Текст книги "ЭХОЛЕТИЕ"

Март 1984, г. Лисецк

Проводив Белку, Лёшка спешил по центральной улице города в сторону дома Поля. Сегодня преподаватель французского нашел после занятий Самойлова и заговорщическим шёпотом потребовал немедленной встречи. В его круглых глазах просто открытым текстом читалось: «Срочные новости! Всем внимание!». Лёшка давно уже привык к тому, что люди никогда не интересовались, есть ли у него свободное время, может ли он вообще прийти, а относились к нему как к необходимому приложению для решения своих единственно важных дел. Просто говорили, где и во сколько надо было быть, и это не обсуждалось. Ладно Белка, ей по статусу положено, но Поль, цивильный воспитанный человек – и туда же: «Алекс, сегодня срочно надо увидеться и переговорить, это важно. Жду у себя дома». Интересно, если исчезнуть на какое-то время, что будет с миром? Временный конец света? Лёшка любил пожаловаться самому себе на тяжесть бытия, но с другой стороны, за свою жизнь он не смог никому отказать в помощи, так он был устроен.

– Ну, что там случилось, – буркнул он, входя в квартиру Поля. Здесь он был уже пару раз и никак не мог привыкнуть к небывалой чистоплотности Дюваля, который умудрялся даже посуду всегда держать вымытой до блеска. Именно поэтому он криво повесил пальто на вешалку и с удовольствием поставил сапоги прямо посреди коридора.

– Алекс, у тебя всё в порядке? – Поль, как само собой разумеющееся, повесил пальто товарища ровно на вешалку, а сапоги переместил в калошницу.

– Теперь всё. «Тутси», слава Богу, закончился, – коротко бросил Лёшка, проходя на кухню и закуривая.

– Извини, не понял, – Поль досадливо поморщился и открыл форточку.

– Потом объясню, и, кстати, старик, не надо мне мерзкие рожи строить, – Лёшка улыбнулся. – Я же тебя терплю, вот и ты будь добр радоваться мне такому, какой есть. Давай рассказывай, что там?

– Алекс, кури на здоровье, – Поль смутился, – просто дым не люблю. Слушай, новости такие. Меня сегодня утром нашла Алёнка Нелюбина и пригласила завтра к шести вечера в гости, сказала, что её отец захотел встретиться. Вот, – Поль с победным видом посмотрел на Самойлова. – Что делать будем?

– Пфф, – фыркнул Лёшка, – я-то думал, что ты доконал Агафонову и теперь она уедет от своего физрука с тобой во Францию. Ладно, давай к делу, – увидев, что Дюваль надулся, Самойлов перестал шутить, – так, мы с тобой имеем следующую картину. Месяц и неделю назад ты впервые обратился к Нелюбиной, далее ты еще раз вежливо ей напомнил о себе неделю назад, если не ошибаюсь, и вот только сегодня папа соблаговолил встретиться. Поль, ты меня слушаешь? Что ты вообще делаешь?

Поль суетился возле газовой плиты с половником и что-то пробовал из небольшой кастрюли. Вид у него был в высшей степени загадочный. Он немного посолил и вернулся к общению:

– Да, да, Алекс, конечно, слушаю, я просто нам решил приготовить настоящий французский луковый суп с крутонами.

Лёшка рассмеялся от души так, что поперхнулся дымом. Прокашлявшись, он прохрипел:

– Приятно, когда о советском желудке заботятся лучшие французские повара.

Поль с невозмутимым лицом уже разливал нечто ароматное по двум тарелкам и, распаковав импортную пачку с белыми сухарями, добавил её содержимое туда же. Достал из ящика стола пару столовых ложек и одну из них вручил Лёшке:

– Алекс, я давно привык к твоим плоским шуточкам, но признаюсь честно, мечтаю о том дне, когда я могу избавиться и от тебя и от них. Бон апети, камарад, – Поль не смог до конца выдержать серьезный тон и тоже рассмеялся.

Лёшка в это время уже уплетал суп за обе щеки. Всё-таки были свои прелести у капитализма.

