Текст книги "Падший ангел. Явление Асмодея"

Глава 22

В Ратушу к бургомистру привели Каяра, молодого парня. Оказывается это Каяр, с виду щуплый и невысокий, шел в ту ночь рядом с Суло – они дружили. Каяр вновь повторил свою историю.

– Мы несколько раз расходились в разные стороны. Но… но всегда мы видели факелы друг друга и окликами обменивались. По его факелу я видел где он.

– Как ты его потерял? – спросил бургомистр.

– Я не терял. Вот Вам крест! – Каяр перекрестился. – Я услышал его слова: «Отец Марк».

– Отец Марк? Его же там не было?

– Вот и я говорю, его там не было, но Каяр его позвал, значит увидел. Это последние слова, что я услышал от Суло.

– А ты видел священника?

– Говорю же нет…

– Что было дальше?

– Все!

– Как все? Ты его потерял или факел его погас?

– Нет! Не знаю. Но факел я видел всегда, только когда я подошел – с факелом шел Техво. Да это был Техво.

– Ты искал Суло?

– Да, я спросил Техво, но он его не видел.

– А чего трясешься? Ладно! Проваливай!

Посты стражи на въездах в город увеличили численностью. На площади городской Ратуши стали жечь ночные костры (первый признак ожидания беды); ежедневно звучали одни и те же слова.

Город полнился слухами.

– По лесу бродят мертвецы!

– Из Гундеборду явился дьявол!

– Черепа и скелеты на могиле старухи Агнессы требуют жертв!

– Священник заражен ведьмовским заклинанием!

– Ведьма ходит по кладбищу!

– Олина ходит по болоту!

– Вместо священника в исповедальне сидит дьявол!

Глава 23

Лесные тропы и даже дорога на кладбище стали зарастать сорняками… Поредела и толпа прихожан в местной церкви, и не тянулась тонкой струйкой с вытянутыми шеями очередь в исповедальню и на святое причастие.

…Но были дом и сад, укрытые в густых зарослях леса, где молитва никогда не прекращалась, вслух или про себя читал молитвы приходской священник…

Бывает в жизни время, когда наслаждаешься обычным летним вечером, теплым закатом солнца, бормотанием спящей листвы, и не знаешь почему. Таким выдался один из вечеров у отца Марка. Священник совершал омовения в саду, молился, и прислушивался к своему тихому голосу:

– Милосердный Боже! Всем сердцем благодарю Тебя за все благодеяния сегодняшнего дня и дарованную мне благодать. Приди, о Дух Святой, освети ум мой, дабы мне открылись все соделанные сегодня мною грехи, а особенно – мой главный порок. Сокруши моё сердце, чтобы я искренне скорбел о грехах моих.

Верую, Господи, что Ты – Бог и Отец милосердия. Потому со смиренным упованием я приношу Тебе мои грехи, дабы Ты воззрел на моё сокрушение и даровал мне прощение. Ибо Ты Бог Всемогущий, убеляющий души паче снега и света солнца. Аминь.

И повторялась молитва многократно, ведь нескончаем вечер, где потоки воздуха тебя уносят к потокам духовных исканий. Многим желанным радостям он предпочел радость беспредельного служения Господу.

И казалось, бочка с дождевой водой, куда голышом он окунался, раздувается, как тыква на грядке. На поверхности воды дрожало и переливалось отражение звезд. Ледяная вода мгновенно снимала усталость, а вместе с ней и суету, и страх, и все, что за день накопилось и томило. Окуная голову, он, дитя Господа, возбужденно фыркал и плескался, потом долго обтирался льняным полотенцем, до легкого жжения кожи.

Тело полегчало, и стремительно наполнялось новыми силами. Волосы превратились в непослушную львиную гриву, и окружающий мир лесов, полей манил его куда-то бежать, раскинув руки. В такие моменты приходило ощущение силы, таящейся в нем, о которой он не подозревает и не знает ее происхождение. Что-то подсказывало: с ним и в окружающем бренном мире происходит то, о чем он не догадывается, когда наступает такое состояние, которое потом невозможно осознать. Иначе чем объяснить настежь распахнутые двери с раннего утра, сутану, испачканную грязью, ноги, облепленные земельным сором и травинками? И странный запах женщины в постели – откуда он мог появиться?

Он набрал полную грудь воздуха, насыщенного ночной свежестью трав, закрыл глаза, запрокинул голову назад, потом опустил ее. Схватившись за ближайшую яблоню, подтянулся, и с высокой ветки сорвал свою рубаху – он часто отправлял ее на ветки, когда купался в саду. Поболтав повисшими ногами, по-обезьяньи спрыгнул, пробежал к цветнику. Перед ним стояла Марта.

– Ой! Отец… Марк, – Марта запыхалась и не могла совладать со своим дыханием, – я не смотрю на Вас – сказала она без привычного кокетства, – Одевайтесь! Я пришла предупредить… Они идут!

– Отвернитесь!

Он смущенно дернул с ветки смородины зацепившиеся штаны. Попутно заметил, что испачкал спелой ягодой.

– Они убьют Вас.

– Зачем? – спросил он, и видно было, что испачканные штаны его заботят куда больше, чем угроза расправы. – Кто меня убьет? Мои прихожане?

– Да! Они озлоблены. Они ругались на Вас. Я боюсь, они могут… могут убить Вас.

– Да отвернитесь же! Вы опять сбежали от мужа?

– Отец Марк, быстрее! Надо уходить отсюда! Я же сказала. Послушайте! Сюда идут люди. Они хотят Вас убить.

– Что за вздор! Марта! За что меня убивать?

– Быстрее! Они окружат дом!

– Да что случилось? Марта!

– А то случилось! Олина, убитый Суло, этот пропавший лесоруб.

– Что им надо?

– Вон! Посмотрите туда! Смотрите! – она резко повернулась и показала в сторону дальнего леса, где в темноте ничего не просматривалось, кроме пары далеких блуждающих огней. – Там люди…, они с факелами и собаками. Скоро они будут здесь.

Он посмотрел в том направлении, закрыл глаза и начал читать про себя молитву. Он не слышал уговоры Марты, и когда слух вернулся к нему, то мелькавшие огоньки в той стороне уже просматривались отчетливее, то рассыпаясь вширь, то собираясь в созвездия. Вскоре их свет стал похож на огонь факелов. И уже явно послышался собачий лай.

– Они с собаками, с вилами, с колами. Идут требовать у Вас Олину.

– Что за бред! Причем здесь я?? – он повел Марту в дом.

– Я же сказала. Они ищут Иоахимову дочку, Олинку. Подозревают Вас…

– Я…

– Ради Бога, ничего не подумайте, но если Олинка у Вас…

– Прекратите, Марта, – перебил ее священник.

– Нет, умоляю Вас, помолчите, я не думаю ничего дурного. Но эти люди сейчас способны на все. Они могут ворваться в Ваш дом и все здесь перевернуть.

Отец Марк жестко посмотрел на Марту, и решительно закрутил головой:

– Марта, мне неизвестна судьба этого ребенка. Но надежда…. Если Суло не вернуть, то надежда на ее спасение… Вчера на утренней службе мы всем приходом молились за нее. Я хочу помочь им своим усердным молением. Как прихожане могут обо мне так подумать? В чем их подозрения? Я все объясню им…

Поднялись по ступеням. Марта немного отстала:

– Нам нельзя в дом. Надо немедленно бежать отсюда, скрыться где-нибудь.

– Опомнись, Марта, мы ни в чем не виновны.

– Согласна с Вами, Отец Марк. Но о нашем грехе люди тоже судачат. От людей ничего нельзя скрыть, – и Марта схватила священника за рукав и потащила его, пока он не освободил руку.

– Марта! Ты клевещешь перед Богом! Не говори ничего.

– А-а, перед Богом, говорите? А мне так нравилось проводить ночи с Вами…

– Ты обезумела, Марта.

– Вот как!

– О чем ты говоришь?

– Мне казалось – Вы меня любили. Разве это не так?

– О чем ты говоришь? Марта!

– О том, как Вы меня любили… Как страстно… Что Вы со мной делали! Я ожидала, – Марта густо покраснела, – что растерзаете на части. Нет-нет, не подумайте! Мне это нравилось.

Марта откровенничала – благодаря густой темноте комнат – он не разглядел ее лица, иначе бы понял – она не могла лгать.

– Нет, Марта. Ты не в себе! Зачем на себя наговаривать?

– На поляне не было? В заброшенном склепе не было? В лесу Гундеборду не было? И в Вашем доме не было?

– Просто не было никогда! Зачем выдумывать небылицы? Это грех. Я встречу…

– Тише, – перебила его Марта.

Они прислушались к голосам, раздавшимся за домом.

– Не бойся ничего! Я встречу их, – зашептал священник.

– Нет!

– Я их наставлю на путь истинный.

– Нет! Что ж Вы упрямы как баран? Ой! Извините. Извините. Извините.

– Оставайся здесь!

– Нет! Вы их не знаете, – Марта схватила его.

Он попытался вырваться, потянул ее за собой – так, сцепившись руками, они закружились по коридору, как тараканы на столе наблюдающего алхимика. В это время произошел стук на лестнице перед входом.

Марта толкнула священника спиной к дверям и успела задвинуть щеколду. В двери стучали чем-то железным, и казалось, трясется весь дом…

Он вырвался из ее объятий, она упала на колени, обхватив его ноги. Они еще боролись на полу, когда зазвенели в окнах стекла, и несколько разъяренных мужчин ворвались в дом. Гремя сапогами, они рыскали по комнатам, выкрикивая ругательства, и размахивая как флагом, платком Марты, оставленном в саду. Толпа успела проскочить мимо двери, за которой укрылись священник и Марта. Но дверь открылась и высокий факелоносец, заняв весь проход, поднял огонь над собой, пытаясь их обнаружить. Этого ему оказалось недостаточно и он медленно зашагал по комнате, будто ловец тетеревов. Два прилипших к стене силуэта он не заметил.

– Мы должны бежать через потайную дверь, – снова призывала Марта. – Если кто-то встанет на пути – ты должен его сбить.

– Откуда ты знаешь про дверь?

– Отец Марк! У Вас память отшибло, да?

Шаги нападавших раздавались со второго этажа, и вот они стихли в дальних комнатах. Священник выскочил в коридор и первый человек, вставший на пути, отлетел в сторону и затих. Они затоптали огонь его факела, выбежали в сад, и скрылись за плетнем. Видно было, как одна из теней отделилась из лесного мрака, и стала к ним приближаться. Этот человек был без факела, глаза его привыкли к темноте. Он обнаружил беглецов – пробежав немного, стал зазывать остальных из дома.

Марта вырвала руку из крепких ладоней священника и остановилась. Послышался топот сапог, но еще громче сердечный стук, с которым справиться уже было невозможно.

– Я все. Я останусь здесь. – Она прислонилась спиной к дереву и медленно сползала по его стволу.

– Нет, мы уйдем вместе, только вместе. Нам…

Но его перебил чей-то громкий голос:

– Эй! Кого я слышу?! Не тебя ли, Отец мой? Вот где баб наших прячешь!? Покажись! Деревья-то прозрачные – не спрячешься. Я тебя научу, как отвечать перед Богом!

Он вышел навстречу голосу. Марта услышала смачный удар и возню. Выглянула. Барахтались на земле люди. Под лунным сиянием было не разобрать: кто есть кто. Через некоторое время у дальних кустов она заметила знакомый силуэт священника, от которого нападавшие люди как щепы под топором отлетали в разные стороны. Она перебегала от дерева к дереву. Священник скоро скрылся в зарослях можжевельника, а рядом, на опушке леса она увидела напуганных людей, склонившихся над чьим-то телом, распластанным перед ними. Марту они не заметили.

– Ты убил его!

– Нет! Нет! Я…

– Он же не дышит. Вон белый весь стал.

– А ты видишь?!

– Дураку понятно.

– Нет. Я не убивал… Это он схватил меня и толкнул. Вот смотри, на руку. Да не его – мою.

– Тебя укусил кто-то. Вон след клыков. Рви рубаху – надо остановить кровь.

– Потом! Скажи мне, может, он не помер?

– Помер.

– Эх! Дурак! Пошли отсюда… пока не набежали остальные.

– Давай его спрячем. Пока нас трое – никто не узнает.

– Держи язык за зубами!

Этот уверенный голос человека, просившего другого помалкивать, был Марте знаком. Она узнала в нем голос своего мужа.

Нападавшие быстро ретировались. Марта снова посмотрела в сторону кустов, за которыми скрылся священник, и тихо позвала. Затем она поднялась на ноги, оглянулась и бросилась к зарослям, обогнула эти непролазные растения, выкрикивая его имя. Но тщетно – никто не отзывался. Она вернулась к лежащему парню. Стащила грязную тряпку с головы – перед ней лежал священник – без сознания, на лице сгустки крови. Она была уверена, что видела, как он скрылся. Еще раз глянула в сторону, куда он убегал… Какое-то наваждение. Била его по щекам, и шептала молитвы. Он очнулся, молча смотрел в небо. Потом не мог вспомнить, что с ним произошло.

– Ты же вырвался от них. Я видела – как ты пошел туда. Как ты здесь оказался? Ты вернулся?

– Марта! – это были первые его слова.

– Я ничего не понимаю…, – приложила тряпку к ссадинам на его лице. – Пошли они все к черту!

– Не проклинай никого! Мы в плену волков.

– Здесь люди хуже волков!

Он попытался подняться – Марта ворчала и озиралась на кусты, где он по ее мнению недавно скрылся.

Глава 24

…Держась за руки они пробирались к заброшенному лесному особняку. За спиной возобновилось факельное шествие безумцев из Кодена. Спасение беглецов ожидало совсем рядом, когда Марта, случайно оступившись, съехала в яму, какие часто оставляют охотники. Ее спутник, не раздумывая, последовал за ней.

Сверху яма была укрыта настилом из густых еловых веток, уложенных на струганных бревнах. Оставалось закрыть чем-то образовавшуюся дыру. Священник сдвинул бревна ближе к середине и закидал проход ветками. Все это должно было напоминать кучу хвороста, сохнувшего для растопки или для заваривания хвои в лечебных целях. Щель не просматривалась, но среди факелоносцев могли оказаться охотники.

Они спрыгнул в яму и опустил туда свою спутницу. Там бережно поднял ее на руки и перенес на кучу сена в углу. Марта легла на живот. Ее спину обжигали царапины, еще ныла рана на колене. Он выбрался наружу по корням деревьев, проделал в ветках лаз, и принес подорожник. Оставалось осторожно стянуть с Марты платье, и приложить траву к кровоточащим ранам. Немного плеснул талой воды из выдолбленного деревянного корыта, смахнул ошметки древесной коры. Вода стала лечебной, когда под шепотом молитв полилась на раны Марты. Боль затихала, приходило тепло и спокойствие.

«Благоразумие вернется к людям. Бог не оставит никого» – она услышала эти слова, хотя он молчал…

– Еще скажи!

– Христос – наш Господь по земле ходил, получил раны, пролил кровь, кровь его к Небесам вознеслась. Не разболелось, не гноилось, стерпелось, да будет и тебе также, как Ему. Веруй в Господа нашего…

– Ты так нежен со мной. Я тебя еще не видела таким, когда мы оставались одни.

Он ничего не ответил, и только в молитве двигались его губы.

– Иди ко мне, – она потянула его за полы сутаны.

Он остановил ее порыв.

– Ты меня любишь, скажи?

– Марта! Давай помолчим.

– Скажи? Тебе было плохо со мной?

– Мы никогда одни не были. С нами всегда Христос. Наши беседы…

– Свидания ты называешь беседами?

– Марта!

– Ты не хочешь говорить о наших свиданиях?

– У нас не было свиданий, Марта. Что за бред? Ты выдаешь свои фантазии за действительность. Я тебя понимаю, с мужем тяжело. Ты начинаешь придумывать наши отношения. У тебя разыгралась фантазия. Я буду убеждать его…

– Он убьет тебя.

Он оглянулся на нее. Она села и поджала колени, снова и снова натягивая помятое платье, видно было, как дрожало ее тело. Ей уже давно хотелось спрятаться от свирепого мужа, от дурной молвы, от ненавистников, несущих злобу, а теперь она столкнулась с непониманием человека, с которым впервые в жизни получила капельку счастья. Почему он отказывается от нее? Куда спрятаться от своей дурной судьбы? «Почему он отказывается?» – спрашивала она себя, не в силах найти объяснение этому. И еще ее тревожила мысль. Кто же скрылся за деревьями, когда священник лежал уже избитый, без памяти, за деревом? Она не могла его спросить – он выбрался из их укрытия и смотрел на звезды, под которыми происходила ночная жизнь: слышались крики сов, сопение ежей, да возня барсуков. Он молился. Но слышалось ему, как зловещий хохот раздирал жалкие остатки ночи, раздирал, удаляясь в лесные коридоры. И Марта не спрашивала больше ни о чем – она слушала крики сов.

* * *

Утром в доме священника веяло хвойным ароматом. Они прошли на кухню, где весело, с шипением, потрескивали еловые дрова. В комнатах было прибрано и тепло. Даже новое стекло успели вставить в коридоре. Это сделал муж здешней домработницы Клары.

На противне жарились кофейные зерна, которые деревянной лопаткой перемешивала статная Клара. Рядом с ней трещала кофейная мельница на коленях девочки, похожей на Клару, возможно ее дочери.

Казалось, будто с погромом и преследованиями просто приснился сон.

– Отец Марк, – обратилась фру Клара к священнику. – Слава Богу! Вы пришли. Тут все двери были настежь! Везде натоптано. Стекла побиты. Кто-то ночью влез в дом…

Она увидела священника в ссадинах и грязи и поняла, что он тоже был участником ночного погрома. Следом вышла Марта.

– Я так испугалась за Вас. Мы успели с мужем немного прибраться.…

Отец Марк подошел к Кларе и что-то прошептал ей на ухо, та закивала, сказала «Слава Всевышнему» и перекрестилась.

– Спасибо, что вы успели прибраться…

– Еще грязь в коридоре надо на второй раз…, – в голосе ее чувствовалась тревога, но признавать гонения на священника ей не хотелось. – Я испугалась даже. Боже! – она перекрестилась. – Ваше лицо, отец Марк. Дайте я полечу Вас.

Священник махнул рукой, всем своим видом показывая, что не хочет развивать эту тему.

– Не скряжничай, поняла? – скомандовала хозяйка своей послушной помощнице, вышедшей из-за шкафа. – Там, в миске, на скамейке, шафран и корица, сахар здесь, на столе.

Священник пригласил Марту к столу, был подан суп, замечательный суп из индейки, приправленный специями и подкрашенный шафраном; закуски из мозгов и печенки. Когда с этим расправились, Клара вынесла ароматное мясное блюдо. Под железным колпаком оказалась великолепная свиная вырезка, бело-розовая и наполненная соками.

Марта искупалась, успела постирать свое платье и зашить порванное место. Она теперь была совершенно другой, какой-то умиротворенной. На ее раскрасневшемся лице не было заметно печати ночных страхов, побегов и странствий.

Глава 25

На праздник Первого урожая с раннего утра лил дождь. В шуме непогоды до притихшего города долго доносились хоральные песнопения из костела, это означало, что Утренняя месса затянулась. Много мужских ушей прислушивались с разных концов, не закончилась ли служба, и не спешат ли хозяйки готовить праздничный обед, но мелодии органа не замолкали.

Много детей привели их набожные родители для принятия святых таинств крещения и первого причастия. Голос викария звучал по-особенному высоко и торжественно… Новость о ночном набеге на дом священника кучки яростных искателей правды вызвала осуждение в Ратуше. До сих пор не было представлено никаких доказательств о причастности священника. Все участники похода пытались теперь от него откреститься, боясь наказания. Но та тревога, что появилась у людей в связи с исчезновением Олины и гибелью в лесу мужчин…, ее нельзя было скрыть – она проявлялась во всем. Что произошло с ними? Где пряталась правда?

После последнего ночного факельного шествия и погрома, который был устроен в доме отца Марка, некоторые люди остерегались ходить в храм, подозревая священника в связях с беспутными женщинами. С Мартой перестали общаться, Ларсу советовали изгнать ее. Ведь она прожила тогда в доме священника, а точнее в жилой пристройке за его домом, больше недели, боясь возвращаться к ревнивому мужу, который клялся в любви, и успевал распускать руки. Но кто не бил своих жен – тот не был женат. Несколько служб священник отменил, не показывался на людях. За это время работников его дома допросили – Клара и ее муж, в один голос утверждали, что между священником и Мартой никаких любовных отношений не было и быть не могло. А из участников набега никто не сознался, видели они тогда Марту или нет.

– Наверное, Ларс побил их, застал вместе и побил…, – догадывались догадливые.

– По городу вести в цепях – и чтоб каждый плюнул, – напутствовали морализаторы.

– Как остаться жить у священника, а не пойти к родственникам? – так спрашивали те, кто пытался в чем-то разобраться.

– На прошлой неделе я видел неизвестного всадника в черном, – из толпы вдруг выбрался щуплый паренек, в котором все узнали Каяра, которого недавно водили в Ратушу, на допрос.

– Близко?

– Да! Нет! Будто он был мертвый.

– Мертвый?

– Будто он не управлял лошадью.

И Каяр стал показывать, как скакал тот всадник.

– Лошадь сама его несла.

– А какая была упряжка на лошади?

– Не разглядел, но попона была черная и так, будто волнами растекалась по спине лошади, эта черная попона.

– Волнами, говоришь?

– Да, волнами.

– Вот врать-то ты горазд!

– Вот вам крест, – и Каяр перекрестился. – А на всаднике была черная мантия.

– А потом куда он делся?

– Ускакал.

– Куда?

– Откуда я знаю. В лес.

– Но городская стража не докладывала ни о каких всадниках. Может ты начальника дозора перепутал?

* * *

Последние мессы, он, обычно проводящий их с таким упоением, остерегался смотреть на людей – он в каждом видел глаза тех, кто избивал его в лесу. Его обидчики не понесли ответственности, приходили в храм, и он понял, что не за молитвой, не за словом Божьим – они осмелели и пришли насмехаться над ним. Но не дрогнул ни один мускул на его лице – он не выдал волнения и гнева – он простил их.

Праздничная месса закончилась, по просьбе пастыря все услышали от него одну старую историю о женщине, с которой шесть недель подряд проводился Обряд экзорцизма. Ее стали подозревать, когда она начала сбегать от мужа, ходила как неприкаянная, выкрикивала разные непристойности. Но окончательно в ее одержимости убедились тогда, когда с приходом в здание церкви раздавались стуки, скрежет, дикие завывания, приводившие в ужас прихожан. К ней стали приглядываться внимательнее, и остерегаться стоять рядом. Однажды ее обнаружили на саркофаге, где она сложила руки и лежала, вытаращив глаза. На сеансах она демонстрировала невиданную силу, легко вырываясь из рук помощников священника, порывалась сдернуть настенный крест. Странно, по-змеиному двигала головой. Плевалась в лица окружающим. Схватила ритуальную книгу, с нечеловеческой силой разорвала ее в клочья, которые разлетелись пеплом, но никто не видел как книга горела! Казалось, не избавить ее от одержимости дьяволом. Но она излечилась. Ничего не помнила, даже как вырываясь однажды, сломала пальцы одному из помощников… Потом она много молилась, став ревностной католичкой – и прожила долгую праведную жизнь.

Едва за последним прихожанином захлопнулись двери, Отец Марк прошел по боковому нефу, оглядывая длинные ряды лавок; дабы убедиться, что никто не остался в храме, закрыл плотнее входную массивную дверь и по крутой деревянной лестнице поднялся на органную площадку. Последние дни играл легко и дольше обычного, а теперь медлил с первым нажатием на клавиши инструмента. Да еще приступы кашля усилились, – последствие ночи, проведенной в охотничьей яме.

Вдруг пальцы послушно легли на клавиши и органные трубы выдохнули первые звуки. Он решил сыграть свою любимую музыку Баха – Хоральную прелюдию фа минор. Он всегда стремился играть именно Баха в минуты духовных поисков, сомнений. Но эта, пожалуй, самая грустная, мелодия, несла для него особенный смысл.

Как никогда в эти минуты он ощущал себя монахом, ведущим божественный разговор посредством бессловесных звуков, проникающих в душу. Он молился играя. Он излечивал себя и людей, играя. Музыка стала для него молитвой святому Пафнутию, получившему много увечий в своей жизни. Но почему в этот музыкальный сеанс ему привиделись волки, из хищный оскал, и бег волчьей стаи, бег за обреченной жертвой…