Текст книги "Откровение А4. фильм в виде книги"

Богатырский Сон

На следующий день я проспал до середины его самого. Мне снились нереально цветные былинные богатыри, охраняющие просторы земли русской исключительно из корыстных целей: они защищали травушку-муравушку. А когда с востока пришёл Чёрный Всадник по имени Казбек и заикнулся про дань и про попробовать, и про насчёт пыхнуть пару раз, Алёша первый из троих начал его пинать ногами. Потом к этому процессу подключились Илья и Добрыня и в итоге сломали сухому Казбеку хребет, не используя при этом свои копья, мечи и стрелы. Именно этот сон мне запомнился удивительно отчётливо.

Я пришёл в контору к обеду. Семёна на месте не оказалось. Жаль. Мне хотелось поделиться с ним своим сном. Семёну он должен был понравиться. Я подошёл к его компьютеру, взял жёлтую офисную бумажку с липким слоем и написал записку:

«Семён, напомни, чтобы я рассказал тебе сон про Богатырей.

А Четыре».

Для верного попадания ему на глаза я приклеил её в центр монитора. Возможно, я задел мышку, неожиданно монитор щёлкнул и показал надпись:

«А Четыре, я был в библиотеке, напомни, чтобы я рассказал тебе переосмысленную былину «Слово о полку Игореве». Там такое про этих Богатырей написано!

Семён».

Мне показалось, что это какой-то заговор… В котором участвуют: Семён, Казбек, Три Богатыря, Игорево войско и плачущая Ярославна… Интересно, что там Семён вычитал? Поход-то неудачный был. И Ярославна в конце плачет… Но если переосмыслить… Может, что-то утеряно при переводе со старорусского… У нас же сейчас новорусский.

От нечего делать я зашёл к Игорю, он сидел и точил карандаши. Я расположился рядом, Игорь молча выдал мне скальпель. Дуэтом Игорь точил карандаши в первый раз. Стружки, отрываясь от материнского монолита карандаша… монолита… карандаша… где-то это было… предоставленные сами себе и заданному направлению, разлетелись по кабинету, опускаясь на пол по только им ведомым правилам гравитации и аэродинамики. Часть из них упала на…

а!.. так это же… у меня и было!.. тьфу ты! Вот пробивает меня иногда на поэтику!!! С чего бы это? Муза, что ли, посетила? Рано пока себя цитировать. Щас, соберусь… надеюсь дальше пореже будет клинить. Так… О! Ушла Муза… хорошо… Поехали дальше.

Пока мы точили, я рассказал про Павла из церковного бизнеса. Игорь сказал, что знает такого и приглядывается к его способностям. Я поинтересовался, как у нас решаются возникающие конфликтные вопросы, учитывая особенности российского бизнеса.

– Ты насчёт крыши, так называемой? – удивился вопросу Игорь. – У меня два-дэ крыша, круче быть не может. А кто здесь может быть моей крышей? Я сам и есть Крыша Мира… Надо будет перечитать на досуге… Это я решаю, какой криминал или бизнес нужен, а какой нет, и не только в этой стране. Пока сложилась такая обстановка, что без криминала ещё хуже будет, чем сейчас. Были тут одни непонятливые, свои услуги предлагали. Как про меня узнали, неизвестно, случайно, наверное, мимо проезжали – увидели офис, решили рискнуть. Один мой звонок, – и они анализируют свои действия, кто в гробу, кто на зоне.

– А с государством какие взаимоотношения, мы в законе, по их понятиям? – Меня интересовала степень нашей зависимости от чего-то, или кого-то.

– Это государство пока в законе у меня, по моим понятиям. Я не могу себе позволить иметь зависимость от кого-либо. Ни в чём. Простой пример: мой офис этот на сваях подземных стоит, потому что весь центр московский в сейсмическом отношении нестабилен – возможны сдвиги. Мне этот домик японцы строили, самые передовые архитектурные технологии использовали, в смысле сейсмической устойчивости, если сейчас трясти начнёт, у меня проблем не будет. Все коммуникации могут работать в автономном режиме. Моя работа остановиться не может. Государство может зависеть от меня, и зависит, а я нет, – Игорь говорил, и это было весьма очевидно для него.

