Текст книги "Медведь Нанди"

– И он просто исцелит и нас, и врагов? Но там же Тайо в опасности, – спохватился Хаксли и хотел бежать к мальчику, но девушка удержала жениха за руку.

– На всё воля богов. Тайо уже в безопасности. Ни боги, ни духи никогда не сидят на месте, а злые духи – тем более. Когда их изгоняют из одной точки мира – они оказываются в другой. Им важна человеческая вера – из неё божества питают силы для борьбы. Но дождь лишит злого духа человеческой веры.

Бежать детям было некуда. Копья и кинжалы едва не сомкнулись, когда пламя ритуального костра взмыло к небу. Взоры местных обратились к свету посреди туч, и окутывающая глаза врагов фиолетовая дымка унеслась к нему.

– Прошу тебя, богиня-матерь вод, владычица Океана Йемайя, сними наваждение с подавленных и защити покорное тебе племя, – взмолился Вилакати, упав на колени. – Мы в полной твоей власти. От лица племени я взываю и молю.

И капли дождя снизошли на врагов. Мистер Хаксли уже не верил в простое совпадение – здесь имела место ритуальная магия. Враги бросали теперь копья и взирали на небо, и их зрачки темнели, а лица успокоились. Напряжение спало, и присутствующие вздохнули с облегчением.

Нападавшие ещё не пришли в себя, когда жёны и мужи племени начали связывать их тела крепкими лианами. Шаман восстанавливал дыхание. Дети обнимали матерей, охотники пожимали друг другу с плевками руки, а Ифе потянулась за поцелуем к мистеру Хаксли. Он понял это по её прикрытым глазам и плавным движениям – и не смел отказать. Когда их губы ещё едва коснулись друг друга – весь мир остановился. Нежность и любовь преодолели все предрассудки, и глубокое уважение пронизывало душу.

Неожиданно для Бернарда, Ифе намеренно прикусила его губу и рассмеялась. В её взгляде читались обожание и удовольствие. Она доставила учёному боль в знак большой любви, как бы заигрывала, и тут же удалилась в сторону.

У Хаксли кружилась голова, когда на его плечо опустилась тяжёлая рука вождя. Он подошёл со спины, скривившийся, и поклонился. С ним поклонились и шаман Вилакати, и даже родители Ифе, и те немногие, кто успел познакомиться с белым человеком лично. Винодел Майну присоединился, избавленный от наваждения – он улыбнулся антропологу, дав понять, что не страшится его и не держит зла.

– Мы благодарим тебя за помощь, белый человек, – огласил старик в пугающей маске и ударил посохом. – Будь уверен – в племени тебе всегда будут рады.

– Ты был храбр, как лев.

– Спасибо… Но почему на вас напали? Вы перешли кому-то дорогу?

– Обычная змея правильной дрессировкой может превратиться в питона, – задумчиво озвучил мысли вождь Зикимо, шагнув к ритуальному костру и всматриваясь в пламя. – Что-то плохое происходит с джунглями. Может наши соседи поведают нам о происходящем чуть больше?

Он всё всматривался в пламя, будто пытался высмотреть в огне ответы. Но костёр спокойно горел. Мистер Хаксли, без всяких сомнений, размышлял о наваждении напавших как о злом колдовстве, проклятии или магии вуду. И ожидал – когда же шаман или кто-то ещё расскажет больше, когда познакомит со всеми недоступными прежде секретами? И что больше всего поразило антрополога – он желал узнать это не столько из жажды написания статьи, сколько ради приобщения к племени.

– Когда плачешь о дожде, то плачешь и о грязи… – озвучил очередную мысль Зикимо, когда бесконечным эхом тишину джунглей и голос вождя разорвало отзывающимся в глубины пространства выстрелом.

Вождь Зикимо

Звук пронзил воздух, разбил на части нити времени, сжал сердца всех присутствующих на мгновение. Громкая, стремительная и смертельно точная, пуля попала Зикимо прямо в сердце. Испуганные птицы резко повзлетали с гнёзд к небу, и их цветные перья, кружась, падали на землю. Эхо выстрела слилось со взмахами крыльев и пропало где-то за мили от деревни.

