Автор книги: Анил Анантасвами
Жанр: Прочая образовательная литература, Наука и Образование
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
Впрочем, обретение товарищей по несчастью не облегчило его страданий. Несмотря ни на что, отчаяние Патрика росло. Он решился на самостоятельную ампутацию. Он был наслышан о людях, которые ложились на рельсы, чтобы поезд отрезал им конечность, или простреливали себе ноги дробовиком. «С поездом была одна проблема: если он движется с большой скоростью, ты запросто можешь погибнуть, зацепившись за поезд. Тебя просто перемелет колесами, – говорил он. – Я совсем не хотел умереть в процессе, но и не собирался жить, не попробовав избавиться от ноги».
Другой энтузиаст, который уже сделал себе домашнюю ампутацию, предложил Патрику вначале потренироваться. И Патрик, прежде чем взяться за ногу, решил для начала отрезать себе часть пальца. Он соорудил жгут из ручки и эластичной ленты и поместил палец в термокружку со льдом и спиртом. После того, как часть пальца онемела так, что Патрик не мог его согнуть, он взял молоток и долото, и отсек часть пальца повыше первой костяшки. Отделенную часть он размозжил молотком. «Чтобы его не смогли пришить, даже если захотят», – сказал мне Патрик.
Это было сделано еще и для прикрытия: в больнице Патрик сказал, что ему на палец упал тяжелый предмет. Когда врач вколол в палец обезболивающее, Патрик притворился, что ему больно. На самом деле палец все еще ничего не чувствовал.
* * *
Около десяти лет назад Патрик отправился в Азию, чтобы увидеться с врачом, с которым его свел Грег Фурт. Он вошел в больницу в пятницу вечером, и ему пришлось ждать до вечера субботы, когда его вкатили на кресле в операционную. «Это был самый длинный день в моей жизни», – сказал он мне. На следующий день он проснулся после наркоза. «Я посмотрел вниз и не мог поверить своим глазам. Наконец-то ее не было! – рассказывал он. – Я был в экстазе». Единственное, о чем он жалел, так это о том, что не сделал этого раньше. «Я бы не вернул себе ногу за все деньги мира, вот как я счастлив теперь».
Принятие его состояния отразилось и на обстановке дома. Перед операцией дети подарили ему куклу Кена, которую он хранит в пластиковой коробке вместе с альбомами с фотографиями людей с ампутациями, которые он собирал, будучи молодым. На кукле надеты красные шорты; одна нога заканчивается под коленом, обрубок замотан в белую марлевую повязку. В доме Патрика я видел игрушечный скелет, висящий на люстре, я тогда не придал ему значения. «Посмотрите внимательно», – сказал Патрик. И тогда я заметил, что у него, как и у Патрика, не было части пальца и части ноги. Еще там была статуэтка Давида Микеланджело на каминной полке. У него тоже не было части ноги. Семья признала проблему Патрика и таким образом отмечала его освобождение от BIID. Патрик теперь казался абсолютно успокоенным и жил в гармонии со своим телом.
Это чувство освобождения и облегчения знакомо всем пережившим ампутацию пациентам с BIID, которых изучали специалисты. Это наблюдение рассеивает по крайней мере одно опасение, что если ампутировать здоровую конечность, то пациент захочет продолжения. Почти во всех отчетах, разве что кроме ранних стадий BIID, конечность всегда одна.
Фурту, в свою очередь, диагностировали рак, и он умер в 2005 году, не дождавшись ампутации для себя. Когда Патрик проходил предоперационное обследование у него, то обещал, что после ампутации будет помогать всем, кто в этом нуждается. Перед смертью Фурт позвал Патрика к себе. Возьмет ли он на себя роль посредника для связи с хирургом из Азии? Патрик согласился и на протяжение девяти лет выступал в роли посредника для страдающих BIID. Так или иначе, они его находят. И Дэвид нашел его как раз перед тем, как собирался заморозить себе ногу сухим льдом.
