Текст книги "Откровение А4. фильм в виде книги"

Шамбала

На следующий день на месте Иды сидел Вениамин Викторович – представительный мужчина средних лет. Семён про него сказал: «Вениамин Викторыч – не только организатор процесса: он оптимизатор процесса, и это очень важно! Он фишку рюхает!»

– Доброе утро, Ида уже здесь? – Именно с таким «оптимизатором» я решил быть официальным, пока он сам не дал повод не быть таким.

– Доброе утро, А Четыре. Ида просила передать тебе новый допуск первого уровня, держи.

– Новый не только ворота открывает, что-то ещё?

– Это ты спроси у Игоря. У меня нулевой, – с сожалением сказал Вениамин Викторович и подумал при этом: «Эти молодые…»

– Спасибо. – Я удивлялся скорости, с которой Игорь меня продвигает. Вениамин Викторович работал в конторе, я не знаю сколько, а у него нулевой.

В кабинете Игоря не оказалось. Я зашёл к Семёну, с Димой-логотипщиком они тыкали пальцами в картинку на мониторе и что-то обсуждали. Я не стал их отвлекать. Вернувшись на улицу, я услышал сирену истерично кричащей «Скорой». Едут. Вчера Игорь решил сюда привезти художника, который рисовал Бивиса и Батт-Хеда.

Из машины вышел наш шеф с каким-то американцем – то, что американец, – у него на лбу написано шрифтом Таймс.

– Привет, А Четыре, это аниматор из Нью-Йорка, Майк Джадж, который Бивиса и Батт-Хеда придумал. Выписали на два дня… Возьми, пожалуйста, сумку в машине… Не нравится он мне. Там все знали, что сегодня он нам понадобится, ему объяснили всё, а он, видите ли, в Амстердам, никого не предупредив, улетел. На свободу нравов потянуло нежданно. Иди с нами наверх, – распорядился Игорь. Мы прошли по коридору и поднялись на второй этаж, с америкосом шеф разговаривал на его языке.

– Как нашли его, сложно было? – поинтересовался я. Майк шёл молча, по его виду я не сказал бы, что он виноватым себя считает.

– Он ведь, гад, билет на самолёт купил не заранее, как все добропорядочные граждане. Мы бы сразу отследили, – Игорь искренне удивился. – Он вчера накурился дури дешёвой и с подружкой, под кайфом, сразу в Амстердам улетать начал, за новыми ощущениями. Он сам не знает, чего там хотел. Вроде нормальный, а такие номера выкидывает… Конечно, я напряг кого надо, вылетели, встретили в Голландии, прилетели в Москву, в себя привели. Хорошо, что хоть помнит, зачем здесь. – Я первый раз видел Игоря таким возбуждённым.

Втроём мы зашли в кабинет на втором этаже, который не имел знака, как остальные, но имел простую надпись «Шамбала». Кабинет был разделён пополам звуконепроницаемым стеклом, за которым сидела счастливая Ида с толстой потрёпанной книгой в руках. Заметив нас, Ида приветливо помахала. Непонятно, как она туда попала, входной двери я за стеклом не увидел. На нашей половине находились три стула, стол и свежераспакованный сканер странной конструкции. Упаковка лежала рядом в углу. Этот кабинет мне напомнил про одного хакера. У него тоже ничего кроме того, что нужно для входа в сеть, в комнате не было. Минималистическая лаконичность обстановки лучше всего говорила о том, что у него в этой комнате происходит. Происходило то, что он хакал кого хотел, когда хотел и куда хотел во все места. Любой банк, любую разведку и любой сайт… У него было всё, и он всё мог себе позволить. У него странная фантазия была, он говорил, что «сейчас всё уже есть, но так хочется жить в шалаше с крестьянкой. Шикарная жизнь надоедает быстро». Он всё про себя знал, как и о многих других. Никто, кто хотел, не знал про него ничего. Он говорил, что планирует хакнуть какую-то книгу. Я тогда подумал, что он не просто хакер, а возможно, само это понятие. Потому, что его найти невозможно. И, по его словам, находят не хакеров, а пользователей.

Игорь нажал кнопку переговорного устройства.

