Текст книги "Уйти, чтобы вернуться"

Маркин поднялся и, осторожно ступая по кирпичам, направился к выходу. Сам он свое тело видел, но оно было необычайно легким, почти невесомым. Андрею даже показалось, что он и не идет вовсе, а как бы парит, настолько его движения при ходьбе были плавными. Он вышел из здания и оказался на довольно узкой боковой улице, чем-то напомнившей ему московский переулок. Повернув голову направо, он заметил широкую центральную улицу, до которой было не более двухсот метров. Темнота мешала что-либо рассмотреть и, только подойдя практически к самой улице, Андрей обнаружил длинную колонну людей, сливавшуюся в ночи в однородную серую массу. Прямо перед ним на земле валялся указатель, на белом фоне которого отчетливо виднелась жирная надпись «Фридрихштрассе».

Андрей глубоко вдохнул и выдохнул несколько раз. Нет, на искусственные декорации к фильму ужасов это никак не подходило. Он двинулся вдоль колонны, выискивая бронетранспортеры. Поразительно, но люди не обращали на него никакого внимания. Они глядели сквозь Маркина, как будто его в природе вообще не существовало. Андрей был совершенно невидим для них. Это ясно читалось по их безразличным опустошенным глазам. Выходит, Геле-лама не обманул и это все с ним происходит на самом деле. Ну, что же, тем лучше, значит, приключения, предначертанные Просветленным, ему гарантированы.

Андрей еще немного прошел вперед и его взгляд уперся в заднюю дверь бронированной машины. Впереди стояли три таких же, а это означало, что именно в этой последней находился тот самый офицер с портфелем. Маркин пока не представлял каким же образом он сможет вот так запросто выхватить портфель у офицера и остаться при этом живым, когда вокруг него находились вооруженные эсэсовцы. Солдаты и беженцы заполнили собой всю улицу, размеры которой сильно уменьшились из-за руин, образовавших большие кучи битого кирпича, балок и арматуры. Но Андрею двигаться это никак не мешало. Он мягко по кошачьи обошел завал из мусора и расположился у единственной уцелевшей стены. Это все, что осталось от некогда величественного здания. Маркин ждал артобстрела, обещанного Геле-ламой, и тогда офицер обязательно выскочит из машины. Все, о чем говорил настоятель, подтверждалось и действовало по сценарию, написанному, очевидно, самой Историей.

Несмотря на то, что Андрей знал о предстоящем обстреле и ожидал его, первые выстрелы оказали на него сильное воздействие. Конечно, служа в армии, он неоднократно бывал на полигонах и ему приходилось стрелять из разных видов стрелкового оружия, но когда непосредственно по тебе бьет артиллерия, то это уже совершенно другое впечатление. Он увидел как в результате точного попадания загорелись два бронетранспортера, как стали падать убитые и истошно кричать раненые. Осколки летели повсюду, неся неминуемую смерть всему живому и оставляя глубокие следы на стенах домов. Колонна перестала существовать, люди разбегались в отчаянной попытке спастись.

Маркин инстинктивно всем телом вжался в стену, когда рядом с последним бронетранспортером прямо напротив него разорвался снаряд. Он увидел яркую вспышку, столб взметнувшейся земли, но ни ударная волна, ни осколки не причинили ему никакого вреда, словно существовала невидимая стена, позволявшая Андрею находиться одновременно в гуще событий и по другую сторону бытия. Хотя почему «словно», если стена действительно существовала и преодолеть ее можно было одним лишь легким нажатием пальца на черную кнопку. Внезапно распахнулась задняя дверь машины и на землю выпрыгнули офицер с женщиной. Правой рукой он сжимал ладонь спутницы, а в левой руке у него был черный кожаный портфель. Андрей буквально впился глазами в портфель, почуяв азарт охотника. Это был тот самый высокопоставленный эсэсовец, о котором говорил Геле-лама. Но, правда, о сопровождающей его женщине не было сказано ни слова.

