Текст книги "Никто, кроме вас. Рассказы, которые могут спасти жизнь"

Инструкция для немедиков-очевидцев

Конечно, решиться на такое действие сложно. Но когда очевидно, что помеха выше голосовых связок, то если открыть доступ воздуху в трахею на шее – есть шанс спасти жизнь, значит, надо спасать. Хотя бы попытаться.

Что нужно делать?

1. Вызвать «Скорую», если видите, что человек начинает задыхаться.

2. Найти тонкий острый нож.

3. Найти трубку диаметром 4–6 мм до 8 мм. Можно конической формы. Можно использовать шприц 1–2 мл. Обрезать у него канюлю или взять одноразовую шариковую авторучку, подойдет даже широкая соломинка для коктейля.

4. Если не хватает решимости для коникотомии, просите помощи у окружающих. Все-таки вы знаете, что надо делать и как.

5. Действуйте по описанной выше инструкции. На все действие у вас не больше 5 минут.

Ножевое ранение

Девятая история, в которой Саша в роли Питера фон Блута следует в Мексику, а Таня встречает прободную язву

До Мюнхена «советник посольства» Степанов долетел без приключений. Багаж невелик – чемодан да небольшой атташе-кейс с папками, в которых лежало несколько газет, вырезок, документы, которые никаким образом миссии Сашиной не касались. Все это ему нужно было оставить в той самой ячейке камеры хранения, откуда он заберет вещи фон Блута и превратится в него по документам.

Все шло как по маслу. Ячейка, большая спортивная сумка «Фишер», изрядно набитая личными вещами, приборами и еще кое-чем. Коробка с фирменным инструментом, куртка, легкий неопреновый гидрокостюм, защищавший в основном от солнечных лучей, агрессивных летающих и плавающих тварей. Саша только переложил в нее несколько купленных в мюнхенском супермаркете шоколадок. Отдельно лежал пакет с бельем и летней легкой одеждой. Несколько баллонов с репеллентом-спреем и автозагаром. «Вот это здорово! – подумал Саша. – То, что нужно. Не хватало еще лихорадку подхватить в этих тропиках. Зика или болезнь Шагаса!»

Он вспомнил, что должен причесаться – сменить масть. Оставив вещи Степанова – сотрудника посольства – в ячейке, вместе с чемоданом и кейсом, в который сунул и диппаспорт, он накинул пуховик фон Блута и отправился в туалет.

Из кабинки он вышел снова блондином, оценил свою внешность в зеркале. Документы, паспорт Питера фон Блута с его, Сашиной, фотографией, визы – мексиканская, гондурасская и никарагуанская – уже вклеены в паспорт. К нему прилагалось письмо от руководства компании – поставщика оборудования, сообщавшего на трех языках: немецком, английском и испанском, что господин P. von Blut командирован для оценки комплектации и работоспособности оборудования рентген-кабинета больницы в Теотекасинте, Никарагуа. Маршрут до конечной точки крутой, ничего не скажешь. Бывает и покруче. Саша знал, что некоторым специалистам в деле разведки приходилось добираться по несколько месяцев, чтобы крепко спрятать свои следы.

Нынешнее задание не слишком сложное, но важное. Видимо, накопленная сканером сотовых и спецсетей информация очень нужна смежникам, как сказал капитан второго ранга, инструктировавший Сашу в машине.

Электричка на Женеву отошла строго по расписанию, и Саша, уже уничтожив файл с инструкцией, мысленно повторял все ключевые позиции, коды, номера рейсов и телефон, по которому он непременно должен позвонить, если почувствует слежку. В сумке обнаружился заряженный мобильный телефон «Филипс», древний, но надежный, из тех, что держат зарядку по две недели.

В Женеве Саша купил путеводитель по Центральной Америке и Карибскому бассейну для туристов на испанском и, не общаясь ни с кем из попутчиков, при этом тщательно оценивая всех на предмет возможной наружки (слежки), повторял подзабытый испанский. С немецким все было проще, его, как и китайский, и английский, вколотили с восьми лет, поэтому герр фон Блут говорил на любом диалекте – баварском, рейнском или берлинском – а если надо, то добавлял австрийский акцент. Испанский он учил уже взрослым, и туда поневоле врывались и русская твердость, и раскатистость из немецкого. Но это как раз не беда. На испанца блондин Саша ну никак не походил. Не Антонио Бандерас – это точно. Так что говорить с акцентом для него совершенно естественно.

