Текст книги "Дощечка через лужу"

Андрей Зинчук
Дощечка через лужу
(Сказка про Четверг для детей и взрослых)
в двух действиях

«Ведь это как бы даже и не люди, а какие-то совсем особые существа, живущие рядом с людьми, еще никогда никем точно не определенные, непонятные, хотя от начала веков люди только и делают, что думают о них».

И. Бунин

Действующие лица

Петровна.

Аглая.

Лизка.

Действие первое

Картина первая

Брошенный пионерский лагерь. Еще недавно тут копошилась под присмотром вожатых пионерская жизнь, проносилась по стадиону, где, взлетев на флагштоке, расцветал под солнцем синий, спортивный, почти свободный флажок, топталась теплыми вечерами на танцплощадке. Теперь же в лагере тихо. Лишь мелькают в разросшихся кустах какие-то бледные непионерские тени да блестит в лучах уходящего в этих местах каждый раз словно навсегда солнца Финский залив.

Рассвет. На крыльце одного из опустевших корпусов под развешенным бельем сидят какие-то две: бабки не бабки, женщины не женщины, а так, непонятно что. В ватниках.

Лизка. Аглайка-то… На пятый круг пошла, оглашенная!!! А число сегодня, интересно, какое?

Петровна (ворчит). Число!.. Какое может быть число ни свет ни заря? (Страшно зевает.)

Лизка. Опять чотьверг, что ли?

Петровна. Ну.

Лизка (тоже начинает ворчать). Третий день ведет себя как ненормальная! Я вот что не понимаю: вчера был чотьверг, позавчера чотьверг, и сегодня, как нарочно, снова он!.. Свихнуться же от этого можно! (После молчания.) Пусти диктора, Петровна?..

Петровна. Отстань.

Лизка. Число хотя бы узнаем.

Петровна. Лень. Потом.

Лизка. Тоска-а-а!!!

Петровна. Думаешь, в городе мы кому-то шибко нужны? Книжек про нас теперь никто не читает, да, пожалуй что, уже и не пишет. В ходу мультики нерусские сплошняком. Опять с цыганами ходить, людей обманывать?

Лизка. Жуть!

Петровна. Словом – «second hand», – как говорят теперь про таких, как мы. Темное прошлое Родины. Отстой. Да… Терпи, Лизка! Что-нибудь придумаем!

Лизка. А помнишь, мы в сказке на театре играли? Все думали, что мы роли разучили, а мы… (Прыскает в кулак.) Цветы как настоящим актрисам дарили!.. Говорят, в городе колдовство опять в моду входит. Легким таким фасончиком… Навроде флора!.. (Под взглядом Петровны осекается. И вдруг взвивается.) А тут мы скоро совсем в бомжих превратимся! Аглайка вон – уже умом тронулась!

Петровна. Тихо ты. Сюда идет!

Лизка (хлопотливым шепотком). Слушай, слушай, Петровна… А вдруг это она новую роль репетирует, а?

Появляется запыхавшаяся Аглая.

Аглая. Число сегодня какое?

Петровна и Лизка (пожимают плечами в том смысле, что с этим абсолютно ничего поделать нельзя.) Чотьверг!

Аглая. Тьфу ты! Опять? (Пытается пройти в корпус.)

Лизка (загораживает ей дорогу). Ты куда?

Аглая. Нужно!

Лизка. Зачем?

Аглая. Нужно, и все. Отстань!

Лизка. Не пущу, пока не скажешь!

Аглая. Что?

Лизка. Чего ты по стадиону скачешь?

Аглая. А что мне еще остается делать? (Опять пытается протиснуться в корпус.)

Петровна. Смотри, Аглая, злого диктора пущу, из международных новостей! Будешь знать, как шастать по утрам, спать не давать! (Зевает, ждет.) Ну?

Аглая. Я вас, что ли, будила? Сами третий чотьверг не спите. Чего?

Петровна (опять зевнув). В самом деле! (С вопросом смотрит на Лизку.)

Лизка (напоминает ей). Так интересно ж ведь! Зачем она по стадиону прыгает?!

