Текст книги "Косяк"

– Чем же я могу помочь? – Генри передернул плечом. – Я, как вы знаете, специалист совсем в другой области.

– Это верно, – Дэмпси взглянул на него остро и пронзительно. Длилось это одно мгновение, но Генри успел ощутить волну озноба, прокатившуюся от копчика до затылка. Дэмпси суховато откашлялся, и взор его вновь затуманился, угловатые черты лица натужно изобразили благодушие.

– Может быть, угостите меня виски?

– Разумеется, – Генри воспользовался предлогом, чтобы повернуться к гостю спиной. Не чувствуя на лице серого неприятного взгляда, он испытал облегчение.

Теперь они сидели с рюмками в руках, продолжая свой странный диалог. Причины этой странности Генри не мог бы с точностью объяснить, но что-то не клеилось в их беседе. Между улыбающейся физиономией океанолога и его фразами угадывался некий диссонанс. Генри не знал, почему, но мистер Дэмпси представлялся ему несгораемым сейфом, запертым на прочнейший замок. Интуиция в данном случае опережала логику, и он никак не мог справиться со своей антипатией.

– …Мы занимаемся этой проблемой уже несколько месяцев и до сих пор не понимаем, что могло объединить столь пестрый состав в опасный управляемый монолит.

– Вы говорите, опасный?

– Разумеется, – мистер Дэмпси не спешил глотать виски, смакуя и перекатывая его языком. – В вашем случае это несколько не так, но в целом… Вы же читали об убытках, которые понесли рыболовные фирмы. Есть кое-что и другое.

– Я согласен лишь с тем, что все это загадочно и туманно, но не спешил бы с выводами об опасности.

– Признайтесь, вы ведь устанавливали с ними контакт?

Вопрос прозвучал, как выстрел. На этот раз океанолог смотрел в сторону. Взгляд он, как видно, приберегал напоследок.

– Контакт? – Генри удивился.

– Конечно! Иначе какого черта они стали бы помогать вам?

Тон Генри не понравился.

– Этого я не знаю, – сухо сказал он. – И вообще не слишком понимаю о каком контакте вы тут толкуете.

– Вы уверены в этом? – Дэмпси все-таки пустил в ход свои неприятные глаза, но того пугающего озноба они уже не вызвали. Человек беззащитен, если его застать врасплох. Попробуйте-ка напугать того же человека, настроенного воинственно. Именно так успел настроить себя Генри.

– Абсолютно уверен.

Может быть, Дэмпси почувствовал смену его настроения, а возможно, ощутил резкость собственных интонаций, – во всяком случае рот гостя вновь изогнулся приветливой дугой.

– Поймите, мистер Больсен, поведение косяка неординарно. Мы не в состоянии предсказать, что за этим кроется, а любая неизвестность подобного рода уже сама по себе может представлять угрозу. Разве не так же поступают врачи в отношении неизученных болезней?

– Но рыбы – не болезнь!

– Как знать, мистер Больсен! Как знать… А если это эпидемия? И завтра вы, например, прочтете в газетах уже не об одном косяке, а о двух? А что будет через неделю, через месяц? В интернетовских конференциях уже сейчас проскакивают самые пугающие версии. Есть такой сорт людей, что любит раздувать пожары. А паника – вещь непредсказуемая. Сегодня на морских курортах еще все спокойно, а начитаются подобных новоужасов, и начнется!..

– Насколько я понимаю, до сих пор человечество не очень-то интересовалось своим завтрашним днем.

– Вас устраивает подобное положение дел?

Возразить было нечего.

– Вы должны согласиться, мистер Больсен: ни вы, ни я не ведаем, сколько времени нам отпущено. Что, если это считанные дни? Не мы ли с вами будем ругать себя за то, что и пальцем не пошевелили для предотвращения беды?

– Но почему вы так убеждены в катастрофическом исходе?

– Я отнюдь не убежден, – голос Дэмпси зазвучал мягче. – Но мы должны сделать все от нас зависящее, чтобы беды не произошло. Для этого мы и собираем всюду информацию, обращаясь к всевозможным очевидцам, запрашивая рыболовецкие суда. Согласен, это крохи, но другого нам просто не остается.

