Текст книги "Ведьмак (сборник)"

Филиппа Эйльхарт, хоть и весьма привлекательная, была очень неприятной.

Кроме того, Филиппа Эйльхарт была важной персоной в Совете Чародеев и пользовалась полным доверием в качестве придворной магички короля Визимира. Магичкой она была очень способной. Молва гласила, что она была одной из немногих, владеющих искусством полиморфизма. Выглядела она лет на тридцать. В действительности же ей было никак не меньше трехсот.

Дийкстра, сплетя пальцы пухлых рук на животе, крутил мельницу большими пальцами. Филиппа по-прежнему молчала. Ори Ройвен кашлял, хлюпал носом, беспрерывно поправлял просторную тогу. Тога походила на профессорскую покроем, но выглядела так, словно Ори получил ее не от Сената, а откопал на свалке.

– Однако твой ведьмак, – вдруг буркнул супершпион, – недооценил господина Риенса. Засаду-то он устроил, но при этом показал полнейшее отсутствие ума, предположив, будто Риенс заявится к нему лично. Риенс, как полагал ведьмак, должен был чувствовать себя в безопасности. Не мог унюхать подвоха, обнаружить подкарауливающих его людей господина Дийкстры. Потому что, видите ли, маэстро Лютик по приказу ведьмака не пикнул господину Дийкстре о расставленной ловушке. А ведь, выполняя распоряжение, маэстро Лютик обязан был это сделать. Маэстро Лютик имел на сей счет вполне четкие и однозначные приказы, которые он, понимаете ли, почел за благо пропустить мимо ушей.

– Я не твой подчиненный, – надулся поэт. – И не обязан выполнять твои распоряжения и приказы. Время от времени я помогаю тебе, но делаю это по собственной воле, из патриотических побуждений, чтобы не бездействовать, видя приближающиеся изменения…

– Ты шпионишь на всех, кто тебе платит, – холодно прервал Дийкстра. – Доносишь всем, у кого ты на крючке. А у меня на тебя несколько недурных крючочков, Лютик. Так что не дерзи.

– Я шантажа не боюсь!

– А может, поспорим?

– Господа. – Филиппа Эйльхарт подняла руку. – Будьте серьезнее, прошу вас. Не отклоняйтесь от темы.

– Верно. – Шпион раскинулся в кресле. – Послушай, поэт. Что с возу упало, то пропало. Риенса предупредили, и второй раз он будет осторожнее. Но я не могу допустить, чтобы подобное повторилось. Поэтому хочу встретиться с ведьмаком. Приведи его ко мне. Перестань блуждать по городу и не пытайся обмануть моих агентов. Иди прямо к Геральту и приведи его сюда, на Кафедру. Мне необходимо с ним поговорить. Лично и без свидетелей. Без шума и огласки, которые, несомненно, возникнут, если я захочу ведьмака арестовать. Приведи его ко мне, Лютик. Это все, что от тебя сейчас требуется.

– Геральт выехал, – спокойно соврал бард.

Дийкстра взглянул на чародейку. Лютик напрягся в ожидании зондирующего импульса, но ничего не почувствовал. Филиппа смотрела на него, прищурив глаза, однако не похоже было, чтобы она пыталась чарами проверить его искренность.

– Дождусь его возвращения, – вздохнул Дийкстра, прикинувшись, будто верит. – У меня к нему серьезное дело, придется кое-что изменить в моих планах и подождать. Как только ведьмак вернется, приведи. Чем скорее, тем лучше. Лучше для многих.

– Возможны осложнения, – поморщился Лютик. – Трудно будет убедить Геральта прийти сюда. Он, понимаешь ли, испытывает необъяснимую антипатию к шпионам. Хотя, кажется, понимает, что ваша работа не хуже других, и все-таки брезгует теми, кто ею занимается. Патриотические побуждения, говорит он, штука хорошая, но в шпионы обычно идут конченые подлецы и последние…

– Хватит, хватит. – Дийкстра небрежно махнул рукой. – Попрошу без словесных красот. Надоело. Они, понимаешь ли, довольно грубоваты.

– Я тоже так считаю, – фыркнул трубадур. – Но ведьмак – простодушный и прямолинейный в суждениях добряк. Куда ему до нас, светских львов. Он просто терпеть не может шпионов и, я знаю, не захочет с тобой разговаривать, а уж о том, чтобы помогать секретным службам, и речи быть не может. Да и крючочка на него у тебя нет.

