Текст книги "Слепой. Живая сталь"
Автор книги: Андрей Воронин
Жанр: Боевики: Прочее, Боевики
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 15 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
Съехав с дороги на поросшую жесткой, как проволока, травой каменистую обочину, майор затормозил и выключил зажигание. Грузовик тоже остановился, и дующий со стороны обрыва легкий ветерок погнал клубившуюся за ним пыль куда-то вглубь плоскогорья, рассеивая ее по пологому склону с торчащими из травы, причудливо обглоданными эрозией каменными останцами. Временами ветер усиливался и начинал свистеть, наигрывая на струнах травы и окаринах иссеченных глубокими трещинами камней какую-то заунывную мелодию.
Генерал Моралес легко выпрыгнул из машины, подошел, шурша травой и похрустывая мелким щебнем, к самому краю обрыва и некоторое время молча смотрел на раскинувшуюся внизу подернутую синеватой дымкой испарений панораму. Когда он, наклонившись, заглянул под обрыв, майор Суарес поспешно отвернулся: от этого зрелища у него закружилась голова, а в коленях появилась противная ватная слабость.
– Да, место подходящее, – повернувшись к обрыву спиной, констатировал Моралес. – Прошу вас, майор, командуйте.
Отойдя в сторонку, он принялся щелкать зажигалкой, заново раскуривая потухшую сигару. Суарес отдал короткий приказ топчущимся у грузовика солдатам, и те, с грохотом и лязгом отвалив задний борт, принялись, покрикивая, выгонять оттуда понурых людей в синих комбинезонах – оставшихся в живых участников недавней драки на полигоне. Его превосходительство генерал Моралес нашел воспитательный метод, примененный майором к убийце русского, не только абсолютно верным, но и пригодным для более широкого использования, результатом чего и стала данная поездка.
Шофер грузовика поднял капот, достал из освободившегося кузова мятое жестяное ведро и, погромыхивая им, направился за водой к ближайшему ручейку, который, прыгая с камня на камень, стекал по склону и срывался в пропасть небольшим, рассеивающимся на лету в мелкую водяную пыль водопадом. Он – шофер, разумеется, а не водопад – старательно делал вид, что происходящее его не касается, и ему оставалось только позавидовать: он был единственный из присутствующих, кто мог позволить себе такую роскошь.
Приговоренных пинками и ударами прикладов прогнали до самого обрыва и оставили там – четыре понурые фигуры со связанными за спиной руками. Один, споткнувшись, упал на колени и остался в этой позе, уронив на грудь всклокоченную голову. Вместе со знакомыми запахами тропического леса ветер доносил с той стороны не менее знакомую вонь застарелого пота и неразборчивое бормотание – кажется, кто-то из механиков молился. Солдаты, тоже четверо, выстроились у грузовика в короткую шеренгу. Суарес поднял руку с зажатыми в ней перчатками и посмотрел на генерала. Сеньор Алонзо коротко кивнул, дымя сигарой: он явно был не расположен шутить.
Майор резко опустил руку, с трудом подавив желание зажмуриться. Он был штабной работник с университетским образованием, профессиональный переводчик, лингвист в погонах; командовать расстрелом ему до сих пор не приходилось ни разу, и сгоряча застреленный на полигоне механик с отверткой был единственным человеком, которого Умберто Хорхе Суарес собственноручно отправил на тот свет. Порученная ему в самом начале строительства завода несложная миссия гида и переводчика как-то незаметно трансформировалась; теперь у него появились полномочия, к которым он никогда не стремился, и обязанности, без которых с удовольствием мог обойтись. С одной стороны, доверие генерала Моралеса радовало, а с другой, пугало. Да и было ли это доверием? И нужно ли оно Умберто Суаресу, такое доверие?
От грохота автоматных очередей заложило уши, на землю, дымясь, градом посыпались горячие гильзы. Один за другим сломавшись в коленях, приговоренные механики поочередно исчезли из вида за краем обрыва. Стрельба затихла, и майор успел услышать удаляющийся крик, который почти сразу оборвался.
