Электронная библиотека » Андрей Юревич » » онлайн чтение - страница 6


  • Текст добавлен: 22 августа 2017, 12:00


Автор книги: Андрей Юревич


Жанр: Социальная психология, Книги по психологии


сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 6 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Шрифт:
- 100% +
Либерализм и псевдолиберализм

Имеет смысл напомнить одну из главных традиций в понимании либерализма и, соответственно, различения либералов и консерваторов, существующую в социально-философской и политологической литературе. Не занимаясь вряд ли уместным ликбезовским описанием этой традиции, в данном контексте уместно эксплицировать ее психологический подтекст, связанный с образом человека, которым руководствовались либеральные и консервативные мыслители Запада. Первые – Дж. Локк и его последователи – полагали, что человек в целом заслуживает доверия, в нем доминирует позитивное начало, основные социальные ограничения в нем интериоризованы, носят внутриличностный характер, и, соответственно, внешние ограничения его свободе могут быть сведены к минимуму, воплощенному главным образом в законах. Вторые – Т. Гоббс и его единомышленники – склонялись к тому, что зло в человеке достаточно сильно, он не заслуживает доверия, нуждается во внешнем подавлении «темной» стороны своей природы и, соответственно, необходимы достаточно жесткие внешние ограничения его свободы. Таким образом, предпочтение либеральных или консервативных моделей развития цивилизации оказывались в прямой зависимости от общих представлений о природе человека, о соотношении в нем добра и зла или, в терминах З. Фрейда, о том, насколько его Супер-Эго справляется с его Ид.

Очевидно и то, что ключевой элемент в этой схеме – «человек вообще» – выглядит очень шатким основанием социально-философских конструкций, поскольку и разные люди, и различные культуры в данном плане сильно различаются. Следует отметить и своеобразный эгоцентризм российской интеллигенции, идеологически обосновывающей грядущие реформы и моделирующей ее результат «под себя». Например, прорабатывая идеологему свободы применительно к нашему обществу, она явно мыслила последствия в соответствии с образом того, как она сама будет использовать свободу, мало считаясь с тем, как ею воспользуются другие категории населения.

Из релятивности представлений о природе человека следует также, что, за исключением стандартного набора свобод, которые должны иметь представители всех культур и народов, отсутствуют еще какие-либо свободы, которые все они могут себе позволить в равной мере, что, в частности, стоит за идеей необходимости различных моделей демократии и невозможности ее сведения к одному унифицированному варианту. Основным критерием такой избирательной «дистрибуции свободы» должно быть то, в какой мере ее социально необходимые ограничения «вочеловечены», интериоризованы модальной, т. е. типовой для данного общества, личностью и, соответственно, в каком объеме могут быть отменены внешние ограничения ее свободы. Это ставит «уровень допустимой свободы» в зависимость от различных характеристик модальной личности, – в первую очередь, от ее интеллектуального уровня, необходимого для понимания неизбежности ограничений свободы, и ее нравственного уровня, необходимого для того, чтобы, понимая неизбежность этих ограничений, личность была готова их соблюдать.

В плане дифференциации либералов[27]27
  Напомним, что это слово возникло в 1812 г. в кортесах испанского города Кадиса, где означало члена партии свободы (Либерализм в России, 1996, с. 417).


[Закрыть]
и консерваторов, а также различных видов либералов это означает, что основополагающее отличие первых состоит не в том, что они выступают за отмену ограничений свободы, а в том, что утверждают возможность минимизации внешних ограничений, налагаемых различными социальными институтами, и перевода их в форму ограничений внутренних. Как пишет А. А. Кара-Мурза, «искушение самочинной волей – важнейшая проблема, которую в полной мере учитывали классики европейской либеральной мысли. Скажу больше: значение и историческая правота либерализма всегда определялись не привлекательностью его моральных посылок, а реальной способностью нейтрализовать „новое варварство“ как выплеск непродуктивного индивидуализма, направить автономную активность человека в социально конструктивное русло. Задачей либерализма стала, таким образом, не декларация свободы «индивида вообще», а защита свободы личностей, достигших определенного уровня развития и доказавших (на основе выдвинутых либерализмом критериев) свой цивилизационный статус» (Либерализм в России, 1996, с. 58).

