Текст книги "Крысолов"

А теперь боевой корабль огневиков стоял посреди бухты, в самом сердце Беда! Одними пушками он мог бы стереть город с лика земли – как это делали его собратья в Олмере, Ралгайе или Вибраме, а колдун в багровой сутане, что таится на борту, в любой миг заставит воду в бухте обернуться раскаленной лавой…

– Эй, кто плывет?

Голос был похож на человеческий. Это придало Ибрагиму толику храбрости – он подался вперед и высунул голову из-под тента.

– Стой! Не подплывай ближе, кому сказал! Ты что, по-человечьи не понимаешь?!

Коджас вполне был готов – по крайней мере, надеялся, что готов – увидеть демона цвета крови с футовыми рогами и пышущим из глазниц пламенем. Но через борт фрегата перевешивался темноволосый крепыш в мятой полотняной рубахе. В руках же у него был не магический жезл, а длинный багор, которым иторен явно вознамерился отпихивать лодку от борта.

– Я посланник шаха Беда, – торопливо выкрикнул Ибрагим. – Мне нужен ваш капитан.

Над бортом появилась еще одна голова, на сей раз в соломенной шляпе – когда-то круглой, но сейчас из-за обтрепавшихся краев больше похожей на обкусанную лепешку.

– Хто-хто там?

– Я – Ибрагим Коджас, младший визирь шаха Беда, да длятся его дни, – привычные слова заметно прибавили уверенности в голосе. – Повелитель истинно верующих прислал меня к вашему командиру.

– А документы у вас есть? – по-мальчишески звонко спросила третья появившаяся голова, увенчанная треуголкой.

– Д-документы? – растерянно переспросил Ибрагим.

– Ну а как мы узнаем, что вы действительно визирь и посланник шаха?

Мальчишка не шутит, понял визирь, наоборот – он преисполнен важностью порученного ему дела. О, Вечнозеленый…

Проблема была в том, что никакими доказательствами его не снабдили – ведь он отправлялся не в Асадобад или, спаси Мессия, в заморские страны. Никто не предполагал, что фрегат бросит якорь не у берега, а теперь глашатай и стражники остались на набережной возле паланкина, поспешно же найденный катер портовых мытарей, мягко говоря, не поражал роскошью.

– Всякий подданный шаха знает мое имя, – произнес Ибрагим, старясь, чтобы его слова прозвучали как можно надменней. – Спросите любого.

Последний совет был излишен, запоздало сообразил он – кроме гребцов катера и джехангира иторены могли опросить разве что рыб.

– Спросишь, как же, – недовольно буркнул моряк в соломенной шляпе. – Тебя-то кто по-нашенски гутарить учил?

– Что у вас тут?!

К месту действия прибыл, наконец, настоящий офицер. Это стало ясно визирю в тот миг, когда маячившие над бортом головы – их было уже не меньше десятка, причем на некоторых Ибрагим разглядел красные платки, знак легендарной Морской Гвардии – разом исчезли.

– Лодка с берега, тан ун-лейтенант! – отрапортовал мальчишка. – А в ней… – часть фразы визирь не смог разобрать, – который требует встречи с командиром.

– Сбросьте шторм-трап, – скомандовал невидимый визирю офицер. – И… старшина Фишер, постройте рядом ваших людей.

– Слушаюсь, м`тан!

– Я останусь в лодке, – процедил сквозь плотно сжатые губы Ниссим.

– Но почему?!

– Если иторены готовят ловушку, незачем лезть в нее двоим. – Не глядя на визиря, глухо произнес джехангир. – Это не моя воля.

Воин явно чувствовал себя не лучшим образом, но Ибрагима сейчас меньше всего интересовали чьи-либо муки совести. Приказать Ниссиму не подниматься на корабль мог только начальник дворцовой стражи. А еще – сам шах. Кто из них ждет подвоха со стороны огневиков? Лучше об этом не думать, приказал себе Коджас. Ты же видишь, там люди, обычные люди, почти такие же, как иторенские рабы на рынке. Да… лучше думать о том, как я заберусь наверх.