Солдаты почему-то не двигались, продолжая целиться из автоматов в пустоту на том месте, где только что стояли четыре живых человека. «Ах, да, – спохватившись, подумал майор, – конечно…» Он не своим, чужим и непослушным голосом подал команду, и стрелки, опустив оружие, полезли в кузов грузовика. Возможно, они тоже что-то чувствовали, думали, имели по поводу происходящего какое-то свое мнение, но по поведению их сейчас было практически невозможно отличить от роботов из фантастического романа или обыкновенных рабочих муравьев. И майор Суарес, откровенно говоря, не понимал, что ими движет в данный момент: дисциплина и привычка к беспрекословному послушанию или инстинкт самосохранения.
Вернувшийся водитель долил в горячий радиатор воды, с лязгом захлопнул капот и, получив от генерала утвердительный кивок, торопливо юркнул за руль. Грузовик завелся, заглушив посвист ветра бормотанием дряхлого дизельного движка, немного поскрежетал шестернями коробки передач, кое-как развернулся и, переваливаясь на ухабах, укатил в обратном направлении.
Генерал отчего-то медлил. Он опять подошел к краю обрыва и, остановившись почти точно на том месте, где всего пару минут назад стояли расстрелянные механики, неторопливо закурил новую сигару. Потом наклонился, упершись руками в колени, и посмотрел вниз. Повинуясь манящему жесту его руки, Суарес подошел и стал рядом.
– Плохо, – глядя в пропасть, озабоченно произнес сеньор Алонзо. – Как это по-русски?.. Никуда не годится, вот.
Осторожно приблизившись к самому краю, майор тоже заглянул вниз. У него опять закружилась голова, но он усилием воли взял себя в руки и внимательнее всмотрелся в то, что открылось его взору.
Более пристальный взгляд ровным счетом ничего не изменил: там, внизу, как и прежде, не наблюдалось ничего особенного. Они с Моралесом стояли на краю высокого плато, под которым безбрежным морем курчавой зелени расстилалась сельва. Прямо из-под их ног скала уходила вниз отвесной стеной, до подножия которой на глаз было метров сорок, если не все пятьдесят. Дальше начинался крутой, ощетиненный неровными каменными зубцами, изрезанный глубокими расселинами и трещинами, поросший густым кустарником и невысокими деревьями склон. Майор ожидал увидеть распростертые на камнях тела, но их не было, лишь в одном месте не серо-желтом боку большого валуна виднелось какое-то темное пятно, которое с одинаковым успехом могло оказаться как кровью, так и какой-нибудь разновидностью лишайника.
– Что плохо, сеньор генерал? – спросил майор.
– Да вон же, вон! Смотрите внимательнее! Видите?
Моралес указал рукой с зажатой в ней дымящейся сигарой куда-то влево и вниз, одновременно положив свободную руку майору на плечо, словно затем, чтобы развернуть его в нужную сторону. Майор послушно наклонился ниже, глядя в указанном направлении, и, наконец, увидел среди камней крошечное темное пятнышко, которое, если немного напрячь воображение, можно было принять за ботинок. Вероятно, ботинок сорвался с ноги одного убитых, когда тело ударилось о камни перед тем, как навеки исчезнуть в одной из многочисленных расселин; впрочем, с такой же долей вероятности пятно могло оказаться обыкновенным камнем.
– Вы говорите о ботинке, сеньор генерал? – на всякий случай спросил он, хотя и так было ясно, что ничего иного Моралес просто не мог иметь в виду: никакого другого непорядка, способного вызвать его неудовольствие, под обрывом не наблюдалось.
– Ботинок? – В голосе генерала Суаресу почудилось что-то вроде недоумения. – Да, разумеется, именно ботинок. Он не должен там лежать. Его надо убрать, майор.
В первое мгновение Суарес просто удивился: убрать? Но как это сделать и, главное, зачем?
