Текст книги "ЭХОЛЕТИЕ"

Февраль 1984, г. Лисецк

Последние полгода для Поля пролетели как один день. Он достаточно быстро втянулся в ритм жизни советского преподавателя и не заметил, что периода адаптации не было, как такового. Жил он в той же однокомнатной квартирке на Комиссаржевской, которую снимал Арно. До университета ему было прогуляться семь минут пешком, всё было удобно и достаточно комфортно. Поль иногда смеялся, когда вспоминал свои первые дни в Лисецке. Так, впервые попав в гастроном, он долго топтался на месте, не понимая, какую очередь занимать, в продуктовый отдел или в кассу. Или, решив купить кефир, пытался найти среди стеклянных бутылок с разноцветными крышками и без этикеток необходимый продукт. Что его постоянно удивляло – так это люди, которые, увидев растерянное лицо Поля, сами приходили на выручку. Они подсказывали, какую очередь сначала занимать, или принимались объяснять, что молочная продукция маркируется как раз именно на разноцветных крышечках.

Люди вообще были удивительны и совершенно не похожи на французов. Поль вспоминал вечеринки в Туре, всегда в бистро или пабе, ровные, немного сдержанные, с неторопливыми беседами под кружечку пива, иногда с коротким взрывом смеха, но главное – это возможность совместно поужинать. Компания всегда делила счет между собой, и все расходились по домам, довольные друг другом и жизнью в целом. Поль считал подобный отдых единственно для себя возможным, но когда он попал Лисецк, картина мира перевернулась с ног на голову.

Конечно, здесь не было привычных желудку креветок, салата «Цезарь», бургундских улиток, да и вообще в магазинах было скудновато, но какой фантастический здесь варили холодец или готовили салат оливье – потрясающее блюдо с картошкой, вареной колбасой, майонезом, яйцами и маринованными огурцами. Дружеские вечеринки никогда не собирались в кафе или ресторанах. Еда в этой стране была совсем не главной целью. Дом или квартира – единственное достойное место для настоящих друзей, где молодые люди сами себя обслуживали, где смех и шум никогда не стихал, где пели под гитару, танцевали под раритетные бобинные магнитофоны, а поздними ночами читали стихи русских бардов. Каждый нес на вечеринку, что мог. И ничего, что не было шоколадных конфет. Их с лихвой окупал самодельный торт «наполеон» или просто вареная сгущенка. Но что поражало больше всего – никто и никогда не брал денег, это вообще здесь считалось дурным тоном. Первый раз попав на подобное мероприятие, Поль пришел с пустыми руками, и когда он спросил у хозяйки квартиры, молодой преподавательницы истории, сколько он должен заплатить, наступила гробовая тишина. Все замерли и повернули обалдевшие лица в сторону француза. Потом грянул гомерический хохот, от которого завибрировали стекла в серванте с рюмками, и каждый по очереди пытался дружески хлопнуть Поля по плечу или спине: «ну, ты дал», «это вам не Копенгаген», «вот оно – лицо загнивающего капитализма». Каждый раз утром Поль, вспоминая своих французских друзей, искренне жалел, что они так и не смогли ни разу по-настоящему повеселиться.

Впервые он немного открыл для себя советских людей, когда седьмого ноября пошел на демонстрацию. Люди шли по центральной площади с транспарантами, флажками, внутренне спокойные и необычно уверенные в себе и в своей будущей жизни на ближайшие сто лет. Эта уверенность заразила Поля, с гордостью несущего в руках плакат с одним из политических лидеров страны. Он шел и радовался как ребенок, которого взрослые позвали с собой на ответственное и важное мероприятие. Глядя в эти лица, он понял, что бесконечные очереди, дефицит, отсутствие продуктов на полках – для них это мелочь, ерунда, не стоящая внимания, а главное – то, что сегодня они вместе, плечом к плечу, едины как одна большая семья.

За полгода Поль изучил Лисецк, как свои пять пальцев. Он вообще считал, что город очень похож на его родной Тур, небольшой, уютный, где почти все друг друга знают.