– Ошибаешься, – сказал шпион. – Есть. И не один. Для начала вполне достаточно заварушки на барке под Грабовой Бухтой. Знаешь, кто поднялся на борт? Вовсе не люди Риенса.

– Тоже мне удивил, – спокойно сказал поэт. – Уверен, это были несколько бездельников, каких полно в темерской страже. Риенс выспрашивал о ведьмаке, за сведения о нем, кажется, обещал кругленькую сумму. Любому понятно, что ведьмак ему очень даже нужен. Вот несколько пройдох и попытались сцапать Геральта, запереть, а потом продать Риенсу, диктуя свои условия и выторговав сколько удастся. Потому что за голую информацию о нем они получили бы мало, а то и вовсе ничего.

– Хвалю за сообразительность. Ясное дело, ведьмака, не тебя. Ты бы не додумался. Но все гораздо сложнее, чем кажется. Дело в том, что моих коллег, людей из секретной службы короля Фольтеста, тоже, оказывается, интересует господин Риенс. Они разгадали план пройдох, как ты их назвал. Это они вошли на барку, они намеревались сцапать ведьмака. Возможно, в качестве приманки для Риенса, а может, с другой целью. Ведьмак под Грабовой Бухтой уделал темерских агентов, Лютик. Их шеф очень, очень зол. Так, говоришь, Геральт выехал? Надеюсь, не в Темерию? Оттуда он может не вернуться.

– Это и есть твой крючочек?

– А как же! Именно. Я могу замять дело с темерцами. Но не даром. Куда выехал Геральт, Лютик?

– В Новиград. – Глазом не сморгнув солгал трубадур. – Риенса искать.

– Ошибка, ошибка, – усмехнулся шпион, делая вид, будто не заметил лжи. – Понимаешь, жаль все-таки, что он не поборол неприязни к шпионам и не связался со мной. Я бы ему помог сэкономить время и силы. В Новиграде Риенса нет. Зато темерских агентов там пруд пруди. Вероятнее всего, ожидают ведьмака. Они уже уразумели то, о чем я знаю давно. А именно, что если ведьмака Геральта из Ривии спросить определенным образом, он ответит на множество вопросов. Вопросов, которые начинают задавать себе секретные службы всех Четырех Королевств. Уговор прост: ведьмак приходит сюда, на Кафедру, и отвечает на эти вопросы мне. Вот и все. Я угомоню темерцев и обеспечу Геральту безопасность.

– Что за вопросы? Может, я смогу на них ответить?

– Не смеши, Лютик.

– И все же, – вдруг проговорила Филиппа Эйльхарт, – возможно, мог бы. Может, он помог бы нам сэкономить время? Не забывай, Дийкстра, наш поэт увяз в этой афере по уши, и он здесь, у нас, а ведьмака-то еще нет. Где ребенок, с которым Геральта видели в Каэдвене? Девочка с серыми волосами и зелеными глазами? Та, о которой Риенс выпытывал тебя тогда, в Темерии, когда прихватил в борделе? А, Лютик? Что тебе известно о девочке? Где ведьмак ее спрятал? Куда поехала Йеннифэр, получив письмо Геральта? Где скрывается Трисс Меригольд и какие у нее причины скрываться?

Дийкстра не пошевелился, но по тому, как он взглянул на чародейку, Лютик понял, что шпион удивлен. Вопросы были заданы явно преждевременно. И не тому, кому следовало. Это казалось опрометчивым и неосторожным, однако Филиппу Эйльхарт можно было заподозрить в чем угодно, только не в опрометчивости и неосторожности.

– Сожалею, – ответил Лютик, – но ни на один из твоих вопросов у меня ответов нет. Я помог бы, если б сумел. Но не сумею.

– Лютик, – процедила Филиппа, глядя ему в глаза, – если ты знаешь, где находится девочка, скажи. Ручаюсь, мы с Дийкстрой заботимся исключительно о ее безопасности. О безопасности, которой… угрожает… опасность.

