Текст книги "Уйти, чтобы вернуться"

– Я тебя провожу, – Андрей повернулся к женщине и, увидев ее округлившиеся глаза, добавил:

– Не волнуйся, только до номера.

– Да я не волнуюсь, – чуть пьяным голосом ответила Леона и взяла Маркина за руку. – Пошли.

У дверей ее номера они остановились.

– До завтра, – Леона протянула руку для прощания. – Смотри, не проспи, а то уйду в город без тебя. Как у вас в России говорят: «баба с повозки упала и коню полегчало».

Андрей весело рассмеялся. Общение с ней поднимало ему настроение.

– Не совсем так: «Баба с возу – кобыле легче». Учи русские поговорки, знаток.

Маркин пожал руку, а затем стремительно обняв Леону, поцеловал ее в губы, сохранившие до сих пор еле уловимый запах рома.

– Вот бандит, – прошептала она и через секунду ответила еще более страстным поцелуем.

Андрей немного отстранился от Леоны и, держа ее за плечи, иронично проговорил:

– Ну, вот, леди, мы с вами законно можем перейти на «ты». Поцелуи на брудершафт состоялись. А теперь шагом марш по номерам и спать. Силы нам завтра понадобятся.

Леона, махнув рукой на прощание, скрылась в номере. Щелкнул замок и Андрей вальяжной походкой направился к себе. Он и не собирался тащить симпатичную немку в постель в первый же день их знакомства. Всему свое время. Плод должен созреть и сам упасть в руки, надо только вовремя их подставить. Подполковник Маркин был полностью согласен со штандартенфюрером Штирлицем из советского киношедевра «Семнадцать мгновений весны», говорившего, что нет нужды торопить события, ибо неторопливость в действиях есть оборотная сторона стремительности. И вот поэтому, – всему свое время.

Глава № 5

Андрей не проспал на следующий день и в последующие три дня тоже. Леона также отнеслась к делу очень ответственно. На протяжении трех дней они вместе не только еще раз исследовали каждый метр площади Дурбар, но и посетили Королевский дворец, посмотрели накрашенную и разнаряженную богиню Кумари, побывали на экскурсии в долине города Покхары. Впечатлений от увиденного было так много, что Андрей, несмотря на усталость, долго не мог заснуть, мысленно прокручивая в сознании картины дня, как кадры цветной кинохроники. Он не стремился к близости с Леоной и даже не думал об этом, настолько его поглотили впечатления. Непал его все больше и больше завораживал. Все здесь казалось необычным, разительно отличаясь от повседневной российской действительности. В долине везде были разбросаны многочисленные ступы разных размеров, на склонах гор виднелись монастыри и древние развалины некогда величественных построек.

Для непальцев все это место было священным, включая горы и озеро Пхева. То, что в озеро непрерывно поступали сточные воды, делая его поверхность мутной, никого не смущало и этот факт на святость озера никоим образом не влиял. Конечно, к такому экзотичному восприятию жизни надо было привыкнуть, но к немалому удивлению Андрея, у него это получалось быстро и как бы само собой.

На четвертый день, когда Маркин, прихватив с собой Леону, отправился осматривать храм Пашупатинатх и храм Шивы, он поймал себя на мысли, что чувствует себя здесь как-то уж очень органично, как будто провел в стране, как минимум, несколько месяцев. Им повезло, и они своими глазами наблюдали процедуру кремации какого-то высокопоставленного чиновника. Раньше на этом месте кремировали только членов королевской семьи, но после упразднения монархии почетное место перешло к премьер-министру Непала и членам его правительства. Леона со страхом и любопытством наблюдала за сожжением тела, инстинктивно и совсем по детски прижимаясь к Андрею. Они досмотрели процедуру до конца и она еще раз с ужасающей наглядностью продемонстрировала всем живым тот неоспоримый факт, что человеку, по сути, ничего до конца не принадлежит и даже его собственное тело. Все подвержено непрерывному изменению и разрушению и нет никакого постоянства в этом мире.

