Текст книги "Миграционный потоп. Закат Европы и будущее России"

Увеличение численности диаспор не ослабит, а усилит миграционные потоки, которые уже теперь опираются на «миграционные сети» – множество нелегальных структур, предоставляющих «услуги» нелегальным мигрантам и воротилам нелегальной экономики, использующим мигрантов.

Наиболее мощным сектором нелегальной экономики является наркоторговля. Наркотрафик рекрутирует мигрантов, которым проще всего именно так получить работу и средства, позволяющие жить вровень с коренным населением Европы. Чтобы прорвать препоны, установленные европейскими государствами, именно на территории Европы надо было пробить брешь. И это было сделано силами американских войск, разбомбивших Югославию и обеспечивших этнические чистки сербов в Косово. Албанская наркомафия получила удобный плацдарм и теперь контролирует до 70 % рынка героина в Германии и Швейцарии.

Ставшие вполне реальными прогнозы разрушения Европы ясны всем здравомыслящим людям, но политики продолжают попытки исправить ситуацию негодными мерами. Вместо задачи полного прекращения иммиграции из стран Азии и Африки, ставится задача распределения миграционных потоков. Глава Еврокомиссии Жан-Клод Юнкер предложил установить национальные квоты по приему беженцев, чтобы снять чрезмерную нагрузку Южной Европы, Германии и Швеции. И это считается чрезвычайными мерами!

Другой мерой подобного порядка является попытка ЕС получить «добро» Совбеза ООН на отлов перевозчиков мигрантов в Средиземном море, их задержание в нейтральных водах и буксировку судов в Ливию, которая из процветающей страны усилиями европейских политиков и их хозяев из США стала перевалочной базой африканской миграции. Критики считают, что подключение военного флота и вооруженных сил, которым планируют предоставить право вхождения в территориальные воды Ливии и проведение операций на ливийской земле, – опасной операцией, грозящей дальнейшей дестабилизацией. Действительно, даже масштабные военные меры против контрабандистов в лучшем случае переориентируют миграционные потоки на какую-нибудь соседнюю страну.

Чтобы защитить Европу, на глобальные угрозы должен быть дан глобальный ответ. И это требует фундаментального пересмотра всей европейский политики, а не одних лишь мер регулирования миграции. Для этого надо понять, что миграционный потоп является не стихийным явлением, а рукотворным процессом, сулящим выгоду его зачинщикам и спонсорам.

Проект Глобального Севера

Предвечернее солнце Европы уходит в волны большого переселения народов. С высокой точностью реализуется почти столетней давности прогноз Освальда Шпенглера о том, что XXI век будет для Европы последним: культура переплавилась в цивилизацию, а та равнодушно нивелировала политический ландшафт, сделав его не только общедоступным, но и удобным для любых этнокультурных экспериментов, создающих на плодородной почве совсем уже неевропейские субъекты исторического творчества. Европа превратилась сначала в Запад – геополитическое понятие, а теперь – в Европейский Союз, где союзниками выступают не европейские нации, а прикрывшиеся демократическими институтами олигархии.

То же самое можно сказать о США, традиционно обвиняемых в устройстве «однополярного мира» и организации войн. В реальности США столь же глубоко демонтировали свою государственность, как и Евросоюз. Миграционные процессы там не менее опасны, а правление давно закреплено за олигархией, которая не стесняется циничных фальсификаций избирательных процессов и очевидно марионеточного характера властвующих персон. В соответствии с либеральной доктриной, государство отмирает. Ему усиленно помогают отмереть, и массовая иммиграция – одно из средств ликвидации реального суверенитета и подмены его имитационными формами политики.

Переломить цивилизационную катастрофу может только мировоззренческий переворот, в котором обретет реальность Глобальный Север – территория планеты, отделенная от Глобального Юга сложившимися границами: Европа, отграниченная от Африки Средиземным и Черным морями и Кавказским хребтом, Северная Евразия – по границам Российской Федерации, США – по границе с Мексикой. Это цивилизация европейского человечества, в рамках которой политическая конкуренция должна быть прекращена, а закулисные олигархии, поджигающие эту конкуренцию, – уничтожены. В этом случае возникает шанс сформировать солидарность европейского человечества и сохранить культурный тип европейца и антропологический тип европеоида.

