Текст книги "ПереИзобретение. Как победить время и обстоятельства, стать счастливым и не зависеть от идиотов"

Убеждения формируются в мозгу под воздействием нашего опыта либо опыта других людей, которым мы доверяем. Убеждения могут стать нашей картой мира, тем графиком, по которому мы следуем, и компасом, с которым мы постоянно сверяемся. Они могут как помогать нам на каком-то этапе, так и ограничивать, мешать. В психологии есть термин «ограничивающие убеждения», и вместе со страхами они являются главным тормозом в процессе наших перемен. Нам кажется, что эти убеждения – базовая конструкция в нашей голове. Но базовой конструкцией являются ценности, о которых мы говорили выше. Убеждения – это «менее базовый» уровень, и с ними вполне можно эффективно работать, трансформируя их в такие убеждения, которые будут нам, наоборот, помогать.

Не так давно я прочел интересное исследование, которое подтвердило бессмысленность споров и дискуссий с людьми, имеющими «негибкие» политические убеждения. Это была скучная научная переводная работа с результатами многолетних исследований изменений, происходящих в мозгу участников эксперимента. Выяснилось, что когда людям с твердой политической позицией озвучивали противоположную точку зрения или просто новости, которые противоречили их убеждениям, то реакция на нейронном уровне была точно такой же, как при угрозе физического нападения, то есть мозг человека подавал команду к тому, чтобы сражаться до последней капли крови, чтобы уничтожить источник опасности. После этого я стараюсь не спорить на политические темы с особо упертыми оппонентами, ибо это бессмысленно и небезопасно. Получается, что когда ты говоришь человеку, который имеет негибкие убеждения, что-то не совпадающее с его картиной мира, то он воспринимает это не как информацию, а как атаку на себя, свою сущность, свое ядро (пусть даже тебе кажется в это время, что ты просто спокойно обсуждаешь с ним актуальную тему). Он никогда тебя не услышит, потому что в этот момент его мозг посылает ему сигнал: «Бей, это твой враг!» Такого человека в таком состоянии абсолютно бессмысленно в чем-то убеждать или переубеждать, это просто пустая трата вашего времени, энергии и эмоций.

В принципе, результаты этого исследования вполне применимы не только к политике, но и вообще к любым негибким убеждениям людей. Например, человек имеет убеждение, что любые близкие отношения, партнерские или любовные – это боль, страх, ответственность, и не стоит заводить отношения, потому что они наверняка закончатся скандальным разводом или болезненной ссорой. Вы удивитесь, какое количество людей на Земле живут с этим ограничивающим убеждением, но именно этим объясняется тот факт, что многие люди, опасаясь будущей боли разрыва, вообще избегают любых близких отношений, зачастую оставаясь одинокими на всю жизнь.

Как появляются у нас подобные ограничивающие убеждения? Они могли сформироваться под воздействием чьего-то авторитетного для нас мнения, например, кого-то из родителей или близких друзей, либо тяжелой семейной истории, которую мы наблюдали в своем детстве, либо в нашем персональном опыте несколько раз были такие неудачные отношения, из чего сформировалось убеждение, что абсолютно все отношения только такие. А дальше человек уже отгораживается от любого понравившегося ему другого человека, избегает близости и привязанности, ведь его мозг дает ему сигнал: «Остановись, иначе это плохо закончится». Мы останавливаемся и так обрекаем себя на страдания и одиночество.

Вот история, которую я часто рассказываю на семинарах:

Стоит плачущая девушка на остановке. К ней подходит пожилой мудрый человек и спрашивает: «Почему ты плачешь, девочка?».

Рыдая, она отвечает ему: «Меня никто не любит».

«А ты точно у всех спросила?» – переспрашивает мудрец.

Я всегда вспоминаю эту историю, когда слышу от окружающих жалобы типа «У меня НИКОГДА ничего не получается», «я не могу заработать НИКАКИХ денег, «я не могу НИ С КЕМ завести отношения». Так и хочется уточнить: «А ты у всех спросила?»

Честно много денег не заработать?