– Не сомневаюсь, – солгал поэт, – что именно это вас волнует. Но я действительно не знаю, в чем дело. В жизни не видел ребенка, который вас так интересует. А Геральт…

– Геральт, – прервал Дийкстра, – не подпустил тебя к тайне, не пикнул ни словечка, хоть, не сомневаюсь, ты закидал его вопросами. Интересно почему, как ты думаешь, Лютик? Неужто твой простодушный и брезгающий шпионами добряк почуял, что ты есть такое в действительности? Оставь его в покое, Филиппа, не трать даром времени. Он ничего не знает, не дай обмануть себя его умничаньем и многозначительными ухмылками. Он может нам помочь исключительно в одном – когда ведьмак вынырнет из укрытия, он свяжется с ним, больше ни с кем. Представь себе, Геральт считает его другом.

– Именно, – медленно поднял голову Лютик. – Он считает меня другом. И представь себе, Дийкстра, не без оснований. Прими наконец это к сведению и сделай выводы. Сделал? Ну вот. Теперь можешь начинать шантажировать.

– Ну, ну, – усмехнулся шпион. – Да у тебя прямо-таки аллергия на дела. Не обижайся, поэт. Я шутил. Шантаж? Между нами, друзьями? И речи быть не может. А твоему ведьмаку, поверь, я зла не желаю и мешать не думаю. Кто знает, может, даже договорюсь с ним к общей выгоде. Но чтобы такое случилось, мне надо с ним встретиться. Когда он появится, приведи его ко мне. Крепко тебя прошу, Лютик. Очень. Ты понял, насколько крепко?

– Понял, как крепко, – фыркнул трубадур.

– Хотелось бы верить, что это правда. Ну а теперь иди. Ори, проводи трубадура к выходу.

– Бывай. – Лютик встал. – Желаю успеха в труде и личной жизни. Мое почтение, Филиппа. Ах да, Дийкстра! Агенты, которые за мной ползают. Отзови их, пожалуйста.

– Само собой, – солгал шпион. – Отзову. Неужели ты мне не веришь?

– Верю, – солгал поэт. – Я тебе верю.

Лютик задержался на территории академии до вечера. Все время внимательно осматривался, но шпиков не заметил. И именно это беспокоило его особенно.

На Кафедре Труверства он прослушал лекцию о классической поэзии. Затем сладко выспался на семинаре по поэзии современной. Разбудил его знакомый бакалавр, и они отправились на Кафедру Философии, чтобы принять участие в затянувшемся, но бурном диспуте на тему «Сущность и происхождение жизни». Еще не успело стемнеть, как половина дискутантов была пьяна в стельку, а остальные рвались в рукопашную, пытаясь перекричать друг друга и создавая невообразимый шум и гам. Все это было поэту на руку.

Он незаметно выбрался на чердак, вылез через чердачное оконце, спустился по водосточной трубе на крышу библиотеки, перескочил, чуть не сломав ног, на крышу прозекторской. Оттуда добрался до забора, прилегающего к стене сада. За густыми зарослями крыжовника отыскал дыру, которую расширил сам, будучи студентом. Дальше раскинулся городок Оксенфурт.

Лютик смешался с толпой, потом быстро прошмыгнул боковыми переулками, петляя, словно преследуемый гончими заяц. Добравшись до каретного сарая, укрылся в тени. Переждав добрых полчаса и не заметив ничего подозрительного, забрался по лестнице на чердак, перескочил на крышу дома знакомого пивовара, Вольфганга Амадея Козлобородика. Цепляясь за обросшие мхом черепицы, добрался до окна нужной мансарды. В комнатке за окном горела масляная лампа. Нетвердо стоя на водосточном желобе, Лютик постучал в свинцовый переплет. Окно не было закрыто и поддалось при легком нажиме.

– Геральт! Эй, Геральт!

– Лютик? Погоди… Пожалуйста, не входи…

– Что значит – не входи? Как так – не входи? – Поэт толкнул окно. – Ты не один, что ли? Может, аккурат трахаешь кого?

Не дождавшись ответа, да и не ожидая его, он перебрался на подоконник, свалив лежащие там яблоки и луковицы.

– Геральт… – засопел он и тут же умолк. А потом чертыхнулся вполголоса, глядя на светло-зеленую одежду медички, валяющуюся на полу. Раскрыл от удивления рот и чертыхнулся снова. Всего он мог ожидать. Только не этого. – Шани, – покрутил он головой. – А, чтоб меня…

– Попрошу без комментариев.