* * *
Примерно за год до операции психолог спросил Патрика, принял бы он таблетку от BIID, если бы она существовала. Он с минуту подумал и ответил: возможно, он сделал бы это, когда был моложе, но не теперь. «Это то, что я есть и кто я есть», – сказал он.
«Это то, что я есть». Все пациенты с BIID, с которыми я разговаривал и о которых я слышал, используют примерно те же слова, описывая свое состояние. Когда они формируют представление о себе, полное и всецелое, оно не включает в себя некоторые части их конечностей. «Как будто мое тело заканчивается в середине бедра правой ноги, – говорил Фурт создателям документального фильма “Совершенная одержимость”, BBC, 2000 года, – а остальное – это уже не я».
В том же фильме шотландский хирург Роберт Смит говорит в интервью: «За эти годы я убедился, что существует небольшая группа пациентов, которые изначально ощущают, что их тело неполноценно, имея нормальный набор из четырех конечностей».
Большинству из нас такое даже представить себе сложно. Ваше чувство личности, так же, как и мое, вероятно, привязано к телу, в котором имеется полный набор конечностей. Мне невыносима сама мысль, что к моему бедру кто-то приблизится со скальпелем. Это мое бедро. Для меня это чувство собственности само собой разумеется. Но это далеко не так у тех, кто страдает BIID, в том числе и у Дэвида. Когда я попросил его описать, что он чувствует, он сказал: «Ощущение такое, будто моя душа не достает до ноги».
Неврология в последнее десятилетие доказала, что это чувство собственности по отношению к частям тела до странного пластично даже у здоровых людей. В 1998 году ученые-когнитивисты Университета Карнеги – Меллона в Питтсбурге провели интересный эксперимент. Испытуемых посадили за стол и попросили положить левую руку на стол. Рядом с настоящей рукой клали резиновый муляж. Между ними помещали экран, так чтобы испытуемые видели только резиновую руку, а не свою настоящую. Затем проводили по рукам (настоящей и резиновой) кисточкой. Испытуемые после говорили, что ощущали прикосновение кисточки к резиновой руке, а не настоящей, несмотря на то что они были в сознании в то время, когда кисточка прикасалась к настоящей руке. Что еще более важно, многие говорили, что ощущали резиновую руку как свою собственную.
Иллюзия резиновой руки показывает, что то, как мы воспринимаем свое тело, – это динамический процесс, в который постоянно встраиваются различные ощущения. Визуальная и тактильная информация, ощущения в суставах, сухожилиях и мышцах, которые обеспечивают нам полноценное чувство взаиморасположения частей нашего тела, соединены и, таким образом, дают нам чувство обладания телом. Это чувство является ключевым компонентом нашего чувства личности. И если процесс, создающий чувство обладания, проходит неправильно – например, как с резиновой рукой – мы чувствуем какой-то подвох.
Вероятно, у мозга есть разные механизмы, создающие чувство обладания. Например, как мы увидим в следующей главе, мозг создает чувство инициативы мысли и действий – чувство того, что именно вы совершили действие, например взяли бутылку в руки, или что именно вы подумали о чем-то, и это была именно ваша мысль, а не чья-то еще. Это так называемое чувство свободы воли является ключом к обладанию вашими мыслями и действиями (когда оно нарушено, последствия могут быть тяжелыми, включая психопатическое расстройство или шизофрению).
Итак, если мы ощущаем, что обладаем чем-то неодушевленным, вроде резиновой руки, можем ли мы обладать чем-то, что вообще не существует? Похоже, что да. Пациенты, потерявшие конечность, иногда могут ощущать ее присутствие, часто сразу после операции, а бывает, что и годы спустя после ампутации. В 1871 году американский врач по имени Силас Уэйр Митчелл придумал термин «фантомная конечность» для подобного феномена. Некоторые пациенты даже ощущали боль в фантомных конечностях. К началу 1990-х, благодаря передовым работам невролога В. С. Рамачандрана из Калифорнийского университета, Сан-Диего, было установлено, что фантомные конечности не что иное как свидетельство нарушения представления о теле в мозге человека.
