Текст книги "Бросок Аркана"

Однако Ирина сумела сдержаться.

– Откуда мне знать? – пошутила она, постаравшись говорить как можно беспечнее. – Может, и будешь. Я в твои финансовые дела никогда не лезла.

– Какие у меня дела! – воскликнул генерал. – Ты же знаешь, какая у меня зарплата…

Ирина перебила его излияния. Она и раньше не любила, когда отец прибеднялся. Даже вручая ей в качестве подарка на день рождения ключи от машины, даже периодически подбрасывая им «на жизнь» тысячу-другую долларов, он непременно восклицал что-нибудь вроде «последнее отдаю – чего не сделаешь ради любимых детей!» Теперь же его стоны насчет зарплаты ей были и вовсе противны.

– Отец, мне нужно с тобой поговорить. По важному делу.

– Хорошо, дочка, – насторожился Борис Степанович, уловив в голосе Ирины несвойственную ей твердость и решительность. – В чем проблема? Приезжай к нам вечером, поужинаем. И Светланку с Алешкой возьми и Павлика – если он сможет, конечно… Мы с мамой внуков уже давно не видели – недели две, да?

– Нет, поговорить нужно срочно.

– Говори, раз так.

– Папа, ну не по телефону же!

– Дочь, ну что за спешка? Ты отлично понимаешь, что я на службе. Не могу же я вот так встать, все бросить и уйти! Тем более что у нас каждый день проверки. Время сейчас сама знаешь какое – неспокойное…

– Я хорошо знаю, папочка, какое неспокойное сейчас время. Слишком хорошо знаю.

– Что-то случилось? – голос генерала Тихонравова дрогнул – генерал отчетливо почуял неладное. – Иришка, отвечай, что произошло.

– Приезжай за мной прямо сейчас.

– А где ты?

– Я дома.

– У себя?

– Ну не у тебя же! Приезжай ко мне, папа, я тебе тут же все объясню.

– Что случилось, я спрашиваю? – в голосе Бориса Степановича появились железные командирские нотки, и Ирина, с детства ненавидевшая попытки отца командовать в семье, резко его оборвала:

– По телефону я с тобой разговаривать не собираюсь. Приезжай, поговорим.

– Иринка, – смягчился отец, – но я же волнуюсь за вас, пойми…

– Ничего не случилось, – поспешила она его успокоить. – Просто приезжай, хорошо?

– Хорошо… – неуверенно протянул генерал, и дочь тут же постаралась «дожать» его, чтобы, не дай Бог, он не успел передумать:

– Вот и отлично, вот и договорились. Ты не волнуйся, просто один небольшой, но очень серьезный разговор. Ты приедешь, и мы сразу все решим. Хорошо, папочка?

– Конечно, я уже выезжаю. Но все же согласись, что с твоей стороны так поступать…

– Все. Жду тебя. – И Ирина бросила трубку, не желая продолжать разговор.

Генерал несколько секунд с удивлением смотрел на телефонный аппарат, пытаясь догадаться, что могло произойти с дочерью, – такого обращения с отцом она себе не позволяла еще никогда. Затем, встрепенувшись, он по внутренней связи вызвал из гаража свою машину, приказав водителю через минуту стоять у выхода из здания штаба.

Ирина тем временем уже нетерпеливо набирала телефонный номер фирмы мужа:

– Павлик?

– Я. Иришка? Ты чего?

Занятые каждый своим бизнесом, днем они редко вспоминали друг о друге. Между ними установился негласный договор не звонить один другому на работу в течение дня, разве что в крайних, экстренных случаях.

Поэтому неожиданный звонок жены сразу же насторожил Павла Снежкова.

– Павел, я звоню, чтобы предупредить – сегодня тебе придется забрать детей из сада…

– Ирина, ну ты же знаешь… – перебил он ее, даже не дослушав.

– Все я прекрасно знаю, – она тоже не дала ему возможности высказаться.

– …Мы дописываем программу. Без нее весь контракт к черту, потому как по договору мы не только поставляем технику, но и обеспечение.

– Я не смогу.

– Но Ира! Меня никто не отпустит – горим со сроками, ты же должна понимать.

– Павел, заболела моя мама. Я должна ехать туда, быть с ней рядом. Извини.