– Поль, ваши крутоны – это наши сухари. Непрактичный ты человек. Ну на фига было сухари через границу тащить? Ты бы еще лопату с киркой привез. И кстати, добавь еще немного. Ты мне Белку научил бы готовить, а я тогда дорогу к тебе забыл бы. Красота, ни меня, ни плоских шуток. Соглашайся.

Друзья быстро прикончили луковый деликатес, и шутливая атмосфера сошла на нет. Когда пили кофе, разговор уже перешёл в серьезное русло.

– Меня одно смущает, – Лёшка наморщил лоб. – Почему сорок дней Нелюбин не мог встретиться с тобой?

– Алекс, человек просто не мог и всё, что тут удивительного. Значит, занят он был.

– Не всё так просто, Поль. Это же тебе не сантехник. Это они вечно заняты, а чекисты всегда начеку. Думается мне, что он вообще решил эту тему замять, ну спросил, ну не ответил и всё, привет, а тут ты снова напомнил о себе. Наверняка они поругались с Нелюбиной-младшей, и как результат – завтра рандеву. План такой, с него ты ничего не получишь, рупь за два. Твоя цель – Алёнка и главное – меньше говори, больше слушай. Завтра прибудешь в гости на полчаса раньше.

– Зачем на полчаса, это же не правильно.

– Затем, – отрезал Лёшка, – Нелюбин назначил на шесть, значит, с работы придет без пятнадцати – умыться, переодеться. Ужинать скорее всего будут вместе с тобой. Пятнадцати минут тебе хватит на допрос Алёнки. Всё, спасибо, старик, я побежал. Завтра вечером сразу ко мне.

Лёшка как в воду глядел. Два дня назад у Нелюбиных дома впервые за много лет произошёл не очень приятный разговор. Алёнка в университете на перерыве между парами, случайно для неё, столкнулась с Полем, и тот очень деликатно поинтересовался относительно своей просьбы. Девушка, привыкшая легко решать любые вопросы, смутилась и пообещала сегодня же поговорить с отцом, сославшись на его вечную занятость. На самом деле она передала ему просьбу Дюваля еще месяц назад, отец обещал посодействовать, но молчал всё это время, а ей в свою очередь было неудобно его беспокоить всякой ерундой. Вечером она набралась смелости и подошла к отцу, читавшему газету :

– Пап, есть минутка?

– Конечно, дочь, говори, – идеальный пробор принял горизонтальное положение.

– Пап, помнишь, я насчет Поля спрашивала – он деда своего искал, а ты помочь обещал. Сегодня я с ним встретилась, и он напомнил насчет просьбы. Ты, наверное, забыл, я понимаю, дел у тебя немало.

– Да, дел немало, малыш, но просьбу я не забыл. Просто некогда заниматься. Можешь так Дювалю и передать, если ему не терпится.

– Пап, а откуда ты его фамилию знаешь, я тебе её не говорила?

Нелюбин сложил газету, кинул жесткий взгляд в сторону дочери и размеренно произнёс:

– Я что, должен перед тобой теперь отчитываться? Запомни раз и навсегда, я уважаю твою жизнь, но и ты обязана уважать мою. Даже в первую очередь. Моя работа приносит пользу не только родине, но и тебе в частности, и если в окружение моей дочери появляются малопонятные субъекты, я обязан их проверить. Вот откуда я знаю его фамилию.

– Пап, – Алёнка так расстроилась гневными нотками в голосе отца, что её глаза невольно увлажнились, – я совсем не хотела тебя обидеть. Сказал бы, что попозже. Ты пойми, неприятно дурой выступать. Я пообещала – и в кусты.

Кирилл Филимонович сменил гнев на милость и прижал дочь к плечу.

– Я как раз сегодня хотел сказать тебе, что могу встретиться с Полем. Ты просто с языка сняла. Бывает же такое. Пойми, ты у меня одна дочь, и я ради тебя готов поговорить со ста Полями и тысячью Джонами.