На работе было интересно. Доброжелательные коллеги, по-хорошему любопытные студенты. Поль привык к постоянному вниманию к своей персоне, со временем это его перестало смущать. Он немного переживал, когда особо ретивые девушки оказывали ему совсем не студенческие знаки внимания, но потом смог найти правильную линию поведения, и подобные проблемы отпали. В свободное от работы время он много гулял, читал, иногда, просто не отрываясь, часами смотрел в окно. С телевидением была, конечно, беда – всего два канала, да и то политические и информационные, но Поль не унывал. Он же не телевизор ехал посмотреть за три тысячи километров. К тому же у него было дело.

Начиная с поздней осени, Поль занялся поисками деда, но далеко в этом вопросе продвинуться не смог. Открытые публичные библиотеки и архивы не содержали подобных сведений, Поль это понял через три месяца кропотливой работы. Остальные источники были надежно засекречены, как, впрочем, и всё в этой стране. Перепробовав все возможные варианты, Поль подумал, что возможна еще одна дорога – попробовать найти неформальные контакты среди тех людей, которые владели такой информацией. Однажды подобный случай представился в самом начале февраля. Поль обедал в студенческой столовой, уплетая за обе щеки паровые биточки, когда к нему подсела Мария, преподаватель испанского, еще достаточно молодая и веселая женщина. Они раньше часто встречались на заседаниях кафедры и тихо дружески болтали, пока заведующий долго и нудно вещал о повышении качества знаний и культуре поведения преподавателей.

– Привет, Поль, ты не против? – она поставила на его стол поднос c салатом и кофе.

– Конечно, присаживайся! Привет, Мари, – Поль освободил место на столе, вежливо подвинул поближе к себе беспорядочно расставленные тарелки и стаканы. – Как дела?

– Всё хорошо. Побыстрей бы весна. Я просто умираю без солнца. А ты как?

– Спасибо, в порядке. Я питаюсь котлетами, поэтому могу прожить и без светила, – пошутил Поль.

Мария рассмеялась, потом спросила:

– Кстати, как твои поиски деда? Есть что-нибудь новое?

– Нет, Мари, всё без толку. В архивах пусто, а всё, что вне архивов, то секретно. Просто беда, не знаю, что делать.

– Знаешь, возможно, я смогу помочь, – Мария наклонила свою голову к его голове и, чуть понизив голос, сообщила: – У меня в группе учится студентка, Нелюбина Алёна, а у нее отец служит в местном КГБ, вроде шишка не маленькая. Поговори с ней, ей не трудно будет тебя познакомить с отцом, а тот поможет, чем сможет. Это же ведь не государственная тайна.

– Спасибо, Мари, – Поль придвинул к себе стакан с чаем и немного подумал, прежде чем ответить, – но мне неудобно, да и вообще, как ты себе это представляешь?

Испанка хмыкнула:

– Поль, у русских есть пословица – «Под лежачий камень вода не течет» – очень правильная, кстати. Если хочешь чего-то добиться, то действовать надо, а не спать. Не валяй дурака, у меня сейчас в ее группе семинар, я скажу, что ты завтра с ней поговоришь после занятий, и всё. Попытка – не пытка.

– Спасибо еще раз, Мари, – Поль был в нерешительности, – ну давай попробуем.

– Конечно, давай. Заскочи ко мне после пары на кафедру. Я скажу время и место.

Через пару часов Поль заглянул в кабинет преподавателей – испанцев и нашел взглядом Марию, которая махнула ему рукой и вышла в коридор :

– Всё в порядке, завтра в четыре у входа в университет, брюнетка, глаза карие, такие… чуть раскосые, узнаешь…

Действительно, узнать было не сложно. Стройная фигурка в умопомрачительной дубленке, пританцовывая и цокая каблучками, сама подошла к нему на следующий день и, улыбаясь, спросила:

– Вы Поль? Я Алёна, здравствуйте, – девушка протянула руку.

