Текст книги "Монгольское нашествие на Русь и Европу"

Глава 6
Сравнение

Думаю, человеку, прочитавшему все вышеизложенное, понятно, что у монголов, по сравнению с русскими, были намного лучше развиты стратегия, тактика, разведка, управление войсками, дисциплина.

«…он [Чингисхан] не просто вел войны, имея хорошую армию, но обладал системой, которой была обеспечена слаженная работа и действенность всех частей его военного государства.

Системность эта проявлялась в следующем: у Чингисхана имелась сбалансированная армия, с ее обученными и дисциплинированными воинами, талантливыми полководцами, совершенными по тому времени структурой организации, тактикой, вооружением, осадными технологиями, военным планированием (стратегией); действия армии не были самостоятельными, они подкреплялись: разведкой – армейской (ближней/тактической), дальней (стратегической), ее активными мероприятиями (подрывная деятельность, пропаганда и т.п.) и дипломатией – внесением раздоров между государствами, гибким выбором временных союзников и т.д.; тыл был подкреплен – внутренним аппаратом, т.е. удачно составленным законодательством и охранными органами, налогообложением, почтой, системой ротации административного аппарата, системой управления захваченными территориями.

Таким образом, в державе Чингисхана были впервые заложены системные принципы государственного строительства, что по тем временам, на фоне рыхлых и несвязанных гособразований соседей монголов, и давало им большое преимущество в экспансионистской политике. Так что если посмотреть на историю создания их империи, мы видим знакомые нам сейчас реалии: массовые армии; действия отдельных корпусов в рейдах на больших пространствах в глубине территорий противника, координированные общей стратегией; качественная разведка всех видов; использование элементов психологической войны и пропаганды; тесная увязка военных и дипломатических мероприятий; большое внимание к проблемам связи и их решение на тогдашней технологической базе и т.д. При этом надо заметить, что противникам монголов было очень далеко до многих конкретных их достижений (хотя по частям они многое из них знали), но самое главное – они так и не поднялись, в отличие от монголов, до понимания увязки всего этого в единое целое, чем зачастую подписывали приговор своим государствам»[175].

Теперь о взятии монголами русских городов.

Вначале делалась попытка выманить гарнизон в поле для его разгрома и последующего легкого взятия беззащитного города: именно так были взяты Рязань и Коломна. Если выманить не получалось, то приступали к правильной осаде. Первым делом проводили подготовку окрестностей путем набора хашара и подручных материалов. Затем хашар производил необходимые работы: возведение частокола вокруг города, сооружение камнеметов, засыпание рва.

После этого монголы систематической стрельбой из камнеметов старались разрушить участок стены, сбить или поджечь заборолы. Кроме того, с помощью камнеметов они разбивали лед на валу, который защитники часто делали на направлении возможного штурма, а также разрушали и поджигали городские кварталы с целью деморализации осажденных.

К разрушенному участку стены под прикрытием щитов на расстояние прямого выстрела из лука (ок. 50 м) выдвигались лучники и лёгкие камнеметы, устраивавшие «железный поток», сгоняя защитников со стены, не давая им производить ремонтные работы. Когда стены оказывались частично разрушены, начинался всеобщий штурм с использованием лестниц. При этом штурмовали город с разных сторон, чтобы заставить защитников распылить силы.

Защитные действия гарнизонов русских городов оказывались неэффективными. Частокол, возведенный монголами вокруг города, делал невозможными вылазки. Стрельба с заборол легко подавлялась монгольскими камнеметами. Отсутствие башен делало невозможным проведение фланкирующего (продольного) огня против монгольских войск, подошедших вплотную к стене, и сосредоточение огня с нескольких сторон против монгольских камнеметов.

Остается только сравнить вооружение противоборствующих сторон. Мне представляется, что защитное вооружение русских дружинников и тяжеловооруженных монголов было примерно равноценным. Разница заключалась только в способах изготовления и соотношении отдельных элементов.