Ведьмак сел на кровати, а Шани подтянула простыню под самый нос.

– Ну входи уж. – Геральт потянулся за брюками. – Коли влез через окно, значит, дело серьезное. Потому как если не серьезное, я немедля выкину тебя через то же окно.

Лютик слез с подоконника, сбросив оставшиеся луковицы. Сел, придвинув ногой табурет. Ведьмак поднял с пола одежду свою и Шани. Мина у него была сконфуженная. Одевался он молча. Медичка, прячась у него за спиной, возилась с рубашкой. Поэт нахально рассматривал ее, мысленно подыскивая сравнения и рифмы к форме маленьких грудок и золотистому при свете масляной лампы цвету ее кожи.

– Ну, в чем дело, Лютик? – Ведьмак щелкнул застежками высоких ботинок. – Выкладывай.

– Собирайся, – сухо ответил поэт. – Надо срочно выехать.

– Сколь срочно?

– Невероятно срочно.

– Шани… – кашлянул Геральт, – Шани сказала мне о шпиках, которые за тобой следили. Надо понимать, ты не потерял их?

– Ничего ты не понимаешь.

– Риенс?

– Хуже.

– В таком случае действительно не понимаю… Минутку. Реданцы? Третогор? Дийкстра?

– Угадал.

– Это еще не повод…

– Это уже повод, – прервал Лютик. – Их интересует не Риенс, Геральт. Их интересует девочка и Йеннифэр. Дийкстра желает знать, где они. Он заставит тебя выдать ему это. Теперь понимаешь?

– Теперь да. Смываемся вместе. Через окно?

– Обязательно. Шани? Справишься?

– Не первое окно в моей жизни. – Медичка одернула на себе одежду.

– Не сомневаюсь, – внимательно глянул на нее поэт, рассчитывая на то, что обнаружит достойный рифм и метафор румянец, но просчитался. Веселье в глазах и наглая ухмылка – вот и все, что он увидел.

На подоконник беззвучно опустилась большая серая сова. Шани тихо вскрикнула. Геральт потянулся за мечом.

– Не дури, Филиппа, – сказал Лютик.

Сова исчезла, а на ее месте возникла неловко присевшая Филиппа Эйльхарт. Чародейка тут же спрыгнула в комнату, разглаживая волосы и одежду.

– Добрый вечер, – сказала она холодно. – Представь меня, Лютик.

– Геральт из Ривии, Шани с медицинского. А сова, которая так ловко летела следом за мной, вовсе и не сова, а Филиппа Эйльхарт из Совета Чародеев, в настоящее время – на службе у короля Визимира, украшение третогорского двора. Жаль, у нас только один стул.

– Вполне достаточно. – Чародейка уселась на освобожденный трубадуром табурет, окинула присутствующих томным взглядом, немного подольше остановившись на Шани. Медичка, к удивлению Лютика, вдруг зарделась.

– В принципе то, с чем я прибыла, касается исключительно Геральта из Ривии, – начала Филиппа после недолгого молчания. – Однако я сознаю, что удалять отсюда кого-либо было бы бестактно, а посему…

– Я могу выйти, – неуверенно сказала Шани.

– Не можешь, – проворчал Геральт. – Никто не может, пока ситуация не прояснится. Я прав, милсдарыня Эйльхарт?

– Для тебя – просто Филиппа, – улыбнулась чародейка. – Сейчас не до правил хорошего тона. И никому не надо выходить, никто мне не мешает. В крайнем случае – удивляет. Ну что ж, жизнь – непрерывная цепь неожиданностей… как говаривала одна моя знакомая… Наша общая знакомая, Геральт. Изучаешь медицину, Шани? Который курс?

– Третий, – пробормотала девушка.

– Ах. – Филиппа Эйльхарт смотрела не на нее, а на ведьмака. – Семнадцать годков – какой прекрасный возраст! Йеннифэр многое бы дала за то, чтобы ей снова было столько же. Как думаешь, Геральт? Впрочем, при случае я сама ее спрошу.

Ведьмак очень неприятно улыбнулся.

– Спросишь. Не сомневаюсь. Не сомневаюсь и в том, что сопроводишь свой вопрос комментариями. Не сомневаюсь также, что это тебя здорово развеселит. А теперь перейдем к делу. Прошу.