В следующий миг он вдруг понял, к чему клонит его превосходительство, и попытался, выпрямившись, отпрянуть от края пропасти. Но было поздно: лежавшая на плече поверх погона ладонь сжалась, как стальные тиски, и резко толкнула его вперед.
Выброс адреналина был таким мощным, что майор Суарес не сумел даже вскрикнуть. Он летел головой вперед, слыша, как свистит в ушах тугой поток встречного воздуха, и видя, как стремительно приближаются, увеличиваясь в размерах, острые выступы скальной породы. Он успел увидеть, что привлекшее его внимание пятно на самом деле не ботинок и не камень, а просто кучка перьев – все, что осталось от какой-то умершей на лету птицы. Потом несущаяся навстречу планета Земля одним молниеносным рывком покрыла остаток разделявшего их расстояния и со страшной силой ударила майора в лицо острым каменным бивнем.
Камнем летящее вниз тело отскочило от скального выступа, изменив траекторию полета и моментально приобретя сходство с большой тряпичной куклой, ударилось о большой валун ниже по склону и боком соскользнуло в трещину, которая сверху казалась тонкой, как волосок. В воздухе в последний раз мелькнули беспорядочно болтающиеся, будто веревочные, руки и ноги, и труп исчез из вида, оставив на каменном боку валуна еще одно продолговатое темное пятно, которое теперь, когда единственный оставшийся наверху зритель точно знал, что это, нисколько не походило на лишайник.
Генерал Моралес еще немного постоял на краю обрыва, задумчиво попыхивая сигарой. В чистом голубом небе над сельвой опять кружили на распростертых крыльях стервятники. Сеньор Алонзо подумал, что в последнее время стал что-то очень часто видеть этих птиц, как будто они, чуя в нем надежного кормильца, записались в его официальную свиту. Но, разумеется, это было не так, просто в последнее время он стал чаще бывать за городом, в местах, где стервятники испокон веков водятся в великом множестве.
Еще он думал о майоре Суаресе, вина которого, по большому счету, была не так уж велика и вряд ли заслуживала столь суровой кары. Но генерал не жалел о сделанном. Он чувствовал, что в его жизни, как в жизни любого профессионального игрока, вот-вот настанет момент, когда лишние фигуры на доске будут ему только мешать.
Докурив сигару, генерал выбросил окурок в пропасть, вернулся к машине и сел за руль: пришло время свести более близкое знакомство с русскими танкистами.
Глава 15
– Дела, как сажа бела, хуже не придумаешь, – дуя на заваренный Сиверовым чай, сказал генерал Потапчук. – Зато чаек отменный, давно такого не пил.
– Настоящий цейлонский, без дураков, – подтвердил Слепой. – Ни крошки мусора, лично проверял. И потом, ворованное всегда вкуснее.
– М-да, – неопределенно молвил Федор Филиппович и осторожно хлебнул из чужой фарфоровой чашки чужого – или, как верно подметил Глеб, ворованного – чаю.
Глеб глотнул кофе, терпеливо дожидаясь продолжения. Снятый китель судебного пристава с подполковничьими звездами на погонах висел на спинке стула. В шикарно обставленной двухэтажной квартире пропавшего без вести дипломата Чернышева стояла глухая ватная тишина, вокруг все словно вымерло – видимо, соседи поголовно находились на работе, или здесь была какая-то уж очень надежная многослойная звукоизоляция. Сюда не проникал даже шум Нового Арбата, который пенным потоком разноцветного железа и людских голов катился в тумане выхлопных газов мимо подножия двадцатиэтажного железобетонного утеса. На стене гостиной отчетливо тикали электрические часы, но их размеренное, как капель из неисправного водопроводного крана, щелканье только подчеркивало тишину, которая по контрасту с ним казалась еще глубже и непроницаемее.
– Вчера я произвел что-то вроде разведки боем, – сообщил, наконец, генерал. – Договорился о встрече с человеком, который втянул меня в эту историю, и поговорил с ним начистоту: изложил известные нам факты, в том числе и те, о которых ты пока не знаешь.