До рейса на Мехико оставалось еще три часа. В самолете за восемь часов перелета через Атлантику можно отлично выспаться. Рейс прибывает во второй половине дня, в Европе еще раннее утро, в России – уже день. Но перелеты с востока на запад всегда переносятся намного легче, чем наоборот. Прилетать в будущее, что может быть интереснее?

Документы немца были в идеале, открытое и совершенно арийское лицо Степанова не вызывало никаких подозрений. В Женеве на паспортном контроле спросили письмо от фирмы, он предъявил, ровно на три секунды. И уже через десять минут он сидел в кресле зала ожидания у посадочного выхода на рейс «Женева – Мехико».

* * *

Вика проявляла таланты хозяйки, пока Татьяна дежурила. В отношениях сестер намечался существенный прогресс. Младшая взрослела и очень нуждалась в адекватном собеседнике. Татьяна подходила лучше всех. Десятый класс – не выпускной, хотя на психику давили ежедневные напоминания учителей: «Вам сдавать ЕГЭ!», «С таким отношением вы ЕГЭ не сдадите!». Математичка, достававшая Вику в прошлом году, ушла на пенсию. Появился новый учитель – мужчина. В математическом классе произошли пертурбации, девчонки на математике пересели вперед, мальчишек услали на задние парты. Математик – человек молодой и холостой. Гормоны брали свое. Перед математикой был урок биологии, который превращался в косметический салон. Биологичка рвала и метала, конечно, никто ее не слушал, а по рукам ходили помада, тушь, тени, зеркальца. На математике обязательно надо быть красивой!

Татьяна вышла на сутки как раз в тот момент, когда Саша садился в «Боинг-747». Она накануне получила СМС: «Милая Танечка, целую нежно, жутко скучаю, нас отправляют на полигон, три дня не смогу выходить на связь, только СМС. Потерпи, родная моя. Люблю, Саша!»

Слово «полигон» было кодовым. То есть Саша предупредил Таню, что, если оно прозвучит в разговоре или переписке, его ни в коем случае не искать. Волна вопросов: «Где Саша Степанов?» может поставить под угрозу его безопасность. Кому надо знать, те знают, «где», а кто не знает, тому и знать не надо. И думать об этом тоже. Поэтому, получив такой пароль, нужно набраться терпения и ждать. А приходящие ежедневно СМС означают, что с ним все в порядке. Подобных слов было несколько, было и такое, после которого нужно было собрать документы, запереть квартиру и уехать в Парк имени Горького, если днем, или на площадь Трех вокзалов, если ночью. Быть женой шпиона – большая и серьезная работа. Саша обещал, что скоро это все закончится, как только он начнет учиться в академии.

Татьяна приняла бригаду в девять утра, одна. Нестеров заболел, Романов не выздоровел после прошлого дежурства и взял больничный с гипертонией. Осталась еще одна не открывшаяся бригада – некому было. Старший фельдшер обзванивал совместителей, спрашивая, кто мог бы выйти хоть на день? Никого.

День начался с выезда на «головокружение у женщины 85 лет» и подряд: шум в голове, повышенное давление, головокружение, и все возраста 73, 79, 92, одинокие, брошенные родными и государством старики. Татьяна делала все по стандарту, записывала карту, отзванивалась, как требовала инструкция через пятнадцать минут, и получала следующего старика.

Когда же вдруг после полудня в коммуникаторе «крякнул» вызов с поводом «Мужчина 45, боли в животе», она восприняла его как подарок.

Мужчина долго не мог открыть дверь. Он кричал из-за двери, что сейчас, сейчас откроет, но прошло много времени, пока щелкнул замок двери. Тотчас крякнул коммуникатор, и диспетчер осведомилась:

– Почему долго едете?

– Дверь еще не открыли, – сказала Таня, – мужчина кричит, что сейчас откроет, но пока… а, вот, открыл, все, я вхожу!

Больной лег прямо у порога на пол и подтянул колени к груди. Он стонал сквозь зубы.

– Как же больно!

Татьяна натянула перчатки, обработала их антисептиком-спреем и принялась осматривать дядьку. Кое-как распрямив его, она увидела плоский напряженный живот, к которому больно было прикоснуться. Дядька орал и повторял:

– Как ножом в живот! Что же это?

– У вас гастрит или другие заболевания пищеварения были?

