Текст книги "Никакой магии"

– Ошибся! – твердо сказала я, расстегивая пиджак. – У меня есть оружие…

Винсент наблюдал за моими движениями так зачарованно, словно ждал, что в качестве оружия ему будут продемонстрированы те самые «развитые молочные железы». Если так, то его ждало большое разочарование… впрочем, он и выглядел разочарованным.

– Мисс, ну это же, право, несерьезно! – воскликнул он.

– А ваш пистолет – чересчур серьезно! – парировала я. – Вы же сами видели только что – из него слишком легко… убить! А я вышла из Леса научиться ловить преступников, а не становиться одной из них.

– Мисс эльф! – химик типично учительским жестом поправил дужку на переносице. – Как служитель церкви, я весьма уважаю и, отчасти, разделяю идеи вашего народа о всеобщей любви, гармонии, бесконечной ценности жизни, а также… гм… но ведь бывают ситуации, когда приходится выбирать меньшее зло, дабы предотвратить значительно большие жертвы. Ваши воины…

– Используют оружие только для защиты Леса!

– Конечно-конечно! – вскинул ладони химик, – правда, они порой трактуют данное понятие весьма широко и вольно… но я, собственно, имел в виду, что вы также можете использовать оружие для защиты себя.

– Ни-ко-гда! – отчеканила я. – Ни вы, ни Кард, никто другой не заставит меня стрелять в живые мишени.

* * *

Пыпых-бдзин-н-нь!

– Девятка, – отодвигаясь от окуляра, сообщил брат Винсент, – ушло на десять часов, выше и левее.

– Знаю! – выдохнула я. Мне, в отличие от человека, телескоп не требовался – на расстоянии в полсотни ярдов следы от пуль я различала вполне отчетливо. Проблема была в руке, точнее – в длительном и стабильном удержании тяжелого предмета. Уже после первых трех выстрелов ствол начал выписывать предательские восьмерки. Еще немного, и мои пули начнут улетать мимо молочно-белого диска прямиком в стену… кстати, что за ней?

– Банковское хранилище, – сообщил химик. Очевидно, последнюю мысль я произнесла вслух. – Три фута бетона и дюйм стальной обшивки. Мисс, если вы устали, возможно, стоит остановиться? Нам ведь предстоит еще знакомство с параллаксическим прицелом вашей новой винтовки, этим гениальным творением почтенного мастера Марча…

…который я бы с удовольствием разбила о чью-то… ну или хотя бы просто скрутила и выбросила. Тяжелый, сложный и безумно дорогой – хватило бы на карету с четверкой рысаков и загородный домик на сдачу – оптический прицел был сделан гномом и для гномов. Ну или для людей, не способных «на глаз» определить дистанцию с точностью до ярда и представить себе траекторию пули. Что поделать, у жителей пещер и хижин плохо со зрением и воображением.

– Сколько еще осталось?

– На пять выстрелов, но…

Пыпых-бдзин-н-нь! Пыпых-бдзин-н-нь! Пыпых-бдзин-н-нь!

– Десятка, десятка, восьмерка! – объявил брат Винсент. – Ровно на шесть часов… хм… возможно, я ошибся с расчетом плато давления.

Химик даже не знал, насколько рискованной была последняя фраза. Нет, я по-прежнему не собиралась стрелять в живое – но зверски оттянувший мне руку предмет вполне годился для использования в качестве кастета. Винсента спасло лишь появление в подвале потенциального свидетеля – той самой шатенки, чей наряд заинтриговал меня в кабинете полковника.

– Прошу прощения! – хорошо поставленным контральто произнесла она, обращаясь к Винсенту, – однако вам необходимо прерваться.

– Но, мисс Марилена… – начал химик, – мы еще…

– Приказ полковника, – девушка говорила с той же интонацией, что и сам брат Винсент несколько минут назад и шестью этажами выше. – Мы с инспектором Грин вылетаем в Архайн-на-Эффре, катер уже ждет на крыше.