– Иришка, но послушай, неужели нельзя ничего другого придумать…

– Послушай лучше ты! Я тебе повторяю еще раз русским языком – у мамы приступ, – Ирина рассердилась не на шутку. – Если ты полный идиот, то объясняю популярно – ей сейчас необходим постоянный уход. Я должна постоянно сидеть рядом с ней. Или ты предлагаешь ее в больницу отправить? Ей там даже воды некому будет подать! Короче, на несколько дней я переселяюсь к родителям, понял? И сегодня ты заберешь детей – ничего не случится ни с тобой, ни с твоей дохлой фирмой, ни с твоим чертовым контрактом!

– Что ты мне указываешь? Что ты понимаешь!.. – вспылил и Снежков, повышая голос.

– Ты будешь еще и кричать на меня? Мало мне горя с мамой, так еще ты? – Ирине не нужно было даже притворяться – почему-то именно сейчас ее наконец прорвало, слезы хлынули из глаз, а голос пресекся рыданиями.

Муж в последнее время странным образом действовал на нее – с одной стороны, она всегда любила его, с другой – он непомерно раздражал ее своей вечной занятостью, сухостью, деловитостью. Все у него было расписано в органайзере, все должно было происходить по раз и навсегда установленному порядку. Даже любовь у них стала не выражением страсти, а чем-то обязательным и скучным. Она подозревала даже, что занимался он этим с ней исключительно из нежелания потерять потенцию. Как-то раз он вычитал в журнале, что мужчинам после тридцати нужна постоянная тренировка в этом деле, и она хорошо помнила, какое впечатление произвела на него та информация.

Вот и сейчас его голос, его вечные ссылки на невыполненные контракты и горящие сроки, его равнодушие ко всему, помимо его работы, – все это вместе повергло ее в дикую ярость, в одно мгновение вызвав и злость, и слезы.

– Я не кричу… – попытался оправдаться Павел, но она уже не слушала его:

– Заберешь детей, подонок!

– Перестань ругаться.

– Ты не муж! Ты изверг! Я должна все всегда делать сама. До детей тебе вообще дела нет. Плевать тебе на семью, на нас, на моих родителей, на всех… Ты и своих родителей не любишь! Когда ты звонил своей матери последний раз?

– Она мне сегодня звонила.

– Она!

– А что?

– А сам ты почему никогда не позвонишь, не поговоришь, не поинтересуешься, как они живут. Может, им что-нибудь нужно?

– Да ничего им не нужно. Все у них есть.

– Конечно. Все у них есть, ничего им не нужно. Они не на пенсию живут – на накопленные миллионы. Да? Ты это хочешь сказать? Что ты за человек, Паша, я не понимаю…

– Ирина, ладно, кончай разборки, да еще и по телефону. Я здесь не один, извини.

– Я разборок и не устраиваю, – она попыталась взять себя в руки и подавить рыдания. – Я вообще, честно говоря, на тебя уже мало надеюсь.

– В каком смысле?

– Во всех. В ведении хозяйства, в воспитании детей, во всем. Ты думаешь, если купишь на день рождения Алешке конструктор за сто баксов, так ты уже и замечательный отец? Что он будет тебя любить всю жизнь за это?

– А что, я сделал плохой подарок? Или ты хочешь сказать, что я не люблю своих детей?

– Да не о том я. Я про то, что детям нужен отец, а не только приходящий папа.

– Как это – «приходящий папа»?

– Когда они тебя видят?

– В смысле?

– Утром они еще не проснулись, а ты уже ушел, вечером пришел, когда они уже спать идут…

– В воскресенье мы всегда в парк ходим.

– Что с тобой разговаривать?! Ты хоть один вечер с ними проведи. Посмотрите вместе телевизор, постройте из своего конструктора что-нибудь. Научи Светочку читать, ей уже пять лет как-никак. Ну, хоть что-нибудь сделай!

– Я что, против? – в голосе Павла послышалась тоска – он страшно не любил, когда его воспитывали. – Но у меня работа…

– У всех работа, ясно? Но человеком при этом можно оставаться. Зачем ты семью заводил?

– Я же работаю, чтобы приносить в дом деньги! Ты думаешь, мне самому в кайф просиживать днями в офисе, света Божьего не видеть?

