Текст книги "Избранник"

– Не было у меня никакой марихуаны! Пока меня в аэропорту не «досмотрели». И потом, вы что, уже и экспертизу провести успели? Откуда вам знать, что там в пакете? А может, это зеленый чай?

Капитан поджал губы:

– Ты умника из себя не строй, Никитин. Свидетелей достаточно, а экспертиза всё что надо покажет...

– Не сомневаюсь... – снова не выдержал Сашка. Взгляд капитана резко потяжелел.

– Ты, я вижу, всё-таки не все понимаешь... придется на пальцах объяснять. Вот три! – Он выставил перед собой три крепких, прокуренных пальца. – А вот семь! Семь, понимаешь?! Семь!!!

Капитан встал из-за стола и прошелся по кабинету.

– Хочешь, я тебе расскажу, как все было? Гражданин Никитин позвонил тебе домой и попросил заодно прихватить немного травы... так сказать, для личного потребления. Сказал, что для личного не запрещено, и даже пообещал какие-то деньги. Так?

Сашка молчал.

– Ты, конечно, не знал, что это наказуемо, а потому поверил ему на слово и привез. Я ничего не упустил?

Сашка опустил глаза в пол. Отдавать дядьку ментам неизвестно за что, даже не поговорив с ним, он не собирался. Да и не верил он, что главный инженер огромного золотоносного прииска, пусть и на пенсии, не найдет способа «отрегулировать» это недоразумение...

Капитан грозил, взывал к здравому смыслу, уговаривал никого не покрывать, иногда прерывался, чтобы рассказать, как хреново живется в лагере таким фраерам, как он, и снова грозил. Но Сашка уперся и твердил свое: как пакетик с веществом растительного происхождения попал к нему в рюкзак, он и понятия не имеет, но не исключает, что его туда «обронили» при досмотре в аэропорту. Возможно, нечаянно.

Несколько раз допрос прерывался телефонными звонками, и тогда капитан брал трубку, односложно отвечал, и «сказка про белого бычка», словно искусственный спутник Земли, опять выходила на орбиту и продолжала совершать оборот за оборотом.

Но прошло еще около трех часов, и капитану в очередной раз позвонили, а еще через пару минут просунули в едва приоткрытую дверь небольшую серую бумажку.

Сашка настороженно отслеживал каждое движение. Изрядно подуставший капитан еще некоторое время, правда без прежнего энтузиазма, продолжал старую песню, а потом подвинул бумажку через стол:

– Подпиши.

– А что это?

– Подписка о невыезде. Погуляешь пока...

Сашка изумился, но быстро взял себя в руки и пожал плечами – он так и сидел в наручниках. Капитан удовлетворенно усмехнулся, вытащил из кармана ключ, обогнул Сашку и снял браслеты.

– Давай, быстрее...

«Это что же получается? – усиленно ворочал донельзя уставшими извилинами Сашка. – Меня взяли с поличным – и на подписку?!»

Он машинально расписался, где указали, получил обратно паспорт и нисколько не похудевший портмоне, затем пропуск и, всё еще не веря в происходящее, побрел к выходу. Спину от трехчасового сидения ломило.

Сашка протиснулся через турникет мимо что-то обсуждающего с дежурным подполковника без фуражки, кажется, того самого, из аэропорта, и только тогда увидел дядю Женю.

– Всё? – улыбнулся ему дядька.

– До некоторой степени, – пожал плечами Сашка. – Статья двести двадцать восьмая, часть вторая, от трех до семи. Пока на подписке.

– Как?! – ошарашенно воскликнул дядька и двинулся к турникету. – Федя! Это что за беспредел?! Какая, на хрен, статья?!

Подполковник медленно развернулся.

– Что смог, то сделал, Женя, – развел он руками. – А чего ты хотел? На нем два стакана анаши нашли! И вообще, давай об этом не сейчас.

– Какая, на хрен, анаша?! – возмутился дядька. – При чем здесь вообще анаша?! Да я эти два стакана у любого из твоих архаровцев найду! Уж мне-то лапшу на уши не вешай!

– Послезавтра приходи. Я тебе все объясню.

– Как так – послезавтра?

– Всё, Женя! – выставил вперед большие красные ладони подполковник. – У меня рабочий день закончился. До понедельника.