Андрей увидел как они побежали на боковую улицу и немедленно незримой тенью последовал за ними. За углом Маркин обнаружил убитых гренадеров и автоматы, валявшиеся на земле рядом с трупами. У него на секунду возникло искушение нажать на черную кнопку прибора и, обретя тело, подобрать с земли оружие. Но это искушение так же быстро исчезло как и появилось. Кругом рвались снаряды и мины и поймать осколок, несущий увечье и смерть, было проще простого. Андрею не хотелось подвергать себя ненужному риску и, выжидая удобный момент для нападения, он юркнул в парадную вслед за Готтенбахом и Ирмой.

Там Готтенбах остановился, переводя дух. Рядом жалась Ирма, вздрагивая от каждого близкого разрыва снаряда. Находясь рядом с бароном, страха она по прежнему не испытывала, хотя русская артиллерия ей сильно действовала на нервы.

– Макс, – Ирма тронула Готтенбаха за плечо, – нам надо уходить отсюда. Любой снаряд, попавший в здание, похоронит нас под обломками.

– Куда уходить?! – раздраженно отреагировал барон. – Квартал со всех сторон окружен, через мост нам уже не вырваться.

– Обратно уходить, – настаивала Ирма. – Давай вернемся на Королевскую площадь. Туда, наверняка, вернутся и другие. А под утро все вместе сделаем еще одну попытку прорыва.

– Возможно, ты права, – согласился Готтенбах, – но надо собрать в одну группу солдат и офицеров из тех, кто еще остался. Я возьму командование на себя как старший по званию.

– Зачем? – удивленно спросила Ирма.

– Ты забыла, что у меня в портфеле? – Готтенбах усмехнулся. – Реликвия нуждается в защите. Ты пока побудь здесь, а я пойду разведаю обстановку. Вроде стрелять стали реже.

– Не уходи, Макс, не оставляй меня одну, – Ирма вцепилась ему в руку.

– Не волнуйся, дорогая, я быстро, – ободряюще улыбнулся Готтенбах, освобождая запястье. – Я прошу тебя отсюда ни шагу.

– Тогда я с тобой, – Ирма сделала умоляющие глаза. Ей очень не хотелось оставаться одной в этих зловещих руинах.

– Ирма, прекрати, – барон одной рукой обнял ее и прижал к себе. – Я только дойду до Фридрихштрассе, посмотрю, что там и вернусь сюда. Это быстро, обещаю.

– Хорошо, иди, – Ирма мягко отстранилась. – Иди, если надо.

– Я быстро, – повторил барон и, поцеловав Ирму в щеку, решительно шагнул к выходу.

Там он остановился и осторожно выглянул наружу. Артобстрел еще продолжался, но его интенсивность стала заметно меньше. Фон Готтенбах покинул здание и короткими перебежками вдоль стены направился к Фридрихштрассе. Андрей последовал за ним. Ирма, не удержавшись, подошла к дверному проему и стала наблюдать за удаляющимся Готтенбахом. Оберфюрер передвигался быстро и уверенно. С портфелем он не расставался ни на секунду. Маркин неотступно шел рядом.

Через пятнадцать минут они достигли нужной улицы. От перекрестка и до набережной она была вся изрыта воронками от снарядов, горели разбитые машины. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять – большой группой прорваться не удастся. Русские опять подключат артиллерию, которая на сей раз перебьет всех окончательно.

Готтенбах достал платок из кармана мундира и вытер со лба выступившую испарину. У него появилась мысль, что возможно лучше использовать для повторной попытки прорыва подземные коммуникации города, но для этого был нужен не только план коммуникаций, но и специалист, умеющий читать такую документацию. Ничего этого у него не было. «Шайсе», – в бессильной злобе выругался про себя Готтенбах. Он не представлял, что делать дальше.

Андрей, находившийся в трех метрах от барона, решил действовать. Никого вокруг не было, а рядом на земле лежали те самые погибшие гренадеры, о тела которых чуть не споткнулся Готтенбах, когда бежал в парадную, спасаясь от обстрела. Кругом валялось оружие и поднять автомат, а затем застрелить Готтенбаха, было делом пяти секунд. Но в этот момент из переулка напротив показался офицер, за которым следовали двое солдат. Это был Рудольф Тернедде. Он первым заметил барона и поспешил к нему. Подойдя к Готтенбаху и поприветствовав его, Тернедде спросил:

– Какие наши дальнейшие действия, оберфюрер?

