Текст книги "Миграционный потоп. Закат Европы и будущее России"

Особенностью условий для реализации прежних советских установок стало образование новой периферии вокруг Российской Федерации, претерпевающей стремительную дерусификацию. Уступив в своих границах несколько столетий, Россия обрекла западных славян на растворение в Западе, фактически позволив обратить вспять также и процесс русификации своих западных областей. Еще более удалившаяся славянская периферия и вовсе потеряла ощущение связи со своим цивилизационным центром. Русское пространство съежилось в самой России – вслед за сужением ареала распространения идеи славянского единства.

В этнополитической доктрине ельцинской эпохи были восстановлены принципы, которые официальная пропаганда советского времени не востребовала из наследия большевиков. Наиболее ярким проявлением этой преемственности была организация кампании борьбы с «русским фашизмом». Аналогичное проявление – вспыхнувшая было кампания в пользу необязательности русского языка в новой местной системе образования, вводимой под предлогом реализации принципа ненасилия и соблюдения прав на обучение на национальном языке.

Основной чертой этнополитики ельцинизма был переход к рассмотрению русских как этноса (а не суперэтноса и не нации) – то есть, однородного племенного образования, отличающегося от прочих племен только своей численностью (последнее, правда, никогда не принималось во внимание). Новым явлением стала открытая консолидация этнических элит в борьбе за привилегии, образование «интернационалов» национальных меньшинств без участия русского народа (Миннац, Комитет ГД по делам национальностей, Ассамблея народов России и др.). Законодательство предоставило легальные возможности для этнического обособления, проводимого за счет бюджетных средств (система национально-культурных автономий).

Ельцинизм привел к болезненному обострению этнического самосознания и тяжелейшим межэтническим конфликтам, возникновению этнического паразитизма – набора необоснованных привилегий, которыми наделяются национальные меньшинства в сравнении с русским большинством; подавлению всех проявлений русскости, утрате образа страны, распаду власти и «верхов» общества на клановые группировки (в значительной степени имеющие этнический характер).

Доктрина этнополитики ельцинской России опиралась на ряд базовых принципов, которые были реализованы в рамках достаточно узких возможностей кризисного периода и, главное, официально признаны как руководство к действию в стратегической перспективе:

• свобода самовыражения духовно-нравственной (культурной) самобытности;

• право на образование на национальном языке;

• право на преодоление последствий ранее до пущенных дискриминаций по национальному признаку (реабилитация и компенсация за депортации и репрессии);

• равные права народов при различных формах их конституционного самоопределения с обязательным условием сохранения целостности российского государства;

• равная суверенность и ответственность республик, краев, областей и национальных автономий при сохранении традиционного статуса вхождения в Федерацию, многоуровневая государственность;

• государственная поддержка малочисленных народов;

• право этих народов на свободное распоряжение природными богатствами и ресурсами;

• квотное представительство «основных национальностей» в представительных органах, расширение присутствия этнических меньшинств в высших эшелонах власти, в правительстве, дипломатическом корпусе, в армейском руководстве;

• право на судебное расследование с учетом национально-языковых особенностей.

Анализирую этнополитику ельцинского периода, мы должны исходить из того, что любая политическая программа исполняется не буквально. Она лишь вызывает к жизни определенные архетипы (которые при отсутствии данной программы могут в течение длительного времени находиться как бы в «замороженном» виде) или политическую практику реализации групповых интересов.

Право на преодоление допущенной дискриминации по этническому признаку всегда может быть интерпретировано как оправдание дискриминации по отношению к людям, не имевшим никакого отношения к прежним конфликтам между властями и этносом. Тогда равенство прав народов нарушает равенство прав граждан. Даже незначительный дисбаланс здесь может стать источником политического капитала определенной части властных и околовластных этнических группировок, разжигающих вражду между народами.

Неверно интерпретированный тезис о поддержке малых народов может ущемить права остальных народов России. Например, свободное использование природных ресурсов малыми народами может приводить к распродаже национального достояния за пустяковые услуги авантюристов. Внедрение этнических меньшинств в органы власти нарушает естественно складывающееся представительство.