Что касается наступательного вооружения, то монголы, безусловно, значительно превосходили русских по степени насыщенности войска оружием дистанционного боя, т.е. луком со стрелами.

Обращаясь к другим видам наступательного вооружения монголов, следует отметить: сравнение затрудняет тот факт, что тактика, применявшаяся тяжеловооруженными монгольскими всадниками, отличалась от тактики русских дружинников и европейцев:

«Доминирующим сейчас является мнение, что эта тактика была диаметрально противоположной той, которую применяло европейское рыцарство: тяжелая конница наносила удар не в начале сражения, а, наоборот, в финале, завершая битву. Противник на тот момент уже долго “обрабатывается” силами всего остального войска, в основном за счет лучной стрельбы (осуществляемой прежде всего легко– и средневооруженными всадниками), понес большие потери в людях и особенно конях, в значительной мере дезорганизован, но продолжает держаться. Тут у большинства кочевых армий и наступала “патовая ситуация”, которая вполне могла стать переломным этапом: они, даже понеся минимальные потери, тоже дезорганизованы долгим боем, растратили силы коней и запас стрел (пускай хотя бы только тех, что с собой прямо сейчас: даже если при седле запасного коня, которого помощник держит где-то в тылу, и есть еще пара колчанов – поди доберись до них, не разваливая структуру боя). И если враг, даже почти проигрывающий, все-таки устоит, а то и перейдет в контрнаступление…[176]

В армии Чингисхана с вопросами сохранения организованности обстояло лучше, чем где бы то ни было, что допускало и возможность «поэскадронного» отхода в ближний тыл (максимум – считаные километры: за соседним холмом), с тем чтобы пересесть на свежих коней, довооружиться и вернуться на поле боя. Однако даже для такой армии этот момент достаточно неприятен. Вот тут и пригодится тяжелая кавалерия, немногочисленная, но составляющая ударный кулак всей армии.

Практически все реконструкторы склонны считать, что ее атака была решающей и могла коренным образом изменить ход сражения, причем панцирная кавалерия буквально врезалась в ослабленные вражеские ряды, нанося копейный удар (пускай он и не сродни встречному соударению взаимно атакующих всадников, как то практиковалось у рыцарства), а потом довершая дело клинками и булавами. После чего, когда противник, наконец, не выдерживал и обращался в бегство, начинался финальный этап: монголы активно преследовали отступавших, нанося им огромные потери, иногда даже большие, чем во время самой битвы. Это в основном осуществлялось уже силами легкой конницы, во время предшествующего боя выполнявшей в основном вспомогательные задачи, а потому сохранившей свежих коней.

Вполне логично. Этому не противоречит и тот факт, что монгольское наступательное вооружение по самому своему характеру предназначено для поражения слабозащищенного противника в бою на дальних дистанциях. Ведь количественно все равно преобладает средневооруженная конница (у всех врагов – тоже!), которой очень “по руке” стрелы с плоскими и широкими, до 4—5 см, наконечниками, предназначавшиеся для стрельбы по не защищенной доспехами цели, двуногой и особенно четвероногой. […]

Но если сама монгольская тяжелая конница, у которой защищены и кони, и люди, действительно должна была врезаться во вражеские ряды с копьями наперевес, то отчего тогда у всех конников, даже тяжеловооруженных, седла с низкими луками, не приспособленные для конной сшибки? И манера езды – тоже: на коротких стременах, с высоко поднятыми коленями, “лучная”, а не “копейная”. Положим, фронтальное столкновение на рыцарский манер и не предусматривалось; но все равно при таких обстоятельствах тяжеловооруженный батыр слишком легко может быть сброшен с лошади. Тогда имеет ли смысл вообще врезаться во вражеские ряды? И вообще: ставилась ли перед панцирными батырами такая цель?

