Текст книги "Никакой магии"

– Что случилось?! – испуг в голосе Марилены был вполне объясним – сложно сохранять спокойствие, когда ваш напарник неожиданно оседает на пол рядом с уже имеющимся покойником.

– Локоть ушибла! – сквозь зубы выдохнула я, массируя пострадавшую конечность.

Падать оказалось на редкость неудобно – из чего я заключила, что смерть или потеря сознания наступила почти мгновенно. А направлялся он… нет, вряд ли к доске, скорее к чему-то более близкому. А ближе доски у нас… камин?

Присев на корточки, я ухватилась за решетку и попыталась заглянуть внутрь. Как и следовало ждать, в топке не обнаружилось ничего, кроме дюжины осиновых поленьев. Или почти ничего?

Снаружи его почти невозможно было заметить – небольшой кусочек черноты, недовыметенный кусочек угля, только и всего. Однако вблизи он все-таки зацепил мой взгляд странной изогнутой формой и острыми гранями… скола? Пожалуй что да, на ощупь странный предмет куда больше напоминал стеклянный осколок, чем крошащийся под пальцами уголь, а исходивший от него слабый запах… который я почувствовала, едва войдя в комнату, но не придала значения. Просто подумала, что кабинет похож на лабораторию, хотя на самом деле… Великий Лес!

Отброшенный прочь осколок звякнул в глубине топки. Я выпрямилась, изо всех сил стараясь утихомирить бешеный стук сердца.

– Марилена!

– Да?

– Бросай все! – скомандовала я и, не дожидаясь, пока ошеломленная напарница выполнит приказ, схватила ее за руку и буквально выдернула из комнаты. – Иди за мной и, во имя вашего Единого, никаких вопросов! Я скажу все… но потом! Где у вас ближайшая кондитерская?! – последний вопрос предназначался уже мисс Мэри Сью, с которой мы столкнулись в коридоре.

– Ну… наверно… я думаю…

– Думайте быстрее! – мне стоило неимоверных усилий выдавить эту фразу тихо и почти ласковым тоном – но рявк наверняка бы лишил девицу остатков умственных способностей и дара речи.

– Ближе всех кондитерская на Жемчужной улице, – пролепетала девушка. – В сторону парка, второй перекресток и направо. Правда, мы обычно закупаемся в булочной мистера Олли, потому что там дешевле, а…

Она растерянно замолкла, потому что я, не дослушав, молча рванулась к лестнице, волоча Марилену за собой. Быстро как только могла – потому что следом за нами, тихо шурша по ступеням призрачным шелком своего наряда, спускалась вниз Ночная Фея, а из-за ее плеча сверкал костяной улыбкой людской Ангел Смерти. Никогда еще я не чувствовала холодный взгляд «Приносящей Покой» настолько сильно – и это чувство мне совершенно не понравилось.

Холод отступил лишь в кондитерской, когда я ощутила, что крем эклеров вот-вот начнет вытекать из чьих-то длинных эльфийских ушей.

– Вот ваш чай, сладкий, как вы и заказывали, – служанка выглядела растерянной, и не удивительно. Навряд ли до сегодняшнего дня в ее заведении бывали эльфы… и уж точно никто из них не сжирал, давясь и чавкая, восемь больших эклеров с шоколадным кремом за те полминуты, пока закипает крохотный чайник.

– Желаете что-нибудь еще?

– М-м-м, – я покосилась на витрину, – какой у вас торт самый сладкий?

– Медовый.

– Вот его и несите… – нет, сообразила я, половину торта я сейчас не осилю даже под страхом смерти! – …по четвертинке. Мисс, – добавила я, запоздало разглядев, что большая медная брошь на зеленом платье девушки на самом деле цеховый знак мастера-кондитера – из чего следовало, что нас обслуживала сама хозяйка заведения. Хорошего, к слову, заведения. Обычная человеческая еда с точки зрения эльфа являет собой горку безнадежно испорченных продуктов. Иногда их еще можно съесть, если хватит силы воли перебороть отвращение. Здешние же эклеры я бы не отказалась попробовать еще раз, более спокойно.