Так, между прочим, он набрал номер. Сказал в трубку: «Павел? Игорь говорит. Что там у тебя сегодня?.. Я тоже свободен… Давай… Куда?..»

– Павел предложил посетить, как он говорит, «одно интересное место, там Батюшка Василий – хранитель, среди нормальных пацанов затесался. Мы хотели ему дом построить, чтобы поп свой под рукой всегда был, а он такое себе построил – сейчас экскурсии ездят по архитектуре врубаться…» – передал мне Игорь слова Павла.

Мы продолжили точить, пока Павел не подъехал. Я предложил наклеить потом все карандаши в ряд на белый холст. Игорю идея понравилась.

Хранитель, или Абсолютный Поп

Через три с половиной карандаша Сергей сообщил по внутренней связи: «Тут какой-то мудак на розовой девятке… говорит, что к Игорю Игоревичу… но, по-моему, он вообще не врубается… я его раньше не видел… выкинуть?» – Игорь дал команду «Фу», Сергей успокоился. Мне в нём как раз это очень нравилось: Сергей вообще не думал. Он чётко исполнял команды. Мы вышли к Павлу. Когда во дворе к нам приблизилась «Скорая» Игоря, Павел развязно сказал:

– Ребята, не надо этого всего, будьте проще, пошли, там моя девяточка стоит, проедемся без пафоса, заодно оцените возможности российского производителя. – Внешне его машина не производила никакого особого впечатления, ВАЗ девятой модели, именно на таких ездят люди, которые пережили уже страсть к показухе и пафосным авто.

В машине было прохладно и непривычно комфортно для девятки. Мы тронулись.

– Почему розовая? – задал я свой вопрос.

– А хрен его знает… Крик души, – ответил Павел. – Ваш Семён в окно каждый день орёт, а я один раз крикнул и успокоился.

– Молодец, коли так… – одобрил Игорь.

– Вы себе представить не можете, на что способны наши умельцы. Я её пригнал одному такому автолюбителю, не знаю, что он с ней там делал. Мне сказал, что разобрал, кое-что убрал, кое-что добавил и опять собрал. Я теперь любого на дороге сделаю, если надо.

– Кому надо? – равнодушно спросил Игорь.

– Не мне, это точно. Ты же знаешь, сколько по Москве ездят с комплексом неполноценности в скрытом виде. Купят себе чтонибудь навороченное и ездят, приключений ищут. Ты бы видел глаза этих, которых я делаю. С места срываемся, он сразу сзади в моём зеркале, бедолага на педальку свою давит, ничего понять не может. На мерсах подержанных публика, это вообще отдельная история. Мерседес – хорошая машина в принципе, но её наши, с этими комплексами, опошлили. Они же покупают мерс не потому, что он лучше или хуже, а потому, что мерс. Хорошо сказал один, покойный уже: «мерседесы и бэ-эм-вэ – рабочие лошадки криминального бизнеса». У нас народ вообще мало чего понимает, в машинах тем более. Сложился определённый стереотип по поводу некоторых машин.

– Я тоже на мерседесе езжу, – Игорь понимал, конечно, о чём говорит Павел, и их позиции в этом вопросе были близки.

– Видел я твой мерседес медицинский, у тебя там, наверное, внутри диван, бар и телевизор, но охранник в халате – это хорошая находка. Дай наводку, я себе тоже «Скорую» выпишу.

– Этим ходом уже никто не воспользуется. Так ситуация сложилась, понимаешь? Про бар и телевизор ты всё правильно говоришь, но у меня там ещё маленький чемоданчик, с правильной связью, – Игорь был не из тех, кто любит повыпендриваться, он просто говорил что и как есть на самом деле.

– О, хорошая вещь, это такой, с которым Дудаева убили? – как бы между прочим поинтересовался Павел.

– С которым Дудаева убили – это как раз плохая вещь. С Дудаевым отдельная история, ему дали специально для него изготовленный чемодан. Он вообще все наши планы нарушил. Кому нужна была эта война? Их контролировать вообще невозможно было, не пишут ничего, компьютерами не пользуются, только по радиосвязи и можно понять, что у них в голове.