Это было моим ограничивающим убеждением много лет, ведь я происхожу из интеллигентной московской семьи инженера и преподавателя, которая никогда не бедствовала, но и никогда не купалась в роскоши, живя в среднем советском достатке. Меня воспитывали по принципу: «Честно заработать большие деньги нельзя. Те, кто заработал большие деньги, их украли». Вроде бы привычные в СССР бытовые убеждения, часть нашего общего менталитета из прошлого, но к чему они меня привели? У меня сформировались ограничивающие убеждения в отношении денег, и они во многом определили мои взаимоотношения с деньгами на долгие годы, послужив тем самым «стеклянным потолком», подсознательным психологическим барьером, который мешал мне стать богаче и заработать больше. Как только у меня появлялись деньги в том объеме, который я не понимал, как потратить, как только я выходил на уровень настоящей финансовой свободы – вскоре у меня следовал оглушительный финансовый провал, с долгами, кредитами, невыполненными обязательствами.

При этом такая история происходила в моей жизни несколько раз. Первый раз еще в молодости, в «лихих 90-х», когда я неожиданно для себя быстро заработал много денег на своем шоу-бизнесе. Я не стеснялся их, тратил и прожигал с удовольствием, но параллельно внутри меня действовала подсознательная программа. Я все прогулял, не оставив никакого задела, никаких сбережений, я даже не купил себе квартиру и жил в скромной однушке на улице Планерной, доставшейся мне в наследство от бабушки. При этом у меня был роскошный лимузин с водителем, я гулял и тусовался в самых модных и дорогих клубах, ресторанах и казино, покупал только вещи из последних коллекций люксовых брендов, а иногда возил за свой счет большую компанию в Европу и Америку на выходные. С моей сегодняшней точки зрения – совершал действия не просто неумные и нерациональные на том уровне моих доходов, а просто по ту сторону идиотизма. Конечно, стоило откладывать средства, купить хорошее собственное жилье, инвестировать в другие бизнес-проекты, но мы сильны задним умом. Когда в июле 1998 года я решил, наконец, вложить заработанные деньги в бизнес и приобрел с партнерами ресторан напротив Храма Христа Спасителя, тут как тут подоспел август 1998 года со своим сокрушающим кризисом, который принес мне не просто многомиллионные убытки, но и огромные долги партнерам, инвесторам, банкам, бандитам. Тогда я в первый раз полностью просрал все, что нажил, успешно работая в медиа и шоу-бизнесе с 1992 года.

Волшебная история возникновения больших денег из ниоткуда закончилась таким же волшебным их исчезновением в никуда. Еще вчера ты жил на одну стипендию, радовался помощи родителей и умудрялся укладываться в 100–150 долларов в месяц, а сегодня ты почти сразу начинаешь получать за ведение или организацию вечера в клубе по 2–3 тысячи долларов, и такой вечер – сперва несколько раз в неделю, а затем – чуть ли не каждый день. Итог – заработок в миллион, а вскоре (после провала ресторана в августе 1998) – долг бандитам гораздо больше миллиона.

Затем история повторилась в 2003 году, после проигрыша на думских выборах и долга моим спонсорам из крупного бизнеса, составлявшего опять сумму больше миллиона долларов, которую надо было как-то отдавать, и большую часть которой, к счастью, мне впоследствии простили. И, наконец, последний (я надеюсь!) раз нечто похожее случилось со мной уже в очень зрелом возрасте, несколько лет тому назад, и опять сработала та же подсознательная установка.

Нужно было пройти через столько ярких взлетов и оглушительных падений, чтобы я, наконец, преодолел это ограничивающее подсознательное убеждение из моего детства по отношению к деньгам, перестал относиться к деньгам с фанатизмом, перестал их подсознательно считать чем-то стыдным и неприличным, но при этом и перестал о них думать постоянно, переживать по поводу их недостатка, сравнивать свои доходы с другими. Сегодня я не презираю деньги, но и не делаю из них фетиш, а из их зарабатывания – самоцель, я понимаю, сколько денег мне надо и на что я их буду тратить, в соответствии со своими ценностями и целями в жизни. В конечном счете, я сломал свою внутреннюю подсознательную парадигму «Деньги – это грязь» и заменил ее на новую «Деньги – это благодарность». Благодарность людей, мира, вселенной за ту ценность, которую ты несешь, за ту пользу, которую получают, благодаря тебе, другие люди.

Так и каждое ограничивающее убеждение можно переделать в помогающее. Это специальная «коучинговая» технология, которая позволяет поработать с любой своей подсознательной установкой, попытаться развернуть ее и понять, какие плюсы и минусы она дает и как обратить ее на пользу себе, а не во вред.