– Не знаю, – отвечал тот сквозь зубы, – ну изжога, иногда чего-то крутило… Соды выпью, проходит… Вчера тоже была изжога.

– Вы соду разводите в воде?

– Нет, – сказал мужчина, – ложку глотаю и водой запиваю. Потом только отрыжка… немного, и все проходило. А сегодня я собирался на работу, съел яичницу и чашку кофе, через полчаса каааак жахнет! Аж в глазах потемнело. Я даже вызвать не мог. Так больно, потом немного успокоилось. Но очень больно!

Татьяна поняла – перфорация язвы. Желудок или двенадцатиперстная кишка? Она еще раз переспросила:

– Боль возникла сразу после еды?

– Нет, – сказал мужчина. – Я побриться успел и одевался. Наклонился, когда брюки надевал, а как распрямился, тут – удар. Я сознание, наверное, потерял от боли.

Этот ответ ничего не прояснил, язва могла прорваться и в желудке, и двенадцатиперстной. Впрочем, для госпитализации это неважно. Он соду ложками ел, вероятнее всего, что желудок. Важно это было только потом, когда придет квиток сопроводиловки и старший врач скажет: «Расхождение диагноза, не в желудке перфорация, а в кишке, получи штрафные баллы!» Татьяна на всякий случай поставила два диагноза. «Основным: Перфорация язвы. Вторым: Язвенная болезнь желудка и 12-перстной кишки». И так, и этак правильно.

Обезболивать в этом случае нельзя. В животе нарастает перитонит, скоро боль станет поменьше, это значит, что гной блокировал болевые рецепторы брюшины. Чем меньше болит, тем хуже прогноз, говорил Саша.

Надо его везти, подумала Татьяна, перебирая в коммуникаторе больницы. Выбрала ближнюю, но активировать запрос не спешила. Она оставила дверь открытой и пошла за водителем. Тот поднял в квартиру волокушу и пошел по подъезду искать помощников. Бывало, что Таня вдвоем с водителем вытаскивала больных. Волоком в лифт, а на первом точно так же волоком до подъезда, где уже стояли носилки. Нужно было только крякнуть и, поддернув, затащить тело на носилки. «Вот откуда появилось слово «кряква» для толстых больных», – заключила для себя Татьяна.

Когда водитель закатил носилки в салон, Таня пошла в квартиру за ящиком, курткой, заперла дверь, и тут диспетчер опять позвонила:

– Ну что вы там? Освободились?

– Нет, – мстительно улыбнувшись, ответила Таня, – госпитализирую с прободной язвой.

– Место запросить?

– Ну, запросите, я хотела сама.

Через три минуты диспетчер назвала больницу. Это было несколько дальше, чем хотела Татьяна, но так даже и неплохо. Время идет.

Мужчину довезли с маячками и сиреной, сдали. Хирург в приемном не спорил. Все и так ясно.

Татьяне очень не хотелось нажимать кнопку «завершение вызова». Но надо. Коммуникатор блямкнул и… завис.

«Вот и слава богу», – подумала Татьяна. Обменять или перезагрузить. Она села в кабину, сказала водителю:

– В район.

Нашла в кармане монетку и принялась доставать из отсека коммуникатора батарею. После перезагрузки тот заработал, но показывать новый вызов не спешил. Доехали почти до подстанции, как басурманская машина снова крякнула и высветился новый вызов: «Мужчина 96, головокружение».

Комментарий специалиста

Перфорация язвы в желудке или двенадцатиперстной кишке может произойти в любой момент, но чаще всего – после еды. Содержимое желудка или кишки попадает в брюшную полость. Этот момент на фоне видимого здоровья производит впечатление ножевого ранения в живот. Эту боль так и называют – кинжальная. Ходить и вообще как-то двигаться больному очень трудно. Боль может вызвать шок. Главная ошибка самого больного и свидетелей – это попытка пить воду или водку. Это действие может убить, боль настолько сильна, что может спровоцировать инфаркт или остановку сердца. Вторая ошибка – прием обезболивающих. Боль они лишь немного снижают, но перитонит продолжает развиваться и шансов выжить становится все меньше.

Перфорация язвы в желудке

Главная первая помощь при перфорации язвы и при перитоните, вызванном, например, разрывом гнойного аппендицита, – это холод на живот. Только лед в пакете на живот. И ничего больше! Не глотать лед, и вообще ничего не глотать. Сухость во рту снимать, смачивая губы влажной салфеткой.