Необходимо осознать, что роль доминирующего на планете меньшинства закончилась. Началась другая эпоха, в которой это меньшинство либо оградится от остального мира мощными барьерами, либо превратится в быстро деградирующее дискриминируемое меньшинство.

Глобальный Север – США и Канада + Европа + Большая Россия – около 1 млрд. человек, основные энергетические и интеллектуальные ресурсы, хранилище богатств мировой цивилизации.

Глобальный Север (европейская цивилизация) самодостаточен. Оно обойдется без всего остального человечества. Он способен закрепиться на своих естественных границах и вытеснить за ее пределы все чуждые элементы. Для этого не надо ломать национальных границ. Напротив, их следует всячески укреплять, восстанавливая национальную идентичность. Но при этом избавиться от глобального соперничества между собой. Опустить «железный занавес» перед Глобальным Югом – единственное спасение. Без этого никакие меры по адаптации, ассимиляции или реадмиссии не могут быть эффективными.

Обособление Глобального Севера будет на пользу и Югу, поскольку позволит ему самостоятельно выработать свои цивилизационные модели и сформировать свои национальные государства. Без этого хаос на Юге не сменится порядком, а демографическое и культурное размывание продолжится в планетарном масштабе.

Глобальный Север имеет огромные слабозаселенные территории, которые могут и должны быть обустроены для жизни. Только таким образом они могут быть защищены от миграционной экспансии Юга, который таким образом отторгнет у Севера открытые и разработанные им природные богатства.

Необходимо отказаться от мировой экономики и замкнуть всю проблематику межнациональной координации в рамках Севера – дорогие, но квалифицированные и ответственные трудовые ресурсы, существующие без социального паразитизма, опора на новые технологии и новые достижения науки, подавление и ликвидация теневых форм экономики, демонополизация и другие черты перспективной модели экономического развития – все это Север может сделать, избавившись от Юга, отделившись от его проблем.

Политическая составляющая в проекте Глобального Севера – сверхатлантическая солидарность. Она необходима не только для сохранения национальных организмов и государственных конструкций, но и для выживания в исторической эпохе, в которой фаза могущества сменится фазой ограниченных возможностей и сильных противников. Это также страховка на случай масштабных неконтролируемых изменений: потепление климата, глобальные катастрофы, войны.

Другие принципы консолидации Глобального Севера:

– Ориентация на общий успех – опережение экстенсивно растущих цивилизаций Юга. Преимущественная «интеграция по широте» в сравнении с «интеграцией по долготе».

– Преодоление взаимных антипатий и невежества в области истории и культуры европейских наций. Единство европейских культурных ценностей (христианство), общее понимание справедливости (ответственная власть и социальное государство), общая переориентация экономики (подчинение финансов и торговли задачам производства и потребления). Общая система антитеррористического предупреждения.

– Общая демографическая политика и воспроизводство исторических наций: «железный занавес» от нежелательных иммигрантов, защита коренного населения от конкуренции с мигрантами на рынке труда, защита сложившихся принципов общежития, культурных ценностей и традиционной морали.

– Общие сберегающие технологии, минимизация расходов на транспортировку сырья, энергетическое партнерство. Совместное освоение Арктики. Обобществление пользования природными ресурсами при условии изъятия их из-под контроля олигархии и унификации уровней потребления. Транспортная оптимизация – широтный транзит товаров и сырья.

– Сохранение ноу-хау Севера: общий космос, общие проекты научного прорыва, восстановление общего уровня образования в области научно-технических знаний, общей осведомленности о ценности новейших технологий.