– Не знаю, Паша, – задумчиво ответила Ирина, уже успокоившись. – Мне все чаще кажется, что компьютер свой ты любишь больше нас всех. Ему, по крайней мере, ты отдаешь все свое время. Его ты уважаешь, его ты понимаешь. А мы… Мы у тебя для мебели. Просто как необходимая каждому мужчине твоего возраста деталь. Без семьи неприлично, еще что-нибудь не то подумают, вот ты и завел нас.

– Ирина, ну как тебе не стыдно говорить такое? Ты же прекрасно знаешь, как я вас всех люблю.

– Знаю?

– Конечно, знаешь!

– Ладно, Паша, давай не будем об этом… Поговорим лучше потом как-нибудь.

– Конечно.

– Нам с тобой многое нужно выяснить…

Со стороны могло показаться, будто Ирина сознательно использовала классический женский прием – если нужно от мужчины чего-то добиться, надо сначала дать ему почувствовать, насколько он нехороший и насколько женщина из-за него несчастна. Но, видит Бог, получилось у нее это не нарочно! Наверное, просто сама природа закладывает в женскую логику и способ мышления определенный процент коварства, и мужчины в итоге устоять против женщины не могут.

– Но это потом. А пока прошу об одном – забери вечером детей из сада. Хорошо, Павлик?

– Ну конечно, раз нужно…

– Очень нужно. Я еду к маме. Позвоните мне туда, когда придете домой, хорошо?

– Хорошо.

– Сваришь им макароны, сосиски… Найдешь, чем поужинать, холодильник не пустой.

– Конечно.

– Ну все, договорились.

– Ладно.

– Я тебя люблю, Паша. Ты у меня все-таки хороший. Извини, если что лишнее сказала…

– Да нет, ты во многом была права. Может, слишком эмоциональна, это другой вопрос, но в логике тебе не откажешь. Наверное, и в самом деле мне нужно внести кое-какие коррективы в способ жизни и общения с вами…

– Все, Пашенька, – она не в силах была выслушивать его сейчас. Даже его лексика ее раздражала. – Пока, я поехала. За мной папа заедет, так что машина останется у подъезда. Присматривай за ней, хорошо?

– Хорошо.

– Все. Пока. Звоните мне… – Ирина повесила трубку первой.

За оставшиеся до приезда отца несколько минут она успела лишь надеть спортивный костюм, кроссовки, прибрать кровать, поменяв на ней постельное белье, и немного обработать крем-пудрой лицо, чтобы не нагонять страху своими синяками. Нацепив большие темные очки, Ирина посмотрелась в зеркало и, решив, что теперь готова к разговору с отцом, с нетерпением ожидала его появления, время от времени нервно посматривая на часы. Долго ждать себя Борис Степанович не заставил, и как только раздался звонок в дверь, Ирина, не впуская отца в квартиру, спустилась с ним к его служебной черной «Волге».

В машине за все время пути она так и не сказала отцу ни слова, на все его расспросы о том, что же все-таки случилось, отвечая лишь красноречивым взглядом на водителя-солдата и молча отворачиваясь к окну…

Галина Игнатьевна очень удивилась, увидев на пороге мужа и дочь. Во-первых, они пришли вместе, во-вторых, в рабочее время, что уж совсем не вписывалось ни в установившийся порядок вещей, ни в их привычки.

– Здравствуй, доча, – поприветствовала женщина Ирину, подставляя ей щеку для поцелуя. – Что за праздник у нас сегодня? Чего это вы парами ходите?

– Привет, ма.

– Да вот, Галя, чудит наша дочь что-то… – заговорил, снимая китель, Борис Степанович, но Ирина не дала ему закончить фразу:

– Мам, нам с папой нужно обсудить кое-какие дела, поэтому я попросила его уйти с работы пораньше.

– Что это за дела у вас такие? – мать подозрительно разглядывала лицо дочери, прикрытое темными очками, которые Ирина явно не собиралась снимать даже здесь, в квартире. – Что-нибудь произошло?

– Да нет, что ты! Просто мне нужно посоветоваться с ним. Это касается моей работы.

– А-а! – протянула недоверчиво Галина Игнатьевна. – Ну тогда другое дело…

– Твоей работы? – переспросил Борис Степанович, так и не сумев скрыть удивления в голосе. – А что, у тебя там всегда все так секретно?