– Ммм? – глядя на него поверх чашки, вопросительно промычал Глеб.
– Докладываю: твоя версия блестяще подтвердилась. Позавчера из Челябинска пришел, наконец, ответ на мой запрос. Для этого на них пришлось хорошенько надавить, и они нехотя, сквозь зубы признались, что в рамках подписанного соглашения передали Венесуэле документацию по этому твоему «Объекту сто девяносто пять». А еще направили туда группу специалистов по наладке оборудования и экипаж испытателей.
– Удивительно, как это они раскололись, – заметил Глеб. – Проект явно засекреченный, со строго ограниченным числом лиц, имеющих допуск к информации.
– Жареным запахло, вот и раскололись, – проворчал Федор Филиппович. – Твоя интуиция, как всегда, на высоте: договор-то оказался с душком, как ты и предполагал. На днях из Венесуэлы на завод пришло официальное уведомление о том, что он расторгнут ввиду очевидного несоответствия действующим в стране законам. Эти самые законы действуют там со дня принятия нынешней конституции. В момент подписания договора они, соответственно, тоже действовали, и твои недавние клиенты, вероятнее всего, отлично знали, что ставят свои подписи под документом, не имеющим в этой стране никакой юридической силы. Теперь Уралвагонзаводу ясно дали понять, что предусмотренных договором дивидендов им не видать, как своих ушей. О том, чтобы вернуть вложенные в строительство средства, оборудование или хотя бы техническую документацию по Т-95, естественно, нечего и мечтать: все это, сам понимаешь, национализировано и является достоянием свободолюбивого, а главное, кристально честного народа Венесуэлы.
– Ну, народ, – хмыкнул Сиверов. – Народ-то, как мне кажется, получит от этой аферы ничуть не больше, чем наши челябинские лопухи. А у лопухов, действительно, никаких шансов. Революционное правительство, до сих пор скорбящее по поводу смерти своего лидера, с администрацией какого-то там завода даже разговаривать не станет. А чтобы задействовать мощь российской дипломатии, придется для начала признаться, да не попу на исповеди, а Кремлю, что подарили шайке проходимцев набор «Собери танк». И не какой попало танк, а такой, какого пока нет на вооружении ни в одной стране мира, в том числе и у нас. Кому же захочется в таком признаваться? После таких признаний с людьми обычно происходят очень неприятные метаморфозы: заснул директором завода или, скажем, одним из главных акционеров, а проснулся безработным, да еще и подследственным. Нет, я бы не стал признаваться – аллах с ним, с заводом, не говоря уже о танке… Значит, вы прямо так поехали к нему и все это выложили? И что он?..
– Обещал во всем разобраться, – с кривоватой улыбочкой сообщил генерал.
– Это называется «нулевая реакция», – заметил Глеб. – Так говорят, когда сказать нечего. Или когда хотят уклониться от прямого ответа. Извиняюсь, конечно, но я не понимаю, чего, собственно, вы ждали от этого разговора.
– От разговора как такового я ничего не ждал, – заверил его Федор Филиппович, – я еще не настолько выжил из ума, что бы ты по этому поводу ни воображал. Мне было интересно посмотреть, как, собственно, он станет разбираться, с чего начнет, к кому обратится.
У Глеба чесался язык спросить, не опасался ли его превосходительство пули в затылок, но он благоразумно воздержался от этого обидного вопроса: Потапчук и впрямь еще не настолько выжил из ума, чтобы не предусмотреть такую возможность. А если бы выжил и не предусмотрел, то сейчас не сидел бы перед Глебом, попивая чаек, а лежал бы на обитом цинком столе в прозекторской, и какой-нибудь небритый хмырь в заляпанном кровью белом халате, держа в одной руке обкусанный бутерброд с котлетой, другой копался бы в его внутренностях, пытаясь установить, какие анатомические особенности отличают генерала ФСБ от рядовых граждан Российской Федерации.
– И каковы результаты? – спросил Глеб, чтобы не молчать.