Похоже, решила я, Кард решил продегустировать на мне всех своих подчиненных. С Тайлером на пару мы забороли парового гиганта, с лейтенантом О’Шиннахом побывали в логове льва… шкуры, правда, не добыли, зато и свои сохранили в целости, а с братом Винсентом… прочистили водопровод? Интересно, полковник нарочно подбирает мне задания в соответствии с древней мифологией? Какие там еще подвиги совершил Алкид?

– Еще один труп?

Мисс Марилена проигнорировала вопрос, развернувшись и направившись к выходу из подвала. Я, опомнившись, наконец, опустила руку с пистолетом, лишь сейчас ощутив, насколько сильно устала.

– Может, возьмете хотя бы его? – без особой надежды предложил Винсент. – Я мог бы заменить резервуар на запасной минут за пять, не дольше.

– Ни-за-что! – отчеканила я, с наслаждением растирая одеревеневшее запястье. – Самое походящее место для этого предмета – ваш сейф.

– Полковник будет недоволен, – пробормотал химик.

– А вы не спешите с докладом, – посоветовала я. – То, чего Кард не знает, не может повредить ему… или кому-нибудь еще.

* * *

До сегодняшнего дня Архайн-на-Эффре я удостаивала посещением дважды. Первый раз – в самом начале моей клавдиумской одиссеи. Тогда Фейри Грин бродила по городу сутки напролет, пьяная от новых эмоций, оглушенная лавиной запахов, звуков и образов. В тот раз Архайн изрядно впечатлил вышедшую из Леса девочку, но вторая попытка знакомства обернулась полным разочарованием. Возможно, в этом была повинна осенняя погода – черные скелеты деревьев и серые дома под серыми тучами выглядели совсем иначе, чем под лучами весеннего солнца. Но скорее причина в том, что я к тому времени уже пресытилась обыденным Клавдиумом, превратившись в архитектурного гурмана – а изысканному ценителю Архайн-на-Эффре мало что мог предложить. Когда-то бывшее аристократичным предместье в последние десятилетия стало гнездовьем так называемых «скоробогачей» – фабрикантов, биржевиков, разбогатевших на колониальной торговле купцов. Среди них считалось престижным выкупить у какого-нибудь обедневшего Дома столичный особняк и перестроить в соответствии со своими «художественными» запросами. Подрядчики-гномы охотно шли навстречу пожеланиям богатого заказчика, обильно увешивая строение лепниной, пузатыми колоннами, балкончиками, узорчатыми фасадами, аттиками и прочим декоративным украшательством, под вычурными слоями которого с трудом угадывалось классическое барокко.

Целью нашего визита оказался трехэтажный серый дом, явно знавший лучшие времена – или, по крайней мере, более аккуратных владельцев. Впрочем, окружавшая особняк чугунная ограда выглядела вполне целой, а калитку даже сравнительно недавно покрыли суриком и привесили к ней бронзовый колокольчик с шелковым шнуром.

Именно за него я и дернула. Раз, другой… пятый, седьмой.

– Что я делаю не так?

Моя спутница ограничилась едва заметным движением плеча.

– Возможно, вас просто не слышат.

– Уснули они там все, что ли? – вслух удивилась я. Мне уже как-то довелось застать одного мертвеца в обществе столь же недвижимых собутыльников, но вряд ли сейчас был похожий случай. – Там точно кто-то должен быть?

– Согласно реестру, в доме, кроме самого профессора, числятся жена, горничная, истопник, а также некая мисс Мэри Сью, записанная, – Марилена на миг открыла папку и тут же вновь захлопнула ее, – как дальняя родственница.

– А про расстройства слуха у них в реестре ничего не написано?! – я пнула дверь, ойкнула и, осененная внезапной идеей, развернулась к катеру. – Эй, мистер за штурвалом!

– Старший матрос Лэр, – подсказала Марилена. – Но ему…

– Матрос, подойдите сюда! Старший матрос… – это я добавила, когда рулевой вылез из своего «гнезда», оказавшись на добрый фут выше, чем я думала – как же он там сидит, скрюченный, бедолага! – и заметно шире в плечах.

