Текст книги "Уйти, чтобы вернуться"

Глава № 8

Андрей сидел напротив Геле-ламы и неторопливо пил травяной чай с орешками. Он был внутренне собран и ждал, когда настоятель приступит к конкретным инструкциям. Но Геле-лама не торопился. Он меланхолично помешивал чай серебряной ложкой и не произносил ни слова. Андрей не решался нарушить мысли Просветленного. В конечном счете все, что нужно, будет сказано и тогда, когда Геле-лама сочтет это нужным. Сделав глоток чая, настоятель начал разговор:

– Ну, что, мистер Маркин, вы готовы к тому, что буквально через час уйдете в неизвестность?

– Да, готов, – просто ответил Андрей, – только почему в неизвестность. Вы же мне объявили дату и место. Или что-то поменялось?

– Ничего не поменялось. И дата и место остаются прежними, – на лице Геле-ламы не было даже намека на улыбку. – Но неизвестным остается результат вашей экспедиции. Я не могу вам гарантировать стопроцентно, что вы вернетесь оттуда живым. Какое-то время вы будете совершенно открыты и уязвимы для смерти. Скажите честно, неужели вы не испытываете страх?

– Есть немного, но это даже не страх, а скорее тревожное ожидание. Я пока не знаю чего мне бояться, – Андрей потер пальцем висок и добавил:

– У меня страх всегда имеет конкретные очертания. Возможно, после того, как вы мне расскажете детали, я почувствую страх, но не раньше.

– Хорошо, слушайте внимательно, – кажущаяся рассеянность настоятеля мгновенно испарилась. – Через час вы окажетесь в ночном Берлине. Это будет ночь с первого на второе мая 1945 года. По улице Фридрихштрассе начнут двигаться оставшиеся в живых после боев солдаты и офицеры дивизии СС «Нордланд». Под покровом ночи они сделают попытку с оружием в руках пробить советское окружение. Вместе с ними будут уходить и гражданские беженцы. Колонну сопровождают три танка и четыре бронетранспортера. В последней бронемашине поедет высокопоставленный офицер СС и в его руках будет находиться черный кожаный портфель. В портфеле, как вы уже догадались, мистер Маркин, лежит книга – драгоценная Калачакра. Русские колонну эсэсовцев обнаружат и обстреляют из пушек и минометов. Все бронетранспортеры будут разбиты, многие погибнут, но этот офицер сумеет спастись. Он покинет бронемашину и побежит в развалины домов. Вот здесь вам нужно улучить момент и выхватить у него портфель.

Геле-лама прервался и взял чашку. Андрей, следуя восточному этикету, сделал то же самое. Сделав несколько глотков, настоятель продолжил:

– Все время вы будете невидимы для посторонних глаз, потому что станете как бы лишенным своего физического тела. И вот поэтому вы можете не бояться ни пуль, ни осколков, – они не причинят вам ни малейшего вреда. Но и взять в руки вы ничего не сможете. Для того, чтобы выхватить портфель, вам, мистер Маркин, необходимо свое тело заново обрести. Внизу в пещере вы получите от меня маленький плоский предмет, на котором есть всего лишь две кнопки – красная и черная. Нажимая черную кнопку, вы получаете свое тело, а при повторном нажатии его опять теряете. И вот когда вы обретаете тело, то на это время подвергаетесь опасности быть раненым, искалеченным или убитым. И здесь я вам ничем помочь не смогу. Как вы понимаете, нажимать кнопку и получать тело нужно в тот момент, когда вы будете иметь максимальную возможность для захвата портфеля с книгой. Когда книга окажется у вас, вы можете сразу нажать красную кнопку, не прибегая к черной, и потоки времени вас выбросят обратно в Катманду. Весьма вероятно, что с вами вместе прилетят и какие-либо предметы, находящиеся на расстоянии двух-трех метров от вас. Не удивляйтесь, это часто бывает. Энергетические потоки подхватывают разные вещи и это нормально.

– Как же я заберу портфель? – удивленно переспросил Андрей. – Мне же его добровольно не отдадут.