– Ого, так это через вас всё идёт. Я давно понял, Миром правит тот, кто владеет информацией, раньше всё на бумаге было, теперь всё на электронных импульсах держится. Огромная структура, уважаю, – покачал головой Павел. Я сидел впитывал молча. Было видно, встретились два человека, которым есть о чём говорить, и они понимают друг друга. – Так это ты, получается, и есть серый кардинал?

– В каком смысле? – уточнил Игорь.

– Как в каком? В самом прямом. Когда что-то происходит, то говорят обычно, что это кому-то нужно. Даже иногда самые высокие чиновники, и те говорят, что кто-то что-то сделал, и вроде они не знают, кто именно. Говорят про какие-то тайные организации и властные силы. Я эту всю лабуду называю серыми кардиналами… да и не только я. Так вообще говорится про тех, кто влияет на события разные, но сам не светится, – объяснил Павел.

– Я понял… получается, что так… я и есть тот самый серый кардинал. Но я, в свою очередь, без ведома два-дэ редко сам решения принимаю, ничего само собой случиться не может.

– Значит, два-дэ – это самый серый из всех серых кардиналов, – предположил Павел.

– В общем, да, – расплывчато подтвердил Игорь. Мы выезжали за пределы города.

– Да, живёшь так себе в Москве, думаешь, что самый умный, – размышлял вслух Павел, – а выедешь за пределы кольцевой, сразу понимаешь, в какой стране живёшь… без иллюзий. Менты в кустах, вон смотри… – кивнул он. Из кустов, воровато озираясь, выглядывал молодой мент в мятой форме. На его огромном шевроле, расписанном на манер, принятый у гаишников, среди сине-красно-жёлтых мигалок расположился убогого вида радар какой-то древней конструкции, не исключено, что самопальный. – В нормальных странах, в Европе, например, на картах их дорог обозначены красными кружочками все места, где посты полицейские, и попробовали бы они самодеятельностью заняться – стать в кусты… Там вообще редко где сплошную полосу увидишь, скорость превышают все, но перед полицией… по карте смотришь и снижаешь, у нас нереально такое, – поделился соображениями Павел, навеянными российской действительностью.

– Это чтобы ты не расслаблялся, а помнил, где живёшь. У нас по-другому не будет никогда, – пообещал Игорь. – Видишь, заборы какие неровные, огороды у домов серые, не чисто на обочине – это всё для того, чтобы русский характер вырабатывался, а там глядишь – тебя и на думку пробивать начнёт, про русский характер и про русскую идею.

– Неужели так грустно всё? – Я тоже решил принять участие в поиске. Последнее время я здесь часто живу. А последние три дня – тем более. – Может, всё-таки изменится всё со временем. У нас же вроде пока начальный период второго пришествия капитализма, глядишь, и придёт окончательно, и у нас по уму всё будет… со временем, конечно. В тринадцатом году Россия хорошо стояла…

– Это в другой жизни, наверное, – перебив меня, заговорил Павел. – Проблема России в том, что Россия вообще не верит в законы, Россия верит в революционную целесообразность. Последняя революция – криминальная, и то, что криминал вырвался сейчас на поверхность – это следствие подавленного состояния уголовной культуры в период советской власти, когда всё это находилось в состоянии подпольности. Сами смотрите: вся эта марксистская софистика достаточно быстро рухнула под напором сочной поэтики блатных. Для России последнего переходного периода наиболее действенными оказались законы воровского мира, его понятия, разборки и феня. И прошу заметить, не модель мирового капитализма в чистом виде. У нас сейчас свой, такой приблатнённый, капитализм.

– Ты правильно всё говоришь, – одобрил выводы Павла Игорь. – Вообще, это криминальное сознание России имеет свои архетипические корни. Это и в народных сказках и в культуре. У нас воровать – инстинкт. Налоги у нас никогда не будут собирать и платить правильно. Тот, кто к власти приходит, – он тоже из народа, а народ наш что делает?.. ворует. И получается, что налоговики хотят кинуть бизнес и собрать нереальные налоги, а бизнес хочет кинуть государство – не заплатив налоги. Замкнутый круг. На самом деле реально и сейчас всё сделать по уму, но пока нет того, кто способен перевернуть менталитет этот русский, – сказал, казалось, всезнающий Игорь и посмотрел на меня.

– Скорее бы, застать хотелось, – ответил я его взгляду.