Может быть, их высокая защищенность – “девайс” для лучной стрельбы? Будучи трудноуязвимыми, они подъезжают на сравнительно близкое расстояние и расстреливают врага прицельно, на выбор: им ведь, помимо прочего, не надо сложно маневрировать, носиться перед вражеским войском галопом, “сбивая прицел” неприятельским лучникам…[177]

Ничего невероятного в этом нет: такая тактика была характерна для тяжеловооруженных разновидностей степной конницы на всех этапах ее существования, начиная со скифского включительно. Правда, даже тяжеловооруженные скифы еще не имели стремян, так что для них в принципе было почти невозможно “врезаться” во врага. Для монголов такая возможность закрыта не была. Но очень возможно, что даже тяжеловооруженные монгольские всадники и даже во время ближнего боя главным образом стреляли, “бросая” большие стрелы с широким наконечником вблизи в лицо, в руки и пр. А колоть и рубиться начинали лишь после того, как все возможности вести стрельбу оказывались исчерпаны.

[…] А что тяжеловооруженные всадники делают в самом конце боя, когда сопротивление врага уже сломлено? Похоже, пересаживаются на запасных лошадей и принимают участие в преследовании, помогая легковооруженным и тем из средневооруженных, кто пока еще сохранил силы (ведь именно эта категория воинов принимает на себя основную тяжесть боя), при этом опять-таки работая как лучники!»[178]

Вероятно, можно констатировать тот факт, что наступательное вооружение дружинников было в большей мере, чем у монголов, приспособлено для поражения защищенного доспехами противника (узкий граненый наконечник копья, клевец, чекан). В принципе, при прочих равных условиях, это давало дружинникам некоторое преимущество в рукопашном бою с тяжеловооруженными монголами. Но в том-то и дело, что Чингисхан внедрил в свою армию столь развитое военное искусство в первую очередь для того, чтобы лишить противника возможности сражаться на равных.

Монгольский тяжеловооруженный всадник при лобовом столкновении с дружинником был бы выбит из седла, так как монгольские седла были приспособлены не для конной сшибки, а для стрельбы из лука. Дело в том, что монголы использовали короткие стремена и высокие седла. Это давало им возможность, приподнявшись на стременах и удерживаясь шенкелями[179], балансировать корпусом и амортизировать ногами, ведя при этом стрельбу из лука. Стоя на стременах, они избавлялись от тряски во время скачки, сохраняя корпус в относительном покое. Дружинники для обеспечения устойчивости в момент копейного удара использовали длинные стремена и седла с высокой и широкой задней лукой. Всадник упирался в стремена вытянутыми вниз и слегка вперед прямыми ногами, корпус откидывал назад и опирался на заднюю луку седла. В этом случае сила удара копья складывалась из скорости и массы коня и массы тела всадника.

Монголы легко выходили из этого положения, так как монгольская кавалерия была слишком маневренной для проведения против нее копейной атаки плотным строем, монголы легко уклонялись от нее, засыпая строй дружинников стрелами. Защитное вооружение дружинников не обеспечивало надежной защиты, так как стрела, выпущенная из монгольского лука, при наличии бронебойного наконечника и попадании в цель под углом, близким к прямому, на расстоянии до 100 м пробивала кольчугу, а на дистанции до 50 м – ламеллярный или ламинарный доспех. Положение усугублялось отсутствием у русских дружинников средств защиты для коней, а организация войска не позволяла обеспечить его прикрытием от метательного оружия до момента атаки. Таким образом, «стрелы […] заставляли лошадей неистово метаться, вставать на дыбы или скакать бешеным галопом в разные стороны, внося страшное замешательство в любое кавалерийское формирование. […] стрела, вонзившаяся в тело коня, причиняет ему ужасные мучения каждую секунду. Конь перестает слушаться всадника и скоро сбрасывает его»[180].