– Понимаю, – пробормотал Генри. – Но если бы я мог как-то реально помочь…

– Вы разрешите? – Дэмпси по-хозяйски налил себе еще одну рюмку, пригубив, закрыл глаза. Потом порывисто придвинул кресло поближе к хозяину и доверительным шепотом заговорил: – Вы не знаете всех фактов, мистер Больсен. Неделю назад эти чешуйчатые проказники уничтожили два боевых вертолета. Как вы догадываетесь, очевидно, информация секретная и разглашению не подлежит.

– Но это невозможно! – вырвалось у Генри.

– А возможен тот факт, что косяк уничтожает акул и косаток? Или для вас подобные вещи объяснимы?

– Нет, но согласитесь… Боевые вертолеты – далеко не косатки. Что могут им противопоставить живущие в воде?

– Представьте, то же самое я хотел спросить у вас. – Дэмпси залпом опорожнил рюмку, тяжело зашевелился в кресле. – Неужели у человека, столь сдружившегося с косяком, нет ни одной гипотезы? Признаться, мы надеялись на вас.

– Это нельзя назвать дружбой. Я полагал, что… – Генри смешался. То есть, некоторые свои предположения я уже имел неосторожность изложить журналистам. Если вы следили за прессой, то, должно быть, знаете, чем все кончилось.

Дэмпси энергично кивнул.

– Я в курсе. Газетчики подняли вас на смех. Болтливые недоумки!.. Вам следовало сразу связаться с нами.

– И вы бы поверили мне?

– Кто знает, может быть, и да. Такая уж у нас специфика… Итак, ваши предположения?

– В общем-то, в газетах об этом тоже писали, но… Словом, я подумал, что мозг человека в чем-то идентичен косяковым скоплениям. Любой макроколлектив теоретически в состоянии образовать некую организованную структуру. Пчелиные семьи, муравейники, планктон… В сущности, никто не знает, что такое разум. Мы можем говорить только о логике поведения, а в данном случае определенная логика, без сомнения, присутствует. Ощутив себя единым целым, косяк пытается изменить собственную жизнь. Косатки и акулы – его естественные враги, и он нашел эффективное средство защиты.

– Вы это серьезно?

– То есть?… – Генри опешил. – Но вы же сами хотели, чтобы я поделился своими догадками. Или вы считаете это чушью?

– Никоим образом. Это одна из тех красивых гипотез, в которые очень хочется верить. Кстати сказать, далеко не новая. – Дэмпси расстегнул ворот рубахи. – Довольно жарко у вас. М-да… Так вот, мистер Больсен, истина куда более прозаична, чем кажется на первый взгляд. Человечество излишне романтично. Оно смотрит на звезды, когда следовало бы повнимательнее взглянуть себе под ноги. Так было всегда, так скорее всего обстоит дело и сейчас. Я спрашивал о ваших ощущениях – и спрашивал не из пустого любопытства. Мы предполагаем некий психоконтакт между человеком и косяком. Если мы правы, то в этом и кроется разгадка.

– Не совсем понимаю вас…

Дэмпси с усмешкой растер ладонью массивную шею.

– Вы знакомы с основами дрессировки? Я имею в виду методы воздействия на объект, теорию привития рефлексов.

– Вы считаете это возможным по отношению к рыбам?

– Я допускаю, что это вероятно. То есть, конечно, методы здесь несколько отличны от цирковых, но тем не менее в основе своей это та же дрессура с косвенной реакцией на боль и искомым результатом подчинения. Вы, должно быть, знаете, что морские обитатели чрезвычайно чувствительны ко всяческого рода полям. Вот вам и хлыст. Таким образом некто, может быть, даже целое государство достигло определенных результатов в возможности манипулировать рыбьими сообществами.

– Но причем здесь психоконтакт?

Дэмпси с шумом втянул в себя воздух.

– Видите ли, мистер Больсен, манипулирование – вещь достаточно тонкая. Мы плохо себе представляем, чего сумели добиться наши неизвестные изобретатели. Возможно, их успехи куда грандиознее. Кроме того, настораживает ваш случай.