Местные лишь раскрыли рты – они недоумевали. Тайо бежал к отцу с надеждами. Какая магия способна на такие злодеяния? Что за звук оглушил уши и предательски подкараулил в счастливый момент? Кто мог на расстоянии убить защитника племени?

Точно не она – незнакомка, стоявшая близ джунглей. Она только-только вышла из чащи, когда случилось неизбежное. Такая же аборигенка, но в Нанди её никто не знал. Темноволосая, лет десяти-одиннадцати, видимо она пришла следом за нападавшими, и никак не ожидала их поражения. Незнакомка и хотела что-то сказать, но слова не поддавались. Она растерялась – и тут же была связана лианами.

Все попытки сына вождя разбудить отца были тщетны. Опираясь на посох, шаман склонил голову и бубнил что-то под нос. Абрафо и Лунджид присоединились к рыданиям мальчика и сели рядом с остывающим телом своего защитника. Один за другим, жители племени кланялись – опускались на колени и молились, но только шелест листвы и треск брёвен слышал мистер Хаксли в этот момент.

Антрополог наблюдал тёплое жёлтое сияние, вырывающееся из груди Зикимо. Свет всё нарастал, а потом тысячи светлячков вихрем магических искр вырвались из раны и устроились над головами звёздами.

– Да будет богиня нам свидетель, сегодня родится новый Нанди, – превозмогая боль утраты, кричал Вилакати племени. – Встретим же Тайо, наследника вождя Зикимо, так, как подобает встречать защитника джунглей – с почестями и улыбкой.

Но, вопреки общим ожиданиям, застывшие над головами светлячки не полетели к сыну вождя. Бушующим потоком энергии они попадали, точно дождь, и у земли закружились, носясь меж жён и мужей, словно фантомы. Золотистая пыль витала и выискивала наследника. Вот несколько огоньков подлетели и к Бернарду Хаксли, прокрутились и засияли голубым. Каждый светлячок просиял им в ответ, и водопадом света они окружили мужчину со всех сторон.

Люди расступились, и даже шаман Витакати изумился. Тучи рассеялись, и сияние луны озарило силуэт учёного. Его сердце забилось в такт со вселенной. В светящейся сфере, чувствующий прилив сил и радость, мужчина ощущал всю любовь джунглей и едва не захлебнулся в ней. Огоньки касались его кожи и растворялись, точно сахарные, а мистер Хаксли сиял – но сиял изнутри, душой и сердцем.

Если вы думаете, что слишком малы, чтобы что-то изменить, значит, вы провели ночь не с одним комаром – это было первое, что сказал мне шаман племени после преображения. Сейчас я интерпретирую его слова так: ни один человек не выше другого человека; у каждого из нас есть потенциал совершить что-то впечатляющее, если мы в себя поверим.

Я прислушался к его словам, поскольку мудрости в них больше, чем в прочитанных мною в университете учебниках. В ближайшее время, должно быть, я буду часто слушать Вилакати – мы вынуждены сродниться ввиду моей болезни. Я стал оборотнем, и такова воля богов.

Местное племя озадаченно – но озадаченно больше нападением, чем новым защитником. Была совершена попытка геноцида – массового сумасшествия соседей, неуправляемой волной попытавшихся нарушить человеческие принципы и погубить нас. Я всё ещё задаюсь вопросом – что заставило их так поступить? Подобным действиям требуется авторитет, способный обосновать массовые убийства. И я теряюсь в догадках, ведь среди пойманных мы такого авторитета не обнаружили.

Мне было дано увидеть отражение духовного мира, превзошедшее все ожидания. Чудо блистало перед глазами, соединяя ткани духовного и материального. Я познал магию. Под натиском этих событий я пришёл к выводу, что моя страсть к антропологии изменилась, и теперь я жажду лишь простоты и гармонии. Я больше не стремлюсь быть наблюдателем, но хочу пребывания в моменте. Холодная наука не даёт ответы на все мои вопросы, но может быть магия станет ключом к пониманию вселенной?

Бернард Хаксли, защитник племени Нанди.