– А где командир дивизии бригадефюрер Крукенберг? – в свою очередь переспросил барон, хотя ответ предполагал заранее. Но ему необходимо было получить подтверждение своей догадки непосредственно от подчиненного Крукенберга.

– Бригадефюрер с передовой группой сумел переправиться на другой берег реки. Это совершенно точно, но, что с ним сейчас, я не знаю, – ответил Тернедде. Помолчав, он добавил:

– Из всех оставшихся здесь офицеров вы самый старший по званию, – значит, вам и принимать решение.

– Сколько у вас осталось человек, штурмбанфюрер?

– Человек сто, не больше. Там в развалинах прячутся, – Тернедде мотнул подбородком в сторону руин. – Среди них есть раненые, но идти могут.

– Хорошо, – барон говорил четко и отрывисто, – этих двух солдат оставьте мне в распоряжение, а сами возвращайтесь к своей группе, а затем все вместе идите обратно в штаб на Королевскую площадь. Всех, кого встретите по дороге и кто может держать оружие, берите с собой. Я туда сейчас тоже подойду. Посмотрим, что делать дальше.

Штурмбанфюрер согласно кивнул и, развернувшись, побежал к развалинам, где скрывались последние гренадеры полка «Данмарк».

Андрей чертыхнулся: вступать в бой из-за портфеля дополнительно еще с кем-либо кроме Готтенбаха в его планы никак не входило. Он не понял ни слова из того, о чем говорили офицеры. По-немецки Маркин знал всего лишь несколько слов, занесенных в память еще в глубоком детстве во время просмотра советских кинофильмов про войну. Ему вдруг показалось, что этот штурмбанфюрер непременно вернется и приведет с собой еще целую роту бойцов и тогда уж точно не видать никакого портфеля. Решение нужно принимать немедленно – сейчас или никогда. Андрей почувствовал внутренний холод как перед прыжком с вышки в воду. Он с усилием слегка подрагивающими пальцами нащупал прибор у себя на груди. Готтенбах отдал короткую команду солдатам и все трое, повернувшись спиной к Андрею, быстро вдоль стены пошли обратно в парадную, где барона ждала Ирма. Маркин нажал черную кнопку. Он буквально сразу ощутил как невидимая судорога пошла волной по его телу, возвращая ему необходимую твердость взамен невесомости и даруя все запахи улицы, которые он до этого не чувствовал. Андрей тотчас же ощутил битые кирпичи у себя под ногами, гарь ударила ему в нос. Он для верности подвигал шеей, пошевелил руками и ногами и даже ущипнул себя. Все двигалось и шевелилось как надо. Его тело теперь опять было с ним и он перестал быть невидимым для окружающего мира. Медлить было уже нельзя, оберфюрер и солдаты стремительно удалялись. Маркин поднял с земли автомат и, направив его на них, нажал на спусковой крючок. Ударила длинная автоматная очередь и оба солдата, сраженные пулями, упали один за другим. Своими телами они прикрыли Готтенбаха и пули его не задели. Он резко обернулся, выхватывая из кобуры пистолет.

Его глаза расширились от изумления. Барон увидел перед собой крепко скроенного субъекта, одетого в непривычную одежду и державшего в руках автомат.