– Верно, – согласился настоятель. – Вам придется вступить в схватку с этим офицером и, скорее всего, убить его. На земле будут лежать автоматы погибших солдат, так что с оружием у вас проблем не возникнет. Это и есть та самая рискованная часть контракта, о которой я вам вчера говорил. Теперь, когда вы знаете не только цель, но и как ее добиться, вам все понятно?

– Да, понятно, – протянул Маркин.

– Судя по интонации, вас что-то смущает, – Геле-лама в упор посмотрел на Андрея.

– Смущает, пожалуй, не совсем точное слово, – обронил Маркин, выдерживая прямой взгляд настоятеля.

– Так в чем дело? Говорите, я жду, – Геле-лама не сводил взгляд с Андрея.

– Мне никогда не доводилось убивать людей, Просветленный, и, насколько я знаю, причинение такого рода вреда живому существу ухудшает Карму. Да и в христианстве это также считается тяжким грехом.

Выслушав Андрея, настоятель ответил ровным голосом:

– Мистер Маркин, христианская церковь вплоть до 19 века была воинствующей церковью и она безо всяких колебаний отправляла людей на костер за любое мало-мальское отступление от догматов веры. В Средние века под знаменами Христа были пролиты реки крови и именем Христа прикрывали самые безумные злодеяния. И вот поэтому не стоит приводить ее в качестве примера в этом ключе. И по поводу своей Кармы вы тоже можете не волноваться. Люди всегда служат либо силам Добра, либо силам Зла и они всегда сами делают этот выбор – осознанно или неосознанно. Таким образом, в мире существует вечное противостояние. Возвращая священную Калачакру Верховным жрецам, вы находитесь на стороне сил Добра и, тем самым, сильно улучшаете свою Карму. И убийства здесь тоже никакого нет, а есть честный поединок, хотя бы потому, что вы также подвергаете свою жизнь серьезной опасности. Тут выбор простой – либо вы убьете врага, либо враг убьет вас. Если вы решились на это мероприятие, то колебаниям больше нет места. И все же страх появился?

– Не знаю, может быть, – легкая гримаса исказила лицо Андрея и он добавил:

– Мне станет это ясно, когда я окажусь в ночном Берлине. Вот тогда я почувствую все эмоции.

– Вы в первую очередь должны чувствовать азарт, мистер Маркин, и, если угодно, кураж. Такой настрой поможет выполнению поставленной задачи. А страха быть не должно, – Геле-лама был по прежнему серьезен и говорил, не повышая голоса. – Самый главный страх, который испытывает человек, это страх смерти, то есть страх небытия. Но подумайте сами, несколько десятков лет назад вас не было на этой земле и через несколько десятков лет вас опять не будет. С вашим приходом и уходом ровным счетом ничего в Мироздании не изменится. Так стоит ли сильно переживать по этому поводу. У большинства людей, населяющих планету, совершенно никчемное существование, но они, даже отягощенные неизлечимыми болезнями, всеми силами пытаются продлить дни, лишенные всякого смысла. И только освободившись от страха смерти, человек обретает истинную свободу. Преступить через этот основной страх помогает высокая цель, наделенная смыслом, далеко выходящим за рамки обыденной человеческой жизни. И я вам, мистер Маркин, подобную цель даю. Верните книгу из прошлого. Сделав это, вы тем самым уменьшите страдания и хаос на планете. Ради этого можно поставить на кон собственную жизнь. Высшая цель всегда требует высшей платы, хотя даже самая долгая жизнь есть всего лишь мгновение.

Геле-лама замолчал, но его слова продолжали жить в сознании Андрея. Он еще раз прокручивал в голове как на диске речь настоятеля. Геле-лама несомненно производил сильное впечатление.

Просветленный встал и, обращаясь к Маркину, спросил:

– Вы готовы?

Увидев, как тот кивнул, коротко добавил:

– Пойдемте.

Выйдя из кельи, они медленно по узкой лестнице спустились в подвал и оказались перед крепкой металлической дверью. Настоятель вынул из ниши ключ и открыл ее. Сразу откуда-то из глубины потянуло прохладой, резко контрастировавшей с жаркой погодой наверху. Андрей зябко поежился. Заметив это, Геле-лама ободряюще улыбнулся ему и это была его первая улыбка за разговор. Они вошли в помещение и Андрей остановился. Было абсолютно темно и лишь слабая полоска света за дверью показывала путь назад. Настоятель привычно пошарил рукой справа от двери и, найдя выключатель, включил свет.