– Слушаю, мисс инспектор!

– Видите эту красную дверь?

– Так точно, мисс.

– Отлично. Будьте добры, стукните по ней посильнее. Можно даже ногами, – добавила я, видя, как Лэр, подняв кулак, озадаченно уставился на него, явно прикидывая – не вычтут ли потом вмятины на железе из жалованья, – главное, чтобы погромче!

«Бум! Бум! Бубух!» Первые два удара матрос явно пробил вполсилы, не будучи уверен в прочности двери – и, лишь убедившись в оной, развернулся и лягнул злосчастную калитку так, что иной жеребец позавидует. Калитка выдержала, уши засевших в доме, по всей видимости – тоже, а вот мое терпение уже исчерпало запас прочности.

– Старший матрос Лэр! Ломайте дверь!

– Слушаюсь, – судя по вялости отклика вместо положенного рявка, приказ не вызывал у матроса приступа энтузиазма – калитка, как мы все уже успели убедиться, была прочной.

– Лучше отстрелить петли замка, – неожиданно сказала Марилена. – Пуля флотского «Леве» пробивает полудюймовую железную пластину.

– Или отскакивает от нее, – пробормотала я, живо припомнив, как инспектор Хауз испытывал конфискованный у грабителя старинный пистолет. Обошлось без ампутации, но с тростью инспектор не расстанется еще долго. И вообще – как-то примитивно… неизящно… совершенно не в эльфийском стиле! Грубая сила – удел низших рас, мы же всегда находим свой путь… ну конечно!

– Скажите, старший матрос Лэр, – я не смогла сдержать плотоядной ухмылки, – вы ведь сможете посадить катер за оградой?

– Думаю, да. – Рулевой сделал шаг в сторону и, оглянувшись на соседние дома, уже более уверенно подтвердил. – Сделаю.

Мисс Марилена никак не прокомментировала мое решение – хотя уже после третьей попытки зайти на посадку я едва не сдалась, решив, что риск распороть плащ о прутья ограды явно предпочтительней риска насадить на них же днище казенного катера. К счастью, четвертый заход увенчался триумфом. Теперь перед нами оставалась лишь одна преграда, и я была даже не полна – переполнена решимостью разделаться с ней!

– Что вам угодно, мисс?

Высунувшийся в щель старик мало походил на упомянутого Мариленой истопника – если, конечно, тот не имел привычки возиться с углем в светло-серой ливрее и обильно напудренном парике. Но в тот момент подобные мелочи уже не могли остановить пышущий благородным гневом эльфийский паровой каток.

– Именем и Словом Ее Величества! – прошипела я, одновременно нащупывая в кармане жетон сэра Невилла. Проклятие, неужели я забыла его переложить?! Уф, слава Великому Лесу… – Вот!

Сознания страж дверей не лишился, но был к этому близок – цвет лица у него сравнялся с ливрейным воротником, левой рукой он слепо зашарил по стене, пытаясь опереться. К счастью, снять цепочку и распахнуть дверь до конца остатка сил у второй руки все же хватило.

– Птшто гчшвам ухгошно-о-о-о?

– Где?! – задала я самый, на мой взгляд, естественный в данной ситуации вопрос.

– В… в… – ливрейный дед слабо махнул рукой, то ли указывая направление, то ли надеясь изгнать жуткого лесного духа. – Второй этаж… малая гостиная… сопроводить…

– Спасибо, дальше я разберусь сама! – отрезала я. Довольно рискованное заявление – в анфиладно-коридорных переплетениях людских строений заблудиться было проще, чем в гномских пещерах. Но в тот момент я уже твердо уверилась, что найду покойного профессора в два счета – по запаху.

Уверенность эта по мере подъема по лестнице улетучивалась быстрее эфирных паров. Покойником в доме не пахло. Как я ни старалась принюхиваться, ничего страшнее запаха гниющих яблок унюхать не получалось. Нос улавливал запах сырой штукатурки, крысиного помета, нафталина, светильного газа и еще десятки сопутствующих человеческому жилищу запахов – но характерного «аромата» разложения среди них не чувствовалось.