Мысль о том, что наш мозг имеет некую карту представления о теле, возникла в 1930-х, когда канадский нейрохирург Уайлдер Пенфилд исследовал мозг пациентов в сознании, которые проходили хирургическое лечение от тяжелых случаев эпилепсии. Он обнаружил, что каждая часть тела имеет соответствие на поверхности коры мозга: чем чувствительнее часть тела – например, ладони и пальцы или лицо – тем большая часть мозга за нее отвечает. Как выяснилось, эта карта включает в себя гораздо больше, чем то, что находится на поверхности тела. Согласно исследованиям неврологов, мозг составляет план всего, что мы воспринимаем, от нашего тела (как с поверхности, так и изнутри) до атрибутов внешнего мира. Эти карты составляют объекты сознания.
Наличие таких карт объясняет существование фантомных конечностей. Хотя пациент и потерял конечность, карта коры головного мозга остается невредимой, фрагментированной или измененной – она может влиять на восприятие конечности, в том числе и на способность чувствовать боль. Даже люди, родившиеся без конечностей, могут испытывать фантомные ощущения в руках или ногах. В 2000 году Питер Бруггер писал об очень образованной даме сорока четырех лет, родившейся без предплечий и ног, которая тем не менее чувствовала их как фантомные, сколько себя помнила. С помощью МРТ и транскраниальной магнитной стимуляции команда Бруггера выявила ее субъективный опыт ощущения фантомных конечностей: части тела, которые отсутствовали от рождения, могли быть представлены в сенсорной и моторной коре. «Фантомы отсутствующих от рождения конечностей являются душой без плоти, – говорил мне Бруггер, – ничто не превратилось в плоть и кость». Мозг имел карту отсутствующих частей тела, хотя реально конечности так и не развились.
Столкнувшись с BIID, Бруггер увидел параллели с теми, что испытывала его пациентка. «Должно быть обратное явление, плоть без души, – говорил он, – это и есть BIID». Тело полностью развито, но почему-то его представление в мозгу неполно. Карта части конечности или конечностей была повреждена.
Неврологов особенно заинтересовала правая верхняя теменная доля (ВТД), область мозга, которая отвечает за построение карты тела. Команда Бруггера выяснила, что эта область тоньше в случае с BIID, а другие исследования показали, что она может функционировать различно при таком состоянии. В 2007 году Пол МакГеок и В. С. Рамачандран составили карту активности мозга у пациентов с BIID и контрольных испытуемых. Исследователи постукивали по ступням контрольных испытуемых и наблюдали активность ВТД. Но пациенты с BIID вели себя по-другому: правая ВТД показывала весьма скудную активность, когда постукивали по «ненужной» ноге, но она реагировала нормально, когда постукивали по другой ноге.
«Мы утверждаем, что у этих людей есть отклонения в развитии, либо врожденные, либо приобретенные на ранней стадии развития этой части мозга, – говорит МакГеок, – эта конечность не отображается в мозгу адекватно. Пациенты находятся в состоянии конфликта, несоответствия, которое они видят и чувствуют».
Почти наверняка можно сказать, что здесь играют роль и другие части мозга. Недавно ученые выпустили обзор ряда экспериментов над чувством «обладания телом», включая иллюзию с резиновой рукой, и определили существование сети областей мозга, которые объединяют ощущения тела и его непосредственного окружения и ощущения, связанные с движением частей тела. Эта сеть включает несколько областей от участков коры, отвечающих за моторный контроль и тактильность до ствола мозга. Эта сеть, как предполагают ученые, отвечает за то, что называется «матрицей тела» – ощущением физического тела и непосредственным его окружением. Из-за того, что эта сеть помогает обрести внутренний физиологический баланс тела, она реагирует на все, что угрожает целостности и стабильности тела. Интересно, что физические различия в мозгу пациентов с BIID, которые определил Бруггер, включают в себя изменения практически во всех областях этой сети. Может ли BIID быть следствием изменений матрицы тела? Именно так думает команда Бруггера.