– Я не ощутил никакого психоконтакта.

– Очень может быть, – Дэмпси изучающе поглядел на Генри. – Я ведь уже сказал: манипулирование – вещь достаточно тонкая… Наверное, это не тот вопрос, на который можно ответить сразу. Я предложил бы вам подумать, прислушаться к себе, повспоминать. У вас будет наш телефон, и если что-нибудь приоткроется…

– Я вас понял.

Мистер Дэмпси поднялся.

– В таком случае, на первый раз достаточно. Думаю, мы с вами еще увидимся.

– Возможно.

Генри проводил гостя до двери. Вернувшись в гостиную, вяло опустился в кресло. Пяти минут оказалось довольно, чтобы принять решение. Генри придвинул к себе телефон. К счастью, карточку Джека Барнера Линда предусмотрительно сохранила.

* * *

Они встретились в Мартинсоновском парке возле старого фонтана. На этом настоял Джек Барнер, и, вялым шагом углубляясь в боковую аллею, Генри начинал испытывать смутное раздражение. Так было всегда. Период угрюмой замкнутости, казалось, миновал, но после разговора с Дэмпси мир вновь окрасился в подозрительные тона. Генри Больсен не умел жить по-иному. Середины, с которой мирилась Линда, для него не существовало. Он мог относиться к людям только хорошо или только плохо, подобно цветку, раскрываясь навстречу солнцу и смыкая лепестки при малейшем дуновении холода. Собственная непоследовательность приводила его в ярость, но он ничего не мог с этим поделать. Кроме того, Генри принадлежал к тому редкому сорту людей, которые, получив пощечину утром, лишь к вечеру начинают сжимать кулаки. Он не был тугодумом, но в отношении к людям перестраивался крайне тяжело. Нечто похожее происходило с ним и сейчас. Недоумение от вопросов внезапного гостя постепенно переросло в раздражение. Ему вновь дали понять, что мир, окружающий его, значительно сложнее. Мир этот жил по своим таинственным и многозначительным правилам, правилам жестоким, вынуждающим защищаться, и чего-то он снова не понимал, а, не понимая, злился…

– Мы что, играем в шпионов? – Генри плюхнулся на скамью рядом с Барнером. Тот сидел, нахохлившись, натянув на лоб широкополую шляпу.

– Я думал, вас это позабавит, – Барнер стянул с головы шляпу и виновато улыбнулся.

– Разве мы не могли побеседовать по телефону?

– Разумеется, могли. Но, честно говоря, не люблю подобных бесед. Телефон – это что-то вроде звукового телеграфа. Он требует лаконичности, а наш разговор, по-моему, не из таких. Или я ошибаюсь?

Генри промолчал.

– Уверен, вы только что подумали о женщинах, – Барнер приподнял руки. – Согласен. Они действительно захватили изобретение мистера Белла, но первоначально телефон принадлежал не им. Он был создан исключительно для деловых людей…

– Это вы и хотели мне сообщить?

– Да нет же – наоборот, я хотел послушать вас! – Барнер изобразил на лице удивление. – Что, черт побери, с вами стряслось? Поссорились дома? Или я не угодил вам статьей?

Генри смутился.

– Извините. Просто иногда находит… А за статью я, конечно, благодарен.

– Вы отказались дать интервью, поэтому я не предлагаю гонорар.

– Мне это и не нужно.

– Хорошо, тогда приступим к делу. – Барнер закинул ногу на ногу и обхватил колено руками. – Вы сообщили мне, что вас посетил работник службы безопасности. Я правильно понял?

– Мне показалось… – Генри опустил глаза. Черт возьми, он снова угодил впросак! Только сейчас ему пришло в голову, что в отношении мистера Дэмпси он вполне мог и ошибаться. С чего он взял, что «океанолог» работает на службу безопасности? Слепая догадка?… Но ведь Барнер ждет от него другого.

– Не знаю. Возможно, это и не так, но он показался мне подозрительным.

– Он был без оружия?

– Я не заметил.

– Но он показывал вам какие-нибудь документы? Права, удостоверение?

– Только визитную карточку.

