкиваясь где-то там, за пределами ее мира, но Валерка об этом не рассказывал. Он был настолько тактичен, что вычеркнул Константина даже из воспоминаний. Не произносил его имени, когда их разговоры случайно уходили в прошлое, да и вообще сам таких разговоров не заводил, это Викторию иногда на них пробирало. Копаясь в прошлом она, сама того до конца не осознавая, пыталась найти там как можно больше ниточек, связывавших ее и Валерку, найти хотя бы один, продолжавший тлеть уголек, чтобы разжечь от него новый костер. Сама она не обходила Константина, когда воспоминания выводили на него. Если обходить, то никогда не отпустит. Прошлое не выбросить на помойку, жизнь начинается с чистого листа один-единственный раз, в момент рождения и никогда больше.

– Как жизнь?

– Так, – ответила Виктория.

– Так себе или так, как надо? – уточнил Константин.

– Так, как есть.

– У меня тоже так…

Разговор начал напоминать игру в теннис, только вместо мячика они перебрасывались одним и тем же словом. Чувствовалось, что Константину надо разогнаться и ясно было, что позвонил он не просто для того, чтобы спросить, как дела. Виктория выдернула вилку утюга из розетки и села в кресло. В двенадцать лет она, заболтавшись по телефону с подружкой, позвонившей так же вот, во время глажки, сожгла юбку и едва не устроила дома пожар. После того случая выработался рефлекс – прежде, чем отойти от утюга хоть на шаг, его надо выключить. «Я всего лишь на секундочку» и «я же не выхожу из гостиной» не оправдание. Секундочки имеют обыкновение превращаться в минуточки и сорваться с места можно в любой момент. Хотя бы для того, чтобы открыть дверь Валерке. Бывший муж выбрал время для своего звонка удачно, при Валерке Виктория не стала бы с ним разговаривать – неловко.

– Ничего нового, такое ощущение, что жизнь замерла на месте…

«Ничего нового» Константин произнес так многозначительно, что эти два слова развернулись в: «я пока еще один, никаких серьезных отношений у меня нет».

– Почти год прошел…

После каждой фразы Константин делал паузу, то ли собирался с мыслями, то ли давал Виктории возможность подхватить разговор, но подхватывать как-то не хотелось.

– Годовщину отмечать собираешься?

– Не знаю, – машинально ответила Виктория, еще не успев удивиться идиотизму вопроса.

Как Константин представляет себе отмечание годовщины развода? Они встретятся, посидят где-нибудь, расскажут друг другу, как хорошо им живется порознь, обменяются подарками и условятся о следующей встрече через год? Или пригласить его в гости, на барбекю? Апрель, сезон шашлыков можно считать открытым. Пока нынешний муж будет возиться у мангала, можно будет пошептаться на террасе с бывшим? Бред какой-то! Константин, должно быть, пьян, если порет такую чушь! Надо непременно рассказать Альбине – пусть посмеется…

Альбина обозвала их развод «игрушечным». «Вам разойтись – раз плюнуть, – говорила она. – Просто разойтись и все, в прямом смысле этого слова. Детей нет, квартира у каждого своя, разменом заниматься не надо, делить имущество тоже не надо… Это же не развод, а мечта идиота!» Мечта идиота, так оно и есть. У Альбины талант подбирать правильные слова. На первый взгляд может показаться, что она несет чепуху, но если вдуматься, то вся ее «чепуха» имеет глубокий смысл. Только идиоты могут мечтать о таком разводе… Нечего делить? А если кусочек души остался там, в прошлой жизни, это как? Считается дележкой?

– Я тоже не знаю, – сказал Константин. – С одной стороны – дата. С другой нечего праздновать. Хотя, праздновать и отмечать разные вещи. Это как с покойниками, можно посидеть, вспомнить. С той только разницей, что мертвые не воскресают, а…

– А разбитый горшок нельзя склеить так, чтобы снова наливать в него воду! – перебила Виктория, чувствуя, что начинает раздражаться. – Давай, ближе к делу! Что ты хотел мне сказать?