– И верно, – кивнула чародейка. – Самое время. А времени у тебя совсем немного. Лютик, вероятно, уже успел передать, что Дийкстра вдруг воспылал желанием встретиться с тобой и побеседовать относительно местопребывания некоей девицы. Дийкстра получил соответствующие распоряжения от короля Визимира, поэтому, я думаю, он станет настойчиво просить тебя указать ему это место.

– Ясно. Благодарю за предостережение. Одно только немного удивляет. Ты говоришь, Дийкстра получил приказы от короля. А ты не получила никаких? Как ни говори, а в Совете Визимира ты тоже занимаешь не последнее место.

– Верно. – Чародейка не обратила внимания на прозвучавшую в голосе Геральта издевку. – Занимаю. И серьезно отношусь к своим обязанностям, состоящим в том, чтобы предупреждать возможные ошибки короля. Порой, как в данном конкретном случае, я не могу напрямую сказать королю, что он ошибается, и отговорить его от поспешных действий. Я просто должна помешать ему совершить ошибку. Ты меня понимаешь?

Ведьмак утвердительно кивнул. Лютик усомнился, действительно ли Геральт понимает. Он-то знал, что Филиппа лгала как по нотам.

– Итак, я вижу, – медленно сказал Геральт, доказывая, что прекрасно все понял, – Совет Чародеев тоже интересуется моей подопечной. Чародеи желают знать, где моя подопечная пребывает. И хотят добраться до нее прежде, чем это сделает Визимир либо кто-нибудь другой. Почему, Филиппа? Что такое есть в моей подопечной? Чем она вызвала такой интерес?

Глаза чародейки сузились.

– Ты не знаешь? – прошипела она. – Ты так мало знаешь о своей подопечной? Не хотелось бы делать опрометчивых выводов, но подобное неведение, похоже, указывает на то, что как опекун ты гроша ломаного не стоишь. Воистину меня удивляет, как, будучи настолько незнающим и плохо информированным, ты решился на опеку. Мало того, решился лишить права на опеку других, тех, у кого имеется и соответствующая квалификация, и право. И при этом ты еще спрашиваешь – почему. Гляди, Геральт, как бы невежество тебя не погубило. Берегись. И береги этого ребенка, черт побери! Береги девочку как зеницу ока. А если сам не в силах, попроси других!

Какое-то время Лютик думал, что ведьмак напомнит о роли, которую взяла на себя Йеннифэр. Он ничем не рисковал, зато выбил бы из рук Филиппы аргументы. Но Геральт молчал. Поэт догадался о причинах. Филиппа знала обо всем. Филиппа предупредила. И ведьмак понял предупреждение.

Лютик сосредоточился на наблюдении за глазами и лицами, раздумывая, не связывало ли их что-либо в прошлом. Лютик знал, что подобные, доказывающие взаимное влечение словесные поединки, которые вел порою ведьмак с чародейками, очень часто оканчивались в постели. Но наблюдение, как обычно, ничего не дало. Для того чтобы узнать, связывает ли ведьмака с кем-либо что-либо, существовал только один-единственный способ: в соответствующий момент влезть в соответствующее окно.

– Опекать, – помолчав, проговорила чародейка, – значит принять на себя ответственность за безопасность существа, не способного самостоятельно обеспечить свою безопасность. Если ты поставишь под угрозу свою подопечную… Если с ней приключится несчастье, ответственность падет на тебя, Геральт. Только на тебя.

– Знаю.

– Боюсь, ты все еще мало знаешь.

– Ну так просвети меня. Чего ради столько персон вдруг вознамерились снять с меня груз ответственности, пожелали принять на себя мои обязанности и взять под покровительство мою воспитанницу? Чего хочет от Цири Совет Чародеев? Чего хочет от нее некий Риенс, который в Соддене и Темерии уже прикончил троих, два года назад контактировавших со мной и с девочкой? Который чуть было не убил Лютика, пытаясь добыть от него сведения о ней? Кто он – этот Риенс, Филиппа?

– Не знаю, – сказала чародейка. – Не знаю, кто такой Риенс. Но, как и ты, очень хотела бы узнать.

– А у этого Риенса, – неожиданно проговорила Шани, – нет ли случайно на лице шрама после ожога третьей степени? Если да, то я знаю, кто он. И знаю, где он.