Шторм-трап фрегата превзошел самые худшие ожидания Ибрагима. Это звучное именование, как выяснилось, было присвоено даже не простенькой деревянной лесенке, а обычной веревочной сети. Едва схватившись за нее, визирь почувствовал, как ноги превращаются в нечто желеобразное и замер, боясь пошевелится… до тех пор, пока гребцы катера на счет «раз-два» буквально перебросили Коджаса через борт.

– Ун-лейтенант Гарсиа Оркис, – представился стоящий перед трапом офицер. – Вы посланник шаха?

– Д-да, – подтвердил Ибрагим, зачарованно глядя мимо ун-лейтенанта – на короткий ровный строй моргвардов. Это всего лишь люди, мысленно повторял он, просто люди, кровь и плоть у них в точности как у меня. Утешало это соображение весьма слабо, но за неимением другого…

– Следуйте за мной.

Пройдя мимо «красных платков», офицер-огневик исчез в черном провале – солнце освещало лишь первые две ступеньки лестницы, уводящей в мрачные глубины корабля, и вида их вполне хватило визирю, чтобы осознать: по этой лестнице непривычным людям лучше спускаться осторожно, не торопясь, лицом к ступенькам.

– Вот капитанская каюта!

Невероятно, подумал Ибрагим, пригибаясь, чтобы не задеть косяк, просто непостижимо, чтобы повелитель такого большого и могучего корабля ютился в столь убогом помещении. Стены – в большинстве своем голое дерево, а из мебели наличествовал небольшой стол, койка, два стула и два огромных, тщательно закутанных в ткань предмета, в которых визирь с трудом, но все же сумел опознать пушки.

И все-таки реис огневиков жил именно здесь, и вот он-то был именно таким, как и представлял Ибрагим – мундир с золотым шитьем, длинная сабля, мужественное лицо и очень недобрый взгляд.

– Опора и защита истинно верующих, – нараспев затянул визирь, – Молния Мессии, сиятельный шах Осман аль Реза моими устами приветствует посланцев короля Бирка.

– Мы тоже приветствуем сиятельного шаха… в вашем лице, – к удивлению визиря произнес эти слова не блистающий золотом офицер, а второй находившийся в каюте огневик: мальчишка с явно подрисованной бородкой и наглыми глазами балованного слуги. – От имени Его Величества короля Иторена и его Светлости герцога ги Леннека.

Быть может, предположил Ибрагим, иторенский капитан считает ниже своего достоинства разговаривать с кем-то кроме самого шаха? В конце концов, бей асадобадской эскадры, заходившей в Беда пять лет назад, тоже не пожелал беседовать с посланцами тогдашнего шаха. Правда, он поручил вести переговоры офицеру, а не слуге, пусть и любимому. Но кто поймет этих, лишенный света истинного Учения? По слухам, в империи Цань делами государства заправляют евнухи – и лишь Мессия ведает, как обстоит с этим в Иторене!

– Сиятельный шах, – полное титулование младший визирь в этот раз решил опустить, – желает, чтобы тан капитан разделил с ним полуденную милость Дарующего! – продекламировал Ибрагим. – То, что вы называете обедом. Тан капитан может взять с собой и спутников, числом не более двух.

Иторены переглянулись.

– Обед, – сказал мальчишка, – это хорошо. Я как раз думал о еде.

Тот же день, шахский дворец.

– Я думал, вы уже бывали в таких местах? – тихо спросил Диего.

– В таких – нет! – так же шепотом отозвался ун-капитан. – Дворец в Ралгайе был сожжен во время штурма. Там остались только закопченные камни.

Здесь, во дворце шаха Беда, камни были белые. По крайней мере, облицовка – там, где она осыпалась, проглядывал обычный для этих мест желтый песчаник. Но разглядеть его было трудно, потому что стены дворца являли собой сплошное зеленое переплетение листиков, веточек и побегов нежно-салатового цвета.

Один побег маленький тан сумел незаметно выломать и спрятать в рукав.

– …и должен сказать, среди них я чувствовал себя не в пример уверенней.

– Здешний шах – наш союзник, – напомнил Раскона.