– Результаты, как ты только что сказал, нулевые, – ответил генерал. – Ни да, ни нет – по-прежнему сплошная неопределенность. Мы встречались за городом, в Завидово. Сразу после нашего разговора он отправился в Москву. По дороге его машину расстреляли из гранатомета. Нападавшие были уничтожены на месте. Все четверо – чистокровные чеченцы, активные участники бандформирований, находящиеся в международном розыске еще со времен контртеррористической операции.
– Так это был Лужин! – сообразил Глеб. – Генерал-полковник, Герой России, гроза и ужас боевиков. Значит, они до него все-таки добрались. И теперь сам черт не разберет, было это исполнение старого приговора или отголосок нынешней истории.
– Ну, на этот вопрос я тебе отвечу легко, – заявил Федор Филиппович. – Причем не гипотетически, а вполне обоснованно, я бы даже сказал, доказательно. Это, Глеб Петрович, было и то, и другое. Кое-кому подсказали, где и когда можно свести с Лужиным счеты, и намекнули, что эта небольшая акция принесет исполнителям не только моральное удовлетворение. Полагаю, четыре машины ДПС, появление которых решило исход дела, тоже очутились там не случайно. Все это было очень тщательно организовано и разыграно как по нотам. Я говорю с такой уверенностью, потому что в кармане у одного из убитых чеченцев обнаружили мобильный телефон, а в нем – один любопытный номерок, известный очень и очень немногим людям…
– И чей же, если не секрет, это был номерок? – осведомился Глеб.
– Не секрет, – сказал Федор Филиппович. – Мой.
Сиверов поперхнулся кофе и некоторое время кашлял в кулак.
– Ну правильно, – сказал он, прокашлявшись. – Теперь понятно, к чему вся эта конспирация. Поздравляю, товарищ генерал. Свершилось! Я так и знал, что рано или поздно вам надоест разыгрывать из себя рыцаря без страха и упрека, вы бросите работать и начнете, наконец, зарабатывать. Недурная комбинация, шеф! Чур, я в доле.
– Очень смешно, – пару раз беззвучно ударив в ладоши, похвалил Федор Филиппович. – Я бы с удовольствием развил тему, да жаль, времени мало. Я, знаешь ли, в бегах, так что мне нынче не до твоих шуточек. Спасибо, вовремя предупредили, а то… – Он безнадежно махнул рукой. – Выбор, сам понимаешь, так себе: быть убитым при задержании или повеситься в камере следственного изолятора. Ну, или скончаться от какой-нибудь острой сердечной недостаточности. И быть похороненным с клеймом предателя на лбу.
– Да, выбор кислый, – перестав улыбаться, согласился Слепой. – Кстати, сердечная недостаточность – это мысль. Вы подумайте хорошенько, Федор Филиппович. Все равно ведь не отстанут!
– Я уже думал, – признался Потапчук. – А тебе не кажется, что не стоит так частить? Еще парочка подобных фокусов, и меня после очередного воскресения вызовут на ковер и проткнут осиновым колом – просто так, для окончательной ясности, чтоб больше не вводил народ в заблуждение.
Глеб осторожно усмехнулся. Шутка прозвучала мрачновато, но это была именно шутка, а не что-то иное – например, жалоба на то, что его, заслуженного, кристально честного человека, в жизни не прикарманившего ни одной казенной копейки, на старости лет выставили изменником, предателем государственных интересов, убийцей и казнокрадом. Да и вообще, его превосходительство сегодня выглядел, хоть и озабоченным до предела, но оживленным и даже чуточку помолодевшим. Неплохо его изучив, Глеб понимал, что это означает: Федор Филиппович был зол, как сто чертей, а из этого, в свою очередь, следовало, что скучать в ближайшее время не придется.