В результате поражения монгольскими стрелами лошадей первой шеренги практически одновременное падение передовых коней и всадников превращало строй атакующих в беспорядочную свалку, в мешанину из тел людей и животных. Это не позволяло дружинникам довести атаку до конца и вступить в прямой боевой контакт с монголами.

В тех случаях, когда монголы из-за природных условий были ограничены в маневре, они помещали в передние линии центра своего построения вспомогательные части, набранные из кочевых и полукочевых народов. Подставив союзников под главный удар русских войск, монгольская армия в это время играла роль заградительного отряда. В результате основные потери при завоевании Руси понесли монгольские союзники.

Теперь на конкретных примерах посмотрим, какие тактические приемы использовали монголы в боях с европейскими рыцарями.

Битва при Лигнице (9 апреля 1241 г.)

Численность сторон: монголы – 2 тумена (20 тыс. воинов); поляки с союзниками под командованием князя Генриха II Благочестивого (1192—1241) – ок. 25 тыс. воинов.

Перед началом сражения монголы на поле выставили только легковооруженных всадников, а тяжеловооруженных оставили в тылу, вне видимости поляков.

Битва началась с того, что польская легкая кавалерия атаковала монголов, но была отбита. После этого пошли в атаку рыцари. Вскоре монголы начали ложное отступление – польские рыцари, естественно, стали их преследовать. В результате образовался разрыв между польской кавалерией и пехотой. Чтобы окончательно отрезать их друг от друга, монголы создали дымовую завесу с помощью горящего камыша.

В ходе преследования монголов строй польских рыцарей нарушился, и в этот момент тяжеловооруженная монгольская конница внезапно атаковала их. Одновременно легковооруженные монгольские всадники, сосредоточившись на флангах, стали обстреливать рыцарей из луков. Вскоре поляки, неся большие потери, не выдержали и начали отступление.

Все это время польская пехота, отрезанная дымовой завесой, ничего не знала о судьбе своей кавалерии, и, когда из дыма показались бегущие рыцари, пехотинцы также обратились в паническое бегство. Монголы преследовали и убивали бегущих, Генрих погиб.

Битва на р. Шайо (11 апреля 1241 г.)

Численность сторон: монголы – 5—6 туменов (50—60 тыс. воинов); венгры с союзниками под командованием короля Белы IV (1235—1270) – от 30 до 60 тыс. воинов (по разным источникам).

10 апреля венгры остановились на ночь у р. Шайо (приток Тисы) на западном берегу в укрепленном лагере, в нескольких километрах от каменного моста. Монголы находились на противоположном берегу.

Когда стемнело, в венгерском лагере появился перебежчик из числа русских, находившихся в монгольской армии, который сообщил о том, что монголы собираются ночью перейти реку по мосту. Венгерский отряд выдвинулся к мосту и, атаковав монгольский авангард, вынудил его отступить. После этого венгры, оставив на мосту охрану, вернулись в лагерь.

В это время часть монгольской армии под командованием Субэдэя двинулась на юг с целью форсировать реку и зайти венграм в тыл. Одновременно монголы провели вторую атаку на мост, которую венгры также смогли отразить. Тогда монголы подтащили к мосту 7 метательных машин и начали забрасывать охрану моста камнями.

На рассвете венгры, охранявшие мост, не выдержав обстрела, отступили в лагерь и монголы перешли реку. После этого на равнине перед венгерским лагерем развернулось сражение.

Около семи часов утра на поле боя появился корпус Субэдэя, увидев который, венгры отступили в лагерь. Монголы не стали атаковать укрепленный венгерский лагерь, а, сосредоточившись на холмах, окружавших равнину с расположенным на ней лагерем и подтянув камнеметы, начали обстрел венгров.

Венгры устроили две вылазки: первая была отбита монгольскими лучниками, во время второй монголы с помощью ложного отступления заманили отряд венгерских рыцарей на изобилующую оврагами местность и полностью уничтожили.