– Здесь восемь залов пещерного типа, – сказал он, обращаясь к Маркину. – Эти пустоты создала сама Природа, а мы лишь только расширили проходы, связывающие их и провели сюда электричество. После второй пещеры начинается спуск и следующие шесть пустот находятся одна ниже другой. Нам нужна самая нижняя пещера. Ступайте за мной аккуратно, так как некоторые участки спуска очень крутые.

Они двинулись вперед по первым двум залам, соединенным коротким узким коридором. Андрей с неподдельным любопытством осматривал все вокруг, подмечая каждую деталь, насколько это позволял тусклый электрический свет. Он, конечно, и до этого неоднократно бывал в пещерах, когда отдыхал в Крыму и Абхазии, но от этого интерес к ним только возрастал. Маркина всегда манила и очаровывала магия таинственных подземелий. Это был другой мир со своими законами – насколько притягательный, настолько и пугающий. Андрей невольно проводил параллель между подземным миром планеты и миром бессознательного человека. Только одному Богу известно какие бесы в этих мирах водятся. Хотя почему только Богу, – дьяволу известно тоже.

Когда они спустились в третий зал, Андрей почувствовал некий сюрреализм происходящего и по мере углубления в последующие пещеры это чувство заметно усиливалось. Ему вообще стало казаться, что все происходящее есть не более чем виртуальная реальность, его никак напрямую не касающаяся, а сам он лишь только зритель, находящийся по ту сторону экрана. Наконец они достигли восьмой пещеры – самого нижнего зала подземного лабиринта. Пещера была весьма скромных размеров и три фонаря, прикрепленных к стенам, ее достаточно хорошо освещали. В нишах стены, выдолбленных вручную, стояли фигуры богов, неизвестных и доселе невиданных Андреем. Хотя нет, почему невиданных, – одну фигуру божества он точно наблюдал в московском турагентстве «Лотос». Сразу в памяти всплыли слова менеджера Насти о Карме: «Вы в Непале найдете ответ не только на этот вопрос, но и на гораздо более существенные вопросы».

Геле-лама остановился посередине пещеры и, повернувшись к Андрею, негромко произнес:

– Ну, вот мы и на месте.

Тем не менее его голос отозвался эхом в сводах пещеры.

– Что я должен делать, Просветленный? – спросил Андрей.

Его горло пересохло и он опять ощутил нарастающую пульсацию в висках.

– Не торопитесь, мистер Маркин. Начнем по порядку.

После этих слов Геле-лама подошел к одной из ниш и достал оттуда небольшой плоский предмет на цепочке. Вернувшись, он протянул его Андрею.

– Оденьте прибор на шею. Так вам будет удобнее и вы его не потеряете, – потребовал настоятель.

Прежде чем одеть, Андрей скептически посмотрел на прибор, – обычная коробочка с двумя кнопками, ничего особенного.

– Вы все помните, что я вам наверху говорил? – спросил Геле-лама.

– Да, помню, – кивнул Андрей.

– Не забудьте главное, вы должны обрести тело только тогда, когда у вас настанет самый благоприятный момент для захвата портфеля и не минутой раньше. Не рискуйте понапрасну. Я надеюсь, что вы это усвоили как следует. Вопросы есть?

Андрей задал вопрос, который его заинтересовал сразу после знакомства с Геле-ламой.

– Скажите, Просветленный, откуда вы, Верховный жрец Тибета, так великолепно знаете русский язык. Вы владеете языком так же совершенно, как и образованный носитель русского языка, но вы же носителем не являетесь, так откуда же.

– Видите ли, мистер Маркин, – в голосе настоятеля появились снисходительные нотки, – для Верховных жрецов языковая преграда не является проблемой. Если бы выбор пал не на вас, а на гражданина любой другой страны, то я бы через три дня говорил на его языке и, весьма вероятно, лучше бы, чем он. Таковы наши возможности. А сейчас, если вопросов больше нет, я вас попрошу встать вот сюда.