– Знаю, но все равно, – Энрике, болезненно скривившись, мотнул головой в сторону зеленой завесы, из-за которой доносился плеск воды и голоса – кажется, женские. – Мой тан, я не могу быть спокойным среди всей этой зелени. Каждый миг жду, что из этих зарослей выпрыгнет какое-то чудище. Или шагнет эльф с поднятым луком. То ли дело море.

– Энрике, – с легким укором произнес маленький тан. – Вам ли не знать, что бешбеши ненавидят длинноухих еще больше, чем нас.

– Мой тан, я понимаю, но этот лес…

– Это сад. Каждый верующий в Зеленого Мессию в меру сил своих устраивает в своем доме частицу Райского Сада. Бедняки держат в кадке чахлую пальму, богачи заполняют зеленью весь двор, а наш хозяин, как видно, решил превратить в сад внутреннее пространство своего дворца.

– Я буду держать при себе мнение об их религии, но при этом, – ун-капитан многозначительно повел глазами вверх, на бугрящиеся под потолком корни, – надеюсь, что Великий Огонь не позволит здешним перекрытиям превратить нас в перегной.

– Нада совсем немнога подождать, – виновато произнес стоявший в шести футах позади младший визирь. Слышать их он вряд ли мог, а вот улавливать отдельные слова – запросто. – Вот-вот будет дверь. Выш пройдет, я останусь.

– Интересно, где он так, кхм, странно научился иторенскому? Это ведь мурцийский жаргон.

– Проще простого, – ун-капитан явно обрадовался случаю блеснуть своей осведомленностью. – Всего и нужно, что раб, владеющий нужным языком. В этот раз они, должно быть, здорово торопились, вот и выхватили бедолагу из крестьян или рыбаков.

– Вот как? Удобная магия.

– Да, – помрачнев, сказал Энрике. – Только дорогая. Когда из человека вытягивают знание родного языка, вся его память распадается. После этого раб мало на что пригоден.

– Ясно… а, скотина!

Последнее восклицание относилось к маленькой бело-черной зверушке, решившей испробовать на клык правый башмак капитана «Мстителя». По виду зверушка напомнила Диего карликовых пуделей, весьма любимых многими тарримскими танами. Однако этот зверь был еще меньше и упрямей – разжать зубы и улететь в дальний конец коридора он согласился лишь после третьего пинка.

– Это быть любимий черно-белый икваес Хранителя Печати, – с укором сообщил Ибрагим, – Хранитель платить за него пять арробов купцу из Цань и любить безмерно.

– А это быть мой любимый правый башмак из кожи василиска, – огрызнулся Раскона, изучая нанесенный клыкастой тварюшкой ущерб. – Я платить за них восемь сан лучшему тарримскому сапожнику и он шить мне обувь точно по мерке.

– Икваес будет плакать, – вздохнул Ибрагим. – А потом искать кого кусать.

Ответить Диего не успел – часть стены перед ними неожиданно разлетелась. В самом буквальном смысле, незаметный до последнего мгновения проход закрывали сплошной завесой тысячи, десятки тысяч бабочек и сейчас они изумрудной метелью неслись по коридору навстречу двум иторенам.

– Надеюсь, – выдохнул побледневший ун-капитан, – эти твари не ядовиты.

Раскона живо припомнил недавно перечитанные мемуары благородного тана ги Торелля. В одной из посвященных Второму Костровому походу глав тот упоминал про эльфийский лес, где: «привычное стало смертельным и каждая былинка, и роса и даже бабочка-прелестница одним лишь касанием в муках жутчайших губили «. Вслух Диего не сказал ничего, но про себя подумал: здешние правители вполне могли добавить этих бабочек в свою линию обороны.

В любом случае, зеленый вихрь не долетел до них, рассеявшись по стенам и потолку, а сквозь появившийся проход вышел, нет, грузно вышагал тучный мужчина лет сорока. Его бело-желтое одеяние, маленький тан классифицировал как «псевдо-закатный покрой» – было весьма похоже, что создатель этих узких брючек и жилетки с сюртуком что-то слышал об иторенской или фряжской моде, но при этом не держал в руках ничего сложнее крестьянской рубахи.