– Надеюсь, – дождавшись, пока кондитерша отойдет к прилавку, тихо произнесла Марилена, – теперь я услышу объяснения?

– О да! – кивнула я и тут же скривилась – чай оказался не просто сладкий, он был жидким сахаром с легким привкусом чаинок. – Дело в том, что я знаю, как убили профессора. А это, – не выпуская чашки, я указала мизинцем на опустевшую вазу из-под эклеров, – нужно, чтобы мы не разделили его печальную судьбу.

– Неужели все-таки магия? – вскинула бровь Марилена. – Мне доводилось читать о нечисти, боящейся чеснока, но вот упоминаний про сахар…

– Не магия, – мотнула головой я, – а чистейшая наука, химия. И мы только что приняли хорошую дозу противоядия.

К чести Марилены, ей потребовалось не больше пары секунд, чтобы сложить кусочки мозаики в полную картинку. Затем она стала белее скатерти, закрыла рот ладонью и с ужасом уставилась на меня.

– Циан… нистый калий?

– Почти, – спокойно подтвердила я. – А если быть по-гномски точным: пары синильной кислоты.

* * *

– Уверен, инспектор Грин совершенна права, – заявил брат Винсент, охлопывая карманы. В какой-то миг я испугалась, что с химика станется притащить в кабинет полковника мензурку кислоты, дабы продемонстрировать всем ее действие – но к счастью, процесс поисков завершился появлением всего-навсего пончика, в который брат Винсент тут же вцепился, словно оголодавшая крыса. Продолжить речь процесс жевания ему отнюдь не помешал – проблемы остались на долю слушателей.

– Отлишя, даш, не побожсь эшого эпишеша, великолепная рабоша! – восторженно прочавкал химик и, вытерев руку о многострадальный халат, уже нормальным тоном продолжил: – Лично мне бы никогда не пришел в голову подобный способ убийства, хотя сейчас, имея перед собой наглядный пример, я поражаюсь, что никто не использовал его прежде. Разумеется, синильная кислота превосходна в этой роли: ее пары чрезвычайно ядовиты и при надлежащей концентрации вызывают практически мгновенную потерю сознания, а затем – удушье или остановка сердца, тоже очень, очень быстро. – Винсент картинно схватился за горло, захрипел и сделал вид, что валится со стула. – Для человека, не сведущего в химии, не способного вовремя распознать опасность, шансов на спасение практически нет. Учитывая же, что кипит эта смертоносная жидкость уже при комнатной температуре, можно сказать, что мы имеем дело с идеальным орудием убийства. Бесшумная, невидимая… просто склянка с бесцветным составом, брошенная в каминную трубу. И никаких следов, не считая нескольких осколков, а они, – Винсент кивнул на меня, – как совершенно верно указала в своем рапорте инспектор Грин, почти неотличимы от кусочков угля.

Чем больше химик расхваливал меня, тем больше мне хотелось провалиться сквозь пол полковничьего кабинета. Эти взгляды… О’Шиннах, Кард и даже Марилена смотрели на меня так, словно я совершила нечто безумно героическое – а не сглупила самым позорным образом. Казалось, еще чуть-чуть – и зазвучат фанфары, а в распахнувшуюся дверь торжественно войдет Ее Величество Королева, дабы возвести меня в рыцарское достоинство, а также вручить «Орден Большой Суповой Тарелки», как непочтительно именуют в Лесу высшую аранийскую награду.

– Если бы не проницательность инспектора…

– Если бы не тупость инспектора, я бы раскрыла убийство, едва переступив через порог комнаты! – не выдержала я. – У меня были подсказки размером с хребет Глен-Мор: запах и цвет пятен у трупа. Но из-за моей невнимательности к телу профессора почти добавилось еще два трупа!