– Ида, извини за задержку, обстоятельства… Начинаем. – Из сумки он достал профессиональные наборы карандашей и фломастеров для аниматоров. Затем прозрачную плёнку, под неё положил белый лист. Жестом предложил Майку садиться за стол. Если бы не рассказ Игоря, я, наверное, мог сказать, что мне нравится этот парень.

Ида встала, заинтересовавшись процессом превращения.

Майк быстро, профессиональной рукой, нарисовал Иду на плёнке контурами, затем контуры заполнил нужным цветом. Всё заняло не более трёх минут. Молча, я пока вообще не слышал его голос, он указал жестом, что всё готово. Игорь некоторое время смотрел внимательно на рисунок, потом на Иду.

– Мне это не подходит. Что это, посмотри, нарисуй нормальную девушку – вот она, а у тебя тут что? – Английский Игоря был хорош, но я чувствовал в его голосе раздражение.

– Не надо меня учить, я сам кого хочешь научу. Я автор сериала, я всех героев придумал. Нормально нарисовал, – истерично ответил америкос. Видно, там с ним не так разговаривают.

– Мне не надо нормально. Мне надо хорошо. – Потребовал Игорь. – Отлично надо. Лучше всех! Её не надо придумывать, разуй глаза, вот она реальная! Рисуй!

Иду всё это начало смешить, она не слышала нас, но понимала в чём дело.

Майк бросил на стол карандаш и, уже не сдерживая себя, раздражённо сказал.

– Больше не буду рисовать, я так вижу. Я рисую всех один раз, нарисовал так, значит, правильно. – Так можно сказать, если не знаешь Игоря, или можно, но не ему. У нас все художники такие. Мне было интересно, как шеф поступит в сложившейся ситуации. Сейчас он воспринимал всё как хамство.

Игорь, демонстрируя спокойное выражение лица, нажал несколько цифр на телефоне:

– Сергей, зайди к нам наверх, твоя помощь нужна, – сказал он в трубку и, улыбаясь, посмотрел на Майка, который тоже заулыбался.

Зашёл Сергей, личный телохранитель Игоря, было видно, что он спешил. Специально, чтобы понял наш гость, Игорь, не переходя на русский, распорядился:

– Расскажи этому, – указал пальцем, – как и с кем надо разговаривать, что отвечать и с какой скоростью соглашаться. Куда засунуть свой пафос и как рисовать. Не поймёт, дай по морде. – Сергей, поняв команду, не церемонясь, выволок гостя за ухо.

Жестом извинившись перед Идой (она махнула рукой, дав понять, что понимает всё), Игорь прокомментировал:

– Бывает так, что люди знают про себя всё и позволяют себе подобное, но есть моменты, когда надо учитывать сложившуюся ситуацию.

– Понимаю… А Ида туда как попала?

– Сейчас она находится на полпути, если можно так выразиться. Завершающий этап – Дверь. – Игорь указал на сканер. – Рисунок отсканируем, и она окажется в два-дэ.

– Что за сканер такой, никаких лейблов, надписей, одна кнопка всего.

– Ничего не надо больше – спецзаказ. Дверь в два-дэ. Первый и последний. Никому, кроме нас, такой не нужен.

Сергей ввёл непонятливого стейтса с подбитым глазом, было видно, что у нас проблем больше не возникнет. Теперь Игорь был с ним вежлив и спокоен. С четвёртой попытки рисунок удовлетворил требованиям Игоря, он поблагодарил за сотрудничество американского художника и предложил ему подождать внизу в кабинете.

Ида всем своим видом спрашивала: «Когда?» Игорь, как фокусник, взял плёнку с мультяшкой двумя пальцами, другой рукой открыл сканер, положил изображение, закрыл крышку. Искусственно улыбаясь, посмотрел на Иду, потом на меня. Продемонстрировал нам свой указательный палец, выдержал паузу и дал отсчёт:

– Внимание… А Четыре, три, два, один, ноль, минус один, минус два, минус три, минус А Четыре… Старт! Поехали-и! – крикнул Игорь и нажал на кнопку сканера. По мере продвижения полосы света в приборе, сканируя картинку, исчезала Ида – с головы до ног.