Инструкция для немедиков-очевидцев

Признаки перфорации язвы:

1. Боль возникает внезапно.

2. Имеет кинжальный характер. Сперва боль усиливается, затем (за 2–3 часа) немного утихает.

3. Боль мешает двигаться.

4. Характерная поза больного на боку, поджав колени к груди.

5. Больной бледен, холодный пот.

6. АД низкое, пульс больше 100 в мин.

7. Если плавно нажать на живот, а затем резко отпустить – возникает сильная боль.

8. Живот напряжен – «доска» – и болезнен при прикосновении и отпускании (боль даже сильнее).

Характерное положение при перфорации язвы

Тактика: лед на живот, немедленная госпитализация. Счет времени для благоприятного исхода идет на минуты. Каждый час промедления «отъедает» 10–20 % шансов на спасение.

Коматозники

Десятая история, в которой «немецкий инженер Питер фон Блут» принимает участие в спасении пассажира рейса «Женева – Мехико», а во дворе школы чуть не погибла девочка, если бы не находчивый учитель физкультуры и не бригада «Скорой», случайно оказавшаяся рядом

Посадку на рейс «Женева – Мехико» объявили, пассажиры потянулись к стойке с посадочными талонами.

Саша не взял с собой в салон ничего, кроме пакета из дьюти-фри с двумя бутылками пива «Кромбахер», которое обожает настоящий фон Блут, и бутылкой восемнадцатилетнего айриш-виски, еще немного безделушек для Марты, жены инженера, магнитик на холодильник с видом Женевского озера и гейзером. Разорил карточку на весьма приличную сумму, но приобрел часы «Свисс милитари Эйрборн хроно» – точно такие, как лежали в сумке в багаже. Только в тех был вмонтирован маяк ГЛОНАСС, а эти – обычные.

Также Саша знал, что хорошо кормят только в самолетах «Аэрофлота», а все западные авиакомпании хоть и подают питье и еду, но все весьма формально. Будто тщательно следят за весом пассажиров. Говорить ему было не с кем, потому, кроме «Битте шён» и «Данке», он ничего не произносил за все время путешествия до посадки. Вообще вид у инженера был весьма неприметный, он листал путеводители по Центральной Америке «Лоунли Планет» и «Нэшнл джиогрэфик» на немецком и испанском. Вполголоса повторял и отрабатывал испанское произношение.

Он видел руку судьбы, получив в своем крайнем задании имя любимого литературного героя – пирата капитана Блада. Питер фон Блут – полное имя по-немецки этого персонажа. И надо полагать, родители новорожденного инженера тоже обожали Рафаэля Сабатини[24]24
  Автор романов о враче и пирате поневоле Питере Бладе, ставшем в конце романа «Одиссея капитана Блада» губернатором о. Ямайка.


[Закрыть] и его обаятельного корсара-доктора, иначе как объяснить, что фон Блуты дают своему первенцу, родившемуся еще в ГДР, имя Питер?

Что отличало капитана Блада и Питера фон Блута в исполнении Саши? Практически все. Рост, цвет волос, цвет глаз. Пират был высоким бледным брюнетом с голубыми глазами, а инженер-разведчик – невысоким блондином с серыми. Капитан Блад брился до синевы, а Саша Степанов, хоть и брился, убирая редкую щетину, носил рыжеватые усы, которые прикрывали шрам после пластики «заячьей губы» в младенчестве. В остальном они были очень близки. И тот, и другой в гражданской службе имели степень бакалавра медицины[25]25
  Бакалавр медицины соответствует квалификации фельдшера.


[Закрыть], оба при этом были еще и морскими офицерами. Только один – боевой капитан, служивший под командованием отважного голландского адмирала Де Ритёра, а второй больше пяти лет занимался тактической и подводной разведкой, работал фельдшером на «Скорой помощи» и в совершенстве знал радиодело, то есть мог наладить любую военную электронную аппаратуру.