– Ой, пап, какой ты всё-таки у меня… – Аленка в порыве радости едва не свернула ему шею. – А можно я завтра его приглашу?

– Давай приглашай, но на послезавтра, часов на шесть. Так логичнее, – улыбнулся отец…

Вечером, через день после разговора, Алёнка стояла перед большим зеркалом в спальне и наносила последние штрихи макияжа на лицо. Сегодня она выглядела как никогда замечательно – загадочный взгляд, на коже ни единого прыщика, тончайший свитер кремового цвета и замшевая коричневая юбка чуть выше колена с модными декоративными отверстиями внизу, обрамленными люверсами. Эх, сапоги бы сейчас, но нельзя – дома неприлично. Мама, как обычно, суетилась на кухне, брат ушел с друзьями на вечеринку, отца еще не было.

Неожиданно в прихожей раздался звонок в дверь. Алёнка посмотрела на часы. Половина шестого, странно, для Поля рано, а отец всегда сам открывает. Кинув еще один взгляд на зеркальное отражение и оставшись им полностью удовлетворенной, Алёнка пошла открывать дверь. На пороге со смущенным видом стоял Поль с небольшим букетом гвоздик в руке.

– Алёна, извините тысячу раз, слишком рано вышел из дома, – расстроенно произнес Поль, – думал, вовремя приду, а получилось как-то так. Но если я слишком рано, могу в подъезде подождать.

– Я думала, королевские мушкетеры по-настойчивее будут, – рассмеялась девушка, – проходите, месьё, раз пришли. Цветы кому?

– Вам и маме, конечно, – широко улыбнулся Дюваль.

Но Алёнка так просто не сдавалась:

– Если маме, то папа расстроится и вас выгонит, а если мне… то все будут довольны. Поль, ну хватит смущаться, проходите. Папа скоро будет, он никогда не опаздывает.

Поль разделся в прихожей и проследовал по знакомому маршруту в гостиную. Алёнка налила в вазу воды и, повернувшись спиной к Дювалю – пусть разглядывает, старательно расставляла цветы. Минуту спустя она сидела уже в кресле и насмешливо наблюдала за Полем:

– Итак, все французы такие молчуны?

– Нет, конечно, видно, я один такой, да и то потому, что на половину русский, – улыбнулся Поль. – Алёна, если не трудно, хотел вас еще раз попросить показать ту фотографию, там, где ваш дед. Знаете, я, когда увидел её первый раз, как будто к истории прикоснулся. До сих пор вспоминаю.

Алёнка порхнула к серванту, достала фотографию и передала её Полю:

– Вы не только молчун, Поль. Вы еще и странный. В вашем возрасте положено киноактрисами интересоваться, а вам только старые снимки подавай.

Поль коснулся рукой пожелтевшей фотографии и, старательно подавив подкатившее волнение, спросил:

– Алён, вот это ваш дед, да? – он указал пальцем на человека в верхнем левом ряду.

Нелюбина едва коснулась своими волосами его щеки – последняя модель арабских духов, как минимум, запомнит надолго:

– Да, Поль, у вас прекрасная память.

– А вот у этого смешная фамилия, но я забыл, а вы говорите память, – искренне расстроился Дюваль. – Кстати, как вы думаете, кто-нибудь жив из них еще?

– Сорока его фамилия. Да, смешная, – Алёнка подняла глаза. – Наверное, живы. Папа рассказывал, что ветераны к ним на праздники иногда заходят, а к тем, кто уже не может, сотрудники по домам подарки развозят.

– А за ними где-нибудь ухаживают?

– Поль, вы о чем? – Алёнка округлила глаза.

– Ну, у нас в Париже есть Инвалиды, там заботятся о заслуженных ветеранах. – Дюваль не мог не знать, что в столице Франции Инвалиды существовали как музей, но учитывая, что там реально проживала сотня – другая французских ветеранов, практически, не покраснел.

– Анахронизм какой-то, – рассмеялась Алёнка, – наши все по домам, точнее, по дачам, отец как-то давно еще ездил в Синие Дали, это недалеко от города, и поздравлял их с коллективом на день ЧК.