Но думать о том, кто он такой и как здесь оказался, у барона не было времени и он выстрелил в Маркина, не целясь, два раза. Обе пули прошли мимо, но Андрей явственно услышал их свист над головой. Он в ответ, также не целясь, ударил из автомата. Изрыгнув короткую очередь, «шмайсер» замолк. В магазине кончились патроны и Андрей, отшвырнув автомат, сразу же подобрал с земли другой. Пули ударили в стену рядом с Готтенбахом, выбивая осколки кирпича. Барон отшатнулся от стены и бросился к близлежащей воронке, надеясь укрыться там. До воронки оставалось уже не больше метра, как недалеко разорвался шальной снаряд. Ударная волна опрокинула оберфюрера на землю, вырвав из его руки портфель. Готтенбах был оглушен, немного присыпан землей, но остался невредимым. Быстро придя в себя, он дополз до края воронки и скатился вниз. Портфель лежал недалеко, но до него теперь надо было как-то добраться. Барон зло глядел в сторону Маркина, спрятавшегося с автоматом за грудой кирпичей. Он понять не мог кто этот сумасшедший и что ему от него надо.

– Ты кто? – крикнул Готтенбах. – Что ты хочешь?

Андрей слегка высунулся из укрытия. Но как только показалась его голова, Готтенбах немедленно открыл огонь. Пули противно чиркнули по кирпичам. Маркин резко опустил голову и больно ударился лбом о здоровенный камень. Из глубокой ссадины закапала кровь. «Вот и первое боевое ранение, – усмехнулся про себя Андрей, – пора медаль давать. Если еще раз так стукнусь, то по мне уже можно больше не стрелять – сам себя укокошу».

Оберфюрер тем временем внимательно оглядывал завал, где прятался Маркин, гадая, попал он в него или нет. Андрей сдвинул пару кирпичей и через образовавшуюся дырку наблюдал, в свою очередь, за воронкой, выжидая удобный момент для стрельбы. Кровь заливала ему лоб, попадала в глаза, мешая смотреть. Вытереть ее было нечем и Андрей провел тыльной стороной ладони по лбу, размазывая кровь по лицу еще больше. Прошло всего лишь пять минут напряженного всматривания друг в друга, но им обоим показалось, что прошло не меньше получаса. Маркин никак не проявлял себя и Готтенбах решил, что все-таки подстрелил этого безумца. Но убирать пистолет в кобуру он не стал и, держа оружие в направлении Маркина, начал осторожно выползать из воронки. Барон и не подозревал, что за всем этим с замиранием сердца издалека наблюдала Ирма.

Теперь она испытывала настоящий страх, но не за себя, а за Готтенбаха. Его потеря означала бы для нее крушение всех ее надежд на будущее. Барон полностью вылез из воронки. Прошло еще несколько минут, ничего не происходило и он стал медленно подниматься, по прежнему держа оружие наготове. Наконец он выпрямился в полный рост и в этот момент Андрей, выскочив с другой стороны завала, открыл по нему автоматный огонь. За мгновение до стрельбы Готтенбах развернулся всем корпусом и очередь от плеча до плеча прошила его грудную клетку. Он замертво упал на дно воронки, раскинув руки, черная фуражка с высокой тульей слетела с его головы. До Андрея донесся отчаянный вопль Ирмы. Он бросился к портфелю, но в этот миг его левую руку чуть выше локтя обожгла пуля, выпущенная Ирмой из браунинга. Она, не помня себя, бежала к Готтенбаху, стреляя на ходу в Маркина. Андрей почувствовал нестерпимую боль. Рана была несерьезной, но сильно кровоточила и боль начала бить по мозгам так, что в глазах немедленно образовалась серая пелена.

Следующая пуля могла стать смертельной. Ирма стреляла метко и была призером на соревнованиях по стрельбе среди женщин. Андрей повернулся и, в два прыжка достигнув воронки, скатился вниз к лежавшему навзничь барону. Здесь он не только мог укрыться от пуль, но и находился в гораздо более выгодном положении, чем открытая со всех сторон Ирма. Но ей было все равно. Ненависть и дикая боль, овладевшая ей, заглушали любой страх. Она хотела только одного – убить этого мерзавца, посмевшего отнять у нее счастье. Андрей, превозмогая боль в левой руке, прицелился и, поймав Ирму на мушку, нажал на спуск. Но выстрела не последовало. Он жал еще и еще, но автомат молчал, – его заклинило. «А-а, черт», – пробормотал Андрей, глядя на приближавшуюся Ирму. Он отбросил ставший бесполезным «шмайсер» и, наклонившись над Готтенбахом, отстегнул у того эсэсовский кинжал. Засунув его себе за ремень, Маркин затем быстро подобрал «вальтер» оберфюрера. Там оставалось всего лишь два патрона.