– Куда дальше? – становясь рядом, осведомилась Марилена.

– Вторая дверь справа! – заявила я. Нет, мертвецом оттуда не пахло – просто я уловила доносившийся из-за нее отзвук приглушенного разговора и понадеялась, что там, по крайней мере, будет кто-то, кому можно будет задать вопрос.

– Вы уверены?

– Совершенно! – огрызнулась я, безуспешно сражаясь со скользкой ручкой. Что-то не везет мне последнее время с дверями, без пинка никак… зато получилось даже эффектнее.

В небольшом зале действительно были люди – четырнадцать человек. Из них минимум три женщины – беглый взгляд засек два платья плюс пару характерных округлостей под строгим фрачным костюмом. Точнее сказать было сложно, потому что все присутствующие спрятали лица под масками. Одинаковыми, белыми с серебряным шитьем – так что я определенно попала не на бал-маскарад. Скорее уж в ювелирную мастерскую – пламя свечей рассыпалось на тысячи крохотных искр в алмазных гранях и жемчужных горошинах.

– Ч-что вам ну… – запинаясь от волнения, ломким баском начал один из них, тщедушный юноша. Его сосед из породы светских львов – рослый, широкоплечий, в песочного цвета костюме из превосходного шелка и с роскошной гривой седых волос, – оказался намного более уверен в себе.

– Как вы посмели ворваться сюда?! – столько праведного негодования в голосе я не слышала с того самого дня, как забрела – случайно, просто пытаясь лучше рассмотреть витражи – в закрытую для непосвященных часть собора Пяти Святых. Там, правда, действо выглядело куда театральней: почтенный прелат в парадном облачении, воплем «Изыди!» прогоняющий длинноухую нечисть.

А еще – сейчас у меня был наготове собственный экзорцизм.

– Инспектор Фейри Грин, Ночная Гвардия! – почти ласково пропела я, помахав давешним жетоном, после чего в зале стало противоестественно тихо. Именно так – большинство присутствующих внезапно разучились дышать. Лишь в углу кто-то громко икнул, да запах пота стал чуть острее. Нет, я, конечно, представляла, что аранийцы опасаются «летучих мышей», но чтобы настолько сильно? В зале ведь собрались далеко не гоблины из фабричных бараков.

– Не виновата я! – неожиданно взвизгнуло одно платье. – Клянусь вам, не хотела… меня заставили!

– Заткни пасть, дура! – рявкнул светский лев, показывая, что не так уж чужд манерам «джентльменов из канавы».

Я выждала еще немного, дожидаясь, пока «пациенты» дозреют окончательно, и вкрадчиво спросила:

– Где профессор Морделл?

Похоже, собравшиеся ожидали совсем другого вопроса… или не вопроса. Даже с масками было видно, как у них вытягиваются от удивления лица и отвисают челюсти.

– Кто?!

– Профессор Луис Джоэл Морделл, – повторила я и, по-прежнему не увидев сквозь прорези для глаз и мимолетного проблеска понимания, обернулась в поисках Марилены. Оказалось, что та не стала входить следом, а осталась у лестницы – и как раз сейчас активно махала рукой, пытаясь подозвать меня.

– Что случилось?

– Кажется, мы ошиблись адресом, – меланхолично сообщила шатенка.

– Кажется?

– Да, – Марилена распахнула перед моим носом свою папку. – Смотрите, инспектор, выписка из реестра делалась второпях: почерк неровный, скачущий, вдобавок, составлявший ее клерк сделал целых две грамматические ошибки. Что, если он ошибся также и в адресе, указав, что профессор проживал в доме номер одиннадцать, а не семнадцать?

– Или сорок один, – вздохнула я. «Грамотность» клерков полицейского управления, а уж тем более рядовых стражников мне была известна даже слишком хорошо – по десяткам переписанных до читаемого состояния рапортов. Хотя по правилам, претенденты на службу в полиции обязаны доказать свое умение читать, писать, а также владеть первыми двумя арифметическими действиями, на практике эти умения у большинства были весьма условным понятием.