Саша сидел в кресле и наблюдал за продвижением очереди в самолет. Он мысленно давал характеристику проходящим пассажирам. Вот группа азиатов, вот типичные латинос – похожи на мексиканцев или пуэрториканцев, парочка китайцев – выдает общий стиль одежды и невысокие носы, к тому же Саша уловил их диалект. А вот четверо нагловатых молодых гринго – американцев, лица непонятной национальности средиземноморского замеса, африканоликие, наконец, немного пожилых восточных немцев, которых выдавал совсем не швейцарский немецкий. Эти явно летели в Мексику отдохнуть на курорте, где-нибудь в Акапулько. Саша не считал себя специалистом в лингвистике, но кое-какие особенности речевые улавливал. Многие говорили на какой-то дикой англо-германо-французской смеси с добавлением итальянских слов. И все друг друга понимали. Женщин с детьми Саша пропускал мимо глаз, отмечал типичных феминисток в деловых костюмах с короткими стрижками, хиповато-растаманских студентов с рюкзаками и в непременных вязаных шапочках с отвисающими завязочками, которые они не снимут даже в тридцатиградусную жару.

Саша снял пуховик и убрал его в фишеровскую сумку перед сдачей ее в багаж. Тропики его ждали, жара в тридцать семь в тени, да еще завершение сезона дождей. Хорошо бы самолет не угодил в зону турбулентности над Карибами. О зарождающихся циклонах вроде не сообщали.

Увидав, что один из стюардов на посадке остался без пассажиров, Питер фон Блут положил перед ним свой паспорт и посадочный талон. Стюард улыбнулся уголками рта, приложил паспорт к сканеру, оторвал корешок посадочного и, возвращая документ, произнес:

– Вилькоммен, герр Питер.

Саша убрал паспорт и, проходя, ответил:

– Данке зер.

В самолете ему повезло, место при регистрации он выбрал у запасного выхода, то есть никто ему спинкой кресла по коленям долбить не станет.

Полет шел в штатном режиме. Пристегните ремни, взлетаем, отстегните ремни, и все шло хорошо, пока не пересекли Атлантику, около пяти утра по местному времени стюарды начали разносить завтрак, и вот тут случилось ЧП. Один из пассажиров схватился за горло, рядом закричали, по проходу пронеслись стюарды, среди которых было только две дамы, довольно молодых, но они не вмешивались.

Саша наблюдал, как профессионально действовали работники «Эйрсвисс». Они уложили дядьку лет пятидесяти в проходе, расстегнули рубашку, работали вдвоем, один со стороны ног, другой от головы, девушка-стюард передала дефибриллятор «Шиллер» в красной сумочке, следом мешок АМБУ с маской и ларингоскоп. Саша не вмешивался, но что-то пошло не так. Дефибриллятор начал отсчитывать сердечный ритм – сердце работало, но мужчина не мог дышать, второй стюард никак не мог подцепить надгортанник клинком и ввести трубку в трахею. Пульс нарастал, а мужчину начали бить судороги. Тут Саша подошел сзади к тому стюарду, что пытался заинтубировать, взял из его руки ларингоскоп, и, встав на колени, посмотрел в горло.

Чуть разогнувшись, он произнес:

– Hier Larynxödem, Anaphylaxie, meine Herren. Ich brauche Dobutamin. Вitte!

– Was? – не понял стюард.

– Haben Sie Epipen?[26]26
  Эпипен – автоинжектор с адреналином, специальное устройство, которое достаточно прижать к коже и надавить, утапливая кончик, при этом выдвигается игла, а препарат впрыскивается под кожу под давлением воздуха в дополнительном резервуаре инжектора. Это устройство в Европе или США обычно имеют при себе больные астмой или аллергики с угрозой анафилаксии.


[Закрыть] Lösung von Adrenalin? – пояснил фон Блут.

– Ja, natürlich gibt Epipen nehmen![27]27
  – Здесь отек гортани, анафилаксия, господа. Мне нужен добутамин. Пожалуйста! (нем.)
  – Что? (нем.)
  – У вас есть эпипен? Раствор адреналина? (нем.)
  – Да, конечно, эпипен есть, берите! (нем.)


[Закрыть] – в руку ему лег автоинжектор с адреналином.

Немецкий инженер прижал сопло инжектора к шее, и кубик адреналина, как только внутренняя игла пробила резиновую заслонку, улетел под кожу. А еще через секунду Саша провел трахеостомическую трубку через приоткрывшееся отверстие в горле. Он присоединил мешок АМБУ и передал его второму стюарду. После чего машинально отряхнул брюки и вернулся на свое место.

В салоне зааплодировали. Пассажир на полу захлопал глазами, к нему возвращалось сознание, а дефибриллятор пищал уже совершенно ровно.