Аглая. Я-то? Я это!..

Петровна. Что?

Аглая (не зная, что ответить, вращает глазами). Фу-у!..

Лизка. Умом что ли тронулась?

Аглая (неожиданно). Да! (После паузы.) Пу́стите теперь в корпус?..

Протискивается в корпус.

Лизка. Чем себя занять? Чем утешиться? Мрак!

Петровна. Ча́пай на залив, корми восьминоса, думай о жизни. Покой, красота!

Лизка. А чего о ней думать-то? Тьфу! Я вот тут даже выписала: «ключ к постижению основных проблем современности… (читает по складам) …вусво-ени-ивсем-ипи-оне-рами-уче-ниямар-ксаэн-гель-сале-нина!..» (Прислушавшись к тому, какой отклик родили в ней эти слова: «ниямар», «ксаэн» и, особенно, «сале-нина».) Хоть бы русскую бумажку какую-нибудь почитать! О душе! Я, Петровна, пожалуй, все-таки это… того. Чего мы тут? А интересно мне вот что: знаешь, лежит, бывает, к примеру, на улице такая дощечка через лужу, чтобы все по ней ходили… Кто ее положил? Сколько себя помню – ни разу этого не делала. И ни разу не видела, чтобы кто-то клал. Но всегда она где нужно лежит! Вспоминаешь? Маленькая такая, грязненькая, набухшая водой досточка, на двух камушках. Почти не шатается! (Встает.)

Петровна. Досточка-на-камушках! Экое сварила! Погоди…

Лизка. Да чего годить-то? (Зевнув так же страшно, как и Петровна, и сама этого испугавшись.) Ой! Вот видишь? А еще я думаю…

Петровна. Что?

Лизка. Найти бы того, кто это делает, спросить его: для кого он?.. (Неожиданно всхлипывает.)

Петровна. Ты мне вот что!.. Ты чувствам воли не давай! Сокращай их! Перебарывай! Ну! А не то ведь я тоже могу!.. Про то, как богатырушка мой ой да сгинул!.. (Спохватывается, резко меняет тон.) Разбредемся – по отдельности окончательно пропадем!

Появляется переодевшаяся Аглая с корзинкой в руках.

Лизка. Куда собралась?

Аглая. По цветы. Чего вы на меня уставились?

Лизка. Приоделась… Кому тут на тебя смотреть?

Аглая (вдруг взрывается). Например, это моя тайна!

Лизка (взвиваясь). Какая может быть тайна от родных сестер? (Неожиданно хватает Аглаю.) Петровна, пускай злого диктора!

Аглая (пугается, кричит). Нет!!! (Кидает корзинку.) Скажу, скажу, ладно… (Неожиданно.) Я замуж выхожу!

Петровна. Ты?!!

Лизка. Это за кого еще?

Аглая. Должно быть, за одного мущщину.

Петровна. За которого именно?

Аглая. Сама еще толком не знаю.

Лизка (Петровне, растерянно). Такое разве бывает?

Петровна пожимает плечами в двояком – противоположном и взаимоисключающем – смысле, мол: «С тоски и не такое может приключиться!» и «Чего же ты хочешь от умалишённой?»

Аглая. Третьего дня стрела мне ночью в светёлку влетела!

Лизка. Какая еще стрела?

Петровна (недоверчиво). Ну да, рассказывай!

Аглая. А должно быть, волшебная. Ну уж что калёная – это верняк. (После того, как Петровна посылает ей осуждающий взгляд.) Из тех, что добры молодцы во все стороны пуляют. А я в таком виде!.. Почти как бомжиха! Теперь в моде бодибилдинг!!

Петровна (тихо). Какой такой «бо… дебилдинг»?

Лизка (одновременно с Петровной, тихо и вкрадчиво). Какие такие «добры молодцы»?

Пауза.

Аглая. Да те, что в сказках по всему свету рыщут! Пусти́те в лес! (Вырывается, поднимает корзинку.)

Лизка. В светёлку, говоришь, залетела?