– Вы преувеличиваете, – мягко возразил брат Винсент. – Пары синильной кислоты легче воздуха и к моменту вашего появления наверняка уже практически полностью выветрились из помещения. Не забывайте, до вас там еще побывали домочадцы, обнаружившие тело, вызванный ими констебль. Собственно… если позволите, сэр, – жестом уличного фокусника выудив из-за уха карандаш, химик развернулся к столу, дождавшись кивка полковника, схватил листок и принялся что-то лихорадочно черкать, – вот! Если принять, что в камин бросили стандартную пробирку емкостью в пять жидких унций, а размеры комнаты и вентиляционных щелей, судя по рисункам… м-м-м… можно сказать, что смертельная концентрация сохранялась не более десяти минут.

– А скажите, брат Винсент, – неожиданно спросил Кард, – какие-либо другие вещества могут быть использованы схожим образом?

– Интересный вопрос, – химик озадаченно уставился на бумажку с расчетами, словно надеясь увидеть там ответ. – Вообще-то довольно многие газы в той или иной степени ядовиты для человека. Но использовать их как оружие довольно сложно с чисто технической точки зрения. Хотя, – Винсент поправил очки, – я припоминаю один случай, три года назад. Гномы, пытавшиеся ограбить хранилище банка «Средиземье», если я правильно помню, пытались усыпить охрану, пустив из пролома веселящий газ с эфиром.

– Да, я помню тот случай, – развеселился О’Шиннах, – эти олухи умудрились получить взрывоопасную смесь, и когда облако дошло до выпавшей у заснувшего стражника сигары, получился большой бабах! Явившейся на грохот полиции осталось только собрать контуженых взломщиков по углам и препроводить за решетку.

– Их погубила гномская же основательность! – с апломбом заявил брат Винсент. – Эти подгорные умники составили очередной идеальный план, учтя буквально все. Они пять месяцев долбили туннель через два квартала, использовали направленный взрыв, чтобы пробить стену подвального хранилища, приготовили газовые резаки для вскрытия сейфов. Они просто не оставили места непредвиденной случайности – а в итоге нелепая случайность и разрушила весь их план. Древние были правы, когда говорили: «Не стоит стремиться к абсолютному совершенству, это может пробудить зависть богов».

– Довольно странно, – не удержалась я от реплики, – слышать от служителя Единого упоминание о древних богах.

– Далеко не все верующие в Единого, – брат Винсент ласково улыбнулся мне, – узколобые фанатики, не видящие ничего, кроме закостенелых догм. Сие всего лишь крайность, на противоположном полюсе которой находится так называемый атеизм – тоже своего рода вера, что все сущее можно постигнуть, опираясь лишь на законы магнетизма и тяготения. Некоторым же из нас достаточно понимания того, что мир устроен значительно сложнее, чем кажется на первый взгляд.

– Вы еще скажите, что верите в Тайлерову магию, – фыркнула я.

– Верую я в Единого бога-творца, – брат Винсент осенил себя «святым кругом», и то же, чуть помедлив, сделали Аллан и Марилена. – Во всех же прочих случаях предпочитаю знать. Что же касается магии…

Винсент снял очки, достал из кармана клетчатый платок и принялся аккуратно протирать стекла.

– Не знаю, как вы, мисс инспектор, – начал он, – а я за свою не столь уж долгую жизнь уже неоднократно сталкивался с загадочными явлениями… – химик прервался, глянул сквозь стекла на окно и, удовлетворившись результатом протирки, водрузил очки на прежнее место.

– …которые не поддавались объяснению в рамках современных научных знаний. Возможно, таковые объяснения будут даны позднее, научный прогресс – не стоит на месте. Но пока – и лично для меня объяснение с отсылкой на неведомые науке силы звучит ничем не лучше чуда, явленного силой Единого. Или магией, – подумав, добавил он, – которая, если вдуматься, в том виде, как ее описывают адепты вроде нашего Тома, не более, чем разновидность науки.

– Брат Винсент, брат Винсент, – тоном укоряющего дедушки произнес лейтенант, – по-моему, вас немного заносит. Я понимаю, полемический задор, но все же ставить на один уровень суеверия и науку – это уже слишком, даже для вас.