Геле-лама сделал три шага в сторону и показал рукой на квадратную плиту, всю изрисованную какими-то знаками.

Андрей подчинился. Он встал на плиту и потер пальцами виски. Пульсация не стихала и вдобавок к этому под правым глазом появился еще и нервный тик. Геле-лама заметил его состояние и, отечески потрепав по плечу, тепло произнес:

– Немного потерпите, через пять минут вам станет значительно легче. Стойте ровно и с этого места не сходите, пока я читаю заклинания. Главное, ничего не бойтесь. Помните, как вы красиво написали в одном из своих стихотворений: «И только есть одно из двух. Остаться со щитом в строю или быть навзничь на щите». Вы сейчас на перекрестке судьбы и только от вас зависит как вы вернетесь – со щитом или на щите. Удачи вам.

У Андрея уже не было сил удивляться всезнанию настоятеля. Он закрыл глаза и слегка вздернул подбородок. Геле-лама отошел к нишам с божествами и, молитвенно сложив перед собой руки, нараспев начал читать магические заклинания. Буквально через минуту температура в пещере начала нарастать. Непонятно откуда появился туман, заполнивший собой весь зал. С каждым мгновением туман густел, наливаясь иссиня-черным цветом. Затем туман внезапно распался на отдельные крутящиеся столбы. Андрей, не выдержав, открыл глаза. Скорость вращения столбов стремительно увеличивалась и из них уже показались языки пламени. Андрей увидел как стены пещеры начали причудливо искажаться, а фигура настоятеля расползаться, превращаясь в нечто бесформенное. Раздался сильный хлопок. Квадратная плита упала и Маркин полетел вниз, теряя сознание.

Весь подвал и два первых этажа правительственного дома рядом с Королевской площадью занимали оставшиеся в живых эсэсовцы дивизии «Нордланд». К ним примкнули покинувшие Рейхсканцелярию солдаты личной охраны фюрера. В одном из подвальных помещений находились старшие офицеры во главе с бригадефюрерами СС Крукенбергом и Монке. Совещание подходило к концу. Вильгельм Монке, склонившись над оперативной картой, уверенно прочертил карандашом жирную линию на север.

– Моя группа пойдет сюда в направлении района Вединг, – сказал он, обращаясь к Густаву Крукенбергу, – а ваша пойдет на северо-запад через Вайдендамский мост.

Вторая линия, нанесенная Монке, легла на карту.

Присутствующие офицеры подавленно молчали. Все уже знали о самоубийстве Адольфа Гитлера, покончившего с собой вчера, – 30 апреля 1945 года, а сегодня пришла еще одна новость: самоубийство совершил его верный соратник доктор Геббельс, руководивший всей обороной Берлина. Офицеры себя чувствовали брошенными на произвол судьбы.

– Господа, – начал Монке, обращаясь к ним, – в этот трагический час для Рейха фюрер оставил нас, написав предсмертное завещание. Вся власть Канцлера и полномочия Верховного Главнокомандующего перешли к гроссадмиралу Деницу. Самоубийство Адольфа Гитлера освободило вас от присяги личной верности фюреру. Но Германия остается и борьба будет продолжена. Рейх еще располагает боеспособными войсками. Сегодня ночью мы пойдем в прорыв двумя группами. Боевую группу, уходящую на север, возглавляю я, а другую группу – бригадефюрер Крукенберг. Его группа значительно больше и к тому же вместе с ней из кольца окружения будут уходить медицинский персонал и беженцы. Поэтому группу сопровождают оставшиеся танки и бронетранспортеры. Шансов выбраться отсюда немного, но и выбор у нас невелик – либо попытаться прорваться, либо здесь же на месте застрелиться. Значит, попытаемся прорваться. Сейчас все свободны, отдыхайте. Точка сбора групп определена. В двадцать три часа начинаем движение. Вопросы есть?