К Саше обратилась соседка:

– You are a doctor?[28]28
  – Вы врач? (англ.)
  – Нет, совсем нет. Я – медицинский инженер (нем.).
  – Вы – настоящий герой! (англ.)


[Закрыть]

Он улыбнулся. Английский – это для всех. Но немец – это всегда немец.

– Nein, überhaupt nicht. Ich bin ein medizinischer Ingenieur.

– You are a true hero!

– Nichts Besonderes, ich habe mit schweren Allergien erfüllt[29]29
  – Ничего особенного, мне приходилось встречаться с острой аллергией (нем.).


[Закрыть], – Саша упорно отвечал по-немецки.

– I do not understand German[30]30
  – Я не понимаю по-немецки (англ.).


[Закрыть], – сказала женщина.

Он, как и положено хладнокровному арийцу с нордическим характером, продолжил завтрак. Уже на выходе к нему подошли представители авиакомпании с букетом цветов да порывался пожать руку пришедший в себя пассажир-мексиканец. Из его сбивчивого объяснения Саша понял, что у него аллергия на сою с трансгенами, потому что тот произнес: «Soy alérgico a la soja con transgenes».

Несмотря на стихийный праздник, Питер фон Блут твердо сказал: «Muchas Gracias, pero estoy muy apurado y no puedo participar», и добавил по-немецки: «Данке шён, но я очень спешу и не могу принять участие». Теперь нужно было скорее перебраться на другой рейс до Тегусигальпы. За ним бежала в форме «Эйрсвисс» девушка и умоляла остаться, ведь сейчас ему вручат сертификат от компании и благодарность! И наверняка журналисты захотят взять у него интервью! Она чуть не плакала, пытаясь догнать скромного и упрямого немца. Саша остановился, бросил сумку на пол и строго сказал ей:

– Schöne Mädchen! Ich schätze die Haltung Ihrer Fluggesellschaft zu meiner Tat wirklich. Aber ich versichere Ihnen, dass es nichts wert ist. Ich bitte Sie, mich nicht zu stören, ich bin für einen anderen Flug warten, und ich bin in Eile. Halten Sie mich nicht! Vielen Dank![31]31
  – Милая девушка! Я очень ценю отношение вашей авиакомпании к моему поступку. Но уверяю вас, что это не стоит ровным счетом ничего. Я прошу вас не мешать мне, меня ждет другой рейс, и я очень спешу. Не задерживайте меня! Спасибо! (нем.)


[Закрыть]

Оставив служащую авиакомпании в растерянности посреди зала в аэропорту Мехико, Степанов нашел табло вылета и номер рейса в Гондурас. Оставалось два часа, чтобы пройти регистрацию и сдать багаж. Заодно переодеться как раз для тропической погоды.

Он отлично понимал, что ситуация из категории скандальных. «Эйрсвисс» и журналисты, наверное, и швейцарские, и мексиканские, будут искать инженера фон Блута, а найдут его дома в Клингентале или на заводе. Но это произойдет только завтра. Значит, контра[32]32
  Так Степанов называет контрразведку.


[Закрыть] «поднимет уши» только послезавтра, и у меня не больше суток, чтоб запустить этот чертов сканер и смыться!

* * *

Доктор Нестеров выздоровел, и бригада «неотложки» восстановилась, Татьянина депрессия от работы в одиночку или с Романовым прошла. Когда она увидела Василия Васильевича у окошка диспетчерской, расписывающимся в журнале, ей стало намного легче и веселее.

Утром она получила очередное сообщение от Саши: «У меня все нормально, жди. Пока на полигоне. Устаю. Успеваю только поспать. Пока ужасно занят. Целую. Саша». Хорошо, что в нем нет слова «Виктория». Она думала, как бы поступила, если б такое сообщение пришло ей на дежурстве? Бросить все и лететь домой за паспортом, а оттуда в условленное место? Но Саша ведь сказал, что это слово – доминатор, то есть оно отменяет любые обязательства и включает главное действие, и от четкости его исполнения будет зависеть все дальнейшее, свобода, жизнь и его, и самой Татьяны, а также родных. Он ничего больше не объяснил. Только поцеловал ее глаза и сказал: «Просто выполняй приказ и верь мне».

Ближе к полудню Нестеров и Таня выполнили пять вызовов к бедулькам, побеспокоили участковых кураторов и врачей «колл-центра», как теперь называли отделение «Вызов врача на дом», относительно молодого человека с серьезным бронхитом.