– Понятно… – Барнер произнес это таким тоном, что Генри тотчас разозлился.

– Может быть, я недотепа, – пусть! Но своим глазам я пока еще верю. Он не был тем, за кого себя выдавал.

– Почему вы так решили?

– Разные несущественные детали. Блеск глаз, манеры… В отличие от большинства людей я придаю им куда большее значение. Как человек встал, поздоровался, задал вопрос… Кстати сказать, вопросы этого человека практически не касались океанологии, хотя он и старался придать им некую специальную окраску. Кроме того, у него отвратительные глаза, неприятная мимика – словом, он совершенно не походит на ученого.

Барнер задумчиво покачивал головой.

– Мистер Больсен, – вкрадчиво спросил он, – вы считаете себя наблюдательным человеком?

Генри стиснул зубы. С таким же успехом его могли спросить, считает ли он себя дураком. Этот Барнер был не просто говорлив, он умел выворачивать людей наизнанку.

– Да, я считаю себя наблюдательным человеком, – с вызовом ответил Генри.

– Прекрасно, – журналист улыбнулся. – Вероятно, я понимаю, что вы имеете в виду. Жесты, мимика, манера беседовать… Отчасти и мне это знакомо. Господа из службы безопасности не умеют беседовать. Обычно они спрашивают, а допрос и беседа – это далеко не одно и то же.

Барнер угодил в точку. Обдумав сказанное, Генри вынужден был кивнуть.

– Возможно, эту разницу я и ощутил.

– Скорее всего… Что-то затевается на океанских просторах, – тихо проговорил Барнер. – Что-то более серьезное, нежели обычная шумиха вокруг думающих рыб. Теперь я почти не сомневаюсь, что здесь задействованы и военные.

– Военные?

– Да. Я пробовал что-нибудь разузнать о сбитых вертолетах, но информация действительно секретная. Я чуть было не попался.

– Во что же это все выльется?

– Детский вопрос, – Барнер усмехнулся. – И как на всякий детский вопрос, на него нет вразумительного ответа.

– Но вы что-нибудь предпримите?… То есть, я хотел сказать, что был бы признателен, если бы вы держали меня в курсе событий.

– Любопытно?

Генри насупился.

– Скажем так: эта история интересует меня. В конце концов, я тоже оказался замешанным в ней.

– Не спорю, – Барнер оглядел пустынную аллею. – А теперь признайтесь-ка, мистер Больсен, вы ведь что-то скрываете от меня?

Генри поджался.

– О чем вы?

– Да все о том же. Полагаю, если мы действительно единомышленники, то в этом деле между нами должна соблюдаться полная ясность. Служба безопасности не очень-то жалует конкурентов. Если мы будем что-либо скрывать друг от друга…

– Я ничего не скрываю.

– Тогда вам, должно быть, есть что сказать о гипотезе психоконтакта. Дэмпси доверия не заслуживал – это понятно, но возможно, заслуживаю я?

– Господи, до чего вы все похожи!.. Я ведь уже сказал: мне нечего скрывать. Все мои мысли давно стали достоянием гласности, и покончим с этим.

– Покончим, так покончим… Признаться, я надеялся вытянуть из вас чуть больше.

Генри порывисто поднялся.

– Я буду ждать вашего звонка. Если вам удастся что-либо разузнать… В общем вы поняли.

Барнер усмехнулся.

– Хорошо, хорошо. Будем считать, что договор заключен. Я беру вас в связку, хотя, убей меня Бог, не знаю, есть ли в этом какой-нибудь смысл.

– До свидания, – повернувшись, Генри зашагал по аллее.

– Спрашивается, за каким чертом мы оба приперлись сюда? – донеслось ему вслед. Генри не удержался от улыбки. Кажется, Барнер снова начинал ему нравиться.