– Я хотел тебе сказать, что ты не будешь счастлива ни с кем, кроме меня. И еще много чего хотел сказать, но это самое главное…

«Точно – напился, – утвердилась в своем подозрении Виктория. – На трезвую голову такого бы не ляпнул».

– Отчасти ты прав, – согласилась она, стараясь говорить как можно спокойнее. – Я действительно никогда уже не буду чувствовать себя такой счастливой, как когда-то с тобой. Но это было, было и прошло. Прощай.

– Ты знаешь меня… – начал Константин, но Виктория не стала слушать дальше.

Эту фразу Константин повторял как мантру. «Ты знаешь меня столько лет, но веришь не мне, а какой-то твари, которую ты и в глаза не видела!». Да, столько лет… Но разве время – это показатель? Как говорит Альбина: «Можно всю жизнь есть картошку, но так и не стать ботаником». И обстоятельства складываются по-разному. Иной раз так сложатся, что поверишь и незнакомому человеку. Суть не в знакомстве, а в том, что и как тебе скажут…

– Это Виктория Сергеевна?

Голос был незнакомым и каким-то робким. Девушки из клиники или из банка говорили более напористо, а потенциальные клиенты, редко, но звонившие по домашнему номеру, спрашивали Викторию или Викторию Ряжинскую. Виктория подумала, что это звонят очередные сетевые распространители. Что на этот раз? Новый чудо-пылесос или набор молодильной косметики? Полгода назад такая вот трепетная лань пыталась продать Виктории по телефону чудо-массажер, избавляющий от всех болезней. Так и говорила: «от всех».

– Да, это я, – ответила Виктория. – Можно узнать, с кем я разговариваю и откуда вы взяли номер моего телефона?

– Ваш номер лежит под стеклом в диспетчерской, а меня зовут Аня Мартинкевич…

– Так вы из сервиса, – констатировала Виктория. – А Константина Александровича нет дома. Звоните ему на мобильный.

– Я бы хотела поговорить не с Константином Александровичем, а с вами.

– Со мной? – удивилась Виктория. – О чем?

– О Константине Александровиче…

В трубке фоном был слышен шум, но не специфический «сервисный», а уличный. Аня Мартинкевич звонила явно не из сервиса. Привычка догадываться раньше, чем будут даны объяснения тут же подкинула версию – у Константина скоро день рождения, наверное, Аня хочет проконсультироваться по поводу подарка. Для того и звонит с улицы, чтобы Константин ненароком не услышал.

– Говорите, я вас слушаю, – подбодрила Виктория замолкшую собеседницу.

– Я прошу правильно меня понять, Виктория Сергеевна, – голос Ани зазвучал увереннее. – Я ни на что не претендую и не хочу сделать вам больно. Я просто хочу, чтобы вы знали правду, знали с каким человеком вы живете…

Виктория ущипнула себя за мягкое место, проверяя, не сон ли это. Не хочу сделать вам больно? Хочу, чтобы вы знали правду? Что за мелодраматические обороты? И почему фамилия Мартинкевич кажется ей знакомой?

– Константин Александрович совсем не такой, каким кажется…

– Все мы не такие, какими кажемся! – строго и сухо сказала Виктория. – Говорите, пожалуйста, конкретнее. У меня мало времени!

Про время она не соврала, потому что «причесывала» дома проект, который завтра надо было представить заказчику. Часы показывали половину десятого, а работы еще оставалось изрядно.

– Я тоже тороплюсь, у меня скоро поезд, – ответила Аня, и, как показалось Виктории, ответила с вызовом. – Дело в том, что у нас с Константином Александровичем был роман. Я ни на что не надеялась и не претендовала, просто он мне нравился. Ну и работа хорошая, не хотелось терять, тем более, что платит Константин Александрович аккуратно, без задержек, этого у него не отнять…

Виктория вспомнила, где она слышала фамилию собеседницы. На прошлой неделе Константин упоминал ее в телефонном разговоре. Кажется, он говорил о поиске нового диспетчера на место Мартинкевич.