– Да… например, любая русская сказка… возьми её, переосмысли, – предложил Павел, – там кто-то ворует всё время. Если не сорока, то лисица. Колобок и тот украл себя у своих производителей, а потом его все встречные животные хотели слопать на халяву… Кто там ещё у нас… Снесла курочка Ряба золотое яичко – халява, работать не надо… Царевичи в сказках, и те воруют собственность у разных Кощеев и Горынычей… И детям всё это читают, и вроде как нормально всё. Добро, конечно, побеждает зло, но каким путём – путём обмана и воровства… – Павел покачал головой, осознавая, что и его не минула сия сказочная муть. Жаль, что осознал он всё это уже потом, став взрослым, когда русский характер сформировался. – В наших сказках главный герой Дурак – это очень по-русски. Главная задача дурака в принципе – полная реализация своей глупости. В сказке глупость раскрывается как цветок. Глупость как иррациональная основа счастья и свободы – почти в каждом. Дурак всегда занимает особое место в сказках, Иван-дурак – всегда счастливый герой. Дурак-дураком, а царевну имеет. Глупость – это золото, – произвёл вывод Павел. Проехав немного молча, он ободрился и сообщил: – Скоро будем проезжать место одно, никогда не видели, как бабушки в квейк между собой играют?.. О, видите, проезжаем полотенца, – вдоль дороги на натянутых между деревьями верёвках висели большие пляжные полотенца, со всевозможными рисунками. – Наивный арт, убожество, конечно, но прикол в этом есть, – оценил Павел. – Наверное, кто-то покупает, если сидят.

– Видно, вся деревня этим промышляет, – определил Игорь. На пути следования через это место, такие верёвки с полотенцами были чуть ли не напротив каждого двора. – Да, забавно, лежишь на пляже, на долларе, или на такой попастой девке, – Игорь указал на полотенце. – Вообще-то, мне кажется, это гораздо круче, чем мы думаем. Мы просто в эту фишку не врубаемся.

– Скоро будет деревня кукурузных палочек, – сообщил Павел, исполняя обязанности экскурсовода и водителя одновременно. – Видите эти пирамиды, – махнул он в сторону, вытянувшейся ввысь бетонной пирамиды. – Любопытно, что человек с фамилией Голод стремится с помощью этих пирамид накормить и обустроить Россию. Голод… надо же… Он там камни положительной энергией заряжает.

– Он хоть пытается. Неважно, что это ни к чему не приведёт, важно, что он что-то делает. Правда, посыл в нём не совсем позитивный. Не может человек с фамилией Голод кого-то накормить.

Тем более Россию, – сказал Игорь, провожая взглядом пирамиду, из которой, воровато озираясь, человек в телогрейке выносил похожий на Колобка большой камень.

Некоторое время ехали, слушая радио, проезжая через простые, но забавные места. Разнообразна деятельность человеческая, не надо никакой плановой экономики, всё само движется, каждый занимается своим, иногда нужным делом. По радио какой-то пел про то, как убили человека африканского происхождения, ни за что, ни про что суки замочили. А потом он встал и пошёл. Про то, как мама осталась одна, позвала колдуна, Билли встал и пошёл, ну и что, что зомби, зомби тоже может играть в баскетбол. Потом ведущий рассказал, где, в каких кустах ждать гаишника и про автомобильное братство. Опять чего-то запели, на этот раз девушка говорила кому-то ариведерчи. Мне было интересно увидеть деревню с бабушками-квейкершами.

Мы почти благополучно миновали деревню кукурузных палочек. Почти, – потому что на выезде из деревни путь преградила немолодая уже женщина крестьянской наружности в необычно белом для этих мест переднике. Расставив широко руки и ноги, она намеревалась остановить движение оживлённой скоростной трассы, и, что самое удивительное, ей это удалось. Павел высунулся из окна:

– Чем мы можем вам помочь, уважаемая?

– А чёй-то вы эти желтенькии палочки кукурузныи у нас не покупаите? – Она встала, уперев руки в боки. Именно в боки, так как человек, перекрывающий скоростное движение, не способен их упереть в бока.

– Не хотим значит… наверное, – попытался объяснить Павел.

– Так вы нибось и ни пробавали никада их. – Она указала пальцем на здоровенные пластиковые мешки, сложенные у обочины каменной строительной кладкой. Муж у неё – точно строитель.