От зудящей боли и кровопотери силы начали оставлять его. Голова кружилась и Андрей стал опасаться, что может потерять сознание до того как нажмет красную кнопку. Он сильно встряхнул головой, чтобы отогнать пелену с глаз, но стало только хуже. Маркин навел пистолет на Ирму. Мушка прыгала, поймать ее на прицел не получалось и он пальнул на удачу. «Вальтер» дернулся в руке, выпуская последние пули. Ирма двигалась как заговоренная и уже была совсем близко. Глядя на ее искаженное от бешеной ненависти лицо, Андрей вдруг догадался какие сильные чувства она питала к поверженному Готтенбаху. Она не остановится. «Все, конец, – резануло в его мозгу. – Эта нацистская сука убьет меня и даже не вздрогнет. Пожалуй, еще и удовольствие получит».

Слабеющей рукой Андрей нащупал прибор. Пора уходить. Его палец лег на красную кнопку, но он колебался. Кожаный портфель оберфюрера лежал совсем недалеко от воронки и, наверное, можно было бы попытаться добраться до него. Маркин еще раз посмотрел на портфель, потом быстро перевел взгляд на Ирму и наконец решился. Он выполз из воронки и, поднявшись, рванул к портфелю. В его сознании назойливо стучало – только бы успеть. Ирма бросилась наперерез. Он не успел. В воздухе раздался жуткий вой и рядом с портфелем ударила мина, выпущенная из тяжелого армейского миномета.

Андрея опрокинуло на землю и он, теряя последние силы, нажал на красную кнопку. Краем глаза он все же успел заметить как столб поднявшейся земли поглотил портфель. В следующее мгновение время словно замерло, все предметы остались в том положении, в котором их застал взрыв. Комья земли зависли в воздухе. Образовалась небольшая воронка, стремительно набиравшая обороты и всасывавшая в себя все вокруг. Через считанные секунды воронка превратилась в причудливый смерч, который затем исчез, растворившись в воздухе. Все приняло свой прежний вид, как будто и не было никакого взрыва мины. На земле только остался лежать убитый оберфюрер СС Макс фон Готтенбах. Он свой долг выполнил.

Глава № 10

Геле-лама стоял у окна, занятый своими мыслями. Час назад монахи доложили ему о том, что во дворе монастыря около статуи Шивы на земле лежит окровавленный человек в грязной одежде, похожий на вчерашнего гостя. Поначалу они даже приняли его за бродягу, пострадавшего в уличной драке. Но приглядевшись внимательнее, монахи решили сообщить о находке настоятелю.

Геле-лама спустился во двор и обнаружил лежавшего на земле Андрея Маркина. Его лицо покрывала засохшая корка крови, на лбу красовалась здоровенная ссадина. Левая рука Маркина была прострелена и также залита кровью. Андрей находился без сознания, но, самое главное, был жив. Настоятель, сняв с его шеи прибор, отдал распоряжение монахам обработать раны и привести Маркина в чувство. Они аккуратно подняли его на руки и понесли в специальную келью, служившую в монастыре лечебницей. Геле-лама не волновался за здоровье Андрея. Беглого осмотра было достаточно, чтобы понять, – страшного ничего нет. Непальские травы с высокогорий творят чудеса и их ассортимент в монастыре Дартун был весьма обширным. Через три дня Андрей будет полностью здоров и в этом настоятель нисколько не сомневался. Его сейчас заботил другой вопрос: «Где Калачакра?». То, что Маркин ради выполнения задания ввязался в бой, со всей очевидностью говорило о том, что Просветленный не ошибся в выборе кандидатуры. Но портфеля с книгой при нем не было, зато за поясом в качестве трофея торчал эсэсовский кинжал. Настоятель ждал объяснений.