И всё стало быть.

– Мы сделали это! – воскликнул Игорь. – То, над чем так долго бились умы в три-дэ, свершилось. Па-ашли вниз. – Приятно видеть небезразличного тебе человека в хорошем расположении духа.

Спустившись в кабинет, Игорь поблагодарил Майка. Из своего бумажника он достал кредитную карточку и вручил её стукнутому. Потом отдал ненужный нам здесь рисунок художнику, и распорядился о доставке гостя в аэропорт. Мы остались одни.

– Понимаешь, А Четыре, я давно занимаюсь два-дэ, но сегодня мы в первый раз отправили туда человека. Через некоторое время Ида вернётся. То, что она увидит там, её ощущения – это переворот. До сих пор не было возможности попасть туда.

– Мне казалось, мы её просто в этот мультик отправили. Так там целый мир?

– В том-то всё и дело, когда я Дверь вчера получил, – всё на свои места встало. Мультик – мультиком, у себя Майк всё по сценарию нарисует и отснимет. Но она сама будет жить, и общаться с теми, кто там… В общем, у них есть контора, подобная нашей. Они Иду и приняли. Разница в том, что мы здесь, в три-дэ, ими занимаемся, а они у себя в два-дэ – нами. Когда я сообщил, что мне надо к ним Иду отправить, мне прислали схемы двери, инструкции – что можно, чего нельзя. Мы контачили через окна раньше – общались, но не ходили друг к другу, а тут Дверь появилась, – с радостью объяснил Игорь.

– Теперь реально ходить туда?

– Да, но они не всех пускать намерены – так же, как и я, не каждого плоскатика сюда пущу.

∞

– Мама, а почитай мне книжку, прямо сейчас, пожалуйста.

– …И Ангелу Филадельфийской церкви напиши: так говорит Святый, Истинный, имеющий ключ Давидов, Который отворяет – и никто не затворит, затворяет – и никто не отворит: Знаю твои дела; вот, Я отворил перед тобою дверь, и никто не может затворить её; ты не много имеешь силы и сохранил слово Моё, и не отрёкся от имени Моего…

– Стоп!

∞

Я вернулся к Семёну в кабинет. Семён рисовал новый знак. Значит, он знаки не только вставляет, но и придумывает новые.

– Твоя табличка «Шамбала»? – спросилось у меня.

– Видел уже? – удивился Семён.

– Видел… Какие знаки ты вставил в слово? И… вообще, куда их там можно вставить? Такое слово… в нём уже всё есть.

– Мне нравится ход твоих мыслей. Правильно, там знаки вставлять некуда. Там уже всё есть… Знаешь, хорошая мысль… Я попробую всё слово в какой-нибудь квадрат вставить…

– Семён, мне сегодня сон приснился, я точно помню, что он был, но я не помню, что именно… У тебя так бывает?

– У меня снов вообще не бывает, они мне не снятся, – не отрываясь от работы, ответил Семён.

– Интересно, почему у тебя так? Ты не узнавал?

– У кого такое узнать можно? Они мне не снятся, наверное, потому, что я не сплю уже двенадцать лет, – буднично поведал мне Семён.

– Ничего себе! Я где-то слышал про таких людей… Вам спать необязательно… И что же ты ночью делаешь?

– Развлекаюсь, – с удивлением ответил он, подразумевая, что чем же ещё можно заниматься в его случае?

Неожиданно, без стука, испугав дверь ударом ноги, появился Еремей, который заморозить всех хочет. Я его узнал – видел на том изображении, которое показывал Семён. Прикинут идеально, во всё белое, ткань – белый лён. На мониторе компьютера Семен показал ему сделанный плакат. Всё как надо… Еремей посмотрел долго, в ухе поковырял, затылок почесал, сказал, медленно как-то, будто каждое слово для него особый смысл имеет:

– Хорошо это у нас получается, я сам захотел внезапно пожить после смерти.

– А надо? – поставил вопрос Семён и перешёл за другой компьютер, позволив заказчику рассмотреть и впечатлиться сделанной работой.