Каждая наша слабость – это чрезмерно проявленная сила. И наоборот.

Упражнение «Осознание и победа над ограничивающими убеждениями»

Шаг 1. Выпишите свои основные ограничивающие убеждения.

Шаг 2. Посмотрите, как они сформировались, от чего они вас защищают, какова их глубинная причина.

Шаг 3. Посмотрите на эти ситуации: сохраняют ли они свою актуальность – скорее всего, уже нет.

Шаг 4. Напротив каждого ограничивающего убеждения сформулируйте на его основе противоположное убеждение, которое бы вам помогало.

Шаг 5. Примерьте эти новые убеждения на себя и свои жизненные обстоятельства.

Еще одной модной тенденцией в передовых западных компаниях сейчас стало мотивировать людей на то, чтобы работать меньше. Да-да, вы не ослышались – именно меньше, причем профсоюзы и прочие борцы за права трудящихся здесь совершенно не при чем, эта инициатива принадлежит в первую очередь акулам капитализма. Специалисты в области управления человеческими ресурсами изучили рынок труда и пришли к выводу, что если вы много работаете, то вам нужно чаще отдыхать, раньше приходить домой, больше заниматься спортом, любым способом перезагружаться. В противном случае вы становитесь усталым, чаще болеете, приносите на работу нерешенные домашние конфликты, теряете драйв, а вместе с ним остроту и ясность ума, то есть выгораете и становитесь неэффективны как сотрудник. Эмоциональное выгорание ведет к большому числу болезней – как психологических, так и физических. И в результате от ваших переработок и трудоголизма зачастую страдаете не только вы, но и ваш работодатель, получая сотрудников на больничном, сотрудников с повышенной тревожностью и пониженной креативностью, рабочие конфликты и нередко – вынужденный уход либо увольнение людей потенциально компетентных и талантливых.

Много раз в своей жизни и карьере я сталкивался с этим явлением непосредственно. Да и сам я, очевидно, был болен трудоголизмом. Удивительно, но до сих пор есть масса довольно неглупых и успешных людей, которые очень гордятся своим трудоголизмом, как многие почему-то бравируют и хвастаются собственным алкоголизмом. На мой взгляд, и первое и второе – совсем не повод для гордости. Будучи разновидностью серьезных зависимостей, трудоголизм, так же, как и алкоголизм, нуждается в лечении, реабилитации и консультациях врачей, психологов и иных специалистов.

История человечества знает немало примеров знаменитых трудоголиков: от Диснея, спавшего, по легенде, всего полтора часа в день, Черчилля и Тэтчер, которой принадлежит фраза: «Я родилась, чтобы работать», до современных бизнес-икон Гейтса, Цукерберга и Илона Маска, который, как известно, не встречался с девушками, «потому что на них нужно было тратить время». Все эти великие люди страдали сильнейшей аддикцией, зависимостью, которая портила жизнь им самим и их близким, снижая их уровень счастья и гармонии, несмотря на великие способности, глобальную миссию и впечатляющие бизнес-результаты.

Очень яркую и противоречивую картину я увидел на госслужбе, которой посвятил более 8 лет своей жизни. Когда я пришел на работу в Министерство культуры и массовых коммуникаций РФ, то в первый же вечер меня поразила огромная толпа людей, стоявших в конце официального рабочего дня, в районе 17:55, в длинной очереди на выход у дверей министерства. Раньше я видел такую картину только в старых советских кинофильмах, когда показывали людей, уходящих с завода в годы первых коммунистических пятилеток. Я искренне не понимал, почему люди так делают, куда они спешат, особенно когда у нас так много работы и она не сделана полностью (это обычное состояние в любое время в любом госучреждении). С другой стороны, там же, в министерстве, я встретил большое количество сотрудников, особенно среди коллег-руководителей, которые приходили на работу в 8 утра вместо официальных 10 и уходили в 22 вместо 18, а иногда работали и по ночам, очень часто в субботу и воскресенье, годами не брали отпуск.

Что двигало одними и что – другими? Где грань между одной и другой крайностью, есть ли золотая середина? Я задавался этим вопросом все время, и тогда, и сейчас, при этом мое мнение и отношение к вопросу за эти годы претерпели очень существенные изменения.