Но если мы ошиблись – что разом объясняло и запертую калитку, и отсутствие трупного запаха, равно как и перечисленных в справке жильцов профессорского дома – отчего же перепугались белые маски? Я в замешательстве оглянулась на вход в зал. Все мое небольшое полицейское чутье сейчас делало стойку и призывно верещало: эти люди занялись чем-то противозаконным! Только вот чем?! На курильщиков опиума они явно не походили – ни характерного запаха, ни соответствующей атрибутики.

– Вот бы их арестовать… – задумчиво произнесла я. Это было всего лишь смутное пожелание, но моя спутница восприняла его всерьез.

– На каком основании? – деловито спросила она, одновременно перебирая листы в папке. – Срок ареста, условия содержания?

– Ух, как вы скоры на расправу, – с легким оттенком зависти вздохнула я. – В том-то и дело, что я не представляю: в чем бы таком обвинить этих людей. Но – очень хочется!

– Ночная Гвардия имеет право производить аресты без соблюдения установленных формальностей, руководствуясь лишь «духом закона», – судя по тону, Марилена цитировала какой-то текст. – Право даровано королевским рескриптом в Акварельную войну и до сих пор не отменено.

– Не уверена, что полковник одобрит мое понимание «духа закона», – призналась я. – И уж точно мне бы не хотелось войти в анналы Гвардии той, из-за кого этот самый рескрипт отменят.

– В таком случае… – начала Марилена все тем же скучным тоном, затем захлопнула папку – и вдруг задорно улыбнулась. Удивительно, но нехитрое, в общем, мимическое действие разительно изменило ее: образ чопорно-строгой не по годам дамы разлетелся, словно разбитая скорлупа, выпустив на свет дерзкую проказницу-девчонку.

– …предлагаю как можно тише убраться прочь отсюда.

Глава 7
В которой инспектор Грин почти верит в магию.

Как известно всем-всем-всем, эльфы от рождения великие, в самом крайнем случае, очень-очень талантливые художники. А также: кондитеры, парфюмеры, портные, врачеватели, поэты, танцоры, певцы, фехтовальщики, стрелки из лука и всего, что стреляет, и далее список еще на десять страниц убористым почерком. Это, повторяю, известно всем-всем-всем на свете – кроме самих эльфов, которые знакомы с истинным положением дел.

К примеру, лично я всегда завидовала художникам – их умению запечатлевать мгновения нашего изменчивого мира. В последнее время к ним присоединились еще и гномы, но таскать за собой тяжеленный ящик на ножках, кучу хрупких стеклянных пластинок и лабораторию куда сложнее, чем сложить в мешок холст, набор кистей и краски с палитрой.

Тем интереснее было наблюдать, как под тонким грифелем Марилены проступают контуры профессорского кабинета. Словно бы в плену зажимов мольберта оказался не девственно-белый лист, а кусок льда – и сейчас он медленно тает, обнажая скрытый за ним рисунок.

Главной деталью переднего плана, разумеется, являлся сам покойный – уже почти четыре часа – профессор Морделл. Благообразного, как принято говорить, вида пожилой джентльмен лежал на ковре у письменного стола, невидяще глядя в потолок. Никаких следов борьбы – если не считать за таковой свалившийся с ноги покойного войлочный тапок – в комнате не имелось. Равно как не имелось ничего, проливающего хоть тонкий лучик света на причину смерти профессора.

– Будь здесь Том Тайлер, – не отрываясь от штриховки, негромко произнесла Марилена, – он бы запрыгал от восторга и заявил, что теперь-то мы не отвертимся – без помощи магии объяснить произошедшее невозможно!

– Угу, – печально вздохнула я, – и, что самое неприятное, он был бы совершенно прав!

