Текст книги "На краю обрыва…"

***

Наташа лежала и смотрела через окно на луну. Воспоминания никак не давали уснуть, она всё время слышала слова Александра и его нежные прикосновения. Нежные до того момента, как он…

Но Наташа считала себя виноватой. Это она сделала всё неправильно. Он же говорил ей: «не надо сопротивляться, расслабься», а она не слушала. Он знает, как надо, он старше, а она просто глупая и всё испортила. Сейчас бы она не стала сопротивляться, сейчас… она провела рукой по сорочке, опустившись до самого края, и немного приподняла её. Странное чувство перехватило горло. Дышать стало трудно, словно кто-то был рядом. Наташа осторожно прикоснулась к своему животу, и чуть подрагивающее тело отозвалось приятной ломотой внутри. Наташа медленно провела рукой вверх, дотронувшись до набухшего соска. Лёгкий стон вырвался из груди, словно Александр был рядом, и это он ласкал её.

Сердечко так рвалось в дом Евдокии, но страх, вернее, стыд перед отцом сдерживал её. Сжавшись в комочек, она лежала и слушала, как отец ходит по дому. То заглянет к сыновьям, то постоит у её двери, то вновь вернётся к матери. Отец не ложился и к Наташе сон не шёл. В голове всё время прокручивались те минуты, что пришлось испытать в прошлую ночь. Хотелось оказаться там, с Александром, в его объятиях, почувствовать тепло его тела, ощутить поцелуи и она больше не будет сопротивляться, она будет слушаться…

Наташа лежала и смотрела на луну, будто спрашивая у той совета. Луна улыбнулась, словно сказав: «Слушайся своего сердца».

Девушка, вздрогнув, обернулась и посмотрела на дверь. В доме стояла тишина. Даже мать перестала кашлять. Наташа поднялась и, подойдя к двери, прислушалась. Потом немного приоткрыла её. Отец не спал. Он сидел в горнице и, задумавшись, смотрел во двор через окно. Наташа осторожно притворила дверь и, постояв немного, решилась. Она быстро оделась, открыла окошко и тихо, стараясь не шуметь, вылезла во двор.

Мишка никак не мог уснуть. Он всё ещё был там у костра. Прокручивая в голове события вечера, твёрдо решил, после школы опять пойдёт к общежитию. Новая, незнакомая жизнь студентов так и манила к себе.

Промелькнувшая тень за окном отвлекла его от мыслей. Он приподнялся и постарался увидеть, что или кто там. Сегодня в школе некоторые уже жаловались, что к ним прошлой ночью наведывались воришки. Конечно же, это были студенты. У кого-то капусту срубили, а у кого-то и курицу утащили. Сегодня-то вечером гуся жарили на костре, уж наверняка не купленного. Тогда Мишка не задумался об этом, но сейчас не хотелось, чтобы их хозяйство пострадало. Он, поднявшись, подошёл к окошку и, прилипнув к нему, постарался рассмотреть, «кто там лазает по огороду?» Но и собака молчала, и не видно было никого. Решив, что ему показалось, мальчик вернулся в кровать. Луна хорошо освещала не только двор, но и комнату, заглядывая через прозрачную занавеску. Иван, положив руки под голову, сладко спал, что даже по его щеке катилась слюна. Мишка усмехнулся, глядя на брата. Лёг и, погрузившись в мечты о новом костре у студентов и о Ленкиных фокусах, постепенно уснул.

Наташа осторожно приоткрыла дверь, боясь, что Александр не пришёл. А он уже давно смотрел в потолок, лёжа на кровати в ожидании её. Смотрел и злился, отчего и курил без перерыва, стряхивая пепел на пол, и давя об него окурки. Керосинка тускло освещала комнату. Наташа, обрадовавшись, что Александр ждёт её, быстро пробежала расстояние от двери до кровати и, оказавшись в его объятиях, прошептала:

– Я так соскучилась, думала, вдруг вы не придёте.

– Глупенькая, как же я могу не прийти к тебе, к такой сладенькой, – изголодавшийся, он с жадностью стал целовать раскрасневшееся лицо девушки. Обхватив её крепкими руками, перекинул через себя и, оказавшись сверху, стал быстро раздевать. Наташа не сопротивлялась. Скованность, что ещё сохранялась пока она бежала к дому, исчезла при поцелуях, уступив место желанию. Жар всё сильнее разгорался внутри, мысли окутывал туман. Сегодня она уже была иной, стыд ушёл в сторону, выпустив наружу только желания…

Наутро отец вновь стоял у дверей комнаты дочери, не решаясь войти. Мучился, но не находил слов. Как заговорить о случившемся? Всё понимал, но не знал, как помочь. И поделиться было не с кем. Даже если бы Галина не заболела, и то Павел умолчал бы, зная, как отреагирует она. В мыслях был ни Федька. Как-то не вязалось это с образом парня. Не мог тот так поступить. Павел всегда доверял ему и сейчас уверенность всё больше нарастала – Федька тут совсем ни при чём.

