Текст книги "Невесты Джихада. Почему европейская девушка решает уехать в «Исламское государство»"

Асия

Я встретилась с Асией на одной из улочек района Блумсбери в Лондоне. Это случилось во время одного из моих переездов, и в этот раз – проводя черту под 2016 годом – я предпочла обосноваться в Вест Энде, поближе к «цивилизованному» центру столицы.

Собственно, когда ты выходишь на улицу Лондона, кроме английской до тебя всегда доносится и другая речь, от сербскохорватской до арабской, и только черные таблички на каменных зданиях возвращают тебя к истокам прогрессивной мысли естественных и гуманитарных наук. «В этом доме в 1848 году было основано братство Прерафаэлитов». «Джеймс Робинсон (1813–1862), первый стоматолог, который использовал анестезию, жил и работал здесь – до него в мире не было хлороформа». «Леди Оттолайн Моррелл, хозяйка литературного салона и покровительница искусств, жила здесь с 1873 по 1938 год». «Дама Миллисент Гарретт Фоссет, пионерка движения суфражисток, жила и умерла в этом доме с 1847 по 1929 год».

Я иду с Асией, одетой в абайю и никаб, по направлению к Британскому музею по самому центру района интеллектуалов, которые сформировали мою систему культурных ценностей.

Та культура, что существует сейчас, размышляю я, пока мы с ней прогуливаемся в этот типичный облачный лондонский день, основывается на постоянном переутверждении. Молодые люди постоянно себя фотографируют, словно их сущность вот-вот должна испариться.

Но Асия избрала другой путь. В ее мире рай приходит к ней как данность; ад – это следствие наших собственных поступков. День и ночь спутываются под одеждами. Глаза – единственная открытая часть ее тела, но они смотрят и изучают все вокруг, кажутся ясными.

Помню, я увидела из окна, как она идет. Наш предыдущий разговор по WhatsApp подтолкнул меня к мысли, что это чувствительная и одинокая девушка. Умная, мечтательная и одинокая.

Перед тем как выйти на улицу, я заметила, насколько сильно она зависима от мобильного телефона: он был для нее словно звезда волхвов в новой дороге жизни; свет ее дней и ночей.

Телефон каждый раз диктовал ей часы молитвы и, следовательно, останавливал наш разговор. Она каждый раз вставала на колени (сначала в ванной комнате, а потом, уже и в моем присутствии, на акриловый коврик, который у нее всегда с собой в сумке).

С помощью смартфона, как она мне объяснила, она могла проверять, сколько световых часов ей остается до конца дня; и даже уточнять число шагов, которые делала каждый час.

– В исламе «джихад» – это состояние борьбы против нововведений, которые мешают религии и концу времен, объясняла она после того, как помогла мне включить диктофон на моем телефоне. Многие верующие убеждены, что мы подошли к концу времен, потому что в последнее время сошлось много знаков, подтолкнувших нас к этому заключению.

Я знаю, что это очень пессимистическое восприятие мира, но, если ты мусульманка и изучаешь религиозную литературу, это все обретает смысл. Речь идет о том, чтобы искоренить невежество, бессмысленность. Опять же, если я не ошибаюсь, в Коране говорится, что все это закончится, когда Иисус сойдет с небес, чтобы сразиться со всеми. Многие говорят, что в войне, которая случится между Дамаском и Турцией, погибнут все. И это пророчество: начнется схватка, вследствие которой миру придет конец.

Точное место Армагеддона на границе между Сирией и Турцией называется «Дабик», так же как журнал «Исламского государства».

В общем, идея джихада, священной войны, состоит в том, чтобы сражаться против вредных нововведений и против невежества в рамках самой религии.

Я живу с девушкой, тоже мусульманкой, муж которой уехал сражаться в Сирию. Но для многих джихад означает ходить по улице в хиджабе – традиционном платке, которым мусульманские женщины покрывают голову и грудь, как это делаю я.

Есть только одно определение джихада в исламе: делать что-то во имя Аллаха, и это означает не убивать неверующих, это значит проповедовать истинный ислам. Тем не менее есть четыре вида джихада: джихад языка, сердца, руки, а также джихад меча прошлых времен. Так или иначе всегда следует делать что-то во имя Аллаха.

Все это я и имею в виду, когда говорю, что для мусульман в Англии джихад – это очень сложно, как, например, для меня – носить хиджаб, но мы делаем это во имя Аллаха. В случае с моей соседкой по дому ее джихад состоял в том, чтобы проехать полмира с целью бороться с невежеством.

Внутри ислама есть много течений. Преподаватели, которые у меня были, салафиты, дают только основы и учение, которые восходят к периоду первых сподвижников пророка. Они считаются самыми чистыми, потому что его учения ограничиваются первыми тремя поколениями.

Я не читала о суриях, но точно знаю, что они привносят в теологию ислама серию магических обрядов, с помощью которых устанавливают, что следует исповедовать, а что нет… Есть шииты, ваххабиты, и я понятия не имею, кем могла бы стать, если бы пошла учиться у шиитских учителей, но я уверена, что мои учителя учат меня правде.

Тем, кто поехал в «Исламское государство», полностью промыли мозги. Человек, с которым я помолвлена и за которого собираюсь выйти замуж, сказал мне, что в мусульманском районе Лондона, в западной части, в 2009 году существовала горячая точка, где осуществлялась интенсивная вербовка с целью заполучить новобранцев для «Исламского государства». Тогда разведывательные службы начали использовать агентов, чтобы узнать об этом больше.

Мой жених, имам одной мечети, объяснил мне, что основная ответственность за это лежит на шейхах и преподавателях ислама, которые не только не противостоят пропаганде открыто, а напротив, если ты пойдешь на проповедь пятничной молитвы, хутбу, они говорят только о преимуществах ИГ, в то время как следовало бы говорить на актуальные темы и обсуждать сложности.

Я думаю, что сторонники «Исламского государства» в мусульманском сообществе Лондона сейчас ослабли. Их стало меньше, но в то же время больше экстремистов. Раньше это было более абстрактно, а теперь стало более радикально: или ты любишь, или ненавидишь.

Они пытаются установить халифат… Было предсказано, что нынешняя эпоха – ложная, и халифат – это то, что придет, когда будет уничтожено невежество.

Главная цель мусульман, в том числе и моя, жить в стране, где правит шариат, исламский закон. Саудовская Аравия это делает неправильно, но я не думаю, что можно прямо сейчас объяснить проблемы международной политики, не вникая в религию. Невозможно, как ты говоришь, просто разделить политику и религию. Мы пришли к тому, что политика и религия идут рука об руку.

Даже мусульмане, которые едут воевать в «Исламское государство», имеют целью установление истинного ислама, чтобы жить в нем общиной. Только тогда они будут распространять мир и все уже не будет вертеться вокруг войны, смерти, захвата рабов…

«Исламское государство» – следствие того, что происходило в последние 15−20 лет. Откуда, как вы думаете, к ним приходят все эти деньги на покупку оружия? Очевидно, что из Саудовской Аравии и из США. Это порочный круг. Человек сразу теряется, когда пытается понять, чего же конкретно добиваются США. Они сами создают проблему и сами находят ей решение.

Асия говорит с авторитетной уверенностью, ну, или пытается показать, что она у нее есть. Мы подходим к музею, вокруг него толпятся туристические группы, которые смотрят сначала на нее, потом на меня, а потом их первоначальное чрезмерное любопытство нейтрализуется. Асия тем временем отвечает на мой вопрос относительно обещаний халифата, нового исламского государства со своими собственными законами.

Молодые люди едут туда, потому что поверили в то, что открыли нечто новое, хотя на самом деле оно всегда было там. Но сейчас кто-то продает тебе те же идеи в крайне привлекательной, блестящей, классной упаковке, на языке, который ты понимаешь; появляется чувство, что настала эпоха исламского Просвещения. Но что действительно круто, так это истинный ислам, и я посвящу ему всю оставшуюся часть моей жизни.

Я покупаю билеты на две временные выставки Британского музея: «Египет. Вера после фараонов» и «Кельты: искусство и личность». Мы начинаем с первой. Я наблюдаю за Асией, когда она подходит ближе, чтобы рассмотреть символы арабской каллиграфии, превращенные в искусство, в то время как остальные посетители, кажется, не упускают из виду саму Асию. Когда я замечаю, что кто-то начинает нервничать, я подхожу к ней, чтобы обсудить особенности экспоната, который применялся с 30 года до н. э., когда Египет после смерти Клеопатры и Марка Антония превратился в провинцию Римской империи, и до 1171 года н. э., отмеченного концом Фатимидской исламской династии. Предметы, представленные на выставке, которую газета The Guardian охарактеризовала как «магический клад из прошлого», а газета Evening Standard назвала «гениальной, пленительной, провокационной и волнующей», сохранились до наших дней благодаря сухому климату Египта. Многие из них широкая публика увидела впервые. Они дают нам возможность приблизиться к жизни отдельных людей и общества, становятся свидетельством сложных исторических связей; перехода от долгих периодов мирного сосуществования к периодическим столкновениям; вспышек вражды между евреями, христианами и мусульманами.

Асия, покрытая одеяниями с ног до головы, наслаждается прогулкой и с любопытством разглядывает экспонаты через единственную прорезь на уровне глаз, сквозь которую к ней проникает свет.

Мы берем бутерброды в кафе музея. Садимся за последний столик, рядом со стеной. Она садится напротив, лицом к стене, мы обе смотрим друг на друга. Она сдвигает платок, который покрывает ее лицо, и я вновь вижу светлую кожу, усыпанную веснушками и подростковыми прыщиками, и зеленые глаза, взгляд которых выдает развитый не по годам ум.

Я думаю, что, несмотря на все то, что читаю и узнаю, ответы на большую часть моих вопросов находятся прямо напротив меня, заключенные в этой девочке, почти женщине, только она, несмотря на внешнюю уверенность, не знает, как их сформулировать.

Мы возвращаемся, пересекая улицу Блумсбери, по которой век назад проходили феминистки – сестры Вирджиния и Ванесса Вульф, Дора Каррингтон, Ребекка Вест и Гертруда Белл, которые были тогда заключены в те же границы, что сейчас ставит женщинам «Исламское государство».

В гостинице Асия вновь преклоняет колени, чтобы помолиться; а я иду пить розовый чай, которым запаслась. Она говорит по телефону с женихом-имамом.

Мы выходим, чтобы пройтись по Мэрилебон до его мечети в самом центре Лондона, и по дороге встречаем больше мусульман, чем местных. Вот-вот стемнеет, но я ясно вижу на уровне первого этажа здания 30-х годов, стоящего напротив храма, табличку, сообщающую, что здесь с 1861 по 1925 год проживал Рудольф Штейнер. И снова реальность оказывается интереснее вымысла.

Австрийский педагог и архитектор, издатель полного собрания сочинений Гете в Веймарской республике, Штейнер был автором книги «Философия свободы». Он долгие годы разрабатывал такое учение, как теософия, и стал автором вальдорфской педагогической системы. В конце концов он посвятил себя антропософии – раскрытию загадок разума и души, которых в сумасшедший период во время и после Первой мировой появилось множество.

От свободного полета просветительской мысли Европы тех времен, когда не было паспортов и границ, до этого нового континента, который, словно «Титаник», дал течь, столкнувшись с айсбергом нетерпимости.

В столице уже стемнело, когда мы вошли в мечеть. Я покрываю голову фуляром и следую за Асией, которая теперь возглавляет нашу маленькую экспедицию. Мы разуваемся и входим в галерею. Я сажусь на стул и продолжаю следить за цепочкой молитв, которые она уже повторяла при мне в течение всего дня. Ее жених сегодня не придет, несмотря на то что они уже несколько недель не виделись, потому что она живет за пределами Лондона. Они поженятся меньше чем через месяц.

Мы обнимаемся на прощанье. Мне хочется передать ей миллион мыслей и добрых пожеланий. Но не думаю, что у меня это получилось.

Ракка. Летняя столица Харуна ар-Рашида

Следующий наш совместный ужин с Абдель Бари Атваном проходит в Phoenix Palace, китайском ресторане в районе Мейфэр. Мне удалось найти его только после того, как я спросила о нем у пакистанцев, сидевших рядом с мотоциклами службы доставки конкурирующего заведения. Глядя на обилие фотографий политических лидеров со всего мира, начиная с неповторимого Тони Блэра, легко предположить, что практичные стратеги бывшего английского премьера-псевдосоциалиста перепробовали все блюда из меню этого ресторана.

Бари заказывает бутылку французского вина, и начинается еще одно долгое рассуждение о том самом государстве на Ближнем Востоке и о мире в целом.

«„Исламское государство“ еще и не начало скалить зубы по-настоящему, – заявляет Атван. – Его арсеналы химического оружия переполнены, а огромный военный и научный опыт легко позволит разработать и внедрить и другие виды оружия массового поражения».

Я повторяю наблюдение Асии. Нынешнюю эпоху радикальных мусульман приравнивают к эпохе Просвещения европейских интеллектуалов XVIII века, сыновей Французской революции. Цифровое просвещение цифрового халифата.

Если мы хотим узнать, насколько потенциально опасно «Исламское государство», тогда мы должны окинуть беглым взглядом его врагов и друзей. Если начать с врагов, мы видим, что среди них – более сотни стран, включая две сверхдержавы, США и Россию; средние страны, такие как Франция, Великобритания и Германия; ключевые государства региона, такие как Саудовская Аравия, Иран и Турция.

Что касается друзей, то их не много. Ни одна страна не заявила о своей поддержке данного «государства», хотя некоторые страны региона, такие как Турция, Саудовская Аравия и Катар, могут рассматривать его с точки зрения религии как союзника в распространении суннитского ислама в противовес шиитскому, продвигаемому Ираном, Сирией, почти половиной Ирака и Хезболлой в Ливане.

Первый раз со времен Второй мировой войны две сверхдержавы, Америка и Россия, объединяются против общего врага, «Исламского государства», или ИГИЛ, как некоторые предпочитают его называть, и используют, кроме военных самолетов других европейских и арабских стран, свои собственные истребители – бомбардировщики, беспилотники, вертолеты.

«Исламское государство» отличается от других террористических организаций, особенно от своего родителя «Аль-Каиды», по многим важным аспектам, которые можно обобщить следующим образом.

Во-первых, оно располагает финансовой самодостаточностью; по крайней мере так было до сих пор. Этим оно обязано более чем тринадцати захваченным нефтяным скважинам в Восточной Сирии и многочисленным газовым скважинам, не считая фосфатных шахт около Пальмиры.

Согласно данным по 2014 году, ИГ может получать ежедневный доход, равный по крайней мере 3 млн долларов, благодаря продаже неочищенной нефти или нефти, очищенной с помощью примитивных установок.

Тем не менее в 2015 году доход снизился из-за воздушных налетов на эти скважины и связанные с ними нефтеочистительные заводы, которые сократили экспорт в соседние страны, особенно в Курдистан, на север Ирака, в Турцию и в Сирию, осуществляемый через посредников в этом незаконном деле. Один баррель нефти ИГ продает за половину его нормальной цены на рынке, если не ниже.

Здесь я прерываю Атвана, чтобы поделиться данными, которые мне предоставил мой давний иракский переводчик, с которым я всегда держала связь и с которым мы на момент написания этой книги сотрудничаем через Facebook.

Каждая автоцистерна из тех, что я видела на шоссе из Мосула в Турцию, когда ехала ночью по Курдистану, вмещает 36 000 литров горючего, за которое «Исламскому государству» платят 4500 долларов. Потом Турция перепродает его… за 50 000 долларов. По крайней мере, такими данными обладает Сальман, мой местный багдадский осведомитель с 1991 по 2003 год.

– Нельзя также забывать, – продолжает Бари, – что со взятием Мосула летом 2014 года они завладели 500 миллионами долларов наличными с депозитов отделения Центрального банка Ирака, а также многих других организаций.

Торговля предметами древности из иракских и сирийских музеев стала еще одним значительным источником их доходов; ну, и, в конце концов, налоги государства для миллионов «жителей».

Во-вторых. «Исламское государство» самодостаточно как в вооружении, так и в боеприпасах, поскольку они захватили арсеналы иракской армии в Мосуле, Рамади, Тикрите и Байджи и к ним в руки попало современное американское оружие, включая артиллерийские орудия, снаряды, боеприпасы и более 1700 танков и бронированных транспортных средств. Также они сумели завладеть русским оружием, которое сирийская армия не стала забирать с собой после падения таких городов, как Ракка, Дайр-эз-Заур, Изар и части Алеппо и Хомса.

В-третьих. «Исламское государство» – практически единственная террористическая организация, база которой находится на той же территории, что и его «жители». Например, ему не приходится быть гостем у «Аль-Каиды», как это было сперва в Судане, а потом у талибов в Афганистане. Это означает, что ИГ принимает решения с большой автономностью, располагая высокой степенью власти над податливой территорией с открытыми границами. Многие доказывают, что «Исламское государство» – это и не государство, и к исламу особого отношения не имеет. Однако если мы посмотрим определение государства в международном законе, мы увидим, что это понятие почти полностью применимо к ИГ.

У него есть флаг, правительство, администрация, армия из ста тысяч солдат, своя собственная валюта, золотой динар, свой телевизионный канал «Аль-Таухид», радио «Аль-Баян», журнал «Дабик»; современная сеть СМИ: «Аль-Фуркан», «Аль-Хаят», «Аль-Итисам», и это помимо полиции, службы разведки и даже женских полицейских подразделений.

Что касается исламской идентичности, ИГ принимает ваххабитскую доктрину как государственную религию. Достаточно отметить, что Мохаммед аль-Тайеб, шейх самого старого исламского университета в Аль-Азхаре, Каир, недавно признал исламскую природу ИГ и отказался считать ее богохульной. И все же есть те, кто считает ислам Даиша фальшивым и похожим на движение джафаристов. Итак, можно сказать, что речь идет о государстве де-факто, которому удалось установить власть на территории, превышающей размеры Великобритании, – это почти половина Сирии и около трети Ирака.

Это новое явление на мировой арене и на Ближнем Востоке в частности. Да, есть эмират ХАМАС в полосе Газы, эмират Хезболлы на юге Ливана, район Курдистан в Ираке, эмират Боко Харам в Нигерии и многие другие территории. Однако «Исламское государство» отличает абсолютный контроль границ своей обширной территории, чему способствуют две реки – Тигр и Евфрат, и безопасность, которой оно располагает по сравнению с нестабильными соседями.

Есть семь ключевых слов, к которым мы должны прибегнуть и внимательно вчитаться в них, если хотим понять само явление «Исламского государства» с объективной, научной точки зрения, потому что они обобщают идеи создания, расширения и степень силы и опасности ИГ – не только для Ближнего Востока, но и для всего мира.

Унижение. В течение полувека арабы жили в двойном унижении: с одной стороны, исходящим от их руководителей, с другой – со стороны колонизаторов с Запада. Добавьте к этому периодические тяжелые поражения в конфликтах с Израилем, а также репрессивные режимы, диктатуры, тиранию, постоянные нарушения прав человека и отсутствие демократических и политических свобод, права на самовыражение.

Фрустрация. Поколения арабских граждан постоянно жили с ощущением неудачи, отсутствия надежды, отчаяния. Сто миллионов безработных, почти четверть населения арабского мира. Даже те, у кого есть работа, выполняют ее рутинными и непродуктивными способами.

Маргинализация. В связи со светским и этническим бумом наших дней маргинализация увеличилась. Сунниты Ирака после американского вторжения под лозунгами дебаасификации сыграли наиболее важную роль, когда необходимо было заручиться общественной поддержкой ИГ.

Военное вторжение Запада. США считали своей целью такие страны, как Ирак, Сирия, Ливия, Сомали, Афганистан. Они полагали и полагают, что их предназначение – свергать правительства и разрушать учреждения, создавая обанкротившиеся государства, зараженные кровавой и безудержной анархией. Это создало брешь в массовом чувстве безопасности, и эту брешь стали заполнять такими фундаменталистскими исламскими группировками, как Аль-Каида, «Исламское государство», Ансар Аль-Шариа в Ливии, Ансар Бейт аль-Макдис на Синае, Союз исламских судов в Сомали, талибы в Афганистане и более тысячи новых исламских отрядов в Сирии.

Отсутствие управления. В большинстве, если не во всех странах Ближнего Востока также распространены коррупция, протекции, монополизация власти и ресурсов в руках меньшинства; отсутствие современных государственных учреждений, разделения полномочий, независимой и справедливой судебной системы, политической и экономической ответственности.

Недооценивание ситуации. Повальная неспособность оценить ситуацию практически на всех уровнях, будь то политический, уровень безопасности, социальный или экономический уровень. Возможно, удивление, которое испытывают многие люди как на Востоке, так и на Западе, по поводу стремительного роста размеров и власти «Исламского государства», а также замешательство властей, является в этом смысле наиболее показательным примером. В начале Сирийского кризиса государства Залива и западные страны сосредоточились на одной цели: свергнуть режим Башара аль-Асада, вкладывая в эту кампанию миллиарды долларов и отправляя в горячую точку тысячи вооруженных людей. Они думали, что быстро добьются своего, и что это будет идеальное решение проблемы. Большая часть денег и оружия осели в руках «Исламского государства», близкого к нему фронта Аль-Нусры и других экстремистских группировок. Множество моджахедов, пополнивших численность этих группировок, были переброшены в сектор через Турцию, с опорой и поддержкой местных властей, которые умышленно решили закрыть на ситуацию глаза.

Средства социальной коммуникации. Такие, как Twitter, Facebook, Skype, YouTube, и многие другие.

Хотя «Исламское государство» сражается с Западом и стремится разрушить его культуру, оно является самым главным бенефициаром западных изобретений, которые предоставляют ему сервисы, подходящие для вербовки тысяч джихадистов и распространения идеологии и литературы среди более полутора миллиардов мусульман во всем мире.

Благодаря соцсетям и приложениям ИГ не только вербует друзей, но и распространяет панические настроения среди врагов.