Псевдолибералы же отличаются от истинных либералов своей убежденностью в возможности отмены любых ограничений, как внешних, так и внутренних, или же в том, что любая личность способна накладывать на свою свободу внутренние ограничения. К сожалению, трудно не признать, что большинство людей, обозначаемых некогда престижным словом «либерал» в современной России, принадлежит именно к данной группе. Как подчеркивает С. В. Кортунов, «свобода для либералов – универсальная ценность, превалирующая над всеми остальными; самоценное благо, которое не может служить лишь чисто утилитарным целям… Однако если рассматривать свободу в „негативном“ смысле, как свободу от чего-то, то она рассматривается просто как отсутствие внешних ограничений» (Кортунов, 2009, с. 216), «нынешние либералы отделили понятие свободы от совести, стыда, личной вины и ответственности» (там же, с. 236), в результате чего «внутренние, моральные основы человеческого поведения заменяются внешними, формальными, а сдерживающие, нормативные начала ослабляются. Тем самым активизируются разрушительные потенции, сокрытые в глубинах человеческой психики. Возникает специфическая „не-управляемость“, о которой все больше и больше говорят в последние десятилетия, т. е. попросту говоря анархия. Свобода становится „даром данайцев“» (c. 215).

К числу неизбежных результатов принадлежат не только компрометация либерализма в современной России, да и в других странах, где в последние годы либеральные партии систематически проигрывают избирательные кампании (см. Кортунов, 2009), и превращение слова «либерал» чуть ли не в ругательство, но и освобождение этой идеологической ниши основной частью нашей интеллигенции. Если еще в конце 1980-х годов либерализм был «религией» российской интеллигенции, то сейчас трудно встретить ее представителя, который позиционировал бы себя в качестве либерала. Интеллигенция оказалась вытесненной из либеральной ниши не слишком чистыми на руку представителями совсем других социальных слоев, эксплуатирующих либеральные идеи для оправдания удобного им, но губительного для общества социального порядка[28]28
  В этой связи уместно вспомнить мысль Г. Г. Дилигенского о том, что применительно к нашей стране необходимо различать, например, «демократов-романтиков», искренне отстаивавших демократические ценности, и пришедших им на смену «демократов-прагматиков», ловко использовавших демократические лозунги в личных интересах, например, для оправдания выгодной им приватизации (Дилигенский, 1994). Уместно упомянуть также идею Т. Карлейля о том, что революции подготавливают романтики, совершают прагматики, а их плодами наиболее искусно пользуются проходимцы. Показательно и то, что наши псевдолибералы, во-первых, использовали псевдолиберальные идеи для того, чтобы сколотить себе впечатляющие состояния, во-вторых, когда народ наконец-то получил заветную свободу, тут же поспешили оградиться от него бронированными лимузинами, высокими заборами и вооруженными охранниками, дабы от этой свободы не пострадать.


[Закрыть]
.

Антисоциальная социализация

Ярким примером реализации в современном российском обществе псевдолиберальной идеи безответственной свободы, лишенной внутренних ограничений, стала ситуация во многих наших школах, а обостренная реакция на фильм В. Гай-Германики с одноименным названием очень симптоматична. Нет нужды описывать ужасы, которые имеют место быть в некоторых современных российских школах: повсеместный мат и блатной жаргон, причем нередко и на уроках, жестокость, переходящая в садизм, торговля наркотиками и т. п. Все это можно увидеть по телевидению, причем не в «чернушных» кинофильмах, а в документальной хронике, а также в любительских видеозаписях, выставленных в Интернете. В общем, историческая цепочка кинофильмов: «Первая учительница» – «Доживем до понедельника» – «Школа» достаточно выражает псевдолиберальную эволюцию «свободы». Не случайно, как отмечалось выше, темпы роста детской преступности у нас сейчас в 15 раз опережают темпы увеличения общей преступности, и насчитывается около 40 тыс. несовершеннолетних заключенных. Но в данном контексте важнее не множить количество примеров и оценивать степень их типичности, а выяснить, почему это происходит. Причин, естественно, много. Однако главную роль сыграли, во-первых, превращение свободы в одну из главных ценностей нашего общества, во-вторых, ее понимание некоторыми подростками как отсутствия любых правил и ограничений[29]29
  Недавно проведенный нами опрос показал, что такое понимание свободы пустило глубокие корни и в студенческой среде, в том числе и среди студентов наших элитных вузов, таких как МГУ, где 18 % опрошенных ответили, что понятия добра и зла имеют для них чисто абстрактный характер (Юревич, Юревич, 2013).