В наступившей тишине стало слышно, как за окном по водосточному желобу застучали первые капли дождя.

Глава шестая

Убийство – всегда убийство, независимо от мотивов и обстоятельств. Посему те, кто убивает либо подготавливает убийство, суть преступники и разбойники, невзирая на то, кто они: короли, князья, маршалы или судьи. Никто из задумавших и совершивших насилие не может считаться лучше обыкновенного преступника. Ибо любое насилие по природе своей неизбежно ведет к преступлению.

Никодемус де Боот

Размышления о жизни, счастье и благополучии

– Не надо совершать ошибки, – сказал король Редании Визимир, запуская унизанные перстнями пальцы в волосы на виске. – Мы не имеем права на просчет или ошибку.

Собравшиеся молчали. Демавенд, повелитель Аэдирна, сидел, развалившись в кресле и вперившись в кубок с пивом, стоящий у него на животе. Фольтест, король Темерии, Понтара, Махакама и Соддена, а с недавних пор и сеньор-протектор Бругге, демонстрировал всем свой благородный профиль, отвернувшись к окну. На противоположной стороне стола сидел Хенсельт, король Каэдвена, и водил по участникам совещания маленькими проницательными глазками, горевшими на бородатой, типично разбойничьей физиономии. Мэва, королева Лирии, задумчиво перебирала огромные рубины ожерелья, время от времени многозначительно кривя красивые полные губы.

– Не надо совершать ошибки, – повторил Визимир. – Ибо ошибка может обойтись нам слишком дорого. Воспользуемся чужим опытом. Когда пятьсот лет назад наши предки высадились на пляжах, эльфы тоже прятали головы в песок. Мы выдирали у них страну по клочкам, а они отступали, все время считая, что вот она, последняя граница, и дальше мы не пойдем. Будем умнее! Ибо теперь пришел наш черед. Теперь мы – эльфы. Нильфгаард стоит на Яруге, а я здесь слышу: «Ну и пусть стоит». Слышу: «Дальше они не пойдут». Но они пойдут. Повторяю, не надо повторять ошибку, которую совершили эльфы!

По оконным стеклам снова задробили капли дождя. Завыл ветер. Королева Мэва подняла голову. Ей показалось, что она слышит карканье воронья. Но это был всего лишь ветер. Ветер и дождь.

– Не сравнивай нас с эльфами, – сказал Хенсельт из Каэдвена. – Таким сравнением ты унижаешь нас. Эльфы не умели воевать, отступали перед нашими предками, прятались в горах и лесах. Эльфы отдали нашим предкам Содден. А мы показали нильфгаардцам, что значит драться с нами. Не пугай нас Нильфгаардом, Визимир, не занимайся пустой пропагандой. Говоришь, Нильфгаард стоит на Яруге? А я говорю, нильфгаардцы сидят за рекой и нос боятся высунуть! Ибо под Содденом мы перебили им хребет! Сломили их в военном, но главное – в моральном отношении. Не знаю, правда ли, что Эмгыр вар Эмрейс возражал тогда против агрессии такого масштаба и нападение на Цинтру было делом рук какой-то враждебной ему партии. Ручаюсь, если б тогда ему удалось нас победить, он кричал бы «браво!», раздавал бы привилегии и поместья. Но после Соддена вдруг оказалось, что он был против и всему виной своеволие его маршалов. И полетели головы. Эшафоты залила кровь. Это точные сведения, никакие не слухи. Восемь показательных казней, гораздо больше – более скромных. Несколько на первый взгляд естественных, но тем не менее загадочных смертей, масса неожиданных отставок. Говорю вам: Эмгыр взбесился и практически уничтожил собственные командирские кадры. Кто ж теперь поведет его армии? Сотники?

– Нет, не сотники, – холодно сказал Демавенд Аэдирнский. – А молодые и способные командиры, которые долго ждали такого случая и которых Эмгыр загодя обучал. Те, кого престарелые маршалы не подпускали к командованию, не давали расти. Молодые, способные командиры, о которых уже говорят. Те, что задушили восстания в Метинне и Назаире и за короткое время разбили мятежников в Эббинге. Командиры, которые понимают роль неожиданных глубоких маневров, кавалерийских рейдов, молниеносных бросков пехоты, десантов с моря. Применяющие разгромные удары на узких направлениях, использующие при осаде крепостей современную технику вместо сомнительной магии. Их недооценивать нельзя. Они рвутся форсировать Яругу и доказать, что кое-чему научились на ошибках престарелых маршалов.