В прихожей послышались звуки и раздались голоса.

– Ну, вот и папа пришел, ага, спасибо, – Алёнка убрала на место протянутую ей фотографию.

В комнату бодро вошел невысокий моложавый мужчина в сером костюме, тщательно причесанный, с внимательными карими глазами. От него веяло спокойствием и доброжелательностью. Сдержанная улыбка была идеальной даже для господ из французского бомонда. Поль немедленно попал под его обаяние и подумал еще про себя, что Лёшка, точно, параноик – какая к черту осмотрительность? Такие люди не принесут ничего, кроме добра, и говорить надо с ними откровенно, если хочешь что-то узнать. Нелюбин подошёл к дочери, нежно поцеловал её в щеку и протянул руку Полю:

– Нелюбин Кирилл Филимонович, здравствуйте.

Это было произнесено так просто и непринужденно, что мгновенно растопило официоз первой встречи. Таким тоном общаются между собой старые добрые знакомые, и ответить чем-то обезличенным было всё равно, что плюнуть в протянутую руку. Дюваль расцвел, как роза, и радостно пожал руку :

– Поль, преподаватель французского, здравствуйте. Поль Дюваль.

Нелюбин прошел вглубь гостиной, присел на кресло и жестом предложил сделать то же самое Полю.

– Дочь, оставь пожалуйста нас наедине, это не долго. Мы кое-что обсудим, а потом присоединимся к вам. – Алёнка, улыбнувшись, вышла, и он продолжил: – Поль, я в курсе вашей проблемы, давайте еще раз её обрисуем. Итак, что именно вас интересует, и чем конкретно вы располагаете?

Полю неожиданно захотелось все без утайки рассказать этому человеку. О том, сколько времени их семья разыскивала деда, о том, сколько усилий он предпринял самостоятельно, находясь здесь, в Лисецке, о записке, написанной дедом собственноручно. Но, совершенно против его воли, всплыл из глубин сознания образ Лёшки со строгими глазами, осуждающе качающего головой, и очарование развалилось на куски.

– Извините меня за беспокойство, Кирилл Филимонович, я, наверное, не в праве был к вам обращаться, но моя мама очень долго искала отца и когда узнала, что я проведу свою командировку в вашем городе, попросила приложить усилия в возможных поисках. Я проверил архивы, но ничего не нашел, а когда представилась возможность, обратился к Алёнке, вот собственно и всё. Всё, чем я располагаю, это справка о реабилитации моего деда, а что меня интересует – это место его захоронения. Не скрою, хотелось бы положить цветы на его могилу от себя и от мамы.

Нелюбин слушал молча, не перебивая, чуть наклонив вниз голову и изучая рисунок на свитере Поля. Было видно, что человек сопереживает чужой боли, всем своим видом извиняется за эту беду, но вместе с тем дистанцируется от причин этой проблемы.

– Поль, всё, что я вам скажу, это правда. Она может быть не очень приятной, но какая есть, – Кирилл Филимонович картинно развел руками, – помочь вам попросила дочь, а для меня это, как для солдата приказ. Я не сразу вам дал ответ по причине того, что пришлось запрашивать Москву. Дело всё в том, что время тогда было сложное, архивы должным образом не хранили, а война вообще уничтожила последние остатки документов. Именно по этой причине вашей маме никто не мог дать конкретных объяснений, но я вам этого не говорил. После войны была проведена масштабная реабилитация в связи с явными перегибами, поэтому вы и получили справку по деду. Не поймите меня неправильно, но как в тридцатых годах перегнули с репрессиями, так же в пятидесятые перегнули и с реабилитациями. Других документов, к сожалению, не сохранилось. Я сделал запрос в столицу, но оттуда пришел неутешительный ответ, который я вам, по известным причинам, показать не могу. Просто поверьте на слово. Информации, кроме той, что у вас на руках, больше нет.

– Простите, Кирилл Филимонович, а где расстреливали в те годы, вы можете сказать?