Мне был интересен этот человек – молодой, всё есть. Наверное, от этого такие мысли в голову приходят. Может, с жиру бесится?.. Мне, например, о другом думается.

– Слушай, Еремей, ты вот сначала с попами работал, потом тебя на жизнь после смерти потянуло. Ты креоникой стал заниматься. С чего бы это? – поинтересовался я.

– Не… ну, я поработал в религии и такую вещь понял – не важно самому верить в то, что ты делаешь, важно, чтобы в это верили другие. Они хотят верить в воскрешение, пожалуйста, я предоставляю такие услуги. У меня не просто креоника, мои менеджеры убеждают клиентов, что после заморозки мы читаем курс лекций по попаданию в Рай, пока их опять не оживят. Куда пойти там, что и кому сказать надо. Но это вроде тайное знание, и его понять только после смерти можно, в течение трёх дней… вроде как душа в теле ещё это время. Комично то, что все клиенты – атеисты – в бога не верят. А верят в весь этот развод по поводу рая… Странные люди. Я просто предлагаю им то, что они хотят, – выдал Еремей тайну бизнеса.

– И много ты заморозил? – между прочим спросил Семён.

– Тебе что, точно надо? – с готовностью уточнил заморозчик, доставая электронную записную книжку. Нажав несколько клавиш, он тихо порадовался, увидев текущее число креонированных по всем филиалам мира.

– Точно не обязательно. Плюс-минус тысячу, – пошутил Семён.

– В общем, их тут достаточное количество, – расплывчато ответил Еремей, не озвучив число.

– Это всё, по-моему, из Америки пошло? Любят они всякой ерундой заниматься… – поделился впечатлением Семён. – Мне нравится, как они в своих фильмах пепел умерших над морем развеивают, что-то в этом есть.

– Это самый дешёвый способ хоронить, у них там, – пояснил Еремей, указав пальцем вниз, вероятно подразумевая, что в Америке, исходя из шарообразности Земли, местные сейчас там, где он показал, ходят вверх ногами относительно нас.

– Что вообще об этом церковь думает? – спросил я, мне хотелось обсудить этот вопрос с Еремеем, интересная у него позиция по поводу религии.

– Ничего церковь не думает, она стоит себе, прихожан в себя принимает. А попы, они вообще не думают про веру и всё такое, они занимаются своими делами… Для них те, кто верит и к ним приходит, – это источник дохода. Это игра такая, они кадилом машут или крестятся не потому, что искренне верят… а для того, чтобы исполнить все эти правила и ритуалы, к которым приучили верующих. Искренности, самоотдачи я не видел никогда у попов. Играют. Актёры такие в ермолках.

– Цинично это всё звучит, тем более от тебя, – высказался Семён.

– Семён, запомни, цинизм – это первая ступень к разуму. Побольше бы таких циников, как я… В принципе, смысл религии исчерпывается нравственностью. «Кадилом махать – не яму копать», так попы говорят. По идее ведь, чем более ты нравственен, тем более ты религиозен, или наоборот, я точно не помню. Все эти десять заповедей Моисея – не что иное, как основа и критерий нравственной жизни. На самом деле, Бог присутствует в Мире в нравственном деянии. Всякая мистика о сущности Бога разумным человеком должна быть отвергнута. Верят в Бога слабые, а религию создали сильные для слабых.

– А если сильный верит? – поставил я вопрос.