Аглая. Ну, в палату.

Лизка. Покажь ее нам?.. Тогда и иди!

Аглая. Чего это вдруг? Не дам!

Петровна. Хм… Слушай… А может это… и не стрела вовсе?

Аглая. Стрела, стрела. Мне ли не знать!

Петровна. А может… и не к тебе этот мущщина стрелял?

Аглая. Это как?

Петровна. Да так. Моя палата ведь рядом с твоей!..

Лизка. И моя рядом! С другой стороны!

Петровна. Вполне мущщина мог промахнуться!

Аглая. Не смеши!

Лизка. Со мной теперь мущщины тоже очень даже знакомятся. О-го-го! (Тихо.) Это не честно!

Аглая. Нет, честно. Может, я ему больше нравлюсь?..

Лизка. Кто? Ты? Ха!.. (После молчания.) Я тебе, Аглая, на это, пожалуй, вот что скажу…

Аглая (быстро). Ничего не хочу слышать! (После паузы.) Ну? Что?

Петровна (неожиданно). Это покушение!

Лизка (хватается за сердце). Ой!

Петровна. Да не на тебя, Лизка! Ты-то что? (Аглае.) Помнишь, что намедни злой диктор сказывал?

Аглая. Покушение? Ах, покушение… (Закусив губу.) Ну что ж… (Со слезами на глазах.) Коли так… Ладно. Пусть будет покушение! (Спускается с крыльца.) Все равно! (Идет куда-то в сторону наискосок нетвердой походкой с корзинкой в руках.)

Дождавшись, пока Аглая отойдет, Петровна и Лизка скидывают ватники и внезапно и одновременно начинают «качаться» – то есть, приседать, отжиматься на руках и т. п.

(Оборачиваясь.) Вы это что, а?

Петровна и Лизка продолжают «качаться» – сосредоточенно и молча.

(Строго.) Слышите? Эй! (И вдруг улыбается.) Отражать будем вместе, что ли? (Заметно колеблется.) Ну да, так я вам и поверила! Все одно потом снова разругаемся!

Петровна и Лизка, переглянувшись, срываются с места и мчатся на стадион.

(Глаза ее мгновенно просыхают.) Погодите! Я с вами! Лизка!.. Петровна!.. Там турник совершенно расшатался! (Кидает корзинку, сбрасывает мешающее ей платье и летит следом.)

Видно, как на стадионе они работают втроем на чудом оставшихся с прежних времен спортивных снарядах.

Картина вторая

Проходит время. Ближе к вечеру в лагере становятся видны перемены: ликвидированы следы прежнего запустения, все подметено, расставлено по местам, убрано с веревок белье. Три похорошевшие женщины сидят на крыльце (которое, разумеется, тоже выметено). Аглая – заметно отодвинувшись от сестер, в руках у нее корзинка с полевыми цветами.

Лизка. А стрела большая?

Аглая (огрызается). Большая, большая!

Лизка. Такая или вот такая?

Аглая. Вот такая!

Лизка (закусив губу). Эх!.. Ты, Аглая, жди, жди, мы ведь тебе совершенно не мешаем. Ну и мы с Петровной тоже, конечно, немного пождем. Вдруг и нам что-нибудь?..

Петровна. В самом деле!

Аглая. Тише вы! (Прислушивается к чему-то.) А когда они обычно налетают, Петровна?

Петровна (очнувшись, испуганно). Чего? Кто? Ты о чем?!!

Аглая. Ну, когда они обычно приходят покушаться? До обеда или же, напротив, сразу после него?

Лизка (мечтательно, нарушив растерянное молчание Петровны). Зеркало бы сюда!..

Петровна. Дожили! Уже простого зеркала сотворить не можете! А скоро, видать, и совсем!..

Аглая. Что?

Петровна. Да исчезнете к черту! И из памяти выветритесь. Как и не были никогда! Не смущали мир вымыслом! Не кружили мечтой! От пионерчиков что осталось?

Лизка. Барабанные палочки!