– Ни хатим, наверное… нибось, – попытался говорить на её языке Павел.

– Во, наверна, я и гаварю, пробавать нада, – не унималась кукурузных дел мастерица. – Как можна ни хатеть таво, чево не знаешь? Пробавать надо, – философствовала она, не сходя с места.

– Кто сказал, почему это надо? Ни хатим, – попробовал возразить Павел.

– Я хочу, давай сюда свои жёлтенькие, – Игорь вышел из машины и подошел к стене из мешков. – Я сейчас пробую, специально, чтобы вы видели, что пробую, – обращаясь к философски настроенной даме, он взял из её рук несколько палочек, попробовал. – Опоздали вы на много лет, я в детстве такие любил… хотя в моём детстве таких ещё не было… Но за вашу жизненную позицию и стремление к победе я возьму два этих мешка, – Игорь указал пальцем на кладку. – Из одного отсыпьте мне в маленький мешочек немного, я с собой возьму. Остальное отдайте своим внукам, ладно? Скажете от меня.

–

– Чиво так? Всё забирайте, маи внуки срут этими палочками. Им ани ни нать. Забирай, мил чалавек, – уже без угрозы в голосе разоткровенничалась она. И как-то по-отечески похлопала Игоря по плечу. Именно по-отечески… что-то в ней было такое… мужское… видать, частенько ей приходилось коней на скаку останавливать… и избу тушить…

– Я же говорю, опоздали вы. Я купил у вас не палочки, а воспоминания. Всё, берегите себя, – Игорь развернулся и пошёл к машине, отряхивая на ходу испачканное плечо.

Через сто пятьдесят метров Павел свернул направо, и мы начали петлять по густому лесу, который вскоре неожиданно кончился. Появились признаки жизни.

– Любопытное местечко, смотрите. – Мы въехали в компьютерную деревню, на обочине находились развалы прибамбасов, часть из которых была новая, в упаковке, часть – бывшая в употреблении. Возле каждого развала перед монитором функционирующего компьютера сидело по милой бабушке, озабоченно давившей на клавиатуру, азартно покрикивая. Некоторые местные представители компьютерного бизнеса сидели с джойстиками. Одна из них лежала возле своего столика на раскладушке, её руки были сложены на груди. Могло показаться, что она умерла.

– Во, самый разгар. Компьютерная деревня. Здесь рядом склады, внучёк чей-то этим занимается. Приобщил, – обрисовал обстановку Павел. – Мало того, здесь выделенная линия в нэт с безумной скоростью. Вот и режутся со всем миром. Свой сайт имеют. По рейтингу, самая сильная команда в мире по квейку. Удивительно, кто бы мог подумать. Как можно перестроиться в таком возрасте, не понимаю, – он действительно не понимал, даже присвистнул. Раньше я считал, что люди или жестикулируют, или нет, когда разговаривают, или тем более, когда ведут машину. Павел до этого разговаривал, и руки его не принимали участия в изложении мыслей. Сейчас машина была предоставлена сама себе, так как жестами Павел показывал, насколько он не понимает. Не оставалось сомнений, что это для него загадка.

– Почему нет? Если существуют немолодые уже люди, и при этом возникла новая технология, в нашем случае компьютерная, вполне возможно, собственно чему мы сейчас свидетели, они найдут друг друга, – решил поправить положение Павла Игорь. – Много существует того, чего мы не понимаем, не надо отчаиваться – оно существует вне зависимости от нашего понимания. Много людей способны на прорыв в определённой области, если они будут долбить по ней целенаправленно… Павел, как ты думаешь, та бабушка умерла или спит?

– Мне хотелось бы верить в то, что она спит.

Павел успокоился, взялся за руль, теперь наше движение стало контролируемым. Мы проехали немного вперёд. Две милые бабульки в бейсболках сидели недалеко друг от друга. Рядом с ними находились внуки или правнуки – непонятно, тыкающие маленькими пальчиками в клавиатуру ноутбука. В этот момент вокруг бабушек ничего не существовало, ни внуков, ни дороги… только квейк с его виртуальными противниками и азарт в глазах.

– Петровна, загоняй этого вниз, я за колонной буду! Давай скорей, я прыгаю! Ты где? – кричала чья-то мама мамы №1.