– Если сильный верит, значит, он слабый, а не сильный. Люди, если разобраться, все слабые, потому что верят. Любая идеология и организованная религия рассчитаны на людей со слабыми мозгами. Им нужно верить во что-то. Не важно в кого, в Бога или Дьявола, важно верить. Любой верующий верит в то, что его вариант бога есть, и он спасёт. Атеист верит в то, что Бога нет. Но, прошу заметить, и то и другое есть вера. И вообще, может быть, лично я и верю в Бога, но я не верю в то, что другие в него верят. А если и верят, то меня интересует: а – в какого, бэ – как, и цэ – где он? Этот Газали, комментируя Хадис, правильно сказал: «Тот, кто умирает, зная, что нет бога, кроме Бога, вступает в рай», у него речь идёт не о тех, кто верит, и не о тех, кто провозглашает, а о тех, кто знает. Они хотят видеть его и слышать… но не понимают, что человек ни физически, ни психологически не готов и не способен вынести безбрежную мощь истинного гласа господнего. Услышь это любой смертный – его разум закипел бы, а сердце бы взорвалось… Люди не готовы к тому, что придёт Бог. Вот сейчас зайдёт кто-нибудь и скажет: «Здрасьте, а я, типа, Бог и есть!» – мы же не поверим… никто не поверит. Может, ты, Семён, и есть Бог… или ты, А Четыре, имя у тебя подходящее и вид у тебя святой… Но все ждут какого-то свечения неземного от него или чудес исцеления… а может, ничего ждать не надо, а только благоговеть. Я тут недавно прикинул, случись мне увидеть Бога, я бы… наверное, первое, что я хочу у него спросить, это… нет, я бы ему сказал вот что… нет… я бы, пожалуй, просто, – Еремей задумался. – Да! Точно! Первое, что я сделаю, случись мне его увидеть, я дам ему в морду… если она у него есть… И ещё меня радует то, что Богу не дано насладиться смертью… Вообще, что такое это слово «Бог»? Я разбирался с этим… БОГ равняется БО и Г, где на древнеславянском языке БО – это «ботать» – «говорить», Г – это «Глава» или «Голова». Значит Бог – это «Ботающая Голова». Русский язык захирел, а новорусский слился со старорусским. Вот мы и ботаем теперь по фене. Зная реальную историю религии, верить невозможно. Хочешь, я тебя с одним деятелем познакомлю, его Павел Смешинский зовут. Он вообще этих верующих, говорит, не понимает, хотя сам попом работал. А куда ему было идти, папа крупный чиновник церковный, Павел в школе ихней отучился, ничего никогда не делал. По заграничным филиалам церковным ездил всю дорогу. Он сейчас у них вроде крыши. Все вопросы конфликтные решает. Тут недавно какие-то хотели вертолёты через их льготы ввозить, а делиться не хотели. Думают, самые умные. К ним Павел пришёл, он с подобными вопросами разбирается. Объяснил, что к чему, что ссориться никому не выгодно, стрелять друг в друга уже перестало быть актуальным, основной государственный капитал поделили давно. Давай, говорит, разборки на лодках устроим, на воде, где белые лебеди, я знаю место одно хорошее и красивое… там и разберёмся. Кто кого потопит, тот и прав. А как ещё с ними истину искать? Встретились, он водолазов своих заранее в пруд посадил. Ему Вода вообще по жизни помогает. Он говорил, что Она ему выдаёт места кладов затонувших кораблей. Он подошёл к Воде, поговорил с Ней, объяснил, в чём дело, помощи попросил, заговорил Её, и Она согласилась – помогла. На двух лодках вертолётчики непонятливые и доверчивые, хотя и думают про себя, что самые умные. На двух других – представители церковного бизнеса. У вертолётчиков тактики никакой, одна самоуверенность, и вертолёты непроданные. Короче, церковные вёслами им головы попроламывали, те водолазы под водой вертолётные лодки перевернули – и всё на свои места встало.

– А милиция что в это время делала? – дал о себе знать внешне законопослушный Семён. За его ухом вставленный карандаш смотрелся странно.

– Откуда я знаю, милицию эти дела не касаются, мы сами разберёмся, – пояснил Еремей.

– Но ведь, наверное, там люди были, гуляли со своими собаками писающими, а тут веслом по голове… – Этот момент Семёна заинтересовал больше всего.

– А что люди? Люди тут при чём? Людям сказали – всё нормально, каскадёры эпизод для кино снимают, Павел ещё киношников нагнал с камерами и с фонарями своими, так что у общественности лишние вопросы не возникали, все смотрели, как кино снимают, – было видно, что у Еремея подобных вопросов, по поводу милиции, вообще не возникало, и слышать их для него странно.

– Молодец парень, у него к церкви деловой подход, – одобрил Семён. – Я в церковь ходил пару раз, посмотреть – там эти бабушки такие… Я их не понял. Там или бабушки, или молодые какие-нибудь, которые с жиру бесятся.