Толпа расходилась, люди оживленно переговаривались между собой. Андрей и Леона двинулись дальше осматривать гигантскую ступу Боднатх и Золотой храм. Леона долгое время молчала, находясь под сильным впечатлением от увиденной кремации. Андрей тактично не трогал ее. Он и сам впервые видел подобное и тоже нуждался в молчаливом осмыслении.

Из этого состояния их вывел пожилой невысокий мужчина, который буквально привязался к ним, когда они подошли к ступе. Он быстро говорил по-английски, обращаясь главным образом к Леоне, повторяя по нескольку раз одно и тоже. Маркин понял, что тот за весьма умеренную плату предлагает свои услуги гида.

Андрей обнял за плечи Леону и вполголоса произнес:

– Давай возьмем его в качестве гида, а то ведь не отвяжется. Заодно вопросы позадаешь, а то ты, я смотрю, совсем загрустила.

Она натянуто улыбнулась:

– Ты прав, давай возьмем. А то и правда на меня что-то накатило.

Гид поняв, что его наняли, радостно блеснул глазами. Затем в течении трех часов он рассказывал все, что знал о Золотом храме, начиная с двенадцатого века и о ступе Боднатх. Леона незаметно втянулась в разговор и постоянно задавала уточняющие вопросы. Маркин поначалу прислушивался к беседе, пытаясь уловить смысл и вставить к месту и свои «пять копеек», но потом бросил это занятие как бесполезное. Отсутствие постоянной практики все таки сказывалось, да и скорость произносимой речи изначально предполагала более высокий уровень освоения языка, нежели имел Андрей. «Ладно, потом, если что, спрошу у нее», – подумал Маркин, с некоторой завистью наблюдая как легко и свободно говорит Леона.

Отработав положенное, гид получил свои честно заработанные рупии и наконец-то их оставил в покое. Напоследок он пытался договориться с Леоной об экскурсии на завтра, но тут вмешался Андрей, уязвленный тем, что его мнение никто не спрашивает. Стараясь скрыть возникшее раздражение, он ровным голосом объяснил гиду, что они более в его услугах не нуждаются, и мужчина исчез из поля зрения также быстро как и появился.

От внимательных глаз Леоны это не укрылось, но она расценила все чисто по-женски:

– О, ты, наверное, проголодался и тебя надо срочно покормить, а то ты так скоро кусаться начнешь.

Она, взяв Андрея за руку, начала оглядываться по сторонам, ища глазами кафе, как будто рядом с Золотым храмом могли быть заведения. Но ничего подобного не наблюдалось. Вокруг были только каменные фигуры, алтари, покрытые тонким слоем золота, монахи и постепенно редеющие кучки туристов.

– Ладно, пойдем туда вниз, – Леона качнула головой в сторону узкой неприметной лестницы, выводившей на соседнюю улицу. – Там, наверняка, найдется где поесть.

– Пойдем, – согласился Андрей. – В самом деле, пора уже и перекусить.

Он пропустил вперед Леону и шагнул следом за ней на лестницу. Раздражение, вызванное излишней навязчивостью гида, уже улетучилось, но пройдя с десяток ступеней, Маркин ощутил странное беспокойство. Оно возникло внезапно из ниоткуда, но с каждой пройденной ступенькой беспокойство в душе усиливалось и природа была его непонятна. В конце лестницы Андрей уже физически ощущал гул в голове и учащенное сердцебиение.

Леона тревожно оглянулась.

– Что с тобой? Тебе плохо? – спросила она.

– Не знаю, может на солнце перегрелся или излишек впечатлений дает о себе знать, – Андрей потряс головой и добавил:

– Да ничего страшного, давай вон за угол завернем. Там, вроде, музыка играет, скорее всего ресторан.

– Где? – Леона вопросительно поглядела на Маркина. – Я ничего не слышу. Может вернемся назад, возьмем рикшу и поедем в отель.

– Да не нужно, сначала поедим, выпьем немножко рома, а потом уже и в отель поедем.

С этими словами Андрей обнял Леону за талию и повел к перекрестку. Его рука скользнула вниз и, ущипнув выпуклый зад женщины, он с интонациями ловеласа в голосе проворковал:

– Сейчас в ресторане еще раз выпьем с тобой ром на брудершафт, а потом в отеле перейдем на «ты», но только в другом смысле.