Было время, когда я холил и лелеял в своих сотрудниках их трудоголизм и готовность работать днем и ночью, без праздников, отпусков и выходных, без досуга, семей, хобби и других развлечений, прямо-таки искал таких людей, а найдя, всячески поощрял и приветствовал именно такой стиль поведения и работы. Сегодня я изменился и больше не хочу работать с людьми, для которых работа – все, и кроме работы у них больше нет ничего вокруг. Я искренне жалею таких людей, иногда даже слегка их побаиваюсь и, по мере своих возможностей и их желания, стараюсь им помочь поменять эту пагубную привычку и избавиться от этой разрушающей душу и тело зависимости.

Но откуда вообще берется трудоголизм? Откуда проистекает эта потребность человека заменить работой всю свою жизнь? Может, людям просто нравится их работа, они, что называется, «горят на работе» и посему она занимает в их жизни такое непропорционально большое место? Увы, все не так просто и не так радужно. Зачастую у трудоголиков не очень сильные коммуникативные навыки, и они чувствуют себя полноценными, лишь получая эйфорию от похвалы за работу. Так формируются устойчивые поведенческие паттерны. Через работу человек доказывает свою необходимость и важность, он бежит от себя и боится остановиться, чтобы не обнаружить себя несчастным, одиноким и бессмысленным. Работа дает трудоголику и смысл его жизни, и главную мотивацию жить, при потере которой теряется столь необходимая всем опора в пространстве и времени.

Зачастую люди начинают полностью ассоциировать себя со своей работой либо с детства сформировали привычку уходить от проблем в какую-то деятельность, как, например, героиня Алисы Фрейндлих в «Служебном романе». Во многом формированию таких привычек способствует и пример родительской семьи, где у родителей всегда было много работы, часто мало денег, но зато много регалий за работу. У таких детей чувство собственной важности, собственного достоинства формируется только в связи с работой, и чем работы больше, и она «солиднее», тем больше самоуважения. Именно отсюда и формируется синдром маленького кролика и большой морковки, о котором я писал в предыдущей главе, когда люди ощущают болезненную привязанность к своим должностям в крупных компаниях и проектах, полностью ассоциируя себя с надписью на визитке и, утратив эту принадлежность, испытывают сильнейшее самоуничижение, потрясение и крушение жизненных надежд.

Трудоголика легко можно вычислить в обычной жизни. Во-первых, он постоянно говорит о работе, любимые слова в его лексиконе «пахать», «вкалывать», «должен», «требуют» и так далее, выходные и отпускные дни его тяготят, ибо он считает их потерянным временем, мыслями пребывая на работе. Он оправдывает свой трудоголизм заботой о семье и близких, но при этом все бытовые вопросы в семье его никогда не касаются и переданы партнеру, он ненавидит ожидание, бесится в пробках; если трудоголик – женщина, то она часто похожа по поведению на мужика и обладает мужским характером. Вам уже стало жутко или, может быть, вы узнали какие-то свои черты в этом монструозном образе?

Но неужели все так печально и нет никаких плюсов в этом трудоголизме? Отнюдь. Трудоголики упорны и настойчивы, жертвенны и системны, они обладают решительностью и целеустремленностью, что часто помогает им достигать в своей профессиональной деятельности поистине выдающихся результатов. И, если вы можете похвастать железной дисциплиной и готовы к одиночеству и самопожертвованию, то можете попробовать выбрать для себя судьбу и жизнь трудоголика.

Увы, минусов у жизни с такой зависимостью ощутимо больше. Помимо перечисленных, это и психосоматические заболевания, и депрессии, и зачастую разрывы с близкими, и другие проблемы в семейной и личной жизни, и эмоциональное выгорание, от которого рано или поздно неминуемо будет страдать даже обожествляемая вами работа.

Как и все зависимости, трудоголизм лечится, но небыстро и только при наличии большого желания у самого пациента. В таком случае может помочь и смена места работы, и временный отъезд в другой город или страну, и коучинг, и психотерапия, и появление такого хобби, которое нельзя будет отменить, как, например, мой еженедельный футбол. Если же осознания проблемы и такого желания нет, то человек будет продолжать проваливаться в пучину трудоголизма до самого конца, и никто, кроме него самого, не сможет помочь ему в том, чтобы остановиться, пока его не остановит сама жизнь самым неожиданным и, чаще всего, довольно печальным, а то и трагическим образом.