– Зависла я, перегружаюсь. Обгрейдить надо всё. Семёновна из города когдать собиралась? – громко вопрошала чья-то мама мамы №2.

– А вы попробуйте контрол-альт-дэлит, одновременно, – поравнявшись с игроками, посоветовал Павел, снизив скорость.

– Сынок, – ответила ему старушка, – это когдать ты будешь где-нибудь у себя, в загнивающей Москве, то можешь давать советы… а здесь – ты можешь только стоять и благоговеть!!! Понял? Надо што-то – покупай, не нада – иди с миром. Я ж говорю, обгрейдить надо всё.

– Всё, кокнули меня, перегружаешься не вовремя, прикрывать меня надо было. Рейтинг падает. Тинэйджеры из Атланты по очкам догоняють, – сообщила с сожалением сидевшая рядом бабушка №1 в бейсболке.

Объехав нас, подкатил джипчик, вышли интеллигентного вида молодые люди с портфелями.

– Што, сынки, ищем? Што-та спец… или погулять выехали, – спросила та, которая советовала здесь благоговеть.

– Вы же знаете, сюда случайно не заезжают, – ответил парень в костюме, – надо данные получить со спутничка одного. Хочу узнать, сколько и чего.

– Эта смотря какой спутничек, сынок. Ево же ламать нада. Расценки разные, Пентагон и Бразилия – разные вещи. Лубянку ваще дёшева. Смотря што ламать… Если сложно всё, сидеть надо, ковырять его. Сколько времени даёте?

– Со временем напряг, – посмотрел на часы потенциальный заказчик.

– Пашли в хату, – махнула она рукой, будто приглашала путника испить ключевой водицы. Удивительным образом сочеталось в старушках их старое и сегодняшнее новое, появившееся совсем недавно, но успевшее вытеснить или заменить собой много старого. Здесь в воздухе, наверное, летало что-то, оно оказывало определённое влияние на них. Я не поверил бы в это, если бы не увидел сам.

Я не поверил даже в то, что сам увидел… Пугало в ближайшем огороде стало производить человеческие телодвижения, выронило косу, потом сошло с места и направилось к приближающемуся в сторону избы медведю, вышедшему из леса… Пугалом оказалась худосочная, высокая старушка, вида пугала в лохмотьях. Она махнула медведю рукой, как старому знакомому, приглашая следовать за собой. Без смущения и агрессии на звериной морде он покосолапил за ней в дом. При виде медведя у ребят из джипчика после неуловимого глазом фокусного движения в руках появились пистолеты типа автоматов или автоматы типа пистолетов, не это важно, важно, что они именно появились. Возможно, ребята узнали в медведе своего конкурента, но это было ошибкой – то был реальный дикий медведь, зашедший на стакан самогона к знакомой старушке.

– О, гляньте-ка, опять притопал, видать после вчерашнего голова болит, как не налить такому! В рюмочную и кафе его не пускают, а если пустят, то убьют ещё. Вон, гляньте-ка, мается бедолага, водочки с огурчиком хочится ему… да и денег у нево сегодня нет, нибось… пускали бы в рюмочные, так всё равно не расплатиться ему сегодня, – сообщила новость своей соседке по столику жующая попкорн бабушка №3 в нелепой в это время года шапке-ушанке.

– А что он вчера делал-то? – спросила соседка.

– Так мы ж, вчерась, в преферанс перекидывались, он махнул лишнего, стал невнимательным и продул нам все деньги. Глупое животное – нажрался в стельку. Медведь, одним словом.

Игорь попросил Павла остановиться, затем подошёл к развалу компакт дисков, у которых сидела бабушка в зимней шапке.

– Позвольте у вас спросить, этот… – начал Игорь.

– Позволяю, – перебив вставила бабушка своё разрешение.

– Спасибо. Меня интересует, этот медведь действительно играет в преферанс?

– Да, играет, – ответила бабушка, не скрывая своего отношения к наивному вопросу.

– И этот медведь проиграл вчера свои деньги? – продолжил блиц-опрос Игорь.

– Да, деньги, – ответила бабушка, удивляясь наивности городских.

– И он выпивает? – спросил Игорь.