Допустим, что начинает реализоваться программа обеспечения свободы выражения этнической самобытности. Самобытность тут же совпадет с пренебрежением к общенациональному укладу, отказом принимать нормы поведения, принятые в ведущем общенациональном типе культуры. И тогда мы видим на среднерусских базарах армию торговцев с Кавказа и из Средней Азии, плохо понимающих по-русски, пренебрегающих традиционным укладом местного населения и создающих криминальные сообщества по принципу этнической солидарности.

По тем же самым причинам право на образование на национальном языке при хроническом дефиците средств на общенациональную программу образования сплошь и рядом будет реализовано как право навязывать образование именно на языке «титульного» этноса при ущемлении права получать образование на государственном языке. Данное положение наблюдается в ряде внутренних российских республик, где произошло сокращение русских школ и введение «двуязычия», а местный язык навязывается в ущерб изучению европейских языков. Здесь этницистами использована методика прежней власти – «удовлетворение все более растущих потребностей». В данном случае речь идет о мощно заявляющих о себе потребностях локального значения, отнимающих ресурсы у общенациональных образовательных программ.

Межнационалы-сепаратисты предлагают для России в качестве основной формы сосуществования народов ни много, ни мало – двуязычие и даже многоязычие. То бишь каждый гражданин России должен знать два и более языка. В принципе, тезис кажется привлекательным. Но есть ли на это силы, возможности? По всей видимости, ответ напрашивается сам собой: в сегодняшних условиях Россия не может превратиться в страну полиглотов, освоивших «титульные языки», пригодные лишь для бытового общения среди ограниченного круга лиц. Поэтому изобретается особый способ насильственного внедрения многоязычия – создание привилегий «титульным» этносам при избрании на выборные должности. Такой привилегией становится знание «титульного» языка.

Этносепаратистами была прописана целая система мер, в значительной степени укоренившаяся как образец, к которому государственная политика должна стремиться: отказ от приоритета развития одних языков (читай – русского языка) за счет других, оказание помощи «потенциально слабым языкам», придание статуса государственного языка языку «титульной нации», создание языковых резерваций для дошкольников, поддержка языков этнических диаспор за счет сотрудничества «суверенных республик» и т. д. Все это вошло в практику ельцинской России.

«Этнополитика: от теории к практике», 2001

Регулирование миграции

Весь XX век развитие России происходило при полном пренебрежении к человеческому факторы – не в части формирования мировоззренческого облика гражданина (с этим, можно сказать, усилия правящих слоев были даже избыточными), а в самом что ни на есть простейшем смысле экономии «человеческого материала». Пренебрежение к высказанному еще Ломоносовым принципу «величие России состоит в сбережении и размножении русского народа» носило последовательный характер – политические режимы никогда не считались с жертвами и не интересовались численностью будущих поколений.

Либеральная демократия, сменившая коммунистическую перестройку, несмотря на декларации, полностью следовала своим предшественникам в вопросе воспроизводства «человеческого материала». И только перешагнув в XXI век, российские власти вдруг озаботились вопросом о том, кто же будет через несколько лет служить в армии, милиции, работать на производстве?

Ответ на этот вопрос, очевидно, лежал в сфере миграции, здравоохранения и демографии. И вот тут-то оказалось, что идеологические догмы, которые за десятилетие стали привычными и превратились в риторические клише, входят в противоречие с самыми элементарными принципами выживания нации. Действительно, если предоставить нынешним процессам спонтанно развиваться, можно без труда видеть результат – исчезновения народа, а вместе с ним и государства уже через несколько десятилетий. Соответственно, центры принятия решений были озадачены и попытались найти наиболее эффективные решения, которые одновременно лежали бы в плоскости либеральной доктрины.

Тем не менее, даже поверхностный анализ ситуации показал, что простое стимулирование въезда рабочей силы в Россию и не требуется. Мигранты, переплетенные с криминалом, легко проникают в Россию, как незадолго до этого без труда осваивали российский рынок всякого рода международные авантюристы. Захватив пространство русского бизнеса, внешняя экспансия начала осваивать российский рынок труда. Возникающие диспропорции в этническом составе населения породили волну преступности и стали предметом головной боли правоохранительных органов.