– О, Алёна, здравствуйте, – засуетился Поль, перекладывая сумку на длинной ручке с плеча на плечо и пожимая ей руку. – Спасибо, что согласились встретиться, мне не очень удобно…

– Зато мне очень удобно. Не каждый день прогуливаюсь с настоящим французом, – рассмеялась Алёнка, – пойдемте, проводите меня, здесь недалеко, всего пара кварталов, заодно и поговорим.

Они вышли на улицу, где было морозно и скользко. Девушка запросто взяла его под руку и, указав направление, шутливо спросила:

– И чем же я могу вам помочь, месьё?

Поль весь вечер обдумывал, что и как он ответит на подобный вопрос, но ничего умного не придумал. А сегодня неожиданно понял, что сказать нужно правду.

– Алёна, мне на самом деле неудобно, что я обращаюсь к вам с подобной просьбой. Мне сказала Мария, что вы единственная, кто может мне помочь решить мою проблему, а точнее, ваш отец…

– Господи, ну почему так всегда? Всем нужен отец, а я никому не нужна, – рассмеялась девушка.

– Нет, вы очень всем нужны… – начал Поль, потом понял, что сморозил глупость и попытался исправиться, – ну, в смысле, нужны мне… как… ну для…

– Я поняла, – Алёнке было приятно манипулировать несчастным французом, – не мучайтесь, рассказывайте.

– Да я, в общем-то, немного сказать могу, – вздохнул Поль, – У меня, как у каждого человека, был дед, который родился в этом городе. Потом его в тридцать седьмом году арестовали и через полгода расстреляли. Спустя двадцать лет его реабилитировали – обычная история того поколения. Я хочу найти его могилу или хотя бы место его захоронения, чтобы сообщить матери. Обошел все архивы, но далеко не продвинулся. Вот собственно и всё. Был бы очень признателен, если бы ваш отец смог бы мне помочь.

– Я поняла, поэтому предлагаю честную сделку. Вы мне подробно рассказываете про Францию всё-всё: что носят, что едят, как проводят время, как живут, чем интересуются, а я попрошу папу, – в этом месте она подняла указательный пальчик, – чтобы он вам помог. Договорились?

– Да, конечно, я готов, – Поль радостно захлопал ресницами.

– Замечательно, прошу наверх, четвертый этаж, – скомандовала Алёнка, – это мой дом, – она указала на четырехэтажный дом, старинной постройки, с большими окнами и высоченными дверями подъездов.

– Но…

– А никаких «но» не принимается. Мама сегодня испекла пирожки. Ленкина четырехкомнатная квартира Полю очень понравилась, правда, было немного лишнего места и в высоту и в ширину, зато с обычной мебелью, достаточно скромной и ненавязчивой. Мама, невысокая полная женщина, наверное, ровесница Катрин, встретила их радостно и, всплеснув полными руками, немедленно убежала на кухню. Алёнка проводила Поля в гостиную и, пока Зинаида Степановна разливала кофе и раскладывала пирожки, достала семейный фотоальбом и заочно познакомила молодого преподавателя со всей своей семьей. Семья смотрелась с фотографий очень дружной и вполне счастливой, а Алёнка дополняла комментариями те или иные запечатленные сюжеты. Среди прочих оказалась даже одна фотография с изображением её родного деда со своими сослуживцами. Дед, как оказалось, тоже служил в органах, имел награды и высокое звание, но на пожелтевшей фотографии в верхнем ряду слева стоял вполоборота молоденький человек в форме, совсем не производивший впечатление грозного чекиста. Рядом с ним было изображено еще полтора десятка людей разных возрастов, но с одинаково серьезными лицами и без намека на улыбку. Алёнка пояснила, что, со слов отца, это было мероприятие, посвященное дню ВЧК, и на фотографии собраны лучшие сотрудники Лисецкого управления. Она четко указала на начальника управления, его зама, и даже смогла назвать фамилии почти всех сотрудников. Поль по-доброму позавидовал человеку, который знает и помнит не только своего деда, но даже его друзей:

– Алёна, а когда была сделана фотография?