Дневниковая запись от 15.05.1924

ЧАСТЬ II. НИА И МО

ГЛАВА 6. Ндиди становится мужчиной

На юго-западе Кении, близ излюбленного фламинго озера Накуру стоит город с одноимённым названием. Британскими колонизаторами в 1904-м он задумывался железнодорожной станцией, но за двадцать один год значительно подрос и развивается до сих пор. Белых поселенцев в последнее время становилось здесь всё больше, и теперь к их числу присоединился и Джек Бомонт.

С родителями он переехал из Франции в Великобританию незадолго до первой мировой. В Ливерпуле любые иммигранты из Европы, а особенно отличные охотники, были тогда в чести, и пополнявшийся новыми округами город любезно принял гостей у себя в Чайлдуолле1313
  Чайлдуолл – пригород и подопечный Ливерпуля, Англия, расположенный к юго-востоку от города.


[Закрыть]. Началась новая эпоха семьи Бомонт, но продлилась она недолго – в 1917-м родителей Джека унесла на тот свет сонная болезнь, а молодой неопытный сорванец, во всём полагавшийся прежде на родных, угодил в плохую компанию.

Построенный на месте старой таверны, «Виноград» вскружил мужчине голову пивом, ромом и джином. Подработки грузчиком приносили слабый доход, а все деньги уходили на веселье музыкальных вечеров и случайные однодневные знакомства. Один из таких мимолётных романов стал для Джека последним – в 1919-м в двери его квартирки близ Queens Drive Wavertree трижды настойчиво постучали. С похмелья вставать с кровати сил не было, а потому дверь он открыл только к вечеру, впустив соседку миссис Бекки Джейн.

Она держала на руках младенца и, уже давно разочарованная Джеком, без всякого удивления протянула ребёнка мужчине в руки. Он тогда едва слюной не подавился, но в записке чёрным по белому прочитал: «Забирай, это твоё». И уже нельзя было куролесить в барах – маленький комочек счастья пришлось воспитывать и назвать Джессикой, в честь матери. И то ли имя так взыграло, то ли болезни передались несчастной с генами, но девочка оказалась восприимчивой ко всему и всякий сквозняк приносил ей дискомфорт и простуду.

Неудивительно, что к четырём годам у Джессики выявили ангулярный синдром1414
  Ангулярный синдром – редкое неврологическое расстройство, характеризующееся тетрадой клинических проявлений, включающих расстройство счета, аграфию, апраксию, нарушение пространственной ориентировки («право», «лево»).


[Закрыть]. Болезнь ещё не успели как следует изучить – открытая в 1888-м, она только-только начинала исследоваться неврологами. Подвержен ей мог быть любой, но столь редко, что наличие синдрома именно у дочери ощущалось Джеком наваждением или порчей. Мужчина судорожно искал работу – и очень удачно, в очередном путешествии к «Винограду», познакомился с компанией браконьеров. Они и стали билетом в колонизируемую Африку.

Так семья Бомонт и оказалась на берегу озера Накуру. Они заехали сюда по пути в новый дом чтобы посмотреть на длинноногих розовых птиц. Изящные шеи и яркие перья сверкали на солнце. Пернатые мягко ступали по грязи озера и всячески позировали наблюдающим, разговаривали стройными криками и любопытно изучали зрителей. Место превратилось в своеобразный заповедник или зоопарк для впечатлительных британцев, жаждущих умиротворения безмятежных вод. Джессика, подкармливая птиц хлебом, смотрелась такой же нормальной, как другие дети вокруг. Её и саму это радовало. А Джек думал только о предстоящем заработке – ведь частью его работы станет отлов таких вот восхитительных созданий за забором.

Железная дорога уже соединяла Найроби с Угандой, но развитие узла не останавливалось. Ставший центром обширного сельскохозяйственного района, город превратился в убежище не только белым людям, но и бежавшим из племён местным. Джунгли вырубались километр за километром, а людские разговоры всё ещё сводились к золоту – его месторождения искали все, включая правительство Великобритании. Хотя стоит признать, золота действительно находили много, но в основном чёрного.