– Ежели чему-то научились, – пожал плечами Хенсельт, – то Яругу не перейдут. Устье реки на границе Цинтры и Вердэна по-прежнему контролирует Эрвилл и три его крепости: Настрог, Розрог и Бодрог. Эти крепости невозможно захватить с марша, тут никакая современная техника не поможет. Наш фланг защищает также флот Этайна из Цидариса, поэтому, а также благодаря пиратам из Скеллиге мы господствуем над побережьем. Ярл Крах ан Крайт, как помните, не подписал с нильфгаардцами перемирия, регулярно их покусывает, нападает на них и сжигает приморские поселения и форты в провинциях. Нильфгаардцы прозвали его Тырт ыс Муиром, Морским Вепрем. Им пугают детей.

– Робость нильфгаардских детей, – криво усмехнулся Визимир, – не обеспечит нам безопасности.

– Конечно, – согласился Хенсельт. – Ее обеспечит нечто иное. Не владея устьем реки и берегом, при открытом фланге Эмгыр вар Эмрейс не сможет снабжать оружием и провиантом отряды, которые переправились бы на правый берег Яруги. Какие еще молниеносные переброски, какие кавалерийские рейды? Смешно! Через три дня после форсирования реки их армии остановятся. Половина осадит крепости, остальные расползутся, чтобы грабить, искать фураж и провизию. А когда их блистательная кавалерия сожрет большую часть собственных лошадей, мы устроим им второй Содден. Черт побери, хотелось бы, чтобы они форсировали реку! Но – увы и ах! – не форсируют.

– Допустим, – вдруг сказала Мэва из Лирии, – Яругу они не форсируют. Допустим, Нильфгаард просто будет выжидать. Однако подумаем, кому это на руку – нам или им? Кто может себе позволить выжидать в бездействии, а кто нет?

– Именно! – подхватил Визимир. – Мэва, как всегда, говорит мало, но бьет в яблочко. У Эмгыра есть время, братья… короли, прости, Мэва. А у нас его нет. Разве вы не видите, что творится? Три года назад Нильфгаард сдвинул камушек на склоне горы и теперь спокойно ждет лавины. Попросту ждет, а с кручи скатываются все новые и новые камушки. Потому что тот, первый, оказался тем камнем, трогать который было нельзя. А когда выяснилось, что достаточно его тронуть, чтобы он покатился, так тут же нашлись другие, которым лавина по душе. От Синих Гор до Бремервоорда по лесам шастают эльфьи рабочие бригады, это уже не маленькая партизанская, а самая настоящая большая война. Не успеем мы охнуть, как в бой кинутся свободные эльфы из Доль Блатанна. В Махакаме уже бунтуют краснолюды, брокилонские дриады все больше наглеют. Это война, война крупномасштабная. Война внутренняя. Гражданская. Наша. А Нильфгаард ждет… На кого работает время, как думаете? В бригадах скоя’таэлей дерутся тридцати – сорокалетние эльфы. Но они живут по триста лет! У них время есть. У нас его нет!

– Скоя’таэли, – согласился Хенсельт, – стали истинным тернием в заднице. Парализуют мне торговлю и транспорт, терроризируют фермеров. С этим надо кончать!

– Если нелюди хотят войны, они ее получат, – вставил Фольтест из Темерии. – Я всегда был сторонником дружбы и мирного сосуществования, но если они предпочитают пробу сил, посмотрим, кто сильнее. Я готов. В Темерии и Соддене берусь уничтожить «белок» за шесть месяцев. Однажды эти земли наши предки уже залили кровью эльфов. Я считаю это трагедией, но выхода не вижу, трагедия повторится. Эльфов необходимо… пацифицировать.