[Закрыть]
. Любое сделанное им замечание такие подростки воспринимают как посягательство на их свободу – самое ценное, что у них есть, и отвечают крайне агрессивно. Школа же предполагает неизбежное накладывание ограничений. Один из Интернет-опросов показал, что ситуации, когда ученики оскорбляют учителя и не слушаются его, регулярно возникают в 43 % российских школ, когда ученики матерятся на уроках – в 50 %, когда они заняты только своей личной жизнью – в 44 % (Аргументы и факты, 2010, с. 7).

Подобная ситуация получает продолжение и в наших вузах, которых в современной России насчитывается намного больше, чем в СССР, хотя страна стала меньше. В результате, если в прежние времена в вузы поступали около 20 % выпускников школ, то сейчас поступают почти 100 %, что иногда выдается за одно из главных достижений современной российской демократии: дескать, ныне любой желающий может получить высшее образование, и это – безусловное благо. Не вдаваясь в обсуждение вопросов о качестве такого образования, опишем атмосферу, царящую в некоторых вузах, особенно негосударственных, где подчас больше озабочены количеством платных студентов, чем их поведением[30]30
  Естественно, есть и исключения. Например, наши элитные вузы, которым пока удается поддерживать более или менее сносную дисциплину, главным образом за счет высокого коэффициента отчисления студентов.


[Закрыть]
: нецензурная лексика в коридорах, распитие пива и поцелуи на лекциях, подчеркнуто неуважительный тон обращения к преподавателям, и все это при слабом сопротивлении или вообще отсутствии такового со стороны руководства вуза. Культурно-нравственная деградация нашего студенчества (наличие блестящих и высокоинтеллигентных студентов, как и победы на международных олимпиадах наших школьников, неспособны противостоять общей тенденции) продолжает «антисоциальную социализацию», которая у многих начинается в школе, если не раньше, закрепляя описанный выше «развязно-агрессивный» тип личности. При этом трудно не заметить, что наше общественное мнение, суды, правозащитники и журналисты практически всегда занимают сторону школьников и студентов, что настраивает их самих и их родителей на «качание прав» по любому поводу, побуждая, в частности, к опротестовыванию в судах даже полученных оценок, не говоря уж об исключении из школы или вуза. Права же преподавателей при этом редко кого волнуют, что очень характерно для позиции некоторых наших правозащитников, которым свойственна бо́льшая озабоченность правами субъектов девиантного поведения, чем его жертв.

После получения корочки о высшем образовании (часто не самого образования) такие выпускники попадают в различные фирмы и организации, где подвергаются некоторому окультуриванию благодаря существованию там более действенных механизмов контроля (ведешь себя неподобающим образом – уволен), однако более ранние ступени социализации оказывают на них неизгладимое влияние.

Не изменится общество – не изменятся школы и вузы, не изменятся школы и вузы – не изменится общество. Эта «дилемма яйца и курицы», естественно, создает ситуацию, препятствующую выработке однонаправленной линии возрождения цивилизованного отношения к свободе. Но исторический опыт показывает, что опорной точкой общественных изменений, как правило, выступает распространение новых идеологий, которые вынуждают основную часть общества воспринимать происходящее вокруг не как норму, а как патологию. В начале 1990-х годов в нашей стране такой идеологией стал псевдолиберализм, послуживший идеологическим прикрытием приватизации, имущественного расслоения и т. п., сформировавший образ морали и нравственности как ненужного архаизма, препятствия на пути личного успеха[31]31
  После просмотра большинства современных телепередач создается впечатление, что сейчас в России критериями личного успеха являются богатство и известность, а способы обретения того и другого рассматриваются как не имеющие значения. При этом наблюдается разительный контраст не только с советским обществом, где основным мерилом успеха считался вклад в общее благо, но и с западным обществом, для которого характерна мотивация не коллективного, как в СССР, а индивидуального достижения, культ личного успеха, но достигнутого путем полезной для общества деятельности.