Так возник первый феномен «расщепленного сознания»: одной рукой власти опускают железный занавес, чтобы не допустить превращения России в проходной двор, другой – планируют массовый завоз рабочей силы из-за рубежа.

Заместитель министра внутренних дел РФ, начальник ФМС МВД генерал-полковник Андрей Черненко сказал: «Россия не может и дальше принимать всех, кого угодно». Но одновременно огласил две задачи, стоящие перед властью: «Первая – создать благоприятный климат для привлечения в Россию толковых голов и умелых рук. Мы также будем принимать тех, кто захочет приехать к нам учиться или лечиться. Вторая задача – вывести миграционные процессы из-под достаточно жесткого прессинга криминала» («ВЕК» № 9, 01–08 март, 2002).

Вместе с тем, Администрация Президента внесла в Думу и инициировала принятие такого закона о гражданстве Российской Федерации, который ровным счетом не содержал никакого дифференцирующего фактора – за исключением теста на знание русского языка, который должен быть разработан и внедрен исполнительной властью. Таким образом, железный занавес упал. Но ненадолго – до той поры, пока не начнется новая кампания по его приподниманию. И результат будет такой же, как писал Солженицын: под приподнятый занавес начнет просачиваться «болотная жижа».

Второй феномен расщепленного сознания проявился в попытках исполнительной власти отреагировать на тревогу президента по поводу демографической ситуации, высказанную им в послании Федеральному Собранию еще в 2000 году. Но поскольку даже такое вмешательство в «естественные процессы», как восстановление налога на бездетность, для либерального сознания является посягательством на святые права личности, все свелось к созданию очередной комиссии, которая потратила целый год, чтобы прийти к давно известным выводам. Тем временем демографический потенциал, оцененный по численности 10-летних детей, как указывает исследователь В. А. Башлачев, у русских снизился до уровня времен Крымской войны (притом рождаемость в сравнении с этим периодом упала в несколько раз). Нарастает демографический «навес» со стороны наших южных соседей и стремительно перекашивается этнодемографический баланс в целом ряде регионов. Конфликты не за горами. Власть это знает, но ничего поделать не может – не может переступить догматических установлений.

Единственным средством решения демографической проблемы, которое так или иначе высказывается государственными мужами, стало привлечение иностранной рабочей силы. Вместе с тем, стратегическая линия на решение социально-демографических проблем России за счет ввоза дешевой рабочей силы требует всяческого порицания. Поскольку наша страна при таком подходе лишается каких-либо перспектив – из нее уезжают наиболее квалифицированные, образованные кадры, а в нее едут наименее квалифицированные. Размывается также и собственное лицо России, своеобразное не только культурным наследием, но и определенными антропологическими типами.

Третьим примером расщепленного сознания власти является отношение к внутренней миграции. Согласно либеральным принципам, личность, как и капитал, должна быть освобождена от какого бы то ни было регулирующего воздействия. Поэтому долгие годы власть никак не реагировала на фактический исход русского населения с Северного Кавказа, из районов Севера, из Сибири и с Дальнего Востока. «Надо что-то делать!» – вот беспомощный императив поведения власти.

Уже звучит вывод о том, что русские до сих пор выполняли на Кавказе роль стабилизатора и были наиболее квалифицированной рабочей силой, а действий до сих пор нет. Уже ставятся задачи по возвращению русских беженцев в Чечню, но никаких серьезных шагов в этом направлении не предпринимается. Потому что другая часть властного «мозга» предпочитает не видеть разницы между гражданами различной этнической принадлежности и не понимать роли того или иного народа в многонародном российской социуме.