– Дорогой Поль, в тридцать седьмом году я только родился, так что, извините, сам не знаю. И что касается места, это никогда не афишировалось и не передавалось от поколения к поколению.

Дюваль был вполне удовлетворен состоявшейся беседой. Всё сразу встало на свои места – и отсутствия дела в отношении Бартенева, и отсутствия места его гибели. Всё просто и понятно. Вот и Нелюбин сидит напротив с вежливой улыбкой и не понимает, какие еще могут быть вопросы, однако какой-то мелкий червячок не давал покоя. Поль сразу понял, что имя этому червяку – Алекс:

– Кирилл Филимонович, скажите, а остался кто-нибудь в живых из сотрудников безопасности тех лет? Может, вы меня познакомите с ними? Нелюбин пожал плечами и дружески улыбнулся Полю:

– Вам надо было работать журналистом, у вас призвание. К сожалению, никого в живых не осталось, всё то поколение погибло в годы войны, и ему на смену пришло наше поколение, тоже уже все почти отставники. Совсем скоро и мне предстоит бессрочная рыбалка и сбор грибов. Так что мой добрый совет – не теряйте время напрасно. Я искренне вам сочувствую, но того, что было, уже не вернуть, и того, что сделано, – тоже не исправить. Вы помните вашего деда, и это главное. Большего вы узнать не сможете и не потому, что это кто-то скрывает, а по причине банального отсутствия информации. Простите, если разочаровал вас. Пойдемте лучше к нашим девушкам. Они наверняка заждались нас.

Нелюбин встал, обозначив конец беседы, и жестом пригласил Поля проследовать на кухню. Дюваль чувствовал, что жест и голос полны доброжелательности, но взгляд собеседника мог конкурировать с февральскими морозами, хотя это могло быть издержками непростой профессии. Поль испытывал двойственные чувства. С одной стороны, он получил ясные и подробные ответы на все свои вопросы, с другой стороны, он вообще ничего не получил и более того, ответы Нелюбина и Алёнки расходились по существу. Надо срочно было бежать к Алексу. Он единственный, кто мог разобраться с этой головоломкой, как с кубиком доктора Рубика.

– Кирилл Филимонович, спасибо, что уделили мне время, но мне не удобно задерживать вашу семью, может я пойду?

– Поль, вы мою жену обидеть хотите? Шагом марш на кухню, – Нелюбин пропустил его первым из гостиной, шутливо подталкивая в спину.

Следующие полтора часа прошли не просто. Ужин был легким, но роскошным. Уха из стерляди и та же стерлядь, но уже порезанная кусочками, в качестве второго блюда. А вместо дижестива – небольшие бутерброды с маслом и красной икрой, кофе и конфеты. Поль улыбался и старался быть непринужденным, но это у него не всегда получалось. Алёнка окончательно разочаровалась в иностранных кавалерах, которые оказались в реальности чуть интереснее настольного календаря. Зинаида Степановна тоже ожидала больше благодарственных слов за кулинарные шедевры, один лишь Нелюбин был удовлетворен спокойно-молчаливым ужином, прерываемым лишь небольшими восклицаниями: «Соли больше не надо?» «А с перцем всё в порядке?». За кофе разговор немного оживился, когда тема коснулась Франции, но как только часовая стрелка подошла к цифре восемь, Поль встал, поблагодарил всех присутствующих и, сославшись на трудности завтрашнего дня, удалился.

Зинаида Степановна вздохнула и стала разбирать посуду, Алёнка поблагодарила мать и собиралась уже пойти позвонить своей подруге, но отец жестом остановил её.

– Скажи мне, Поль во сколько пришел?

– Минут за двадцать до тебя, а что?

– И о чем был разговор?

– Пап, это допрос? – Аленка рассмеялась. – Мы в шпионов не играли, честно.

– Дочь, это важно. Так о чем вы говорили? – Нелюбин был спокоен, но непреклонен.

– Да о всякой ерунде, – Алёнка зевнула и прикрыла рот ладошкой. – Он всё про деда своего, ну ты же знаешь, потом рассказал про Инвалиды, потом спросил, по-моему, про ваших ветеранов, кто да где…

– Так, а ты?