– Ну, Слава Богу, с тобой все в порядке, – Леона облегченно выдохнула. – А то я уже испугалась. И убери руку с моей попы, а то все-таки здесь кругом монахи ходят.

Вскоре они подошли к перекрестку и завернули за угол.

– И где ты здесь музыку слышал? – Леона посмотрела по сторонам. – Да тут вообще ничего нет и людей не видно. Куда все подевались?

Андрей тоже огляделся. Переулок, куда они свернули, был совершенно пустым. Но он же явственно слышал доносившиеся отсюда танцевальные ритмы какой-то популярной европейской группы. Ну, не может быть такого, чтобы ему показалось. Или быть может он спутал неясный гул в голове с музыкой?

– Действительно, странно, – Маркин еще раз покрутил головой по сторонам и предложил:

– Давай пройдем до конца переулка, там, вроде, монастырь стоит и вот там спросим, где здесь можно поесть.

Он, не дожидаясь согласия Леоны, взял ее за руку и потащил за собой. Спустя пятнадцать минут они были у ворот монастыря. Монастырь был очень старым, но заброшенным не выглядел. Наоборот, откуда-то из глубины двора доносились звуки поющей чаши вперемешку с чтением мантр. Было непривычно тихо и Андрей ясно слышал это однотонное бормотание. Он толкнул ворота и зашел внутрь, увлекая за собой Леону. Три двухэтажных здания стояли плотно друг к другу, образуя тем самым небольшой уютный двор. Посередине него находился алтарь с изваяниями бога Шивы и его жены Парвати. Перед ними лежал большой медный поднос с монетами мелкого достоинства в качестве подношения богам.

– У тебя есть монеты положить на поднос? – почему-то шепотом спросила Леона.

Андрей сунул руку в карман и вытащил несколько смятых рупий. Кроме рупий на ладони лежала визитка Мирана с написанным от руки адресом монастыря Дартун. Снова донеслись звуки поющей чаши, и они отразились знакомым гулом в голове, который он почувствовал еще на лестнице. Но теперь Маркин внезапно понял природу своего беспокойства, а также понял в какой монастырь он случайно забрел. Вот только случайно ли?

– Давай положим рупии на поднос и уйдем, – также шепотом продолжила Леона. – Что-то мне не по себе.

– А смысл? – Андрей усмехнулся. – Мы с тобой здесь оказались, потому что должны были сюда придти. Понимаешь, должны. Вот и пришли.

Напротив в здании открылась входная дверь и показалась фигура в длинном желтом плаще. Голова была наклонена и лицо человека было полностью скрыто под капюшоном. Андрей и Леона напряженно замерли. Фигура приблизилась к ним и, не дойдя двух метров, остановилась. Человек поднял голову и резким движением откинул капюшон. Андрей едва заметно вздрогнул, а Леона, не удержавшись, от неожиданности вскрикнула. Перед ними стоял Миран. Повисла пауза. Андрей первым прервал ее. Криво усмехнувшись, он спросил:

– Что за представление, Миран? Что все это значит?

Не обращая внимание на усмешку, Миран, глядя прямо в глаза, почтительно произнес:

– Просветленный Геле-лама ждет вас. Прошу следовать за мной, мистер Маркин.

– А она? – Андрей перевел взгляд на Леону.

– Геле-лама желает вас видеть одного. А женщина подождет в трапезной монастыря. Ее там ждут угощения. Пойдемте, мистер Маркин. Просветленный не должен ждать. Я не думаю, что это надолго.

– Хорошо, идемте, – Андрей повернулся к Леоне и сжал ее руку. – Ты не волнуйся, все будет нормально. Подожди меня в трапезной.

Они вошли в здание. Откуда-то из бокового помещения вышел монах и жестом пригласил Леону следовать за ним. Маркин в сопровождении Мирана поднялся по узкой затертой лестнице на второй этаж и остановился около двери. Миран молча открыл перед ним дверь, кивком головы пригласив войти внутрь. Сделав пару шагов, Андрей оказался в полутемной небольшой комнате. Она была практически пустой, если не считать двух маленьких кожаных диванчиков, скорее напоминавших кресла, и деревянного столика между ними. У окна стоял худощавый мужчина, одетый в традиционную одежду буддийских монахов шафранового цвета. Какое-то время он, не мигая, изучающе глядел на Андрея и затем прервал затянувшееся молчание.