– Опора и защита истинно верующих, – затянул он уже знакомый маленькому тану речитатив, – Молния Мессии…

– А Ибрагим, – привстав на цыпочки, шепнул Диего ун-капитану, – похоже, читал нам сокращенный вариант.

– …дозволяет вам проследовать под сень Древа его сада.

– Я пойду первым, – быстро сказал Энрике.

– Хорошо, – не стал спорить маленький тан, – главное, потолок не зацепите. Там эти… видите, как шевелится.

После недолгого колебания Энрике снял треуголку.

– Идем?

– И да пребудет с нами Великий Огонь.

Едва они миновали проход, Диего расслышал тихой шорох и, оглянувшись назад, увидел как бабочки вновь восстанавливают завесу. Мгновение-другое – и проход полностью исчез, слившись с плющевыми зарослями.

– Сюда, – указал их провожатый на едва заметную тропинку между деревьями. – Следуя по ней, вы найдете тронную поляну.

Указание не вызвало у маленького тана приступа радости. По его мнению, для ведущей к местному тронному залу дороги, тропинка выглядела слишком уж нетоптаной. Конечно, заблудиться на крыше дворца им с ун-капитаном вряд ли удастся, но кто знает, какие сюрпризы таит в себе здешний Райский сад.

Энрике явно посетила схожая мысль.

– А если не найдем?

– В саду шаха, – надменно произнес придворный, – вам не грозит смерть от голода и жажды.

Сомнительность этого напутствия стала ясна ун-капитану лишь через пару минут, когда он отчаялся высмотреть хоть одну грушу на стоящих вдоль тропы елочках.

– Тюфяк-привратник определенно посчитал нас за насекомых, – поделился он результатами своих изысканий с маленьким таном. – Ведь из еды в этом саду одна трава да цветы.

– И мы.

– Не понял.

– Голод и жажда – отнюдь не единственные пути на встречу с Отцом-Солнце, – спокойно пояснил Диего. – В настоящем Саду, если верить легенде, все звери были вегетарианцами, но кто знает, каких успехов смогли добиться на этом поприще дрессировщики шаха.

– Это что же, выходит, нас тут в любой момент сожрать могут?! – с возмущением воскликнул Энрике. – Ну и дипломатическая миссия! – дальше последовало цветистое и образное описание того, что первый министр ги Леннек мог бы проделать с этой миссией, политикой вообще и лично с собой.

– Зря вы так, – мягко заметил Раскона, дождавшись окончания монолога. – Герцог никак не мог предвидеть всех трудностей на нашем пути.

– Он знал, что посылает нас к этим, – ун-капитан выдал еще один длинный список «морских терминов», – жизнелюбам!

Забавно, подумал маленький тан. В море может отправить на дно шторм или превратить в ошметки вражеским ядром – но эти опасности отчего-то не вызывают у Энрике столь бурной реакции. А сейчас он разволновался… хотя ни одного зверя мы пока даже не видели. Неужели мы настолько скованы привычным? Невидимые цепи, которые, не замечая того, сам куешь для себя день за днем, пока не опутываешь себя с ног до головы – но при этом по-прежнему числишь себя свободным?! Как страшно…

– И вообще, – добавил ун-капитан полминуты спустя, – я не понимаю, как может любовь ко всем этим травинкам, цветочкам и зверушкам сочетаться с характером бешбешей?! Они ведь просто дикари, от начала времен резавшие глотки за глоток воды или просто косой взгляд.

– Вполне нормально, – пожал плечами Диего. – Помню, в Гадроке у меня был солдат, который обожал птиц. Альберто Толди, он и сам был чем-то похож на птицу – высокий, щуплый, нескладный. Вечно носился с всякими выпавшими из гнезда птенцами, сломанными крыльями и так далее. А однажды я с ним и еще одним солдатом был в секрете, и так уж получилось, что дозор контрабандистов вышел прямо на нас. Стоило раздаться хоть звуку и все – в караване было человек сорок, местность они знали как собственный огород.

Раскона сделал паузу. Сейчас был день, жара и лес вокруг был совсем другим – но на какой-то миг сквозь зеленую пушистость елок вдруг проступили изогнутые черные тени горных сосен.