– Ну, а что я? Я же толком не знаю никого и ничего, сказала только что ты к ним в Дали ездил, поздравлял с праздниками.

Алёнка первый раз в жизни увидела, как глаза отца налились кровью, синяя вена часто запульсировала в районе виска и тонкие губы вытянулись в ниточку. Нелюбин сжал лежащую руку на столе в кулак и сквозь зубы процедил:

– Ну, кто тебя просил? Ну почему ты все время лезешь не в свои дела? Ты дочь чекиста, скажи, почему у тебя язык, как помело?

– Пап, он спросил – я ответила, – Аленка растерялась и испугалась по-настоящему. Что-то внутри ей подсказывало, что такой отец по-настоящему опасен. – А что случилось-то?

Дочь видела раньше, как иногда нервничал отец, но это было, во-первых, крайне редко, а во-вторых, никогда не касалось её напрямую. Она сидела перед ним на табурете, но чувствовала себя зажатой в углу, из которого не было выхода, и еще она неожиданно захотела в туалет.

– Вон отсюда! – отец отвернулся в сторону, и Алёнка пулей вылетела из кухни.

На протяжении всей сцены Зинаида Степановна стояла у рукомойника и не знала, кого в данном случае надо было выручать. Подобные откровения для неё так же были впервые. Она пыталась понять, что произошло, но совершенно была не в состоянии этого сделать.

– Кирюш, ну ты чего так разволновался, тебе же нельзя с твоим давлением, – захлопотала она и полезла в буфет за лекарством, – сейчас я тебе успокоительного дам.

Нелюбин сверкнул глазами, встал и удалился в свою комнату…

… Лёшка молча курил, а Поль по второму разу сбивчиво пересказывал содержание недавнего разговора. Он был так взволнован, что забыл разуться и теперь на кухонном линолеуме его забывчивость материализовалась в небольшие грязные лужицы под ногами. За время дороги он, как мантру, повторял про себя каждую фразу так часто, что сейчас, сидя на табурете, никак не мог остановиться. Лёшка, не вставая с места, пошарил рукой в буфете и протянул товарищу металлическую баночку с разноцветными леденцами. Поль послушно взял пару и кинул в рот. В кухне воцарилась тишина.

– Вот теперь давай подумаем, а то у меня от твоего треска голова могла запросто взорваться. – Лёшка сквозь дым посмотрел на Дюваля и спросил: – Мысли есть какие-нибудь?

– Ну, а что тут думать, старик, нам надо ехать в Синие Дали и искать там Сороку. Сам же говорил, может, жив еще. – Поль вскочил и в запале начал передвигаться по кухне, истоптав пол самым нещадным образом. Потом остановился, глянул на пол, потом на свои сапоги и виновато спросил Самойлова: – Алекс, извини, а где у тебя тряпка, а то я как слон натоптал.

Лёшка рассеяно взглянул на пол, взъерошил густые волосы и снял чайник с плиты, чтобы развести кофе.

– Я не думаю, что так всё просто. Скорее даже уверен в обратном. Сам посуди, – Лёшка быстро налил кипяток в огромные кружки, кинул по ложке кофе и по паре кусочков сахара, – мы получили две различных информации от двух людей, но по одному и тому же вопросу. Нелюбин предполагал контролировать всю встречу и весь разговор, но мы его опередили, и в результате Аленка непроизвольно выдала то, что отец пытался от тебя скрыть, а именно то, что ветераны живы и что благополучно проживают в поселке Синие Дали. Видимо, комитет приобрел для этих целей несколько домов. Дальнейший ход событий представляешь?

Дюваль почесал голову, наморщил лоб и уставился круглыми очками на Самойлова:

– Алекс, а что я должен представлять? Надо ехать и всё. Нам просто повезло с тобой, и этим надо воспользоваться. Или я чего-то не понимаю? Тогда объясни.