– Выпивает, а кто ж не выпивает нынче? Он ищё огурчиком закусывать уважает. Других радостей у него в лесу мала. Жизнь такая собачья, даже медвежья, – пояснила бабушка.

– А откуда у медведя деньги, вы его не спрашивали? – задал следующий вопрос Игорь.

– А кто ж его знает, откуда. Может, у туристов отобрал, может, таких, как вы, непонятливых, обобрал. У тебя, сынок, деньги-то, у самого, откуда? – скосив глаз на Игоря, начала выяснять бабушка.

– Работаю. А пугалом зачем та женщина?..

– Это она в огороде пугалом стоит, от бандитов, – перебила ответом бабушка понятный ей заранее вопрос. – Они понаедут ночью на своих мотоциклах, все чёрные, и картошку воруют. Бандиты. Она их спугивает косой и делает так: «У-ууу-уу-у, у-у. У-уу-у…», – завыла бабушка, демонстрируя отпугивающий бандитов способ, и замахала над головой руками, как если бы она держала косу. По этой демонстрации стало ясно, что она имеет личный опыт работы пугалом.

– Спасибо, учту ваш опыт, – отреагировал на увиденное Игорь.

– Сынок, компьютер-то у тебя есть? Ты бы дисков купил… Вот «фотошоп» русский последний, надо? Там новые эффекты, кнопки для нэта. Вот «виндоус» последний русский, не глючит, проверенный, вирусов нет…

– Не нужно мне, – ответил Игорь и вернулся к машине. Мы проехали чуть дальше, Игорь рассуждал вслух:

– О, эти великие русские женщины, наливающие медведю самогон и стоящие пугалом в собственном огороде… «виндоус не глючит», – процитировал он. – Надо же… Почаще надо выезжать за город, а не в развитые страны. Полезнее будет.

Пока нет Музы рядом, от себя хочу добавить, перефразируя классика:

Она дорогу перекроет, обсудит с тобой Канта между прочим, Она обгрейдит всё, и в квейк с тобой сыграет,

Она взломает спутничек любой, и посоветует благоговеть, Когда ты ей, наивный горожанин,

Посмеешь дать совет про «виндоус».

Она, без тени всякого сомненья, на своём мужском лице, Возьмёт косу, и встанет ночь дежурить в огороде.

Кем? Пугалом? Зачем всё это ей? Ответь же мне, пиит… А может быть, ты гонишь? А может, ты не русский?

А может быть, вообще… ты цифра? Римская, к примеру… А может быть, ты глюкнутый какой-то?

А может, тебя тащит? Но куда? Я не пойму…

И почему ты, собственно, так Музою пренебрегаешь?

Ты за базар ответишь? Спросил меня наивный горожанин. Я за базар отвечу, скажу ему я.

Да, я – А Четыре, но не римский.

Да и не Пушкин я… К чему мне? И уж не тот, конечно, Который первым русских женщин направил в избы, И зачем?

Быть может, за любовью? Нет! Быть может, за покоем? Нет! Он стал распределять всех их по избам пламенеющим!

И это он, напомню, так направлял на них коней галопом! О, горе мне! Я в шоке!

Я не врубаюсь в эту фишку до сих пор… Со всею этою туфтою.

Я вырубаюсь… Всё. Ну, типа… Enter… што ли?

Мы проехали вперёд мимо табличек с надписями: «PC games», «Любой апгрейт», «Сети», «Чат: www.rus_ideya.ru», «Халявный internet», «Взлом».

Деревня кончилась. Павел улыбался:

– Хорошие места, люблю здесь бывать.

– Когда на месте будем? Я уже есть хочу, – Игорь питался по часам, этот вопрос был важен для него. По этому поводу Игорь как-то сказал мне: «Надо себя вовремя кормить, мазать лицо и руки кремом, регулярно занимать себя сексом, беречь, не напрягать и так далее, и тому подобное. И так всю жизнь».

– Когда Конкорд увидим, значит приехали, – сказал Павел. – Вот, подъезжаем… Две минуты осталось.