Леона тем временем проводила второй день в обществе Мирана. Он выполнял свою роль гида по Катманду безукоризненно. Миран водил ее по всем знаковым местам города, подробно рассказывал, перемежая правду и вымысел, а когда наступало время обеда и ужина, неизменно приглашал ее в самые лучшие рестораны. Леона поначалу стеснялась такого обхождения со стороны Мирана и терялась в догадках о причине повышенного внимания к собственной персоне. Она пару раз напрямую спросила Мирана по поводу Маркина, но тот ушел от ответа, не сказав ничего конкретного. Единственное, что услышала Леона, так это то, что у Андрея с Геле-ламой внезапно появились общие дела. Конечно, ее такой уклончивый ответ не устроил, но она больше допытываться не стала, памятуя о негласных правилах буддийской вежливости. Но когда Леона увидела, как Миран небрежно расплачивается за еду в ресторане, оставляя щедрые чаевые официанту, то вообще стала воспринимать все происходящее как некую спецоперацию. Ну, не будет вменяемый мужчина вот так вот просто тратить свое время и деньги на малознакомую женщину, если не рассчитывает в недалеком будущем получить от нее интимную благосклонность. А Миран не рассчитывал и не претендовал. До Леоны наконец дошло, – все, что делает Миран в отношении нее, является не более, чем поручением от настоятеля монастыря Дартун. Геле-лама дал задание Мирану развлекать Леону в отсутствие Маркина и, надо сказать, что он неплохо с этим справлялся. Леона не скучала, живо воспринимая увиденное и услышанное. На следующий день она запланировала посещение маленького частного музея национальной непальской одежды и домашней утвари. Вечером прощаясь с Мираном у отеля «Мантра Хоум», Леона про себя решила, что после посещения музея все таки проявит настойчивость и выяснит, если не куда подевался Андрей, то хотя бы когда он вернется.

А Маркин, благодаря заботам монахов, быстро шел на поправку. Повышенной температуры у него уже не было и раны под воздействием целебных трав стремительно затягивались прямо на глазах. Геле-лама для разговора сам пришел в лечебницу к Андрею ближе к обеду. После краткого обмена приветствиями Маркин, не вставая с кушетки, подробно рассказал настоятелю все, что произошло с ним в Берлине. Геле-лама слушал очень внимательно, ничем не выдавая своего волнения и не задавая никаких вопросов. Лишь по окончании монолога он все же спросил:

– Мистер Маркин, напрягите память и ответьте мне. Вы точно уверены, что мина разорвалась рядом с портфелем, а не угодила в сам портфель?

Андрей закрыл глаза, воскрешая картинку в памяти. В мозгу опять возник завершающий кадр его пребывания в военном Берлине перед тем, как он нажал красную кнопку, – столб земли, поднимающий портфель в воздух.

– Точно, Просветленный, – решительно произнес Андрей. – Я в этом абсолютно уверен.

– Хорошо, – с видимым облегчением выдохнул настоятель.

Он немного помолчал и опять повторил:

– Хорошо.

– А что же дальше? – спросил Андрей, наблюдая за выражением лица Геле-ламы.

– А что дальше? – в свою очередь переспросил тот. – Да ничего особенного. Вы эти сутки, мистер Маркин, проводите здесь в монастыре, а завтра утром монахи еще раз обработают ваши раны, заклеют их пластырем с травами и отпустят к себе в отель. Вечером пластырь можете спокойно снимать и принимать душ. За раны не беспокойтесь, – они к вечеру полностью затянутся.

Губы Маркина тронула легкая улыбка:

– Я не об этом, Просветленный.

– Если вы о Калачакре, – тон настоятеля мгновенно изменился и стал серьезным, – то я думаю, что она осталась невредимой и потоки времени, искривленные взрывом, забросили ее куда-нибудь в другую эпоху. Сегодня в полночь я спущусь в известные вам пещеры и в одной из них погружусь в глубокую медитацию. Я думаю, трех-четырех дней мне хватит, чтобы сознание, освобожденное от телесной оболочки, смогло отыскать место, где лежит портфель с книгой. И тогда ваша экспедиция сквозь время повторится. Каждое начатое дело обязательно должно быть так или иначе завершено. А пока отдыхайте. Если возникнет какая-либо проблема, то без колебаний обращайтесь к Мирану. Он мой первый помощник и уполномочен решать многие вопросы. И вот еще, держите.