– Кажется, в тот миг я начал молиться, – сказал он. – И то же самое сделал второй солдат. Альберто же чуть помешкал – а затем прыгнул навстречу гадрокцам и убил обоих. Два взмаха ножом, невероятно быстрых – и все кончено. А ведь эти контрабандисты тоже ведь были не из простых, в дозор кого попало не ставят – но в тот раз они даже моргнуть не успели.

– Один пример – это не пример, как вы сами любите повторять! – засмеялся ун-капитан. – Конечно, люди бывают самые разные. Но чтобы целый народ проникся любовью к сорнякам…

– А эльфы?

– Длинноухие – это нелюди! – убежденно произнес Энрике. – Их нам постичь не дано, да и не нужно. Выжечь во славу Отца-Солнце и все!

О да, подумал Диего, выжигать мы умеем. Порой мне кажется, что именно это у нас получается лучше всего…

– Последний пункт противоречит первому, – заметил он. – Чем лучше ты изучил врага, тем больше возможностей для победы. Это правило справедливо для любого врага, будь то бешбеши, эльфы, о которых мы знаем столь мало или демоны из Нижних миров.

– В случае с эльфами, – проворчал ун-капитан, – это значит впустить к себе в разум ядовитую змею.

– Это значит, что заниматься этим должны особые люди, только и всего, – возразил маленький тан. – Змееловы.

Сказав это, Диего вдруг вспомнил, что эмблемой братства святого Эрлина является как раз сжимающая змею рука… и зеленая веревка из лозы в качестве отличительного знака. Никто в Иторене, да и вообще за пределами острова Факела не знал, чем занимается это немногочисленное, но как показали кое-какие события, весьма влиятельное братство. Слухи бродили самые разнообразные, а проверить их не представлялось возможным – монахи-эрлинцы очень редко покидали святой остров. По крайней мере, официально – на деле же, как полагал маленький тан, им достаточно взять обычную веревку взамен своей, а затем раствориться среди десятков таких же багровых ряс, что каждый день наполняют палубы двух тамошних паромов.

Интересно… могли они с Энрике нечаянно раскрыть одну из тайн Церкви?

– И все равно это было бы глупостью, – упрямо сказал ун-капитан. – Незачем драться на поле, где враг силен, а уж в коварстве с длинноухими никто не сравнится.

Хотел бы я знать, подумал маленький тан, в чем же мы можем сравниться с эльфами? Их магия сильнее, их боевые умения вызывают зависть и оторопь. Равно как и способность избегать «честного боя» в понятии людей – на голой равнине и в соотношении двадцать к одному.

– И вот это все, – добавил Энрике, сделав при этом широкий взмах рукой, – последствия такой глупости.

«Все» в данном случае означало дворец, город и далее – от океанского берега до восточных границ Асадобада.

– Один-единственный эльф-отступник смог отравить разум стольких людей!

– Если он и в самом деле был эльфом.

– Ну это ж всем известно.

– Всем – это кому? – весело спросил Диего. – Толпе? Она любит простые ответы. А если говорить, к примеру, про ученых мужей… месяц назад в тарримском университете я присутствовал на одном любопытном диспуте. Заявленной темой было: «Зеленый мессия – полукровка или же воспитанный эльфами человек?» Было весьма интересно послушать…

…и я даже позволил им доспорить, мысленно закончил он. И лишь потом приказал страже надеть кандалы на одного из диспутантов.

– А сами вы что полагаете?

– Сам я предпочитаю не полагать, а знать! – убежденно произнес Раскона. – Знания же наши про эльфов, как я уже сказал, обидно малы. Возможно, казнь прорастанием древа у них считается обыденной, возможно – приберегается специально для отступников.

– А может, никакой казни не было вовсе, – включился в гадание ун-капитан. – Толику иллюзий – дикарям ведь много не надо! – и готов мученик-основатель религии!

– Звучит не очень правдоподобно, – Диего не стал напоминать, что мученик имеется также в основе их собственной религии.

– Если Мессия остался жив, почему эльфы не предъявили его парой веков позже, когда его последователи стали значимой силой? Неужели длинноухим проще терпеть бесконечные стычки?