Важно подчеркнуть, что эти открытия являются корреляциями – они не доказывают, что нервные аномалии и есть причины BIID. Читателям этой книги этот факт нужно держать у себя в голове. Существует тенденция в неврологии, называемая нейробиологическим редукционизмом, особенно в изучении расстройств, заключающаяся в том, что взаимоотношения мозга и разума рассматриваются как улица с односторонним движением. Мозг влияет на ментальную активность, но никак не наоборот. МРТ– или ПЭТ-сканирования обычно говорят об относительных изменениях в активности специфических областей мозга у человека с расстройством по сравнению со здоровыми показателями. Но кроме очевидных случаев неврологического нарушения, такие сканирования показывают нам корреляцию между активностью мозга и состоянием человека; они не устанавливают со стопроцентной точностью, вызвало ли наблюдаемое анатомическое или функциональное отклонение в мозгу состояние пациента (такое как BIID) или же подобные отклонения в ментальной активности (навязчивая мысль: «Это не моя нога», например) ведут к изменениям в мозге.
Затем возникает вопрос, как тело дает установки, а матрица тела транслирует их в чувство личности. А что касается пациентов с BIID, как искаженная карта тела ведет к навязчивому желанию ампутации?
Философ Томас Метцингер проводит исследование того, почему люди, страдающие BIID, могут отвергать часть своего тела, и это связано с идеей личности. «Обладание телом, его ощущениями и его различными частями является фундаментальной частью чувства личности», – пишет Метцингер в книге «Туннель Эго». В его теории мозг создает модель, репродукцию окружающего мира, в котором существует тело. Внутри этой модели мира находится модель личности: репродукция самого организма, которая нужна, чтобы «регулировать взаимоотношения с окружающим миром» и поддерживать организм в оптимальном состоянии.
То, что мозг создает подобные модели, следует из классического труда 1970-х годов, который математически точно продемонстрировал, что «любой регулятор… должен создавать модель того, что он регулирует». Так что, если мозг регулирует тело, он должен создавать его модель, и это модель личности.
Важно, что лишь небольшая часть этой модели личности связана с сознанием. Метцингер называет это моделью феноменальной личности (МФЛ). Содержание этой модели – это то, что мы осознаем, включая ощущения тела, эмоции и мысли. Другими словами, содержание МФЛ – это наше эго, наша идентичность как субъект опыта. В любой момент времени в ней могут содержаться состояния тела, являющиеся частью нашей модели личности, но не частью МФЛ, и в этом случае мы не будем осознавать или субъективно испытывать эти телесные состояния. А содержание этих моделей: мира, личности, феноменальной личности – постоянно меняется. Также то, что отделяет содержание модели мира от содержания МФЛ, – это территория осознанности: объекты в модели мира я не ощущаю как свои, в то время как объекты МФЛ, чем бы они ни были, по определению принадлежат мне.
Если Метцингер прав, тогда до того, как начнет действовать иллюзия резиновой руки, безжизненная рука, которую видит испытуемый, является частью его модели мира, но не МФЛ. То есть по отношению к ней я не испытываю чувства обладания. Мы попадаем под власть иллюзии, так как она меняет нашу МФЛ: наш мозг вытесняет представление о живой руке представлением резиновой руки, которая теперь встроена в нашу МФЛ. А поскольку все в МФЛ находится на территории осознанности, мы ощущаем резиновую руку как свою собственную. В случае с BIID конечность или другая часть тела как будто неправильно отражена в МФЛ. Лишенная осознанности, она отторгается (довольно занятно было бы предположить, что синдром Котара может быть следствием нарушений МФЛ).