Чтобы все это состоялось, должно исчезнуть политическое понятие Запада. Ликвидировав Запад, европейская цивилизация сохранится, отведет от Глобального Севера миграционные потоки, откроет пути продолжения интенсивного развития экономики, прекратит кровавую конкуренцию внутри обширного геополитического пространства, унесшую в XX веке десятки миллионов жизней европейцев. Для России соответствующий ориентир выражается в тезисе: «С Европой против Запада!»

http://www.km.ru/spetsproekty/2015/09/07/evropeiskii-soyuz-es/763888-zakat-evropy-ili-globalnyi-sever

Национальные меньшинства в судьбе государства

Значимость национальных меньшинств в европейском политическом театре забывается по причине барьеров, возведенных принципами либеральной политкорректности. Между тем, весь XX век насыщен событиями, которые вовлекали меньшинства в конфликты, как наиболее значимый и активный компонент самых масштабных межгосударственных и внутригосударственных конфликтов. Достаточно привести пример революции в России (вместе с предшествующим периодом революционной борьбы во главе с инородцами-разночинцами) и краха СССР (подготовленного партийными этнономенклатурами).

При том, что в Российской империи крупнейшей составляющей населения были русские (по переписи 1897 г. в России насчитывалось 83,9 млн. русских: 56 млн. великороссов, 22 млн. малороссов, 5,9 млн. белорусов), весьма существенную роль могли сыграть и сыграли этнические меньшинства – 8 млн. поляков, 5 млн. евреев, 3,7 млн. татар, 2 млн. финнов, 1,8 млн. немцев, 1,7 млн. литовцев, 1,4 млн. латышей, 1,4 млн. грузин, 1,2 млн. армян, 1,1 млн. молдаван, 1 млн. эстонцев. Именно из этих этнических общностей рекрутировались революционные армии, свалившие империю и оторвавшие от нее несколько земель в качестве самостийных государств. Прибавим сюда роковую роль Чехословацкого корпуса, нанесшего тяжелейший удар в спину силам реставрации и контрреволюции.

В Османской империи к началу XX века жили 14 миллионов мусульман (турок, курдов и арабов), не менее 4 млн. православных (греков, армян, болгар), 215 тыс. иудеев, 120 тыс. католиков. Империя раскололась по религиозному признаку, а внутри религиозных групп – еще и по этническому. Национальные меньшинства сыграли в этом расколе главенствующую роль.

Еще более зыбкой была ситуация в Габсбургской австро-венгерской монархии, где в 1910 г. проживало 12 млн. немцев, 10 млн. мадьяр, 6,5 миллионов чехов, 5 млн. поляков, 4 млн. украинцев, 3,2 млн. румын, 2,9 млн. хорватов, 2,3 млн. евреев, 2 млн. словаков, 2 млн. сербов, 1,2 млн. словенцев и 0,8 млн. итальянцев. Не удивительно, что эта империя рассыпалась на мелкие составляющие.

Германская империя на рубеже XIX–XX веков включала достаточно незначительные группы меньшинств: 3 млн. поляков, 200 тыс. франкофонов, примерно по 100 тыс. датчан, мазуров, литовцев, чехов, кашубов и сербов. Доминирование немцев позволило Германии сохранить имперское ядро и собрать нацию даже после поражения в войне.

После Первой мировой войны возникли новые границы и новые национальные меньшинства.

Самым многочисленным меньшинством в Восточной Европе стали евреи – больше 8 млн.: 3,3 млн. жили в Польше, 3,2 млн. – в СССР (1,7 млн. – на Украине, 600 тыс. – в Белоруссии и 900 тыс. – в остальных частях Советского Союза), 700 тыс. – в Румынии, 600 тыс. – в Венгрии, 350 тыс. – в Чехословакии. Неудивительно, что «еврейский вопрос» оказался фактором напряженности и повлиял на судьбу Европы.