Убогая и скромная обитель, в которую заселились Бомонты, ни шла ни в какое сравнение с прошлой квартирой. С порога тебя встречали привкус табака и приправ. На полу лежали грубые ковры из пальмовых листьев, а в углу стояла деревянная кровать с тонким матрасом, ящик для хранения под которой, двигаясь, едва не разваливался. Карандашный портрет безымянного автора висел на стене и изображал молодую женщину с грустными глазами – его Джессика сразу сняла, испугавшись. Всюду копошились тараканы, трещало деревянное изношенное кресло, а на кухонных полках дожидалась треснутая глиняная посуда. На лучшее рассчитывать было просто невозможно. Самое сложное во всей ситуации – пребывание пятилетней дочери в антисанитарных условиях, но дома ей остаться было просто не с кем. Даже миссис Бекки Джейн отказалась сотрудничать с Джеком, хотя прежде всегда любезничала с его родителями.

Так семья начала двигаться в сторону больших заработков. То и дело работодатели подсовывали охотнику заказы – местные особенно любили шкуры диких кошек. Подобная работа избавляла от голода – мяса на двоих было даже слишком много, и его Джек перепродавал уже соседям. Девочка стала посещать школу, и на фоне изучавших английский племенных детей справлялась более чем неплохо, хотя была неспособна проявлять элементарные арифметические вычисления и плохо воспринимала сложные речевые обороты. Но Джессике требовалась операция головного мозга, и это провоцировало больше работать и чаще рисковать. Брать самые трудновыполнимые заказы. К счастью, полученный в детстве с отцом опыт охоты сказывался – и браконьер с успехом выследил однажды даже льва у водоёма на юго-востоке.

Мужчина заприметил и очередной бар в городе – совсем скромный, нелепо названный «Пирта»1515
  Пирта (или фирта) – это женское нагрудное украшение из монет. Оно скрывало грудной вырез платья.


[Закрыть], едва подсвеченный фиолетовыми лампами, с малым ассортиментом, но привлекавший слухи и страхи местных. Особенно завсегдатаи любили делиться сновидениями. Здесь охотник взял несколько неплохих заказов и здесь же услышал зацепившую его легенду.

– Да говорю вам, – делился впечатлениями представитель племени Масаи. – «Тот, кто останавливает течения рек», действительно существует! Я видел его, даю палец на отсечение! Шея длинная, хвост длинный, лапы как ваши дома. Весь в чешуе, серый будто пеплом вымазан, и один его взгляд убивает! Он меня едва не съел!

Охотник мог бы причислить историю к местному фольклору и забыть как сказку, если бы не встречал новых и новых очевидцев. Слухи распространялись, и Джек уже оказался не первым предпринявшим попытку прибегнуть к поискам динозавра. За голову твари напуганный народ пообещал вознаграждение, сопоставимое стаду из трёх сотен коров, и жажда быстрых денег одолела всякие сомнения.

Вооружённый «Винчестером» 1895-го года выпуска – единственным имевшимся под рукой оружием – восьмого мая 1924-го Джек Бомонт отправился в путь. Всё глубже на запад, куда-то в сторону горы Элгон.

В племени Бембе все родственницы Нии уже подготовились к обряду, и только девочка упрямилась – шагала по рынку и корчила рожи головным уборам, платьям и украшениям. Её мать Номуса оставила всякие надежды дочь утихомирить и молча шагала меж палаток с важным видом, будто совсем не знала дикарку позади. К чему эти недовольства, если совершить предстоящую церемонию необходимо?

Каждую неделю жители племени на окраине джунглей собирали базар для обмена новостями и продажи важных вещей. Все краски и запахи смешивались в одной точке – разворачивались палатки из ярких тканей и плетёных узоров, выставлялись узорчатые ковры из растительных волокон, горшки со специями и напитками, и место оживало.

Все вокруг о чём-то говорят, смеются и торгуют безмятежно. Ароматы пряностей, фруктов и злаков смешиваются в воздухе с горящим на окраинах навозом – он отпугивает мошек и нежеланных мзунгу1616
  Мзунгу – термин, используемый в районе Великих африканских озёр для обозначения людей европейского происхождения.


[Закрыть].