Наконец, четвертый пример – вероятно, самый яркий. Одной половиной своего «мозга» власть понимает культурную общность русских, видит дискриминацию русских в бывших союзных республиках и наблюдает многомиллионный приток русских беженцев и переселенцев. От этого возникает желание провести Конгресс соотечественников и заявить о едином народе, для которого Россия – Отечество. Но другая часть властного «мозга» убеждена, что людей нельзя делить по этническому признаку, а это значит – отказ видеть этнополитические процессы и русскую цивилизацию, выходящую за пределы России. Поэтому русским переселенцам, несмотря ни на что, не оказывается никакой существенной помощи, их в России никто не ждал и не ждет. Вместо глубокой и принципиальной реформы Миннаца, его просто упраздняют, образуя аппарат министра по делам национальностей, во главе которого ставится В. Зорин, причастный к торможению разработки основ национальной политики на посту председателя профильного комитета Госдумы. А в МИДе создается новый департамент, которому назначено работать с зарубежными соотечественниками – то есть, тратить как-нибудь выделенные из бюджета скудные средства. Плачевный итог такого рода администрирования виден на примере Федеральной миграционной службы, которая фактически стала орудием бюрократии против десятка миллионов наших соотечественников переселившихся в Россию за истекшее десятилетие.

Для преодоления взаимоисключающих подходов – идеологизированного и прагматического – необходимо соединить идеологию и практику национально-государственного строительства. Для этого сначала придется признать необходимость регулирования внешних и внутренних миграционных потоков. Такое регулирование требуется в связи с а) превращением России в перевалочную базу для незаконных мигрантов, б) нарастанием социальных и национальных диспропорций, грозящих опасными конфликтами в зонах массированного притока иммигрантов, в) демографическим кризисом, г) исходом населения из мест со сложными климатическими условиями и из зон конфликтов.

К сожалению, признание очевидных побудительных мотивов к созданию жесткого миграционного законодательства наталкивается на идеологизированную интерпретацию положения Конституции о праве для законно находящихся на территории РФ на свободу передвижения, пребывания и жительства (ст. 27). Данная норма при этом рассматривается в отрыве от других норм и основополагающих целей Конституции – обеспечения прав граждан (не только мигрирующего, но и оседлого населения) и обеспечения жизнеспособности государства.

Непродуктивность расширительных трактовок Конституции, конечно же, дает бюрократии возможность произвольных действий по созданию всякого рода частных дискриминирующих правил – изменчивых и не обращенных на пользу государству и обществу. Бюрократия способна интерпретировать возникновение любого шлагбаума как наступления на права человека (если это соответствует целям той или иной чиновничьей корпорации) или же, напротив, проводить всевозможные административные «огораживания», создавая массу препятствий на пути движения интеллекта, информации, рабочей силы и капитала. А более всего – в создании сети местных политий, формирующих гражданское общество, столь нелюбезное душе чиновника своей самостоятельностью и независимостью от выдуманных инструкций и распоряжений.

Отсюда возникает вторая задача в области регулирования миграционных процессов, связанная с созданием такого законодательства, в котором не было бы «дыр», заполняемых административным произволом и бюрократической инструкцией. Это требует создания законов соответствующего объема, где прописаны все мыслимые детали и процедуры и минимизирована роль чиновника. Ставшее уже традиционным перекладывание детализации на органы власти субъектов Федерации размывает единство власти и создает хаос в правовом статусе гражданина, иностранца, мигранта и т. д.

Третья посылка, которой необходимо следовать, состоит в очевидности деления миграционных процессов на желательные (которые следует стимулировать и ограждать от всякого рода административных препятствий) и нежелательные (которым необходимо противодействовать). Принятое в прежние времена упование на спонтанные процессы самоорганизации придется оставить, если мы не хотим загубить страну, которая и помимо миграционных процессов испытывает давления целого ряда крайне опасных факторов. Необходимо четко разделить внешние и внутренние миграционные процессы, а также миграционные процессы, в которые втянуты по-своему граждане России, российские соотечественники и иностранцы.

Иммиграция в Российскую Федерацию должна быть ограничена как по общим основаниям (судимость, опасные болезни, участие в экстремистских организациях, участие в шпионской деятельности против России и т. п.), так и по основаниям, которые могут меняться в зависимости от социально-экономического и политического положения, сложившегося на территории РФ в данный момент. Комплекс регулирующих норм, связанных с изменчивыми условиями, необходим в связи с а) возможным ростом социально-экономической напряженности (например, захват иммигрантами определенных сфер экономической деятельности, конкуренция с коренным населением), б) возможной направленной иммиграцией лиц определенной этнической принадлежности, приводящей к этнополитической дестабилизации (сегодня – Краснодарский край, Астраханская область, Дальний Восток, Москва и Подмосковье).

