Текст книги "Бросок Аркана"

Он слышал, как тихо сменялись часовые, стараясь не разбудить товарищей. Ему даже пришло в голову, что он мог бы отсчитывать время по смене часовых. Толику было интересно следить за тем, как происходили эти смены – из пары часовых кто-то возвращался с поста на пять минут раньше, а кто-то, кому совесть не позволяла уменьшать время отдыха своих товарищей, немного позже.

Время неумолимо шло, беззвучно истекали в ночном безмолвии часы, оставшиеся до рассвета…

И вдруг ночь взорвалась.

Это было настолько неожиданно, что даже Аркан с его непревзойденной реакцией не сразу сообразил, что происходит.

Взрывы гранат на уступе, где отдыхали ребята его взвода, раскололи ночь грохотом и яркими вспышками. Над небольшой площадкой взвилось несколько осветительных ракет, и тут же автоматные очереди из темноты со всех сторон обрушились на место привала.

Успев захватить вещмешок, Аркан перекатился под нависший над уступом склон горы, на ходу передернув затвор и готовясь отразить нападение противника. Он видел, как падают сраженные пулями «духов» его ребята, видел, как корчатся и катаются по земле, зажимая вываливающиеся внутренности, те, кто принял на себя смертельный град осколков гранат, разорвавшихся среди спящего взвода.

Но Аркан не видел врага. «Духи» били из темноты в упор, не позволяя солдатам собраться, сориентироваться, достойно ответить. Аркан дал очередь в темноту наугад, туда, где, как ему показалось, он засек вспышки выстрелов. Но вряд ли он мог попасть, стреляя вот так, почти наудачу.

Тем временем бой разгорался. Впрочем, это был не бой. Это была настоящая бойня. Уже через пару минут обстрела от взвода осталось всего несколько человек.

Аркан видел, как упал, не успев добежать до камня, сраженный автоматной очередью старший лейтенант Сергеев. Рядом с ним повалился, «поймав» свою пулю, радист взвода Васька Петров. Граната взорвалась под ногами Юры Егорова. Практически в упор был расстрелян Варик, на ночь снявший свой бронежилет, чтобы дать отдохнуть натруженному телу.

Теперь весь уступ был усеян телами погибших ребят, и Аркан совершенно растерялся – он не знал, против кого теперь воевать и от кого ждать помощи.

Вдруг кто-то плюхнулся на землю рядом с ним, тяжело, с хрипом, дыша.

– Кто здесь? – окликнул неизвестного сержант.

– Свои…

Аркан еле расслышал жалобный голос Анастаса Мартусявичуса, стрелка из своего отделения, и теперь обрадовался ему, как родному.

– Мартуся, ты, что ли?

– Толик? Товарищ старший сержант?

– Я!

– Вот здорово! А то я совсем перессал…

– Есть от чего…

– Это ж трындец…

– Не ной. Кого из наших видел? Кто живой?

– Н-не знаю. Варика убило, Сашку Радченко тоже. Не видел я живых.

– Ладно, тихо.

Аркан как-то сразу почувствовал, что вновь обретает прежнюю уверенность и спокойствие. Теперь, когда под его опекой снова оказался подчиненный, тем более неопытный первогодок Мартуся, за жизнь которого Аркан, конечно же, был в ответе, силы вновь вернулись к нему.

Толик вспомнил, что в той стороне, откуда они пришли на уступ, всего лишь метрах в тридцати от того места, где они лежали, росли редкие кусты, а дальше начинался целый лабиринт валунов, разбросанных по всему склону во время очередного камнепада. Там, среди этих естественных укрытий, можно было принять бой и даже незаметно отступить, если того потребуют обстоятельства.

– Мартуся, ты цел?

– Да.

– Автомат, боеприпасы с собой? Жилет, как Варик, не скидывал? – Аркан попытался рассмотреть своего солдата, но «духи» не запускали больше осветительных ракет, боясь, по-видимому, обнаружить себя, и разглядеть что-либо в кромешной темноте было невозможно.

– Все с собой.