[Закрыть]
и развития экономики. Сейчас налицо признаки вызревания новой идеологии и, соответственно, новых ориентиров для развития нашего общества, точнее, преодоления его деградации – в первую очередь, нравственной. В ее основе лежит идея о том, что у безнравственного общества нет будущего, да и развитию экономики безнравственность не содействует, как считают наши псевдолибералы, а препятствует.

В отношении школ и вузов, являющихся крайне важными институтами социализации, необходимо помнить две простые истины. Во-первых, восходящий к классикам отечественной системы образования тезис о том, что оно должно включать не только обучение, но и воспитание, формирование просоциальной личности, в то время как в условиях предания второй части этого тезиса забвению для наших школ и вузов становится характерной «асоциальная социализация», формирование личности, разрушительной для общества. Во-вторых, то, что любая система воспитания предполагает не только «пряники», но и «кнуты» – разумные запреты и ограничения и действенные санкции за их нарушение. Построение системы социализации на одних только «пряниках», уступках – в том числе и «демону Ид» – и послаблениях очень опасно.

Соответственно, можно обозначить как минимум три основных направления преодоления последствий псевдолиберальной трансформации нашего общества, придания освоенной им необузданной, нецивилизованной и деструктивной свободе разумного, цивилизованного и конструктивного характера.


1. Пересмотр самого понимания свободы, оставшегося нам в наследство от первых лет реформ и имеющего крайне искаженный характер. Свобода предполагает ее разумные ограничения, интериоризуемые гражданами. Подобное понимание свободы, прописанное в трудах И. Канта, И. А. Ильина и других выдающихся мыслителей, следует вживлять в умы наших сограждан с помощью системы образования, которая сейчас уделяет этим трудам и соответствующим проблемам явно недостаточное внимание.

2. Возрождение институтов морального контроля, которые в современном российском обществе практически отсутствуют, в результате чего мораль не имеет силы, сводясь к набору абстрактных принципов, которые, к тому же, далеко не все разделяют. Едва ли следует стремиться к созданию институтов, напоминающих советские партийные и комсомольские организации (в демократическом обществе это и невозможно), однако и школы, и вузы, и общественные организации могли бы выполнять функции морального контроля, для чего им необходим мандат общества на их выполнение. Например, поступление в вузы и пребывание в них резонно поставить в зависимость от поведения учащихся в учебных заведениях и за их пределами, а общественным организациям, в том числе и нашей ведущей политической партии, следовало бы придавать значение нравственным качествам своих членов.

3. В условиях дефицита внутренних – нравственных – регулятивов необходима их «экстернализация» путем придания моральным нормам статуса законов[32]32
  Ярким примером может служить принятый Государственной Думой закон, запрещающий распитие пива и других слабоалкогольных напитков в общественных местах. В данном очень поучительном случае внутренний – нравственный – запрет был переведен во внешнюю форму. То же самое следовало бы осуществить в отношении публичного мата, что уже сделано в некоторых городах России (под насмешки представителей СМИ, плохо понимающих разрушительность воздействия на общество «слабых» форм девиантного поведения), демонстративных оскорблений старших по возрасту и других форм грубого нарушения морали.


[Закрыть]
. Как пишет О. Т. Богомолов, «Пока нравственные нормы и принципы не станут частью общей культуры, надо принуждать нарушителей порядка к законопослушанию, к соблюдению правил общежития, используя авторитет власти, печати, телевидения» (Богомолов, 2008б, с. 25).


Средства массовой информации, особенно телевидение, вносящие признанный вклад в распространение псевдолиберальных идеологем и в высвобождение всего худшего в человеке, особо нуждаются в очищении от последствий избыточной свободы. Проблема здесь не только в необходимости социально-нравственной цензуры (за которую, по данным опросов, в последнее время выступает более 80 % наших сограждан и которую ее противники пытаются выдать за чреватую цензурой идеологической. Многие явления современной общественной жизни остро нуждаются в радикальном изменении на основе цивилизованного понимания свободы.

Глава 5. Три источника и три составные части поддержания нравственности
Моральные основы общества

В системе поддержания нравственности в обществе можно выделить три ключевых элемента: 1) создание и обоснование новых видов морали (симптоматично, что в зарубежной литературе слово «мораль» часто используется во множественном числе); 2) их трансляция с социального на индивидуальный уровень, трансформация в индивидуальную нравственность; 3) понуждение членов общества к выполнению их основополагающих принципов.