– Присаживайтесь, мистер Маркин. Меня зовут Геле-лама. Я настоятель этого монастыря. У меня к вам разговор.

Андрей сел на один из диванов, а на другом удобно разместился Геле-лама.

– Вы уже несколько дней в Непале. Каковы ваши впечатления?

Вопрос был задан со всей светской учтивостью, но Маркину хотелось есть и к тому же ему начала надоедать сама неопределенность ситуации. Но Андрей сдерживался, стараясь выглядеть бесстрастным. Он знал, что в странах, исповедующих буддизм, не принято показывать негативные эмоции собеседнику. Неконтролируемые эмоции всегда несут в себе немалый риск «потери лица» и для верующего буддиста нет ничего хуже этого. Андрей как можно незаметней сделал пару глубоких вдохов и медленно, четко выговаривая каждое слово, спросил:

– Скажите, как удобнее мне к вам обращаться?

– Существует две формы обращения ко мне – Просветленный или Геле-лама. Я думаю, вам предпочтительней называть меня Геле-ламой.

– Как скажите, – продолжил Андрей. – Видите ли, уважаемый Геле-лама, я чертовски проголодался и скажу вам честно, у меня в планах было поужинать где-нибудь в ресторане со своей женщиной, нежели делиться с вами впечатлениями о Непале, хотя, не скрою, я в восторге от вашей страны. Посему не могли бы вы мне без лишних предисловий сказать, что вам нужно от меня.

Геле-лама тонко улыбнулся.

– Я хочу вам сделать конкретное предложение, касающееся всей вашей дальнейшей жизни, но оно прозвучит завтра. А сегодня у меня с вами первичное знакомство, так сказать, вживую и беседа, носящая, на первый взгляд, отвлеченный характер, но имеющая все же прямое отношение к моему предложению.

– Боюсь, уважаемый Геле-лама, я сейчас не готов к беседе на отвлеченные темы, так как устал, – день был весьма насыщенным. Прошу меня извинить и понять правильно.

– Хорошо, – настоятель встал и, подойдя к окну, дернул за длинный шнур. Мелодично зазвенел колокольчик. Через минуту в комнату неслышно вошел Миран.

– Отвези мистера Маркина и его спутницу обратно в отель или куда он скажет.

Миран послушно кивнул. И, повернувшись к Андрею, Геле-лама добавил уже более мягким тоном:

– Я жду вас завтра здесь в монастыре после завтрака. Миран вас привезет. Приезжайте один без женщины. Будучи без вас, пусть она уделит внимание магазинам. Их в Тамеле много.

Андрей попрощался, но на выходе из комнаты остановился. Обернувшись и смерив настоятеля цепким взглядом, он спросил:

– Я же не случайно здесь оказался, верно?

– Вы же изучали философию у себя в академии, – ровным голосом произнес Геле-лама, – и знаете, что случайностей не бывает, ибо везде действует закон Кармы. Когда вы зашли выпить кофе в московское агентство «Лотос», то в этом тоже не было никакой случайности.

Андрей опешил.

– Откуда вы это знаете? – враз севшим голосом спросил он.

– Поговорим об этом завтра, – Геле-лама махнул рукой. – Вы же сами сказали, что устали и проголодались.

– Что же, пусть так и будет, – Маркин повторил жест настоятеля и в сопровождении Мирана вышел во двор. Там его уже ждала встревоженная Леона. Она хотела его о чем-то спросить, но Андрей оборвал ее, коротко бросив на ходу:

– Давай потом. А сейчас поехали, кушать хочется.

Они сели в БМВ Мирана и почти до самого Тамеля не проронили ни слова. Уже на въезде в туристический квартал Миран поинтересовался:

– Так вам куда, мистер Маркин, – в отель или в какой-либо ресторан?

Андрей повернулся к Леоне:

– А ты сама куда хочешь?

– Не знаю, – она пожала плечами, – в ресторан, наверное, мы же не ужинали.

– У меня другое предложение, – подняв указательный палец вверх, воскликнул Андрей. – Сейчас заходим в супермаркет, берем на заказ пиццу, фрукты, ром и идем ко мне в номер.

– А почему к тебе? – возразила Леона. – У меня в номере кровать больше.

– Намек понял, тогда к тебе, – Маркин весело рассмеялся, хлопнул ее по коленке и, не удержавшись, подмигнул Мирану в зеркало заднего вида.

Тот в ответ сдержанно улыбнулся и, развернувшись на перекрестке, подъехал к супермаркету. Миран вышел из машины и предупредительно открыл им заднюю дверь салона.

– Я буду ждать вас завтра в холле отеля, мистер Маркин, в десять утра. Приятного вам вечера, – на лице Мирана играла многозначительная улыбка.

Глава № 6

Оберфюрер СС барон Максимилиан Матиас фон Готтенбах уже четверть часа находился в приемной Рейхсфюрера СС Генриха Гиммлера, терпеливо ожидая его и попутно ломая голову над тем, для чего он понадобился всесильному шефу. Рейхсфюрер задерживался и у барона было время для размышлений. Он происходил из старинного аристократического рода, берущего свое начало в одиннадцатом веке, имел историческое образование и уже несколько лет занимал должность начальника отдела института Аненербе. Его отдел занимался изучением германской истории, мифологии и геральдики. И зачем он, будучи на такой должности, мог срочно понадобиться Гиммлеру в самом конце войны, когда советские войска со дня на день ворвутся в Берлин, сколько не пытался, представить не мог.

Прошло еще двадцать минут и наконец на пороге приемной появился Генрих Гиммлер. Барон и адьютант вытянулись по стойке «смирно».

– Меня не с кем не соединять в течении часа, – отрывисто бросил Гиммлер адьютанту.

Тот, вскинув подбородок, щелкнул каблуками.

– Вы мне нужны, барон. Входите, – Рейхсфюрер, открыв массивную дверь, быстрым шагом вошел в кабинет.

Готтенбах проследовал за ним и остановился у двери. Гиммлер сел за свой стол, пригласив оберфюрера занять рабочее кресло напротив. Взяв со стола ручку, он несколько минут вертел ею, очевидно, раздумывая как приступить к разговору.

Наконец он спросил:

– Ваша семья живет по-прежнему в поместье под Мюнхеном или вы ее перевезли в другое место?

– Под Мюнхеном, – подтвердил фон Готтенбах. – Мне больше некуда ее перевозить. Второе наше родовое имение находится в пригороде Кенигсберга, захваченного большевиками, и я даже не знаю цело ли оно.

– Да, дорогой барон, таковы превратности этой ужасной войны, – Гиммлер замолчал, выдерживая паузу, а затем продолжил:

– Нам необходимо быть предельно честными как перед самими собой, так и перед нацией, которую мы ввергли в эту войну. К черту лживую пропаганду! Надо иметь мужество признать, что война проиграна. Русские войдут в Берлин – это вопрос лишь нескольких дней. Я не знаю, сколько продержится берлинский гарнизон, но значительно более мощный в фортификационном плане Кенигсберг пал за несколько дней. Мы поставили под ружье для защиты столицы Рейха стариков из Фольксштурма и подростков из Гитлерюгенда. Но что они по настоящему могут?! Единственная реальная сила – это пятьдесят шестой танковый корпус генерал-лейтенанта Вейдлинга, а точнее его остатки, которые сейчас стекаются в Берлин с захваченных русскими Зееловских высот.

Гиммлер встал из-за стола, подошел к окну, плотно задернутому светомаскировочной шторой. Фон Готтенбах напряженно слушал, не задавая никаких вопросов.

Гиммлер продолжил:

– Сегодня вечером я убываю в Альпийскую крепость по приказу фюрера. Там будет наш последний рубеж обороны, о который должны разбиться большевистские орды. Именно так вещает Геббельс, именно на это надеется фюрер. Но я не могу оставить Берлин без духовной защиты. В этом и будет состоять мое поручение к вам, барон. Для этого я вас и вызвал.

Оберфюрер резко поднялся со своего места и замер, щелкнув каблуками, выражая безоговорочную готовность выполнить любой приказ.

– Что я должен сделать, рейхсфюрер? – лаконично спросил он.

Гиммлер подошел к сейфу и, открыв его, вытащил оттуда кожаный портфель. Затем из портфеля он бережно извлек завернутый в ткань зеленого цвета какой-то предмет и положил его на стол перед бароном.

– Это я вручаю вам под вашу личную ответственность, – Гиммлер развернул ткань и взору Готтенбаха предстал манускрипт, выполненный на языке, которого он никогда до этого не встречал.

– Это Калачакра, – одна из тибетских святынь, – пояснил Гиммлер. – По преданию, ее написал один из Верховных жрецов, входивший в круг Высших Неизвестных. В ней заключена громадная духовная сила, способная влиять на время – ускорять и замедлять его, разрывать и соединять. Эта книга образует мистический мост с Шамбалой и является одним из столпов мировой гармонии. Мне ее привезли из последней тибетской экспедиции. Вы помните экспедицию Шефера, барон?

Готтенбах утвердительно кивнул:

– Да, помню, рейхсфюрер. Шефер тогда еще привез в Берлин внушительную коллекцию минералов для изучения.

Гиммлер усмехнулся:

– Минералы, растения, антропология аборигенов – все это материал для земных наук. Но меня и фюрера интересует метафизика. Решающие битвы идут не на земле, – они идут в других невидимых измерениях, недоступных зрению обыкновенного человека. Мы проиграли войну здесь на земле, но духовно мы не проиграли. До тех пор пока живы и востребованы наши идеи, живы и востребованы мы. Мы уйдем, но на смену нам придут наши последователи. И в этих духовных битвах Высшие силы окажут нам мистическую поддержку, пока в наших руках древние артефакты, соединяющие пространство и время. Вы, барон, должны находиться в Берлине все время, пока идут уличные бои и Калачакра всегда должна быть при вас. Не при каких обстоятельствах манускрипт не должен попасть в руки врага. Если вам не удастся прорваться к американцам и спрятать священную книгу в их зоне влияния, то тогда вы обязаны ее сжечь. Надеюсь, что Калачакра поможет берлинскому гарнизону продержаться как можно дольше. Вам понятна поставленная задача, оберфюрер?

– Да, рейхсфюрер, – взгляд Готтенбаха мгновенно стал жестким. – Я выполню приказ.

Гиммлер взял со стола канцелярскую папку и вынул оттуда гербовую бумагу.

– Этот приказ подписан мною вчера, – произнес он, вручая документ барону. – Согласно ему, ваше почетное звание «оберфюрер» отныне перестает быть только почетным и становится реально действующим генеральским званием в войсках СС со всеми вытекающими из этого правами и обязанностями. Вы также имеете право на ношение петлиц с черными полями и сдвоенными рунами «зиг». На оборотной стороне документа размещается предписание всем командирам частей оказывать вам полное содействие.

Рейхсфюрер опять вернулся к письменному столу и, отодвинув ящик, достал оттуда эсэсовский кинжал с черной тяжелой рукоятью. Вынув кинжал из ножен, он несколько секунд смотрел на девиз, выполненный готическим шрифтом, – «моя честь называется верность», затем переведя взгляд на Готтенбаха, полуутвердительно спросил его:

– Вы помните наш девиз?

– Да, рейхсфюрер, – ответ прозвучал незамедлительно.

Подойдя к барону, Гиммлер добавил:

– Это не простой рядовой приказ. Это ваш долг, оберфюрер, – долг перед фюрером и Германией, который вы обязаны исполнить даже ценой собственной жизни. Я вручаю вам кинжал войск СС. Носите его с честью как символ принадлежности к нашей организации и как постоянное напоминание о своем долге.

Готтенбах, взяв кинжал из рук Гиммлера, принял стойку «смирно». Лицо его сохраняло каменное выражение.