– Нам с тобой не повезло. Это вообще какое-то лотерейное слово. Мы с тобой смоделировали ситуацию и теперь пожинаем заслуженные плоды, боюсь только, что они нам боком с тобой выйдут. Первое, – Лёшка удобно облокотился спиной на подоконник и привычно начал загибать пальцы, – то, что Алёнка выдала случайно тебе, точно так же она могла об этом рассказать и отцу. Он наверняка у нее поинтересовался, о чем вы говорили до его появления. Второе, мне думается, Нелюбин месяц молчал не потому, что в столицу письма строчил, это чушь полная, а просто рассчитывал на твою природную скромность – спросил, не ответили, забыл. Третье, ему до чертиков будут любопытны твои дальнейшие действия, а отсюда вытекает четвертое – он или ничего не будет делать или наоборот должен что-то предпринять. Но вот что, я пока не знаю.

– Алекс, извини меня конечно, но это бред, – Поль едва не подпрыгнул вместе с табуретом, – ты насмотрелся политических детективов, вон совсем недавно показывали «Три дня из жизни кондора». Один вышел из конторы за ланчем, потом вернулся, а всех сотрудников расстреляли. Но я же не в политику играю, я всего лишь деда ищу, даже его могилу, небольшой кусочек земли – и всё.

– Знаешь, иногда так бывает. Ищешь уголь, а находишь алмазы, и это не всегда хорошо заканчивается. Давай не будем недооценивать Нелюбина и давай прогнозировать возможные проблемы. Старик Черчилль замечательно сказал: «Наши проблемы не исчезнут из-за того, что мы закроем глаза и перестанем на них смотреть». Думаю, если Нелюбин не сказал тебе правды, значит, на то у него были причины, какие именно – не знаю. Могу только предположить, что они каким-то боком упираются в прошлое. А если у него есть причины, значит, должны быть и резоны, чтобы охранять это прошлое.

– Лёш, ну что ты прицепился к Нелюбину, да забудь ты про него, давай просто прокатимся в деревню или я один туда поеду. – Поль старался не горячиться, но порой его задевала странная инертность Самойлова. Каждый раз, где были простые решения, он сам себе постоянно придумывал трудности.

– Поль, пойми, если бы мы с тобой пошли в лес по грибы, много думать не надо, лукошко в зубы и коси, сколько влезет. Давай сделаем немного по-другому: деревня от нас никуда не убежит. Лучше мы с тобой завтра обследуем адрес твоего деда в Лисецке. Ты возьмёшь чётную сторону улицы, я нечётную, не принципиально. Но главное, найди завтра Алёнку и просто с ней поздоровайся, мне любопытна её реакция.

– Ты опять что-то придумал? А какая у неё реакция должна быть, если мы сегодня вместе поужинали?

– Если мои опасения не напрасны, то она вообще тебя не заметит. Решили, встречаемся завтра после занятий.

Поль возвращался от Алекса в лёгком недоумении. Так всё здорово складывалось, прощупалась наконец-то ниточка к Сороке, бери и разматывай, но нет. Надо было на ровном месте придумать проблему с Нелюбиным, забивать себе голову страшилками и тормозить процесс. Вон, даже Черчилля приплёл. Неожиданно ему в голову пришла мысль о том, что Алекс очень напоминает его мать. Катрин так же старается обходить все острые углы, если дело касалось силовых структур. Они вдвоем дуют на воду – так, вроде, звучало в русской поговорке. Вот зачем, спрашивается, завтра терять время на поиск дома и соседей, когда больше шансов найти прямого участника событий? Нет, Алексу надо было отдать должное, голова у него работает за троих, но решительности явно не хватает. погода в вечернем городе соответствовала его настроению. Налетающие порывы ветра заставляли крыши всего района опасно громыхать жестью и пригибали и без того сутулую фигурку француза, спешащую на автобус. Неожиданное затишье давало возможность поглубже набрать воздух в лёгкие и продолжить путь. Только бродячим собакам было всё нипочём, дождь их умывал, порывы ветра расчесывали им шерсть, а они только держали нос строго по ветру, принюхиваясь к переменам, которые принесет им завтрашний день.