– Отлично. Значит, так. На счет «три» мы с тобой рвем в ту сторону, – Аркан ткнул в пространство стволом автомата, но тут же понял, что в темноте Мартуся ничего не увидит. – Короче, беги за мной. Туда, откуда мы пришли. Там камни, зеленка хоть какая-то, укроемся. Понял?

– Да.

– Готов?

– Готов.

– Раз, два, три! Пошли!

Толик бросился в темноту – туда, где надеялся найти спасение, туда, где собирался дать бой.

Всего-то тридцать метров! Всего-то пять секунд! Но на этот раз они показались вечностью.

У него не было ни времени, ни возможности хоть раз оглянуться на Мартусю. Сначала, в первые мгновения бега, он слышал за своей спиной топот его ног, но затем в грохоте взрывов гранат и треске автоматных очередей ему показалось, что сзади послышался слабый вскрик.

По инерции Аркан пролетел еще несколько метров, потом споткнулся обо что-то и упал, перекувырнувшись и больно оцарапав лицо о куст.

– Бля! – выругался он от неожиданности и в тот же миг чуть не откусил себе язык: прямо перед собой, совсем близко он услышал перекличку «духов».

Аркан оглянулся в надежде, что вот-вот рядом появится Мартуся, но прошла секунда, потом другая, и он понял, что ждать нечего.

Положив перед собой автомат, Аркан вытащил из карманов две гранаты и одну за другой швырнул их туда, где слышались голоса «духов».

Гранаты не успели еще взорваться, а сержант, перекатившись по земле в сторону, пополз назад – туда, где должен был остаться Мартуся. Видимо, его броски оказались точными – сразу после двух разрывов, полыхнувших во мраке, стрельба с той стороны прекратилась и во внезапно наступившей тишине явственно послышались разъяренные крики басмачей и вой их раненых. Но через мгновение «духи» опомнились и ответили мощным залпом. Трассеры так и засверкали, повизгивая, над головой Аркана. Он успел прикинуть, что со стороны на каменной осыпи по их взводу бьет никак не меньше пятнадцати стволов.

Он прополз всего несколько метров и наткнулся на обмякшее тело.

– Мартуся? – шепотом позвал Аркан. – Мартуся, ты?

Тишина в ответ.

– Ты живой?

Человек лежал ничком, уткнувшись в песок, и Аркану пришлось перевернуть его на спину, чтобы убедиться в том, что это именно Мартусявичус.

– Мартуся, ты что?

Аркан приподнял голову солдата и вдруг почувствовал, как липкая и еще теплая кровь заливает его руки. Он не видел ее в темноте, но ему показалось, будто он чувствует ее запах.

– Мартуся!

Аркан попытался нащупать пульс раненого, но руки дрожали и плохо слушались его. Он припал ухом к груди солдата, но разве услышишь что-нибудь сквозь разгрузочный жилет, да еще в жутком грохоте боя? Темнота не позволяла разглядеть, куда ранен парень, но надежды на то, что ему можно хоть чем-нибудь помочь, было слишком мало.

Аркан выдернул из нарукавного кармана куртки Мартуси перевязочный пакет, собираясь перевязать раненого, но в этот момент позади снова раздались крики «духов», на этот раз совсем рядом.

Развернувшись, Толик быстро пополз навстречу врагу, к спасительным камням. Теперь он не спешил выдавать себя. Старательно прячась за камнями и редкими кустиками, он ползком, по-пластунски, взбирался все выше и выше по склону, поднимаясь над тропой, по которой вечером пришел сюда отряд и по которой шли теперь «духи».

Поднявшись метров на двадцать, он остановился и огляделся – нужно было понять, что происходит на месте ночного привала их взвода, и подумать, что делать дальше.

«Духи», уверенные в своем успехе, уже почти не стреляли, не спеша стягивая кольцо вокруг взвода. И тут Аркан понял, что взвода больше не существует – только один автомат бил по наступающим с противоположного от него края площадки. Кто-то там все еще пытался продолжать сопротивление. На смельчаке тут же сосредоточился весь огонь противника.

Теперь до Толика дошло, откуда прилетели гранаты, разорвавшиеся посреди лагеря, – несколько «духов» сумели забраться на скалу, нависавшую над площадкой, которую десантники выбрали себе для ночного отдыха, и теперь вели огонь оттуда, отлично просматривая все сверху. Отвесная стена оказалась не такой непреодолимой, как посчитали накануне десантники. Чуть поднявшись по склону, Аркан увидел, что до ее вершины уже рукой подать.

Охваченный яростью, он рванулся вперед.

Метнув перед собой несколько наступательных гранат, Аркан веером выпустил по сидевшим на скале «духам» весь магазин.

«Калашников» дернулся в его руках последний раз и затих.

Судорожно переворачивая сдвоенный, склеенный липкой лентой магазин, во внезапно наступившей тишине Толик осознал, что на скале живых врагов больше нет. Но не оставалось, наверное, никого в живых и внизу – там, где еще полчаса назад мирно спал весь его взвод.

В горах повисла тишина. Мертвая, страшная тишина.

Она прерывалась теперь лишь гортанными криками «духов» на уступе.

Аркана противник так и не успел засечь.

Толик взглянул на свои командирские часы – до рассвета оставался всего час, и он вдруг понял, что судьба дарует ему шанс спастись, единственному из всего взвода. Здесь он больше ничего не мог сделать. Помогать было уже некому.

И тогда он принял решение.

Осторожно, стараясь не сбросить вниз ни камешка, Аркан пополз вверх по склону, до крови обдирая о камни в кромешной темноте руки и колени, но стараясь настолько удалиться от места боя, чтобы не оказаться в поле зрения «духов», когда забрезжит на востоке быстрый яркий горный рассвет…

– Товарищ полковник, «Кукушка» не отвечает! – доложил полковнику Игнатенко дежурный офицер связи, едва тот появился поутру в комнате связи.

– Как не отвечает?

– Молчит. В контрольное время не вышли на связь. Мы попытались сами – глухо.

– Пробуйте еще раз!

– Пробовал.

– Еще сто раз пробуйте! Вызывайте Сергеева до тех пор, пока не откликнется. Не мог же он со своим взводом сквозь землю провалиться! Может, твоя аппаратура барахлит?

– Обижаете, товарищ полковник! – связист действительно не на шутку обиделся, надув губы. Его, лучшего спеца батальона по радиотехнике, обвинили в том, что радиостанция неисправна, а он этого не заметил!

– Ладно, обидчивый какой выискался…

– Я уверен, что аппаратура работает нормально. И я не виноват, что «Кукушка» не отвечает.

– А у них все в порядке с радиостанцией?

– Не могу знать. Я пробовал уже и на запасной частоте, и на основной…

– На какой угодно! – оборвал связиста начштаба. – Вызывай Сергеева снова и снова. Время «Ч» скоро. Мне нужно срочно с ним переговорить.

– И еще, товарищ полковник…

– Что еще?

– «Курица» докладывала утром, что ночью в горах был слышен бой.

– Ты уверен?

– Я уверен лишь в том, что доложила по рации «Курица», – обида все еще не покинула связиста, и он ответил довольно резко.

– Ладно, спокойно, – скорее для самого себя произнес Игнатенко. – Это еще ничего не значит. Ровным счетом ничего. Продолжай вызывать «Кукушку». Жми на кнопку каждые десять минут. Делай что хочешь, но связь с Сергеевым восстанови. Ясно тебе?

– Так точно, товарищ полковник, – и дежурный офицер снова надел наушники, придвигаясь к радиостанции.

Игнатенко вышел на крыльцо штаба и закурил.

Необъяснимое чувство овладело им – какая-то жуткая смесь странной радости и облегчения и вместе с тем огромной тревоги и стыда.

Начальник штаба боялся самому себе признаться в том, что догадывается, почему молчит радист Сергеева. Это могло означать только одно – его проблемы решены. С другой стороны – это означало, что целый взвод спецназа, совсем еще молодых ребят, полностью уничтожен…

Как то ни странно, но тревоги за срыв операции по разблокированию заставы «Красная» полковник Игнатенко не испытывал…

Через час полковник вернулся в комнату связи.

– Ну что?

– Глухо, товарищ полковник.

– Не отвечает?

– Никак нет.

– Подходит время «Ч». Вызови мне «Курицу», срочно. Мне нужен их командир.

Когда в наушниках послышался голос Терентьева, полковник Игнатенко обернулся к офицеру связи и не терпящим возражений тоном приказал:

– Иди покури на улицу.

– Вы уверены, что справитесь с аппаратурой сами? Вам не понадобится моя помощь? – удивился связист. Он уже слышал от своего сменщика Тарасова о странном раздражении и необъяснимой злости, переполнявших накануне начальника штаба. Тарасов рассказывал, как кричал на него полковник, оглушая весь штаб. Связисту не хотелось возражать раздраженному начальству, но служебная инструкция строго-настрого запрещала ему покидать комнату связи во время несения дежурства без вызова сменщика. Сейчас он колебался, не зная, как поступить.

– Я что, непонятно выражаюсь? Не по-русски? Или ты не понимаешь?

Полковник говорил тихо, но в голосе его было столько ярости и угрозы, что офицер связи посчитал за лучшее побыстрее ретироваться.

– Понял, товарищ полковник! Разрешите идти?

– Иди.

Оставшись в одиночестве, Игнатенко надел наушники и коротко бросил в микрофон:

– Привет. Ты меня узнаешь?

– Узнаю.

– Ну, рассказывай, как там у вас дела?

Рассвет не заставил себя долго ждать – вскоре небо стало быстро светлеть, а спустя еще несколько минут вершины самых высоких гор окрасились в нежный розовый цвет. С каждым мгновением цвет этот становился все более ярким, все более теплым, и наконец из-за гор на востоке выкатилось на небосвод, отправляясь в свой долгий дневной путь, жаркое и ненасытное уже с самого утра солнце.

Аркан, укрывшись за огромным камнем, привалился спиной к склону и огляделся.

За этот час он успел удалиться от страшного уступа на приличное расстояние и теперь мог не беспокоиться о том, что «духи» его обнаружат. С другой стороны, продолжать движение по склону при свете дня, практически на глазах у копошившихся внизу таджиков, было бы безумием.

Аркан сбросил со спины рюкзак и прилег, решив не торопиться и действовать наверняка. Осторожно выглянув из-за валуна, он присмотрелся к «духам», орудовавшим на уступе, на месте гибели взвода.

То, что он увидел, поразило его и озадачило.

Прослужив здесь, в проклятых горах, много месяцев, он знал, как действуют «духи», если им удается разгромить подразделение противника и овладеть полем боя. «Духи» в таких случаях тащат все, что попадется на глаза, забирая не только оружие и боеприпасы, но и любые мало-мальски полезные вещи – часы, кинжалы, кроссовки и даже армейские фляжки с остатками воды. А если у них оказывается достаточно времени, то не хватит нормальных человеческих слов, чтобы рассказать о том, как поступают они с трупами врагов.

Эти вели себя иначе.

Не обращая внимания на вооружение и экипировку, не глядя на боеприпасы и наручные часы убитых ребят, «духи» торопливо рылись в трофейных вещмешках, перетряхивая каждый мешок, прощупывая каждую складочку, проверяя даже карманы бойцов и их индивидуальные аптечки.

Зрелище было более чем странным.

«Что они ищут-то? – подумал Аркан, и вдруг взгляд его упал на собственный рюкзак. – Уж не наркоту ли?!»

Страшная догадка окончательно выбила парня из душевного равновесия.

Из-за этого порошка, из-за этой отравы перебить целый взвод?! Из-за этих проклятых наркотиков отправлять на тот свет совсем еще мальчишек, которые не успели и пожить толком?! Из-за этой гадости преследовать их целый день, стараясь не отстать, а потом, рискуя собственными шкурами, устроить ночную резню?!

Все это было выше его понимания.

В приступе внезапной ярости Аркан со всего размаха врезал прикладом автомата по вещмешку, выругавшись так, как еще никогда в жизни не ругался.

«Погоди-ка! – странный проблеск вдруг мелькнул в его сознании. Он понял – что-то здесь не так. – Погоди, надо подумать!»

Аркан вытащил из нарукавного кармана пачку сигарет и закурил, стараясь пускать дым к земле, чтобы он не привлек внимания врагов.

Во-первых, откуда могли взяться эти «духи»?