– Они не с жиру, они сами не знают, чего хотят. Приходят, денег надают попам, думают: «Всё – откупились». Ну и пусть думают. Просто церковный бизнес люди умные придумали ещё давно. Делать ничего не хотели, организаторы хорошие. Собрались, прикинули что к чему, а тут мечутся вокруг сограждане – им надо, не знают чего, но надо. Верить им надо было в кого-то… Причём я думаю, это одновременно произошло, везде. И времяисчисление они ведут именно с того момента, когда собрались эти ребята и придумали свою религию и легенды, чтоб другие верили. И чтобы как-то можно было объяснить непознанное…

– Что одновременно: мечутся или собрались? – уточнил я.

– Собрались одновременно… или почти одновременно. Наверное, что-то в воздухе летало такое, что нужна вера людей во что-то, им надо это, и всё. Может, креаторы религий грибы нужные ели… их и пробивало на замуты эти…

– Но религия везде разная, боги разные, – напомнил я.

– А они и не могли быть одинаковыми, везде история, культура разные. В разных местах те или иные исторические аллюзии и толковали по-разному. Разные религии – это просто чёткое разграничение между местными выражениями темы непознанного, – загнул Еремей, демонстрируя владение вопросом. – Я тут прикидывал, вообще, мифизировать и религизировать непознанное – это биологическая особенность, присущая всем людям. Ещё присущи людям, так сказать, последующие попытки «научного» осмысления всех подобных древних сказаний, эти попытки, в свою очередь, представляются не чем иным, как культурологическими изысками, обусловленными социальным и историческим опытом конкретной группы людей, именуемой научным сообществом. Замечу: тщетно пытающимся объяснить необъяснимое, за исключением разве что того, что частично выразимо на языке искусства. И всё равно – загадка останется. Знание есть в каждом человеке и в каждом народе, просто в силу различия культур и истории народов эти знания осознаются разными народностями в различных эпохах и местах по-своему. По этой причине в различных религиях и учениях много разнится и в то же время много общего и своего. – Еремея реально несло. – Я пришёл к выводу, что все эти мифы и существа сверхъестественные – это и есть все земные понятия во плоти. Люди не готовы к этому. Как это понять можно, что понятие может оказаться рядом во плоти? Тогда не понимали этого и наделяли их какими-то разными волшебными свойствами. Раньше они чаще являлись, и появилось много легенд, которые…

– Ты не против, я Игорю Игоревичу расскажу про этого Павла, который церковным крыша, – я специально перебил Еремея – доставать начал. – У меня такое ощущение, что он нам пригодиться может впоследствии.

– Скоро Павел приедет, скажу, чтобы связался с вами, – Еремей сложил руки рупором и сказал почти шёпотом в сторону Семёна. – Кому из ваших полиграфию доверим? Копейко не хочу, может, он и понимает чего-то, но видел я эту синюю барышню. – Мало того, что Семён имел способность заниматься графикой с карандашом за ухом, он мог быть одновременно с нами в разговоре:

– А чем тебе Копейко не угодил? Нормально работает. Вообще-то я и не планировал его к твоему проекту привлекать, есть у нас новый печатник, он тебе должен понравиться. Задай вопрос про него, – предложил Семён и повернулся к нам лицом. Ожидая вопроса, он приподнял брови. Я заметил за его вторым ухом забитый папиросный патрон. Забивал Семён исключительно патроны от папирос «Богатыри». Ни про какой-то там «Беломорканал» он слышать не желал… И вообще, что за глупая манера у него совать удлинённые предметы за уши?

– В чём прикол у него, что он делает такого сверхъестественного? – задал требуемый вопрос Еремей. – Может, у него краска на плакате светится в темноте.

Я тоже не слышал ещё про нового печатника, было интересно, ведь Семён не работает с просто хорошими типографиями.

– Весь прикол в том, что у него действительно есть такая краска, – воскликнул Семён.

– И всё, что ли? – Еремей был разочарован.

– Спроси, как его зовут… – Семён хотел произвести впечатление.

– Как его зовут?

– Стёпа Ры-бин-кин… – с ударением на фамилию проговорил Семён.