Ситуация и в самом деле из тех, что являют собой кошмар наяву для любого следователя. Запертая комната, куда не мог проникнуть никто посторонний, а в ней – труп без всяких признаков насильственной смерти. Не будь фамилии покойного в пресловутом списке полковника – кстати, а за какие заслуги оказался в нем профессор математики? – вызванный констеблем врач констатировал бы смерть по естественным причинам и на этом все закончилось. Однако Луис Джоэл Морделл в списке присутствовал – и я догадывалась, что легче будет вывернуться наизнанку, чем убедить Карда в естественности очередной смерти. Даже вскрытие не поможет – полковник просто решит, что таинственный враг научился вызывать у своих жертв сердечный приступ или апоплексический удар. К тому же… к тому же я и сама не верила. Покойный мистер Морделл, по словам родных, вел спокойный и умеренный образ жизни, по части болезней жаловался лишь на ревматизм и ухудшающееся зрение. В остальном же профессор для человека своего возраста был отменно здоров: ни жалоб на сердце, ни проблем с давлением или желудком, зубы почти все на месте. Разве что легкие… хотя жена упомянула про лекции…

– Марилена, не помните, где преподавал покойный?

– Минуту… – отложив карандаш, моя напарница достала стенографический блокнот, – вот… колледж Святого Астона, два раза в неделю. В двух милях отсюда.

– А экипажа или лошади у профессора не было, – задумчиво пробормотала я. Вряд ли Морделл каждый раз тратился на извозчика. Значит, две мили пешей прогулки, добрый час ораторства с кафедры и обратный путь… нет, и тут не к чему прицепиться. Но тогда… как?!

Ну же, инспектор Грин, мысленно укорила я себя, что за манера вешать нос при одном лишь намеке на проблему. Так дело не пойдет, нет-нет-нет. Ты должна распутать, решить загадку, должна, и все тут, заруби это на своих длинных ушах.

Итак, еще раз, сначала. Перед нами рабочее помещение покойного математика. В первый момент показался мне похожим на лабораторию брата Винсента, хотя на самом деле между ними сходства не больше, чем у их владельцев. Маленький, лишь чуть больше моей участковой каморки, и очень уютно выглядящий кабинет. В таком наверняка приятно работать – и совсем не столь приятно, когда тебя беспокоят по мелочам. Так что ничего удивительного в том, что покойный профессор имел привычку запираться изнутри. Ключ до сих пор в замке – хоть тот и болтается наполовину выбитый из двери. Разумеется, его могли вставить и после, но эту версию пока задвигаем в самый дальний угол – она предполагает сговор и соучастие всех домочадцев профессора, что совершенно лишнее умножение сущностей и вообще людская паранойя. Тогда уж проще рассмотреть версию об отравлении – завтрак готовили жена и падчерица, горничная накрывала стол… возможность имелась у всех! И при этом никто в доме не мог желать исчезновения главного источника дохода семьи. Без профессорского жалованья им будет совсем не просто содержать дом в столице. Личный мотив… что ж, если Морделл сумел довести кого-то из близких людей, он вполне заслужил билет на Вечный Лед – но пока мне слабо верилось в подобное. Я знала, что в таких небольших аккуратных особняках за плотно закрытыми ставнями часто разворачиваются жуткие драмы – долгие и беспросветные, как осенняя хмарь. В Арании мужчина, глава семьи, властвовал над домочадцами практически безраздельно – и мог злоупотреблять своей властью, почти не опасаясь наказания. Возможно и здесь… но такие вещи трудно скрыть, они проступают, словно пятна крови на ткани – в словах, жестах, запахах и еще тысяче незаметных для человека мелочей. В этом доме я не почувствовала ничего подобного… пока.

К тому же – подойдя к двери, я осторожно, ногтями попыталась вытащить ключ – похоже, его заклинило в замке. А значит, он там уже был в момент выламывания двери. Хорошо, дверь отпадает, что у нас дальше? Стена… или, точнее, один сплошной книжный шкаф, от пола до потолка. Добрую треть его занимали пухлые стопки журналов – разумеется, не какие-то легкомысленные издания с картинками, а дистиллированно-научные ежемесячники, вроде «Вестника Королевского научного общества» или гномского «Великого Многоугольника». Остальные полки прогибались под весом более солидно выглядящих трудов: золотое тиснение, толстый переплет из отлично выделанной кожи. Медленно перемещаясь вдоль полок, я с немалым удивлением разглядела среди фолиантов «Размышления о золотом сечении» Исаниэля и еще с полдюжины эльфийских имен. В переводе, разумеется, так же как и труды гномских авторов – кроме аранийских изданий, в библиотеке имелись книги лишь на староимперском и коррезском.