Я всю свою сознательную жизнь жил в парадигме трудоголизма, у меня никогда не было разделения «работа и выходные», «работа и отдых», у меня не было такого, чтобы рабочие часы заканчивались и вместе с ними заканчивалась работа. Вне зависимости от того, занимался ли я своим бизнесом или корпоративным, работал ли на дядю или состоял на госслужбе, я всегда отдавался тому, чем я занимался, полностью и без остатка, а когда работа переставала доставлять мне удовольствие, просто уходил с работы и больше на нее не возвращался.

Работа всегда была важнейшей частью моей жизни, но бывало, что работа заслоняла собой все остальное настолько, что заменяла саму жизнь, делая ее невозможной и невыносимой – например, осенью 2009 года, когда я чуть не умер, работая в то время на прекраснейшей из работ в Организационном комитете «Сочи-2014» и готовя большую программу, которую нам предстояло презентовать на Олимпийских играх в Ванкувере в феврале 2010 года. Это было первое большое представление сочинских игр и нашего проекта для олимпийского сообщества и всего мира после победы заявки в 2007 году. Я руководил ванкуверским проектом и уже почти два месяца проводил на работе по 15–17 часов ежедневно, практически без отдыха и нормальной еды, ограничиваясь перекусами на бегу и 4-часовым сном. Закончилось все это очень печально – на больничной койке. Полная интоксикация организма.

Как не умереть на работе

Олимпиада в Ванкувере должна была стать для нас главным подготовительным этапом, возможностью презентовать олимпийской семье себя и свой проект, собрать максимум знаний, опыта и обратной связи и выйти на финишную прямую перед Сочи. Нам предстояло провести церемонию передачи флага на закрытии Игр в Ванкувере, после чего показать всей трехмиллиардной телеаудитории 8-минутную презентацию, представляющую Сочи-2014. Кроме того, была запланирована российская культурная неделя в Ванкувере. Мы собирались организовать самый масштабный в истории Русский Сочи-Дом в гигантском помещении местного ВДНХ Science World для всех участников и гостей Игр, представить для олимпийской семьи созданный Российский международный олимпийский университет, провести широкую программу наблюдения за Играми Observers, и многое другое.

И все это, кроме последнего, было в зоне моей персональной ответственности, от чего я нервничал, срывался, не успевал, прокрастинировал и в конце концов чуть не умер. И это не фигура речи.

В конце 2009 года мой организм дал системный сбой, притом что ничто не предвещало такого развития событий. Я был перегружен, раздражен, совсем мало спал, но не обращал внимания на сигналы, которые подавало мне мое тело. А оно просто кричало: «Андрюха, остановись!» Но Андрюха ничего и никого не слушал, пер напролом, воспринимая стоящие на работе задачи как главный вызов в своей жизни. Возможно, это так и было. Мне нужна была победа любой ценой.

Желчнокаменная болезнь была у меня всегда, точнее, последние лет семь. При этом никогда она не принимала каких-то острых форм, требующих срочного вмешательства. Периодически я пропивал какие-то таблетки, растворявшие и размельчавшие камни, и находился в уверенности, что держу ситуацию под контролем. Пока не вмешалась психосоматика, о которой я узнал только пару лет назад. А тогда полагал все это каким-то дьявольским необъяснимым стечением обстоятельств.

Во время очередной игры в футбол я вдруг почувствовал себя плохо: закружилась голова, потемнело перед глазами, и я едва не потерял сознание. Впрочем, пришел в себя довольно быстро, но голова продолжала быть ватной и ощущение «как в тумане» не проходило. Наутро, проведя совещание в офисе, я поддался на уговоры своей помощницы и поехал в поликлинику Управделами на Сивцевом Вражеке, где был тогда застрахован по ДМС. Зашел к врачу, пожаловался, сдал все необходимые анализы и вернулся в офис. Ближе к вечеру мне перезвонила лечащий врач и попросила срочно приехать. Я перепугался не на шутку и примчался сразу. Как я и предполагал, пришли результаты анализов, и они были кошмарными, причем практически все. Обычная кровь, биохимия, разные печеночные показатели и все, что там сдают для выяснения причин неожиданно плохого самочувствия. Диагноза не было, так как плохие показатели были по всему. Врач уточнила, как я себя чувствую, есть ли аппетит, сон, на что я ответил, что в принципе, нормально, ведь еще вчера вечером я играл в футбол! Мне назначили дополнительные исследования и анализы, УЗИ и прочие процедуры. Утром следующего дня я опять был в поликлинике и на сей раз домой меня уже не отпустили. Диагностировали полную интоксикацию организма, выход желчи по протокам, перебои в работе сердца, значительно увеличенную печень, показатели печеночных ферментов, как на последней стадии гепатита, проблемы с почками, селезенкой и массу чего-то еще. Первопричиной вроде как был объявлен камень, закрывший желчные протоки, но оперировать меня не планировали, так как сказали, что в остром состоянии нельзя. От испуга я стал действительно паршиво себя чувствовать, весь пожелтел, и меня все время тошнило. В таком состоянии меня и увезли в ЦКБ, где сразу же подключили к капельнице, под которой я и пролежал овощем неделю, практически не вставая с кровати.