Идеи Метцингера дают нам ключ к пониманию того, почему люди с BIID могут желать ампутации конечности, которую они не считают своей. Моя личность – определяемая содержанием МФЛ – это не только моя субъективная идентичность; это также основа границ между тем, что мое, и всем остальным, между мной и не-мной. «Это орудие и инструмент, – объяснял Метцингер во время нашего телефонного разговора. – Это что-то, что появилось в процессе эволюции, чтобы поддерживать и защищать целостность всего организма, и это включает в себя четкую границу между понятиями “я” и “не-я” на разнообразных функциональных уровнях. Если представление в мозгу нарушено и оно говорит тебе, что это не твое, не твоя конечность, мозг делает вывод, что это очень опасная ситуация».
МакГеок, Рамачандран и их коллеги продемонстрировали это на примере простого и красивого эксперимента. Они изучали двух человек, которые добровольно согласились на ампутацию: мужчину двадцати девяти лет, который хотел, чтобы ему ампутировали ногу ниже правого колена; и мужчину шестидесяти трех лет, который хотел ампутацию обеих ног: левой ниже колена и правой ниже бедра. Любопытная черта людей, страдающих от BIID: они почти всегда могут с точностью поделить конечность на ту часть, которую они считают своей, и ту, которую не считают. Это разделение устойчиво на протяжении времени (согласно Рамачандрану, это состояние скорее неврологическое, нежели психологическое). В ходе эксперимента ученые записали реакцию проводимости кожи (РПК), используя электроды, присоединенные к ладоням испытуемых, на укол булавкой выше или ниже линии «желаемой ампутации».
РПК нельзя контролировать усилием воли. Большинство людей, когда до них дотрагиваются, или когда они слышат шум, или когда они получают эмоционально возбуждающие стимулы, демонстрируют повышенную РПК. Исследование Рамачандрана показало, что, когда пациентов с BIID кололи в той части конечности, которую они ощущали как чужую, РПК была в два или три раза выше, чем в нормальной части конечности. Одна из интерпретаций этих данных такова: когда укол булавкой приходился на часть, которую они хотели ампутировать, он воспринимался как повышенная угроза.
Команда Бруггера также пришла к похожим выводам. Когда пациентов с BIID одновременно похлопывали по чужой и нормальной частям конечностей, они раньше откликались на прикосновение к отторгаемым частям: их мозг ставил эти тактильные стимулы в приоритет.
Оба исследования предполагают гиперосознанность в отношении отторгаемых частей конечностей. Как будто пациенты с BIID уделяют повышенное внимание тем частям тела, которые они ощущают как чужие. «Как будто в их телах есть активные инородные элементы, которые привлекают повышенное внимание; следовательно, они приоритетны для их височной доли, – говорит Бруггер, – оглядываясь назад, можно сказать, что в этом есть смысл».
Тем не менее есть горькая ирония в том, что отторгаемая часть тела привлекает больше внимания, чем все остальное тело. BIID можно сравнить с состоянием, известным как соматопарафрения, при котором люди отрицают обладание ногой или рукой или даже половиной тела. Расстройство часто возникает из-за того, что человек пережил паралич одной стороны тела, порой в неосознанном состоянии. Но в BIID нет такой функциональной проблемы. Поэтому повышенное внимание мозга к отторгаемой части тела имеет смысл, только если принять тот факт, что эта рука или эта нога не является частью телесной личности, созданной мозгом. BIID говорит нам о том, что даже если мы теряем чувство обладания частями тела, все еще есть «Я» – личность как субъект – которая испытывает недостаток осознанности в конечности. К сожалению, отторгаемая часть тела становится предметом одержимости, как и все чужеродное, что пристает к телу; одержимости, которая приводит к ампутации.