Кризис нравственности в современной России проявляется во всех трех компонентах этой системы.

Отсутствие какой-либо одной доминирующей морали вообще характерно для современного общества, где глобализация и прочие подобные процессы приводят к сосуществованию различных моральных систем, не разделенных, как когда-то ислам и христианство, географическими и государственными границами. В подобных условиях о т. н. «общечеловеческих» нравственных принципах можно говорить лишь как об абстракции, ибо даже наиболее непререкаемые из них, такие, как «не убий», непререкаемы далеко не для всех (убийство «неверного» иногда поощряется). Вне религиозного контекста тоже постоянно возникают нравственные коллизии, и трудно найти нравственно окрашенную проблему, в отношении которой в современном обществе наблюдалось бы достаточное единство мнений. В большинстве же случаев мнения в нашем обществе радикально расходятся, и прямо противоположные позиции имеют примерно равное число сторонников.

Все многообразие моральных дилемм и существующих в отношении них позиций можно свести к двум знаменателям, которые соотносимы с либеральной и консервативной (названия, естественно, очень условны) идеологиями в решении нравственных вопросов. При погруженности демаркационной линии между ними в историю философии, вплоть до учений, в первом случае Дж. Локка, во втором – Т. Гоббса, она очень выражена в современной России, проявляясь не столько в философских дискуссиях, сколько в бытовых ситуациях, четко вычерчивая основной контур соответствующих моральных противостояний. Какой бы из подобных вопросов ни затронуть, всегда водораздел между противоборствующими позициями проходит на уровне бытовой дилеммы: «запретить или разрешить», позволив нашим согражданам большую или меньшую степень бытовой, экономической, политической или какой-либо другой свободы. Запретительно-разрешительная матрица формирует призму, сквозь которую некоторые наши законодатели, политики, журналисты, «кухонные комментаторы» и другие категории населения воспринимают самые различные события, выносят мнения по поводу и единичных ситуаций, и общего положения дел в стране, а также кардинальных путей его улучшения. Можно утверждать, что в калейдоскопе «моралей» и нравственных позиций, сосуществующих и противоборствующих в современном российском обществе, именно противостояние разрешительного либерализма и запретительного консерватизма являются главной осью поляризации различных видов нравственного сознания[33]33
  Естественно, не только в российском обществе. Так, Дж. Миллер подчеркивает, что главной проблемой поддержания социального порядка сейчас является гармоничное сочетание свободы личности с ее ограничением интересами общества, интеграция свободы и ответственности (Miller, 2005). Отмечается также, что «неразрешимый философский диспут и демаркационная линия между индивидуальной свободой и социальной ответственностью сейчас воспроизводятся и на эмпирическом уровне» (Nunner-Winkler, Edelstein, 2005, p. 22).


[Закрыть]
. При этом, как ни парадоксально, различные религии, например, христианство и ислам, в целом оказываются по одну сторону баррикады, выступая за более жесткие ограничения поведению граждан, хотя одни религии, утверждая необходимость более строгих ограничений, могут видеть чрезмерный либерализм в других (например, ислам в христианстве), а одной из главных причин роста популярности радикального ислама служит падение нравственности в христианском мире, в частности, разрушение таких традиционных ценностей, как солидарность, патриотизм и др., а также поддерживавших их социальных институтов (MacIntyre, 1985). «Коррозия нравственности» начинает распространяться и на другие культуры, находящиеся с Западом в наиболее тесных контактах, например, на китайскую и индийскую (Keller et al., 2005).

Пережив многовековую историческую и философскую эволюцию, либерализм и консерватизм не слишком отдалились от своих корней. Базовое убеждение консерваторов состоит в том, что человек по природе своей эгоистичен и агрессивен, стремясь максимизировать свои блага за счет окружающих, и поэтому над ним нужен достаточно строгий контроль, который является основной функцией социума. Либералы, напротив, убеждены в том, что природа человека не так уж плоха, ему в общем и целом можно доверять, предоставляя значительную свободу, сводя к минимуму внешний – со стороны социума – контроль над его поведением. Дискуссия в подобной системе исходных убеждений очень плодотворна, вдохновляя на различное ви́дение природы человека, но неразрешима, как и ключевой вопрос о природе человека вообще. Симптоматично и то, что попытки подойти к решению вопроса эмпирически, например, задавая людям вопрос: «Как, по-вашему, человек хорош или плох?», – порождают поляризацию респондентов, а соотношение ответов существенно варьирует в разных культурах (Political action, 1979).

