Текст книги "Слепой стреляет без промаха"

Наконец Жак встал из-за стола и поинтересовался?

– Может быть, у кого-нибудь будут какие-то просьбы? Что, никаких? Вам так понравилось быть вместе? Ну как же, вы, голубки, так любите друг друга. Так что, никаких просьб?

Я замялась, не решаясь высказать свою просьбу вслух.

– Ах, да, понимаю, – рассмеялся Жак, – может быть, кто-то из вас хочет пи-пи? А может быть, кому-то захотелось сделать и по-большому? Так вот, мерзавцы, такого удовольствия я вам не доставлю. Есть, пить – это пожалуйста, а вот развязывать я вас не стану.

Он расхохотался так, что чуть не свалился со стула, и, пошатываясь, пошел к двери. На прощание он повернулся и подмигнул мне:

– Так-то, девочка.

Но когда его парни захохотали, Жак рявкнул на них:

– А вы-то чего веселитесь? Забыли, что должны мне? Это мой кайф, а не ваш, – его лицо сделалось строгим.

И мы вновь остались с Романом одни. Вы даже не можете себе представить, какое это унизительное мучение – терпеть и знать, что все равно никуда не денешься. Я кусала от бессилия губы, плакала, молила Бога спасти нас. Никто из нас – ни я, ни Роман – не хотели заговаривать об этом А потом я испытала омерзительное чувство, когда почувствовала, как теплая чужая моча течет прямо под меня. Роман не отозвался, когда я его окликнула. Единственной моей мыслью было: «Хорошо, что не я начала первой». Это самое страшное состояние, которое мне довелось пережить, – сидеть в своих и чужих испражнениях. Я ненавидела его, ненавидела себя, ненавидела весь мир и даже не смогла заставить себя поднять головы, когда в комнату вошел Жак. Он остановился рядом с нами и осклабился.

Затем носком ботинка слегка наступил мне на палец.

– А, вот теперь вы понимаете, что такое настоящий кайф? – он наклонился и, взяв меня за подбородок, заглянул мне в глаза.

Я не выдержала и плюнула ему в лицо.

– Слюна – это не страшно, – проговорил Жак, вытираясь носовым платком. – Сколько женской слюны я переглотал при поцелуях! А вот вам я, честно говоря, не завидую. Скажите еще спасибо, что я не подсыпал вам в еду слабительного.

Он продержал нас так связанными целых три дня, пока не добился-таки своего. Я вспоминаю эти часы с ужасом и до сих пор помню ощущения, звуки, запахи. А главное, ко мне возвращается невыносимый стыд, а ненависть и отвращение к обнаженному мужскому телу я испытываю до сих пор. Потом он отпустил нас. Я даже не решилась взглянуть на Романа, как и он не решился посмотреть на меня. Лишь только мы оказались за воротами дачного поселка, как он бросился бежать. А я опустилась на придорожный камень. Меня прямо-таки выворачивало наизнанку от одной только мысли о пережитом. А голова кружилась, казалось, я вот-вот потеряю сознание. Но спасительная слабость не приходила. Я видела мир таким же реальным, как три дня тому назад, только к этой реальности добавилось отвращение. Выплакавшись, я сообразила, что Жак придумал нам самую страшную кару, которая только может быть. Я возненавидела мужчину. Я поняла, что никогда не смогу оказаться в постели с парнем. Каждый раз мне вспомнится дача, холодный пол и грязь, выходящая из тебя самой и из человека, которого ты считала любимым. Я поняла, что Роман – это тот, кого я больше всего ненавижу, потому что он был свидетелем. И он тоже ненавидит меня. Я встала и поплелась.

Меня шатало из стороны в сторону, сильный ветер казался ураганом. Я не прошла и половины дороги до шоссе. Я поняла: единственный выход – отомстить, иначе я никогда в жизни не смогу считать себя человеком. Вы не можете себе представить удивление на лице Жака, когда я снова вошла в дом. В гостиной уже было убрано, в открытые окна влетал осенний ветер.

– А ты крепче, чем я думал, – осторожно сказал Жак, на всякий случай держась подальше от меня.

А я, собрав всю свою волю в кулак, стараясь ничем не выказать своей ненависти, ответила ему:

– Ты научил меня многому, и я устала. Я хочу отдохнуть. Дай мне шприц и ампулу, иначе я могу умереть.