Монке закончил речь. Вопросов не возникло и офицеры стали расходиться. Среди присутствующих сидел и барон фон Готтенбах. На нем был новый генеральский мундир черного цвета, а сбоку на поясе был пристегнут кинжал – личный подарок Рейхсфюрера. Он встал со своего места и подошел к Крукенбергу. Холеное, тщательно выбритое лицо барона и его новенький, как с иголочки, мундир резко контрастировали не только с внешним видом предельно вымотанного Крукенберга, но и со всей обстановкой вокруг. Но барон не обращал на это внимание. Достав документ из портфеля, он протянул его бригадефюреру. Тот прочитал его и, возвращая обратно, произнес:

– Хорошо, оберфюрер. Я готов оказать вам посильное содействие, хотя этот документ юридической силы уже не имеет. Я думаю, вам известно, что фюрер незадолго до самоубийства лишил Гиммлера должности, звания и наград, обвинив в предательстве.

– Да, мне это известно, – подтвердил Готтенбах, – но мне также известно, что вследствие проблем со здоровьем фюрер утратил в последнее время способность критически и рационально мыслить и принимать реальность такой, какова она есть на самом деле. Гиммлер органически не может предать фюрера – это все равно что предать самого себя. Слухи об измене Рейхсфюрера бездоказательны и распущены врагами Рейха. Поэтому для меня все приказы Гиммлера по прежнему имеют законную силу и не нуждаются в дополнительной легитимности. Или у вас другое мнение?

– Я не оспариваю этот документ и ваши полномочия, – голос Крукенберга звучал надтреснуто. – Что я должен для вас сделать?

– Вы должны меня взять с собой и не просто взять, а предоставить один из бронетранспортеров. В моем портфеле находится документ особой важности, требующий максимальной защиты. Он не в коем случае не должен попасть большевикам в руки. От этого во многом зависит будущее самой Германии.

– Хорошо, – согласился Крукенберг. – Транспорт я вам предоставлю. Вы один или у вас есть группа сопровождения?

– Со мной только секретарь, женщина. Место должно быть и для нее.

– Места вам обоим я обеспечу. Прошу вас за двадцать минут до начала движения колонны подойти к головному танку. Я буду там и покажу ваш бронетранспортер. Это все, оберфюрер?

– Да, – кивнул Готтенбах, – этого вполне достаточно.

После того как барон покинул помещение, Монке, присутствовавший при разговоре и не проронивший ни слова, счел нужным дать краткое объяснение.

– Это важная шишка из Аненербе, бригадефюрер, – сказал он Крукенбергу. – Вы же знаете, что институт является любимым детищем Рейхсфюрера.

– Я уже и без вас догадался, что этот тип на передовой никогда не был и пороха не нюхал, – зло ответил Крукенберг.

Готтенбах, пройдя по коридору несколько метров, свернул налево и зашел в комнату, предназначенную для медперсонала. Там он оставил Ирму перед совещанием.

Увидев входящего барона, она буквально подбежала к нему и, с тревогой заглядывая в глаза, спросила:

– Ну, как, ты договорился? Нам места будут?

– Тише, тише, – Готтенбах сделал выразительное лицо, – не волнуйся, поедем в бронированной машине.

– Слава Богу, – Ирма облегченно выдохнула, – может быть удастся выбраться. Когда уходим?

– Сегодня в двадцать три часа, – ответил Готтенбах, – а сейчас постарайся хоть немного поспать. Что будет дальше – неизвестно, в любом случае силы понадобятся. Оружие при тебе?

– Конечно. Вот оно, – Ирма с гордостью продемонстрировала свой браунинг.

Сверкнуло кольцо на пальце. Это был подарок барона. Готтенбах преподнес золотое кольцо с бриллиантом Ирме после того, как пообещал на ней жениться. Такой дорогой подарок был не только доказательством чувств барона, но и необходимым актом несостоявшейся помолвки.

– Ирма, – поморщился Готтенбах, – я же просил тебя не надевать кольцо. Украшения сейчас неуместны.

– Извини, Макс, я сниму, сниму, – она влюбленными глазами смотрела на барона.