Палатки украсили кто во что горазд: разноцветными камнями, перьями, бусинами или рыбой с мясом. Всё чтобы привлечь потенциального покупателя и продать побольше тканей, вина или пальмового масла. Отдельной вереницей устроились старики племени за резными столами – здесь они продают изделия из дерева, бамбука и слоновой кости. Их работы увенчаны символикой древних обрядов и легенд, но недоступны простому обывателю.

По улочкам бегали дети – играли в мяч и перебрасывались камнями. Как же хотелось сейчас Ние к ним присоединиться, но традиции требовали уделить время выбору одеяний для обряда.

– Ну погоди у меня, вот замуж возьмут – и успокоишься, – сетовала Номуса, предлагая примерить очередную дашику – свободную жёлтую тунику с широким рукавом.

– Это всё мне не нужно. Мне и в старой тунике хорошо. Ндиди не обидится что я приду в ней, вот увидишь!

– Зато обидятся боги, и Ндиди не станет полноценным мужчиной. Думай о последствиях своих действий, Ниа!

– Пф… – девочка вздохнула и засвистела. Среди палаток она не находила ни одной подходящей туники, когда взор её привлекло длинное красное платье свободного кроя. – Ма, вот в нём мне будет комфортно!

– Но это платье! – звонкий хрипловатый голос матери звучал недовольно. – Оно не подойдёт для ритуала. Нельзя скрывать ноги тканью.

– Ах! – Ниа закатила глаза и подняла голову к небу. – Тогда бери уже что нравится тебе.

И Номуса выбрала такую же красную тунику, серьги-кольца и браслет из морских раковин. Хотя Ниа, как считалось, не отличалась особой красотой – на становление брата мужчиной, как родная сестра, должна была явиться в лучшем и новом. Только так она проявила бы должное уважение и позволила духам наградить Ндиди достоинством и честью.

Прямо на базаре мама усадила девочку на землю и украсила её дреды парой бусин и перьев. Остатки бусин Номуса пришила Ние на набедренный платок и кожаные сандалии, завершив образ и уважительно поклонившись в благодарность за смирение.

– Теперь выгляжу достойно?

– Очень. Только силами женщин мужчины в нашем племени такие могучие. Ты поможешь вырасти великому воину, помни об этом!

Девочка наигранно улыбнулась и приготовилась бежать к друзьям, когда к семье подошёл отец Нии Нтанда. Он уже приобрёл новенькое копьё и пару приправ, которые нёс в глиняных горшках собственного производства, и теперь предлагал закончить с покупками и вернуться к повседневным делам.

– Вы всё купили, мои звёзды?

– Да, муж мой, – женщина уложилась в отведённое время, чему была крайне довольна.

– Нет, отец мой, – сокрушалась дочь, всё ещё не позабывшая о платье. Она указала в его сторону рукой – несколько юных сверстниц уже заглядывались на наряд для покупки.

– Красивое, правда? – отец одобрил. – Сколько коров оно стоит? Две или четыре? Заберём его в следующий раз – будет тебе подарком за обряд.

– Но к следующему разу его уже купят!

– Значит выберешь другое платье. А может к тому моменту тебе уже будет не до платья. Может ты выйдешь замуж, и в следующий раз вернёшься на базар за туникой для своей дочери.

– Да, папа… Прекрасно…

– Ну вот и договорились!

По дороге домой семья наткнулась на Окоро, сына Оби. Юноша шагал в сторону джунглей. Ему недавно исполнилось девятнадцать, и парень особенно нравился двенадцатилетней Ние. Высокий лоб с изогнутыми бровями, глубокий взгляд, гордый нос и заплетённые в косички длинные чёрные волосы – девочка не видела воина смелее и красивее, и как жаль было ей, что тот давно женился на уродливой Туту.

– Куда собрался, Окоро? – любопытствовал отец, попутно хвастаясь покупками.

– На границу джунглей, Нтанда! Хочу поохотиться на антилопу сегодня.

– Пусть благословит твоё путешествие Шанго. Ищи антилопу у водоёмов – может быть тебе повезёт.