8 млн. немцев представляли собой вторую по численности группу меньшинств Восточной Европы: 3,2 млн. в Чехословакии, 2 млн. – в Советском Союзе, 1 млн. – в Польше, свыше 700 тыс. – в Румынии и по 500 тыс. – в Венгрии и Югославии. Если прибавить сюда немецкое население Австрии и Франции, то поступательное движение европейской истории к войне вполне определяется тенденциями, заложенными этнополитикой. Соответственно, репрессии против немцев в СССР также становятся делом объяснимым и предсказуемым – «немецкий вопрос» представлял собой крупнейшую проблему для государства, готовящегося к войне.

Третьим по значимости в предвоенной истории было русское меньшинство, которое составляло более 6 млн. человек: около 1 млн. белорусов и 4 млн. малороссов и украинцев в Польше, 600 тыс. малороссов и украинцев и 400 тыс. великороссов – в Бессарабии и Буковине, 500 тыс. малороссов и украинцев – в Закарпатской Украине, не говоря уже о трехмиллионной великорусской эмиграции.

Крупными меньшинствами являлись также мадьяры за пределами Венгрии (1,5 млн. в Трансильвании, Банате и Крейшланде, 700 тыс. – в Южной Словакии и Закарпатской Украине, около 500 тыс. – в Воеводине), 800 тыс. поляков в Советском Союзе, 600 тыс. турок в Болгарии, 500 тыс. албанцев в Косово, 400 тыс. словенцев и хорватов в Италии, Триесте и Герце, 350 тыс. болгар в Добрудже и 200 тыс. греков в Стамбуле. Все это – топливо для внутренних конфликтов и внешней экспансии.

Послевоенная Европа через военную и послевоенную депортацию и передел границ достигла определенного этнического равновесия – удалось отчасти привести в соответствие государственные границы и границы расселения национальностей. Но Восточная и Центральная Европа в силу этнической чересполосицы сохранила неоднородность, прежде всего в СССР, Югославии и Чехословакии. Лишенные единой национальной элиты, деятельного национального ядра, СССР и Югославия рухнули, пережив кошмары гражданской войны и интервенции, которые кажутся менее мучительными, чем прежние потрясения XX в., но отличаются от них лишь одним – относительной немногочисленностью жертв прямого вооруженного насилия. Мирное расчленение Чехословакии можно объяснить как общей вялостью этнического самосознания (отмечаемой еще за столетие до того), так и неучастием в этом расчленении внешнего «третьего лишнего», отвлеченного на другие, более масштабные задачи.

Продуктивный в послевоенной Европе принцип самоопределения сыграл в последующем дурную шутку. Рецидивом этого принципа можно считать Международную конвенцию о ликвидации всех форм расовой дискриминации, принятую в 1966 г. Генеральной Ассамблеей ООН. Взяв под защиту «народности», главные политические игроки санкционировали распад колониальных держав не только по административным границам – эти границы тоже оказались поставленными под вопрос в силу несдерживаемой ничем этнической вражды. Международным пактом о гражданских и политических правах, принятым ООН в том же 1966 г. утверждалась непозволительность препятствий для этнических или языковых меньшинств вести свою культурную жизнь, исповедовать свою религию и пользоваться своим собственным языком. Реализация этого идеологического положения привела к бесконечным гражданским войнам на Африканском континенте, а позднее к переделу постсоветского пространства и дестабилизации его крупнейшего осколка – Российской Федерации.

После распада СССР образовалось беспрецедентное по численности русское меньшинство, распределенное по бывшим союзным республикам. Численность только великороссов в этой группе оценивается в 25 млн. человек. Трудно представить себе стабильный мир со столь нестабильным этническим составом государств. Если 2 млн. албанцев бывшей Югославии буквально взорвали европейское пространство, открыв его американским крылатым ракетам и бомбам, то каковы будут последствия русского реванша, русского восстания против повсеместного геноцида? Европейские аналитики стремятся закрыть глаза на репрессии против русского народа и масштабное переселение преимущественно русских, бежавших от нищеты, войны и репрессий из бывших союзных республик в Россию. Их численность – не менее 11 млн. человек, что приближается по масштабам к немецкому послевоенному исходу, составившему 11,7 млн. беженцев, которые были приняты в ФРГ (7,6 млн. до 1950 г. и еще около 4 млн. между 1950 и 1961 г.), в ГДР (3,7 млн.) и в Австрии (400 тыс.).