* * *

Если чужая душа – потемки, то что можно сказать о своей собственной? Разве не то же самое?… Где тот свет, что помогает людям разобраться в себе и своих сокровенных помыслах, позволяет отгадать, кто же они на самом деле – в прошлом, настоящем и будущем?…

Наблюдая за реставрацией экспонатов, Генри то и дело отвлекался. Работа не клеилась. Голоса сослуживцев раздавались где-то вовне, не сразу пробиваясь к его заполненному дымом раздумий сознанию. В сущности и Дэмпси, и Барнер были в чем-то правы. Он не рассказал им всей правды, но не потому что хотел что-либо скрыть, а по той простой причине, что и сам едва догадывался о реальном положении вещей, сомневаясь в собственных ощущениях, не доверяя выводу разума. Спросите человека, за ЧТО он любит то или иное живое существо, и вы наверняка поставите его в тупик. То есть, если он на самом деле любит. И ваше «за что» останется без ответа, несмотря на всю кажущуюся свою простоту. Лишь в мелочах человек ощущает себя хозяином, в вопросах более многослойных он неизменно теряется. Прислушиваясь к себе, Генри отыскивал тот заковыристый пунктик, что не позволял ему забыть случившемся, и крохотный этот нюанс был подобен болту, удерживающему дверь запертой. Следовало подобрать к нему ключ, с силой повернуть в нужную сторону.

Что испытывает потерпевший к спасшим его от гибели? Сердечную привязанность? Формальную благодарность? Или неприязнь за вынужденность долга?… А если в роли спасателей выступают рыбы? Можно ли испытывать все перечисленное по отношению к ним?

И по сию пору Генри видел во снах, как трепещущая серебристая масса окутывает голову акулы, как смыкаются раз за разом тяжелые челюсти, как мутно парят в воде багровые останки маленьких существ.

Когда человека спасают обстоятельства, он склонен возносить хвалу судьбе и небесам. В данном случае адресата Генри просто не знал. Угодившие в засаду волки начинают огрызаться. Но может ли преследуемый по пятам косяк обнаруживать способности серых хищников? Опрошенные Барнером биологи неохотно и вразнобой подтверждали такую догадку. Вероятно, у них не было иного выхода. Их поставили лицом перед фактом. А кроме того они не подрывали научных основ. Все вновь объяснялось инстинктами – этими сложнейшими микропрограммами, повелевающими животным миром на протяжении веков и тысячелетий. Иного этому миру не было дано, и отклик на боль, осмысленное поведение – извините – всегда оставалось привилегией «гомо сапиенс» и никого более… Генри с лихвой поплатился за первое свое интервью. Сейчас он предпочитал помалкивать. Одно дело – обосновать выношенную годами мысль, совсем другое – выказать робкое и неоформившееся чувство, поддержки которому нет ни в себе самом, ни среди окружающих. Он уже знал, как поступают с порывами откровенности, какой бурей смеха встречают оголенную искренность, наперебой и побольней стараясь ее расклевать. Сторонники седых догм никогда не стеснялись в выборе средств. Это ведь только додуматься до такого! Разум в селедочных головах!?… Что за нелепое предположение, что за бредовая блажь!.. Вы поглядите на их невыразительные малоподвижные глаза! Какой, к чертям, разум? Покажите нам хоть одного человека, что мог бы уверовать в подобную глупость!..

Кто получал пощечины от женщин, знает что это такое. Пощечина общества неизмеримо больнее. Поэтому даже наедине с собой Генри продолжал осторожничать. Собственный консерватизм яростно боролся с воображением и памятью, но переубедить себя было не столь уж просто. И он отчаянно боялся того необъяснимого ощущения, что мало-помалу прорастало в нем. Он опасался признаться самому себе, что отныне его судьба и судьба спасшего его косяка повязаны крепчайшими узами.

* * *

Новая встреча состоялась через полторы недели у Барнера на квартире. Кроме журналиста и Генри здесь присутствовал коллега Барнера – некий Легон, философ нетрезвого толка, человек запоминающейся наружности и хриплого непевческого голоса. Лоб его был скошен назад и простирался до самой макушки, волосы топорщились где-то на затылке, и Легон то и дело проглаживал их мягким движением руки. Серые выразительные глаза его близоруко щурились, всякий раз рассматривая собеседника с неизменным удивлением, массивная челюсть находилась в постоянном движении, – в своей прошлой жизни, Легон был убежден, что был жвачным животным. Пьедесталом этой впечатляющей головы служило длинное тощее тело, не признающее чистых рубашек и галстуков, глаженных брюк и глянцевых туфель. Если бы не глубокомысленные речи, Легон запросто сошел бы за выпивоху-докера, только-только вернувшегося домой после трудового дня. Барнер рядом с ним выглядел настоящим аристократом, причесанным и благоухающим, принимающим банку с пивом, словно бокал с шампанским. Беседу, впрочем, они вели на равных, с удовольствием награждая друг друга нелестными эпитетами, гримасами и взмахами рук выказывая полное взаимное небрежение.