Геле-лама засунул руку во внутренний карман и вытащил оттуда увесистый конверт.

– Что это? – без особого любопытства спросил Андрей.

– Деньги, – небрежно ответил Просветленный. – Наши тела существуют в материальном мире и без денег, увы, никак. Тут, мистер Маркин, пачка непальских банкнот высшего достоинства и, поверьте, этого хватит на весь ваш отпуск. Берите, вы их заслужили. Считайте, что это компенсация за боевые ранения. Вы показали себя достойно. Я рад, что не ошибся в вас.

Андрей довольно улыбнулся.

– Деньги, – это, конечно, здорово, – начал он. – На эти деньги можно…

Андрей замолк, вовремя спохватившись. Он чуть было не сказал фразу оперуполномоченного Шарапова из любимого всеми фильма «Место встречи изменить нельзя» – «да хоть бы с Лелькой в Кисловодск закатиться».

Геле-лама понимающе качнул головой:

– Ну, вот и отлично. Этих денег вам хватит и на рестораны и на поездки. Ваша новая подруга будет рада не меньше вас. Но говорить ей о том, где вы были, не нужно. Договорились?

– Конечно, Просветленный.

Геле-лама встал и протянул руку для прощания. Его ладонь была сухой и теплой. Казалось, его ничто не могло вывести из душевного равновесия. Когда настоятель вышел, Маркин достал из конверта деньги и бегло просмотрел купюры. Эти деньги он получил за прострелянную руку и теперь на собственной шкуре понял истинное значение слов – «кровно заработанные».

Ирма Нойман с трудом разлепила веки. Ей казалось, что вся земля, поднятая взрывом, застряла у нее в глазах. Она долго шарила по карманам и, отыскав носовой платок, достала его. Зеркала у нее при себе не было и она на ощупь стала приводить лицо в порядок. Кое-как справившись с этим, Ирма слезящимися глазами оглядела место вокруг себя. Чем дольше она глядела, тем все больше и больше приходила в недоумение. Что за чертовщина! Она прекрасно помнила разрушенные дома улицы, даже тот подъезд, в котором они с Готтенбахом прятались от обстрела, эти проклятые воронки после снарядов. Но где же это все, где?! Ничего подобного она сейчас не наблюдала. Вместо этого рядом мирно бродили тощие замызганные коровы, а неподалеку сидел неопрятного вида смуглый мужчина и нараспев что-то читал, периодически тряся длинными немытыми волосами. Ирме начало казаться, что она сходит с ума. Неужели так проявляются последствия контузии после взрыва. Но этого не могло быть. Голова у нее действительно болела, ее даже слегка подташнивало, но в целом состояние можно было назвать нормальным. Ирма чувствовала, что она не утратила способности ясно мыслить, но при этом абсолютно не понимала, где находится и что вокруг нее происходит. Она продолжала сидеть на траве рядом с дорогой и ошалело переводила свой взгляд с одной коровы на другую. Так в состоянии ступора она просидела еще не менее часа, пока не взяла себя в руки.

Служба в СС выработала у нее привычку хладнокровно и рационально мыслить и она начала соображать. То, что это не Берлин и даже не Германия, ей стало быстро понятно. В Германии просто нигде нет таких зданий, таких людей и таких коров, разгуливающих где придется. Но вот где она, Ирма сколько не пыталась, понять была не в состоянии. Она всю жизнь прожила в Германии и за ее границы никогда не выезжала. Об окружающем мире она знала только то, что говорили учителя на уроках истории и географии. Наконец Ирма встала с земли и решила подойти к ближним домам и осмотреть улицу. Перейти дорогу оказалось совсем не просто. По проезжей части проносились невиданные ей доселе машины, моторикши и вперемешку с ними неторопливо двигались повозки, запряженные быками. Никто никаких правил не соблюдал и люди перебегали дорогу на свой страх и риск. Ирма обратила внимание, что страха как раз таки никто не испытывал. Ситуация была рядовая и всем привычная. Люди просто ловко лавировали между непрерывно снующим транспортом.