* * *
Негативные внутренние реакции – частое явление, когда люди впервые слышат о добровольных ампутациях. Около пятнадцати лет назад, когда внимание СМИ к BIID было на пике, биоэтик Артур Каплан, тогда работавший в Университете Пенсильвании, назвал это «абсолютным, полным безумием упорствовать с просьбой покалечить кого-либо».
Спустя более десяти лет на страницах академических журналов все еще идут дебаты относительно этичности добровольных ампутаций. Действительно ли это аналогично пластическим операциям, таким как уменьшение груди, как это позиционируют пациенты с BIID? Некоторые биоэтики опровергают эту точку зрения, поскольку ампутация влечет за собой постоянную инвалидность. Другие указывают на то, что пластические операции тоже могут привести к функциональной неспособности, как например, когда уменьшение груди влечет за собой неспособность кормить грудью. Некоторые сравнивают BIID с нервной анорексией, как наиболее подходящей аналогией, так как в обоих случаях искажен образ тела. Согласно аргументам этой стороны, в ампутации в случае с BIID нужно отказывать, так же как пациентов с анорексией иногда кормят против воли. На это можно возразить: анорексики имеют искаженное, иллюзорное представление о теле, объективные измерения показывают, что вес их тела опасно мал. Но не существует объективного измерения внутреннего чувства несоответствия у пациентов с BIID.
Споры продолжаются, частично из-за того, что BIID не является официально признанным медицинским расстройством. Также не хватает данных о том, как добровольные ампутации влияют на жизнь пациентов. Вот история хирурга, оперировавшего Дэвида, ортопеда по специальности.
Доктор Ли – имя изменено – мужчина около сорока пяти лет, дружелюбный, с открытой улыбкой. Он как будто смирился со своей тайной практикой. Когда пациент с BIID впервые подошел к нему шесть лет назад, у него были сомнения, поэтому он изучил BIID настолько тщательно, насколько мог, общался с пациентом несколько месяцев перед тем, как решился провести ампутацию. Он знал, что рискует карьерой врача. Будучи религиозным человеком, он вместе с женой даже молился об этом, пытаясь возложить бремя ответственности на высшие силы. «Господи, если ты считаешь, что это неправильно, помешай мне как-нибудь, – вспоминает он. – Не знаю как, но помешай». А поскольку все шло гладко, он воспринял это как божественную санкцию.
Доктор Ли убежден в том, что то, что он делает, этично. Он не сомневается в том, что пациенты с BIID страдают. В вопросе, проводить ли ампутацию, чтобы облегчить их страдания, он обращается к определению здоровья Всемирной организации здравоохранения: состояние полного физического, умственного и социального благополучия, а не только отсутствие болезней или немощей. Насколько ему известно, людей с BIID нельзя назвать здоровыми, не существует нехирургического лечения или свидетельств эффективности психотерапии. Майкл Фирст в исследовании 2005 года, в котором принимали участие пятьдесят два пациента с BIID, упомянул, что 65 % прошли психотерапию, но она не возымела эффекта на их желание подвергнуться ампутации (хотя справедливо и то, что половина из них не сообщала психотерапевту о подобных желаниях).
Конечно, остается вопрос, являются ли люди с BIID психически больными. И вновь ученые, которые изучали этих пациентов, говорят, что это не так. Доктор Ли настаивал на том, что его пациенты не были сумасшедшими (и, как мы увидим в следующей главе, психоз при шизофрении подразумевает глубокие изменения реальности, испытываемой субъектом; ни один пациент с BIID, с которым я общался, не говорил ни о чем подобном).
Напротив, доктор Ли считает, что многие из его пациентов были высокоэффективными личностями – пилотами, архитекторами, врачами. А для доктора Ли доказательство того, что BIID – это реальное состояние, находилось в почти мгновенной перемене, которые он наблюдал в своих пациентах после хирургического вмешательства, по сравнению с теми, кто вынужден был подвергнуться ампутации, скажем, после автоаварии. Принудительные ампутации травматичны даже для сильнейших из людей, они могут страдать впоследствии от жестокой депрессии. «А потом ты видишь этих людей с BIID, которые прыгают на костылях в первый день после операции».