И тут жалость мелькнула в его взгляде. Я попала в самую больную точку.

Человеку, который страдает от того же, что и он, невозможно отказать. Это точно так же, как в компании сказать, будто ты никогда в жизни не пробовала наркотиков. И тут же все, даже самые страшные жмоты, станут наперебой тебе предлагать, к тому же бесплатно и с большой охотой.

– Только я боюсь остаться одна, – сказала я Жаку, – боюсь сделать что-нибудь с собой.

– Теперь ты ненавидишь его? – спросил Жак.

– Да. Но я продолжаю любить тебя.

Эти слова дались мне с таким трудом, что заметить обман не составило бы труда, если бы только Жак не был так самоуверен. Да, мужчину обмануть нетрудно.

Каждый в душе уверен, что неотразим и даже после самой большой подлости женщина способна любить его. Жак не был исключением из правил в этом смысле. Я чувствую отвращение к себе, чувствую отвращение к любому из мужчин, который хочет быть со мной.

Наталья не поднимала головы, и Глеб Сиверов видел, как вздрагивают в плаче ее плечи.

– Что я наделала? – говорила девушка. – Теперь я не смогу посмотреть вам в глаза. Боже… – она уже рыдала, не стесняясь своих слез.

Глеб не знал, что и сказать. И впрямь, положение было не из лучших. Он прекрасно понимал, что любые слова покажутся сейчас ложью, пусть даже они будут правильными и искренними. Он сел возле Натальи, обнял ее за плечи и принялся гладить по волосам.

– Уберите руки, – шептала Наташа, – уберите.

А он продолжал ласково и нежно гладить ее по волосам. Несколько раз девушка пыталась вырваться, но каждый раз Глеб настойчиво возвращал ее к себе.

Наконец, она перестала сопротивляться, затихла и лишь только изредка всхлипывала.

– А теперь ты посмотришь мне в глаза, – не то сказал, не то приказал Глеб.

– Нет, – Наталья вся сжалась.

– Нет, ты посмотришь, сделаешь это сама. Иначе зачем ты все это мне рассказывала?

Девушка сделала робкое движение, но тут же закрыла лицо руками.

– Посмотри, посмотри, – настаивал Глеб.

Наталья слегка растопырила пальцы, и между Ними блеснули ее заплаканные глаза.

– Вот видишь, ничего страшного в этом нет. Ты спокойно смотришь мне в глаза, я смотрю тебе. И ничего зазорного, ничего стыдного в том, что произошло с тобой, нет.

– Я еду… – произнесла Наталья отстраненным голосом, – я еду, уезжаю от самой себя. Я не хочу никого видеть, не хочу никого знать.

– А к кому ты едешь?

– К одному парню, с которым познакомилась год тому назад. Но он не танцевал со мной танго, – грустно улыбнулись девушка. – Это единственный, кого я знаю в Сочи. По-моему, нам когда-то было хорошо вместе, и может, он даже вспомнит меня.

Тут же она насторожилась.

– Нет, я снова себя обманываю, и он мне не нужен.

– Но нужно же когда-то начинать жизнь заново?

– Да, – Наталья внезапно вскинула руки и обняла Глеба за шею. – Я сейчас скажу вам одну вещь. Только вы, пожалуйста, не смейтесь.

– Я слушаю.

– Вы, наверное, единственный человек в мире, которому я могла рассказать такое. И мне в самом деле стало легче. Я знаю, мы с вами больше никогда не встретимся, да это и не нужно. Но сидя рядом с вами, вот так, я внезапно Поняла, что не все отвратительно в этом мире. Прикосновение мужчины может быть приятно. Я не знаю, что будет Дальше со мной… – и тут Наталья покраснела, – я хотела бы сделать вам подарок… Или, вернее, хочу, чтобы вы сделали подарок мне… Вы единственный, кого я сейчас не боюсь…

Она говорила сбивчиво, то и дело замолкая, краснея. А Глеб делал вид, что не понимает, к чему она клонит. Он Уже, если признаться честно самому себе, устал от ее откровенности.