Законодательство должно предусматривать:

а) принципы квотирования въезда иммигрантов из определенных стран («грубое» регулирование – на пример, упрощение въезда из Белоруссии, Украины, Прибалтики и усложнение въезда из других стран);

б) принципы, связанные с перспективами культурной адаптации иммигрантов (ограничение въезда в РФ лиц, плохо владеющих русским языком, введение теста по русскому языку не только для целей принятия гражданства);

в) принципы зонирования территории РФ для преимущественного приема трудовых мигрантов (ограничение места жительства определенными территориальными зонами с сохранением свободы перемещения в рамках этих зон);

г) принципы профессиональной специализации (ограничение для иммигрантов сферы деятельности – прежде всего, в области предпринимательской и общественной деятельности).

Знание русского языка должно быть важнейшим условием для длительного пребывания на территории России, а в особенности – для занятия определенными видами деятельности, где присутствует интенсивная межличностная коммуникация (например, в сфере торговли, образования, обслуживания, средств информации, общественной деятельности и т. п.). Введение теста по русскому языку для всех иммигрантов способствовало бы развитию русского языка за рубежом.

Наиболее существенной проблемой миграционного регулирования (и всего комплекса существующего и готовящегося в данной области законодательства) является его преимущественно запретительный характер и полное отсутствие стимулирующих механизмов. Это приводит к тому, что Россия перестает быть привлекательной для иммигрантов, присутствие которых на территории России желательно (высококвалифицированных и образованных кадров, с одной стороны, и работников непрестижных и низкооплачиваемых профессий – с другой), а в сфере внутренней миграции – к отсутствию перспектив заселения малозаселенных и слабоосвоенных территорий.

Увы, российское законодательство на сегодня практически полностью освобождено от намеченной еще совсем недавно стратегической линии на поддержание связей России с зарубежными соотечественниками, которые для нашей страны являются наиболее желательными иммигрантами – хорошо владеют русским языком, обычно обладают высоким уровнем образования, способны на быструю адаптацию на новом месте жительства. Между тем, принцип разделения подходов к желательной и нежелательной миграции требует все миграционное законодательство насытить нормами, связанными с особым положением зарубежных соотечественников, для которых иммиграционные барьеры должны быть самыми незначительными или вовсе отсутствовать. Более того, следовало бы предусмотреть определенные преимущества переселившихся в Россию соотечественников в получении гражданства (должно происходить автоматически – в заявительном порядке), в получении льгот и средств, связанных с обустройством (приоритет выделения средств из бюджетов всех уровней), в специальных мерах по защите от административного произвола на местах.

Не всякий иммигрант должен иметь в перспективе постоянное место жительства в России, а тем более – становиться ее гражданином. Постоянное место жительства и гражданство должны предоставляться либо лицам, имеющим статус зарубежного соотечественника, либо имеющим особые заслуги перед Российским государством. Все прочие мигранты должны возвращаться на родину через определенный (достаточно непродолжительный) срок, если нет оснований для постоянного проживания в России. Еще более жесткий порядок должен вводиться для сезонных рабочих (например, приезжающих на летний сезон строительных работ); и особые ограничения – для туристов и лиц, посещающих Россию с краткосрочным визитом.

К сожалению, в процессе работы над Концепцией миграционной политики РФ в Администрации Президента из нее были выброшены положения о Генеральной схеме расселения на территории РФ и квотирования расселения по субъектам РФ.

Четвертая посылка, которую никак нельзя игнорировать, состоит в приоритете оседлого населения перед мигрантами (в случае, если речь идет о социально, экономически и этнически стабильных поселениях и территориях). Именно мигранты должны предпринимать усилия для адаптации к жизни в России, в избранном месте проживания, а не оседлое население подстраиваться под интересы мигрантов и учиться «толерантности» (как это требуют иные законопроекты и концепции).