– Ну ладно, – сурово вздохнул дядька и повернулся к Сашке: – Пошли, Сашок, мы не можем терять время. А в понедельник я им всем тут устрою.

Они стремительно сбежали по ступенькам, забрались в микроавтобус, и только тогда Сашка решил, что пора.

– Они под тебя копают, дядя Женя, – тихо произнес он.

– Я знаю, – решительно кивнул дядька. – Но ты не беспокойся. Всё уладится.

Они смолкли и промолчали всю короткую дорогу до дома, а затем торопливо выскочили из микроавтобуса, и только у самого подъезда дядька на секунду притормозил.

– Ты извини меня, Саш, что я тебе не всё сразу сказал. Думал, постепенно... а видишь, как вышло!

– И что теперь?

– Вперед! – ободряюще кивнул ему дядька. – Теперь только вперед!

Они взбежали на второй этаж, дядька толкнул дверь, и Сашка отметил, что гостей стало меньше, но человек десять еще ждут...

– Все на месте? – сухо поинтересовался дядька.

– Конечно, – ответила за всех Неля.

– Тогда быстро в круг. Пора. – Он развернулся к Сашке: – Пошли, Сашок. Медлить нельзя.

– А что ты собираешься...

– Фирменную защиту поставим. И не спрашивай сейчас ни о чем! Я тебе потом всё объясню, – не терпящим возражений тоном отрезал дядька и быстрым шагом прошел в зал. – Садись.

Сашка сел, куда указали, – в самый центр ковра. Дядька сел напротив, Неля – чуть слева, затем был бородач с пронзительными синими глазами, затем одна из теток, что встречали его на аэродроме, затем кто-то еще... Сашка растерянно хлопал глазами.

Кто-то за его спиной чиркнул спичкой, разнес по углам комнаты несколько свечей, затем щелкнул выключателем и тоже уселся в круг, образовавшийся на некотором расстоянии от Сашки.

Наступила такая тишина, что Сашка услышал, как далеко за окнами проехала легковушка.

– Александр, сын Ивана, примешь ли ты от нас в помощь Силу? – в полной тишине и почти кромешной тьме, с упором на «силу», произнес дядька.

«Паранойя, – подумал Сашка. – Причем групповая...»

– Я второй раз спрашиваю, – спустя совсем недолгое время произнес дядька. – Александр, сын Ивана, примешь ли ты от нас в помощь Силу?

– Ну... если это меня ни к чему не обяжет... – пожал плечами Сашка. – Да и что вы, собственно, имеете в виду?

Дядька некоторое время помолчал и задал тот же самый вопрос в третий раз:

– Я в последний раз спрашиваю: Александр, сын Ивана, примешь ли ты от нас в помощь Силу?

«Да черт с ними! – подумал Сашка. – Лишь бы успокоились...»

– Приму.

Круг с облегчением вздохнул, зашевелился, к его голове потянулись заросли ладоней, и Сашка ощутил слабое покалывание в лице и некую отстраненность.

– Что это? – спросил он и не узнал свой голос.

– Это помощь Силы. Теперь ты защищен. – Кто-то поднялся, включил свет, и Сашка зажмурился.

– Что это было?

– Потом объясню, – ласково потрепал его по плечу дядька. – Только ребят провожу.

Народ заторопился в прихожую, а Сашка глянул на часы и охнул: 00.45!

– Это надо ж, сколько меня в ментовке продержали?!

– Три с половиной часа, – сверился с часами дядька.

«Тогда должно быть около половины девятого... – подумал Сашка. – И где еще четыре часа?» На какой-то миг его посетила странная догадка о только что пережитом глубоком трансе, но он ее решительно отогнал. Сашка точно помнил, что в кругу они просидели от силы три-четыре минуты...

Он растерянно проводил взглядом высыпавших в коридор «гостей», дождался, когда дядька закроет входную дверь, и прошел вслед за ним на кухню.

– Чаю попьешь? Или, может быть, ты голоден? – повернулся к нему дядька.

– Ты мне сначала объясни, что здесь творится, – покачал головой Сашка. – Я не насчет «защиты» или там «Силы», я, знаешь ли, Кастанеду читал, кое-что понимаю... Но при чем здесь менты – хоть убей! Или это... из-за золота?