В следующей стене имелось окно. Широкое, почти от угла до угла, сдвинутое под потолок, с двойной рамой, ситцевой занавеской и узким подоконником. На подоконнике выстроились в ряд четыре горшочка из красной глины, в которых, как и подобает жилищу математика, строго по ранжиру чахли домашние растения. Самым цветущим выглядел кактус на левом краю, а лировидный фикус справа засох до такой степени, что явно готовился в ближайшее время последовать за хозяином в лучший мир. Смотреть горько… но для меня сейчас важным было другое: растения, подоконник, стекла и даже шпингалеты устланы слоем пыли, явно копившейся на них далеко не первый день. Именно пылью – я не пожалела испачканного пальца, чтобы убедиться: на запах и вкус это была именно хорошо слежавшаяся пыль, а не хитроумный порошок. Нет, проникнуть через окно мог разве что бесплотный дух. Мысль, заставившая вспомнить Тома Тайлера и его странные идеи – назвать их бредовыми я уже не решалась даже мысленно.

Угол рядом с окном красноречиво свидетельствовал, что в прежние времена Морделлы были далеко не столь мирными домоседами. Под самым потолком подвешен небольшой круглый щит с потемневшим от времени гербом: серая башня на фоне багрового языка пламени. Ниже, на массивных крючьях, скрестили лезвия два меча совершенно не декоративного вида – полуторник с гардой в виде раковины и более короткий и широкий догфайтер. Кромка лезвия на полуторнике была порядком иззубрена. Еще правее расположилось обломанное рыцарское копье и жутковатого вида топор на длинном древке – гномское изобретение, заимствованное людьми, похожие топоры я не раз видела на старинных гравюрах. Завершала оружейную выставку сравнительно – с прочими режуще-колющими реликвиями покойного – новая шпага.

Пыли на убийственном железе скопилось еще больше, чем на цветах – из-за чего я предположила, что покойный математик не питал к ним особо трепетных чувств. Как и многие столичные «дворяне пятки» – то есть владеющие лишь той землей, на которой стоят в данный момент, – Морделлы перебрались в Клавдиум два века назад, после опустошивших северо-западные графства Ковровых войн. И, скорее всего, древние орудия смертоубийства обосновались на стене задолго до рождения Луиса Джоэла.

А вот камин точно появился здесь уже при профессоре – это я определила с первого взгляда, как и подобает настоящему специалисту. Вынужденному – трактат «О печах и каминах, их устройстве, кормлении, а также прочих делах, с оными связанных» отнюдь не являлся книгой, читать которую я бы взялась при наличии хоть какого-то выбора. К сожалению, в одну не очень прекрасную ночь дежурный констебль унес домой ключи от библиотеки участка, а единственной найденной в бильярдной книгой являлся как раз вышеупомянутый трактат. Благодаря ему я теперь могла уверенно констатировать, что перед нами камин так называемого «нового образца», конструкции сэра Бенджамина Томпсона, который в свою очередь усовершенствовал мастер Нарви Оу из болотных гномов. Данный конкретный камин тоже явно делал гном – только подгорные мастера умеют столь аккуратно подгонять друг к другу каменные плитки. Должно быть, работать в комнате с таким «хранителем ручного пламени» легко и приятно, а уж отдыхать после трудного дня, закутавшись в теплый плед и сонно глядя на угли… мечты, мечты! Вспомнив прошлую зиму и свои мучения с печуркой, я с трудом сдержала тоскливый вздох.