– Ничуть! – живо возразил химик. – Оглянитесь вокруг: чем дальше, тем больше плоды науки для обывателя становятся сродни той самой магии. Возьмем хотя бы кейворит, историю его получения – много в ней науки? Все теоретические расчеты мистера Кейвора с научной точки зрения являют собой дилетантскую чушь! Да и практикой не подтверждаются, ведь никакого иного «антитяжелого» вещества ни ему, ни последователям до сих пор получить не удалось. Просто в случайном броске сотни костей половина из них легли шестерками вверх. Но и сейчас мы используем чудо-металл, совершенно не понимая его. Мы знаем, как получать кейворит, но даже отдаленно не представляем, почему он получается именно таким. Мы установили некую закономерность, не более. Словно дикари, твердо знающие: за выкрикнутым в горах богохульством непременно следует лавина – потому что боги живут на вершинах, а что про них говорят в долинах, им неведомо. Или взять эту историю с орочьей красной краской.

– Вы имеете в виду привычку орков красить свои корабли в красный цвет, потому что красные корабли плавают быстрее? – с невинным видом уточнила я.

– А вы знаете, что их красные корабли действительно плавают быстрее? – ехидно прищурился химик. – Нет? То-то же. А между тем отгадка проста и строго научна: эта краска предотвращает обрастание днища ракушками и водорослями. Но до тех пор, пока мистер Симпс не провел анализ ее состава, весь остальной мир, во главе с многоучеными мужами, сотни лет дружно смеялся над орочьими суевериями.

– Чрезвычайно занимательная история, – скучно-бесцветным тоном произнес Кард. – Однако я вынужден просить вас прервать ваш религиозный диспут. У нас есть более насущные дела, в частности – расследование убийства профессора Морделла. Благодаря инспектору Грин, – я удостоилась начальственного кивка, – у нас есть след, и нельзя позволить ему остыть.

– Боюсь, со следом у нас некоторые сложности, сэр, – вздохнула я. – Нам удалось найти капитана местных подметальщиков…

На самом деле юного пройдоху поймал за шиворот старший матрос Лэр в тот момент, когда тот пытался срезать с катера носовую «цеплялку».

– …и тот утверждает, что сегодня на дом профессора никто не взбирался.

– Он это разглядел, подметая мостовую или воруя кошельки у зазевавшихся прохожих? – недоверчиво хмыкнул Аллан.

– Двое местных трубочистов иногда берут в помощники мальчишек из его шайки, – пояснила я. – Поэтому они очень бдительно следят, чтобы на их улице не могли подработать посторонние.

– Тем более не стоит верить его словам, – упрямо произнес О’Шиннах. – За пару шеллов оборванец «не увидит» все, что угодно.

– Он был одет довольно прилично, – возразила я.

– Это еще не повод верить мелкому прохвосту!

– Есть и другой повод.

Мы с лейтенантом разом замолкли, удивленно воззрившись на полковника.

– Сэр?

– Сегодня в два пополудни, – начал Кард, глядя на лежащую перед ним бумагу, – катер воздушного патруля заметил в полумиле над Архайном-на-Эффре дрейфующую лодку. Как выяснилось позднее – летающий кеб из прокатного агентства Пруэля.

– Санди Пруэля? – уточнил О’Шиннах.

– В рапорте не указано, – полковник на миг задумался, – но сомнительно, чтобы в Клавдиуме нашлось сразу два Пруэля, один из которых владеет третью извозных конюшен, вокзалом и двумя линиями надземки, а второй неожиданно появился из ниоткуда и решил вложить кучу денег в прокат летающих лодок.

– Скорее всего, сэр, – согласно кивнул Аллан. – Я просто вспомнил, что у нас уже однажды возникали вопросы к мистеру Пруэлю.

– Я помню, – отозвался Кард. – Однако в этот раз, похоже, наш красавчик ни при чем. Когда патрульные поднялись на борт лодки, там был только кочегар, Энди Хаскел… мертвый. И никаких следов Джошуа Риггса, кебмена… впрочем, я почти уверен, что и он обнаружится после вечернего итогового доклада городской полиции.

– А что случилось с кочегаром?