Аглая (перечисляет). Четырнадцать простыней, дюжина подушек, удочки, тапочки, утюги… Песни остались! (Неожиданно громко запевает, ждет ответа, прислушиваясь.)

Петровна (значительно переглянувшись с Лизкой). А с вас и этого не будет! Вон, третьего дня…

Лизка (тонко). В чотьверг?

Петровна. В чотьверг, в чотьверг, родимый… Просыпаюсь утром – нет руки!

Аглая. Как это?

Петровна. Запросто!

Лизка. Напрочь, что ли?

Петровна. Снесло, как не было! (Демонстрирует волшебное исчезновение руки.) Причем, что интересно, правой не стало. Не левой, а именно другой! Ну, руку-то, положим, я всегда на место вернуть смогу… (Возвращает руку на место.) А вот насчет вас не знаю. Не уверена! Истаете, как дикторы!

Лизка. То есть что?.. Этого… Этого… Этого… Ничего не будет что ли? Совсем?

Петровна. Начисто!

Аглая. Давай, Лизка, творить зеркало?!

Лизка. Погоди. А как они все сразу исчезли, пионерчики-то бедные эти?

Петровна. Да я уже раз десять тебе эту историю сказывала!

Лизка. А ты еще и в одиннадцатый скажи. Трудно тебе, что ли? Послушать хочется. Делать-то больше что? Ты ведь хорошо сказываешь, жалостно, страшно так!

Петровна. Ну, слушай, Лизка… Ты тогда фольклорным гриппом хворала, с пионерчиками лежала в лизарете…

Лизка. Ну, это я и сама помню!

Петровна. А раз помнишь, то должна знать, что мы не как-нибудь, а однажды в пору нелюбви, в скучные бесприютные времена, увязались втроем с бригадой сказочных артистов в этот лагерь. Да так тут и остались. Поварихами служили, в моечной-прачечной… (Будто готовясь к какому-то интервью.) К вожатству, правда, нас не подпускали по причине идеологической. Что делали в пионерчиковом лагере? Да жили! Причем превесело так!! А почему остались, когда те вдруг исчезли? И куда исчезли? Тут уже целая история стряслась… Как-то проснулись утром – нет пионерчиков! Еще вчера вечером были – полнехонек лагерь, шумели, как полоумные, по кроватям прыгали – тихий ужас! А утром глядь – нет никого! И вожатых, что характерно, ни единого! Сам директор лагеря куда-то пропал вместе с главным вожатым-женщиной! Мы долго думали: эти-то куда попрятались? Может, пока пионерчики не видят, на залив купаться почапали? – Мы на залив. Ан и там никого нет! Один восьминос в воде светится. Так где же они, родимые? И нет в столовке, котлы пустые, и за котлами тоже никого. Нигде. Так и пропали навсегда. Вот так оно все и кончилось! Одним разом, можно сказать. И птицы замолкли. Потом, по весне, птицы, конечно, вернулись. А пионерчики уже нет. А после мы и тебя, Лизка, из лизарета вызволили…

Лизка. Тихий ужас!

Петровна. Ага. Зато малины теперь в лагере – завались сколько. И мухоморы стоят, не сшиблены!

Аглая (нервно). И восьминос подходит к берегу, не замученный!

Лизка. А вон на той скамейке уже никто из них впервые в жизни не призна́ется кому-то в своей первой любви! Да тоненько так, трогательно: «Саша, я давно хотел тебе сказать!..» Давно он хотел! – Три дня назад в первый раз ее на линейке увидел! Почему они всегда «давно хотят сказать», пионерчики эти, а?

Петровна. А знаешь они теперь какие?

Лизка. Ну?

Петровна. Раньше ведь как было – кончил школу, женился, родил ребенка, бросил курить. А у нынешних, говорят, то же самое только… – наоборот!

Лизка. Это как?! (Сообразив, «как», замолкает.)

Аглая (строго). Будешь творить зеркало, Лизавета? Второй раз тебя спрашиваю?!!

Безуспешно пытаются сотворить самое что ни на есть обыкновенное зеркало.