Пол МакГеок, который изучал пациентов с BIID, пришел к тому же выводу. «Они бесконечно счастливы. Я еще не встречал ни одного, который не был бы рад после ампутации конечности», – говорит он. Но, будучи таким же убежденным сторонником добровольных ампутаций, как и доктор Ли, он подчеркивает: «Я перестану делать это в тот момент, когда хоть один из пациентов раскается в сделанной операции. Пока что не было ни одного».
Если BIId когда-либо признают и добровольные ампутации станут легальными, тайная программа доктора Ли закончится. «Я буду очень рад, если это случится. Мне не придется больше нести этот груз, – говорит он. – Прямо сейчас я разрываюсь между бременем хирургических операций и желанием помочь им». Затем в минуту слабости он признается, что ему будет не хватать хирургической практики: «Возможно, это моя странность».
Будет ли ему не хватать денег, сумма достигает 20000 долларов США за операцию? Ответом было эмоциональное «нет». Он сказал, что получает столько же за легальные операции для иностранцев в сфере медицинского туризма и за успешную местную практику. Он отметил, что такая цена покрывает все: расходы на больницу, оплату для ассистентов хирурга, даже питание и осмотр достопримечательностей для пациентов. «Вы платите не за операцию. Вы платите за риск, который с ней связан, – говорит он, – вам нужно, чтобы все были счастливы. Мы не о пустяках говорим. Если это раскроется, мы лишимся лицензии». Он сказал, что готов взять на себя риск, если его пациенты довольны.
* * *
В то утро, когда Дэвиду была назначена операция, я решил встретиться с ним и с Патриком в их номере в отеле. Мы преодолели тысячи миль, чтобы оказаться здесь, в тесном азиатском городе. Снаружи было жарко и душно, улицы запружены машинами. Шикарные авто и простые развалюхи соперничали за место на дороге с автобусами и велосипедами. В ноздри ударяли пары бензина. Вонь просачивалась в окна высококлассных отелей и офисных зданий. В этом отеле, в номере, обитом деревянными панелями, к счастью, был кондиционер.
Я всю ночь думал о предстоящей Дэвиду операции и ощущал тревогу за него. Я представлял себе, какой страх он, должно быть, испытывает: страх перед операцией, страх непонимания со стороны друзей и семьи, страх инвалидности. Но в то утро Дэвид ничего похожего не чувствовал. Он сказал, что такие вещи его больше не тревожат. В отличие от последующей бумажной рутины. Чей номер дать в качестве экстренных контактов? Можно ли ему разглашать их адреса и телефоны? Патрик предложил дать ложные номера, поменять цифру-другую. «Тебе придется привыкнуть ко лжи», – сказал он.
Я продолжал задаваться вопросами. Я спросил Дэвида, был ли он у психиатра. Обычно Патрик дает направление на операцию лишь после того, как психиатр подтвердит у пациента BIID. Дэвид у психиатра не был. Патрик положился на свое суждение, дав ему направление на операцию, сказав, что увидел в Дэвиде самого себя: ту же агонию, те же мысленные терзания. К тому же Дэвид не мог позволить себе консультацию психиатра. Он и так с трудом наскреб денег и влез в долги, чтобы собрать 25000 долларов на саму операцию, перелет и десятидневное проживание в отеле на двоих.
Доктор Ли согласился на операцию по рекомендации Патрика. Они работали вместе с тех пор, как познакомились через сообщество людей с BIID около шести лет назад. Дэвид был благодарен доктору Ли за помощь. «Вы же знаете, – говорил он мне в отеле, – я собирался сделать это сам. Я бы только навредил себе». Внезапно Дэвид начал рыдать. Патрик стал успокаивать его, Дэвид извинился. «Каждый раз, когда я вспоминаю, как собирался сам себе ампутировать ногу, я плачу», – сказал Дэвид. Дэвид вновь выразил уверенность, что, если бы ему не назначили операцию, он бы попытался отрезать себе ногу сам. «Я больше так не могу».
Хирург забрал его вскоре после полудня. Учитывая, что вся эта процедура потребует ухищрений, чтобы обойти больничных работников и медсестер, доктор Ли был на удивление спокоен. «А куда деваться? – ответил он, когда я позже спросил о таком поведении. – Я не могу показывать пациенту, что я нервничаю». Он отвез нас к себе домой, отвел в гостиную и попросил Дэвида присесть.
Доктор Ли изложил свой план: он отвезет Дэвида в больницу, сказав, что тому нужна операция из-за состояния сосудов. Ни о чем не догадывающиеся медсестры приготовят пациента к обычной операции – а потом, уже под операционными лампами, доктор Ли скажет, что здесь потребуется ампутация. Анестезиолог и другие хирурги будут посвящены в план, медсестры останутся в неведении.
В гостиной доктор Ли постелил на пол какую-то из своих старых вещей и поставил на нее ногу Дэвида. Он быстро забинтовал стопу, лодыжку и икру. Это была мера предосторожности. Так любопытные работники больницы не увидят, что нога здорова. Он расписал порядок допуска в рецептурном блокноте и проинструктировал Дэвида, какие симптомы он якобы испытывал в последние несколько дней: боль, сопровождающаяся судорогами, онемение время от времени. Это для персонала приемного отделения. Диагноз, который подразумевали эти симптомы, даст доктору Ли возможность назначить ампутацию во время операции, и это решение никто из присутствующих в операционной не подвергнет сомнению.
Мы поехали к маленькому госпиталю на окраине города. Элитные отели уступили место низким зданиям и торчавшим то тут, то там домам с импровизированными жестяными крышами вдоль немощеных грязных улиц. Сам госпиталь располагался прямо у дороги в одном ряду с мясной лавкой, ломбардом, мастерской по ремонту электроники и парикмахерской, вывеска которой обещала безопасное и эффективное выпрямление волос.
Доктор Ли не числился в этом госпитале; как и многие врачи частной практики, он имел право оперировать в разных больницах. Он высадил нас у больницы. Дэвид, теперь он был на костылях, должен был пройти в приемное отделение. Купятся ли они на его историю? Мы прошли в отделение неотложной помощи. Оно было просто обставлено. Десять железных кроватей с матрасами, покрытых чистыми простынями, были разделены плотными занавесками. Конечно, не высокие технологии первого класса, но чисто и функционально.
Медсестра попросила Дэвида сесть и спросила, на что он жалуется. Он пересказал то, что велел доктор Ли. Лечащий врач, мужчина в очках, в голубой полосатой рубашке, со стетоскопом на шее, взял направление и нахмурился, прочитав его. Он перегнулся через стойку, чтобы взглянуть на ногу Дэвида. Увидев бинты, он спросил, была ли у Дэвида травма ноги. Нет, ответил Дэвид и повторил симптомы тихим голосом. Врач ушел.
Дэвид был подавлен. Патрик со своим протезом ноги как будто чувствовал себя отлично; он этот сценарий проходил много раз. Дэвид, несмотря на то, что вел себя тихо, очень нервничал, и я нервничал, хотя и был просто наблюдателем. Что, если лечащий врач начнет задавать вопросы? Что мы трое, двое из которых на костылях, делаем в этой части света? Что если они вызовут полицию? Затем, когда Дэвид заполнил бумаги, медсестра привезла каталку. Она вставила катетер в его левую руку и подсоединила капельницу, висевшую на стойке на каталке. Она ушла. Я посмотрел на Патрика. «Поверить не могу, что это и впрямь происходит», – прошептал он с облегчением. Вошел медбрат, мы встали и пошли за ним, а он катил Дэвида в больничную палату. Приманка проглочена.
Внимание! Это не конец книги.
Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?