– Это двадцатое декабря тридцать седьмого года… – оживленно начала девушка и неожиданно запнулась, – простите, Поль… так, стоп, я свою часть договора честно выполнила, – она мгновенно переменила тему, – теперь ваша очередь, месьё. Мы ждем рассказов и повествований про Париж, да, мама? Или вы решили обмануть бедную девушку?

И Поль, поощряемый любопытными взглядами и ароматными, божественными пирожками, рассказывал про королевские замки, вечную Луару, булыжные мостовые и необыкновенные летние вечера с запахом жасмина. Рассказывал, а сам невольно думал о том, что эта фотография была сделана буквально через несколько месяцев после гибели деда и что именно сегодня он впервые смог немного дотянуться до него рукой. Его невеселое состояние было списано слушательницами на ностальгические переживания, поэтому долго мучить рассказчика не стали. Алёнка пообещала, что поговорит с отцом, а Поль написал данные деда, а также дату его реабилитации, после чего попрощался и вышел на свежий морозный воздух. Ему было о чём подумать.

Спустя несколько дней Поль получил приглашение от своих студентов посетить капустник, организованный их собственными силами, которое он с удовольствием принял. Молодой француз уже знал, что на вечеринки принято хорошо одеваться, поэтому заранее проутюжил свой вельветовый выходной пиджак и приготовил джинсы, актуальную и практичную часть гардероба. И самое главное, не забыл про термобелье советского производства, странного голубоватого оттенка, именуемое кальсонами. И ничего, что оно с трудом влезало в джинсы и меняло походку, заставляя двигаться как водолаза на глубине пятьсот метров, зато в нем были не страшны даже самые лютые февральские морозы. Интересно, если бы двести лет назад у его соотечественников была бы подобная одежда, как бы сложился исход кампании восемьсот двенадцатого года?

Поль поднялся на четвертый этаж и вошел в зал. Капустник был в самом разгаре. Сдержанно кивнул знакомым лицам и на секунду задержал взгляд на стройной фигурке Люси Агафоновой, той самой молодой преподавательницы истории, которой Поль по незнанию предлагал деньги. Люся ему нравилась своей независимостью суждений, юмором, эрудицией и, конечно же, бесспорно красивой внешностью. Высокая, темноволосая, с благородным тонким лицом, таких можно встретить только в СССР. Сегодня на ней было длинное трикотажное платье коричневого цвета, выгодно подчеркивающее все изгибы фигуры. Она смеялась, не отрывая взгляда от сцены. Поль вздохнул про себя и радостно махнул сидящей через два ряда от неё Алёнке. Та помахала ручкой в ответ. Поль постоял немного, посмотрел за действием на сцене и отошел к задним рядам, доставая попутно кубик Рубика. А дальше началось самое интересное. К нему подошел высокий парень в черном свитере с белой полосой поперек, мгновенно собрал несобираемый кубик и выдал вслух такое, о чем Поль мог поделиться только с самим собой…

Он смотрел в серые смеющиеся глаза Лёшки, а сам лихорадочно перебирал в голове варианты: как? откуда? Поль ровным счётом ничего не понимал, и идей не было никаких.

Лёшка Самойлов наклонился к нему и доверительным тоном сказал:

– В нашей стране статуи и обелиски не кормят. Погнали, буфет уже открылся, оторвемся на бутербродах, – и пошел, не оборачиваясь, на выход. Поль машинально последовал за странным парнем. Этажом ниже в буфете молодые люди купили чай и несколько бутербродов с докторской колбасой и пошехонским сыром. Лёшка с энтузиазмом голодного студента уплёл деликатесы в один присест, а Поль сидел и молча смотрел на своего нового товарища. Лешка отпил полстакана чая и весело произнес:

– Очевидно, дело принимает скверный оборот и пахнет международным скандалом. Ты чего не ешь?

– Откуда ты узнал? – как-то неуверенно спросил Поль.