В результате Второй мировой войны (1939–1945 гг.) общий поток беженцев, депортированных и пленных составил 50–60 млн. человек – 10 % европейского населения (включая СССР). В результате разрушения СССР не по своей воле сдвинулись с прежних мест не менее 10 % населения бывших союзных республик (без Российской Федерации) и не менее 2 % населения периферийных районов коренной России – обезлюдели Север, Дальний Восток, Сибирь, состоялся исход русского населения с Северного Кавказа, продолжилось начатое в советское время запустение сельской местности.

Для западных ученых русские жертвы несущественны, русские победы незаметны, русская история неинтересна. И все это вопреки масштабам, которые во все годы и по всем качественным и количественным параметрам перекрывали европейские события. Россия вела «неизвестные» для Европы войны, выигрывала «неизвестные» сражения, терпела «незаметные» страдания. Поэтому Европа не замечает трагедии России и русского народа, но вспомнит о нем, когда русские соберутся с силами для воссоединения. Тогда европейские «гуманисты» наперебой заговорят о праве наций-государств, которые в действительности никогда не создавались в постсоветском пространстве и никогда не имели той государственно-правовой природы, что европейские государства-нации.

Национальные меньшинства в современном мире играют все большую роль в связи с тем, что во второй половине XX в. на Западе укрепилась охранительная парадигма в отношении «культурной нации» и не была замечена грань, когда требование свободного культурного развития и этничность стали смешиваться с политикой – этнические группировки начали требовать себе политических прав и территориальной автономии. Эти охранительные настроения не подкреплены государственным проектом и могут быть лишь оправданием разделения государств. Осуществление власти в современных государствах, напротив, требует энергичных мер, которые либо ускоряют ассимиляцию, либо выстраивают этническую иерархию.

В начале XX в. этнополитическая доктрина США была предельно ясной и вовсе не либеральной. Президент Теодор Рузвельт писал: «Мы должны сделать из них (иностранцев-переселенцев) американцев во всех отношениях: по языку, политическим взглядам и принципам, по пониманию и отношению к церкви и государству. Мы приветствуем немца, ирландца, стремящихся стать американцами, но нам не нужно чужеземцев, не желающих отказаться от своей национальности. Нам не нужны немцы-американцы, ирландцы-американцы, образующие особый слой в нашей общественной и политической жизни. Мы никого не можем признавать, кроме американцев…».

Напомним, что особые законы для черного меньшинства были отменены в США лишь в 60-х годах XX в.

Возвращаясь к исходной имперскости Америки, необходимо сопоставить ее с возникшей во второй половине XX в. особой либеральной доктриной, оказавшейся лояльной к прежним имперским установкам. Американский либерализм может сколько угодно излагать свои взгляды, но действовать в реальной политике будет привычный имперский прагматизм. Сохранение этого симбиоза было возможно до тех пор, пока многословие не потребовало хоть каких-то дел. Америка предпочла сбросить эти дела во внешний мир в виде доктрины своей ответственности за распространение свободы в других странах. Экспортный мультикультурализм хлынул прежде всего в Европу, подкрепляя европейские правозащитные традиции в пользу этнических меньшинств. На волне денацификации доктрина «прав человека» была внедрена в Европу в той форме, которая позволила формировать внутри сложившихся европейских наций нелояльные к ним этнические диаспоры. Именно этим европейским этническим интернационалом была доведена до реализации концепция «Европы регионов», которая фактически подорвала национальную государственность. «Европа Отечеств» еще сопротивляется, пытается выстроить хотя бы внешний пограничный контур в рамках Шенгенских соглашений, но все более и более уступает давлению диаспор.