Лизка (Петровне). Ну что ты так на нас смотришь? Ну, немного разучились. Ну и что?

Аглая. А давай, Лизка, как на театре?

Лизка (ревниво). А что на театре?

Аглая. Как если бы ты мне была зеркалом, а я тебе?..

Лизка. Давай!

Оказав друг другу «помощь» – а на самом деле заставив друг друга растрепать и испачкать себя почти до неузнаваемости, – использовав для этого все подручные средства: уголь, кирпич, штукатурку со стен и т. п., Лизка с Аглаей возвращаются на крыльцо совершенно довольные собой. (Ибо, наблюдая превращения соперницы, каждая из них сама себя, разумеется, не видит.) Петровна, хмурясь, отодвигается от них, но быстро соображает, что теперь она остается совершенно «вне конкуренции».

Теперь на крыльце сидят три счастливые женщины. Ждут. Во все горло – то хором, а то по отдельности – горланят старые пионерские песни, прислушиваются, ждут ответа. Но ответом им только эхо из ближнего леса.

Постепенно их настроение портится.

Аглая. Нет никого!!!

Лизка. В самом деле! В завтрашний чотьверг они придут на тебя покушаться, Аглайка, после дождика. Жди!

Петровна (неожиданно). И потом, Аглая, тебе ведь, почитай, уже лет триста, не меньше?!

Лизка. Ну да?!

Петровна. А ты что думала?

Аглая (огрызается). Все равно я моложе тебя! У меня вон – даже отчества еще нет! А ты уже давно Петровна!

Петровна. Не спорю. Вы, конечно, помладше меня будете. Меня «Петровной» крестили в честь Святого града Петра, еще при его закладке. А мне тогда уже добрая сотня была!..

Аглая всхлипывает.

Лизка (запальчиво). Ну и что? Что из того? Ты только посмотри, Петербурговна… Солнце садится! Уходит равно от ВСЕХ НАС каждый вечер словно навсегда! Я из-за этого в детстве даже спать ложиться боялась. Думала: открою утром глаза, а ничего вокруг нет! (Быстро приводит вяло сопротивляющуюся Аглаю в порядок: причесывает, вытирает ей лицо и т. д.) Так что если это, ну, все же когда-нибудь с нами случиться!.. (Тоже всхлипывает.)

Аглая (так же быстро приводит Лизку в порядок). А что там твой восьминос, Лизка?

Лизка. Живет.

Аглая. Не могу взять в толк: как ты с ним общаешься?

Лизка. Обыкновенно, пузырями: буль-буль. По азбуке Морзе. (Показывает Аглае какую-то книжку.) Видать, тоже от пионерчиков осталась. (Петровне.) А восьминос откуда тут взялся?

Петровна. Снова здорово! В залив ведь сливают отходы всякие секретные научные институты. А в ямах на дне и вообще неизвестно что!.. Острашенный уровень радиации! В таких условиях вывестись может все, что угодно. Вот он и вывелся, бедный!

Лизка. А тут вдруг решил себя голодом уморить: чего, пузырит, я? Зачем? Для кого? Да всеми своими восьмью носами: буль-буль-буль да буль-буль-буль. Урод какой-то!!! – это он о себе. Еле-еле уговорила обождать!

Аглая. Ужас! (Обнимая Лизку, Петровне.) А про чотьверг тебе ничего не известно? Он-то откуда тут и зачем?

Петровна. Про этот конкретный доподлинно ничего. Оттого, видать, нам, сказочным, в нем и не живется.

Лизка. Про понедельник вон – даже сказку написали!..

Аглая. И про субботу тоже!

Лизка. А про воскресенье – песню! Да и про вторник со средой тоже, наверное, что-нибудь хорошее можно найти.

Аглая. Не говоря уже о пятнице! А про чотьверг совершенно ничего не придумано!..

Лизка (вдруг). Может, это вовсе и не покушение?

Аглая. А что ж тогда?

Лизка. Ну, так что-нибудь. Вообще! (И отчего-то при этом совершенно расстраивается.)