Около трех часов дня деморализованные обстрелом венгры, бросая оружие, устремились в специально оставленный монголами в кольце окружения проход. Монголы вели параллельное преследование правее и левее колонны отступавших венгров, постепенно отсекая хвостовую часть, рубя и загоняя бегущих в болото. В результате венгерская армия была почти полностью уничтожена, Бела сумел убежать.

Итак, что же мы видим? В битве при Лигнице монголы использовали классический тактический прием кочевников – ложное отступление, а после того как поляки нарушили свой строй – контратаку с одновременным фланговым охватом. (Сходную тактику монголы применили в 1223 г. в бою с русскими на р. Калке.) Результат – полный разгром противника, потери монголов минимальны.

Несколько по-другому обстояло дело во время битвы на р. Шайо. Здесь налицо некоторая несогласованность в действиях монголов, вследствие которой они вступили в лобовое столкновение с венгерскими рыцарями и понесли чувствительные потери. Вот как это описывается в «Юань-ши»[181]:

«Субэдэй выдвинул отличный план – заманить его [короля] войско к реке Хонин[182]. Войска чжувана [Бату] находились в верхнем течении, [где] мелководье и лошади могут перейти вброд, кроме того, посередине имелся мост. В нижнем течении, [где] вода глубокая, Субэдэй хотел связать плоты для скрытной, подводной, переправы, выводящей в обхват врага сзади. Не [дождавшись] переправы, чжуван первым перешел вброд реку для сражения. Войско Бату стало бороться за мост, но вместо того чтобы воспользоваться [им], из [числа] латников, вместе с его [Бату] подчиненным военачальником Бахату[183], утонул каждый тридцатый. Сразу после переправы чжуван, ввиду множества приближающихся врагов, захотел потребовать возвращения Субэдэя, с запозданием рассчитывая на него. Субэдэй сказал так: “Ван желает вернуться – [пусть] сам возвращается”. […] Все ваны пришли на сбор и Бату сказал так: “Во время сражения у реки Хонин Субэдэй опоздал помочь, был убит мой Бахату”. Субэдэй ответил так: “Чжуван хотя знал, что в верхнем течении мелководье, все равно завладел мостом, чтобы переправиться и сразиться, не узнав, что я в нижнем течении [еще] не завершил связывание плотов. А сегодня знай себе говорит – я опоздал, и думает, что именно в этом причина”. Тогда Бату тоже уяснил [как было дело]. Позже, на большом сборе, пили кобылье молоко и виноградное вино. Говоря про события во время похода на короля, [Бату] сказал так: “Все, что захватили в то время, – это заслуга Субэдэя!”»[184]

Это сообщение интересно еще и тем, что показывает отношения среди монгольского руководства. Дело в том, что авторы современных художественных произведений (книг, кинофильмов), посвященных монгольскому нашествию, зачастую описывают Бату как своего рода фараона, перед которым все падают ниц. Оказывается, все было не совсем так – Субэдэй не только спорил с Бату, но и поступал по-своему. Бату, в свою очередь, показал себя неважным тактиком, но хорошим руководителем, способным осознать свои ошибки.

Мне кажется, закончить эту главу можно известным высказыванием Наполеона, заменив в нем мамелюков на русских дружинников (европейских рыцарей), а французов – на монгольских тяжеловооруженных всадников:

«Два дружинника (рыцаря) могли отлично держаться против трех монголов, потому что были лучше вооружены и обучены, сидели на лучших лошадях и имели слуг для поддержки; но, с другой стороны, 100 монголов не должны были опасаться 100 дружинников (рыцарей), а 300 монголов превосходили такое же число дружинников (рыцарей), а 1000 монголов должны, несомненно, победить 1500 дружинников (рыцарей)»[185].

Глава 7
Первый бой (битва при Калке)

Весной 1222 г. двадцатитысячная монгольская армия под командованием темников Джэбе (ок. 1165—1231) и Субэдэя (1176—1248) осуществляла глубокий рейд по Закавказью с целью проведения разведки для будущих больших походов. Совершая переход через Кавказский хребет в северокавказские степи, монголы обнаружили, что выходы из горных проходов на равнину перекрыты объединенными войсками половцев и аланов.