– Чем признаться в обмане? А запросто! – увлекшись, Энрике выпустил эфес и, уже на следующем шаге споткнувшись о саблю, чуть не улетел кувырком. – И потом, разве их стали бы слушать?

Хороший довод, мысленно согласился Диего. Вряд ли предки Падишаха жаждали остановить победный натиск своих орд – а «оживший» Мессия был как раз тем, кто способен был это сделать. Воистину, судьба любит хорошую шутку: основу веры для одной из самых воинственных империй заложил человек – или эльф – всего-навсего пытавшийся объяснить свирепым кочевникам, что наивысшая ценность в мире – это жизнь во всех ее проявлениях. Он-то надеялся превратить пустыню в свой Райский сад, а не заливать ее кровью. А еще…

– Вы слышите?

– Да. Похоже на музыку.

– Похоже на игру на одной струне, – поморщился Раскона. – Причем играет гоблин.

– Вы слишком плохого мнения о зеленокожих, – возразил ун-капитан. – Среди них встречаются прирожденные барабанщики.

В первый миг маленькому тану показалось, что тропинка выводит прямо к пропасти. Но приглядевшись, он понял, что выход из леса и обрыв – на деле являющий собой край дворцовой крыши – разделяет не меньше семи футов. Просто слишком резким был переход – от лесной тени к ослепительным лучам открытого пространства, подумал Диего и, отодвинув заколебавшегося Энрике, решительно шагнул вперед.

– Прошу вас, благородные таны, – этот слуга был полной противоположностью предыдущему. Во-первых, одет по здешней неторопливо-тысячелетней моде – в просторное белое одеяние. Во-вторых же, он был высок и тощ, одежды висели на нем как тряпки на чучеле. Да и с произношением у него дело было явно лучше, чем у младшего визиря.

Может, этот человек-палка и не слуга вовсе, мелькнуло в голове Раскона, а тоже какой-нибудь вельможа? Визирь внешних сношений или как он там, вернее, здесь называется? В конце концов, не такое уж частое для местных жителей событие – заход в бухту Радужного цветка иторенского фрегата.

– Шах ждет.

Однако не очень-то тяготится этим ожиданием, подумал Диего, глядя на танцующую впереди стайку – к счастью, не бабочек, а женщин. Шедший рядом ун-капитан вдруг сбился с шага и принялся разглядывать траву. Как видно, на экзотические танцы его знакомство с Востоком до сего дня не распространялось.

– Не будьте ханжой, Энрике.

– Я не… – ун-капитан на миг поднял взгляд и, покраснев словно мальчишка, вновь вернулся к ботанике. – Но это же совершенно непристойно!

– Они одеты.

– Да?! – Энрике решился на еще один быстрый взгляд. – А по-моему, они раздеты. Эти прозрачные тряпки ничего не скрывают, а лишь подчеркивают…

– Пленительные очертания?

– Грех! – горячечно выдохнул ун-капитан. – Право же, не понимаю, как вы можете смотреть на них!

– Совершенно спокойно, – признался Диего. – Вид модниц с аллей Эстрадивьяны неплохо готовит к подобным зрелищам. К тому же, Энрике, эти таны не в моем вкусе. Слишком широкие бедра, да и плечи больше подошли бы рыночным торговкам, чем танцовщицам. Впрочем, – задумчиво добавил он, – особо удивляться не приходится: каков танец, таковы и танцоры. Зато, – с усмешкой добавил он, – можно с уверенностью сказать, что этой стороны бешбешских традиций тлетворное эльфийское влияние не коснулось.

– Грех и мерзость! – Энрике обвиняющее ткнул пальцем в россыпь одуванчиков перед собой.

Раскона не стал говорить ун-капитану, что почти согласен со вторым пунктом обвинения. Возможно, у бешбешей кругообразные движения задниц и взывали возвышенные чувства хотя бы отдельных частей тела, но у Диего они отчетливо проассоциировались с терзаемым желудочными коликами страдальцем, что пытается найти чуть менее болезненную позу.

Обидно, подумал он. Столько будоражащих сплетен, неясных слухов – а в жизни все оказалось столь неприглядно.