– Ну, и что дальше?.. Рыбак, что ли? – не понял Еремей.

– Ха, я тоже его спросил, он говорит, у него вообще аллергия на всё, что с рыбой связано. Все его предки или рыбаками были, или рыбными делами занимались, отсюда и фамилия. Это его дед в советской России сеть магазинов «Океан» организовал. Папа – министром рыбных дел служил. Ещё громкое дело было, они там под видом морской капусты красную икру импортировали по всему миру. Громкое уголовное дело… А сын по полиграфии пошёл. И что самое интересное, отдыхает он не где-нибудь на Кипре… Он в Африке на танке трофейном охотится на львов! И ладно бы охотился! Он их взрывает! – кратко охарактеризовал Рыбинкина эмоциональный Семён.

– Он с оружием связан? Танк тут причём? – не понял Еремей.

– Нравится ему. Его именно процесс взрывания львов – царей природы прикалывает, с ружьём не тот прикол, как он говорит. Там у них война была какая-то – африканская. Племенавоины, Зулу и Нгванга, святую речушку не поделили на почве разной веры. Ты правильно тогда ещё говорил, – махнул Семён рукой куда-то в прошлое, – что войны от религий. Часто религия – это просто повод набить кому-то морду, выплеснуть агрессию. Вон сколько лет уже Палестину поделить не могут, убивают друг друга, а сами – глубоко верующие люди… Ненавидят только за то, что сосед верит в своего бога. Сколько войн из-за религий начиналось… Да, так вот, там эти племена воюют себе на этой почве религии, идёт бойня, они уже забыли из-за чего, но в азарт уже вошли. А тут Стёпа, на мотоцикле по Африке в ралли Париж – Дакар участвует, на экстрим потянуло. Всё ралли тормознули на границе – в обход заставили из-за войны, а Стёпе по фигу судьи, он не из-за приза на байке гоняет. Стёпа отобрал у француза мотоцикл, посадил на него местного – гидом с собой взял. И поехал по линии фронта. Его эти взрывы так прикололи. Он через гида рассказал враждующим вождям Зулу и, конечно же, Нгванга про их светлое будущее, если ему навстречу пойдут и танки подарят. Короче, он примирил племена, и всё нормально стало. Поженил детей вождей. Там теперь такое братство… Стёпа у них теперь вроде Бога Мира.

– Какое будущее он обещал этим? – быстро спросил я – сложно вставить слово, когда Семён рассказывал про войну.

– Воевать в космосе. Со Стёпой когда-то по бартеру игровыми автоматами за крупный заказ рассчитались. Помнишь, «Восьмое чудо света» в Олимпийском – это он все печатные дела там делал. Игровые автоматы – это компьютерные «Звёздные войны». Ему они на фиг не нужны, Стёпа отвёз их в эти племена, электричество проложил… Та самая речушка его вырабатывает. Так теперь африканцы ничем вообще не занимаются – только играют в «Войны» по сети. А ему всё оставшееся оружие король Чкака подогнал – оно Зулусам и Нгвангийцам теперь ни к чему стало. И Стёпа теперь ездит на танках и охотится на львов, – окончил рассказ Семён.

– Да, давай с Рыбинкиным работать, позвони, когда тираж будет готов, я всё на свои бигборды размещу. – Еремей собирался уходить, я только сейчас обратил внимание: на нём – открытые босоножки и те самые носки перчатки, в которых он снялся для плаката.

– Поведай про свою страсть, сниматься для своей рекламы, зачем тебе это? – возник у меня вопрос, навеянный его носками.

– Как зачем, что ты? Тешу самолюбие, нравится мне! Хорошо получаюсь! Наверное, у меня это, как у поэта или актрисы, – желание увековечить себя с помощью носителя информации. Интересный вопрос… – минуту он смотрел перед собой в никуда. Вернувшись, сообщил: – Ну да, редкий графоман пишет в стол и не хочет быть набранным типографским шрифтом и размноженным тысячными тиражами. Во я даю, сейчас можно конспектировать. – Еремей посмотрел на нас, возможно, ожидая, что мы схватимся за ручки и бумагу. – Или для любой самой бездарной актрисы очень важно засветить чувствительные участки киноплёнки, потом опять же быть размноженной. У меня, думаю, то же самое, я нормальный человек, со слабостями, – я не предполагал, что мой вопрос вызовет у него подобные рассуждения. – А как приятно, едешь по дороге – на пути ты себе встречаешься, большой такой, хороший, на плакате и в носках… Пойду я.