Через минуту Гиммлер продолжил:

– На рукояти кинжала ниже имперского орла нанесен ваш родовой герб – остроконечный щит с лилиями. Это сделано по моему распоряжению. Нанесенный на рукоять герб делает, таким образом, кинжал именным. Скажите, барон, а откуда появились французские лилии на вашем гербе?

Лицо Готтенбаха смягчилось. Он ответил:

– В середине одиннадцатого века мой предок взял в жены французскую аристократку из влиятельного рода графа Раймунда Тулузского. Один из сыновей, рожденных в этом браке, участвовал в Первом Крестовом походе. Его звали Готье Ксавьер фон Готтенбах.

– Видите, барон, какие у вас славные предки, – очки Гиммлера блеснули. – Я таким родом похвастаться не могу. Вы свободны, оберфюрер.

Готтенбах выбросил руку в нацистском приветствии. Гиммлер не ответил. Сквозь очки были видны его глаза, они смотрели как будто в бездну и это не был взгляд живого человека.

Андрей проснулся за час до завтрака, что его даже удивило. Он боялся проспать и завел будильник, но это не понадобилось, – какой-то сильный толчок изнутри заставил открыть глаза. Андрей приподнялся на локте и обвел взглядом номер Леоны. «Однако, неплохо пошалили мы с ней накануне», – внутренне улыбнулся он. На низеньком журнальном столе стояла пустая бутылка из под рома, лежали упаковки яблочного сока, остатки еды. На кресле рядом со столом Маркин обнаружил свою одежду вперемешку с нижним бельем Леоны. Сама она спала рядом, обхватив обеими руками подушку, время от времени улыбаясь чему-то во сне.

Андрей аккуратно, стараясь не разбудить ее, встал с постели и быстро оделся. Перед тем как уйти к себе в номер, он с удовольствием еще раз окинул взглядом роскошные формы спящей Леоны. «Да, недаром немецкая порнография славится на весь мир», – заключил Маркин и поспешил к себе. Необходимо было принять душ, побриться и вообще привести себя в форму. Впереди предстоял интересный разговор с Геле-ламой и Андрей терялся в догадках, что же хочет ему предложить настоятель. Через полтора часа он, уже весь пахнущий дорогим парфюмом, сидел в ресторане отеля и пил капучино. Леона на завтраке не появилась, что было вполне ожидаемо. Андрей и не собирался ее будить, пусть спит, тем более в холодильнике номера была еда, купленная им вчера в супермаркете.

Миран был пунктуален. Он появился в холле ровно в десять утра и они, обменявшись приветствиями, сели в машину. Город с раннего утра уже жил своей обычной насыщенной жизнью. Заторы на дорогах присутствовали, но они были не критичными и БМВ Мирана уверенно двигалась среди шумного городского хаоса. Миран всю дорогу сосредоточенно молчал и только в самом конце единственными словами, произнесенными им, были: «Просветленный ждет вас».

Маркин в сопровождении Мирана зашел в знакомое здание монастыря и преступил порог комнаты, где вчера он впервые увидел настоятеля. Геле-лама сидел на кожаном диване и неторопливо пил чай. Подняв глаза на вошедшего Андрея, он радушно улыбнулся и, пригласив его сесть, подвинул вторую чашку ближе к нему.

– Угощайтесь, мистер Маркин. Это очень полезный и вкусный травяной чай с орешками, – негромко произнес настоятель.

– Благодарю вас. Признаюсь, я уже позавтракал, но от чая не не откажусь, – Андрей старался быть любезным, памятуя о том, что «Восток дело тонкое» и здесь придают большое значение внешним проявлениям вежливости. Некоторое время они молчали. Андрей сделал несколько глотков, наслаждаясь травяным ароматом. В рот ему попал орешек и он посчитал это отличным поводом нарушить слегка затянувшееся молчание.

– Превосходный чай с орешками, Геле-лама, – похвалил напиток Андрей. – Вы знаете, подобный чай я впервые попробовал в Тунисе, когда там отдыхал вместе с женой. Интересно, вы у них позаимствовали рецепт чая или они у вас?

– Трудно сказать, обычное взаимопроникновение культур.

Геле-лама поставил свою чашку на стол и, откинувшись на спинку дивана, пристально взглянул на Андрея.