Дядька натужно рассмеялся, поставил чайник на плиту и сел напротив:

– Нет, Сашок, это не из-за золота. Лично я этим никогда не баловался. И никому бы не советовал. Просто... как бы тебе это объяснить... здесь происходит некая астральная битва.

Сашка поморщился. Он терпеть не мог этой высокоумной белиберды.

– Ментов с параноиками? – беспощадно поддел он родственника.

– Не совсем, – понимающе хохотнул дядька.

– Только ради всего святого, – молитвенно воздел руки Сашка, – не говори, что здесь проходит граница между силами Добра и Зла.

Дядька задрал голову и оглушительно захохотал. И, только немного отсмеявшись, замахал руками:

– Упаси бог, Сашок! Как тебе только в голову такое пришло?!

– А что мне думать? – вопросом на вопрос ответил Сашка. – У тебя, как я погляжу, целая банда экстрасенсов гужуется! Менты мне в аэропорту пакет анаши с ходу втиснули – я и вякнуть не успел! А потом: н-на тебе, Сашок, «от трех до семи»! Ты мне, кстати, только работу обещал!

Дядька понимающе покачал головой:

– С ментами я улажу, ты, главное, не дрейфь. Да и не страшны тебе теперь никакие менты!

– Ах, ну да! Как же! Мне же теперь Сила поможет! – хлопнул себя по лбу за тупость Сашка. – Как я сразу не въехал?!

– А ты не смейся, – мгновенно посерьезнел дядька. – Я свое слово держу. Да и Сила тебя за так просто теперь не отдаст... И вообще, Сашок, ты теперь наследник.

Сашка насторожился. Он уже слышал это слово, и оно ему все больше и больше не нравилось.

– Наследник, пардон, чего? – Дядька глянул на часы:

– Значит, так, Сашок. Давай-ка часа четыре перекемарим, а потом я тебе всё расскажу и даже покажу.

Сашка тоже глянул на часы: 01.00.

– До пяти, что ли? – непонимающе моргнул он. – А в пять что будет? Петухи в третий раз пропоют?

– Вроде того, – тихо рассмеялся дядька. Сашка представил себе, как выслушает всё то же самое, но в пять утра, и сокрушенно покачал головой: паранойя она и в Африке паранойя! Даже если она круто замешана на экстрасенсорике.

Он уснул на удивление быстро, видно, сказались-таки и тяжелый двухчасовой перелет, и вся эта история с ментами. А потом его плеча коснулись, и Сашка буквально подлетел. Голова была свежей, мысли – ясными, настроение – хорошим. Даже как-то странно.

– Пора, Сашок.

– Что? Уже пять?

– Пять минут шестого. Ты так аппетитно дрыхнешь, даже будить не хотелось.

Сашка невольно улыбнулся: дядя Женя уже говорил ему это однажды, тогда, пятнадцать лет назад, когда будил, чтобы идти на рыбалку. И ведь надо же, запомнилось!

Он вскочил, с наслаждением потянулся, стремительно натянул одежду, вышел в освещенный коридор и принял плотную камуфляжную куртку.

– Надень. Там холодно будет.

Сашка внимательно посмотрел в дядькины глаза: спокойствие, разумность, понимание. Учитывая обстоятельства, совсем неплохо.

– А куда мы пойдем? Если не секрет...

– В сопки.

Сашка сразу успокоился и принялся натягивать ботинки. Выходы на природу были ему по сердцу. Бог его знает, с чем это связано, но лично он отметил интересную закономерность: по мере удаления от любого населенного пункта всякие козлы исчезают в геометрической прогрессии. Вместе с мусором и смогом. Отойди на пятьдесят километров, и с тобой начнут здороваться незнакомцы. Отойди на сто, и тебя угостят кашей и чаем. Отойди на триста, и лучшего друга, чем незваный гость, не найти: и накормят, и уложат.

Правда, сегодня были несколько иные обстоятельства, но думать о них, включая статью, обещающую «от трех до семи», и собравшуюся вокруг дядьки паранойяльную группку, не хотелось.

Они вышли из подъезда, и Сашка поежился: воздух был прохладен и свеж. Пожалуй, даже тянуло морозцем.