К чему же пришли США, столь активно внедрявшие идеи раскола в Европе? Вот слова одного из ведущих американских аналитиков – бывшего председателя Национального совета по разведке ЦРУ Грехема Фуллера: «Современный мировой порядок существующих государственных границ, проведенных с минимальным учетом этнических и культурных пожеланий живущего в пределах этих границ населения, ныне в своей основе устарел. Поднимающиеся силы национализма и культурного самоутверждения уже изготовились, чтобы утвердить себя. Государства, неспособные удовлетворить компенсацию прошлых обид и будущих ожиданий, обречены на разрушение. Не современное государство-нация, а определяющая себя сама этническая группа станет основным строительным материалом грядущего международного порядка». «Хотя националистическое государство представляет собой менее просвещенную форму социальной организации с политической, культурной, социальной и экономической точек зрения, чем мультиэтническое государство, его приход и господство попросту неизбежны».

Ведущие американские аналитики прогнозируют дробление национальных государств на этнические микрогосударства. Специальная аналитическая группа при европейском отделении ООН в Женеве объявила, что через 25 лет в мире может быть уже не две с половиной сотни государств, а вдвое больше. Как мы понимаем, стертая в мелкую этническую пыль государственность будет заменена глобальным управлением невидимого мирового правительства, действующего как секта людей-коктейлей с доктриной собственной избранности и божественной предназначенности повелевать историческими нациями. И этот чудовищный проект бьет, прежде всего, по крупным национальным организмам. Не останется в стороне от этого процесса и Америка.

Уже сегодня в США возникла возможность самой настоящей этнической войны. Аналитические издания прямо фиксировали особую роль этнических меньшинств, которые смогли противопоставить ассимиляционному давлению американского государства свои собственные интересы. Диаспоры перестали ассимилироваться и постепенно превращались в локальные сообщества, которые с приходом к власти администрации президента Уильяма Клинтона в 1993 г. получили политическое подкрепление своему обособленному, сепаратному существованию. Клинтон призвал забыть о прежнем «плавильном тигле» и провозгласил политику мультикультурализма.

В 1910 г. в США проживало 14,7 % лиц, родившихся в других странах. В 1970 г. этот показатель составлял 4,8 %., а к 1995 г. он снова вырос и достиг уровня 8,8 %, около 23 млн. человек. Четверть из них родилась в Мексике, около миллиона – на Филиппинах. Латиноамериканцы составляют сейчас самое крупное меньшинство в США, 16,7 % населения в 2011 году. Данные переписи также указывают, что афроамериканцы составляют второе по величине в США меньшинство, численностью 43,9 млн. в 2011 году. К 2050 г. латинос будут составлять четвертую часть населения США. Удельный вес азиатов в населении в 2050 г. вырастет до 8,2 %. Неиспаноязычные белые, на долю которых еще недавно приходилось почти три четверти населения, к 2030 г. будут составлять менее 61 % населения, а в 2050 г. – лишь немногим более половины.

Если Советский Союз с его доктриной «дружбы народов» не смог ничего противопоставить кланам этнических меньшинств и субэтносов, и был растащен на удельные княжества, то в США англосаксонское большинство вместе с мощными экономическими группировками вовремя почувствовало опасность разрушения единого гражданского самосознания и буквально вырвало из лап демократической партии победу на президентских выборах 2000 г. Президент Буш-младший вновь начал восстанавливать концепцию «плавильного тигля» или хотя бы «салатницы», где этнические группы если и не переплавлены, то хотя бы не создают этнополитических анклавов. Вместе их удерживает «гражданская религия» (секуляризированная имперская доктрина) и экономический интерес (поддержание неэквивалентного обмена с остальным миром). При этом гражданское равенство обыденной жизни широких слоев населения сочетается с подчеркнутой элитарностью в различных секторах управления государством и экономикой, где определенная этничность – негласно существующий пропуск в тот или иной закрытый клуб.