Все это время я пытался рулить рабочими процессами, был на телефоне и даже пробовал лежа что-то писать на компьютере, привезенном коллегами из офиса. Лечение не помогало, результаты анализов только ухудшались, и вот уже целый консилиум врачей во главе с главврачом, завотделением и какими-то приглашенными светилами решали, что со мной происходит и как меня спасать. Я натурально подыхал, было страшно и жутко обидно – ведь непонятно из-за чего! Камень на УЗИ больше не определялся, а состояние менялось только к худшему, и врачи начинали заметно нервничать.

Это сейчас, будучи продвинутым по части нутрициологии и психосоматических причин заболеваний, я понимаю, что просто собрал комплекс из стресса, плохого питания, алкоголя, негативных эмоций, недосыпа, переутомления, морального истощения, полной потери энергии для физической жизни. Камень в желчном пузыре стал только катализатором данного процесса, а не его главной причиной, и, если бы не было камня, то появился бы вирус, опухоль, что-то еще, что полностью взболтало бы весь мой организм, уничтожив иммунитет и все его обычные защитные механизмы, включая обмен веществ.

А в тот момент я не понимал ничего, кроме того, что со мной все плохо и непонятно, что делать. Вдруг, в один момент, мне стало совсем безразлично все, кроме борьбы за свое здоровье. Я перестал включать ноутбук, звонить на работу, давать поручения и выслушивать отчеты, мне стало совершенно насрать на Ванкувер и на то, что там будет происходить. Потому что если к тому моменту я сдохну, то мне будет безразлично, как и кому передадут олимпийский флаг. Я вспомнил выражение «умирать на работе» и решил, что так точно не хочу. Попытался сконцентрироваться на себе и своих родных, стал общаться только с близкими, смотрел целыми днями по телевизору дурацкие дневные ток-шоу, о существовании которых раньше даже не догадывался, читал разную, столь же дурацкую, легкую литературу типа детективов, которую попросил специально купить и принести мне в палату. Через две недели анализы стали постепенно улучшаться, появился аппетит, я стал чаще вставать с кровати и начал уже подумывать о выписке домой, хотя врачи наотрез отказывались отпускать меня с такими по-прежнему далекими от нормы показателями. К тому моменту я провалялся в ЦКБ уже почти полтора месяца.

Я вернулся домой, а еще спустя неделю появился на работе. И, к своему удивлению, обнаружил, что ничего катастрофического в мое отсутствие не произошло. Все горящие дедлайны были выполнены, не горящие задачи перенесены, функционал перераспределен. Оказывается, вся эта громоздкая рабочая машина, выстроенная мной и замкнутая на меня, прекрасно может существовать самостоятельно, адаптировавшись к возникшим обстоятельствам и показав высокую степень жизнеспособности в кризисный период.

Выводов было три. Первый состоял в том, что физическое здоровье – это главный приоритет. Если тело слабое и не в состоянии выдерживать заданные нагрузки, то энергии на рабочие свершения и интеллектуальные прорывы не будет. Второй вытекал из первого и заключался в том, что больной или мертвый ты никому не нужен, и никакая работа, даже работа мечты, не стоит того, чтобы занимать всю вашу жизнь. «Вся ее жизнь – работа» – это красивая фраза из документальных фильмов про великих советских актрис, но не дай вам бог прожить такую жизнь. Третий вывод касался команды. Приглашайте в свою команду и нанимайте на работу самых сильных людей, которые в своей области обладают бо́льшим опытом, знаниями, навыками и компетенциями, чем вы сами. Не бойтесь этой конкуренции и того, что вас могут «подсидеть», что ваш авторитет не будет беспрекословным, а ваши решения будут сперва осмысливаться, обсуждаться и лишь затем исполняться. Я всегда поступал именно так, и в сочинском оргкомитете все пять департаментов, которые я курировал, возглавлялись людьми, которые были сильнее и опытнее меня каждый в своей конкретной области – образовании, культуре, церемониях, эстафете огня и управлении проектами. Возможно, именно поэтому моя чудесная dream team, несмотря на амбиции, «звездность» и периодические внутренние конфликты, в момент кризиса смогла самостоятельно перестроиться и продолжить работу. Одного лидера заместили сразу несколько, и каждый из них взял часть ответственности на себя. Поэтому я очень благодарен своей команде и горжусь тем, что работал на таком проекте с такими яркими лидерами и прекрасными специалистами.