– Твои войска двинутся на эльфов, если ты отдашь им приказ, – кивнул Демавенд. – Но пойдут ли они на людей? На кметов, из которых ты набираешь пехоту? На цеховиков? На свободные города? Визимир, говоря о скоя’таэлях, назвал только один камушек из лавины. Да, да, господа, не таращите на меня глаза! По деревням и городкам уже начинают болтать, что на захваченных Нильфгаардом землях кметам, фермерам и ремесленникам живется легче, свободнее и богаче, что купеческие гильдии получили больше привилегий… Нильфгаардские мануфактуры заваливают нас товарами. В Бругге и Вердэне их деньги вытесняют местную валюту. Если мы будем сидеть сложа руки, то погибнем, переругавшись и запутавшись в конфликтах, увязнув в усмирении восстаний и бунтов, постепенно попадая в зависимость от экономической мощи Нильфгаарда. Мы погибнем, задохнувшись в собственном затхлом закутке, потому что, поймите, Нильфгаард перекрывает нам дорогу на Юг, а нам необходимо развиваться. К тому же экспансивно, в противном случае нашим внукам не будет здесь места!

Собравшиеся молчали. Визимир Реданский глубоко вздохнул, схватил один из стоявших на столе кубков, пил долго. Молчание затягивалось, дождь стучал в окна, ветер выл и хлопал ставнями.

– Всеми сложностями, о которых мы говорим, – сказал наконец Хенсельт, – мы обязаны Нильфгаарду. Эмиссары Эмгыра подзуживают нелюдей и призывают к беспорядкам. Это они разбрасываются золотом и сулят баронам и дюкам высокие должности в провинциях, которые создадут на месте наших королевств. Не знаю, как у вас, а в Каэдвене ни с того ни с сего расплодилось множество монахов, ворожеек и им подобных паршивых мистиков, возвещающих конец света…

– У меня то же самое, – подтвердил Фольтест. – Черт побери, сколько лет был покой! С тех пор как мой дед указал монахам их место, их ряды здорово поредели, а оставшиеся служители божьи взялись за полезные дела. Изучали книги, заботились об убогих, хворых и бездомных, обучали детишек. В политику не вмешивались. А теперь вдруг очнулись и в храмах выкрикивают бредни внимающему их сброду, а сброд слушает и наконец-то понимает, почему ему так скверно живется. Я терплю, я не такой порывистый, как мой дед, и почти не чувствителен ко всему, что подрывает мой королевский авторитет и достоинство. В конце концов, что это за достоинство и авторитет, если их может подорвать визг какого-то спятившего фанатика. Но и моему терпению приходит конец. Последнее время главной темой проповедей стал Спаситель, коий грядет с Юга. С Юга, понимаете? Из-за Яруги!

– Белое Пламя, – буркнул Демавенд. – И приидет Белый Хлад, а за ним Белый Свет. А потом мир возродится с помощью Белого Пламени и Белой Королевы… Тоже слышал. Это изложение пророчеств Ithlinne aep Aevenien, эльфьей предсказательницы. Я велел поймать одного монаха, который кричал об этом на рынке в Венгерберге, и палач долго и упорно выпытывал у него, сколько золота пророк получил от Эмгыра… Но прорицатель только плел байки о Белом Пламени и Белой Королеве… До самого своего конца.

– Осторожнее, Демавенд, – поморщился Визимир. – Не плоди мучеников, ведь именно это-то Эмгыру и нужно. Лови нильфгаардских агентов, но священнослужителей не трогай, последствия могут быть непредсказуемы. Они по-прежнему пользуются в народе влиянием и уважением. Нам достаточно головной боли с «белками». Не хватает еще волнений в городах или крестьянских войн.

– К черту! – фыркнул Фольтест. – Этого не делай, этим не рискуй, того нельзя… Разве мы собрались, чтобы перечислять, чего делать не можем? Или ты, Демавенд, притащил нас в Хаггу, чтобы мы лили слезы и стенали над собственной слабостью и немощью? Начнем наконец действовать! Надо что-то делать! Надо прервать то, что творится!

– Я с самого начала именно это и предлагаю. – Визимир выпрямился. – Именно действовать.

– Как?

– Что мы можем сделать?

Снова наступило молчание. Ветер шумел, ставни хлопали по стене замка.

– Почему, – вдруг проговорила Мэва, – все вы смотрите на меня?

– Восхищаемся твоей красотой, – пробурчал Хенсельт из глубин кубка.

– И этим тоже, – поддакнул Визимир. – Мэва, все мы знаем, что ты исхитряешься отыскать выход из любого положения. У тебя женская интуиция, ты мудрая женщина…