Первые столкновения показали, что у монголов недостаточно войск, чтобы проложить дорогу силой. Положение было угрожающим, так как в узких горных проходах в незнакомой местности они не имели возможности развернуться для боя или совершить обход.

Тогда Субэдэй пошел на хитрость: отправил послов к половецким ханам с щедрыми дарами, обещанием не воевать с ними и призывом отказаться от союза с аланами. Половецкие вожди польстились на богатые подарки и увели свои войска в степь, где разошлись по кочевьям. Монголы разгромили аланов, после чего вторглись в половецкие земли. Половцы были разбиты в ряде сражений и бежали на запад, за Днепр. Монголы, проведя ряд грабительских набегов по Северному Причерноморью, перезимовали в степи между Волгой и Доном.

Весной следующего 1223 г. монгольская армия форсировала Дон и двинулась на северо-запад с целью покорения оставшихся независимыми половецких племен.

Узнав о новом наступлении монголов, половцы обратились с просьбой о военной помощи к русским. Те откликнулись на эту просьбу, и в результате произошла битва при Калке.

Кроме русских летописей, сведения об этой битве содержатся в иностранных источниках, как в европейских, так и в восточных.

Рассмотрим вначале европейские источники. К сожалению, они содержат мало информации, да и та, что есть, не производит впечатления достоверной. Вот что, например, написал о битве при Калке Генрих Латвийский[186]:

«И бились с ними [половцами] татары, и победили их, и истребляли всех мечом, а иные бежали к русским, прося помощи. И прошел по всей Руссии призыв биться с татарами, и выступили короли со всей Руссии против татар, но не хватило у них сил для битвы, и бежали они пред врагами. И пал великий король Мстислав из Киева с сорока тысячами воинов, что были при нем. Другой же король, Мстислав Галицкий, спасся бегством. Из остальных королей пало в этой битве около пятидесяти. И гнались за ними татары шесть дней, и перебили у них более ста тысяч человек, а точное число их знает только Бог, прочие же бежали»[187].

Так же немного информации содержится в восточных источниках. Вот что написал об этом ал-Асир[188]:

«Когда татары овладели землей кипчаков [половцев] и кипчаки разбрелись […] то большая толпа из них ушла в землю русских; это страна обширная, длинная и широкая, соседняя с ними, и жители ее исповедуют веру христианскую. По прибытии их к ним все собрались и единогласно решили биться с татарами, если они пойдут на них. Татары пробыли некоторое время в земле Кипчакской, но потом в 620 году[189] двинулись в страну русских. Услышав весть о них, русские и кипчаки, успевшие приготовиться к бою с ними, вышли на путь татар, чтобы встретить их прежде, чем они придут в землю их, и отразить их от нее. Известие о движении их дошло до татар, и они обратились вспять. Тогда у русских и кипчаков явилось желание [напасть] на них; полагая, что они вернулись со страху перед ними и по бессилию сразиться с ними, они усердно стали преследовать их. Татары не переставали отступать, а те гнались по следам их 12 дней, потом татары обратились на русских и кипчаков, которые заметили их только тогда, когда они уже наткнулись на них: совершенно неожиданно, потому что они считали себя безопасными от татар, будучи уверены в своем превосходстве над ними. Не успели они собраться к бою, как на них напали татары со значительно превосходящими силами. Обе стороны бились с неслыханным упорством, и бой между ними длился несколько дней. Наконец татары одолели и одержали победу. Кипчаки и русские обратились в сильнейшее бегство, после того как татары жестоко поразили их. Из бегущих убито было множество: спастись удалось лишь немногим из них; все, что находилось при них, было разграблено. Кто спасся, тот прибыл в [свою] землю в самом жалком виде, вследствие дальности пути и поражения. Их преследовало множество [татар], убивая, грабя и опустошая страну, так что большая часть ее опустела»[190].