– Надо вам сказать, мой друг – большой приверженец авантюр, – хрипло вещал Легон, обращаясь к Генри. – И если бы он подвергал опасности только себя! Так ведь нет! Тащит за собой кого ни попадя! Самым бессовестным образом!.. Советую обратить особое внимание на этот нюанс. Ибо для вас, дорогой мой юноша, он может оказаться роковым.

– Мсье Легон, должно быть запамятовал, что именно «дорогой юноша» оказался инициатором нашего плана, – возразил Барнер.

– Чушь! – Легон сердито отмахнулся. – Все эти уловки я знаю прекрасно. Человеку не обязательно предлагать напрямую, ему нужно лишь слегка намекнуть, что, нисколько не сомневаюсь, ты и проделал без зазрения совести… Да, хмм… Так оно все и было, и не пытайся обмануть старого мудрого Легона.

– По поводу старости я бы не стал возражать, а вот насчет второго мог бы поспорить.

Фыркнув, Легон потянулся за пивом. Пена смочила ему нос, но он даже не позаботился ее вытереть.

– Мне грустно вас слушать, господа. Вы пыжитесь и усердствуете, сами не зная, ради чего. Вы забываете, что жизнь наказывает дерзких. Должно быть, по недомыслию эта самая дерзость вам кажется сейчас героизмом, но на деле это далеко не так.

– Ты упрекаешь нас в дерзости или в недомыслии?

– И в том, и в другом! – Легон с недоумением понюхал опустошенную банку. Багровый нос его явственно шевельнулся. – Задаю элементарный вопрос! Что вы сделаете в первую очередь, ступив на борт судна?

– Нас проверяют, – Барнер с улыбкой подмигнул Генри. – Но мы ведь не ударим лицом в грязь, верно?…

– Я не слышу ответа, – напомнил Легон.

– Ответ прост. Мы поприветствуем капитана корабля и всех его помощников. Поприветствуем самым теплым образом, дабы не вызвать ни малейших подозрений.

– Чепуха! – голова Легона протестующе мотнулась. – Первое, что вы сделаете, это приблизитесь к борту и плюнете вниз. И не пытайтесь возражать. Такова уж наша человеческая суть. Балконы, крыши, мосты – все в этом мире создано для того, чтобы плевать вниз. Высота кружит голову, и с этим, увы, ничего не поделаешь, – Легон с нежностью погладил свой хохолок. – Вот почему я никогда не стану президентом. Ни этой страны, ни какой другой. Слишком высоко, дети мои…

– Думаю, ты не станешь им по другой причине, – с усмешкой ответствовал Барнер. Обратившись к Генри, пояснил: – Наш ценный источник информации предпочитает закапывать талант в землю. Вниз, а не вверх – таков его лозунг, а, как известно, глубь земная – неважный трамплин для карьеры. Бедный болтливый Легон был и будет рядовым журналистом всю свою жизнь.

– Зато бедному и болтливому Легону не придется плевать на головы соотечественников. И эту самую жизнь он с полным основанием назовет честно прожитой.

– Самоуверенность, достойная зависти… – Барнер снова обратился к Генри. – Между нами говоря, фраза про талант, зарываемый якобы в землю, принадлежит ему. Он твердил ее столь часто, что люди поневоле стали ему верить. Воистину наш бедный Легон наделен силой убеждать – даже когда убеждает в самом фантастическом.