Впереди нас ждал Ванкувер.

Война – войной, а обед по расписанию

Ситуация, ярко иллюстрирующая этот тезис и этот подход, которая произвела на меня неизгладимое впечатление, произошла со мной вскоре, в феврале 2010 года, в Ванкувере. Делегация сотрудников Оргкомитета Сочи-2014 приехала в столицу предстоящих Зимних Олимпийских игр за несколько дней до церемонии открытия, чтобы посмотреть, как проходит подготовка, и пообщаться с коллегами из ванкуверского Оргкомитета. Вечером накануне открытия мы решили заехать в офис организаторов, чтобы лично понаблюдать за последними часами предстартовой работы и вдохнуть атмосферу приближающегося грандиозного события. К офису мы подошли в районе 18.30 и очень удивились, не обнаружив суеты у входа, подъезжающих-отъезжающих машин, бегающих людей и прочих привычным нам атрибутов, предшествующих старту больших мероприятий. Однако еще большее удивление, переходящее в шок, мы испытали, когда сонный охранник на входе в офис сообщил нам, чтобы мы приходили завтра утром, потому что рабочий день закончился в 18.00 и в офисе организаторов нет ни одного человека! На наши попытки уточнить, может быть, мы все-таки можем застать сотрудников сейчас на готовящихся спортивных объектах, он с улыбкой ответил: «Ну что вы, ведь уже поздно, все дома, с семьями». Представить такую ситуацию у нас вечером накануне открытия было в принципе невозможно. Впрочем, и в Пекине, где мы также наблюдали подготовку к предыдущим Играм, тоже – там, помнится, всю ночь, прямо перед нашим олимпийским отелем, до 6 утра, тысячи китайцев носили вручную горсти земли, чтобы утром мы могли обнаружить напротив главного входа гигантскую, в три человеческих роста высотой, цветочную клумбу в форме олимпийского талисмана. Как говорится, два мира – два Шапиро. А теперь скажите честно, какой подход вам ближе? Стоит ли говорить, что в Ванкувере на следующий день все прекрасно открылось и произошло, только безо всяких форс-мажоров, истерик и трудовых подвигов. И это были самые комфортные и атмосферные Игры из всех, что я посетил, будучи членом олимпийской семьи.

Тот опыт, к слову, во многом поспособствовал постепенной трансформации моих представлений и моих ожиданий от работы и от сотрудников. До того я искренне не понимал, как это можно по звонку закончить работу и уйти домой, когда работа не завершена, и смотрел на таких сотрудников с недоверием и осуждением. Везде, где я работал до этого, корпоративная культура была такова, что всячески морально и материально поощряла тех работников, кто оставался в офисе допоздна и в выходные, трудился внеурочно и ненормированно, не отгуливал полностью свои отпуска. И только сегодня я понимаю, насколько эта система, построенная на сиюминутной выгоде и стремлении выкачать из сотрудника все возможные ресурсы сразу, была неправильной, недальновидной и неэффективной. Сегодня я живу с парадигмой, что переработка – это следствие недостаточно высокой квалификации, неумения и неготовности сделать необходимую работу в срок, по причине плохой организации и неграмотной расстановки приоритетов.

Недавно я прочел в Сети мнение о том, что «весь этот новомодный личностный рост и развитие – это хрень собачья, и надо просто вкалывать 24/7, умирать на работе, а не наслаждаться». Что ж, позиция эта весьма популярная. Однако я в этой связи всегда вспоминаю старую советскую байку о том, что больше всех в колхозе работала лошадь, но председателем она так и не стала.