Ирма собралась с духом и, пристроившись сзади за какой-то женщиной, ступила на проезжую часть. Водители сигналили друг другу, отчаянно при этом жестикулируя, но Ирма старалась не обращать на них внимание, неотступно следуя за своей проводницей. Она шла настолько близко к ней, что чувствовала запах ее давно немытого тела. Они благополучно пересекли дорогу и женщина пошла дальше, даже не обернувшись на Ирму. Солнце набирало обороты, становилось очень жарко и хотелось пить. Ирма обогнула дом и вышла на оживленную улицу.

Ее взору предстала целая нескончаемая вереница магазинов, стоявших друг за другом по обе стороны улицы. Здесь продавалось буквально все. Запахи уличной еды дурманили голову и Ирма моментально ощутила голодные спазмы в желудке. Она уже больше суток ничего не ела и не пила. Рот наполнился слюной. Ирма машинально сунула руки в боковые карманы куртки. В правом кармане ее пальцы нащупали знакомую рукоять браунинга, а в левом – смятые немецкие купюры. Но тут рейхсмарки были никому не нужны. Ирма не знала, что делать. Но вдруг она вспомнила, что во внутреннем кармане должны были лежать серьги и кольцо с бриллиантом, подаренные ей Готтенбахом. При мысли о бароне у нее больно сжалось сердце и она едва сдержалась, чтобы не разрыдаться прямо здесь на улице. Но слезы все равно потекли по ее грязным щекам. Ирма залезла во внутренний карман и достала подарок фон Готтенбаха. Все было на месте и это все в крайнем случае можно было продать. Для нее этот крайний случай наступил.

Она медленно пошла дальше по улице, ища глазами ювелирный магазин или ломбард. Как выглядят местные вывески подобных заведений Ирма понятия не имела, но надеялась определить принадлежность магазинов по их витринам. Это сработало. Не пройдя и сотни метров, она натолкнулась на небольшой ювелирный салон, торговавший золотыми и серебряными украшениями местного производства. Ирме было тяжело расставаться с подарками барона, но иного выхода не видела. Она решила продать свои серьги. Ирма вдруг почувствовала, что даже под угрозой голодной смерти не сможет продать кольцо с бриллиантом. Для нее это был не просто подарок любимого мужчины, – это кольцо имело великое символическое значение. Даря кольцо Ирме и соглашаясь на ней жениться, барон тем самым признавал ее внутреннее достоинство, беря дочь владельца мясной лавки в свой древний аристократический род. И это признание Максимилиана Матиаса фон Готтенбаха было для нее высшей наградой.

На входе в салон Ирма замешкалась. Колебание и неуверенность охватили ее. Она не знала никакого иного языка кроме немецкого и не представляла как начать разговор. Но трудные обстоятельства, в которых она оказалась, неумолимо диктовали свои правила. Ирма толкнула дверь и вошла внутрь. В магазине было несколько человек. Они с интересом разглядывали украшения, неторопливо переговариваясь между собой. На фоне сверкавших золотом витрин и сытых умиротворенных людей Ирма в своем полувоенном наряде серого цвета выглядела откровенно нелепо и она это понимала. И дело было здесь не только в одежде, а в том, что она – Ирма Нойман попала в эту странную фантастическую для нее жизнь из совершенно другого мира, где война и связанные с ней лишения являлись повседневными условиями существования. А тут, похоже, даже и не представляли, что такое бомбежки и продуктовые карточки.

Заметив Ирму, к ней на ходу улыбаясь, проворно подошла девушка-консультант. Она, не обращая внимание на одежду Ирмы – мало ли какие причуды у богатых иностранцев – тотчас задала стандартные вопросы: «Чем я могу вам помочь?», «Вы уже выбрали себе что-нибудь?». Знакомые всем туристам вопросы прозвучали на английском языке, но ответа не последовало. Ирма беспомощно молчала.