Негромкий хлопок – и музыка смолкла. Танцовщицы прекратили выгибаться и, перестроившись в цепочку – память Диего мигом воскресила зычное: «в колонну по одному стройсь!», – засеменили к лесу. На поляне остались только иторены и придворный в белом, который вышел вперед и, как предположил Раскона, изготовился к очередному титулованию.

– Опора и защита истинно верующих…

– Достаточно, Мальгми! – резкий окрик на иторенском словно ударом хлыста перебил заунывный речитатив. – Пусть посланники герцога подойдут ближе!

Голос – услышав его, Диего едва не выронил шкатулку – прозвучал из пустоты, глаза же Раскона утверждали, что на поляне перед ними пусто. Впрочем… прищурившись, он всмотрелся в зеленый ковер впереди. Примятые танцовщицами цветы уже распрямлялись. Еще несколько распустились прямо сейчас, за каких-то десяток секунд. Их крохотные зеленые бутончики быстро увеличились и вдруг разом лопнули, высвободив множество темно-синих лепестков.

Здесь все пропитано магией Жизни, подумал Раскона. Почва, воздух, роса на деревьях… роса… тень! Конечно же!

Солнце стояло почти в зените и деревья вокруг почти не отбрасывали тени – однако вся поляна была в тени, словно ее накрыли тентом. Или – кроной.

Кроной большого старого дуба, частью которого и был шахский трон.

Теперь, когда магическая завеса спала, Диего смог должным образом оценить искусство ее создателей. Скрыть не иллюзорной стеной, но видом пустоты огромное дерево и людей вокруг него – задача, достойная Архимага. И превосходный сюрприз для врагов шаха – даже зная, что и где высматривать, они все равно вынуждены будут терять драгоценные секунды, которые не упустят ни выстроившиеся у кромки леса стражники, ни приближенные, чинно рассевшиеся на подушках позади дуба, ни… другие.

Слева от шаха лежал, вытянув передние лапы, крупный лев с огненно-рыжей гривой, по правую руку же сидел белый волк, изредка мотавший головой. Подойдя ближе, Диего понял, что волку жарко – из раскрытой пасти свисал язык, дышал зверь часто и тяжело, а голубые глаза с круглым человеческим зрачком подернулись мутной пленкой.

Не было видно лишь орла – впрочем, среди ветвей Трон-дерева с легкостью могла найти убежище орлиная стая. Раскона и не пытался высматривать золото перьев – куда больше маленького тана занимало лицо сидящего на троне человека.

Смуглое. Черные глаза, тонкие губы, нос – на удивление прямой, редкость среди «клювастых» южан – и ни малейших признаков усов или бороды. Эльфийская кровь? Или… второе предположение было еще невероятнее, оно противоречило всему, что Диего знал о бешбешах, зато и объясняло все. Конечно, все дело может быть в возрасте или даже просто личных пристрастиях, но ведь был еще и голос!

– Рад видеть в своем дворце наших новых друзей и союзников, – произнес шах Беда и эти слова развеяли остатки сомнений Диего. Все прочие признаки были косвенными – но сейчас он точно знал, кто сидит на троне шахства Беда.

Женщина! Красивая – Диего почти не сомневался, что стоит ей снять здешнюю корону – бело-зеленый, обильно украшенный жемчугом и бирюзой тюрбан – и длинные черные волосы заставили бы фрейлин Эстрадивьяны побелеть от зависти. Возраст ее он точно назвать не рискнул, но вряд ли ей было больше тридцати. Скорее – меньше. Красива, умна и очень, очень опасна: захватить и удержать власть в шахстве бешбешей могла не гаремная кошечка – пантера.

Интересно, подумал он, а знает ли шахство за пределами дворца, кто именно сидит на троне?

– Мы также рады приветствовать опору и защиту…

– Если вы не хотите, чтобы наша встреча затянулась до вечера, – с легким смешком перебила его женщина, – называйте меня «сиятельный Осман». Или просто «сиятельный».

– Благодарю, сиятельный, – Раскона с трудом, но все же удержался от окончания женского рода.

– Теперь представьтесь вы, – подсказал сбоку придворный.

– Имя мне Диего Раскона, я капитан коронного фрегата «Мститель». Рядом со мной ун-капитан Энрике Кэмпбэлл.