– Мистер Маркин, вчера вы просили начать разговор без лишних предисловий и сразу сказать, что мне нужно от вас, хотя это и противоречит восточным правилам ведения беседы. Извольте, пусть будет по вашему, но определенное короткое предисловие все же потребуется. Увы, без этого никак.

Геле-лама замолчал, как бы подбирая подходящие слова. Затем, по прежнему не сводя глаз с Андрея, он спросил его:

– Скажите честно, вы довольны собственной жизнью? Что вы ожидаете от своего будущего?

Андрей ответил не сразу. Сам вопрос его не удивил. Когда хотят сделать предложение, способное повлиять на будущую жизнь, обычно такой вопрос и задают. Смущал, пожалуй, будничный тон настоятеля, как будто это так легко и просто кардинально изменить жизненный сценарий. Геле-лама не торопил с ответом. Он вновь наполнил свою чашку чаем и по комнате поплыл аромат горных трав.

Андрей медленно проговорил:

– Да так сразу и не скажешь, Геле-лама. В общем и целом у меня все хорошо, жизнь налажена. Хотя человек так устроен, что ему всегда чего-то не хватает.

– Если бы у вас действительно все было бы хорошо и налажено, то вы бы здесь не оказались, – парировал настоятель. – Мистер Маркин, неужели вы до сих пор сомневаетесь в предопределенности вашей поездки в Непал и нашей встречи? Мне нравится, что вы не жалуетесь на жизнь, но мы оба знаем, что у вас кризис и это не какой-нибудь кризис среднего возраста, переживаемый всеми, а глубокий личностный кризис, связанный с потерей духовных опор и полнейшим отсутствием перспектив в жизни. У вас уже долго нет подходящей работы, нет денег, от вас ушла жена и каких-либо улучшений не предвидится. Вы увязли в болоте разочарований и тщетно пытаетесь найти хоть какой-то смысл в этом пустом и никчемном человеческом существовании. Вас на самом деле страшит сама мысль, что вы окончательно потеряли себя и вам больше никогда не выбраться из этого болота. Я же, со своей стороны, вам протягиваю руку и даю фантастический шанс все изменить. Я читал вашу диссертацию по философии и мне понравились рассуждения о создании смысловой архитектуры для пожилых людей. Вы написали о важности нахождения духовной точки опоры, которая и определяет сам смысл жизни, и полагаете, что эта точка опоры должна иметь метафизический характер.

Я с вами полностью согласен и вот поэтому вы здесь передо мной. Прочитав вашу диссертацию и оценив ваше нынешнее состояние, я пришел к выводу, что вы идеальная кандидатура для решения задачи, которую я и хочу вам поручить. Если вы согласитесь, то мы заключим договор, гарантирующий вам исполнение всех ваших желаний в текущей земной жизни после выполнения задания. Подписывать никаких бумаг не нужно, достаточно будет соглашения на словах.

Геле-лама замолчал, давая Андрею возможность осмыслить услышанное.

– Вы поразительно осведомлены о моей жизни и это рождает доверие к вашим словам, – ответил Маркин. – Правда, я постоянно наблюдаю вокруг себя разных проходимцев, которые проникновенным голосом убеждают всех отдать им сейчас свои кровно заработанные деньги в обмен на перспективу сказочно разбогатеть в будущем.

– Мне не нужны ваши деньги, которых к тому же у вас нет, – саркастически усмехнулся Геле-лама. – Нужны вы сами и ваша готовность рискнуть.

– Рискнуть? – удивленно переспросил Андрей. – И чем же, позвольте узнать, я должен рискнуть?

– Собой, разумеется, то есть здоровьем и жизнью, – настоятель ответил таким тоном, будто речь шла о походе в магазин за пиццей. – Степень риска, которому вы можете подвергнуться, частично зависит от вас, – от вашей находчивости и смелости. По времени это может занять пять минут, может десять. В такой ситуации трудно прогнозировать.

– И что же я должен сделать? Мне бы хотелось услышать детали, Геле-лама. Я не могу заранее соглашаться выполнить то, чего я не знаю, – Андрей допил чай и снова наполнил чашку.