– Можно подумать, предыдущий вариант лучше, – сказал он, оставив все эти мысли при себе. – Не умрете понарошку – вам обязательно помогут сделать это по-настоящему. А насчет осинового кола бабушка надвое сказала. А другая бабушка, по имени Екатерина Вторая, она же Великая, очень правильно подметила, что победителя не судят. Так что подумайте, товарищ генерал. Правда, сердечная недостаточность – это, наверное, все-таки не вариант. При таком диагнозе опознать тело – раз плюнуть. А желающие вас опознать, чтобы лично убедиться в вашей безвременной кончине, полагаю, найдутся. Эти-то точно явятся в морг с осиновым колом за спиной – как вы сказали, для окончательной ясности. Надо бы придумать что-нибудь такое, этакое – яркое, с фейерверком и обугленным скелетом на выходе…
– Хватит смаковать подробности, – перебил его Потапчук. – Ишь, размечтался! В любом случае это не твоя забота. Твой военно-транспортный борт в Челябинск вылетает сегодня в двадцать один ноль-ноль. На ознакомление с аппаратом и приобретение первичных навыков управления даю двое суток, начиная с завтрашнего утра.
– С каким таким аппаратом? – невинно округлил глаза Сиверов.
– Прекрати паясничать. Сам знаешь, с каким. И отнесись к делу со всей серьезностью. Это тебе не «тридцатьчетверка» и даже не «королевский тигр», эта машина уже очень далеко ушла от обыкновенного гусеничного трактора. А когда прибудешь на место, надо будет хотя бы издалека смахивать на механика-водителя.
Сиверов длинно присвистнул.
– А место, как я понимаю, называется Сьюдад-Боливар?
– Предположительно, – кивнул Федор Филиппович. – Более точный адрес укажет местное начальство.
– А с чего вы взяли, что местное начальство станет со мной общаться и что-то такое мне указывать?
– С того, что оно в тебе нуждается, – сообщил генерал. – Причем настолько остро, что вот-вот начнет размещать объявления соответствующего содержания в средствах массовой информации. Они ищут механика-водителя, знакомого с Т-95 или хотя бы Т-90 – ищут, как ты понимаешь, по неофициальным каналам…
– Это понятно, – кивнул Глеб. – Официальные-то они сами себе перекрыли, бортанув в лице Уралвагонзавода всю Россию-матушку!
– Один из этих каналов, – продолжал Федор Филиппович, – контролирует некто Ицхак Соломонович Вейсман – гражданин Израиля, иногда шутки ради указывающий в качестве адреса постоянного проживания планету Земля. Серьезный, вполне легальный бизнесмен, мультимиллионер, среди всего прочего владеющий одним из крупнейших в мире агентств по найму рабочей силы…
– А, – сказал Глеб, – понятно. Такие конторы вроде московского птичьего рынка. На прилавке белые мыши и аквариумные рыбки, а под прилавком все, чего душа попросит: обезьяны, кашалоты, крокодилы, бегемоты… И зеленый попугай.
– Примерно так, – кивнул Потапчук. – Именно – чего душа попросит, от землекопа до программиста и от нейрохирурга до специалиста по проведению секретных спецопераций и захвату алмазных копей. Вейсман, если можно так выразиться, коренной израильтянин, его родители поселились там сразу после провозглашения государства. Во время заварушки на Синайском полуострове его угораздило угодить в лапы арабам, и один советский наблюдатель в составе миротворческих сил ООН – не надо таращить глаза, это был не я, я не такой древний, мне этот контакт достался по наследству от предшественника, – из чистого человеколюбия помог ему выбраться из этой передряги. С тех пор он не устает повторять, что даже среди русских таки встречаются приличные люди, и частями отдает должок, время от времени делясь с нами информацией, которая кажется ему любопытной. Берет он, правда, недешево, зато поступающие из этого источника данные всегда оказываются, во-первых, точными, а во-вторых, по-настоящему ценными. Так вот, буквально на днях из Венесуэлы пришел запрос на механика-водителя танка, разбирающегося в конструкции и особенностях управления известной тебе моделью. Общеизвестно, что среди соплеменников господина Вейсмана дураки попадаются крайне редко. Ицхак Соломонович – не исключение, и у него хватило ума сообразить, что это, как минимум, странно. Ну, а у меня, хоть я и в бегах, еще хватило влияния на то, чтобы конкурс среди возможных претендентов на открывшуюся вакансию не состоялся, и чтобы выбирать господину Вейсману и его коллегам пришлось всего из одной кандидатуры.