При достаточной выраженности разрешительно-запретительного измерения в моральном сознании народа, представления о том, что именно можно разрешить, а что и как следует запрещать, всегда варьируют, хотя существуют инварианты, характерные для близких культур, – например, базовые свободы, зафиксированные в европейских законодательствах. Если консервативный континуум не может быть неограниченным даже теоретически (трудно представить себе общество, даже тоталитарное, где человеку запрещено все), то неограниченность либерального континуума в абстракции можно себе представить. Возможны два основные варианта такой утопии (соответствующая реальность пока выглядит довольно утопической): 1) внешние, накладываемые социумом ограничения не нужны ввиду того, что люди сами накладывают на свое поведение необходимые ограничения[34]34
  Примером может служить идеология «открытого общества», разработанная К. Поппером. В ее рамках свобода человека разумна и ответственна (Поппер, 1992).


[Закрыть]
(нечто близкое к мифу о коммунизме, предполагавшему не только идеальное общество, но и идеального человека); 2) свобода граждан не ограничивается ни извне (социумом), ни изнутри (ими самими).

Если первый вариант утопичен, хотя, возможно, человечество когда-нибудь морально усовершенствуется настолько, что он перестанет быть утопией, то второй – катастрофичен. Казалось бы, утопичен должен быть и соответствующий вариант либеральной идеологии – ее радикальная разновидность, когда «все разрешено». «Можно все, что не запрещено законом», «запреты неэффективны» и т. п. – излюбленные нашими современными либералами идеологемы. Но если можно все, что не запрещено законом, то, значит, моральные ограничения вообще отсутствуют, общество существует без морали – одного из двух основных регуляторов человеческого поведения. Возможно ли такое общество? Если возможно, то что оно из себя будет представлять? Эти вопросы наши нынешние либералы, как и советские идеологи, больше озабоченные идеологической комфортностью своих утверждений, чем их соответствием реальности («неонтологическое мышление»), просто не ставят. Аналогично обстоит дело с идеологемой «запреты неэффективны» и с другими подобными утверждениями. Как хорошо известно, цивилизация основана на запретах, а общество, где они отсутствуют или «неэффективны», т. е. существуют, но не действуют, сильно напоминало бы бои без правил, но не в пределах ринга, а в масштабах всего социума, не говоря уж о том, что в таком обществе не были бы запрещены – а, значит, были бы разрешены – убийства, изнасилования, наркотики, и необходимо очень богатое воображение, чтобы представить, как такое «общество», обладающее практически неограниченным потенциалом самоистребления, могло бы существовать. Но очевидная «неонтологичность», абсурдность, нелепость и неосуществимость псевдолиберальных идеологем (назовем их «либералогемы») не лишает их удивительной жизнестойкости в нашем обществе.

Подобное мышление и продуцируемые им либералогемы можно было бы объявить откровенно патологичным и заслуживающим разве что медицинских диагнозов в духе изречения героя литературной классики: «шизофрения, как и было сказано», если бы оно не формировало идеологическое поле, оказывающее большое влияние на мышление значительной части наших сограждан. Многие из них, особенно «дети 1990-х и 2000-х», сформировавшиеся в те годы и впитавшие в свою личностную организацию, интериоризировавшие в своей психике криминально-анархическую атмосферу тех лет, одной из главных ценностей считают свободу, ее же понимают как полное отсутствие запретов и ограничений. Идеологией, наиболее соответствующей их психологическому складу, – их «психоидеологией» – является наиболее радикальный вариант либерализма, который С. Ю. Глазьев называет «вульгарным либерализмом» (Глазьев, 2008). Отсутствие нравственных запретов и ограничений, соблюдение законов не вследствие понимания их необходимости для нормального существования общества, а лишь потому, что государство заставляет их соблюдать, создают ту (без) нравственно-правовую среду, в которой формируется значительная часть наших сограждан. Популярность такого псевдолиберализма знаменует собой кризис морали, т. е. первого из трех ключевых элементов поддержания нравственности в нашем обществе.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации