Текст книги "Провал"

8

Яркий, слепящий свет ударил ему в лицо. Филипп сощурил глаза.

– Выходи! – приказал гестаповец.

Филипп, опираясь руками о стены тесной и тёмной камеры, попытался встать. Ноги не повиновалась, были как ватные, локти скользили по выкрашенным масляной краской стенам. Грубый толчок гестаповца, схватившего Филиппа за воротник пиджака, заставил его поднялся. Филипп сделал один шаг, другой… Дотронулся до опухшего лица, которое было в ссадинах и кровоподтёках. Зашатался от слабости.

– Быстрее, быстрее, шевелись! – прикрикнул гитлеровец, выталкивая его в коридор.

Дверь камеры захлопнулась за ним. С противоположной стороны коридора два гестаповца волокли за ноги стонавшего мужчину. Его голова подпрыгивала на неровностях цементного пола.

Филипп с большим усилием поднимался по грязной узкой лестнице, пытаясь считать ступеньки: семнадцать, восемнадцать, девятнадцать… Гестаповец постучал в какую-то дверь, открыл её, толкнул Филиппа внутрь помещения.

Внезапно Филипп перестал слышать свои шаги – ковёр приглушал все звуки. Он насторожённо осмотрелся. Глубокие кожаные кресла, мягкий свет, дубовая мебель, большой письменный стол под портретом Гитлера.

– Прошу садиться, – услышал он тихий голос и только тогда заметил сидящего за столом мужчину в чёрном мундире. Это был оберштурмбанфюрер Гейбель. Филипп почти упал в кресло.

Гестаповец встал из-за стола, подошёл ближе к заключённому, присмотрелся к его изуродованному лицу. Теперь и Филипп заметил большие кровавые пятна на своём пиджаке. Лицо его ныло от боли.

– Бруннер! – крикнул Гейбель.

Из-за портьеры бесшумно появился Бруннер.

– Что вы с ним сделали? – спросил Гейбель. – Кто вам позволил? Избили человека до полусмерти. Прошу вас выйти из кабинета, я ещё поговорю с вами… Извините за столь грубое обращение, – сказал Гейбель, наклонившись над Филиппом.

– Что? – спросил Филипп, которому показалось, что он ослышался.

– Извините, – повторил Гейбель. – К сожалению, мы не сами подбираем сотрудников, работаем с такими, каких нам присылают. Закурить не желаете? Я хотел бы с вами спокойно поговорить. Но, если вы очень устали, мы можем отложить наш разговор до завтра…

Он подал дантисту сигареты и огонь и только потом закурил сам.

– Я не люблю, когда избивают людей, – тянул Гейбель, – и мне не хотелось бы снова отдать вас в руки моих сотрудников. Я лично предпочитаю деликатную беседу. Люблю разумные беседы между разумными людьми. Могу ли я считать вас разумным человеком, доктор?

– Да, – ответил Филипп, с наслаждением затягиваясь сигаретой.

– Я рад, – сказал Гейбель. – Назовите ваше имя, фамилию…

– Сокольницкий, Ян Сокольницкий, – ответил Филипп. Избитое лицо болело, и он говорил с большим трудом.

– Я спрашиваю о вашей настоящей фамилии, – усмехнулся Гейбель, а когда Филипп не ответил, добавил: – Однако вы, я вижу, не хотите быть разумным человеком. Но я не теряю надежды. – Оберштурмбанфюрер подошёл к письменному столу и открыл лежавшую на нём папку. – Вы, кажется, недооцениваете нас, – сказал он, – пан Сокольницкий, извините, пан Филиппяк… – Гестаповец пристально посмотрел в глаза измученного заключённого, втиснутого в кожаное кресло, и, не заметив в них ни тени заинтересованности, начал читать: – «Юзеф Филиппяк, родился 9 мая 1900 года в Лодзи. В 1924 году приговорён к тюремному заключению за коммунистическую деятельность на четыре года, в 1929 году – на пять лет, следующий приговор в 1936 году – восемь лет. Партийная кличка – товарищ Филипп». Верно?

– Я – Ян Сокольницкий, – с трудом ответил Филипп.

– Мы оба знаем, что это не так, что ваш паспорт фальшивый. Зачем вы упорствуете, доктор? Я лично питаю уважение к побеждённому противнику. Как я понимаю, вы проиграли. Нет смысла упираться. Нам всё известно. Ваша подпольная организация провалена. Искреннее признание смягчит вашу участь и подтвердит вашу лояльность, пан Филиппяк. Вещи, найденные во время обыска в вашем зубоврачебном кабинете, служат достаточным доказательством вашей подрывной деятельности.

– Мне ничего не известно об этих вещах, – сказал Филипп – Этот кабинет я снимал ежедневно на несколько часов.

– Не будем детьми, пан Филиппяк. Если вы сообщите имена своих сообщников и укажете, кто конкретно доставлял вам агентурную информацию, мы сохраним вам жизнь. Жизнь, а не свободу, конечно, ибо вы участвовали в заговоре против великой Германии… Ну так где находится радиостанция?

– Не знаю никакой радиостанции.

– Кто передавал информацию о движении наших войск?

– Не знаю, – повторил Филипп.

– Кто такой Янек?

Дантист упорно молчал. Гейбель пристально посмотрел на него, потом нажал кнопку звонка. И когда вошёл гестаповец, чтобы увести заключённого, Гейбель сказал:

– Хорошенько подумайте, пан Филиппяк. Даю вам время до завтра.

Как только за Филиппом закрылась дверь, из-за портьеры вышел Бруннер.

– Ничего существенного он не сказал, – пробурчал Гейбель.

– Если бы вы, господин оберштурмбанфюрер, позволили нашим парням ещё раз обработать его… – Бруннер пододвинул кресло к столу шефа, вынул кожаный портсигар с золотой монограммой и предложил Гейбелю.

– Я обязан доложить группенфюреру, – сказал Гейбель, беря сигару.

– Он должен понять, что у нас не было другого выхода.

– На вашем месте, Бруннер, – проговорил Гейбель, – я бы не очень на это уповал. Когда вам удалось завербовать Вольфа, мы надеялись, что нам удастся многое сделать. А что из этого получилось? Хорошо, что Вольф ещё не раскрыт в подпольной организации, куда он внедрился.

– Вольф старый агент, – сказал Бруннер. – Он работал ещё в политической полиции.

– Нужно признать честно, Бруннер, – продолжал Гейбель, – что мы испортили всё дело. Если бы не поторопились с арестом этого дантиста, то могли бы сделать значительно больше. Ликвидировать их агентурную явку в кабинете дантиста после всего лишь двухчасового наблюдения – это была большая ошибка, допущенная нами. Вы должны понимать это, Бруннер.

– Больше никого схватить не удалось? – спросил тот. Гейбель отрицательно покачал головой:

– Вольфу ещё предстоит как следует там поработать.

– Как, всё начать сначала? – удивился Бруннер.

– Не обольщайтесь, Бруннер. Чтобы локализовать Филиппяка, вам потребовалось четыре месяца. Теперь они будут более бдительными. Да, ещё одно: Вольф утверждает, что в кабинет дантиста иногда приходил какой-то немецкий офицер. Интересно, не правда ли?

– Всё может быть, а почему бы нет? Я сам вставлял золотые зубы в гетто. Тот жидовский дантист был настоящим мастером своего дела. Интересно, кому он теперь вставляет зубы?.. А может, есть смысл подключить к этому нашего приятеля Клоса? – усмехнулся Бруннер.

– Я тоже об этом думал. – Гейбель поудобнее развалился в кресле. – Но если мы втянем в эту историю абвер, то, следовательно, должны будем разделить с ним наши успехи. Я бы не хотел этого…

– Конечно, господин оберштурмбанфюрер, лучше делиться с ними нашими неудачами, – закончил мысль шефа Бруннер. – Позвольте мне ещё раз попробовать вытянуть из этого Филиппяка нужное нам признание.

– Только прошу вас, Бруннер, осторожнее, не до последнего вздоха. Нам мертвец не нужен, а тем более – нашему шефу. Группенфюрер предупредил, что этот Филиппяк может понадобиться ему в Варшаве, – добавил Гейбель. – Они там думают, что мы здесь, в провинции, плохо работаем. – Эсэсовец косо ухмыльнулся: у него вдруг возникло желание доставить неприятность Бруннеру.

– Что же, Бруннер, если потребуется переправить дантиста в Варшаву, я поручу это вам, – сказал он. – Вы же сами говорили, что группенфюрер должен понять нас. Вот вы лично и доложите, почему мы так поспешили с арестом Филиппяка. Думаю, что лучше вас, Бруннер, этого никто не сможет сделать…

В это время Филиппа уже доставили в камеру, бросили на жёсткий топчан.

«Что с Янеком? – подумал он, теряя сознание. – Откуда гестапо известен псевдоним Клоса?»

9

Ганс Клос два часа бродил по лесу, пока его не остановил повелительный окрик:

– Стой! Кто идёт?

Луч карманного фонарика осветил его лицо. Клос произнёс пароль, и остановивший его партизан сказал:

– Пойдёмте со мной.

Они шли приблизительно полчаса, потом из полумрака начали возникать контуры домиков.

В одном из них Флориан проводил совещание. Только что было получено сообщение: на железнодорожной станции Трокишки жандармы устроили облаву. Не связано ли это с предостережением о концентрации немецких войск? Наблюдательные посты необходимо выдвинуть ещё дальше на линию Трокишки – Домброва. Флориан приказал объявить во всех отделениях отряда состояние боевой готовности и предупредить людей о смене места стоянки.

– У меня двое раненых, – доложил Рудольф. – Это те, с узкоколейки, что с ними делать?

– Как стемнеет, отправь раненых в Рудки. Там их укроют наши люди. Не исключено, что отряду при отходе придётся форсировать Вислу. Поэтому необходимо подготовить все средства для переправы. Есть ещё вопросы? – спросил Флориан для порядка. Но вопросов не было, и командиры начали подниматься.

В избу вошёл старший дозора Куба. Он сопровождал незнакомого человека в полушубке. Это был Ганс Клос.

– Этого человека задержали в лесу, – начал докладывать партизан, – он назвал пароль и потребовал проводить его к командиру отряда. – Куба по-армейски вытянулся и прищёлкнул каблуками.

– Слушаю вас, – сказал Флориан. – Что вы хотели сообщить?

Клос показал взглядом на присутствовавших и, когда партизаны вышли, сел на табурет, пододвинутый Флорианом:

– Где Бартек? Я хочу говорить с ним.

– Я замещаю Бартека, можете говорить со мной.

– Я пришёл по поручению пана Козела.

– В порядке, – сказал Флориан. – Но тогда вам действительно лучше говорить с Бартеком, он скоро вернётся.

– Что значит «скоро»? – Клос посмотрел на часы. – Я должен увидеть его до полуночи.

– Понимаю. Но вам придётся подождать. Хотите есть? Могу предложить что-нибудь холодное, огня не разводим. А может, вы устали с дороги и хотите отдохнуть? – В дверях он заметил Анну: – Проводи нашего гостя наверх… Познакомьтесь – это наша Анка.

– Янек, – сказал Клос, пожимая руку девушке. – Если Бартек не придёт до половины двенадцатого, прошу разбудить меня несмотря ни на что.

Флориан остался один. Он очень хотел сейчас, чтобы Бартек побыстрее возвратился, потому что понимал: в случае облавы гитлеровцев придётся передислоцировать отряд.

«Уже половина десятого, – подумал Флориан. – Что же это за человек?.. Он назвал себя Янеком… Когда-то к нам приходила от Филиппа агентурная информация с такой подписью. Но это, возможно, совпадение. Имя Янек очень распространено в Польше. Необходимо, чтобы Анка сожгла все ненужные бумаги, в полночь наш отряд снимется с этого места».

В полуоткрытых дверях появился незнакомый тщедушный мужчина в гольфах.

– Что нужно? – спросил Флориан.

– Пан командир, позвольте мне отлучиться из отряда. Необходимо пополнить запасы продовольствия.

Перед отъездом Бартек запретил кому бы то ни было отлучаться из отряда, и потому Флориан возразил:

– Куда идти на ночь глядя? Разве комендантский час вас не касается? Пойдёте утром, если Бартек разрешит.

Говоря это, Флориан пытался вспомнить фамилию тщедушного снабженца.

– Я патриот, пан командир, каждый это подтвердит. Лесничий Рудзиньскии наговорил что-то на меня, поэтому и не отпускаете? Он мой тесть, зол на меня и всегда пытается подложить мне свинью. А с комендантским часом я как-нибудь справлюсь. Не могу больше ждать, мой товар, который я закупил в городе, испортится.

– Хватит, пан Заенц, – наконец вспомнил его фамилию Флориан. – Командир приказал никого из отряда не отпускать до его возвращения, и я обязан выполнить этот приказ.

Заенц вышел. Флориан решил немного вздремнуть, но тут вошли Анка и белобрысый мальчишка.

– Что случилось? – спросил сонным голосом Флориан. – Бартек возвратился?

– Этот парнишка хочет сообщить тебе что-то важное, – сказала Анка Флориану. – Поговори с ним.

– Ей богу, я не ошибаюсь! – с волнением воскликнул парнишка. – Поверьте мне, командир, вы же знаете, я никогда не обманывал.

– Никто и не думает, что ты обманываешь, – сказала Анка. – Но ты мог ошибиться.

– Ну перестаньте же! – с раздражением сказал Флориан. – О чём, собственно говоря, идёт речь? Выкладывай всё по порядку.

Паренёк, волнуясь, начал рассказывать о том, как два дня назад, на улице Глувной, полицейский преследовал торговку булками, на полном ходу грубо расталкивая прохожих. Он пнул даже хромого солдата, а потом в азарте преследования чуть не сбил с ног немецкого офицера, который остановил полицейского и строго его отчитал. Пригрозил даже пожаловаться на него начальнику полиции.

– Ну и что из этого? – не понял Флориан.

– Он утверждает, – сказала Анка, – что тот немецкий офицер и наш гость Янек, которого я только что уложила наверху спать, – один и тот же человек.

– Я присмотрелся к нему, когда он уже уснул, – добавил паренёк. – Тогда на улице, когда он отчитывал полицая, я стоял от него в пяти шагах.

«Этого ещё не хватало! – подумал Флориан. – И почему это Бартек так долго не возвращается?.. Значит, так. Янек хотел с ним встретиться, правильно назвал пароль. Это с одной стороны. Но с другой – провал Филиппа. Что теперь известно гестапо?! Неужели это новый удар?» – подумал Флориан и приказал позвать Франека и ещё двух парней, а потом привести и гостя.

– Что случилось? – спросил Клос, мгновенно проснувшись, когда девушка дотронулась до его плеча. – Вернулся Бартек? – И тут он заметил что-то тревожное в её взгляде и увидел партизан, которые держали оружие наготове.

– Нет, Бартек ещё не вернулся, – ответил Флориан. – Но мы хотели бы с вами поговорить.

– Это он, тот самый немец, я узнал его! – порывисто проговорил паренёк, стоявший рядом.

– Документы! – строго потребовал Флориан.

– Я жду Бартека, назвал пароль. Разве этого вам недостаточно?

– Возьмём сами, – сказал партизан с рябинками на лице.

Его рука молниеносно оказалась в кармане Клоса и наткнулась на пистолет. Партизан вынул его, бросил на стол. Паренёк подбежал к столу:

– Это для меня!

– Оставь, – сказал Флориан. – Предъявите ли вы документы добровольно?

– Я уже сказал, что ожидаю Бартека, – повторил Клос. – И вам также рекомендую подождать.

Клос оказался в довольно сложной ситуации. Он не мог сказать им всего, но и не должен был допустить, чтобы документ, который он взял с собой на всякий случай, если повстречаются немцы, попал в руки партизан.

Однако неожиданно его схватили стоявшие около него партизаны, а паренёк быстро ощупал карманы его куртки и вытащил офицерское удостоверение, блокнот и пропуск.

Флориан, приблизившись к карбидной лампе, прочитал:

– «Все немецкие гражданские, полицейские и военные власти обязаны оказывать обер-лейтенанту Гансу Клосу всяческую помощь, какую он потребует при выполнении специального задания. Полковник Роде». Ну и что ты теперь скажешь? – Флориан помимо воли перешёл на «ты».

– То, что уже сказал: я должен увидеться с Бартеком. Дело срочное.

– Что за специальное задание поручил тебе полковник Роде?

Клос молчал. Не скажешь, ведь, что он Янек, тот самый «J-23», который доставляет для их радиостанции наиболее ценную разведывательную информацию! Этот небольшой партизанский отряд имел задание осуществлять его радиосвязь с Центром.

Об этом Клос не мог сказать им даже в обычной обстановке, а тем более сейчас, когда ему известно, что в отряде находится предатель, агент гестапо.

«Раз агент существуют, – подумал Клос, – то он будет стараться помочь мне. Вряд ли он допустит, чтобы партизаны расстреляли немецкого офицера на его глазах. Он знает, что Гейбель не простит ему этого».

А если в отряде нет агента, если в опасной для отряда ситуации партизаны решатся на ликвидацию задержанного офицера? Но Клос надеялся, что они всё-таки дождутся Бартека. А если Бартек не вернётся до утра? Если потребуется срочно передислоцировать отряд? Не будут же они таскать его с собой?!

– Дело ясное! – сказал партизан с рябинками на лице. – Чего с ним возиться? В расход его!

– Отведи задержанного в подвал, – распорядился Флориан. – Да хорошенько охраняй! И без приказа – не трогать…

– Дело твоё, – заметил партизан, – но я на твоём месте… – Пистолетом он подтолкнул Клоса к двери.

– Ты прав, – сказала Анка, когда они с Флорианом остались одни, – мы должны подождать Бартека.

– Что-то здесь не так, – проговорил Флориан. – Ведь там, в абвере, не дураки сидят. Если бы они засылали агента в партизанский отряд, то обеспечили бы его такими документами, которые не вызывали бы у нас сомнений.

– Он хотел увидеться с Бартеком до полуночи! – вдруг как бы вспомнив о чём-то, воскликнула девушка. – Не он ли…

Флориан сразу её понял, но покачал головой:

– Да, но мы не нашли при нём никакой информации.

Лесник Рудзинский вошёл в избу без стука, молчаливый и, как всегда, чем-то недовольный. Он поставил перед Флорианом и Анкой кувшин с парным молоком.

– Пейте, пока тёплое, – сказал он. А через минуту добавил: – Пан комендант Бартек будет недоволен тем, что вы отпустили из лагеря…

– Кого? – спросил Флориан. Он сразу подумал о Гансе Клосе, офицерское удостоверение которого держал в руках.

– Да того проходимца, моего зятя, значит, Заенца…

– Снабженца? Я запретил ему отлучаться из лагеря.

– Однако в лагере его нет, – ответил Рудзинский. – Как только схватили того шваба, парни, наблюдавшие за Заенцом, поднялись наверх, чтобы послушать, как вы с ним будите разговаривать, а он, видимо, в это время и удрал… Но товар свой оставил.

– Что это за товар? Проверьте.

– Обыкновенная свинина, – флегматично ответил Рудзинский. – Но покажите мне другого такого торговца, который оставляет свой товар и убегает…

– Он ваш зять?

– То-то и оно, – ответил лесник, – не я его выбирал. По правде говоря, не зять это, а просто дрянь. Перед войной водился с полицаями, люди болтали разное, но народ просто так болтать, не будет…

Флориан оттолкнул Рудзинского и выбежал из избы.

– Сейчас же, немедленно организуйте розыск этого торговца! – крикнул он подбежавшим партизанам. – Усильте дозоры на подходах к шоссе, он наверняка убежал в ту сторону. А о его побеге я с вами поговорю!… А ты куда? – крикнул он Анке. – Возвращайся сейчас же на своё место! Подготовь радиостанцию к передаче, через полчаса – твоё время. Сообщи, что новостей пока нет. Переходим на другую программу. Ясно?

10

Подпольщики подождали, пока из дома Ирмины Кобас вышли последние, изрядно выпившие немецкие офицеры. Через минуту неповоротливая служанка поднялась этажом выше, где, как было установлено раньше, она имела комнатку. И только после этого они поднялись по лестнице и позвонили.

Кобас открыла дверь. Она была уже в халате, на лице ещё оставалась не смытая косметика. Заметив в руках неизвестных оружие, Кобас попыталась захлопнуть дверь, но один из пришедших молодых мужчин, тот, что повыше, успел вставить ногу в образовавшую щель. Поражённая Кобас от страха даже не крикнула.

Они вошли в квартиру.

– Я… Я… – начала бормотать женщина. – У меня нет никаких денег…

– Дома одна?

– Да… Но я действительно…

– Нам не нужны ваши деньги, – сказал один из молодых мужчин, заметив удивление на её лице, которому расплывшиеся остатки косметики придали комический вид.

– Значит, вы хотите, – проговорила она шёпотом, – нет… Я ничего плохого не сделала, только занимаюсь торговлей… Я помогаю людям… Вы не имеете права… Не можете…

– Можем, – сказал высокий мужчина. – Можем, но не будем, по крайней мере, в этот раз. Мы хотим поговорить с вами, пани Кобас, исключительно в интересах помощи людям. Может быть, вы пригласите нас в комнату?

– Да-да, конечно, Панове, пожалуйста, – заискивающе проговорила Кобас, с трудом приходя в себя от страха. Она поняла наконец, что эти парни пришли не грабить и не убивать её. – Извините за беспорядок в квартире.

И действительно, её небольшой салон, где она принимала немецких офицеров, выглядел так, как будто здесь недавно пронёсся ураган.

– Сами, панове, видите, они ведут себя как свиньи, – сказала Кобас и начала плакать. Слёзы потекли по её щекам, ещё больше размазывая остатки косметики.

Небольшого роста мужчина подошёл к буфету, взял недопитую бутылку коньяка, поискал взглядом рюмки. Не нашёл чистых и поднёс бутылку ко рту, отпил немного и передал её высокому напарнику.

– Кто вы, панове? – спросила сквозь слёзы Кобас.

– Видите наши визитные карточки? – показал высокий пистолеты. – Большего сказать не можем, вам достаточно и этого. Мы, пани Кобас, хотели бы помочь вам сделать небольшой бизнес. Надеемся, вы не будете возражать…

– Каким образом? – осторожно спросила Кобас.

– Наш приятель, Ян Борецкий, пошёл как-то на приём к дантисту. И случилось так, что врача арестовали. Вместе с ним были взяты и его пациенты, в том числе и наш приятель. Его нужно освободить.

– Понимаю, – сказала пани Кобас. – Но не знаю, смогу ли помочь вам в этом. Спрячьте оружие, я боюсь его, – уже спокойнее попросила она.