– И эта кандидатура моя, – констатировал Глеб.
– Так точно. Поэтому постарайся не подвести старика, он очень дорожит своей репутацией. Впрочем, ему в любом случае вряд ли станут предъявлять претензии. Те, кто затеял эту аферу, тоже не на помойке себя нашли и наверняка понимают, что человек, который явится по их запросу, будет не просто водителем танка. Для них это неизбежное зло, которое они наверняка постараются обратить себе во благо.
– А если это не получится, похоронить в бетоне, – закончил за него Глеб. – Веселенькая перспектива, ничего не скажешь. А не проще послать туда одну из наших подлодок и жахнуть по заводу ракетой?
– Не проще, – ответил генерал. – Во-первых, для такого удара нужны точные координаты цели. Или ты предлагаешь поднять на воздух все эти гектары, которые заняты заводом? А может, заодно и весь Сьюдад-Боливар? А во-вторых, кто я такой, чтобы отдавать приказы атомному подводному флоту? Дискредитированный беглец от правосудия, без пяти минут покойник… Такие команды поступают из Кремля, а Кремль… гм, да.
– Понимаю, – задумчиво кивнул Сиверов. – Если Лужина – генерал-полковника, героя и так далее – использовали как простую пешку, каков же тогда калибр самого игрока? Этот игрок может обнаружиться где угодно, в том числе и за кремлевской стеной. И это, скорее всего, не один игрок, а целая команда. И нет никакой гарантии, что, вступив в контакт с Кремлем, правительством, Думой, нашей дирекцией или Священным Синодом, вы не начнете делиться своими проблемами и планами с противником.
– Группа специалистов из Челябинска, работавшая в Сьюдад-Боливаре, на днях прибыла из Каракаса в Москву, – ровным голосом сообщил Федор Филиппович. – Вернее, до Москвы они так и не добрались. В микроавтобусе, который вез их из аэропорта, по неизвестной причине взорвались газовые баллоны. Погибли все, документы сгорели тоже, и то, что это были именно они, удалось установить только после просмотра записей, сделанных следящими камерами в аэропорту. На одной из них видно, как они садятся в автобус. Вот эта запись, на досуге можешь полюбопытствовать. – Генерал протянул Глебу миниатюрный компакт-диск. – Еще одна интересная деталь. Если пассажиров не подменили по дороге, что представляется маловероятным, и это точно были они, то двух трупов почему-то не хватает. Вернее, целых трех, считая водителя, который куда-то пропал – за рулем, во всяком случае, его не оказалось. Вот эта деталь представляется мне довольно существенной и, на мой взгляд, многое говорит о противнике.
– Ничего нового она не говорит, – возразил Слепой. – С самого начала ясно, что это упырь или целая компания упырей, для которых человеческая жизнь ничего не стоит. А если стоит, так никак не больше той суммы, которую пришлось потратить на ее прерывание – патроны-то ведь на деревьях не растут, их покупать надо, как и газовые баллоны. Скажите лучше другое. Это опять насчет противника – не того, с которым мы имеем дело в данный момент, а традиционно потенциального. Я думаю, ввиду большой спешки наше латиноамериканское жулье обратилось не только к вашему Ицхаку Соломоновичу. Да и сам почтенный старец, не будь он лицом совершенно определенной национальности, почти наверняка поделился любопытной новостью не с вами одним. Интересно, как смотрят на всю эту катавасию Соединенные Штаты?