Выходя из подъезда, они увидели, что у водительской двери прыгают две девочки лет тринадцати, только в их прыжках было что-то тревожное, потому что они хлопали руками по стеклу, но водитель не просыпался.

Татьяна услышала пронзительное:

– Дяденька! Где ваш доктор?

Нестеров подошел к девочкам:

– Что случилось? Чего шумите?

Водитель потянулся и заметил движение около машины.

Татьяна открыла боковую дверь, чтобы убрать ящик, который ей передал Нестеров.

– Дяденька! Там Ваське плохо!

– Что случилось? – повторил вопрос Нестеров, но пошел следом за тянущими его девчонками.

– Мы играли, а она упала и лежит!

– Судороги есть? – спрашивал на ходу доктор.

– Нет, – кричали девочки, – там учитель ее оживляет!

– Татьяна! – крикнул Нестеров. – Возьми ящик и дефи! Господи, только б он работал… – пробормотал он себе под нос.

Татьяна схватила сундук с лекарствами и сумочку дефибриллятора, побежала за уходящими детьми и доктором.

Их привели за школьный двор позади физкультурного зала. Тут было что-то вроде тренажерной и спортивной площадки с баскетбольным полем. На покрытом снегом тартане лежала девочка тоже лет тринадцати, рядом стояли еще двое или трое подростков, а над лежавшей девочкой стоял на коленях мужчина и делал непрямой массаж сердца. Нестеров не стал ему мешать, а наклонившись со стороны головы ребенка, приоткрыл глаза.

– Узкие, – сказал мужчина. – Я смотрел. Минут пять качаю, не дольше.

Нестеров жестом остановил добровольного спасателя, приложил фонендоскоп к груди под рубашкой девочки. Неясные шорохи. Пощупал пульс на шее: тоже что-то непонятное. Тогда он расстегнул полностью верхнюю одежду и поднял майку до шеи. Мужчина чуть отступил, давая место профессионалам.

Татьяна поставила рядом с девочкой сумку с дефибриллятором и открыла ее. Липкие электроды наложила по инструкции, нажала на кнопку пуска. Голос из коробки сообщил:

– Наложите… – прервался, затем: – Крупноволновая фибрилляция, начинаю электроимпульсную терапию, пожалуйста, отойдите!

На голубом экране изобразилась змейка фибрилляции.

Нестеров приказал:

– Таня! Адреналин, капельницу с физом, кальция глюконат в шприце, добутрекс в физраствор. У нас есть?

– Нет! – жалобно сказала Таня. – Мы ж неотложка. У нас укладка упрощенная.

– Тогда набери мексидол пять кубиков, головной мозг надо поддержать. И беги за водителем, я сам все введу. Носилки!

Татьяна убежала к машине. Нестеров отошел от девочки, жестом показав: отойдите!

Дефибриллятор шарахнул током. Тело девочки выгнулось дугой и расслабилось. На экране неравномерная синусоида на несколько секунд сменилась прямой линией, и вдруг пошли нормальные комплексы. Умный аппарат отрапортовал:

– Электроимпульсная терапия успешна, ритм синусовый, отсоедините электроды и выключите прибор.

Девочка задышала, открыла глаза. Попыталась сесть, но Нестеров мягко удержал ее за плечи.

– Не спеши, лежи. Сейчас в машину перенесем. Там тепло. Ты меня видишь?

Девочка кивнула. Она бессмысленно озиралась и недоуменно спросила:

– Что случилось?

Нестеров засмеялся негромко.

– Это я хотел спросить. Что ты помнишь? Что вы делали?

– Мы… играли, – сказала девочка.

– Как тебя зовут?

– Василиса, – сказала она и назвала фамилию.

– Бодрова Василиса из седьмого «а»? – спросил учитель, который оказывал ей помощь.

– Да, – ответила девочка и опять попыталась сесть.

Нестеров достал из кармана тонометр, но через куртку давление не померить. Он пощупал пульс на руке.

– Весьма уверенный.

Подъехала каталка с носилками, ее везли Татьяна и водитель.

– Я капельницу собрала, в машине висит. Она уже в сознании?

– Да, как видишь, и вполне неплохо себя чувствует. Василиса, сейчас мы тебя перенесем на носилки, не возражай. Все очень серьезно, и пока не мешай нам. Скажи лучше телефон кого-нибудь из родителей и домашний адрес.

– Мы можем сбегать и рассказать, – предложили те самые подружки, что привели бригаду неотложки.

– Вот не надо! – сказал Нестеров. – Вы сейчас расскажете, а нам потом на инфаркт выезжать! Сами сообщим.

Учитель стоял рядом. Мужчина средних лет, худощавый, в очках. Он все пытался отряхнуть прилипшую к брюкам жвачку.

– Вы в этой школе работаете?

– Да, я учитель физкультуры. Увидел, что дети визжат и прыгают, ну и выбежал. Уже домой собирался. Сейчас же каникулы.

Нестеров пожал ему руку.

– Если бы не вы, она бы умерла. Вы очень профессионально все сделали. Только отчего она упала?

Учитель пожал плечами.

– Они тут давно стояли группкой, еще пара мальчиков была, но они убежали сразу, как только Василиса упала.

– Хороши рыцари.

– Вы мне скажите, откуда вы и куда ее отвезете?

– Тогда не уходите, – сказал Нестеров. – Сейчас все сообщим.

Все они передвигались по двору к воротам школы, где стояла машина «неотложки». Из подъезда выскочил охранник, следом за ним еще две женщины. Все были без верхней одежды, несмотря на сырой холод на улице.

– Я все сейчас напишу и сообщу, пообщайтесь пока с вашими коллегами, – повторил Нестеров учителю.

Татьяна собрала ящик и дефибриллятор, положила их у ног девочки на носилки. Она шла сбоку и направляла движение. Водитель толкал сзади.

Учитель встретил подбежавших женщин и охранника и торопливо рассказал о том, что произошло.

– Вы их вызвали? – спросила одна из женщин. – Долго ехали? Мы будем жаловаться!

– Нет, – сказал учитель, – они были на вызове в соседнем доме. Появились через пять минут. Одна из школьниц потеряла сознание, я был рядом и прибежал, пульса не было, делал ей массаж сердца, вот пока медики не появились…

– А вы умеете? Вы все правильно делали? – бдительно спросила его другая дама, пухленькая, одетая, как обычно для учителя, весьма неброско, в серый брючный костюм. Холода они все пока еще не чувствовали. Дама обратилась к медикам:

– Куда увозите?! Нужно сообщить родителям! Я поеду с вами! – она выпаливала все на одном дыхании и на одной ноте.

Татьяна ее сразу возненавидела. Типичная скандальная карьеристка. Все у нее кругом виноваты во всем на свете. Только бы поскандалить!

Нестеров терпеливо ответил всем этим энтузиастам-педагогам:

– Значит, так, по порядку и без суеты! Мы еще никуда не едем! Сейчас я буду только оформлять наряд на этот вызов. Вы можете сходить и надеть пальто, взять свои вещи. Ваш учитель все сделал правильно, девочка живая, и мы сейчас будем разбираться в причине ее приступа.

– Я завуч! – сказала вторая дама. – Вы не можете забрать ребенка без сопровождения взрослого! Леонид Иванович, может быть, вы поедете?

Физрук растерянно развел руками. У него были другие планы, это ясно читалось на лице. Татьяне этот дядька понравился. Тихий такой, затюканный, его стало жалко.

– Да подождите вы! – Нестеров звонил диспетчеру и докладывал о происшествии, там занялись оформлением наряда. – Мы еще никуда не едем!

– Кто будет вызывающим? – спросил он у теток и физрука. – Нас привели девочки.

– Ну, скажите, что я. – Физрук снял очки и протер платком: – Нестеров Леонид Иванович, учитель физкультуры.

– Хорошо, – доктор улыбнулся однофамильцу. Он все передал диспетчеру.

– Василий Васильевич, – обратилась Татьяна, – мы капельницу ставить будем? Я тут все устроила.

– Давление посмотри у нее и постарайся снять ЭКГ.

– Давление у нее сто на пятьдесят, пульс восемьдесят, сатурация девяносто восемь.

– Молодец, – Нестеров прикрыл трубку рукой, – тогда капельницу пока не надо. Расспроси ее, что же все-таки случилось?

Татьяна, сидевшая на самом дальнем сиденье рядом с носилками, обратилась к Василисе, которая не знала, плакать ей по поводу уколов, которые медики хотели делать, или подождать.

– Василиса! Успокойся. Сейчас я тебе сниму кардиограмму, знаешь, что это такое?