– Я говорила Константину Александровичу, что ни на что не претендую и не стану создавать ему проблем, но когда наши отношения пошли на спад, он решил меня уволить. Я бы сама ушла, если бы он мне так и сказал, но он поступил иначе. Обвинил меня в том, что я пропускаю левые заказы и вышвырнул за дверь. Заодно пострадал и один из мастеров. Только потому, что он мой земляк, с Могилева. Так сказать, за компанию. Должна же я передавать кому-то левые заказы…

Если бы с потолка ударила молния или в окно влетела верхом на метле Баба-Яга, то Виктория удивилась бы меньше. У Константина любовница? Он ее вышвырнул из сервиса? Какая чушь! В том, что говорит Аня Мартинкевич нет ни слова правды! Нет, есть! Константин ее действительно уволил, но не просто так, из прихоти, а за дело! Константин если кого и увольняет то заслуженно, он очень справедлив к людям. Он уволил Аню, а та решила отомстить! Если бы у Константина была любовница, то Виктория это непременно бы почувствовала. Неизвестно как, но почувствовала, такие вещи всегда чувствуются. А у Константина все чувства на лбу написаны, он же такой бесхитростный. С порога видно, что у него за день был сегодня, какая выручка, какие клиенты… И то, что он иногда приезжает домой под утро, еще не показатель. Автосервис, тем более такой большой, дело хлопотное, а Константину непременно надо держать все под контролем, такой уж у него характер.

– Вы мне, наверное, не верите, Виктория Сергеевна, – словно прочитав Викторины мысли, сказала Аня. – Я понимаю, я бы и сама на вашем месте не поверила бы. В сервисе тоже все думают, что мы с Володей левачили. Я не собираюсь никому ничего доказывать, я вообще решила уехать домой, не прижилась я в Москве, не мой это город. Но если хотите, я могу доказать вам, что говорю правду…

– Фотографии нафотошопили? – ехидно спросила Виктория. – Или свидетеля приведете, который видел, как вы с моим мужем целовались в его машине? Учтите, я этому не поверю. Не первый год на свете живу…

– У вас дома зубные щетки стоят в оригинальном стаканчике, – Аня говорила быстро, словно боялась, что Виктория не даст ей договорить. – Он похож на зуб и сверху четыре дырочки. В вашей спальне стоит торшер на трех тонких ножках, а кровать в тот день, когда Константин Александрович приводил меня домой, была застелена шелковым бельем, голубым с белым морозным узором. Наверное, это очень дорогое белье, я никогда раньше такого не видела. Извините, мне пора.

Виктория долго держала трубку у уха, слушая короткие гудки. Мысли ее походили на гудки – отрывистые, пронзительные. Это правда… Правда… Правда… Константин… Правда… Правда… Правда…

Константин никогда не приглашал домой кого-то сотрудников, разве что во время редких его болезней курьер мог привезти домой документы, которые нужно было срочно подписать. Но курьеры не проходили дальше прихожей, а уж в спальню так и вообще никто посторонний, кроме домработницы (тогда была домработница) не заходил. Гостей они принимали в гостиной или на кухне, в зависимости от ситуации, кто-то бывал в комнате Константина, которая гордо называлась кабинетом, но больше походила на мастерскую после погрома, такой там царил хаос. Ну, еще мог пройти в спальню врач, когда кто-то из них болел. Допустим, Константин мог сказать кому-то на работе про трехногий торшер. Маловероятно, но могло такое случиться. Увидел какую-нибудь железяку на трех ножках, мало ли там у них железяк и сказал: «похоже на мой торшер». Мог упомянуть про прикольный стаканчик, который им подарила Альбина, любящая делать маленькие подарки без повода, просто так, хорошего настроения ради. Но чтобы Константин обсуждал на работе постельное белье, Виктория даже представить не могла. Постельное белье, скатерти, занавески, полотенца, салфетки в его понимании были «тряпками», которые человеку с техническим складом ума и замечать не к лицу, не то, чтобы о них говорить. Висит «тряпка» на окне, от солнца защищает – вот и хорошо, а что именно там за тряпка, неважно. Доходило до курьезов. Виктория могла обновить занавески в гостиной под цвет обивки нового дивана, прождать напрасно какой-то реакции от Константина, порасстраиваться немного из-за отсутствия этой реакции (старалась же, долго выбирала!), забыть обо всем и спустя полгода услышать от Константина: «Ой, я смотрю у нас новые тряпочки?! Симпатичненько…» Не сразу и сообразишь, что он имеет в виду. Постельное белье Константин делил на две категории – чистое и грязное. Виктория сомневалась, что он вообще способен отличить шелк от сатина. Не говоря уже о том, чтобы рассказывать инженерам в сервисе про красивое шелковое белье из настоящего тутового шелка сорта малбери, подаренное самой себе Викторией на день рожденья. Виктория обожала настоящее шелковое белье. Разве какая-то ткань может сравниться по нежности с натуральным шелком? А по красоте? На красивом белье и спится лучше и любится сладостнее и, вообще, все красивое улучшает настроение, а, значит, продлевает жизнь.