– С беспокойством смотрят, – сказал Федор Филиппович. – С озабоченностью. И мне эта озабоченность очень не нравится. Пока что они не знают ничего, кроме того, что Каракасу зачем-то понадобился механик, умеющий управлять новейшими моделями наших танков. Зачем, конкретно, понадобился, они не в курсе, но догадаться несложно. А когда спецслужбы начинают гадать на кофейной гуще, догадки у них рождаются, как ты понимаешь, одна мрачнее другой. Они уже начали понимать, что с этим строительством противоатомного бункера в окрестностях Сьюдад-Боливара их ловко надули, и очень этим недовольны: дядя Сэм не любит, чтобы его водили за нос. Конечно, старику полегчает, когда он узнает, что эти пройдохи обобрали Россию почти точно так же, как когда-то его, но для нас это ровным счетом ничего не меняет. Статус-кво необходимо восстановить, Глеб Петрович, и сделать это надлежит до того, как начнется обмен резкими дипломатическими нотами и высадка «морских котиков» на побережье Венесуэльского залива.
– Я, по-вашему, кто? – удивился Глеб. – Джеймс Бонд? Терминатор? Двуногая водородная бомба мощностью в полторы гигатонны тротилового эквивалента? Как вы себе это представляете? Мне что, облить весь завод керосином и поджечь?
– Если замерзнешь, – сказал генерал. – Не многовато ли вопросов? Не волнуйся, ответы на них, как и необходимую поддержку, ты получишь.
– Когда?
Федор Филиппович посмотрел на часы и открыл рот, но ответить не успел: в прихожей раздался звонок.
– Точность – вежливость королей, – с удовлетворением заметил он. – Убери пистолет, только этого мне сейчас и не хватает! Лучше пойди открой.
Для разнообразия Глеб воспринял эту реплику как приказ и беспрекословно выполнил все, что от него требовалось: убрал с глаз долой пистолет и направился в прихожую. Правда, отпирая замок, он на всякий случай держал правую ладонь на рукоятке торчащего сзади за поясом брюк «Стечкина», но обнаружившийся на лестничной площадке гражданин его слегка разочаровал, даже не подумав совать ему в нос ствол, кидаться на него с топором и как-либо иначе проявлять недобрые, агрессивные намерения. Это и впрямь было огорчительно: поговорив с Федором Филипповичем, Глеб лишний раз убедился в несовершенстве окружающего мира и испытывал сильное желание сделать кому-нибудь больно.
На вид визитер казался ровесником Глеба. Одет он был с обманчивой демократичностью – не так, разумеется, как питерский резидент ЦРУ в одном из фильмов об агенте 007, но все-таки достаточно просто, чтобы не слишком выделяться из толпы на центральных улицах Москвы. Правда, если приглядеться, от его джинсов, спортивной куртки и, в особенности, ботинок за версту разило махровой заграницей, да и лицо выдавало в нем иностранца так же ясно, как если бы он потрудился наклеить себе на лоб страничку из паспорта с визой, выданной российским посольством где-то очень далеко, за семью морями. Дело тут было не в цвете и гладкости кожи – мужиков с холеными физиономиями нынче предостаточно и у нас, – и даже не в выражении лица, а в чем-то глубинном, трудноуловимом, чего не могут дать ни правильное питание и здоровый образ жизни, ни ежедневный уход, ни нож пластического хирурга. Наверное, это была свобода – ну, или, как минимум, ее иллюзия, которой предки этого человека, как и он сам, тешились на протяжении веков.
– Кажется, я ошибся дверью, – сказал он с едва уловимым англо-американским акцентом.
На его лице было написано искреннее недоумение; Глеб, в свою очередь, удивился, но потом вспомнил, во что одет, и улыбнулся.
– Не думаю, – сказал он.
– Вот как? – пуще прежнего изумился гость. – Так это засада, верно? Эта танцовщица из «Дягилева» все-таки подала на алименты! Иначе откуда тут взяться судебному приставу?
– Хватит стоять в дверях и выбалтывать подробности своей личной жизни, Боб, – послышался из комнаты голос генерала Потапчука. – Проходите, нам есть о чем потолковать, помимо ваших сексуальных похождений.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?