– Что, Боря, за секреты?

– Она не захотела со мной разговаривать по телефону. Потребовала личной встречи, причем не у себя дома, а здесь, у нас, – объяснил Тихонравов, вопросительно взглянув на дочь. – Может, Ирина, пора раскрыть карты?

– Папа, какие карты? О чем ты? Сейчас я тебе все расскажу, – мягко улыбнулась дочь отцу и, повернувшись к матери, ласково обняла ее за плечи: – Мам, так получилось, что мне несколько дней придется пожить у вас.

– Ты посорилась с Павликом?

– Да нет.

– Тогда в чем дело?

– Ну, я не то чтобы поссорилась…

– А что?

– Я хочу дать ему возможность несколько дней поуправляться дома самому – кормить детей и заниматься с ними, самому готовить ужин. Пусть соскучится, в конце концов это ему пойдет только на пользу.

– Иришка, мне кажется, ты избрала для воспитания мужа не те методы, – укоризненно поджала губы Галина Игнатьевна. – И вообще приставать к мужчине по поводу того, что он редко бывает дома, по меньшей мере некорректно. Ты же знаешь, как мы жили с твоим отцом, когда он еще не был генералом…

– Мама, я все знаю, – перебила ее дочь. – Может, я и не права, но хочу попробовать и этот метод.

– Поступай как знаешь.

– Мам, и я попрошу тебя еще об одном одолжении – не подходи к телефону первой, ладно?

– А это еще почему?

– Я сказала Павлу, что у тебя приступ…

– Ира, разве так можно? – строго вмешался в разговор женщин генерал. – Знаешь, как это называется? «Накаркала»! А вдруг и впрямь маме станет хуже…

– Папа, не говори глупостей, – состроила недовольную гримасу дочь. – Что-то раньше я не замечала, чтобы ты был настолько суеверным.

– Стареем, Ирина, что сделаешь! – развел руками Борис Степанович.

– В общем, я сама буду брать трубку, мама. И не удивляйся, если стану рассказывать Павлу какие-нибудь подробности о твоей болезни.

– Господи, делай что хочешь! – Галина Игнатьевна, совсем расстроившись, растерянно всплеснула руками. – Не буду я вмешиваться в вашу жизнь. Потом скажешь, что это я тебе ее поломала.

– Ну что ты, мама!

– Будешь есть сейчас? Греть ужин? – Галина Игнатьевна повернулась к мужу, надеясь хоть на его лице прочитать разгадку всех ребусов, которые загадала им сегодня дочь. Но и Борис Степанович, судя по всему, мало что понимал во всем происходящем. Он недоуменно пожал плечами:

– Нет, наверное. Пойду поговорю с ней. Потом уж вместе поужинаем…

– Все, дочь, – решительно сказал Борис Степанович, как только они с Ириной остались наедине в его кабинете, – кончай ходить вокруг да около, говори толком – что стряслось? Зачем я тебе срочно понадобился? У тебя что, финансовые неприятности? Тебе нужны деньги?

– Не надо мне твоих денег.

– Тогда что же?

– Смотри! – с этими словами Ирина сняла свои огромные очки и повернулась к отцу.

Здоровенный синячище под левым глазом уже вполне «созрел», налившись густой синевой, которая проступала даже сквозь толстый слой крем-пудры. Таким же образом замаскированная ссадина на правой скуле могла бы быть почти незаметной, если бы не набрякшая на скуле опухоль, нарушавшая все пропорции лица.

Лицо дочери было ужасно, и Борис Степанович отвел глаза, не желая все это видеть.

– Нравится? – прозвучал в наступившей тишине вопрос дочери, и генерал вздрогнул: сколько в ее голосе было ненависти, упрека, жестокости!

– В каком смысле? – пробормотал Тихонравов, не зная, как реагировать.

– В прямом. Тебе нравится, как меня разукрасили? Тебе нравится, что у меня все тело в таких синяках? Тебе нравится, что меня чуть не изнасиловали втроем? Тебе нравится, что меня заставляли сосать хрен?

– Иришка, что ты говоришь…

– То, что было!

– Когда?

– Пару часов назад.

– Где?