– То-то же! – рассмеялся дядька. – Ты не поверишь: в прошлом году снег четвертого сентября упал! И больше не таял.

– В-верю, – подыграл дядьке Сашка и цокнул языком. – И как вы тут живете?!

Вопрос был задан скорее по привычке, чем от души. Сашка задавал его неоднократно, и везде – от Японского моря до Балтийского – он срабатывал одинаково. Потому что ни один абориген не может удержаться от удовольствия показать заезжему туристу свое превосходство в том, что касается выживания. «Это у вас там, в столицах, пиво из крана течет и туалеты с подогревом, а у нас все натуральное, все своими руками...»

Как правило, в ответ, после положенного количества охов и ахов, следовало рассказать, сколько приходится платить в «столицах» за тепло, свет и, вы не поверите, за воду, отчего уже аборигены приходили в немое изумление, и «ярмарка тщеславия» быстро превращалась в обоюдное удовольствие. И даже они с дядей Женей в эту схему «турист-абориген» пусть с некоторой натяжкой, но укладывались.

– Здесь ведь половина населения – потомки бывших каторжан, – с воодушевлением распинался дядька. – И кстати, хорошие все люди... плохие у нас как-то не держатся.

Сашка с наслаждением вдохнул терпкий осенний воздух и окинул взглядом возникающие из темноты серые массивы старых деревянных домов. Кто-кто, а он, пусть и молодой, но биолог, знал, что в природе «плохие парни» долго не жируют. Запасы съедобных лохов быстро подходят к концу, а остальные или приобретают совсем уж омерзительный привкус, или обзаводятся шипами, рогами и пугающей раскраской. И тогда уже хищникам приходится либо садиться на голодный паек, либо повышать квалификацию, а то и вовсе мигрировать в более сытные места. Ничего не попишешь: Чарльз Дарвин в действии...

– А вот и обе наши Шаманки, – внезапно произнес дядька. – Сначала речка Шаманка, а затем и сопка.

Сашка задрал голову. Сопка нависала над одноименной рекой огромной темной массой.

– Некоторые считают, что их в честь шамана назвали, но это не так.

– Какого шамана?

– Того самого... – сверкнул в темноте белыми зубами дядька. – Того самого.

Мгновенно пахнуло привкусом безумия, и Сашка даже притормозил. Но дядька этого не увидел, и он с трудом, но преодолел секундное замешательство. Ему даже показалось, что только теперь он понял, что отличает его и дядю Женю, – чувство меры. В отличие от Сашки все эти экстрасенсы и контактеры не преодолели своего детского восторга перед открывшимися новыми и сказочными мирами, да так и остались там, вдалеке от реальной, насыщенной не менее интересными событиями жизни. Вот только какое отношение ко всему этому имеют менты? Сашка не знал.

– Ты меня слушаешь? – насторожился дядька.

– Конечно, – тряхнул головой Сашка. Дядька принялся говорить дальше, и оказалось, что звали шамана Николаем Николаевым, и в том, что это реальный человек с реальной судьбой, были уверены почти все местные жители. Говорили, что в начале прошлого века будущий шаман, а тогда совсем еще юный туземный парнишка был проводником в питерской экспедиции. Быстро выучился русскому, еще быстрее – грамоте, и за эти таланты был взят руководителем экспедиции в Санкт-Петербург, где и прожил, чуть ли не в профессорской семье, до 1914 года.

Когда началась Первая мировая, Николаев попал на фронт денщиком, был пленен вместе со своим офицером, но бежал и несколько недель доказывал русской контрразведке, что он свой.

– Ты только прикинь, каково ему пришлось! – тихо рассмеялся дядя Женя. – Они же тогда все на японских да немецких шпионах были помешаны! И поди докажи, что твой акцент – не японский!

А затем был революционный Петроград и очередной поворот судьбы.

Некоторые даже считают, что в то время Николаев довольно высоко поднялся и был на короткой ноге с такими известными революционерами, как Берзин и Урицкий. Понятно, что ни подтвердить, ни опровергнуть сие уже невозможно, хотя командировка на родину в качестве одного из комиссаров новой рабоче-крестьянской власти скорее работает на эту версию, чем против нее. И поскольку стране было нужно золото, много золота, именно Николаеву пришлось убеждать своих сородичей в том, что лучшие охотничьи угодья следует уступить артелям золотодобытчиков, а самим, оставив пережитки прошлого, дружной поступью влиться в ряды строителей новой, более справедливой жизни.

Естественно, всё прошло совсем не так гладко, как пишут в учебниках, и туземцы достаточно быстро сообразили, что от новой власти одни напасти, и Николаев стал для них тем человеком, именем которого пугают непослушных детей. Но дело было сделано, и здешнее золото пошло в казну.

– Собственно, и весь наш город обязан своим рождением ему, – остановился передохнуть дядя Женя. – И старики это знают. Ну, вот что здесь раньше было? Пара мелких приисков да немецкий лабаз – пушнину скупали, и то в сезон. А как золотишко поперло, так всё появилось: и школы, и больницы...

Прошло несколько лет. Энергичный, умный Николаев сделал блестящую по тем временам карьеру в структуре НКВД, женился на русской женщине и, когда настала пора искать «чужих среди своих», начал исполнять, что велено.

Месяцами он ездил по тайге, выискивая врагов среди старателей и охотничьих артелей, и, как говорят, немало в этом преуспевал. Пока не встретил человека, который снова изменил его судьбу.

Это был некогда очень важный, а на то время стареющий в одиночестве шаман. И так как сопровождение уже было занято этапированием ранее разоблаченных вредителей, Николаев решил доставить пожилого служителя культа в город самостоятельно. Но ему не повезло: разыгралась пурга, и чуть ли не целую неделю Николаев и шаман жили вдвоем, бок о бок. А потом шаман умер, нагло обманув ожидания рабоче-крестьянского правосудия, и Николаеву пришлось возвращаться в город несолоно хлебавши. Тогда всё и началось.

Уже через неделю после прибытия Николаев неожиданно и вполне открыто заявил начальнику местного отделения НКВД, что тот – умело скрывающийся от народного мщения вредитель и не пройдет и полугода, как его тоже разоблачат. Причем он был так в этом уверен, что, опережая события, послал соответствующий рапорт наверх.

Понятно, что первым делом замели его самого. Спустили в подвал, провели дознание, но вместо того, чтобы каяться, Николаев начал глаза в глаза называть своим палачам даты и даже часы их смерти. Он указывал даже имена и фамилии сослуживцев, обреченных в будущем ломать ребра тем, кто сейчас ломает ребра ему самому.

Время было непростое, и можно утверждать, что перепугались его коллеги страшно. Быстро собрали «тройку», быстро приговорили и быстро отправили зарвавшегося туземца на лесоповал, откуда Николаев, нимало не колеблясь, так же быстро сбежал, поскольку удержать таежного человека внутри условного «периметра» вырубки, когда тайга – вот она, не легче, чем дикого гуся среди вышедших на прогулку пугливых домашних кур.

А через неделю Николаев снова объявился в городе, теперь уже с шаманским бубном в руках, заглянул домой и пошел по всем своим знакомым, вкратце предсказывая им судьбы и предупреждая о надвигающейся большой войне, смерти Отца народов и неизбежном падении режима. Понятно, что его довольно быстро взяли и теперь уже приговорили к высшей мере – статья была «расстрельной»...

Но он снова бежал. Бог знает, что Николаев наговорил конвоирам, но те, сами поражаясь, признали, что отпустили его и даже снабдили куревом на дорогу.

Дальнейшая судьба Николаева никому здесь неизвестна. Но то, что все его предсказания сбылись, местные знают. И начальника местного НКВД аккурат через полгода в тех же подвалах «ломали», и остальных... Николаев же получил посмертное прозвище Шаман и недобрую славу в определенных кругах. Настолько недобрую, что даже у краеведов о нем, кроме фамилии, ничего, почитай, и нет.

– Круто! – искренне восхитился Сашка и отметил, что они уже поднялись не меньше чем на половину высоты Шаманки.

– Еще бы не круто! – рассмеялся дядя Женя. – И кстати, мы уже пришли. Теперь только солнышка осталось подождать.