За деревней лес неожиданно кончился в очередной раз. Деревья молча расступились в стороны, показав нам большое открытое пространство – дачный посёлок, скорее даже дворцово-дачный посёлок, со свежевыкрашенным огромным лайнером «конкорд» в центре. Особняки были относительно недавно построены, об этом говорила их разнокалиберная, новая архитектура. Складывалось впечатление, что это всё построено за одну ночь на аэродроме в предместьях Парижа и сделано это было специально для того, чтобы прибывшие на рейс пассажиры обнаружили невозможность вылета своего самолёта. Такое ощущение прежде всего навевал сам самолёт. Подобным выводам также способствовало огромное открытое пространство и уходящие вдаль широкие дороги, похожие на взлётные полосы. Но вместо уместных здесь воздушных лайнеров на взлётной полосе стояли дворцы, в современном их понимании архитекторами. Какое наслаждение для гения зодчего услышать в свой адрес: «Знаешь что, я видел твои эскизы, я знаю что ты можешь, ты крутой, делай что хочешь. Понял?» Все мечтают об этом, но не все слышат в свой адрес такое. Начинающие архитекторы оттягивались здесь по полной программе. Все видимые сейчас архитектурные объекты достойны считаться образцом широты и свободы не ограниченной бюджетом мысли художника и должны попасть в каталоги современной мировой архитектуры. Это не те убогие домики по обе стороны дороги, их ещё называют особняками. Которые собрали из конструктора оборванные строители гастарбайтеры… Хотя… если их сравнить с землянкой или спальной квартирой – тогда это дома.

– Откуда здесь самолёт? – спросил я у Павла.

– Это не самолёт – это дача моя такая в виде самолёта. Их после аварии списывать начали, я и взял один. Меня удивляет, тот Конкорд загорелся от того, что на взлётной полосе валялась деталь от взлетевшего минутой раньше Боинга, она попала там куда-то Конкорду в жизненно важные места. И главное, деталь-то от Боинга отлетела, значит, в нём проблема, а списывают Конкорды. Бред.

– Так это кинул деталь кто-то из Боинга… это бизнес, Боингу выгодно, чтобы Конкордов не было, – предположил я. – И теперь все компании, у кого раньше Конкорды были, они Боинги закупают. Так что всё сходится, дело рук Боинга. Не иначе.

– Конкорд самый комфортабельный лайнер, в нём внутри места много, мне нравится.

– А крылья зачем, только солнце затмевают, их убрать можно, раз салон главное, – посоветовал я.

– Крылья здесь самое главное. Это же самолёт, – объяснил Павел.

– Ты же сказал, когда я спросил, что это дача твоя, а не самолёт, и для тебя важно, что внутри места много и тебе это нравится, – напомнил я.

– Это как смотреть. С одной стороны, это дача в виде самолёта, а с другой стороны, это самолёт, в котором я дачу устроил.

– А для тебя что первично: то, что это самолёт, или то, что это дача?

– Дача у меня есть, – указал Павел на огромную смотровую башню, напоминавшую скорее стакан, на который нездешний великан установил две больших тарелки, дно одной из которых стояло на стакане, а другое повёрнуто к небу, и внутри образовавшегося пространства было то, что он называл дачей, по объёму, напоминавшее скорее хоккейный стадион, в котором устроено жилище. По словам Павла, это была именно дача. А помоему, это башня, какую можно видеть на аэродроме, в которой обычно сидят все эти недовольные, бастующие люди, которые управляют всеми самолётами и следят, чтобы они взлетали и садились в определённой ими последовательности, их ещё зовут этими… диспетчерами. Но Павлова башня больше, гораздо больше, и ухоженнее, и стекляннее, чем те, что в аэропорту. Да, ещё на ней много всяких антенн спутниковых, смотрящих в разные нужные им участки небосвода, откуда они получают свой сигнал небесный, трансформируемый обычно в телевизионное изображение и звук, их даже больше, чем на реальной диспетчерской башне… Вот пробило меня это сравнение… В общем, привлекательный домик. – И самолёт есть, но в нём тоже дача, но другая. Значит, для меня главное, что это всё-таки самолёт, – продолжил рассужденья Павел. – Но и то, что дача в нём, тоже главное, я же на нём не летаю, а живу. Хотя надо подумать… было бы спокойнее, если бы он к полёту всегда готов был. Будет хорошо взлететь если что. Надо будет сделать так. Авианосец не хочешь сюда подогнать? – с некоторой долей иронии предложил я. – Выроешь здесь канал небольшой… прямо в Тихий океан.