– Ты сам рассказал. – Лешка проглотил остатки чая и с вожделением посматривал на беспризорные нетронутые бутерброды друга.

– Я тебе ничего не рассказывал, – не принимая шутки, упорно гнул свою линию Поль.

– Хорошо. Здесь всё очень просто. – Лёшка вздохнул и начал загибать пальцы. – Первое, ты так таращился на Агафонову, что кроме меня этого не заметил только мраморный бюст Ленина, и явно в этот момент ваше преосвященство думало не об исторических аспектах нашей страны. А между тем, рядом с ней сидел её ухажер с кафедры физкультуры, и, поверь мне, он конкурентов не жалует почему-то. Второе, ты очень по-дружески поздоровался с Алёной Нелюбиной, подругой моей девушки.

– И что?

– Ровным счетом ничего, если бы не было деталей. А детали таковы: ты полгода назад приехал из Франции и прекрасно говоришь на русском языке, практически без акцента, а это значит что у тебя или русский отец или русская мать, но учитывая вечную занятость отцов, скорее всего мать. Версию, что ты шпион, я отбросил как негодную – на филологическом факультете секретов не осталось, там девчонки уже всё и всем разболтали. Конечно, можно допустить, что у тебя оба родителя русские, но при твоей профессии невозможно преподавать французский, воспитываясь в русской семье. И самое главное – наличие Алёнки.

– Не понял, а это здесь причем??

– Это просто, особенно если тебе нравится Агафонова. Зачем тогда преподавателю французского знакомиться со студенткой испанского отделения? Правильно, незачем, – Алексей жестом остановил пытающегося что-то возразить Поля, – если только причина не кроется в её отце, офицере КГБ. Мне моя девушка рассказывала о семье Нелюбиных. А он, в свою очередь, тебе интересен тем, что, скорее всего, может навести какие-то справки о каком-то близком тебе человеке. Других причин я не вижу. Родители наших родителей в те годы бесследно пропадали или во время войны или в период довоенных репрессий. Бабушек минусуем, женщины страдали реже, значит, или это твой дед или его родной брат. Фактор войны мы тоже откидываем. Чекисты в таких вопросах не помогут. В этом случае надо было бы обращаться в военные или военно-медицинские архивы. Остается только одно. Кто-то из твоих родственников был осужден и пропал в лагерях или был расстрелян, а ты пытаешься получить о нем информацию. После нашего разговора и судя по твоей реакции, я уверен, что это твой родной дед, который очевидно жил здесь, в этом городе, иначе бы ты справки наводил в столице. Вот как-то так. Но это только мои гипотезы. Ну что, еще по бутерброду?

Поль был явно обескуражен таким объяснением:

– Алекс, извини, но как-то всё одновременно и просто и сложно. Возьми, угощайся моими, я сыт, – он подвинул Лёшке белый хлеб с сыром и колбасой. – Всё очень логично, но как– то невероятно. Но самое главное, ты прав. Мой дед жил здесь, здесь его арестовали и здесь расстреляли, и я очень хочу найти его могилу. У вас на юридическом все такие?

– Нет, Поль, не все. Секрет заключается в колбасе, чем больше её ешь, тем умнее становишься, – рассмеялся Лешка, – могу оставить маленький кусочек, в счет будущей дружбы. И не дожидаясь ответа, проглотил остатки бутерброда. Теперь рассмеялся Поль:

– Ну да, с такими русскими не выгодно дружить, объедят и не заметят. А с тобой интересно, Шерлок Холмс.

– Во – во, и ты туда же, – поморщился Лёшка, – Книга – чистая беллетристика. Какая-то царапина на часах, какие-то потёртости на рукава пиджака. На ботинках то ли грязь, то ли конское дерьмо. Автор умело всё смешал и достал кролика из цилиндра. Зрители аплодируют. А в жизни так редко бывает, вот только логическая взаимосвязь событий может всё объяснить. Так, ладно, давай покажу, как собирать кубик, и я рванул на дискотеку.