Сашка глянул на восток. Там, над краем сплошной гряды поросших редким лесом пологих сопок, уже занималось зарево рассвета. А внизу, под ними, расстилался маленький спящий городок. Вот погасли фонари на центральной площади, вот поехали по темным улицам первые машины... а потом из-за горизонта брызнуло по глазам солнце, и Сашка прищурился. Сквозь ресницы все вокруг выглядело радужным и невероятно радостным – и редкие тощие лиственницы, и крупные, покрытые ржавым лишайником валуны, и неяркое бледно-голубое небо...

– Пора, – коснулся его плеча дядя Женя. – Помоги мне.

Дядя Женя подошел к небольшому плоскому валуну и схватился за край.

– Давай, ты – оттуда.

Сашка охотно кивнул, ухватился за второй край, и они медленно, натужно кряхтя, сдвинули камень в сторону. Сашка присел на корточки и восхищенно присвистнул: за валуном скрывалось округлое, уходящее внутрь горы отверстие.

"Судя по ориентации на восход солнца, – мысленно отметил он, – это определенно святилище, что-то вроде «места Силы...» Сашка уже представлял себе, как именно дядька может это место использовать.

– Я тебя почему ночью потащил, – с волнением в голосе произнес дядька. – Туда свет от Силы на четверть часа попадает. И только на восходе.

Он встал на колени, на пару секунд замер, а затем лег на землю и, извиваясь, как ящерица, быстро заполз внутрь.

– Давай, Сашок, не тяни время! – гукнуло изнутри.

Сашка нервно рассмеялся и лег животом на холодный грунт. Уцепился за маленький выступ, подтянул тело вперед и с трудом затиснулся в щель. Здесь было невероятно темно, тесно и как-то холодновато.

– Давай руки, – прогудело в темноте.

– Я тебя не вижу, – неловко хихикнул Сашка.

– Ты просто протяни – и всё.

Сашка вытянул руки вперед, нашел дядькины пальцы, ухватился, и его стремительно втащили внутрь. Сразу стало светлее.

– Ну вот и порядок. Сейчас глаза привыкнут, и сам всё увидишь.

Сашка проморгался, уперся в грунт локтями и заметил, что стало действительно получше: видно, холодное северное солнце встало как раз напротив щели, и теперь все внутри пещеры озарялось тусклым желтоватым светом.

– Ну что, привык? – прогремел дядькин голос.

Сашка повернулся и увидел, что дядька лежит на боку, поджав ноги к животу, а руки – к груди. И вид у него был какой-то заиндевевший.

Внутри у Сашки похолодело.

– Дядь Жень! – обеспокоенно позвал он.

– Что, Сашок?

– Черт!

Это не был дядька; дядька отозвался из-за его плеча, а этот...

«Йо! пэ-рэ-сэ-тэ!!!»

– Это он? – сглотнул Сашка.

– Точно, – уверенно громыхнул дядька. – Николай Николаев собственной персоной. Прошу любить и жаловать.

Тело находилось в небольшом углублении, прямые солнечные лучи его не достигали. И поскольку вечная мерзлота свое дело знала, Николаев лежал как живой. Сашка встал на четвереньки, подполз ближе и присмотрелся. Скуластое, коричневатое от загара лицо; лежащие на щеках густые черные ресницы; редкая растительность на верхней губе и подбородке; отросший ежик черных прямых волос; проседь на висках. Телогрейка, продранные на коленке темно-зеленые армейские галифе, один сапог. Второго почему-то не было, и босая нога предсказателя была поджата сильнее, так, словно он пытался ее согреть.

– А это точно он? – засомневался Сашка и подумал, что, наверное, о такой находке следует обязательно сообщить ментам. Мало ли кто мог пропасть без вести?

– Он, – подполз к нему дядька. – Смотри, что я у него нашел.

Сашка пригляделся. На дядькиной ладони лежал блестящий, почти новенький портсигар с надписью, но что там написано, Сашка разглядеть не мог.

– Двадцать лет Великой Октябрьской революции, – сказал дядька. – Как раз тридцать седьмой год выходит.

– Не прокатывает... – мотнул головой Сашка. – Я тоже могу такой портсигар с собой таскать.

– Ладно, не буду морочить тебе голову, – поняв, что племянника на такую дешевку не взять, усмехнулся дядька. – У меня есть доказательство получше.