До деревушки добрались без приключений. Раскинувшееся посреди густых зарослей, племя вырисовывалось из зелени толстым забором из прочных пальмовых стволов. На входе, подвешенный верёвкой, висел колокольчик – его когда-то подобрал вождь племени, и теперь каждый на входе дёргал инструмент на удачу. Считалось также, что если он звенел сам по себе, то извещал о навещающих племя духах.

Недалеко от входа, точно огромное свитое из палок гнездо, стояла кухня – пахло оттуда не столько травами, сколько мёдом и кровью. Кипящие котлы с супами парили, и среди пара носились неугомонные старые жительницы племени, хранительницы лучших рецептов.

Дома в деревне Бембе с давних пор традиционно строили особым образом – на возвышении, что не только защищало от змей и жуков, но и приближало к богам. Для этого плетёные основания ставили на толстые брёвна и забивали пустоты земляными кирпичами, сухими травами, глиной и перьями. Длинные палки служили основой для крыш, а многочисленные папоротники и ткани – защитой от дождливых ночей, хотя непогоды здесь особо не страшились. Шанго, дух грома и молний, защищал каждого старца и младенца.

Деревня делилась на секции – в каждой от двух до пяти домов. Секция принадлежала одной семье, и члены семьи обязательно начинали имена с одной буквы – так каждый знал отца и мать того или иного ребёнка. Ниа потому никогда старалась не привыкать к своему имени, что в скором времени, выйдя замуж, должна была обзавестись новой буквой. Станет ли она Ониа, Киа, Виа или Яниа – загадка, разгадывать которую торопиться желания не наблюдалось.

Секция Нгесы, отца Нтанды и дедушки Нии, находилась в отдалении у самого забора. Семья была старой, род древний, и заслуживала спокойствия от суматошной проходной. У дома имелась пристройка – загон с овцами и курятник, но куры редко засиживались в нём и гуляли по всей деревне. На ряде сушилок вялились рыба и мясо, а возле лестницы стояли ящики с сорго – Номуса каждый день перемалывала злаки в муку и готовила Нию перенять рутинную работу по наследству, от чего девочка тоже была не в восторге.

Нгеса всё утро учил Ндиди мужским мудростям. Скромное тело старика прикрывал длинный балахон из зелёной ткани. Лысину скрывал узорчатый шарф. Многочисленные браслеты и кольца – таинственные амулеты – звенели при каждом жестикулировании тонкими дряхлыми руками. Покрытое морщинами лицо и стеклянный взгляд будто вечно искали в мире опору. Дедушка давно ослеп на правый глаз, но с этой слепотой стал только мудрее и внимательнее.

Старик снял с шеи амулет в форме сердца и передал брату Нии. Ндиди тут же поправил на бок выглядывающую из под повязки с перьями тёмную чёлку и выпрямился. Обаятельный юноша со шрамом на щеке и не надеялся на подобный дар, но любовь дедушки он давно купил кудрями и искрящимися бирюзовыми глазами. Мальчик был ясен и открыт с самого рождения, редко плакал и не болел – идеальный воин и будущий глава семьи. Он обязательно приведёт в дом лучшую невестку – самую опытную и хозяйственную из предложенных, и «второе сердце» в качестве подвески поможет ему с выбором.

Если дедушка редко проявлял внимание к Ние, то бабушка Нонтл любила внучку больше, чем себя. Проявляла женщина это, конечно, странным образом – то и дело предлагала девочке разделить табак в трубке или вместе разделать рыбу. Так Нонтл искала предлоги провести немного времени друг с другом без участия посторонних членов семьи – Нгеса то и дело ворчал на неугомонную непристроенную внучку, а родители озабоченно высматривали на горизонте дочери жениха.

– Всё купили к обряду, Ниа? – старушка нарезала овощи для рагу.

– Да, ба-ба. Ндиди может быть доволен, – сказала девочка намеренно саркастично и громко, чтобы брат её услышал и обиделся, но юноша увлечённо рассматривал подарок дедушки и не замечал чужих разговоров.

– Тебе могут говорить, что это ради брата, – продолжала беседу бабушка, ни на секунду не отвлекаясь от готовки. – Но обряд закалит твою душу и избавит от долга перед Ндиди.

– Почему я ему что-то должна?

– Сколько браслетов подарил тебе брат за всё время?