Готтенбах смягчился и ласково потрепал ее по щеке. Убрав браунинг в карман куртки, Ирма быстро стянула кольцо с пальца. Она бережно положила его во внутренний карман, где уже лежали серьги, подаренные ей Готтенбахом в прошлом году на день рождения. Она верила и надеялась, что будет носить эти украшения уже в качестве законной жены барона в новой послевоенной жизни.

– Все, отдыхай. Я разбужу тебя за час до отхода, – тихо, почти шепотом произнес Готтенбах и вышел из помещения.

Глава № 9

Темная мрачная колонна, растянувшаяся на несколько сотен метров вдоль разрушенной улицы, замерла в ожидании. В темноте белели худые, измученные лица, кое-где тлели огоньки сигарет. В воздухе почти физически ощущалась напряженность, охватившая людей. Все ждали команды к движению. В назначенный срок к головному танку подошел фон Готтенбах. Крукенберг сидел в коляске мотоцикла за танком, курил сигарету, периодически поглядывая на часы. Увидев Готтенбаха, он поднялся из коляски и шагнул ему навстречу.

– Оберфюрер, – произнес Крукенберг вместо приветствия, – ваш бронетранспортер последний. В кабине машины старшим едет гауптштурмфюрер Перхссон – командир роты шведских добровольцев. В кунге кроме вас и вашей спутницы также поедут две медсестры и солдат-связист. Вы не против такого соседства?

– Учитывая обстановку, не против, – барон безразлично махнул рукой. – Благодарю вас, бригадефюрер, за содействие.

Крукенберг старался скрыть возникшую острую неприязнь к Готтенбаху – обычную неприязнь фронтовика к тыловым – и поэтому он повернулся к нему вполоборота, закуривая новую сигарету. Сделав пару глубоких затяжек, он ответил, не глядя на барона:

– Не стоит благодарности. Я лишь выполнил предписание Рейхсфюрера. Идите в свою машину, сейчас начнем движение. До Вайдендамского моста почти пятьсот метров и их еще надо постараться пройти.

Кивнув на прощание Крукенбергу, Готтенбах направился к толпе гражданских беженцев, сгрудившихся на другом конце улицы. Там его ждала Ирма Нойман.

А Крукенберг тем временем отдавал последнее распоряжение Рудольфу Тернедде:

– Штурмбанфюрер, вы с батальоном гренадеров должны находиться в арьергарде колонны и в случае прямого боестолкновения прикроете ее. Если уйти всем не удастся и колонна будет расчленена, то действуйте самостоятельно, согласно возникшей обстановке. Задача понятна?

Тернедде привычно вскинул руку в нацистском приветствии и поспешил к своим солдатам. Крукенберг проводил его взглядом. Он знал, что на этого офицера он мог положиться. Тернедде являлся одним из немногих иностранных добровольцев, награжденных высшими наградами Рейха за незаурядную личную храбрость и стойкость в бою – Немецким крестом в золоте и Рыцарским крестом. Свой Немецкий крест он получил за тяжелые кровопролитные бои под Нарвой и очень гордился им. Бригадефюрер еще раз глянул на часы и, затем подойдя к головному танку, постучал по броне. Из люка высунулся командир. Крукенберг скомандовал:

– Заводи двигатель и вперед на малых оборотах к мосту.

Команда по радиосвязи немедленно разошлась по всем машинам. Заработали двигатели и колонна людей превратилась в единый слаженный организм, готовый повиноваться внешним приказам. Танк «Королевский тигр» тронулся с места, а за ним мотоцикл Крукенберга. По бокам с оружием наизготовку двинулись гренадеры. Везде стоял удушливый запах гари. На улице не осталось ни одного целого дома. Все было разрушено многократными попаданиями снарядов.

В кунге бронетранспортера, где ехал Готтенбах, было достаточно свободно. Они вдвоем с Ирмой занимали одну сторону кунга, а напротив них, на другой стороне разместились две молодые медсестры и солдат. Женщины напряженно молчали, но в их глазах ясно читался страх. Когда машина тронулась с места, одна из них зашевелила губами, читая про себя молитву.