– Разбит затылок. На одной из труб в котельном отделении обнаружен соответствующий отпечаток, и, на первый взгляд, – выделил голосом Кард, – все достаточно просто: лодка отчего-то резко дернулась, кочегар потерял равновесие и расшиб голову, ну а забывший пристегнуться кебмен попросту вывалился за борт.

– Бывает и такое, сэр, – заметил О’Шиннах, – летающие корабли пока только начинают осваивать самый великий океан, и путь вовсе не усыпан цветами. На последних маневрах порывом ветра опрокинуло килем вверх легкий крейсер «Адмирал Нейсмит»: трое упавших за борт и девятнадцать покалеченных, включая самого капитана крейсера, во внутренних помещениях. Но в данном случае, сэр, я тоже считаю, что случайное совпадение маловероятно. Два «лишних» мертвеца, с точки зрения нашего противника – вполне подходящая плата за сохранение инкогнито.

– Но если он убил их, – не выдержала я, – как потом смог в одиночку справиться с лодкой? И как покинул ее?

– А кто сказал, что там был один человек? – парировал О’Шиннах. – А не двое… или даже десяток.

– Мог быть и один, – задумчиво глядя куда-то в основание стола полковника, сказала Марилена. – Желание кинуть стеклянный шар в чужую трубу может показаться экстравагантным, не более. Подходящее объяснение придумать легко, а если дополнить его десятком наггетов, «за помощь в дружеской шутке», вряд ли кебмен станет чересчур осторожничать.

– Ну или так, – снова перехватил нить разговора Аллан. – Покинуть же лодку можно уймой разных способов. К примеру, выпрыгнуть с этим коррезским зонтиком, пара-как-его-там! Или просто перейти на другую летающую лодку.

– Я послал Тайлера осмотреть ее, – полковник аккуратно сложил полицейский рапорт и спрятал в ящик стола, – но не думаю, что у него получится отыскать что-нибудь значимое.

– По крайней мере, сэр, – с усмешкой заметил О’Шиннах, – мы будем твердо уверены, что никаких улик там нет. Зная Тома… он же наверняка облазит всю эту несчастную лодку с лупой, от носа до кормы.

– На мой взгляд, сэр, – подняла голову Марилена, – стоило бы попытаться найти свидетелей. Летающая лодка – не простой уличный кеб, причалов для них не так уж много. Возможно, кто-то видел, с каким пассажиром или пассажирами мистер Риггс отправился в последний полет.

– Хорошая мысль, – одобрительно кивнул полковник, – этим и займитесь, вместе с лейтенантом. А что касается вас, инспектор Грин… скажите, у вас есть вечернее платье?

Глава 8
В которой инспектор Грин знакомится с женой эльфийского посла.

Отраженная в небесах уличная грязь, которую наивные клавдиумцы принимают за настоящие тучи, к вечеру наконец-то разродилась дождем. По большей части в воздухе носилась мелкая противная морось, заставляющая долго и муторно гадать: открывать зонт или понадеяться на кепку… и к финалу этих размышлений являться домой мокрой и злой, как разбуженный осиный рой. Мокрой вне зависимости от принятого решения, ведь и самый большой зонт не спасает от летящих со всех сторон и даже снизу вверх крохотных капель. Но сегодня аранийская осень решила показать зубки – уже два раза мелкий дождик перемежался шквальными порывами, когда внезапно налетавший ветер толкал нашу карету, словно подвыпивший тролль, а перестук тысяч капель заглушал звон подков о булыжник. В такую погоду все нормальные люди сидят в тепле у каминов, а нормальные эльфы – там, где зимние ливни теплы и ласковы, как свернувшаяся на коленях кошка. Ох…

– Из всех ваших идей, – прошипела я, – эта идея самая… самая…

Полковник оторвался от меланхоличного созерцания скользящих по дверному окошку водяных змеек – ничего другого разглядеть сквозь мутное стекло не получалось даже у меня – и перевел взгляд на очень сердитую Перворожденную.