Ниа никогда не считала – слишком их было много. Ндиди любил плести украшения из цветов, трав, лент и верёвок. Девочка быстро их теряла, и даже сейчас не обнаружила на руке последнего – видимо, отцепился по дороге.

– Много…

– Много! И слов хороших он за жизнь сказал тебе много – за всё нужно будет отблагодарить.

– Но почему тогда Ндиди не благодарит меня?

– Потому что ты, девочка моя, станешь женщиной после женитьбы через другой обряд.

– Не торопи её с этим, – негодовала Номуса, уже готовая молоть муку. – Всё успеется. Невелика разница – в двенадцать или в четырнадцать выходить замуж.

Отец, пухлый широкогрудый тридцатидвухлетний пастух с четырьмя серьгами в левом ухе, поторапливал сына к выходу. Оба удалялись на очередной обряд, чтобы до заката успеть воздать уважение богам и вернуть скот в полном составе домой. Никто, правда, не знал точное количество овец – дедушка настрого запретил их пересчитывать, ведь злой дух будет считать вместе с ними, и, посчитав, заберёт несколько животных себе. За отсутствие обязательств Ндиди любил отцовскую работу и желал перенять её по наследству, в точности как и живот.

Ниа присела на овечью шерсть. Мягкая кровать манила забыться и спрятаться от мира под тёплым слоем меха, но традиции вынуждали девочку слушаться и повиноваться. Она решила подкрепиться джекфрутом – плодом хлебного дерева, которые росли вокруг деревни на каждом шагу. Их высаживали намеренно – рядом с таким садом просто невозможно было остаться голодными. Одного взрослого дерева хватало на треть племени, а высади десяток – и округлыми фруктами будешь обеспечен на завтрак, обед и ужин с августа до ноября. Впрочем, детям вроде Нии это не мешало срывать ещё зелёные плоды и поглощать их с хрустом, как картошку.

Бабушка прервалась на перерыв. Достав из старой корзины курительную трубку, женщина закинула табака в отведённую под него камеру. Из массивной шарообразной сдавленной чаши пошёл дым. Изогнутый чубук казался застывшим в любопытстве червём – с ним Нонтл выглядела едва ли не колдуньей и пугала саму себя. Все в племени знали – быть беде, если Нонтл закурила.

– Знаешь, я тоже не хотела участвовать в обряде. Почти сбежала, между прочим…

– Ма, не надо учить Нию! – негодовала мама, уже вымазанная в муке с ног до головы.

– А что такого? Я же не говорю ей сбегать. Я не сбежала, например. И не пожалела. Видишь этот шрам? – бабушка оголила плечо, указав на старую отметину от хлыста. – Это не напоминание, это гордость. Я вынесла испытание и стала сильнее. Никогда мне не было так больно, как тогда, понимаешь? Никакая иная боль уже не приносила мне столько страданий. Тот обряд закалил и тело, и душу. Хотя стоило ли оно того – это, конечно…

– Ма! Готовь овощи молча! – уперев руки в бока, нахохлилась Номуса. – Ниа прекрасно справится с обрядом – Ндиди расцветёт её усилиями!

– Ндиди, возможно, и расцветёт, но точно не усилиями нашей девочки! Если боги не захотят – мужчиной юноша не станет, высечи ты хоть всех в его роду. Не на одной же женщине судьба всей жизни мужчины? – бабушка бурчала бы и дальше, но не выдержала недовольного взора дочери. – Да готовлю я, готовлю…

Перед выходом девочку напоили молоком. Вечером ожидалось вкуснейшее рагу с мясом и кукурузой – настоящий праздничный ужин, но до тех пор предстояло пройти самый болезненный обряд. Ндиди превращался в мазо – молодого человека, готового к женитьбе. С завтрашнего дня он больше не станет играть с Нией, носиться за ней или сопровождать. Пройдя обряд укуле – становление мужчиной – юношу причислят к особому сообществу. Накормят его везде, где появится, но пить он сможет только молоко и кровь, а есть – мёд и мясо, и ничего больше. В таком состоянии Ндиди пробудет вплоть до самой женитьбы, а после все его мысли займёт новая семья; а сестра, жившая бок о бок двенадцать лет, отойдёт на дальний план и перестанет заботить своими детскими проблемами.