Как он мог?!! Как?!!

Обида и гнев смешались в Настоящее Горе. Слезами горю не поможешь, но невозможно было обойтись без слез. Наплакавшись всласть, Виктория метнулась из гостиной в спальню, достала из шкафа злополучный комплект белья, отнесла в ванную, засунула в стиральную машину и запустила стирку в самом длинном и самом горячем режиме. Едва в недрах машины зашумела вода, передумала и решила, что лучше было бы не стирать, а выбросить оскверненное изменой белье, потому что спать она на нем все равно уже никогда больше не сможет. Она вообще сегодня поспит на диване в гостиной, а завтра купит новое белье и предупредит квартирантов, живущих в ее квартире, что им следует искать себе новое жилье. Месяц можно пожить в гостиной, как-нибудь потерпеть присутствие Константина… А можно снять квартиру на короткий срок и съехать прямо завтра…

Мысли путались в голове, сердце сжалось от боли, только что выплаканный комок снова встал в горле… Забыв о том, что собиралась выбросить постельное белье, Виктория вернулась к ждавшему ее в гостиной ноутбуку, закрыла все файлы проекта, потому что работать сейчас не могла, набрала в поисковике «срочно снять квартиру в Москве на короткий срок» и начала просматривать варианты. Толком ничего не видела – мешали слезы, а если что и видела, то в голове это не откладывалось, потому что там от других мыслей было тесно, но исправно пялилась на экран и щелкала мышкой. Делала вид, что занимается делом. Любое дело, даже самое бессмысленное, хорошо тем, что помогает держать себя в тонусе.

За «просмотром» вариантов ее застал Константин. Заволновался, решил, что жена заболела, а когда она рассказала ему про звонок Ани, прямо все так и выложила, ни прибавив, ни убавив, начал все отрицать. Огульно и бездумно. Орал (у них очень редко до крика доходило, считанные разы, а до такого вообще никогда), что все это ложь, что Аня – сволочь и тварь, что уволил он ее за дело, что она сначала грозила ему судом, а потом, когда поняла, что в суде ничего не добьется, решила отомстить таким вот образом, хоть как-то, но уесть. Даже Валерку приплел в «свидетели», сказал, что консультировался с ним по поводу Аниных угроз. Позвони, мол, спроси, если мне не веришь. Виктория, разумеется, звонить Валерке не стала, потому что факт консультации ничего не объяснял. Позже, уже после того, как они с Валеркой поженились, вспомнила и спросила. Валерка подтвердил, что да, было такое, но особо вдаваться в подробности не стал – адвокатскую этику он блюл строго и ни для кого, даже для Виктории, исключений не делал. И никогда не рассказывал дома ничего о клиентах, даже без имен. Когда Альбина как-то раз пристала к Валерке с просьбой рассказать интересный случай из практики и никак не желала отставать, Валерка, к великому удивлению Виктории, уступил и начал рассказывать про мошенника, пытавшегося устроиться на работу в банк под чужим именем с целью ограбления. Но очень скоро до Виктории с Альбиной дошло, что они слушают в достаточно вольном пересказе один из рассказов о Шерлоке Холмсе. В этом весь Валерка – на уступки из вежливости он пойти может, но того, чего не хочет, все равно не сделает, ни под каким соусом.