– А вы, пани Кобас, подумайте, мы за ценой не постоим.

– Вижу, вы парни деловые. Только зачем нагнали столько страху? – проговорила Кобас. – За услуги они берут большие деньги. В вашем случае – от пятидесяти до ста тысяч. Часть в злотых, а остальные в долларах или фунтах. Иначе не будут и разговаривать. Вместо денег может быть золото, например старинные ювелирные изделия, а в некоторых делах и это не помогает.

– Ну что же, мы согласны, – ответил тот, который был поменьше ростом. – Вот вы, пани Кобас, и заплатите столько, сколько они потребуют. Для вашего спокойствия могу добавить, что наш приятель не имеет ничего общего с тем дантистом. На этом листочке – все его данные: фамилия, имя, место рождения, место работы…

– У вас с собой эти деньги или драгоценности? – Ирмина Кобас приняла предложенную ей сигарету, прикурила, затянулась ароматным дымом.

– Всё это имеется у вас, пани Кобас, – ответил тот же мужчина. – Заплатите им из своих запасов.

– Вы хотите, чтобы я лишилась всех сбережений? – громко рассмеялась она. – Я не так глупа, как вы думаете, панове. Вы забываете, какое сейчас время. А потом ищи ветра в поле.

– Вы, пани Кобас, не совсем нас поняли, – вежливо сказал высокий мужчина. – Вы заплатите свои деньги, и никто вам их не возвратит.

– Хотите разорить меня, бедную одинокую женщину? Вы что, давали мне эти деньги? Я честным трудом всё это нажила! – она сделала широкий взмах рукой, указывая на мебель и картины.

– Не преувеличивайте, пани Кобас, – снова сказал мужчина пониже ростом. – Не только трудом… Состояние ваше нажито способами, недостойными честной польки…

– Чего вы хотите от меня? – прервала его Кобас.

– Заплатите подоходный налог, пани Кобас, – докончил он. – Выдадим вам на это квитанцию, пригодится после войны.

– Я постараюсь, но не знаю, смогу ли найти такую сумму.

– Такие деловые разговоры, как сегодня, – усмехнулся мужчина пониже ростом, – мы начинаем всегда с бритья головы виновницы. Но, учитывая, что вы, пани Кобас, приняли условия и готовы помочь в освобождении нашего приятеля, мы отступаем от этого обычая. Я уже не говорю о других мелочах, например о том, что в случае необходимости мы сожжём не только эту уютную квартирку, но и ваш магазинчик. Уверен, вам не хотелось бы этого. Думаю, что вы всё поняли и не будете вынуждать нас идти на крайность. – Мужчина вынул из кармана пистолет, подбросил его и поймал на лету.

– Постараюсь сделать всё, что в моих силах, – ответила Кобас.

– Я был уверен, что мы поймём друг друга и придём к соглашению. Вы, пани Кобас, весьма рассудительная женщина. Видимо, мы не должны напоминать вам, что наше задание срочное. – Незнакомец направился к дверям. – Да, вот ещё что. – Он повернулся и пристально посмотрел в лицо Кобас – Если вы надумаете сообщить о нашем сегодняшнем разговоре оберштурмбанфюреру Гейбелю или кому-то другому из своих немецких приятелей, то советую сразу же выбросить эту мысль. Жаль будет, если пани Кобас не доживёт до конца войны, правда?

– За кого вы меня принимаете? – воскликнула Кобас с возмущением. – Ведь я полька! Каким образом я должна сообщить вам о выполнении задания?

– Мы сами обратимся к вам, – учтиво поклонился ей мужчина уже у двери. – Прошу нас не провожать, дорогу мы знаем…

Ирмина Кобас осталась в прихожей одна. Она дотронулась ладонью до лица, поплотнее закуталась в халат. От волнения и усталости она всё ещё дрожала. Закрыла дверь на все три замка и массивную цепочку.