– Кончились эпитеты? – участливо спросил он. – Давайте я попробую помочь. Итак, на выбор: глупая, идиотская, кретинская, безумная, отвратительная, извращенная… да, пожалуй, извращенная будет уместнее всего. Эльфийка в людском платье – все равно, что гном во фраке.

– Вот именно! – выдохнула я. Точнее, попыталась выдохнуть. Хоть проклятое платье и не имело корсета, я все равно чувствовала себя застрявшей в узком дупле белкой.

– Проблема, однако, заключается в том, – невозмутимо продолжил Кард, – что мы сейчас направляемся в место, где будет очень много гномов, наряженных во фраки.

– Это что же за место такое? – поразилась я, от удивления даже позабыв о злости.

– Узнаете! – пообещал Кард, дождался, пока я наберу воздух для возмущенного вопля, и добавил: – Шучу-шучу. Мы едем в Дом Черноногих. Сегодня там торжественный прием в честь 810-летия чего-то там из их истории: то ли объединения болотных и холмовых гномских кланов, то ли получения ими статуса подгорных гномов третьего класса. Официальное приглашение для сэра Дарнли наверняка содержит эту информацию, но, – полковник щелкнул замком саквояжа и продемонстрировал небольшую книжку, в красном бархатном переплете с золочеными – а может, и впрямь золотыми! – уголками, – требует слишком глубокого погружения в эпоху. Я честно пытался хотя бы просмотреть сей высокоученый труд, но уже на третьей странице запутался в Эйнарах, Мангусах, Хейдарах и прочих Фарнульфах. Тем более, – добавил Кард, – что все они вели себя ужасающе однообразно: подраться с ближним соседом, сходить в поход на дальнего, выпить побольше, ну и так далее.

– Увы, – лицемерно вздохнула я, – разве могли эти бедолаги научиться чему-либо другому, живя бок о бок с вами, людьми?

– Ну, – задумчиво протянул полковник, – ваши поэтические хроники написаны заметно лучшим слогом, но, к примеру, резня в Альквалондэ…

– Но ведь это же совсем другое дело!

– Да-да, конечно.

Я вздохнула. Объяснять людям – даже тем из них, кто считает себя умным – нашу единственно правильную точку зрения, все равно, что пытаться дарить оленю букет роз. Красоту понять он все равно не способен, а вот обколоться о шипы при попытке сожрать, после чего впасть в обиду – сколько угодно.

– Что вам нужно от гномов?

– Ничего, – безмятежно сообщил Кард, и, встретив мой недоверчивый взгляд, с усмешкой добавил: – Клянусь парадной треуголкой, совсем-совсем ничего.

– Тогда зачем вы заставили меня влезть в проклятый чулок?

– …стоимостью в девятьсот броудов, – педантично напомнил Кард, – ушито под вас личной Ее королевского Высочества принцессы Делии портнихой.

– Хорошо! В жутко дорогой и пафосный чулок! Сэр! Зачем?

– Тираж этой книжицы, – полковник вновь помахал перед моим носом гномским «пригласительным билетом», – как явствует из надписи на последней странице, составляет целых пятьсот экземпляров. Поскольку празднество в некотором роде официально, в число приглашенных гостей входят и послы. А я, – Кард перешел на доверительный шепот, – давно уже мечтаю познакомиться с женой эльфийского посла. Вы сможете оказать мне эту маленькую услугу, инспектор?

– Давно – в смысле, со вчерашней ночи? – уточнила я.

– Значительно раньше. Но не буду скрывать, происшествие с Артуром Бентинком заметно усилило это желание.

* * *

До сегодняшнего вечера Дом Черноногих интересовал меня исключительно снаружи: как образчик смешения стилей, а также строительства по принципу: «что делать, если у заказчика много амбиций, но мало денег». Изначальный домик – скромная, без особых изысков готика, когда-то белый известняк за пять веков давно посерел – был зажат между двумя более поздними пристройками, словно высохший старичок, старательно поддерживаемый рослыми сыновьями. Левое крыло, на три четверти сложенное из красного кирпича, а в оставшейся четверти довольно небрежно подкрашенное железным суриком, с фасада было уставлено бронзовыми статуями гномов, уже подернувшимися зеленоватым налетом патины. По круглым шлемам и заплетенным в три косички бородам становилось ясно: перед нами те самые великие гномские герои прошедших Эпох, в чьих жизнеописаниях завяз Кард. Правая пристройка оставалась пока сокрыта от посторонних глаз строительными лесами – и «пока», насколько мне было известно, длилось уже пятнадцать лет.

