Текст книги "Корабль в пустоте"

Она, между тем, зашла в магазинчик с вывеской «Минимаркет». Помедлив, я двинулся за ней. Сейчас купим мартини и будем пить его в «Аквариуме» без бикини. Тьфу, привязалось! И всегда так со мной, когда нервничаю. Лилу́ (как я уже про себя ее назвал) свернула между стеллажей налево, я за ней, и через несколько шагов мы оказались у кассы, за которой был выход – на другую сторону здания. А, вот в чем дело: это, как в детективах – чтобы уйти от слежки, нужен дом со сквозным проходом.

Когда мы оказались на параллельной улочке, она указала мне длинным пальцем с лиловым ноготком на припаркованный к обочине желто-черный автомобильчик «Смарт». Пропищал электронный ключ, мы уселись. Внутри эта двухместная каретка оказалась довольно просторной. Как водится при посадке в автомобиль, юбка Лилу задралась, оголив гладкие с исподу ляжки, и я невольно уставился на них. Она одернула подол, глянула на меня исподлобья. В общем, ничего, с удлиненным лицом и высокими скулами, еще бы не так сильно намазана. Хотя им, секретаршам, иначе как?

– А почему машина не лиловая? – спросил я.

– Что?

– Ну, на вас всё лиловое, а что же машина?

– Лиловых не было, – отрезала она и потянулась к зажиганию.

Я посмотрел в боковое зеркало: Григорий не появлялся, ждет, наверное, служивый, у противоположного входа.

Автомобильчик тронулся.

– А как вы узнали, что за мной следят? Вы что – имеете специальные навыки?

– Этот человек зашел в приемную вскоре после вас и поинтересовался, куда вы пошли. Потом я увидела на улице, что он идет за вами.

– А вы-то зачем за мной следили?

– На то есть причины.

– Хотелось бы их узнать. Простите, как вас величать?

– Ольгой.

– А в чем, собственно, Ольга, дело? Куда мы едем и зачем вся эта конспирация?

– А зачем этот человек за вами следит, вам неинтересно?

– Он меня охраняет. А вы, кстати, меня этой охраны лишили.

– Он вам не поможет. И вообще никто, случись что. Особенно с сегодняшнего дня.

Я уставился на нее.

– Да что вы меня все пугаете и водите за нос? Считайте, я уже напуган. Вам что-то известно об исчезновении ученых? Говорите прямо!

Она молчала, следя за дорогой.

– Ну, если так, я дальше с вами не поеду. Остановите, надоело.

Лилу не отреагировала, только прижалась к обочине. Нас обогнали, завывая, несколько полицейских машин. Похоже, началась какая-то движуха по поводу этрускологов – операция «Перехват» или как это у них называется. Только перехват чего? Воздуха? Если кого-то и можно было перехватить, то, наверное, вчера.

– Этого не объяснишь, – наконец, сказала она. – Вы должны увидеть сами. Павел Трофимович о чем-то таком догадывался, но не придавал значения. А я с детства слышала эти истории.

– Какие истории? – встрепенулся я.

– О невидимом болоте посреди города. Ты не чувствуешь, как оно тебя засасывает.

– Вот как… И кого же оно засосало?

– В каждом дворе кого-нибудь да засосало. Теперь этрускологов ваших, ректора, Хачериди. И вас засасывает. Может, и меня.

– Давайте по порядку. Люди и раньше здесь исчезали неведомым способом?

– И появлялись неведомым способом. Здесь место встречи попавших в болото. Сегодня мне стало окончательно ясно.

– Послушайте, в каждом месте есть свои поверья. Но не думаете же вы….

– Думать бесполезно. Лучше не думать: тогда, может быть, пронесет. Так мне еще бабушка говорила.

– Так зачем же вы думаете?

– Меня не пронесло. Мы с Павлом Трофимовичем были не просто сослуживцы. Я не могу уже сделать вид, что меня это не касается. Я чувствую, как где-то рядом со мной чавкает болото. А вы?

Я пожал плечами:

– Признаться, чувствую я здесь себя погано, но меня угнетает неведение, а не чавканье какого-то виртуального болота.

Лилу стрельнула глазами в мою сторону.