– Зависть… – вздохнул Легон. – Самое черное из чувств…

– То есть тупицей его, вероятно, не назовешь, – продолжал Барнер как ни в чем не бывало, – но что касается таланта, извините меня, это явный перебор. В его годы пора бы знать, что талант – это не потенциальные возможности, а результат. Гений живет в каждом третьем из нас, но реализуется лишь раз на миллион. А значит… Ты догадываешься, Легон, о чем я? Нет? Я так и думал. Так вот, это значит, что талант – это еще и грандиозный труд.

– Труд… – Легон хмыкнул. – Утешение сирых и серых.

– Вот-вот! – Барнер хлопнул ладонью по колену. – И он же еще рассуждает о высоте и плевках. Гордое недоступное изваяние!.. Взял, да окатил всех разом: серые и – как результат – сирые.

Генри уже сообразил, что пикировка старых приятелей может продолжаться до бесконечности. Слушать их было небезынтересно, но он явился сюда не за этим.

– Легон… – он слегка смутился, впервые насмелившись обратиться к старому журналисту по имени. – Можно ли гарантировать, что нас примут с Джеком в состав команды?

– Обрати внимание, Легон! Он спрашивает «можно ли», а не «можешь ли ты». Согласись, это деликатно!

– Он спрашивает, а стало быть, не доверяет. Какая же, к дьяволу, деликатность?

– Ты твердолоб и толстокож, а он человек осторожный.

– Осторожный… – Легон помассировал указательными пальцами виски. Взгляд его затуманился. – Как я уже сказал, все будет устроено в лучшем виде. Я поручился за вас, а это, поверьте, стоит немалого. Кое-кто еще верит старому Легону и знает цену его словам. Эскадра выйдет из Пагоса через четыре дня. Постарайтесь не опоздать. Преимущественно это военные корабли, три-четыре рыболовных траулера и исследовательское судно «Вега». На «Веге» я знаю двоих: Стоксона, эхо-оператора, и бригадира водолазов Кида. Первый – парень что надо. Он вам все и оформит. Второй тоже способен на многое, хотя общаться с ним далеко не просто. Ну, да Джек его знает, так что и с этим проблем не будет.

– Да уж, знаю, – пробормотал Барнер. – Этакий верзила с норовом необъезженной лошади. Однако парень надежный, и, говорят, отличный специалист. Дружить с ним хлопотно, но можно.

– Это верно!

– Словом, и на того, и на другого мы можем положиться? – подытожил Генри.

– В определенной степени – да, хотя… – Легон пожевал бесцветными губами и потянулся за очередной порцией пива. – В незыблемость всегда верить опасно. Не сотворяй себе кумира… Это все о том же. На все в этом мире можно полагаться лишь до определенного уровня, – рука старого журналиста описала в воздухе странную кривую, демонстрируя, очевидно, этот самый загадочный уровень. – Не надо забывать, мои хорошие, что для них вы всего-навсего представители прессы. Как моим друзьям они, конечно, помогут вам, но помощь помощи – рознь. И если запахнет жареным, выкручивайтесь как-нибудь сами.

– Но разве они подчинены военным? – удивился Генри. – Почему вдруг может запахнуть жареным?

Барнер хмыкнул.

– Ты хочешь знать все наперед, а это невозможно. Уверен, что экипаж «Веги» даже не догадывается, что их пристегнули к эскадре. Такой вот парадокс. Можно мнить себя гражданским, а числиться в рядах вооруженных сил. И потому до поры до времени вам лучше не козырять журналистскими удостоверениями.

– Все равно не понимаю… Зачем тогда они берут исследовательское судно, если изначально не доверяют экипажу?

– В этом, разумеется, их просчет, но и военных можно понять. На «Веге» имеется аппаратура, которой нет на траулерах и боевых кораблях. Разные там датчики, эхолокаторы, специальные сонары. Не забывай, они собираются повстречаться с косяком во всеоружии.

– Хотел бы я знать, что они задумали!

– Еще бы! – Легон капризно нюхнул собственную ладонь, брезгливо обтер о платок. – Черт!.. По-моему, это пиво прокисло.

– Вечно с твоим обонянием что-то происходит. И почему-то в тот самый момент, когда ты добираешься до последней банки.

– Как это?… Ты хочешь сказать, что эта банка была последней? Зачем же я здесь сижу?…

– Затем, что тебе нравится наша компания, разве не так?