Остаток стены за камином целиком занимала темно-зеленая меловая доска. Судя по исцарапанной поверхности и доброй дюжине огрызков разноцветного мела, Морделл пользовался ею весьма регулярно. К сожалению, единственный недостертый кусок надписи в правом верхнем углу выглядел частью математической формулы, а не отчаянными предсмертными каракулями: «Миня убил качегар Хромой Джорик из прачечнай напро…»

На этом этапе мое путешествие по периметру профессорского кабинета вновь уперлось в тупик. То есть в дверь.

– Не думаю, что полковник ждет, что мы сразу же назовем ему имя, домашний адрес и любимый табак преступника, – Марилена отложила очередной, уже третий по счету рисунок и принялась закреплять на мольберте новый лист. – Наша задача: как можно тщательнее зафиксировать все обстоятельства произошедшего.

– Да, любимый табак был бы ценной зацепкой, – вздохнула я. – Не возражаете, если я закурю?

– Ничуть. Здесь хорошая вентиляция, – Марилена указала карандашом на длинные узкие щели по сторонам от каминной трубы. Я уже обращала на них внимание: теоретически сквозь щель мог бы проползти ядозуб, вроде того, что навестил сэра Артура. Но на практике обе отдушины были дополнительно защищены проволочной сеткой, также изрядно обросшей коричневыми пыльными клочьями.

– К тому же, – добавила напарница, – у вашего табака очень приятный запах.

– У ваших духов – тоже, – я решила вернуть комплимент. – «Ночная степь», верно? Только с какой-то добавкой?

– Вы эльфийка и парфюмер, – Марилена произнесла это с легким смешком, что выглядело скорее попыткой скрыть смущение, – и вам наверняка виднее, то есть нюхнее. Духи составил для меня один др… знакомый. Мне нравится их аромат, но в остальном я совершенно не разбираюсь.

– Эльфийка и бывшая ассистентка парфюмера, – рассеянно уточнила я. Мысли отчаянно пытались разбежаться по двум расходящимся дорогам, подкидывая то новую версию смерти профессора, то идеи о моей загадочной напарнице. Женщина, не знающая названия своих любимых духов – уникум, реликт, еще большая редкость, чем белый лесной дракон. А мастеров-парфюмеров, умеющих сконструировать хороший запах, в Клавдиуме можно пересчитать по пальцам… и каждый из них накрепко привязан к одному из Великих Домов. Конечно, всегда может найтись юный подмастерье или просто талантливый любитель, с двухсотой попытки получивший удачный аромат и вручивший его возлюбленной. Которая, заметим, умеет рисовать, стенографировать и работает – что само по себе не свойственно аранийской аристократке – на полковника Карда. Что еще? Ах да, двигается очень плавно, можно даже сказать, отточенно, словно танцовщица… или фехтовальщица. И окутана запахом тайны куда сильнее, чем ароматом «Ночной степи».

Но эта тайна может подождать. В отличие от тайны смерти профессора Морделла. Не знаю отчего, но сейчас меня буквально трясло при мысли, что нам придется уйти, не решив загадки. Я должна, должна, должна-должна-должна разгрызть орешек и понять!

Еще раз, мысленно скомандовала я себе. Представь себя на месте жертвы. С этой минуты инспектор Грин временно уходит со сцены, а остается только Луис Джоэл Морделл, профессор математики, пожилой, но еще довольно бодрый по меркам людей джентльмен. Сижу, – обойдя стол, я осторожно присела на край кресла, – за своим любимым письменным столом – дубовым, покрытым толстым зеленым сукном «бюро», слева стопка писчей бумаги, справа бронзовый чернильный набор, рядом линейка и странного вида циркуль. Сижу, потом встаю… к примеру, чтобы подойти к доске.

Едва начав привставать, я шлепнулась обратно в кресло. Медленно посмотрела направо, затем налево. Да, все верно – справа от меня ковер был протерт заметно сильнее. Логично – кабинет не столь уж широк, а проход между столом и книжным шкафом шире. К тому же, с другой стороны надо протискиваться мимо развешанных на стене острых железяк. Однако в этот раз… снова обойдя стол, встала чуть дальше тела и попыталась упасть в аналогичную позу. Если смерть наступила мгновенно… ой!