– Может быть, с вами всё иначе. Ведь не зря же вы не пропали вместе с другими. А может, вы для них недоступны? Или у вас есть защита?

Я подался к ней:

– Для кого – для них? Выкладывайте!

Она невесело усмехнулась.

– Для них. Для духов из болота.

Что-то мне это напомнило.

– А вы с Колюбакиным на эту тему не разговаривали? – поинтересовался я.

– Я вообще с ним никогда толком не разговаривала. Урод – в жопе ноги.

– А между тем, у него похожие мысли о вашем городе, только он выражался изящнее: город переселения душ.

– Он знает, что говорит, – сквозь зубы пробормотала она. – Откуда он сам появился? Никто не помнит в городе никакого Колюбакина. А он утверждает, что всегда жил здесь.

Вот как? И Колюбакин – «дух из болота»? Похоже, вообще-то. Но спрашивать еще что-либо мне расхотелось. Мы покинули центр города и ехали по бесконечной улице, застроенной одноэтажными домами, с четырехскатными, на южный лад, крышами. Они были сложены из какого-то странного, высокого кирпича. Приглядевшись, я понял, что это обычный кирпич, только поставленный на ребро. Очевидно, так экономились стройматериалы, а особой толщины стен в этих теплых широтах не требовалось. А вот мелькнул дом из дикого тесаного камня – возможно, выломанного из древних стен, как рассказывала экскурсовод. Здесь было уже темновато, поскольку кроны деревьев с обочин, испещренные мазками свежей зелени, образовывали над дорогой тенистый свод, а фонарей еще не зажигали. На одном из перекрестков я увидел полицейский пикет, не обративший, впрочем, на нас никакого внимания.

В конце этой по-станичному длинной улицы Лилу остановилась.

– Там, – указала она на смутно угадывающиеся ворота какого-то темного парка. – Идите, смотрите.

– Да чего смотреть-то? – недоумевал я, но любопытство перевесило, и я вышел из машины и сделал несколько шагов к воротам.

Сзади фыркнул двигатель, я отступил к обочине, полагая, что она следует за мной, но малютка «Смарт» быстро развернулась и умчалась прочь, только шины прошелестели. Я остался, как дурак, один на дороге. Ах, ты, лиловая дрянь! Завезла меня, черт знает куда, и бросила! А перед этим пугала всю дорогу, так что я, и без того уже напуганный, ощущал рождение холодных струек на спине. Сейчас меня здесь и пристукнут. Или утащат туда, куда утащили несчастных этрускологов. Но ведь за несколько кварталов отсюда стояли полицейские, может, мне по-быстрому вернуться к ним? Уже собравшись идти назад, я увидел над воротами парка какую-то вывеску, но разобрать ничего не смог, кроме «… № 2». Что за номер два? Парки не нумеруют. Я пересек дорогу, перпендикулярную той, по которой мы приехали, и подошел ближе. «Городское кладбище № 2», – вот что было написано над распахнутыми, несмотря на поздний час, воротами. Только теперь узрел я кресты и надгробья между разросшимися деревьями. «А вдоль дороги мертвые с косами стоят», – вспомнилось невольно.

Как ни странно, но тут робость моя прошла. Дешевый трюк, топорная метафора! Дескать, кладбище тебя ждет, если будешь слишком любопытным? Какой-то Голливуд для бедных. Безвестность страшнее, начинаешь воображать Бог знает что. Однако, миновав ворота, я перекрестился. Так, а дальше что? Кладбище как кладбище. Вон купол часовенки виднеется. Даже, если я бесстрашен, аки лев, что мне здесь делать в эдакое время? Свежей братской могилы этрускологов, слава Богу, не видно, а искать что-то подобное в сумерках на немаленьком, как ясно, кладбище не с руки. Трудно даже прочесть имена усопших на табличках. Я пригляделся к ближайшей плите и – почувствовал, как останавливается сердце.

«Минцлова Анна Рудольфовна. 1865–1942», – было там написано.

* * *

До этого момента я воспринимал всё происходящее не то чтобы отвлеченно, но всё же как бы со стороны. А тут меня так проняло, что я не помню, как и выскочил за ворота кладбища, и как оказался на дальнем перекрестке, где дежурили полицейские. Завидев их, я немного пришел в себя. Мне захотелось, чтобы они меня задержали и отвезли в участок, потому что никаких такси на этой длинной окраинной улице, похоже, не предвиделось. Надежда на защиту полиции была, конечно, наивной, ибо она ничего не могла противопоставить той силе, что больше ста лет назад перенесла сюда Минцлову из Питера. Но нашему человеку свойственно уповать в опасности на людей в форме, вообще на государство, а государству, как правило, всё это фиолетово. Нарочито замедлив шаг, мрачно насупив брови (или так мне казалось), я пошел на полицейских. Но они лишь безразлично посмотрели в мою сторону и отвернулись. Я лихорадочно размышлял, под каким же поводом к ним обратиться, и не нашел ничего лучшего:

– Простите, вы не подскажете, где бы я мог взять такси? Я человек приезжий, не знаю.

Мент армянистого вида оживился:

– А такое такси вас устроит? – указал он на служебный «жигуль» жовто-блакитного цвета. – Вам куда?

– Отель «Аквариум».

– «Аквариум»? Триста рублей. Пойдет?

– Пойдет.

– С мигалкой поедете, уважаемый, как олигарх! Вован, – повернулся он к одному из полицейских, – это тот «Аквариум», где пропавшие делегаты должны были жить. Поехали, человека подвезем, заодно и попатрулируем.

Двум другим ментам было предложено остаться дежурить. Те что-то проворчали в ответ, но возражать не стали.

Я сел на предложенное мне заднее сиденье «жигуля». Ну, ладно, пусть такое «такси», даже как-то спокойней. Дороже на сто рублей, чем в среднем по Южноморску, зато с мигалкой, под госохраной. Я сохранил способность размышлять на привычный, бытовой лад, хотя внутри меня плескалось смятение, как вино в до краев налитом стакане. Значит, оккультистка Анна Минцлова вовсе не исчезла в 1910 году, а материализовалась в этом «городе переселения душ»? Или исчезновение в одном месте и появление здесь – синонимы? Как это сказала Лилу? Место встречи попавших в болото? Ладно, допустим, а если кто-то исчезает именно здесь, как этрускологи, то где он появляется? И появляется ли вообще? В эти вопросы стучался еще один: как эта Ольга узнала про рассказ отца Константина о Минцловой? Ведь он просто физически не успел бы ей о нем сообщить. Но, может быть, ей и не надо ничего сообщать, она и так всё знает, будучи существом не материальным, а одним из «духов болота», по ее же выражению?

Мы ехали назад по знакомой уже дороге. За рулем сидел скуластый, с оттопыренными ушами сержант Вован. Он повернулся ко мне:

– А вы сами живете в «Аквариуме»?

– Да.

– Про историю с учеными знаете?

– Слышал.

– И что слышали? – Вован явно был больше похож на полицейского, чем его сосед, которого интересовали только мои триста рублей.

– Они исчезли.

– Все?

– Нет, не все, один здесь.

– Где здесь?

– Ну, здесь, сзади вас.

От неожиданности он даже затормозил. Теперь они оба уставились на меня. Я не хотел произвести на них никакого эффекта, невольно получилось.

– А… что вы тут делаете?

– Ничего. Иду с кладбища.

В темном салоне это прозвучало зловеще. Я увидел, что им стало не по себе – словно детям, слушающим в потемках «ужастики».

– Почему же с кладбища? – пролепетал тот, что предложил мне услуги «такси». – Ведь скоро ночь!

– Ладно, ладно, – постарался улыбнуться я. – Расслабьтесь, с покойниками я там не встречался. Одна ваша местная дура привезла меня туда и бросила.

– Какая еще дура? Путана, что ли?

– Возможно. Я не спрашивал. Она хотела мне показать там что-то, я вышел из машины, а она развернулась и уехала.

– Деньги вы ей давали?

– Нет, она не просила.

– А что она вам хотела показать?

– Откуда я знаю – она же уехала.

– А кто она вообще? Как вы с ней познакомились?

– Секретарша ректора университета. Я был у нее по вопросам сорвавшейся конференции.

Теперь менты смотрели друг на друга: они явно не знали, что со мной делать.

– Сообщим, что один нашелся? – спросил, наконец, Армянистый у Вована.

– А он терялся? Братан, ты чего-то не догоняешь. Мы же знаем, что один из них заселился в гостиницу. Этот, как его… Оленев. Вы Оленев?

– Я Лосев.

– Можно ваши документики?

– Пожалуйста.

Они включили свет в салоне и изучили паспорт.

– Вроде всё в порядке, – сказал Вован, возвращая документ. – А вас, вообще, допрашивали в связи с происшествием?

– Допрашивали, но не из вашего ведомства.

– А, понятно, смежники, значит. И они разрешили вам ходить одному по городу?

– Не запрещали.

– Те еще следаки! Вам бы лучше сидеть в гостинице, гражданин Лосев. А то и вы куда-нибудь, не ровен час, исчезнете. Ну, чего, – повернулся он к напарнику, – в «Аквариум»?

– Поехали. Только про триста рублей я вам не говорил, а вы не слышали.

– Ладно.

Всю последующую дорогу мы молчали. Менты, как мне показалось, испытали явное облегчение, когда их покинул у «Аквариума».

В здании отеля был ярко освещен только вход и стеклянный вестибюль, а выше горело не более полудюжины окон. Дремавший за стойкой портье встрепенулся при моем появлении. Когда я шел мимо него к лифту, то услышал за спиной звук разъезжающихся створок входной двери. Я обернулся – в холл входил Григорий, имевший такой вид, словно неотступно следовал за мной сегодня по пятам. Лишь покосившись в мою сторону, он направился к портье и о чем-то стал его негромко спрашивать. Я воспользовался этим, чтобы заскочить в распахнувший свою пасть лифт и уехать. Меньше всего мне сейчас хотелось говорить с Григорием. Но интересно, случайно ли он меня здесь застал или всё же как-то, без «жучка», отслеживал всю дорогу, в том числе, и на кладбище? Я уже ничему не удивлялся и готов был поверить чему угодно – даже тому, что он тоже «дух болота» и следил за мной незримо.

Выйдя из лифта, я ощутил нечто необычное – точнее, непривычное, ибо что сегодня было обычным? Напротив лифтов имелось зеркало, в котором вы мельком отражались, когда входили или выходили. Я уже миновал фойе, когда боковое зрение с опозданием на доли секунды доложило мне, что в зеркале… был вовсе не я. Постояв несколько секунд в нерешительности (услужливое слово «показалось» я отмел как издевательское в моей ситуации), я вернулся к зеркалу. Из него на меня страшными глазами смотрел… доцент Киров, мой сосед по самолету.

«Наверное, у меня такие же глаза», – как-то отстраненно подумал я, а губы сами собой спросили:

– Где вы?

– Я здесь, у лифта, – потусторонним голосом ответил он. Действительно, за его спиной были двери лифтов.

– Вы… живы?

– Я? – Он кривовато поправил золоченые очки на носу. – До этого момента считал, что жив, а сейчас сомневаюсь.

– Что с вами произошло?

– Все исчезли, и я остался один.

«Он остался один? – лихорадочно соображал я. – Как я? Выходит… с остальными произошло то же самое? И теперь каждый находится в своей реальности, где все исчезли, кроме них?»

– Я здесь, как в пустоте, – пожаловался взъерошенный Киров. – Весь день рядом со мной были какие-то люди, но они тоже пустота. Вокруг – километры пустоты, словно тогда, когда мы летели в десяти километрах над землей.

Не зря он боялся высоты, ох, не зря! А я смеялся!

– Корабль в пустоте… – вырвалось у меня.

– Что?

– Так сказал один местный доцент, Колюбакин… Вы видели его?

– Возможно. Но я не знаю, кто это.

Стало быть, если наши с Кировым миры параллельные, и все остальные тоже, то происходящее в них вовсе не параллельно, во всяком случае, не строго параллельно.

– А что с вами? – спросил Киров из синеватой глубины зеркала. – Что с этрускологами в вашем… мире?

– То же самое, что и в вашем. Я здесь один.

– Понятно. – Он опустил голову. – А я-то, увидев вас в зеркале, понадеялся… Ненавижу этих этрусков! Не стоило ими заниматься, они не приносят счастья.

– Вы полагаете?.. Вот и Колюбакин…

– Не знаю, что там Колюбакин, а всё вокруг этрусков пропитано обреченностью, унынием, пресыщенностью… Эти их гадания на внутренностях… этот гипертрофированный культ изысканных зеркал… Язык их нечеловеческий… Немудрено, что они внезапно все исчезли… А теперь – мы. Мы заразились от них.

– Да-да… – я задумался. – Вы говорите – зеркала? А ведь они, наверное, тоже были ритуальными. И мы вот встретились у зеркала. А если это дверь из одного мира в другой? И мы можем объединиться? Вдвоём-то будет полегче. А потом увидим в этом портале еще кого-нибудь из наших, перетащим к себе. И так – каждого, пока не станет нас снова пятьдесят.

– Боюсь, это было бы слишком просто, – уныло сказал Киров. – Не для того нас разбросали по разным ходам во времени и пространстве, чтобы мы взяли и воссоединились в зеркале.

– Вы и впрямь, кажется, заразились. Но ведь можно легко проверить. Чего нам терять? – Я протянул к нему руку, но мой средний палец со стуком ударился о гладкую и твердую поверхность стекла. Киров исчез, и в зеркале появился я, будто здоровающийся со своим оригиналом. Привет, терпила! Тебя снова надули!

В номер я зашел крадучись и осторожно вставил карту в пластиковый карманчик на стене. Вспыхнул свет. Пусто. С опаской поглядев на зеркала, я подумал, а не снять ли шторы с окон и не завесить их, чтобы не заглядывал сюда кто ни попадя из зазеркалья, но потом решил, что не сто́ит – не похороны всё же.

Явление Кирова в зеркале кардинально меняло картину происходящего. До сего момента существовало два мира: тот, в котором я сейчас нахожусь, и тот, в котором исчезли остальные. Теперь же появились основания подозревать, что этих миров пять десятков, если не больше (еще оба портье, Хачериди), а я могу повлиять в лучшем случае на один. В других, скорее всего, от этого ровным счетом ничего не изменится. Я свалился, не раздеваясь, на необъятную кровать. Сил не было не только что-то делать, но и думать, и я уснул.

Наутро я долго лежал без движения и глядел в высокий потолок, усеянный круглыми дырочками-светильниками. Я затерялся здесь в одном из пятидесяти миров и не знал, как выбраться обратно. Какая из дырочек моя? И всё же мой ум отказывался верить во всё, с чем я столкнулся вчера вечером. Я нащупал на тумбочке пульт и включил огромный телевизор напротив кровати. Что там говорят в утренних новостях про исчезновение полусотни человек в Южноморске? Я нетерпеливо щелкал с канала на канал, везде сидели улыбающиеся до десен, точно негры, ведущие и несли какую-то хрень. Ни слова об Южноморске. На одном из каналов я увидел бегущую понизу новостную строку, стал читать. «Президент США Трамп заявил в твиттере…» «ВКС России нанесли удар в провинции Идлиб…» «Парламент Тосканы признал Крым частью РФ…» «В Большом театре премьера…» «Скандально известный актер Алексей Панин попытался выйти из летящего самолета…» «Сборная России по хоккею вышла в четвертьфинал ЧМ…» «Курс доллара…» «Погода…» Потом заново: «Президент США Трамп…» И всё. Так, где мой телефон? А ведь вчера не было ни звоночка, даже от жены! Так не бывает: всегда за день кто-нибудь да позвонит. В «контактах» у меня были номера нескольких редакций, с которыми доводилось сотрудничать, в том числе, и ТВ. Я стал звонить. «Номер не обслуживается, поскольку вы находитесь вне пределов досягаемости сети…» По другому телефону: «Номер не обслуживается…», «Номер не обслуживается…», «Номер не обслуживается…» Я вспомнил шутку одного покойного писателя: «Чтобы позвонить в ад, нужно набрать код 666». Может, тогда обслужится? Я снял трубку гостиничного телефона – он не работал.

Что ж, понятно: в моей реальности связи нет. И тут телефон зазвонил. Двумя пальцами, словно боясь заразиться, я поднял трубку:

– Алло!

– Борис Сергеевич?

– С кем имею?..

– Вы завтракали?

– Нет. – Я вдруг почувствовал, что ужасно голоден: завтракал я последний раз вчера, но после этого не обедал и не ужинал.

– Завтракайте и спускайтесь, пожалуйста, в холл. У нас к вам есть вопросы.

– У кого – «у нас»?

– У нас. У полиции и прокуратуры.

– Вы обнаружили людей?

– Спускайтесь и поговорим.

Значит, не обнаружили. Нажав несколько раз на рычаг телефона, я проверил, работает ли он теперь – нет, быстренько снова умер. Чудеса! Всё было бессмысленно. Хотелось исчезнуть куда-нибудь, чтобы не переливать из пустого в порожнее с проснувшимися, наконец, «следаками». Ведь это всего лишь одна из пятидесяти следственных групп, действующих в мистическом южноморском болоте. Поодиночке они никого не найдут, а вместе им никогда не сойтись. Но куда тут исчезнешь? Я и так сорок девять раз исчез в других Н-ских мирах…

Я махнул на всё рукой, умылся и пошел завтракать. В небольшом угловом лобби на моем этаже сидел Григорий и еще один субъект, набыченный. Охраны прибавилось. Или это был сменщик – Григорий, похоже, тут ночь провел.

В столовой на этот раз я увидел двух буржуев, жрущих свой буржуйский завтрак – овсяные хлопья с молоком.

– А что – футболисты еще не завтракали? – спросил я у давешней неприветливой девушки.

– Футболисты уже уехали, – скривилась она.

Ну, да, конечно, среди них же есть свидетели, как же их оставлять в отеле? Моя реальность по-прежнему была безрадостной.

Ничего хорошего я не ждал и от тех, кто позвал меня в холл, и мои предположения оправдались. Там сидели шесть типов в темных костюмах с неприязненными физиономиями, включая известного мне Ротова. Они сразу же препроводили меня в пустующий бар – видимо, помещение двойного назначения. Особенно несимпатичным казался лысый, узкогубый, с каким-то вдавленным внутрь носом человек, начавший меня допрашивать – причем «по-взрослому», под протокол, который писал его коллега за соседним столиком. Третий снимал меня на камеру. А передо мной узкогубый положил еще и диктофон.

– Ваша фамилия, имя, отчество?

– Хотелось бы сначала узнать, с кем имею дело.

– Румянов Валентин Игоревич, следователь по особо важным делам Генпрокуратуры. – Он достал и развернул удостоверение.

– Неужели из Москвы?

– Из Москвы.

Ага, значит, всё-таки всполошились. Я представился, а Румянов пошел по протокольным пунктам: дата и место рождения, адрес по прописке, судимость – в общем, как положено. Но первый же вопрос по существу меня огорошил:

– С какой целью распространяете сведения о прибытии в отель «Аквариум» этрускологов?

Помолчав, я спросил:

– Неужели вы для этого прилетели из Москвы? Чтобы искать подтверждения местным бредням? А поиском ученых вы, пардон, не хотите заняться?

– Сейчас вопросы задаю я. Прошу вас отвечать по сути, ведется запись. Повторяю: с какой целью…

– С той целью, что я сам был среди этих этрускологов.

– Кто это может подтвердить?

– Не знаю. Мне кажется, этих людей должны именно вы найти. Но ни дежуривших в тот день портье, ни координатора Хачериди, судя по вашим вопросам, так и не нашли. А футболистов, оформлявшихся параллельно с нами, заставил молчать, по имеющимся у меня сведениям, присутствующий здесь господин Ротов.

– Позвольте! – запротестовал побагровевший капитан. – Кого это я заставлял молчать?

– А местного вратаря, молодого такого парня. Он стоял тогда рядом со мной у стойки. А теперь отказывается говорить, что видел, поскольку, по его словам, приходил капитан и сказал не сообщать никому ничего про вчера, а то будут неприятности. И быстренько убежал от меня.

На улице у Румянова проступила некоторая растерянность. Он переводил глаза с меня на Ротова.

– Так я и вам такое говорил: во избежание слухов не распространять до выяснения обстоятельств информацию! – воскликнул Ротов.

– Если так, то чего вы добились? Вратарь молчит, как рыба. А вам он сказал, кого видел на ресепшене?

– И он, и другие футболисты видели каких-то людей в холле, но не знают, кто они были.

– Ну один-то из них имеется! Устройте нам очную ставку! Покажите остальным фотографии ученых!

– Пока не могу: после домашнего матча они вылетели на игру в другой город.

– Вот так сразу? Не отдохнув и денек?

– Их расписание составляю не я.

– Хорошо, но водителя автобуса, который привез нас всех из аэропорта в «Аквариум», вы можете допросить?

Ротов насупился.

– Нет, не можем.

– Отчего же?

– Он вчера умер.

Несмотря на то, что я, как мне казалось, понял условный и необязательный характер реальности, в которой оказался, холодок ужаса пробежал по моей спине.

– Как – умер? – пролепетал я. – От чего?

– Тромб в голову отлетел.

Я не знал, что сказать, тупо уставившись на Ротова.

– И вам… это не кажется подозрительным?

– Выясняем, – скупо отозвался тот.

– Вернемся, однако, к допросу, – откашлявшись, предложил Румянов. – Получается, что ваши слова о прибытии в «Аквариум» этрускологов некому подтвердить?

– Естественно, некому, если все свидетели умирают и исчезают. Причем в течение суток. Я не знаю, кто еще мог их видеть. Опросите постояльцев отеля – благо их немного, а также людей, что работают напротив «Аквариума». Пятьдесят человек – это немало, кто-то еще обязательно должен был нас видеть. А аэропорт? А списки пассажиров самолета? Неужели вместо того, чтобы искать пропавших ученых, вы намерены доказывать, что я их придумал?

– Свидетельств, что кто-то прилетел в Южноморск помимо вас, пока не обнаружено.

– Даже так?! А вы запрашивали авиакомпанию?

– Авиакомпания «Южный ветер», самолетом которой вы прилетели, вчера объявлена банкротом, – встрял молчавший до сего времени мужчина с седоватым бобриком. – Рейсы отменены, федералы ведут выемку документов, и доступа к ним, в том числе, и к спискам пассажиров, не имеется.

Я почувствовал, что ветерок ужаса, гулявший вдоль моей спины, пробирается внутрь – куда-то туда, где желудок и сердце. Обратно-то я тоже должен был лететь этим «Зюдвиндом». Теперь мой билет недействителен. И я не знал, хватит ли мне денег улететь «Аэрофлотом» – билеты там были куда дороже. Конечно, есть еще железная дорога, междугородний автобус – но здесь, как видно, прямых путей нет.

– Можно узнать, кто вы? – обратился я к седоватому.

– Да, подполковник Земский Николай Андреевич, замначальника ГУВД.

– О, тогда возникший у меня вопрос прямо по адресу. Допустим, это я придумал приезд к вам этрускологов. Тогда, может быть, и конференцию я придумал? И к вам никто не должен был прилететь?

– Должны, по нашим сведениям. Но, если все где-то исчезли – у гостиницы или в аэропорту, то почему вы не исчезли? – повторил Земский вчерашний вопрос Ротова.

– Ну, потому, наверное, что я их всех убил и в землю закопал.

– Осторожнее, – проворчал Румянов. – Не забывайте, что ведется протокол. А в нем ваши шутки могут быть расценены как признание.

– О, я чувствую, вам это необходимо. Только с одним мной вы свою следственную кашу не сварите. Меня маловато будет.

– Мы вас пока ни в чем не обвиняем. Но ваше поведение в сложившейся ситуации кажется странноватым.

– Чем же?

– Явившись один на конференцию, вы дали журналистам длинное интервью.

– Не я им дал, а они у меня его взяли, узнав, что я делегат. Почему бы мне не ответить на вопросы прессы в ожидании остальных? Разве это криминал?

– Нет, не криминал. Но сегодня в газетах фигурирует лишь ваша фамилия и ваши гипотезы. – Румянов достал из портфеля стопку свежих газет, развернул одну.

«РАСШИФРОВАНА ДРЕВНЕЙШАЯ НАДПИСЬ», – прочитал я над своим фото. И подзаголовок: «Открытие конференции этрускологов задерживается, но одна сенсация уже состоялась». Ясно: это, наверняка, дело рук того интеллигента с галстуком, который попросил меня записать “Hktaonosi heloke…” и другие надписи.

– А вот еще. – Следователь показал заголовки других газет: «Подпоручик Киже и этруски: что общего?», «След этрусков на Карпатах», «Русы не пьют с хеттами», «Коренные русские слова – этрусские?». В общем, раздергали всё на цитаты, чтобы, как они говорят, активней «пипл хавал».

– И что? Для того, чтобы всё это появилось в газетах города Южноморска, я устранил в одиночку сорок девять других ораторов?

– Мы этого не утверждаем. Но, если бы вы захотели сделать нечто подобное, вам бы потребовались сообщники.

– Вы серьезно полагаете, что в Южноморске у меня могут быть сообщники?

– Нет, вы же не обвиняемый, а свидетель. Кстати, с кем вы вчера встречались в городе?

– То есть, кто кандидаты в сообщники? Извольте: это господин Здолбунович, председатель оргкомитета конференции, Ольга, секретарь ректора университета, фамилии которой я не знаю, доцент Колюбакин оттуда же и отец Константин из кафедрального собора.

– А что, если не секрет, вы хотели узнать у отца Константина?

– Часто ли в городе случается такая чертовщина, как с этрускологами.

Румянов покосился на своих коллег, а те на меня.

– А почему вам это кажется чертовщиной?

– Странно, что вам не кажется. Рациональных объяснений исчезновению ученых вы, как я понимаю, не имеете. Но ведь исчезли-то не только они. Почему-то исчезают, умирают или разбиты параличом все, кто имел непосредственное отношение к ним. Или, может быть, случайно именно вчера обанкротилась авиакомпания?

– Гм… это, по-вашему, вмешательство нечистой силы?

– Вот это я и хотел узнать у отца Константина.

– И что он вам сказал?

– Он не исключил такой возможности.

– А что вы делали вчера вечером на втором городском кладбище?

Ага, менты уже доложили. Мне не хотелось говорить Румянову про Лилу, но он, похоже, и так знает.

– Я думаю, вам всё сообщили полицейские.

– Они сообщили, что задержали вас по пути с кладбища. Но они не знают, что вы там делали.

Ах, они меня задержали! Какие бдительные! Ну, понятно, не скажут же они о предложенных услугах частного извоза. Получается, и поведанную мной историю о Лилу менты не пересказывали.

– Я посетил находящуюся на этом кладбище могилу известной теософки Анны Рудольфовны Минцловой. – Я внимательно посмотрел на Румянова и остальных, стараясь прочитать на лицах – знакомо ли им это имя.

Следователь слегка наморщил бугристый лоб: он, очевидно, не знал, ни кто такая Минцлова, ни значения слова «теософка», но уточнять не стал. Остальные тоже молчали. Что ж, может, хоть они – не «духи из болота».

– Позвольте задать свидетелю вопрос? – спросил Ротов.

– Прошу вас.

– А почему вы скрылись от выделенного мной сопровождающего?

Я изобразил удивление:

– Простите, вы мне сказали, что я его даже не увижу. А теперь получается, что я должен был следить, ходит ли он за мной. Но я, конечно, посматривал. Это не я от него скрывался, а он исчезал куда-то время от времени.

Ротов отвел глаза и недовольно прикусил ус.

– Разберемся, – буркнул он.

Достанется теперь Грише на орехи! И поделом: приказали тебе следить, так следи, а не ходи обедать или пить пиво. А то приперся к секретарше спрашивать, где я нахожусь! Телохранитель, называется!

– Капитан Ротов деликатно не упоминает о микрофоне с маячком, от которого вы избавились. Зачем вы это сделали? – поинтересовался Румянов. – Складывается впечатление, что вас не очень заботит своя безопасность и благополучный исход поисков.

– Ах, там еще маячок был! А ведь я не давал согласия ни на жучок, ни на маячок. И не дам. В общем, я подарил эту божью коровку одной девочке, которая и сняла с меня ее.

– Какую божью коровку? – не понял следователь.

– Ну, жучок-маячок этот был в виде божьей коровки. А дети обращают на такие вещи внимание.

– Правда, что ли? – повернулся Румянов к Ротову.

Тот развел руками, натянуто улыбаясь.