– Естественно, нет!

– А не ты ли каждую неделю звонишь мне, напрашиваясь в гости? Тебе, старому болтуну, должно быть, чертовски скучно без умных собеседников…

– Джек! – Генри прервал словоохотливого журналиста. – Что случится, если военные посчитают существование косяка опасным для людей?

– Еще один детский вопрос! Генри, признайся, ты наверняка научился этому у своей дочери!

– Наш юный друг не очень понимает, что значит ОПАСНОЕ для людей. – Легон обнюхал последнюю опустошенную банку, со вздохом поставил на стол. – Если реальность признана опасной, это отнюдь не означает, что она подлежит уничтожению. Опасность всегда или почти всегда можно направить в нужное русло. А если это случается, стало быть, опасность трансформируется в ВЫГОДУ. Как известно, водой можно захлебнуться, но водой можно и тушить.

Барнер покровительственно кивнул.

– Иногда тебя просто приятно послушать. Ты говоришь не просто грамотно, но и членораздельно.

Легон не удостоил его даже взглядом. К Генри же он продолжал обращаться с подчеркнутым уважением.

– Мой юный друг, вы, должно быть, слышали о попытке превращения дельфинов в живые мины. Это вовсе не сказка. Подобные работы проводились когда-то, может быть, проводятся и теперь. Если один дельфин способен отправить ко дну эскадренный броненосец, чего же можно ожидать от твоего косяка? Я слышал иные рыбьи стада растягиваются на сотню километров. Так что это великолепное оружие, и им обязательно попытаются завладеть.

– Поэтому они и прислали ко мне этого Дэмпси, – глухо проговорил Генри.

– И не только к тебе, – Барнер приблизился к громоздкому тренажеру возле стены, с силой подергал какой-то рычаг. – Насколько мне стало известно, они прошерстили все восточное побережье. Очевидцы опрошены, трупы акул и косаток заморожены и переправлены в интституты для дополнительного изучения. Одновременно в военно-морских частях проведена серия тренировочных тревог.

– Но ведь это уникальное явление природы! Почему не вмешаются ученые, подразделения «зеленых», наконец?

Легон хрипло рассмеялся.

– Милый мальчик! За что я уважаю археологов, так это за их устаревшее понимание мира. Почему, спрашивается, радуга не появляется на небе каждый день?… Да потому, что так не бывает. Не бывает – и точка! Тем же ученым и тем же «зеленым», вполне возможно, дали понять, что первые в очереди военные. В данном случае политический аспект перевесил все остальное, и не у каждого найдется мужество, чтобы подняться против этой громады в хаки.

– Себя Легон, конечно, не имеет в виду.

– Разумеется! Я предоставил в ваше распоряжение свои связи, разве это не помощь?… Или вы хотите, чтобы старый Легон выступил на очередном заседании ООН?

– Это было бы забавно…

– Для кого как. – Легон недовольно поводил носом. Тень глубокой печали легла на его лицо. – Я скажу неприятную вещь, Джек, однако ты выдержишь. Ты должен выдержать, ибо пышешь здоровьем, подобно свежевыпеченному пирогу. Так вот, Джек, ты никогда не блистал особым умом, твои статьи поражали и поражают очевидностью оспариваемого, а твои шутки всегда отличались окладистой бородой, но, видит Бог, ты не страдал отсутствием мягкосердечия! Ты готов был выручить и спасти, если тебя очень об этом просили. Вопрос бескорыстия оставим в стороне. Так или иначе, но ты протягивал руку помощи и порой даже радовался чужому счастью…

– Я уже понял, Легон. Ты хочешь, чтобы я позвонил в службу заказов? Три куска пицы и пару дюжин пива, так тебя надо понимать?

– Мы умираем от жажды, ты же видишь!

– Ничего подобного! Я вижу перед собой крепкого молодого человека и не менее крепкого старика, который пышет здоровьем, если уж не как свежевыпеченный пирог, то уж по крайней мере как сдобный деревенский крендель.

– У тебя что-то со зрением, это во-первых. А во-вторых, ты скупердяй, Барнер, я всегда это утверждал.