Удивительно, но низкая интенсивность внутренней миграции порой признается как негативный фактор. Мол, внутренняя миграция всегда прогрессивна, и она должна следовать задачам создания новых производственных мощностей. В частности, ставится задача ликвидации «нереализованного миграционного потенциала» в сельской местности, вместо того чтобы строить экономическую стратегию, исходя из сложившейся картины расселения людей, задач поддержания традиционно сложившихся поселений. Возможно, такой неразумный подход формируется под влиянием идеализации американского сверхмобильного рынка труда специалистов-кочевников, постоянно меняющих место жительства.

Здесь следует знать меру, вне пределов которой внутренняя миграция, обеспечивающая также коммуникацию, необходимую для существования политической нации, превращается в хаос, перемешивающий локальные сообщества и фактически убивающий их.

Задача сохранения России как своеобразного «концерта» этнических культур и антропологических типов (составляющих национально-культурную самобытность России) требует признания этого своеобразия в качестве объекта для защиты от размывания и искажения. Если в этой области предоставить ситуации развиваться без вмешательства государства, она рано или поздно породит жесточайший конфликт с последующим его распадом.

В связи с этим миграционная политика должна быть нацелена на стабилизацию этнического состава Российской Федерации и отдельных ее территорий, отличающихся особым своеобразием. Это позволит реализовать равенство прав граждан независимо от их этнической принадлежности (поскольку это равенство будет поддерживаться местными культурными традициями), а также сохранить самобытность России и народов, традиционно проживающих на ее территории и не имеющих иной государственности, кроме российской.

Последнее требует введения Реестра народов России, который ограничивал бы их «самозарождение», обусловленное определенными политическими амбициями и стремлением приобщиться к вводимым для определенных этнических групп льготам. Классификатор должен делить население Российской Федерации на народы, традиционно живущие на территории России и не имеющие за ее пределами титульной государственности и живущие преимущественно в России; национальные меньшинства – народы, традиционно живущие на территории России, но имеющие за ее пределами титульную государственность или преимущественно живущие в других государствах; и прочие народы. Поддержка переселению в Россию должна оказываться в основном первой категории, в некоторых случаях – второй категории, и никогда – представителям третьей категории.

Вопросы внутренней миграции требуют более подробной классификации первой категории, которая может быть разделена на три подгруппы:

1. Государствообразующий народ, представляющий большинство населения России и определяющий ее культурно-историческую идентичность – русский народ (великороссы, малороссы-украинцы и белорусы российские).

2. Коренные народы – народы, традиционно живущие на территории Российской Федерации, имеющие места компактного проживания и общую численность не менее 50 000 человек.

3. Малые народы – коренные народы России, имеющие численность менее 50 000 человек.

Именно эти подгруппы должны быть внесены в Реестр народов России и защищены миграционным и иным законодательством от размывания, растворения в миграционных потоках.

Следует оговориться, что за народами закрепляются не территории, а земли, и только по границам ареала компактных и длительное время существующих поселений. Якутия не может принадлежать якутам (или «народам саха»). Слабозаселенные пространства, напротив, должны наполняться потоками мигрантов, но с учетом сохранности компактных поселений коренного народа.

Таким образом, сохранение этнического своеобразия России должно не только вернуть в паспорт гражданина России графу «национальная принадлежность», но и перейти к установлению такой принадлежности и введению особого порядка ее изменения. Право на установление национальной принадлежности по имевшим законную силу документам или иными способами для всех граждан России, российских соотечественников за рубежом и мигрантов, въезжающих на территорию России, должно быть гарантировано государством.

Разработав соответствующий процедурный сценарий, государство получит в руки инструмент контроля за собственным состоянием – фактически, возможность осуществлять мониторинг здоровья нации как единого во множестве (а не раздробленного на субъекты Федерации) этнополитического организма.

Таким образом, могут быть введены в действие дифференцирующие факторы, разделяющие мигрантов на желательных и нежелательных, а также выработаны средства защиты традиционного уклада проживания народов России, сформировавших свою особую этнокультурную среду и своеобразное общежитие представителей различных этносов, образующих внятный и устойчивый «портрет» российской нации и российской культуры.

«Национальные интересы», № 2, 2003