Ирма страха не испытывала. Наоборот, она испытывала душевный подъем. Она мысленно уже рисовала картины будущего, их будущего с Готтенбахом, где они вместе будут жить в его родовом поместье под Мюнхеном и по субботам принимать гостей, где она родит ему очаровательных дочерей и будет завязывать им банты перед школой, где перед входом в дом будут непременно стоять большие клумбы с цветами, чтобы она их по утрам поливала из лейки. Все это будет, обязательно будет, только бы выбраться из Берлина. Она невольно улыбнулась этим мыслям и прижала ладонью карман, где лежали кольцо и серьги, подаренные Готтенбахом. Если бы Ирма могла, то она обязательно бы поделилась с этими испуганными женщинами, сидящими напротив, своим бесстрашием. Видения ее маленького женского счастья туманили ей голову. До счастья было близко – рукой подать, нужно только выбраться из окружения и неважно куда – к своим или к американцам, главное подальше от русских. Ирму совершенно не заботила судьба Рейха, – с ним было все понятно, а о послевоенном устройстве Германии пусть думают мужчины – это их дело. А ее дело – быть верной и любящей женой барону и заботливой матерью их совместным детям. И вот за это маленькое женское счастье, такое близкое и понятное ее сердцу, Ирма была готова сражаться до последнего вздоха.

Когда первый «Королевский тигр» осторожно выкатил из уличного проема на набережную, его сразу же засекли советские наблюдатели на другом берегу реки. Немного погодя, они увидели группу солдат и другой танк, идущих следом. Сомнений быть не могло – немцы, не пожелавшие сдаться, пошли в прорыв. Сообщение немедленно было передано по рации начальнику штаба батальона. Через пять минут об этом знал командир.

Капитан Неустроев не спал. Он курил папиросу, глядя в ночное берлинское небо, и совсем не думал о том, что уже вошел в историю этой великой войны как победитель наравне с генералами и маршалами. А ведь вошел и не просто вошел, а как боевой командир, чей батальон бил врага уже на самом последнем рубеже. Когда Неустроеву сообщили о готовящемся прорыве, он распорядился немедленно вызвать командиров рот на свой КП. Ротные прибыли быстро один за другим. Комбат кратко обрисовал обстановку и предложил командирам высказать свои соображения. Первым слово взял старлей Звягинцев. Его левая рука была забинтована, а на щеке виднелся свежий рубец. Это были последствия рукопашной схватки с гренадерами Крукенберга.

– Командир, – начал он, – это уходят эсэсовцы. Они сдаваться не будут. Если вступим с ними в прямой бой, то своих немало положим. А это обидно, – войне-то конец. Жить надо, командир, понимаешь, жить. И домой возвращаться с победой.

– Это все лирика, Звягинцев, – прервал его Неустроев. – Просто так дать им уйти мы не можем. Под трибунал, что ли, захотел.

– Разрешите, – поднял руку рядом сидевший на ящике из под снарядов лейтенант.

– Давай, Степанов, – разрешил комбат, – говори, если есть что сказать.

– Товарищ капитан, люди действительно устали, можно сказать, выдохлись за эти дни. Бои же, считай, непрерывные.

– Говори по существу, Степанов, – раздраженно поправил его Неустроев, – что конкретно предлагаешь.

– Да выкатить пушки, послать корректировщика огня на набережную и ударить, а в прямой бой без приказа сверху не вступать, – выпалил Степанов.

Неустроев молчал, обдумывая предложение лейтенанта.

– Значит, так, – правая рука комбата непроизвольно сжалась в кулак, – личному составу полная боевая готовность. Пушки и тяжелые минометы на набережную. В прямой бой без моего приказа не вступать. Мы их, блядей, артиллерией накроем, никто не уйдет. Связь держать со мной постоянно. Все по местам, выполнять.

Командиры рот поспешно поднялись и устремились к своим подразделениям. Они прекрасно понимали, что комбат по другому поступить не мог, но, тем не менее, были ему благодарны. Таким приказом он давал многим бойцам возможность уцелеть и не погибнуть в последние часы войны. Бить из пушек на расстоянии – это далеко не то же самое, что идти в атаку или драться в рукопашной. Все командиры через это прошли не по одному разу и на собственной шкуре испытали что это такое. Никакие наркомовские «сто грамм» не могли в полной мере убрать из сознания леденящий ужас после этих атак и он преследовал их по ночам, заставляя судорожно метаться и кричать во сне. Эта война теперь была навечно с ними.