– Какое? – заинтересованно поднял голову Сашка.

Дядька сидел на корточках, и его глаза буквально светились от возбуждения.

– Я.

Внутри у Сашки похолодело.

– Да. Лучшее доказательство того, что это он, – я, – повторил дядька.

Сашка сморгнул и невольно прикинул расстояние до выхода из пещеры.

– Я говорю о Силе, Сашок, – медленно проговорил дядька. – С тех пор как я его нашел, со мной, знаешь ли, стали происходить интересные вещи...

Сашка вдруг обнаружил, что не дышит, и заставил себя незаметно вздохнуть.

– Будущее начал видеть... – даже не замечая, что происходит с его племянником, продолжил дядька, – ауру тоже... людям помочь могу...

– В смысле погадать?

– В смысле помочь. Уже человек сорок алкашей закодировал, не одну семью восстановил...

Сашка напряженно слушал. Таких способностей в их семье не наблюдалось.

– Но главное не это, – покачал головой дядька, неожиданно резко привстал, но ударился головой о невысокий потолок и зашипел от боли: – Блин!..

Сашка ждал.

– Я себя чувствовать по-другому стал! Понимаешь? – Сашка растерянно пожал плечами.

– Я себя в двадцать лет так не чувствовал! – с воодушевлением выпалил дядька. – Гибкий, сильный, молодой! Как свежая кровь по жилам потекла! Но самое главное знаешь что?

– Что? – сглотнул Сашка.

– Все, кто имеет со мной дело, то же самое ощущают: словно двадцать лет сбросили! Ни проблем, ни депрессий! Просто от регулярного общения!

– Круто, – уклончиво мотнул головой Сашка и понял, что уже подмерзает. Стены пещеры буквально дышали холодом.

Дядька внезапно вздохнул, словно понял: не то! Всё – не то... ну, не удивил он племянника этим барахлом! А значит, и не убедил.

– Ладно, скажу тебе еще одно. А дальше сам думай.

Сашка насторожился. То, с какой легкостью дядька переходил от одного аргумента к другому, заставляло подозревать, что и это еще не всё и за каждым новым слоем «истины», как на археологическом раскопе, будет открываться следующий, за ним следующий, и так без конца.

– Откуда, как ты думаешь, я всё это знаю? Ну, про то, кто он, этот Николаев...

– Откуда мне знать? – отстраненно пожал плечами Сашка.

– А ты подумай!

«Лучше бы ты рассказал мне, что с ментами не поделил! – пыхнув неприятием, подумал Сашка. – И то больше пользы!»

– Да не знаю я! – подскочил он и пребольно звезданулся темечком о низкий потолок. – Достал ты меня уже со своими загадками!

Дядька подождал, когда он успокоится, и тихо произнес:

– Это мой дед, Сашок. И твой прадед.

– Че-во-о?

– Что слышал, наследник. Ты – его прямой потомок.

В глазах у Сашки потемнело. Или это начало сдвигаться с наилучшего положения солнце?

– Мне о нем бабушка рассказала, – еще тише произнес дядя Женя. – Твоя прабабка. Давно. Перед самой смертью. И Ваньке тоже, отцу твоему.

Сашка дернул кадыком. До него как-то сразу дошло, что это и впрямь может быть правдой. Что ни батя, ни мать ни о ком ему дальше своих родителей не рассказывали. А ведь наверняка знали! И эти дедовы скулы на довоенных фотографиях, и этот его черный, жесткий волос...

Сам-то он был русым, в мать, но вот лицо... Сашка испуганно ощупал свои скулы и только тогда понял, почему перепутал этот лежащий в мерзлоте больше полувека труп с дядькой: постриги дядю Женю под ежик, надень телогрейку и галифе образца 1937 года – и не отличить!

– Елки-моталки! – убито выдохнул он.

– Ага! – жизнерадостно отозвался дядька. – Я тоже так отреагировал, когда узнал. Но знаешь, что меня примирило?

– Что? – механически спросил Сашка.

– Сила. Она до сих пор от него исходит. И ты – ее прямой наследник. Ты понял, Сашок?

«Это паранойя, – мысленно проговорил Сашка. – Страшный кошмар. Просто надо проснуться...»

– Ладно. Ты, я вижу, продрог уже. Пошли отсюда...

Сашка тупо кивнул и с трудом развернулся лицом к выходу. Солнце уже миновало наилучший угол освещения, и в пещере потемнело. Он упал на сырой грунтовый пол и, отчаянно загребая локтями, с невероятным облегчением выкарабкался наружу. Вдохнул свежий, остро пахнущий хвоей воздух и сел на камни.

Город внизу был целиком залит солнцем: и далекие белые «сталинки» в центре, и черные бараки окраин – всё выглядело празднично и весело. Не сравнить с этим ужасом позади...

Сбоку, тяжело дыша, выполз из пещеры дядя Женя. Выпрямился, потянулся и, положив ладони на грудь, азартно ими забарабанил.

– Только ты не подумай, что я ненормальный, – присел он рядом. – Для меня это было таким же удивительным, как для тебя сейчас. Но вот живу и понимаю: оно! То, чего я ждал всю свою жизнь.

– А с ментами ты что не поделил? – кисло отозвался Сашка. – Или они тут все – члены международной антишаманской коалиции? Меня-то за что замели?

– Не обращай внимания, – усмехнулся дядька. – Это все Федор Иванович, начальник нашего горотдела, бесится, никак не может смириться с тем, что Неля среди моих лучших учеников.

– Неля? Это черненькая такая? В кимоно?

– Ага. Супруга его...

– Супруга начальника горотдела?! Ты что, с ней спишь? – похолодел Сашка: во что может обернуться месть подполковника-рогоносца в маленьком провинциальном городке, он себе уже представлял.

– Упаси бог! – засмеялся дядя Женя. – Но он, наверное, думает, что сплю...

– Ну, ты псих, дядя Женя! – судорожно выдохнул Сашка. – Вы тут свои постельные дела развести не можете, а мне – статью двести двадцать восемь, часть вторая?! А не жирно ли будет?!

– Да ты не бойся, – примирительно засмеялся дядька. – Ничего с тобой не случится. Да и Сила без помощи не оставит...

– Да пошел ты! – взорвался Сашка. – Что же она самого Николаева не спасла? Вон он до сих пор лежит, лапки поджал!

Он остервенело махнул рукой, двинулся с места вниз по осыпающемуся склону, но, пройдя метров десять, еще раз повернулся.

– И кстати, моя фамилия Никитин, и уж никак не Николаев, как этот... туземец.

– Дурак, – спокойно парировал дядька. – Бабушка, как только всё случилось, и фамилию сменила на девичью, и город – детей от специнтерната спасала. Ну а себя... от зоны. Может, лишь потому ты и живешь... на свете.

Сашку как ударили. Там, глубоко внутри, он уже знал, что всё это правда, и, наверное, только потому и бесился. Некоторое время он так и стоял, перекипая булькающими через край эмоциями, и в конце концов одержал над ними верх.

– Ладно, дядь Жень, извини.

– Ничего, – кивнул дядька. – Я сам дня три к этому привыкал. И это... не дергайся ты из-за этих ментов! Я с Федей Бугровым столько планерок вместе отсидел! Уж как-нибудь договоримся.

Сашка вернулся по склону вверх, они не без труда установили камень в прежнее положение и почти бегом зашагали вниз по склону в начинающий просыпаться город.

К двенадцати дня, когда в огромной дядькиной квартире начали собираться гости, Сашка успел и отоспаться, и позавтракать, но всё еще был не в духе. Он имел разговор с дядей Женей поутру, уже дома, но дядька все «разводки» с ментами отложил до понедельника, и, хоть Сашка ему и поверил, на душе было тягостно. А если уж говорить совсем честно, ему этим утром хотелось одного: освободиться от подписки да и свалить на хрен из этого паршивого городка.

Гости все шли и шли: тощие, с признаками хронического авитаминоза юнцы, зрелые дамы с отражением непростых биографий на лицах да странно одетые бородачи с отрешенными глазами...

Некоторые закрывались вместе с дядькой в одной из комнат, а через полчаса выходили то растерянные, то просветленные, а порой и то и другое вместе. Но большая часть оставалась в зале со «старичками», дожидаясь, когда дядя Женя освободится от очередного пациента и возобновит групповые занятия.