Аглая (переглянувшись с Петровной). Думаю, пора пускать диктора, Петроградовна!

Петровна. В самом деле, пора.

Петровна уходит в корпус и тащит оттуда старенький разбитый телевизор «Рекорд», у которого на месте экрана зияет неживое дупло. Устанавливает его на крыльце.

Лизка. Давай «Старый телевизор»?!

Аглая. Лучше этого, ну, он всегда так душевно про температуру рассказывает!

Петровна. Прогноз, что ли? Ну, нельзя же по нескольку раз в день слушать о погоде! Вы что?

Аглая. Можно! Если ожидается хорошей, то можно! Сегодня, кстати, еще не слышали!

Лизка. А злого диктора ты сразу же затыкай. И с «рукламой» покороче – шибко уж она утомительна!

Петровна (ворчит). Затыкай-затыкай… Значит, снова числа не узнаем!..

Лизка. Давай «До шестнадцати и старше?»

Аглая. «Старая квартира» – во!

Петровна. А я астрономию люблю. И час садовода. А кто будет сегодня показывать?

Лизка. Вообще-то очередь Аглайки, но у нее нынче одни покушения на уме!.. (Прыскает, смотрит на Аглаю.) Выходит, снова я!

Аглая. Но-но! Ты не очень-то из себя воображай, Лизка! Лизка-актриска!

Петровна (Лизке). Лизка, ты готова?

Лизка. Ну да. (Одергивает юбку.)

Петровна. Пускаю, православные?

Аглая. Давай, Ленингра… (Под взглядом Петровны осекается.)

Лизка замирает перед телевизором. Петровна щелкает выключателем. Телевизор несколько секунд потрескивает, нагреваясь, после чего тишину лагеря нарушает голос Владислава Пельша из передачи «Угадай мелодию». Лизка сразу же начинает изо всех сил махать руками.

Лизка (через несколько секунд). Переключай, Петровна! Переключай, родненькая! Вырубай «рукламу»! Сил нет, щас руки отвалятся!

Петровна щелкает переключателем, и в тишину лагеря врываются звуки какого-то остросюжетного фильма: крики, выстрелы и т. д.

Лизка несколько секунд вслушивается, пытаясь угадать, что происходит на экране, а потом начинает «в лицах» разыгрывать происходящее, проигрывая все роли.

Аглая. Что в мире-то делается! Ужас!

Лизка (не прерывая «показа»). Кошмар! Кошмар!

Петровна. Ну! А вы что думали?! (Передразнивает Лизку и Аглаю.) Бодибилдинг! Дощечка-через-лужу! Заткнуть диктора?

Аглая. Затыкай!

Петровна. Будете дразниться?

Лизка и Аглая (хором). Нет!!!

Петровна. То-то же!

Петровна переключает телевизор и попадает на «Дежурную часть». Аглая и Лизка пугаются, машут руками: «Злой диктор, злой! Не хотим его! Не хотим!» Петровна с готовностью переключает телевизор и вновь попадает на какой-то «криминал» – на этот раз, похоже, международный. При этом Лизка ехидно замечает Аглае: «А не крылатая ли ракета к тебе в «светелку» часом залетела?» На что Аглая в ужасе отмахивается от Лизки руками.

Неожиданно Петровна выключает телевизор.

Аглая. Что?!!

Петровна. Все. Завтра по у́тру снова на стадион! Конец фильму! И это в самом деле «верняк»! (Громко и протяжно зевает.) Па-па-ла-там!!!

Лизка. Постой, Петровна! Еще пять минут!

Петровна (неожиданно строго). Никаких «пяти минут»! Вот еще удумали!

Лизка. Ну, Петровна!.. Пожалуйста!.. Родненькая!

Петровна (ворчит). Чего это вас сегодня вдруг разобрало? А слушать впредь меня будете?

Лизка и Аглая (хором). Да-а!!!

Петровна. Думаете, напрасно увела я вас в этот лагерь? Спрятала от равнодушных глаз?

Лизка и Аглая (хором). Не-ет!!!