– В моей собственной квартире. Меня поджидали трое кавказцев. Эти черные обезьяны точно знали, чего хотели. Они ждали именно меня.

– Но я тут при чем? Почему ты разговариваешь со мной в таком тоне, Иринка?

– Знаешь почему, папочка? Потому что это все из-за тебя, из-за твоих проклятых дел. Это потому, что ты никак денег досыта не нажрешься…

– Ира, помолчи!

– Сам помолчи! Знаешь, что эти подонки сказали мне напоследок?

– Что?

– Чтобы я передала тебе привет. Что ты не выполнил какой-то контракт, просрочив договор, и что это для тебя последнее предупреждение.

– Но почему они поступили так? Ты-то тут при чем? – Борис Степанович побледнел. Он сразу понял, чьих рук это дело, и оценил, насколько серьезна сложившаяся ситуация. А ведь он до последнего не верил, что Муса сможет оказаться настолько подлым, что он на самом деле осуществит свои угрозы в отношении его семьи!

– Я не знаю, папочка, при чем тут я. Я и пришла к тебе, чтобы узнать это.

В комнате воцарилось тяжелое молчание.

Тихонравов пытался лихорадочно обдумать сложившуюся ситуацию, найти выход из нее, преодолеть цейтнот, в котором он оказался.

Заявить в милицию? Да ведь сам по уши в дерьме, повязан настолько, что не сможет сделать этого никогда! Иначе сидеть ему до конца дней своих.

Попытаться еще раз договориться с Мусой? Но ведь только несколько дней назад беседовали! Тогда Багиров вроде бы все понял, а на самом деле вон что вытворяет!

Поискать конкурирующую команду? Натравить на Багирова таких же бандитов, как и он сам? Но где их искать? Сколько это будет стоить? Да и где гарантия, что не влипнешь в еще худшую историю, чем теперь?

Бежать? Но куда? Как?

Борис Степанович понимал, что выхода нет. Точнее, выход был один – достать наркотики хоть из-под земли. Но в том-то и дело, что достать их сейчас он не мог никак – от него теперь ничего не зависело.

Ирина молча смотрела на отца.

Она знала его слишком хорошо и теперь, рассматривая его лицо, на котором отражались все его мысли, могла почти со стопроцентной точностью сказать, о чем он так мучительно размышляет. Она видела, как нелегко ему сейчас, но ни на мгновение жалость к этому родному для нее человеку не закралась к ней в сердце – слишком уж свежи были воспоминания о кошмаре, слишком сильно еще болело все ее тело.

Она же и нарушила молчание первой, заметив, что растерянность отца не уменьшается, что никакая спасительная мысль не приходит ему в голову:

– Более того, папочка. Они сказали, что вернутся через три дня.

– Что?

– И тогда меня изнасилуют уже на все сто процентов, а кроме того… – она осеклась, не находя в себе сил выговорить то, что было ужаснее всего, однако все же превозмогла себя: – …а кроме того, рядом со мной, на той же самой кровати, они то же самое проделают со Светланкой…

– Что?!

– То, что слышал!

– Не может быть!

– Может! Может, гад! – закричала Ирина, будучи уже не в состоянии говорить спокойно. – Может, и все это обязательно случится, я чувствую это.

– Тише, тише, Иринушка, успокойся, доченька… – заметался Борис Степанович, бросившись к дочери, но она лишь гадливо оттолкнула его, взвизгнув:

– Отойди от меня! Убери свои руки! Это твои дружки насиловали меня!

– Что здесь происходит? – заглянула в комнату Галина Игнатьевна, напуганная доносившимися из кабинета криками. – Что за шум?

– Выйди отсюда!!! – рявкнул на нее генерал Тихонравов, и голос его был столь страшен, что обычно строптивая и неуступчивая жена мгновенно исчезла за дверью, старательно прикрыв ее за собой.

– Чего ты на мать кричишь? Она же ни в чем не виновата… – сквозь слезы упрекнула отца Ирина, но он не слушал и ее.

– Я сейчас поеду и во всем разберусь. Слышишь меня? Я обещаю, что с вами ничего больше не случится. Я решу все вопросы, и все снова будет хорошо.

Он вскочил, бросился к шкафу и начал снова надевать свой генеральский китель, но Ирина преградила ему дорогу из кабинета, встав у него на пути.

– Подожди, отец!

– Не волнуйся ни о чем, девочка моя, я все сейчас решу, все будет хорошо…

– Подожди! Сначала ты расскажешь мне все-все. Я должна знать, что происходит, кто нам угрожает, насколько это все серьезно. Я должна знать, в конце концов, с кем ты ведешь дела, куда ты сейчас хочешь поехать.

– Ирина, я не уверен, что тебе это следует знать. Понимаешь, это очень запутанная история…

– А я уверена! Это уже не только твое дело. Оно слишком уж тесно, – она с кривой улыбкой коснулась своей щеки, – слишком тесно затрагивает мои интересы. Оно вплотную угрожает моей дочери. Подо что ты нас подводишь? Кому подставляешь, папа? Как ты можешь…

– Ладно, я скажу.

Генерал в один миг сник, подошел к бару и извлек оттуда бутылку водки.

– Ты и мне налей чего-нибудь для разрядки, – тихо попросила дочь.

– Что ты будешь?

– Что угодно. Хоть водку.

Борис Степанович наполнил две рюмки, одну подал дочери, вторую одним махом выпил сам и, налив себе еще порцию, уселся на диван, согревая хрусталь в ладони.

– Садись, Иринка.

– Ладно, – дочь опустилась на диван рядом с ним и положила руку на его плечо. – Что, пап, это очень страшно?

У нее уже не было на него злости. Ярость ее вспыхнула и тут же прошла, вылившись в крике, а теперь, сидя на диване рядом с отцом, она смотрела на него со смешанным чувством досады и жалости.

Какой он уже старый! Куда он лезет со своим-то здоровьем! Когда же он успокоится, уйдет на пенсию? Ведь и денег скопил больше чем достаточно. Хватит и самому до самой смерти, и внукам останется. Да и невозможно заработать все деньги, которые только есть в мире, надо уметь когда-то и остановиться.

– Да, доча, влипли мы все здорово, – обреченно вздохнул Тихонравов, выпив вторую рюмку.

– Что у вас за бизнес? Какое-то вооружение налево толкаете? Цветные металлы? Или что-то связанное с экспортом, с грузоперевозками?

– Вот-вот, с перевозками.

– Пап, говори толком.

– Я – главное звено в транспортировке наркотиков из Таджикистана.

– Ты что, папа?! – Ирина испугалась не на шутку. Она ожидала чего угодно, но только не этого. Если продажа оружия или использование каких-то его служебных возможностей в корыстных целях еще могло бы быть ею воспринято, то наркотики…

Теперь она хорошо понимала, почему отец даже не вспомнил про милицию, когда она рассказывала ему о кошмаре, который с ней приключился. Перевозку наркотиков можно истолковать только как преступление, какие бы адвокаты тебя ни защищали.

– Да, Иришка.

– Но ведь…

– Это огромные деньги, дочь. Где я еще смог бы так заработать? Ты же не думаешь, что машина и доллары для тебя – это все с зарплаты моей?

– Нет, конечно, но…

– Вот, в том-то и дело, что «нет, конечно», и без всяких «но»… Да, Иринка, как ни горько это сознавать, как ни противно, но на старости лет твой отец – генерал, военный летчик, которым ты всегда могла гордиться, – занялся банальным преступным бизнесом. Я – преступник, Иришка, мое место в тюрьме. И я чувствую, что рано или поздно я там окажусь, если только не успею вовремя «спрыгнуть».

– В каком смысле?

– Извини, дочь, это сленг. Видишь, уже успел привыкнуть, заговорить на их языке. Правду говорят – с кем поведешься… Я имел в виду – если не успею вовремя бросить все это дело, затаиться, уйти на дно. Только в этом случае, возможно, доживу остаток дней спокойно, с вами, с внуками своими, а не в казенном доме.

– Пап, не говори так!

– Говори или не говори, суть вещей от этого не меняется. Я хотел предупредить тебя раньше, но все не получалось, повода подходящего не было…

– О чем?

– На твое имя в нескольких надежных банках есть счета. Там денег достаточно по российским меркам. Все документы – у матери, тоже в специальном банковском сейфе. Если со мной что-нибудь случится и проведут полную конфискацию, ты, дочь, без средств не останешься.

– Папа, ты лучше о другом подумай! – Снежкова-младшая разозлилась. Она всегда была довольно суеверной, и эти разговоры отца о тюрьме и конфискации имущества действовали на нее угнетающе. – Никто тебя никогда не посадит. Мы просто к помощи милиции прибегать не будем, вот и все. Твои партнеры тоже ведь не захотят тебя сдавать.

– Не знаю. Пока, по крайней мере, они этого не хотят. Я им еще нужен здесь.

– Ну вот видишь!

– Иринка, но все сложилось гораздо хуже, чем ты можешь предполагать.

– Так расскажи!

– Там, в Таджикистане, по роковому стечению обстоятельств сорвалось получение партии наркотиков. Здесь, в Москве, меня вроде бы подставили.

– Что значит «подставили»?

– Заявили, что партия к ним не приходила, а значит, денег за нее они платить не собираются.

– А это много?

– Не так чтобы много…

– Сколько?

– Скажем, тысяч сто пятьдесят – двести. Смотря как считать – по доходу или по расходам.

– Долларов?!

– Да.

– Только за одну партию?

Вместо ответа Тихонравов лишь грустно улыбнулся, потрепав дочь по плечу:

– Выпьешь еще?

– Нет, – ошарашенная произнесенной цифрой, Ирина задумчиво смотрела в пол, разглядывая узор ковра. Конечно же, она слышала о том, что деньги в таких количествах существуют, неоднократно видела и счета, проходившие через их рекламное агентство, оплаченные в банках счета-фактуры, гарантийные письма от солидных фирм-клиентов. Однако в ее сознании подобная сумма увязывалась лишь с крупным и прибыльным бизнесом, которым занимаются серьезные легальные корпорации. А здесь ее родной отец ворочал у нее под носом такими деньгами, и, как она понимала, вряд ли эти деньги находились на чьих-нибудь счетах – в наркобизнесе, по всей видимости, работают только с наличкой.

Увязать всю полученную информацию со скромной фигурой Бориса Степановича она никак не могла.

– А я выпью.

– Подожди, не пей, папа. Давай с тобой сначала что-нибудь придумаем.

– А она меня не берет, – генерал подошел к бару и опрокинул в себя еще одну порцию водки, даже не поморщившись.

– И все же, отец, я пока не поняла, в чем проблема? Что от тебя требуется?

– Ну как же не поняла? Смотри – здесь мне не платят за уже доставленный товар. Так?

– Да.

– Там, в Таджикистане, привезли новую партию, но денег за нее не получили, так как я не смог перевезти своим людям туда деньги отсюда.

– Конечно, с тобой же не рассчитались.

– И уже не рассчитаются. Ну да ладно. Если бы меня предупредили заранее, я бы нашел выход…

– Ты смог бы наскрести всю сумму на новую партию? Сотню и больше тысяч долларов?

– Смог бы, дочь, – спокойно ответил генерал. – Но не в этом дело. Просто меня не предупредили. Меня подставили, думая, что я догадаюсь заплатить своими. А я, как дурак, все ждал оплаты и не предпринимал никаких шагов там, на юге. В итоге там, в горах, происходят очень неприятные вещи…

– Что именно, папа? Рассказывай уж все до конца. Давай без секретов.

– Иринка, эта информация уже сама по себе штука опасная. Ее не стоит знать.

– Папа!

– Короче, мой поставщик в результате боевых действий нашего спецназа был убит.

– Значит…

– Нам поставлялись наркотики из Афганистана, с подпольных заводов.

– Вы работали с моджахедами? С «духами», как их называли во время афганской войны?

– С ними, дочь. И полевой командир, который провозил наркотики через границу, был убит в бою, по сведениям разведки. Разгромлена и пограничная застава в горах, командир которой являлся моим человеком.

– То есть, другими словами, являлся звеном в вашей цепочке по транзиту наркотиков?

– Да. Этот офицер пропал без вести. Найти его никто не может. Да и как найдешь его в горах?

– С вертолетов, например.

– Ты, дочка, боевиков насмотрелась. На самом деле все куда сложнее… А может, он уже где-нибудь «за речкой» сидит да к переезду в Швейцарию готовится.

– За какой речкой?

– В Афгане, значит… Короче, самое противное во всей этой истории то, что в кутерьме потерялась та партия наркотиков. Ее искали и у разбитых моджахедов, и у расстрелянных спецназовцев, и на раздолбанной в пух и прах заставе – нет нигде, как сквозь землю провалилась! Уже привлекли всех, кого только можно, даже самые слабые и ненадежные группы оппозиции, лишь бы только напасть на след этой партии!

– Так купите новую, и дело с концом!

– У кого?

– Ну хоть у кого-нибудь… Неужели в Таджикистане так трудно найти наркотики? Газеты почитаешь, так там они чуть ли не на каждом шагу…

– Я повторяю, мой поставщик убит, а где он брал наркотики, я могу только догадываться. Иринка, ты не понимаешь, что Восток – дело тонкое. Там связи нарабатываются месяцами, если не годами. Там без взаимной проверки не сделаешь и шагу. Только когда тебе начнут доверять, только тогда с тобой начнут работать. А что ты мне предлагаешь – приехать туда, найти первого попавшегося «духа» и предложить ему поставлять для меня наркотики? Да откуда он их возьмет? Что, у каждого «духа» свой собственный завод, который стоит миллионы долларов? Или свои подпольные лаборатории с классными химиками? Мы же, Иринка, получали не сырье, потому и прибыль хорошую имели. У нас был уже чистенький, отличного качества морфин. Тем более где его найти такими партиями, какие нужны нам?!

– Так что же делать, папа?

– Не знаю.

– А куда ты собирался идти?

– К тем людям, которые ждут от меня этой партии. Нужно еще раз попробовать договориться.

– А это они… приходили сегодня ко мне? – с запинкой спросила Ирина, хотя ответ знала заранее. – Ты к ним пойдешь?

– Я не знаю, кто именно был к тебе заслан. Не думаю, что кто-то из близкого окружения Мусы, скорее какие-нибудь мелкие сошки…

– Ты сказал – Мусы?

– Да, его зовут Муса Багирович Багиров. По крайней мере, именно так он всем представляется. Уголовный авторитет, из чеченцев.

– Папа, зачем ты с ними связался? – после некоторого раздумья спросила дочь. – Ко мне сегодня приходили тоже кавказцы. Они – звери.

– Доча, пойми, куда бы я девал наркотики? Сам ходил бы продавать, что ли? Они – мои покупатели…

– У меня такое чувство, что они, конечно, покупатели, только товар – ты и твоя семья.

Тихонравов вздрогнул и, странно взглянув на дочь, тут же опустил голову. Сначала ему захотелось ответить ей как можно резче. Мол, не мальчик он, чтобы она так с ним разговаривала. Мол, сама ведь тоже любила пользоваться всеми теми благами, которые давал им наркобизнес. Мол, не тебе, дочери, судить отца и выговаривать отцу. Но, поразмыслив мгновение, он вдруг понял, что Ирина полностью права.

Да, конечно, он привык называть Мусу партнером по бизнесу, и сам Багиров при случае всегда любил подчеркивать их якобы равные отношения. Но, как оказалось, равенство продолжается лишь до определенного момента, ведь Багиров от него, Тихонравова, не зависел ни на мгновение, ни на доллар. Ну потеряет он, к примеру, одного поставщика наркотиков – тут же найдет нового. Не в Таджикистане, так в степях Казахстана. Не морфин будет получать, так коноплю или мак. В конце концов, если совсем уж не выгорит с наркотиками, займется чем-либо иным, а возможно, что и давным-давно занимается, контролируя, к примеру, проституцию, или вывоз цветных металлов, или просто какой-нибудь из московских рынков.

Генерал «взять за жабры» чеченца не мог никак. Единственной реальной угрозой для Багирова была бы явка Тихонравова с повинной в Федеральную службу безопасности или в отдел по борьбе с организованной преступностью. Но и в таком случае самому генералу неприятностей светило бы куда больше, чем чеченцу, которого защищали бы лучшие адвокаты и который не жалел бы денег на подкуп суда и следствия. Багиров же мог держать его, Бориса Степановича, голыми руками – стоило лишь чуть-чуть нажать на болевые точки, как сегодня с Иринкой.

Да за дочь или за внучку генерал мог пойти на что угодно, это было ясно как день!