Мотоцикл с сидевшим в коляске бригадефюрером Крукенбергом в окружении группы солдат и под прикрытием головного танка благополучно миновал мост. Это послужило сигналом для остальных. Как ни старались советские артиллеристы, но на занятие боевых позиций и изготовку к стрельбе у них ушло не менее сорока минут. Этого хватило, чтобы первая группа гренадеров дивизии «Нордланд» без единого выстрела выскочила из окружения. Но зато весь смертоносный огонь с лихвой достался другим. Видя как первая группа спокойно ушла, на мост медленно заполз следующий «Королевский тигр». Остальная колонна находилась на Фридрихштрассе, ожидая своей очереди. Резко прозвучала команда «огонь» и ночную тишину разорвал рев русских пушек. Первые же снаряды попали в танк, разбив его ходовую часть. Лязгнула гусеница, сползая на мост. «Тигр» замер на месте, но его башня начала крутиться, хищно выискивая цель. Но дуэли не произошло. Еще один удачный выстрел и в танке сдетонировал весь боезапас, разорвавший бронированного монстра. Взрыв был такой силы, что башню танка отбросило на несколько десятков метров и она с шипением погрузилась в темные воды Шпрее. Движение через мост для машин было заблокировано. Пушки перенесли свой огонь на Фридрихштрассе. Подключились тяжелые армейские минометы. Колонна начала рассыпаться.

Все четыре бронетранспортера находились уже достаточно близко от моста и подверглись интенсивному артобстрелу. Первые две машины были подбиты в течении последующих десяти минут. Сидевший в закрытом кунге Готтенбах этого, разумеется, не видел, но он быстро понял, что уйти беспрепятственно на другую сторону Шпрее уже не удастся. Один из снарядов разорвался рядом с бронемашиной оберфюрера и град осколков ударил по кунгу. Транспортер остановился. Медлить было нельзя и Готтенбах, схватив за руку Ирму, потащил ее к выходу из машины. Следом за ними выскочили медсестры и солдат-связист. Передние стекла были выбиты, водитель был убит, а раненый гауптштурмфюрер Перхссон рукой сжимал рану, пытаясь остановить кровь. Медсестры как по команде бросились к нему на помощь и, обхватив его с двух сторон, повели в зияющий проем здания. Тяжелые снаряды вперемешку с минами рвались на набережной и по всей длине Фридрихштрассе. Укрываясь от осколков, люди бежали в развалины зданий и на боковые улицы.

Фон Готтенбах, не отпуская Ирму, по волчьи озирался по сторонам, оценивая обстановку. Вся техника была подбита и горела, кругом валялись изувеченные трупы, а от взрывов снарядов образовались обширные воронки.

– Бегом туда, – крикнул барон и, увлекая за собой Ирму, побежал на узкую боковую улицу. Ирма бежала рядом, стараясь не отстать. Они завернули за угол и едва не споткнулись о тела убитых эсэсовцев из группы прикрытия штурмбанфюрера Тернедде. На земле лежало не меньше двух десятков человек.

Пробежав еще немного, они заскочили в разрушенную парадную здания. Тут хотя бы можно было укрыться от осколков.

Сознание вернулось к Андрею и он медленно открыл глаза. Маркин обнаружил себя сидящим на грязной разбитой лестнице, сплошь заваленной кирпичами, фрагментами мебели и оконных рам. Сквозь громадные бреши в потолке мягко струился лунный свет. Стояла тишина, но она была обманчива, и Андрей это сразу почувствовал, как только окончательно пришел в себя. Включилась память и автоматически восстановился весь разговор с Геле-ламой. Андрей машинально поднял руку к груди и нащупал прибор, врученный ему настоятелем. Так, значит, ничего не привиделось и он, вроде как, должен попасть в Берлин образца 1945 года. Андрей еще раз огляделся. «Неужели это правда? А может это все же декорации и вообще какая-то грандиозная мистификация. Но вот только зачем это все?» – мелькнуло у него в голове.