По данным авиаразведки и агентурным сведениям, их взвод позавчера вечером выбросили в совершенно «чистом» районе. Ведь именно в этом состояло главное преимущество места их десантирования: им предстояло свалиться на «духов», окруживших заставу, как снег на голову.

Аркан сам шел в дозоре, а потому мог быть уверен в том, что в пути они с «духами» и близко не пересекались. Плюс ко всему он сам задавал темп движения взвода, и если бы «духи» даже каким-то образом сели десантникам на хвост, удержаться бы не смогли – им просто не хватило бы сил догнать ребят так быстро.

Значит, «духи» подошли с другой стороны, а именно спереди, от заставы…

Да, иного быть не может – это одна из тех группировок, которые блокировали заставу!

Но, во-вторых, откуда басмачи могли узнать о найденных наркотиках?

Даже во взводе только один Варик знал, что несет в своем вещмешке Аркан. Да еще лейтенант Сергеев доложил по рации в штаб о находке, но его сообщение Аркан слышал сам – доклад был настолько закодирован непереводимыми словечками, что для «духов» понять его смысл было бы практически невозможно, даже если бы «духи» и смогли перехватить передачу.

Странно все это!

Но ведь он сам видел, как рылись сейчас в вещмешках ребят таджики!

Аркан чувствовал даже со своей позиции, как они нервничают и торопятся. Он заметил, как говорит с кем-то по маленькой переносной рации их командир – высокий и худой мужчина в черном халате, черной чалме, с черной бородой. Таджики явно искали что-то, но искать в вещах бойцов спецназа, кроме карт и вооружения, было нечего. Если карты и автоматы «духов» не интересовали, значит, искать они могли только одно – наркотики.

А морфин лежал сейчас в вещмешке Аркана…

Толик вдруг понял, что теперь именно он стал объектом охоты номер один – «духи» должны догадаться, что наркотики или спрятаны где-то в горах, или с ними просто кто-то ушел.

Он вдруг понял, что ему надо уносить ноги, не дожидаясь, пока в горах начнется тотальная облава, объектом которой будет он со своими двумя оставшимися гранатами и тремя магазинами патронов.

А еще он понял, что, кроме наркоты, в его вещмешке осталась только фляга воды и одна банка гречневой каши с тушенкой. Продержаться здесь, в горах, с таким запасом провианта можно было от силы два дня. Следовало спешить к своим.

Толик подумал, не податься ли ему на соседнюю заставу.

Он не знал, как она называется, не знал, какая там сейчас обстановка. Он знал только одно – посты наших погранцов расположены вдоль границы на расстоянии в пятьдесят километров друг от друга. Если все будет нормально, если удача окажется на его стороне, если он не заблудится без карты и сумеет сориентироваться, то у него есть шанс к завтрашнему вечеру добраться до цели.

Если же не успеет…

Надеяться на милосердие местных жителей вряд ли приходилось, даже если бы он набрел вдруг на какой-нибудь кишлак в этих пустынных, весьма редко заселенных горах.

Толик выбросил из вещмешка все лишнее, оставив только наркотики, еду и воду, затем рассовал по карманам остатки боеприпасов, укрепил мешок на спине, еще раз подтянув лямки, и взял в руки автомат.

Теперь он готов был отправиться в нелегкий путь.

И в этот момент горы вздрогнули и загудели. Вековая тишина и покой вновь оказались нарушены, взорваны, уничтожены звуками совсем близкого боя.

Аркан автоматически взглянул на часы – как раз одиннадцать.

Время «Ч»!

Значит, второй взвод все же вышел на боевые позиции и, не дожидаясь появления ребят Сергеева, решил атаковать «духов», чтобы деблокировать заставу.

Бой, без сомнения, шел совсем неподалеку – где-то за перевалом, там, где и предполагал встретить бандитов лейтенант Сергеев. Если бы не ночное нападение на взвод Аркана, то сейчас «духам» пришлось бы весьма несладко. А теперь невозможно было предсказать, чем кончится схватка.

Но все же совсем рядом, всего в нескольких километрах, бились с врагом свои – ребята из соседнего взвода.

Толик хорошо знал их всех. Он понимал, что им сейчас нелегко. Но он знал, что пробиться к ним – пожалуй, его единственная надежда. Ведь о них знает штаб, их постараются поддержать авиацией. Им на помощь, в конце концов, могут перебросить еще несколько подразделений.

И Аркан, не раздумывая больше, направился на звуки близкого боя…

Эта ночь показалась ребятам на заставе «Красная» почти райской – «духи» как будто устали долбать позиции наших бойцов из своих минометов каждые десять минут и обрушивать шквал пулеметного огня на каждый шорох или огонек сигареты. Впервые за всю неделю парни сумели более или менее выспаться и привести себя в порядок.

Молодые солдаты были вне себя от радости – им показалось, будто все уже заканчивается, будто еще чуть-чуть, и заставу деблокируют и жизнь войдет в свое обычное, пусть и не слишком легкое и комфортное русло.

Куда хуже настроение было у стариков. Прослужив на этой точке не один месяц, они успели изучить повадки «духов», и теперь не видели в странном затишье ничего радостного, считая его затишьем перед бурей.

Деды и дембеля знали, что если бы «духи» решили уйти, вдруг почувствовав неладное, то они сделали бы это быстро, в один миг – просто растворились бы в горах, словно осада была всего лишь жутким сном. Если же «духи» затихали, но при этом оставались на месте, не исчезая и периодически напоминая о себе стрельбой, это могло означать лишь одно – они готовятся к решительной атаке или задумали еще что-то мерзопакостное. В любом случае раньше утра узнать наверняка о планах противника было невозможно.

Только командир заставы капитан Терентьев более или менее реально представлял себе, чем заняты в эту ночь обложившие их заставу басмачи, но и его смутные догадки требовали подтверждения.

Лишь утром капитану Терентьеву все стало ясно.

– «Курица», я «Гнездо», – ожила радиостанция, назвав позывные штаба соединения. – Ночью исчезла «Кукушка», она не выходит на связь. Как поняли, прием?

– Понял, – предательски дрогнувшим голосом ответил капитан. – Куда «Кукушка» исчезла?

– А нам откуда знать? Я же сказал – не вышла на связь, – Терентьев представил себе, как недоуменно пожимает плечами офицер связи в штабе, говоривший сейчас в микрофон. – Может, они где-то рядом, а может, заблудились…

– Ночью в горах был бой, – перебив его, совершенно спокойно, словно о чем-то обыденном и неинтересном, доложил командир «Красной».

– Вы уверены? – в голосе штабного связиста послышалось напряжение. – Вы точно слышали бой?

– Хоть и контуженные мы все тут, но пока еще не до конца глухие, ясно?

– Та-ак!.. Я доложу об этом немедленно. Следующий сеанс связи через час. Как поняли? Прием!

Однако снова на связь «Гнездо» вышло лишь часа через два, и Терентьев сразу же узнал донесшийся из наушников голос полковника Игнатенко.

– Привет! Узнаешь меня?

– Узнаю.

– Ну, рассказывай, как там у вас дела?

– Нормально, товарищ пол…

– Тебе говорили, что Сергеев исчез? – не дослушав, прервал начальника заставы Игнатенко.

– Так точно. Мне сообщили еще утром, что «Кукушка» на связь не вышла.

– Ты понимаешь, что это значит?

– Так точно, догадываюсь.

– Ну так слушай. Время «Ч» – одиннадцать. Поможешь «Вороне» встречным ударом. «Ворона» вышла на рубеж и готова, через час доложишь о готовности и ты. Ясно?

– Так точно.

– Это первое. А второе… Ты не узнавал там… Что там слышно, а?

– Товар пропал.

– В смысле?

– Нет его нигде.

– Как? Они же сказали…

– Нигде не нашли.

Игнатенко замолчал, и капитан явственно представлял себе, как он сейчас задумчиво сопит, стараясь переварить и осознать только что услышанную весть.

– И что дальше? – спросил полковник, нарушая молчание в эфире.

– Не знаю.

– Думай! Я должен за тебя отдуваться?! – снова взревел Игнатенко, в который раз срываясь на крик в совершенно невинной, казалось бы, ситуации. – Думай!

– Я понял…

– Ты ни черта не понял! Там мы на хрен никому не нужны сами по себе, ясно? И живем мы с тобой в кайфе не потому, что кому-то сильно понравились…

– А я кайфа не видел еще! Ясно, полковник? – вдруг заревел в микрофон Терентьев, которому уже до чертиков надоели каждодневные разносы начальника штаба. – Пока ты там себе трудовую мозоль на пузе растишь, на меня каждую минуту мины и гранаты сыплются…

– По твоей же дурости, притырок!

– Пошел ты!

– Ты мне еще там потрынди! Забываешься, капитан! У тебя, сука, обратного пути больше нет, ясно? Или ты «духам» достанешься, или сюда вернешься, а здесь тебе, падла, не жить…

– Тебе тоже, бля!

– Так вот поэтому, – вдруг спокойнее заговорил Игнатенко, разом понизив голос и изо всех сил стараясь сдержать бешенство, – вот поэтому ты и думай. Ясно?

– Ясно, – постарался взять себя в руки и капитан Терентьев.

– То-то… Время «Ч» запомнил?

– Так точно.

– Постарайся хоть как-то поддержать «Ворону». Я пришлю «грачей»…

– Нет, только не этих. Они раздолбают тут все – и своих, и чужих. Дай «вертушки».

– Хорошо… И думай.

– Понял. Конец связи…

Терентьев, конечно, хорошо понял, чего хотел от него начальник штаба. Наверное, полковник был прав на все сто – обратной дороги из всей этой заварухи, кроме как в омут головой, у них уже не оставалось. И действовать следовало так же странно и непредсказуемо, как странно и непредсказуемо затягивалась вокруг них смертельная петля событий.

Капитан отдал необходимые распоряжения, подготовил своих ребят к тому, что предстоящий бой будет, конечно, тяжелым, но именно он решит, останется ли хоть кто-то из них в живых. Четко и грамотно он определил задачи чуть ли не каждому бойцу, особенно старательно проинструктировав сержантов – в такой жуткой сече, которая предстояла им через несколько часов, именно сержанты встанут в случае чего на место офицеров. И если младшие командиры не будут знать, что конкретно нужно делать, провал всей операции обеспечен.

Затем Терентьев спустился в свой блиндаж, старательно завесив за собой дверной проем, и, по привычке приложившись к заветной фляжке, снова достал из вещмешка, лежавшего в ящике из-под гранатометных зарядов, маленькую портативную радиостанцию. Пора было начинать действовать…

* * *

Аркан не успел.

Он видел почти весь бой издалека, и, по его оценкам, даже с двумя взводами спецназа здесь ничего нельзя было сделать.

Он не увидел, конечно, подробностей того, как погиб второй взвод, выходивший на связь под позывным «Ворона», на соединение с которым двигались они, «Кукушка». Он лишь наблюдал издалека вздымающиеся в небо клубы огня, дыма и пыли, поднимаемые ежесекундными взрывами в той стороне, откуда пошли в атаку спецназовцы второго взвода.

Но он видел, как погибала застава, а потому мог представить себе, как нашли свою смерть и его друзья.

«Духов» оказалось гораздо больше, чем сообщала разведка. К тому же за неделю блокады бандиты успели профессионально подготовиться – они создали на склонах гор вокруг заставы настоящие укрепления, великолепно оборудовав каждую огневую точку.

Пограничники, ровно в одиннадцать по сигналу командира заставы бросившиеся на склоны при поддержке своих пулеметчиков, были сразу же накрыты шквальным, страшным, смертельным огнем сверху.

Атака захлебнулась в считанные секунды.

Успев покинуть укрытия разгромленной заставы, пограничники оказались на простреливаемой со всех сторон местности и теперь судорожно пытались найти спасение за каждым камнем, в каждой расщелине или яме.

Но укрыться от свинцового ливня, обрушившегося на них сверху, шансов не было.

Расстрел заставы был, пожалуй, пострашнее ночного расстрела взвода Аркана, если вообще можно сравнивать такие вещи…

– Вашу мать! – Терентьев предполагал, конечно, что атака будет нелегкой, но он и представить себе не мог, насколько плотным окажется огонь «духов» и насколько быстро залягут его бойцы, не в силах сделать больше ни шагу вперед и не в состоянии вернуться назад, в укрытия заставы. – Вперед, в атаку! Встать!