На обряд уже собрались все молодые родственницы и подруги Ндиди – одна краше другой. Никого не допустили здесь в платье – требовались голые руки и ноги, и никакой ткани не должно скрывать кожу от хлыста. Нию готовили к этому несколько месяцев, и она точно знала – нельзя показывать страх. Важно улыбаться и радоваться, ради брата. Его, кстати, в числе присутствующих не наблюдалось – у мальчика проходил свой обряд со старцами племени.

За забором собрались шестеро местных ребят – хороших друзей будущего мазо, уже переживших укуле. Все, как один, облачились в туники и держали наготове церемониальные символы власти. Длинные хлысты с украшенными рукоятями излучали роскошь и изысканность. Обтекающие линии изогнутого стержня требовали уважения и грозно стелились по земле, раздувая пыль.

Девочки разных возрастов – от одиннадцати до шестнадцати – уже приготовились. Собравшись в кучу, всячески кличили и подначивали владельцев хлыстов, призывая к действию. Тех, конечно, слабо интересовали случайные подружки, некоторые из которых принимали участие в обряде второй или третий раз. Свежая кровь и сестра – Ния, дочь Нтанды – вызвала ажиотаж и бурные смешки. Она станет сегодня главным украшением обряда. Чем больше радости юная особа испытает – тем мужественнее окажется Ндиди.

– Эй, Берхейн, держи хлыст крепче, а то выскочит! – кричала одна.

– Имаму забыл как замахиваться? – хихикала вторая.

И юноши, все как один, приступили к ловле Нии. Девочка виляла меж подруг и думала об одном – всё в полном порядке! За обрядом наблюдал со стороны шаман Мандленкоси, и он точно не спал под маской тигра, сидя в отдалении на пне у забора!

Сердце Нии пульсировало в такт барабанных ударов. Каждое движение тела, каждый поворот излучали решимость. Улыбка не сползала с лица. Она готова, она принимает собственную ответственность! Смешанные чувства страха и волнения ещё держали коленки в дрожи, но общие веселье и безмятежность заставляли усомниться в сложности проводимого ритуала.

Звонкий хлыст разрезал воздух со свистом. Острая боль пронзила кожу на пояснице. Что-то тёплое потекло по спине, и Берхейн довольно хмыкнул. Ниа не растерялась, она сконцентрировалась на пении скворцов и зеленушек, на стуке сердца и барабана, на шелесте травы под ногами и возгласах овец в загоне. Она сильная – настолько же сильна, насколько силён будет её возмужавший брат. Подруг вокруг хлестали не слабее, и они достойно держали улыбки и смеялись – чем Ния хуже?

Звонкий хлыст разрезал воздух со свистом. Острая боль пронзила кожу на правом плече. Имаму гордо вздёрнул голову. Небо закружилось – а может это мысли девушки поехали от напряжения? Хотелось окунуться в холодную воду, но… Звонкий хлыст разрезал воздух со свистом. Острая боль пронзила левую лодыжку… Острая боль пронзила лопатку… Кисть… Плечо… Колено… Что-то ещё, что уже слилось с прочими ударами и не распознавалось в бесконечных атаках безжалостных пастухов.

Когда всё закончилось, Ниа едва стояла на ногах. Она не сразу услышала голоса родных и встревоженного шамана. Ритуал оборвали на пару минут раньше положенного, и Берхейн недовольно бурчал теперь надувшись.

К воротам забора прибыл с границы Окоро. Он не поймал антилопу, но в ужасе переполошил племя безумными рассказами о гибели деревьев. Глаза его мерцали искрами безумия – отливали то в багровый, то в фиолетовый, и метались от охотника к охотнику.

– За мной! Все за мной! Шагайте, шагайте!

И Ниа не думала о боли. Она хотела спрятаться – чтобы красавец Окоро не видел её в таком состоянии. Пока все в Бембе встревоженно плелись за юношей, девочка шагала к чаще. Она собралась окунуться в источник холодной воды – тогда ей полегчает, и несчастная приведёт себя в порядок.