– Ну, неужели вы не понимаете, что я хочу вас…

Она принялась сбрасывать через голову свитер. Глеб не успел ей помешать. И вот Наташа сидела пред ним уже обнаженная до пояса. Ее нежно-розовые соски казались отвердевшими, то ли от холода, то ли от страха.

– Я еще никому никогда не предлагала себя.

И тут, прежде чем Глеб успел что-либо ответить, поезд резко затормозил.

Послышался скрежет колес Наталья, вскрикнув, ударилась головой о перегородку.

Глеб еле успел ухватиться двумя руками за верхнюю полку. Та заскрипела. Вагон еще раз качнулся и замер.

Наташа, охнув, приложила палец ко лбу. Из-под пальцев тонкой струйкой потекла кровь. Она отняла ладонь и посмотрела на нее безумным взглядом. Прямо над ее правым веком четко отпечатался след от металлической скобы полотенцедержателя. Ссадина была небольшая, но довольно глубокая. Если бы Глеб не придержал девушку, та упала бы на пол. Лампочка слегка мерцала. За дверью послышались шаги, уверенные и нахальные. Человек явно желал того, чтобы его услышали во всем вагоне. Ручка качнулась, дверь буквально отлетела в сторону, и прямо на Глеба нацелился короткий ствол автомата. Блеснули обнажившиеся в улыбке золотые зубы.

Глава 6

Четверо бандитов сидели в своем купе. У каждого на коленях лежало его оружие. Лысый держал короткоствольный автомат. Дружок сжимал в руках карабин с обрезанными стволом и прикладом. Штык и Пепс предпочитали пистолеты. Все четверо молчали, вглядываясь в тревожное мерцание полумрака за окном вагона.

Мелькали побеленные столбы, засыпанные щебнем откосы, тянулась зубчатая полоса лесопосадки. Вскоре впереди посветлело, и вагон на полной скорости пронесся мимо перрона облитой ртутным светом фонарей небольшой станции.

– Пора! – скомандовал Лысый, пряча автомат под куртку.

Когда оружие было надежно укрыто от посторонних глаз, Лысый отворил дверь и выпустил своих сообщников в коридор. Вместе с Дружком он пробрался в тамбур, а Штык и Пепс двинулись в разные стороны состава. Пока еще они ступали тихо, стараясь не лязгать дверями, но на всякий случай придерживаясь за поручни.

Лысый выглядывал в открытое окно и, открыв рот, ловил знойный встречный ветер.

Он щурил глаза от пыли. Дружок держал руку на рычаге стоп-крана.

Вскоре впереди показались огни переезда. Возле полосатого красно-белого шлагбаума замер потрепанный командирский «уазик». Лысый, пригнувшись, убрал свою голову из окна и кивнул Дружку, а сам ухватился за поручни. Зашипела пневматика, заскрежетали колеса. Где-то в глубине вагона послышались крики, ругательства. На лице Лысого сверкала золотом улыбка.

Он выхватил свой короткоствольный автомат и передернул затвор. Дружок, ухмыляясь, выскочил в тамбур и, придерживая ногой дверь, стал дожидаться Лысого.

Через пару минут после того, как поезд замер, дверь купе проводника отодвинулась, и тут же ему под нос уперся автомат. Лысый сгреб проводника за форменную рубашку и приказал:

– Ключи!

Тот, ни о чем не спрашивая, принялся дрожащими руками лихорадочно отстегивать от пояса связку ключей. Лысый, не дожидаясь, пока непослушные пальцы сделают свою работу, схватил ключи и резко рванул их. Послышался звук раздираемой материи. Завладев связкой, Лысый швырнул ее Дружку.

– Быстро, вдоль поезда!

Лязгнула дверь, загромыхала подножка. За окном мелькнула тень. Дружок побежал вдоль состава.

– Слушай, ты, – процедил сквозь зубы Лысый, прижимая проводника к стенке, – сейчас ты побежишь по составу и оповестишь всех, что с каждого купе причитается по двести долларов. Скажешь, что поезд заминирован. И если через пятнадцать минут деньги не будут собраны, мы взорвем весь состав. Нас здесь четверо, да еще с десяток ребят подъехали на машине.

Проводник, весь трясясь от страха, на полусогнутых ногах, юркнул в тамбур и бросился в соседний вагон. Лысый прислушался.

– Ничего, скоро добежит, – пробормотал он сквозь зубы и, гулко чеканя шаг, двинулся по коридору.

Он не собирался ни к кому заходить, но заслышав из-за двери плачущий голос Натальи, передумал и рванул дверь в сторону.

И второй раз он встретился взглядом с Глебом Сиверовым. Но теперь Лысый чувствовал силу. В его руках было оружие, а в руках Глеба – только полуобнаженная девушка, жизнью которой он явно дорожил.

– Скоро сюда придет мой дружок, – развеселился Лысый, – а вы пока что наслаждайтесь жизнью.

Он захлопнул дверь и попытался открыть следующее купе, но то оказалось запертым.

– Открывай! – заревел он.

– Кто там? – послышался сдавленный голос.

– Открывай! – Лысый изо всех сил саданул ногой, да так, что с той стороны посыпались осколки зеркала.

В головных вагонах зажигался свет, опускались рамы, любопытные выглядывали наружу. Кое-кто пытался добиться объяснений от проводника.

А Дружок тем временем бежал по кювету, спрятанный темнотой. Помощник машиниста открыл дверь и выглянул наружу.

– Какого черта! – обратился он к машинисту.

– Не знаю, – пожал тот плечами.

– Иди, разведай.

Помощник, молодой парень лет двадцати-тридцати, спустился по металлической лестнице и пошел вдоль состава. Заметив какого-то мужчину, высунувшего голову из окна, он осведомился:

– Что случилось?

– Я думал, вы мне объясните.

Помощник машиниста махнул рукой и пошел дальше. И тут метрах в двадцати от него вынырнул из кювета Дружок.

– А ну, марш назад! – скомандовал бандит.

Но помощник не разглядел пистолет, нацеленный прямо на него.

– Кто ты такой, чтобы мне указывать?

Бандит нажал на спусковой крючок. Прогремел выстрел, и парень, взмахнув руками, рухнул в кювет. Его накрыла темнота.

Машинист, заслышав выстрел, вышел на площадку. Дружок тут же вскинул пистолет и скомандовал:

– Руки за голову! Лицом к локомотиву! Второй раз повторять этот приказ не пришлось.

– А теперь осторожно спускайся. Только без глупых шуток! – Дружок держал машиниста на прицеле.

Тот негнущимися от страха пальцами хватался за металлические прутья лестницы и, наконец, очутился внизу.

– Веди меня к начальнику поезда, туда, где у вас радиоузел.

А начальник в этот момент как раз вышел на площадку и, приложив ладонь козырьком к глазам, пытался рассмотреть, что же происходит рядом с поездом. Он даже не успел сообразить, откуда и каким образом возникли еще четверо бандитов.

Они оказались у него прямо за спиной, и ствол автомата ткнулся ему между лопаток.

– Стой и не шевелись.

Дружок дошел следом за машинистом до самой подножки, а затем, завидев своих сообщников, добравшихся сюда на командирском «уазике», расцвел в улыбке.

– Руки за спину! – скомандовал он машинисту.

И когда тот выполнил приказание, туго стянул запястья веревками. А затем, поддав коленом, опрокинул его в кювет.

– Что вам надо? – бледными от страха губами прошептал начальник поезда.

– Радиоузел.

Дружок вскочил на подножку и ткнул начальника поезда стволом пистолета.

Вскоре все шестеро оказались в небольшом отсеке служебного вагона, где располагался радиоузел.

– Включай! – приказал Дружок.

Щелкнул тумблер, раздалось легкое гудение в динамике, висевшем в углу, словно икона. Начальник шепотом сообщил:

– Все, теперь вас слышат в каждом вагоне.

Дружок отодвинул стол, уселся, закинув ногу на ногу, и какое-то время медлил, не зная, с чего начать. Никогда еще ему не доводилось выступать перед таким количеством слушателей.

– Эй, вы там, – наконец крикнул он в микрофон.

Его голос, усиленный динамиками, разлетелся по всему составу. Тут же стихли разговоры, все напряженно вслушивались в этот наглый, с хрипотцой голос.

– Вы, пассажиры долбаные, – уже немного осмелел Дружок. – Нами захвачен поезд. С каждого купе причитается по двести долларов, которые вы должны собрать не позднее, чем через пятнадцать минут. Ответственные за сборы – проводники. Кто не сдаст в назначенное время указанную сумму, – перешел на какой-то тихий канцеляризм Дружок, – будут расстреляны. Уже убит помощник машиниста за то, что оказал нам сопротивление, – не без гордости добавил бандит. – Всякие оправдания не берутся во внимание, – и он хохотнул, заслышав в своих словах рифму. – Проводникам после того, как они соберут деньги, стоять на подножках. Всякое сопротивление бесполезно, потому что поезд заминирован. И если пострадает хоть один из наших людей, весь состав взлетит на воздух. Все, отсчет времени пошел!

Дружок, гордый собой, щелкнул тумблером, и динамики во всех вагонах омертвели. Он довольно захохотал, запрокинул голову и посмотрел на своих сообщников.

В радиоузел вошел раскачивающейся походкой Лысый.

– Ты, диктор хренов, – обратился он к Дружку, – ты бы им еще и политинформацию прочел.

– Что-то не так, Лысый? – обеспокоился Дружок.

– Да нет, все правильно. Но ты забыл добавить, что вместо денег мы согласны принимать и драгоценности.

– Этим займутся другие ребята.

– Быстро, двое бегом в конец поезда, другие им навстречу! Забирайте все золотые вещи, – Лысый махнул рукой четырем бандитам, приехавшим на «уазике». – А ты, Дружок, иди собирай деньги. Думаю, кое-кто из проводников уже поджидает тебя на подножках.

Что тут началось в поезде! Одни пассажиры старательно припрятывали деньги в надежде убедить бандитов, будто едут с пустыми руками. Женщины срывали с себя цепочки, серьги, засовывали их под матрасы, но тут же вытаскивали назад, понимая, что это ненадежное укрытие.

Пепс и Штык поторапливали проводников:

– Если не будет нужной суммы, застрелим и вас, – бросали они, проходя мимо вагонов растерявшимся железнодорожникам.

В последнем вагоне проводник тщетно пытался убедить двух бандитов в том, что пятьсот долларов – это максимальная сумма, которую можно собрать с его пассажиров.

Он пытался всучить им мятые, влажные от пота зеленые бумажки.

– Кто тебе не дал? – грозно спросил бандит, прижимая проводника к стенке.

Тот, хватая руками воздух, указал пальцем на ближайшее купе. Бандит рванул ручку, дверь отлетела в сторону.

– Да у меня ничего нет! – запричитал старик, одетый в дорогой серого цвета костюм.

Его жена, вполне еще молодая женщина, забилась в угол и прикрылась подушкой. Ее дети, две девочки, притаились на верхних полках.

– А это что? – грозно проговорил бандит, делая шаг к женщине и хватая ее за ухо.

– Что вы! Что вы! – запричитала она.

– Дырки от сережек! Где сами?

– Да я их дома оставила, когда собиралась на отдых.

– А кто же с пустыми руками едет отдыхать? – ухмыльнулся бандит. – Не отдадите сами по сотке, заберем все, что есть, – и он сбросил женщину на пол, а затем поднял полку.

Содержимое сумок, чемоданов тут же полетело на пол.

– Да нет у нас ничего, – упавшим голосом повторил старик.

– Так нет? – взревел бандит, передернул затвор автомата и дал короткую очередь по стеклу. То разлетелось вдребезги, засыпав купе водопадом сверкающих осколков.

– По сотке и серьги!

Мужчина дрожащими руками вытащил из-под столика бумажник, за которым тянулись хвосты клейкой ленты. Жена следила за ним затравленным взглядом.

Стараясь не показывать содержимое бумажника, старик принялся выковыривать оттуда две стодолларовые купюры.

– Я сам! – скомандовал бандит, вырывая бумажник из рук и опуская его во внутренний карман куртки.

– Вы же обещали… – со слабой надеждой на справедливость сказала женщина.

– Так у вас же ничего нет! Значит, я ничего и не взял, – рассмеялся бандит и протянул руку ладонью вверх. – Серьги!

Женщина запустила руку в разрез платья и, царапая кожу острыми крючками сережек, принялась доставать их. Бандит приблизил к ее лицу ствол автомата, и женщина замерла.

– Дай-ка, я сам посмотрю, – и одним пальцем оттянул декольте. Несчастная ощутила на своем лице смрадное от лука и табака дыхание. Следом за сережками потянулась золотая цепочка, а за ними из-за кружева выскользнул и золотой крестик с надписью «Спаси и сохрани». – Это будет поинтереснее твоих дряблых грудей, – усмехнулся бандит, схватил женщину за плечо и толкнул на пол. Дверь с грохотом отъехала в сторону. Из-за нее послышались плач и причитания.

– Если мы будем тратить столько времени на каждое купе, то не успеем! – зашептал второй бандит.

– А какого черта ты стоишь у меня за спиной? Пошел вперед!

Напуганные выстрелами в соседнем купе, другие пассажиры расставались со своим имуществом уже добровольно. Более сообразительные отдавали свои двести долларов, и вскоре спортивная сумка на плече одного из бандитов оказалась наполненной до половины. У второго карманы топорщились от снятых драгоценностей. В вагонах, куда еще не добрались бандиты, началась самая настоящая паника. Поползли самые невероятные слухи, будто бы уже убито десять человек. И эта цифра, передаваемая из уст в уста, становилась все более устрашающей. Слухи подогревались каждой новой автоматной очередью и звоном разбиваемого стекла.

Из одного вагона выскочил молодой парень с чемоданом в руке и бросился к лесозащитной полосе. Лысый, стоявший у головного вагона, вскинул автомат и пустил вдогонку ему короткую очередь. Парень пошатнулся и, хватаясь руками за колючие ветви елей, упал на колени, а затем, вскинув руки, опрокинулся на спину. В темноте ярко светилась белизной рубашка, да поблескивал камень в зажиме для галстука.

– Проверь, что там у него, – скомандовал Лысый своему подручному, а сам с автоматом наперевес двинулся вдоль вагонов.

Он дважды выстрелил, заметив темный силуэт в двери одного из вагонов. Желающих подышать свежим воздухом тут же поубавилось.

Лысый взглянул на часы. Прошло ровно семь минут, а они еще не успели обчистить и половину поезда. Правда, в запасе у них оставалось еще достаточно времени.

Следующий состав должен был проследовать по этому пути только через два часа.

Лысый знал об этом доподлинно, план операции был им разработан в мельчайших деталях. Он целых две недели прожил невдалеке от станции, снимая комнатку в деревенском домике. Каждую ночь он выходил к железнодорожному полотну и с часами в руках отмечал прохождение поездов, пока наконец не составил себе четкий график.

Наверное, единственным в поезде, кроме самих бандитов, кто не паниковал, был Глеб Сиверов. Он спокойно дождался, пока Наталья оденется, и улыбнулся, ободряя девушку. Та смотрела на него как на сумасшедшего.

– И вы еще можете улыбаться? Вы так спокойны? Затем она распахнула сумочку и выложила на стол пачку денег.

– Простите, но я от волнения даже не могу сосчитать, сколько здесь будет долларов, если переводить их по курсу. Но думаю, значительно меньше сотни.

– И что ты предлагаешь? Чтобы я сосчитал их?

– Может, вы бы могли одолжить мне сотню, а остаток я вам как-нибудь верну, – она подвинула пачку к самому краю стола.

Глеб преспокойно взял деньги и бросил их внутрь сумочки.

– Сиди и не дергайся, – сказал он Наталье, – все будет хорошо.

Он стал ногами на полку и, запустив руку в глубину багажного отделения, дотянулся до своей спортивной сумки. Расстегнул молнию и вытащил пистолет. У Натальи от удивления раскрылся рот и никак не хотел закрываться. В глазах отразился ужас.

– Вы с ними из одной шайки?

Но тут же она отбросила это нелепое предположение.

– Вы из милиции?

– Ни то и ни другое, – сказал Глеб, наворачивая на ствол глушитель.

Затем он выгреб со дна сумки три запасные обоймы и положил их в карман куртки, а пистолет заткнул за пояс.

В дверь купе постучали. Глеб запахнул куртку так, чтобы не было видно оружие, и открыл дверь. В коридоре стоял бледный, как выбеленное полотно, проводник. Куда только подевалась его нахальная улыбка?

– Деньги… они требуют деньги, вы же слышали…

– Я тебе что сказал? – произнес Глеб.

– Не понял.

– Я тебе сказал посылать их к черту.

– Но они с оружием…

– Я тебе сказал посылать их от моего имени.

– Но тогда они обещали убить меня… – проводник выглядел таким жалким, что сердце Сиверова дрогнуло.

– Ладно, черт с тобой, а то еще в штаны наложишь, – он достал из-за пояса две стодолларовых бумажки и сунул их в руку проводнику. – Но только смотри, не забудь отдать их мне потом.

– Я их отдам бандитам. А вы, если хотите, разбирайтесь с ними сами.

– Закрой дверь, – приказал Глеб.

А проводник уже стучался в следующее купе. Совсем неподалеку прозвучала короткая автоматная очередь, и трассирующая пуля прочертила темноту за окном.

– Я боюсь, – прошептала Наталья, забиваясь в угол поближе к проходу, подальше от наружной стенки.

Глеб подошел к окну и опустил раму. Явственнее стали слышны крики, детский плач, ругательства.

– Я бы не советовал тебе оставаться тут, – Глеб обернулся и махнул рукой Наталье.

– Куда вы? Там же могут убить! Вы же заплатили деньги.

– Я не собираюсь доставлять им такое удовольствие, – рассмеялся Сиверов и уже прикрикнул на девушку:

– Пошли со мной!

Та только поплотнее забилась в угол.

– Или ты хочешь расстаться со своими сережками?

– Они все равно не золотые, а позолоченные, – призналась Наталья. – Да и бриллианты в них фальшивые.

– Думаешь, кто-нибудь будет с этим разбираться? Ты хотя бы вынула их из ушей, а то оторвут вместе с ушами.

Наталья тут же представила себе страшную картину и вспомнила, что Лысый обещал прислать своего друга и разобраться с ней и Глебом персонально. Она уже представляла, как Дружок сжимает в пальцах ее отрезанное ухо и сияние исходит от поддельного бриллианта.

– Если мы станем тут рассиживаться, то и впрямь дождемся неприятностей.

Глеб высунулся по пояс в окно, перегнулся и ухватился за край вентиляционного люка на крыше вагона. Мгновенно в окне исчезли и его ноги.

– Куда вы? – замирающим от страха шепотом проговорила Наталья, на полусогнутых ногах пробираясь к окну.

Тут же в проеме возникла голова Глеба. Его длинные русые волосы развевал ветер. Он протянул Наталье руку.

– Давай быстрее!

В коридоре уже слышались грубые голоса. Прозвучала автоматная очередь, посыпалось битое стекло, пронзительно закричала женщина. Это и подстегнуло Наталью. Она ухватилась за протянутую руку и встала ногами на столик. Она и сама не ожидала от себя подобной прыти. Сперва оперлась ногой на раму, а затем, изогнувшись, ухватилась за плечо Глеба левой рукой, а правой вцепилась в вентиляционный люк.

– Ну вот, из тебя получится неплохая акробатка, – невесело пошутил Глеб, когда Наталья уже сидела на крыше вагона.

Рядом с ней проходил какой-то провод, к которому она боялась прикоснуться, опасаясь, что тот находится под напряжением.

– Придержи меня за ноги.

Она как-то неумело взялась за щиколотки Глеба. Тот зло зашипел:

– Так не пойдет, лучше садись.

– Вам же будет больно!

– Садись, я сказал!

Наталья уселась. Глеб вновь свесился вниз и приподнял раму, оставив только узкую щель, в которую с трудом можно было просунуть руку. Теперь они вдвоем сидели на крыше вагона под звездным небом. Но самое странное, Наталья отнюдь не чувствовала себя в безопасности. Теперь ей казалось, что кто-нибудь из бандитов непременно выпустит очередь в потолок, и именно в то место, где она сидит.

Поэтому она подтянула колени к груди и принялась взглядом искать, где же проходит перегородка в купе.

– Если будешь так сидеть, тебя скоро заметят. Лучше ложись.

– Боюсь, – отвечала девушка.

– Ладно, поступай как знаешь, – Глеб на корточках, придерживаясь рукой за натянутый провод, стал пробираться вперед.

– А я? – раздалось у него за спиной.

– Сиди. Скоро все будет в порядке.

Наталья с тоской во взгляде проводила Глеба. Тот добрался до края вагона и, поднявшись в полный рост, перепрыгнул на соседний. А затем внезапно прилег и замер.

Наташа затаила дыхание и на всякий случай тоже легла, распласталась на выкрашенной в черный цвет жести. Глеб впился взглядом в темноту, пытаясь понять, что же все-таки происходит возле состава. На всякий случай пистолет он держал наготове. Он увидел, как бандит переворачивает тело убитого молодого человека, видел, как разрезает ножом чемодан и вытряхивает из него содержимое.

Сиверов лежал над самой дверью тамбура. Та была открыта, и слабый свет падал на щебень откоса.

Из тамбура послышались голоса:

– Да ты посмотри, может, набрал в темноте какой-нибудь бижутерии.

– Ладно, ты иди дальше, а я посмотрю. Послышался звук открывающейся двери, и из вагона высунулась голова. Бандит, придерживаясь за поручень, высунулся наружу.

Желтый свет лампочки отливал на стволе автомата. Глеб абсолютно бесшумно опустил руку и схватил бандита за шиворот. Тот даже не успел вскрикнуть. Ворот застегнутой куртки сдавил ему горло, ноги оторвались от подножки, и он завис. Как и предвидел Глеб, вместо того, чтобы уцепиться за поручень и другой рукой, бандит попытался обеими руками разжать пальцы, державшие его за шиворот.

Глеб левой рукой направил ствол пистолета вниз и нажал на курок.

Раздался негромкий хлопок выстрела. Пуля вошла точно в позвоночник, рельефно проступивший на шее. Бандит мгновенно обмяк. Глеб разжал пальцы.

Словно мешок с песком, тот хлюпнулся на щебень. Автомат соскользнул с откоса и исчез в темноте.

Бандит, разбиравший пожитки, вскинул голову. Но даже не успел что-либо увидеть, как Глеб прицелился и выстрелил. И на этот раз он не промахнулся. Пуля легла немного правее, чем Глеб предполагал, – прямо над левым глазом. Но с расстояния в семьдесят метров, почти в кромешной темноте, вряд ли бы кто-то выстрелил точнее.

Глеб повернулся на бок, чтобы посмотреть, как там Наталья, справедливо полагая, что та уже еле жива от страха. Девушка лежала на крыше вагона, прикрыв голову руками.

«Ладно, разбираться будем потом», – подумал Сиверов и, ухватившись руками за водоотливной желоб, спрыгнул на подножку вагона и тут же исчез в тамбуре.

Лысый, заметив мелькнувшую тень, прижался к вагону и выпустил длинную очередь. Пули высекли искры из металлической обшивки двери, одна даже рикошетом залетела в тамбур. Но Глеб уже был в самом вагоне. Проводник, явно приняв его за бандита, попытался всучить ему собранные деньги и принялся жаловаться, что еще не все пассажиры сдали нужную сумму. Без лишних объяснений Глеб отодвинул обомлевшего от ужаса проводника в сторону и двинулся в глубь вагона.

Послышался скрежет открываемой двери. Глеб прижался к стенке и поднял пистолет вверх. Штык даже не удосужился глянуть в сторону, и Глеб окликнул его, когда тот уже держался за ручку следующей двери. Штык оглянулся и последнее, что он увидел, был сполох выстрела. Бандита отбросило к стенке, пистолет выпал у него из руки.

Глеб тут же машинально ногой зашвырнул его в угол тамбура и резко развернулся. В сантиметре от его головы просвистела пуля. Глеб уклонился и, выждав несколько секунд, одним прыжком преодолел узкий проход, заметив краем глаза ствол автомата и профиль бандита, поджидавшего его появление. Из кармана убитого, словно тонкая струйка, потекла золотая цепочка. Следом за ней выскользнул крестик.

Глеб толкнул ногой дверь. Та с грохотом закрылась. Тут же послышались выстрелы, гулким эхом отозвавшиеся в металлическом нутре тамбура. Сиверов дождался, пока очередь смолкнет, и рванул дверь на себя. Ему потребовалось выстрелить всего лишь один раз, чтобы автомат в руках бандита смолк навсегда.

И вновь потянулся длинный коридор. Глеб шел, как казалось ему, в полной тишине. Пассажиры затихли, перепуганные стрельбой. Но Сиверов знал, эта тишина обманчива. Теперь победа уже не дастся ему так легко, как в первых случаях.