Он сам рванулся вперед, показывая бойцам пример, и кто-то уже бросился за ним, но близкий взрыв гранаты сбил капитана с ног, безжалостно швырнув его на землю.

Несколько секунд он лежал, прислушиваясь к собственным ощущениям – жив ли? цел ли? – затем вскочил, но ребята уже снова залегли, атака захлебнулась, и капитан бросился, укрываясь от огня «духов», за удачно подвернувшийся валун, жестом подзывая к себе радиста.

– Отходим! – крикнул он в свою маленькую переносную полевую радиостанцию, надеясь, что хоть кто-нибудь из сержантов жив и сможет передать приказ своим людям. – Назад, на заставу! В укрытия! Всем назад!

В этот момент рядом с ним тяжело плюхнулся на живот радист. Парень боялся за целость своей аппаратуры, висевшей в ранце у него за спиной, пожалуй, не меньше, чем за собственную жизнь.

Не дожидаясь, пока его подчиненный справится с радиостанцией, капитан сам рванул к себе висевший у радиста на плече микрофон, а другую руку протянул за наушниками.

– «Гнездо», прием! «Кукушка» на связи. Мне нужна помощь. Срочно нужна помощь.

– В чем дело?

– Наша атака отбита. У меня масса «трехсотых» и хватает «двухсотых» (на языке кодированных сообщений «трехсотыми» именовались раненые, «двухсотыми» – те, помочь которым было уже ничем нельзя). Нужна срочная помощь в эвакуации и огневая поддержка.

– Помощи пока не будет, – спокойно ответило «Гнездо» голосом дежурного офицера.

– Как не будет? У нас уже все, конец, ни боеприпасов толком не осталось, ни медикаментов. Мы залегли, не можем пошевелиться даже. Нам срочно нужна помощь. У нас же «трехсотые», а из лекарств только бинты и остались. Вы что?! Срочно помощь давайте! Терпеть здесь больше уже невозможно. Как меня поняли? Прием!

Терентьев испугался не на шутку. Этот спокойный голос штабного связиста не просто настораживал – пугал по-настоящему.

– Ты вот что скажи – у вас может сесть вертолет?

– Может. Вы прикройте его огневыми «вертушками» и садитесь сколько угодно…

– Прорабатываем этот вариант.

– Быстрее!

– Доложите возможность своего немедленного отхода. Как поняли? Прием.

– Я отдал приказ, но смогут ли ребята…

– Не понял.

– Трудно отойти! Нам «трехсотых» надо выволочь и убитых. Нам нужна ваша помощь с воздуха, чтобы мы могли уйти. И где там «Ворона» копается? Нам хотя бы «трехсотых» тяжелых эвакуировать и к вам отправить, а сами мы потом еще продержимся, если на заставу вернемся. Вы нам хоть пару «вертушек» прислали бы!

– «Ворона» сама блокирована.

– Ну вот видите! – Терентьев отлично понимал, в какую переделку попали спецназовцы, спешившие им на помощь, а потому даже обрадовался – ну не бросят же в штабе на съедение «духам» такое множество народа! Должны же они прислать помощь! – Передайте «вертушкам», что мы сможем обозначить для них некоторые цели ракетами…

– Обстановка обсуждается.

– Срочно надо!

– Ладно, ладно, не волнуйся! К тебе пошла уже помощь, жди! «Ворона», как у тебя? Что там? – переключился штабной связист на взвод спецназа, и тотчас же отозвался его командир:

– Бля, залегли на хрен!

– Продолжайте атаковать, помощь вам уже идет. Помогите «Курице».

– Каким хером? У меня у самого уже два «двухсотыx» и шесть «трехсотых», ясно?

– Полностью нас прижали, – снова закричал в микрофон Терентьев, перебивая «Ворону»; ясно было, что со стороны спецназа помощи уже никакой не будет. – Из РПГ, из «выстрелов» молотят, минометами. Мы не можем головы поднять. Заставу долбят. Срочно помощь! «Гнездо», помоги, твою мать! Давай Игнатенко на связь, если сам не можешь!