Петровна. Понадеялась – отсидимся, переждем демократоров… Еще и не такое пережидали за тыщщи лет! А вы? Совершенно ведь от рук отбились! Тела себе вон какие отъели! Обленились! ОЧЕЛОВЕЧИЛИСЬ! Чего замолчали, отвязанные?

Лизка и Аглая (хором). Да-а!!!

Петровна. Телевизора в натуре наслушались? Походить нам с вами на людей совершенно не след!

Лизка и Аглая (хором). Не-ет!!!

Петровна (машет рукой). Да что с вами разговаривать!

Лизка и Аглая (хором). Да-а!!!

Петровна. Тьфу!

Петровна вновь включает телевизор, переключает с программы на программу и вдруг сквозь шум и треск из динамика прорывается негромкий «человеческий» голос. Лизка прислушивается, замирает в нерешительности.

Аглая (кричит). Механика на мыло! Давай показывай, Лизка! Чего ждешь?

Петровна. Сапожники!!! (Оглушительно свистит в два пальца.)

Лизка (вдруг растерянно). Я… Я не могу.

Петровна и Аглая. Чего?!!

Лизка. Да чего-то вдруг стесняюсь…

Голос из телевизора. «…но если вы не любите меня, я совершу тысячу подвигов и понравлюсь вам, наконец».

Пауза. Лизка, Аглая и Петровна молча переглядываются.

Аглая (неожиданно опять взрывается как бомба, которая уже давным-давно «тикала»). Я ЗДЕСЬ!!!

Голос из телевизора (повторяет чуть слышно). «…тысячу подвигов и понравлюсь вам, наконец!»

Аглая (кричит). Я здесь, родненький! Я тут! Я так давно тебя жду! (Не дождавшись ответа.) Не слышит он, что ли?! (Подскакивает, изо всех сил лупит телевизор.) Да тут я! Тут! Я с Лизкой и Петровной!..

Голос из телевизора (он уже только угадывается, как откатившая морская волна). «…шшш-шшш-шшш…»

Прозвучавший трижды, голос принца из кинофильма «Золушка» истаивает и смолкает, как рано или поздно замолкает на свете все, что остается без ответа. Опять слышны только звуки огромного неуютного мира: свист и треск.

Растерявшаяся было Петровна, тянется к телевизору, чтобы его «заткнуть», но вместо этого только в сердцах машет рукой…

Лизка (в волнении прижав руки к груди). А не он ли ту досточку на те камушки все время кладет?..

Петровна. Не мой ли это богатырушка прорвался? Хоть бы одним глазком на него взглянуть!..

Аглая же молча загорается с ног до головы и начинает робко и мягко светиться, как телевизор. Отчего ближайший к крыльцу куст (рядом со скамейкой, на которой пионеры обычно признаются друг другу в любви) ответно вспыхивает мерцающим светом, освещая Петровну и Лизку, крыльцо и замолкший телевизор, стадион и пустой флагшток – и тогда начинает казаться, что в лагерь завезли какой-то счастливый широкоформатный фильм из тех, что обычно показывают в лучшие дни нашей жизни в южных открытых кинотеатрах…

(Лизке.) Помнишь, как мы однажды ночью в августе в прошлом веке в Гурзуфе купались? Точно так же тогда телами в воде светились!.. Были молодыми, бесшабашными, эх!..

Лизка (не слыша ее). Горим, что ли? Тогда воды!.. (Но вместо того, чтобы куда-то бежать, остается на месте, как завороженная.)

Петровна, Аглая и Лизка (не выдержав, громко, как с необитаемого острова). А!.. МЫ ЗДЕСЬ! МЫ ТУТ! СЮДА! А!!!..

Осветив все вокруг, включая ближний лес и далекий залив, куст гаснет. Лагерь вновь погружается в темноту. Только слышно, как где-то в заливе плещется и булькает, ухает и неистовствует таинственный и невидимый восьминос.

Петровна (она первая приходит в себя и сразу же начинает ворчать). А об числе мы, значит, сёдня снова не узнали! И-э-х!..

Конец первого действия и отбой