– Он – ликт?

– Потомок беженцев святой веры, сиятельный.

Раскона собрался было подойти еще ближе, и тут же перед ним выросли двое в белых с золотым халатах. Их ружья пока оставались закинутыми за спину, а массивные ятаганы дремали у пояса, но Диего не сомневался – любой из этой пары скрутит его в рогалик одним движением руки.

– Я хочу вручить шаху письмо и дар моего короля!

На самом деле и письмо и содержимое шкатулки было подготовлено лично ги Леннеком. Раскона всерьез подозревал: узнай юный король о ее содержимом, на идее их экспедиции можно было бы ставить погребальную урну – в отношении прекрасных игрушек дети схожи с женщинами.

– Сейчас ваш подарок проверит маг.

В приказах герцога было сказано «вручить собственноручно», но Диего счел, что спорить глупо, а главное, бессмысленно. Все, что ему оставалось – отдать шкатулку… и постараться, чтобы поклон вышел как можно более изящным.

– Так что же в ней было? – почти беззвучно прошептал Энрике.

– Я в нее не заглядывал, как несложно догадаться, – Раскона выпрямился как раз вовремя, чтобы заметить отблеск чистой, словно бы детской радости в улыбке Осман.

– Но предположить могу. Пепел звезды.

– Пепел звезды, ну конечно, – протянул ун-капитан. – По его «понимающему» тону было ясно, что первый помощник не имеет ни малейшего представления о предмете разговора.

– Вы никогда не слышали про камни, что падают с неба?

– Камни? С неба? Но ведь даже дети знают, что небо состоит из воды!

А еще дети знают, что луны сделаны из красного и зеленого сыра, подумал Раскона. Как бы я хотел, чтобы это было правдой.

Осман закрыла шкатулку – с явным сожалением, как решил Диего – и, вручив ее слуге, вновь развернулась к иторенам.

– Ответные дары вашему королю доставит мой посланник. Сейчас же я желаю вознаградить лично вас, тан реис. За ядро, – шах улыбнулась, только на этот раз в ее улыбке Диего почудилось нечто змеиное, – которое почти отправило моего мятежного брата на дно.

В первый момент Раскона решил, что шах попросту подшутила над заморскими варварами, выведя к ним единорога со спиленным острием во лбу. Но нет – это и в самом деле был конь, и он был воистину прекрасен. Ослепительно-белый, как снег с горных вершин, с длинными, немного тонкими по меркам Иторена копытами, роскошной гривой. Конь свысока посматривал на маленького тана, и Диего казалось – умный зверь словно бы спрашивает его: это ты мой новый хозяин? Я готов носить в седле далеко не всякого…

Державший его человек – конюх, как решил Диего, ибо для дворцового слуги он был слишком стар и простецки одет – что-то залопотал, умоляюще глядя в лицо иторену.

– Он говорит, этого коня зовут Азамит, – перевел человек-палка. Раскона ждал продолжения, но вместо дальнейшего перевода придворный произнес что-то короткое, злое – и конюх мгновенно замолк. По лицу его при этом потянулись две блестящие дорожки.

Диего почти сразу же забыл о конюхе – белый конь восхищал его все больше. Любой кавалерист «Саламаники» не колеблясь отдал бы годовое жалование за один пробег по манежу на этом чудесном животном. А уж за право им обладать многие принялись бы оглядываться в поисках выходца из Нижних миров – на предмет залога души.

Да что там гвардейский кавалерист! Такому скакуну позавидовал бы любой вельможа! Даже король, будь он чуть постарше!

Раскона протянул руку… и отдернул ее, так и не коснувшись шерсти. Сейчас он и самому себе не верил – потому что знал, что дотронувшись до коня, уже не сможет избежать соблазна.

– Мое восхищение не знает границ, – сказал Диего. – Этот конь воистину лучше всех, что я встречал, но взять его на корабль было бы грехом – Азамит рожден для твердой земли под копытами, для бега, ему нечего делать среди волн. А потому, как бы мне ни хотелось заполучить столь прекрасного скакуна, я вынужден отказаться принять этот дар.