На вопрос о том, как могла Аня узнать про торшер, стаканчик для щеток и постельное белье, Константин ответил: «Не знаю, ляпнула наугад и случайно совпало!». Этот ответ задел Викторию больше, чем сам факт измены. Наугад? Совпало все три раза, да еще так точно? Неужели Константин считает ее такой дурой? Неужели он думает, что она может удовлетвориться подобным объяснением? Мало того, что изменил, причем не просто изменил, а занимался любовью дома, на их кровати, на ее любимом постельном белье, так еще и издевается! Лучше бы уж придумал, что Аня сняла слепки с ключей и в их отсутствие побывала у них дома, чтобы узнать, что надо говорить Виктории. Скорее можно поверить в то, что Аня могла с первого раза угадать четырехзначный код сигнализации, нежели поверить в «случайное совпадение» с постельным бельем, торшером и стаканчиком. Ну и очень бурная реакция Константина тоже заставляла задуматься. Уж очень нахраписто он себя вел. И все время повторял: «Ты знаешь меня столько лет, но веришь не мне, а какой-то твари, которую ты и в глаза не видела!». Если бы Константин признался в измене, попросил бы прощения, пообещал бы, что больше никогда не позволит себе ничего подобного и исправил бы ситуацию с незаслуженно уволенными сотрудниками, то Виктория могла бы и простить. Поплакала бы и простила. Может, когда-нибудь оно бы и аукнулось, это прощение, может впоследствии они все равно бы развелись, но тогда бы развода не случилось. Она бы дала Константину шанс исправить ошибку. Если человек раскаивается в содеянном, он заслуживает шанса, хотя бы одного-единственного, но заслуживает. Но Константин и не думал раскаиваться, стоял на своем с упорством, которым в иной ситуации можно было бы восхищаться. За день до подачи заявления о разводе, предпринял атаку, видно вспомнил, что нападение есть лучший способ защиты. Говорил о том, какую непоправимую ошибку совершает Виктория, предлагал поехать в Белоруссию к Ане, которая якобы не отвечала на звонки, и потребовать от нее объяснений. Потом совал в руки Виктории свой мобильник, предлагая позвонить какому-то Федору, не постоянному клиенту, ставшему приятелем, не то наоборот и послушать, как Аня предлагала ему ремонт машины без оформления за полцены. Потрясающая наивность или ужасающая наглость. Ну, явятся они внезапно к Ане, а что дальше? Она повторит свой рассказ, а Константин скажет, что Аня врет. Возможно, Аня растеряется или смутится и он истолкует это как доказательство того, что она якобы лжет. Да и захочет ли Аня с ними разговаривать? А свидетельство приятеля Федора – это вообще детский сад. Приятель приятеля в такой ситуации всегда выручит, как и подруга подругу. Если Виктория попросит Альбину «прикрыть» какой-нибудь грех перед мужем, Альбина не откажет. Может и выскажет все, что думает по этому поводу, но прикроет, можно не сомневаться.

Атак было несколько. Последнюю Константин предпринял после получения ими в ЗАГСе свидетельств о расторжении брака. Вышел на улицу, улыбнулся, но не как обычно, а сдержанно, вполсилы и предложил порвать «эти пакостные бумажки», пустить клочки по ветру и «начать все заново». И смотрел при этом так, как будто всерьез рассчитывал на то, что Виктория согласится. Но она не согласилась.

Голубой шелковый комплект с кружевными узорами, которые Аня назвала «морозными», Виктория подарила домработнице Саяре. Та сначала не хотела брать, долго отказывалась, а потом вдвое дольше благодарила и повторяла, что с таким «ханским» приданым ее младшая, шестая по счету, дочь, будет считаться лучшей невестой в Намангане. Виктория порадовалась за далекий Наманган, в котором так просто можно было получить титул лучшей невесты.