К аналогичной политике могла бы перейти Европа, которая все больше становится мусульманской территорией. Во Франции уже свыше 5 млн. мусульман, оказывающих влияние на политический выбор французов (в 2002 г. на их поддержку опирался Жак Ширак, выступая против Ле Пена), в Германии – около 2 млн., в Нидерландах – более полумиллиона, в Италии – примерно столько же, в Греции – около 300 тыс., в Бельгии 250–300 тыс. И это без учета нелегальной миграции, приобретающей все больший размах. В приведенных цифрах также не учтена албанская составляющая, носящая агрессивный характер и целенаправленно использующая в целях расширения своего влияния преступный бизнес – оборот оружия и наркотиков.

Перед западноевропейскими странами стоит вопрос адаптации и ассимиляции потока иммигрантов и их стремительно умножающегося потомства. Изгойство иммигрантов оказывается для них объединяющим и мобилизующим, а потому и желанным фактором. Миграционное общество готово жить по европейским экономическим законам, но отказывается принимать европейскую культуру. Европа пока не нашла ответа на этот этнический паразитизм. Но практически во всех европейских государствах возникли сильные политические объединения, ставящие одной из ключевых задач закрытие границ для беспрепятственного въезда иностранцев из Африки и Азии. Эта позиция нашла понимание у избирателей, и у сторонников сохранения национального государства возникли свои парламентские фракции, порой вторые-третьи по численности.

Теоретической проблемой в этой области является проведение разделительной линии между государствообразующим народом-нацией и национальными меньшинствами. При том, что проблеме равноправия национальных меньшинств и иммигрантов уделено огромное внимание, власти в европейских государствах (включая Россию) делают вид, что проблема настолько сложна, что практически неразрешима.

На самом деле все достаточно просто: нациями являются те этнополитические группы, которые не утратили памяти о своей прежней государственности и желания иметь его в будущем. Те же, кто получил государственные институты в результате исторического курьеза (например, советские прибалты), могут стать нациями когда-нибудь, но пока таковыми не являются. Соответственно, те, кто не имеет и не имел своей государственности, не могут претендовать на статус нации до тех пор, пока данное положение не изменится в силу очередного исторического курьеза. Здравая национальная политика должна всячески избегать этих курьезов, чтобы нынешние нации сохранялись, а новые не появлялись. И тогда мы будем иметь дело только с этносепаратизмом, который стоит подавлять только средствами уголовного права. И не останется никаких соблазнов объявлять какой-либо народ «многонациональным».

Другой проблемой – не столько теоретической, сколько политической – является новая форма образования наций, наметившаяся в современном мире. Интегрирующиеся в коммуникативных пространствах меньшинства могут составить виртуальную нацию, которая окажется серьезным соперником государствам-нациям. Современные империи и современные национализмы становятся электронной (основанной на электронных СМИ) формой национально-государственного мифа. Теперь это круг дистанционного общения, а не реальное сообщество. Виртуальность настолько занимает мозги, что противопоставляет человека реальным проблемам, связанным с повседневным общением с окружающими людьми.

Унификация потребления и личная культурная анонимность побуждают людей искать своей идентичности, обращаясь к прошлому и отправляясь на поиски духовного братства, которое современное государство не желает создавать. Исчезающие политии заменяются этниями без территориальной определенности. Международный терроризм и связанный с ним религиозный фундаментализм – лишь начало этого процесса образования виртуальных культурных наций. Современный либеральный мир и джихад исламских фундаменталистов – две стороны одной и той же медали.

Государство-нация может противопоставить этой виртуальной консолидации, рано или поздно собирающейся предъявлять претензии на политические права и политическое влияние, собственную виртуальную стратегию – распространить свою культурную экспансию на весь мир, и доступными методами как только возможно сократить воздействие на своих граждан виртуальных практик, возбуждающих этнические мифы. Национальные меньшинства должны быть размещены в информационных резервациях, выход из которых позволен только через усвоение общенациональной (имперской) культуры. Национально-культурная автономия, получающая право голоса в общении с государством и бюджетное финансирование (что заведено в России сегодня), – опасная уступка этницизму.