Теперь посмотрим, что пишут о битве на Калке русские источники, то есть летописи. Но вначале – несколько слов о самих летописях.

Дошедшие до нас летописи представляют собой своды, соединения предшествующих летописей с текстами, которые писали сами летописцы. Предыдущие тексты они при этом обычно редактировали. В подавляющем большинстве случаев летописцы писали не о тех событиях, свидетелями которых они были, а о событиях более раннего времени, зачастую происходивших к тому же в других местах.

Первоначальные записи делались монахами, которые вели затворническую жизнь, мало общаясь с миром. Новости попадали к ним, в основном, от странников – естественно, что они оказывались устаревшими и испорченными многократными пересказами.

Переписчики вставляли в ранние сюжеты анахронизмы, подвергали текст смысловой, стилистической, лексической и фразеологической обработкам. Каждый из переписчиков допускал ошибки, многие старались улучшить текст, сделать его более понятным своим современникам. Так в тексте появлялись вставки и комментарии, которые не выделялись и не помечались. Летописец был лицом заинтересованным и не просто фиксировал исторические события, а вольно или невольно их интерпретировал. Объективное воспроизведение событий его не волновало, главными были политические пристрастия и социальный заказ, когда летопись подвергалась переработке по команде сверху, от князей и церковных иерархов. Неудобные факты вымарывались, пробелы заполнялись авторскими домыслами, слухами, историко-легендарными сказаниями, пересказами житий русских святых. В летопись включали отрывки из других летописей, их комбинировали между собой. Кроме того, из-за дороговизны пергамента и трудоемкости работы тексты при переписке постоянно сокращали. Именно экономией места объясняется большая часть сокращений: чтобы поместить новое и более важное, опускалось старое, потерявшее актуальность или просто непонятное.

В результате всего этого летописи, потеряв значение достоверного источника, превратились в сложные многослойные тексты, выделить из которых истину порой бывает просто невозможно.

В летописях о битве на Калке рассказывает «Повесть о Калкской битве», написанная в первой трети XIII в. Три первоначальные версии «Повести» содержатся в старейших летописях: Новгородской I[191], Лаврентьевской[192] и Ипатьевской[193]. «Повесть о Калкской битве» в позднейших летописных сводах представляет собой различные комбинации из этих трех первоначальных версий.

Новгородская I летопись:

«В год 6732 [1224] […] В тот же год, по грехам нашим, пришли народы неизвестные, их же никто не знает, кто и откуда пришли, и какой язык их, и которого племени, и какая вера их; а зовут их татары, а иные говорят таурмены, а другие печенеги, другие же говорят, что это те, о них же Мефодий, Патарский епископ, свидетельствует, что они вышли из пустыни Етриевской, находящейся между востоком и севером. Так Мефодий говорил, к скончанию времен явятся те, которых загнал Гедеон, и пленят всю землю от востока до Евфрата и от Тигра до Понтийского моря, кроме Эфиопии[194]. Бог один знает, кто они и откуда пришли, премудрые мужи знают это хорошо. Которые книги разумеют, мы же их не знаем, кто они, но здесь написали о них памяти ради русских князей и бедах, которые были от них им. Слышали, что многие страны попленили, ясов, обезов, касогов и половцев безбожно множество убили, а иных прогнали, и так умерли убиваемые гневом Божьим и пречистой его матери; того ради всемилостивый Бог, желая погубить безбожных сынов измаиловых куманов, чтобы отомстить кровь христианскую, что и было над ними беззаконными. Прошли те таурмены всю страну Куманскую и пришли близ Руси, что зовется вал Половецкий. И прибежали окаянные половцы, остаток их, Котян с иными князьями, а Даниил Кобякович и Юрий убиты были, с ними множество половцев; Котян был тесть Мстиславу Галицкому. И пришел с поклоном с князьями половецкими к зятю, в Галич, к Мстиславу и ко всем князьям русским, и дары принесли многие: коней и верблюдов и буйволов и девок, и одарили князей русских, а говорили так: “Нашу землю сегодня отняли, а ваша завтра взята будет”, и взмолился Котян зятю своему. Мстислав же начал молить князей русских братьев своих, говоря так: “Если мы, братья, этим не поможем, то эти могут присоединиться к ним, то у них больше будет сила”. И так долго советовались, решили в путь, по просьбам и мольбам князей половецких. И начали воинов собирать, каждый в своей области; и пошли, соединивши землю всю Русскую против татар, и были на Днепре, на Зарубе. Тогда же увидели татары, что идут русские князья против них, и прислали послов к русским князьям: “Слышали, что идете против нас, послушавшись половцев, а мы вашей земли не трогали, ни городов ваших, ни сел ваших, не на вас пришли, но пришли божьим попущением на холопов и на конюхов своих на поганых половцев; а вы возьмите с нами мир; а если побегут к вам, бейте их оттуда, а товары заберите себе; поскольку слышали, что и вам много зла сделали; из-за этого же и мы бьем”. Того же русские князья не послушали, послов убили, а сами пошли против них; и не дошли Олешья, и стали на Днепре. И прислали к ним вторично послов татары, говорили так: “Послушали половцев, а послов наших убили, а идете против нас, вы идите; а мы вас не трогали, да всем Бог”. И отпустили прочь послов их. Тогда же Мстислав, перейдя Днепр, пришел с 1000 воинов на охранение татарское, и победил их, а остаток их убежали с воеводою своим Гемябеком на курган половецкий, и тут им не было помощи, и погребли воеводу своего Гемябека живым в землю, хотели жизнь его спасти; и тут нашли, выпросили половцы у Мстислава, и убили его. Слышавшие это князья русские, пошли все вместе, на них же шли 9 дней, и зашли за Калку реку, и послали в охранение Яруна с половцами, а сами станом стали тут. Тогда же Ярун сошелся с ними, хотел биться, и побежали, не успев ничего, половцы назад, и потоптали, убегая, станы русских князей, не успели ибо ополчиться против них; и смешались все, и была сеча зла и люта. Мстислав же, киевский князь, видя это зло, не двинулся с места; стал ибо на горе над рекою над Калкой, ибо место то каменисто, и тут сотворил город около себя в кольях, и бился с ними из города того три дня. Иные же татары наступали на русских князей, убивая до Днепра: а у города того оставили двух воевод Чегыркана и Тешюкана на Мстислава и на зятя его на Андрея и на Александра Дубровского; ибо были два князя с Мстиславом. Тут же и бродники[195] с татарами были, и воевода Плоскиня, и тот окаянный воевода целовал крест честный к Мстиславу и к обоим князьям, что их не убьют, но отпустят их за выкуп, и солгал окаянный; предал их, связав, татарам, а город взяли, а людей убили, а двоих князей взяли, и задавили их, подложив под доски, а сами сверху сели обедать, и так жизнь их закончилась. А иных князей до Днепра гнали, убив шестерых: Святослава Каневского, Изяслава Ингваревича, Святослава Шумского, Мстислава Черниговского с сыном, Юрия Несвижского. Тогда же Мстислав Мстиславич прежде прибежал к Днепру, оттолкнул от берега ладьи, да не идут татары по ним, а сам едва убежал; а прочие воины каждый десятый пришел восвояси; а иных половцы побили из-за коня, а иного из-за одежды. И так за грехи наши Бог вложил недоумение в нас, и погибло много без числа людей; и были вопль, и плач, и печаль по городам и по селам. Эта злоба сотворилась 31 мая, на святого Еремея. Татары же возвратились от реки Днепра; и не ведаем, откуда они пришли и куда делись опять…»[196]