Обычай приветствовать гостей у гномов так же был… гм, своеобычен. У нас являющихся на празднество встречают лично хозяева, у людей – толпа лакеев. Здесь же вход в здание перегораживала целая дюжина гномов, наряженных в старинные – но старательно начищенные – кольчуги, меховые жилеты поверх них и шлемы с рогами. В первый момент я предположила, что перед нами актеры, представляющие тех самых «Эйнаров и прочих Фарнульфов», о которых упоминал полковник. Но если настороженно-подозрительные взгляды еще кое-как укладывались в образы древних героев, то новомодные каучуковые дубинки уже явно вылезали за рамки.

Тщательно изучив «билет» – к счастью, пытаться читать его целиком гномы не стали, ограничившись разглядыванием чеканного узора на уголках обложки, – охранники сдали нас гному в новенькой темно-зеленой ливрее. Судя по страдальческому выражению личика и неотмытым пятнам копоти за ушами, мы с ним были ягодами одной поляны – бедный гном старательно прятал руки за спиной, с ужасающим акцентом бормотал себе под нос что-то неразборчивое и отчаянно краснел. Впрочем, и то, что удавалось расслышать, мало походило на литературный аранийский и куда больше – на диалект западного побережья, говор овцеводов и рыбаков, изрядно разбавленный гортанными словечками островитян.

После третьей попытки даже Кард оставил надежду добиться от бедняги хоть одной понятной фразы.

– И что теперь?

– Для начала сдадим плащи в гардероб. – Кард помог мне избавиться от упомянутого предмета одежды и, оглядевшись по сторонам, уверенно направился к хвосту небольшой очереди.

– Не туда, – шепот остался без ответа, и мне пришлось догонять полковника и дергать за рукав. – Там не гардероб, а… совсем другое заведение. Причем женское.

С невозмутимостью и грацией броненосца Кард сменил курс, развернувшись в сторону деревянного барьера, из-за которого виднелось что-то бурое, мохнатое, с большими круглыми ушами, вблизи оказавшееся традиционной для холмовых гномов «медвежьей» шапкой. В этот раз ему повезло больше – скрывавшийся в глубинах шапки гномик не только избавил нас от плащей, но и на почти хорошем аранийском разъяснил, как добраться до Зала Больших Торжеств, где будет происходить основное действо. Правда, он забыл – или попросту не догадался напомнить нам, – что понятие «зал» у склонных к агорафобии гномов отличается от людского, и тем более эльфийского. Лишь в третий раз оказавшись в длинном и широком коридоре – впрочем, ряды гранитных колонн визуально делали его заметно уже – мы с полковником, наконец, догадались, что неуловимый Зал Больших Торжеств уже вокруг нас.

Как и предсказывал Кард, большинство встреченных нами холмовых и болотных гномов щеголяли во фраках, причем было весьма заметно, что многим из них подобный наряд совершенно непривычен. Зато их подгорные соплеменники в этот раз выделялись не только ростом и сложением, но и куда более привычными для этих низкорослых бородачей кафтанами, разумеется, парадными – то есть бархат, атлас, парча и меховая опушка в больно режущих глаз и чувство прекрасного количествах, не говоря уж о рядах самоцветных пуговиц, нашитых где только можно. Помню, один из моих кузенов шутил, что парадная одежда гнома получается очень просто: заказчика мажут дегтем и пускают поваляться на ткани, после чего состригают лишнее и посыпают из ведерка драгоценными камнями. Сейчас мне начинало казаться, что в этой шутке истины больше, чем предполагал ее автор.

Еще одним откровением для меня оказалось, что мы с Кардом вовсе не были белыми драконами – межрасовых парочек на празднике хватало и без нас. Эльфы, гномы, тролли… в дальнем от нас конце коридора мелькнули орочьи клыки, но это могла быть и просто искусно сделанная маска.

– Кажется, – ехидно заметил полковник, провожая взглядом одну из парочек: высокий светловолосый эльф в белом фраке и человеческая девица, чей наряд сочетал людские и эльфийские мотивы в довольной странной, на мой вкус, форме – некоторые пытаются стать бо́льшими эльфами, чем сами Перворожденные.

– Одних лишь накладных ушей для этого мало! – резко возразила я. – И затянутого вопреки всем законам физиологии корсета – тоже!

– Иногда достаточно лишь мыслей.

Интересно, подумала я, полковник напитался столь неординарными идеями у кея Молинари? Или я вкушаю плоды его собственных многолетних умствований?

– Лучше скажите, как нам среди ваших… подражательниц найти супругу посла?

– В этом вопросе я целиком и полностью полагаюсь на эльфийские глаза и уши мисс Грин, – «обрадовал» меня полковник. – Человека, увы, очень легко ввести в заблуждение накладными ушами.

Удача впрямь улыбнулась мне, но вовсе не благодаря зрению или слуху. Просто идя мимо входа в один из боковых зальчиков, я уловила странный запах: едва различимый, чуть приторный, но «звучащий» наособицу – как одинокий скрипач, упрямо играющий свою партию совершенно не в такт остальным оркестрантам. Чем-то он был знаком, смутно, но если постараться вспомнить… так и не додумав эту мысль до конца, я шагнула через порог и почти сразу же увидела хэю Таринэль. Супруга посла Высоких Ветвей стояла справа, у стены, окруженная примерно двумя десятками людей, эльфов и гномов… а также вдвое большим количеством небесно-голубых бабочек. В сочетании со сложной прической, забранной тонкой сеточкой «белого серебра», и изумрудно-медовым паучьим шелком платья это выглядело впечатляюще даже на мой вкус, что уж говорить о тех, кто никогда не бывал на наших балах. И макияж безупречен, с легкой завистью отметила я, поставь нас рядом, уверена, ни один человек не скажет, кто кому в прабабушки годится.

– Эльфийская магия? – насмешливо шепнул полковник.

– Эльфийская химия, – отозвалась я, зачарованно наблюдая за танцем «живых драгоценностей». – Феромон, который их привлекает, чрезвычайно сложен и нестабилен, да и сами бабочки… морфокиприды обитают лишь в тропиках, а вырастить их довольно сложно.

– Да, гномский подход выглядит практичнее, – легким кивком Кард указал на стоящую чуть в стороне от остальной группы юную гномку, сверкавшую в самом прямом смысле слова: усыпанная бриллиантами диадема по блеску соперничала только с бриллиантовым же колье. – Камни, по крайней мере, не дохнут от морозов.

– Но и не летают! – парировала я.

– Вопрос в том, считать ли это недостатком или достоинством, – усмехнулся полковник.

– Если кому-то пустой холодный блеск бездушных камней кажется прекраснее живых красок…

– Ну, положим, насчет бездушных камней гномы могли бы проспорить с вами год-другой, с перерывами на лечение от хрипоты. Да и я, – Кард взялся за верхнюю пуговицу фрака, – мог бы рассказать историю об одном рубине. Не знаю, имел он собственную душу или нет, но вот проклятым камешек был совершенно точно.

Я тоже могла бы рассказать Карду историю… а потом еще одну и еще десяток историй, после которых даже самому тупому орку стало бы очевидно: проклятьем драгоценных камней является исключительно алчность представителей некоторых рас. Если бы это имело хоть какой-то смысл.

– Расскажите лучше, как нам привлечь внимание хэи Таринэль?

– Попробуйте свистнуть, – посоветовал полковник и получил в ответ мой злобный взгляд, – вашим знаменитым беззвучным свистом. Благо, собак здесь нет, опасаться нечего.

– Хэя не гончая, чтобы подзывать ее свистом! – возмутилась я. – И что будет, если я сфальшивлю?