Еремей направился к двери, будто вспомнив что-то, остановился.

– Да, я тут прикинул… Если у вас все такие сотрудники талантливые. И если вы просто так с людьми не сотрудничаете… то, наверное, и бумага для плакатов у вас есть какая-нибудь… эдакая… непростая? – озабоченно спросил Еремей, глядя на косяк за ухом Семёна.

– Мне нравится ход твоих мыслей. Все правильно, – подтвердил предположение Семён.

– Ну… – произнёс Еремей.

– Что – ну? – не понял Семён.

– В чём прикол бумаги вашей? – уточнил Еремей.

– А, вот ты о чём… – Семён на секунду задумался, вероятно прикидывая, что можно говорить заказчику без допуска, а чего нельзя. – Не, ну… там фишка в том, что бумагу производит и поставляет нам человек, который про неё всё понял… и он тоже, в принципе, на ней не зарабатывает, а даже наоборот – вкладывает в производство, чтобы она правильная была, – попытался объяснить Семён.

– Правильная, это как? – возник новый вопрос у Еремея.

– Ну, как тебе объяснить… чтоб ты понял…

– Деньги, к примеру, на правильной печатают? Там всякие технологии, защиты… – привёл пример Еремей, помогая Семёну с объяснением.

– Дело не в технологии, дело в философии. Там, наш этот поставщик, что-то такое про неё понял, какой-то тайный смысл… дело не в технологии, а именно в этом понимании бумаги. И если с этим пониманием её производить и нам, правильным, поставлять бумагу эту правильную, то там вообще всё круто, – как смог объяснил Семён. – Понимаешь, о чём я говорю?

– Мне кажется, что да.

– Понятливый… а у меня новый проект, против войны. Я его как раз разрабатываю, собираю мнения продвинутых людей. И у тебя хотел спросить.

– Да, я слушаю, – уловил Еремей комплиментарный заезд Семёна. – Спрашивай.

– Представь такую фишку – по всему Миру развешаны плакаты, и во всех журналах, и в рекламах по телеку широко раскрутить такой проект против войны… Там креатив в том, что просто жить – это круто…

– Слоган какой?

– Слоганов много, например: «Жить – это модно!» или

«Живите», или такой: «Жить хорошо – живите!». Как тебе?

– Круто… позитивно должно получиться. Можно такой слоган ещё: «Воюют не модные!» или «Воевать не модно». Как тебе?

– Нормально. Я точно сделаю, – убедил себя Семён.

– Это сколько вложить надо в такой проект? – серьёзно спросил Еремей.

– Не вопрос, – ответил Семён. – Для меня главное позитив продвинуть в мозги…

– Не, в принципе… кто-то же должен добро в Мир нести. Может, это ты как раз и будешь, – рассудил Еремей.

– О, вот и хорошо. Как жаль, что вам пора уходить, а нам пора дальше тут делами заниматься… а то поболтали бы… жаль. До свидания, – выпроводил клиента Семён. Еремей послушно удалился.

∞

– Мама, книжку почитай.

– …Прочие же из умерших не ожили, доколе не окончится тысяча лет. Это – первое воскресение. Блажен и свят имеющий участие в воскресении первом: над ним смерть вторая не имеет власти, но они будут священниками Бога и Христа и будут царствовать с ним тысячу лет…

…И увидел я мёртвых, малых и великих, стоящих перед Богом, и книги раскрыты были, и иная книга раскрыта, которая есть книга жизни; и судимы были мёртвые по написанному в книгах, сообразно с делами своими. Тогда отдало море мёртвых, бывших в нём, и смерть и ад отдали мёртвых, которые были в них; судим был каждый по делам своим, и смерть и ад повержены в озеро огненное. Это смерть вторая. И кто не был записан в книге жизни, тот был брошен в озеро огненное…