Ночью Павел как и накануне, так и не прилёг. Но не услышал, как дочь вылезла в окно и убежала и как вернулась на рассвете. Просидел до утра возле жены, постоянно протирая ей лицо влажным полотенцем. Ему удалось выпоить Галине всё, что приготовила Наташа и в душе поселилась небольшая надежда, что лекарства помогут. Но жар так и не спал к утру, да и кашель становился только сильнее. Каждый приступ заставлял сжиматься не только Галину, но и сердце Павла.

Постояв у дверей, отец так и не решился заглянуть к дочери.

Тяжёлые шаги, удаляющиеся от комнаты, а затем и глухой звук закрывающейся входной двери, дали понять Наташе, что он ушёл.

Подождав ещё с минуту, убедившись, что отец не вернётся, Наташа встала, быстро оделась и направилась доить корову. Потом, процедив молоко, заварила матери травки, натолкла таблеток и оставила порошок в ложке рядом с кружкой, надеясь, что проснувшись, братья сообразят процедить настой и вмешать туда лекарство. Идти на поле было ещё рано. Но девушка решила до работы, зайти в дом Евдокии, надеясь, что Александр уже ушёл, и она сможет спокойно там прибраться. Заглянула к матери, потом к братьям и, убедившись, что все спят, она вышла из дома.

Чем ближе Наташа подходила к дому Евдокии, тем сильнее дрожало сердечко. Хотя и думала лишь прибраться, но желание будоражило надежду – а вдруг Александр ещё там и они смогут вновь…

Но страх перед матерью заставлял думать о другом. Понимала Наташа, что как только станет матери легче, то сразу отправится она в дом своего детства. Нельзя, чтобы увидела она беспорядок, который царил там. Ведь сразу всё и поймёт.

Нужно выстирать покрывало, помыть пол, создать тот привычный уют, что всегда так поддерживала Галина.

Подойдя к забору, Наташа немного постояла у калитки, потом оглянувшись, быстро открыла её и проскользнула во двор. Добежав до двери, привычным жестом проверила место, где хранился ключ. Тайник оказался пуст. Прикоснувшись к двери и поняв, что та не заперта сердце Наташи забилось сильнее, готовое вырваться наружу. К лицу прихлынула кровь. «Неужели он тут?» – промелькнула мысль, но тут же пришла другая, напугавшая её: «Ушёл. Просто забыл закрыть». Об этом ей уже не хотелось думать.

Тихо приоткрыв дверь, Наташа вошла в дом. Немного постояла в сенях, прислушиваясь, затем открыла вторую дверь, ведущую в горницу. На столе стояла почти погасшая лампа. Керосин закончился, мгновение и лампа потухла. Хотя свет только чуть освещал комнату, но потухший огонёк, а затем и громкий всхрап спящего мужчины, ударами колоколов отозвались в сердце, заставив испуганно вздрогнуть. Наташа медленно подошла к кровати и присев на край, осторожно, боясь разбудить, погладила Александра по лицу. Об уборке дома она тут же забыла.

Проснувшись, от прикосновения, Александр не сразу понял, что уже утро.

– Ты уходишь? – зевнув, спросил он, и притянул к себе голову Наташи. Поцелуй, оказался слишком долгим, чтобы подумать о чём-то кроме продолжения ночи и вновь тела двоих переплелись на кровати. Влюблённая девушка, уже готовая никогда не расставаться с любимым, забыла и о матери, и обо всех. Она отдавалась страсти, не думая о времени.

Удовлетворившись, Александр поцеловал её напоследок и поднялся с кровати. Солнце, заглядывая через щели в ставнях, создавало в комнате лёгкий морок.

– Наверно, пора уже на работу собираться? – зевая, он потянулся, приподнявшись на носках, и повернулся к Наташе, спросив: – Ну что, сегодня тебе хорошо было?

Девушка, увидев впервые, да ещё так близко обнажённого мужчину ниже пояса, смутилась и прикрыла лицо руками.

Александр усмехнулся, и присев на кровать стал одеваться.

– Какая ты у меня ещё маленькая, увидела и в кусты. Посмотри, он совсем нестрашный, – попытался Александр оторвать руки от лица Наташи. – Ну, посмотри, можешь потрогать. Тебе понравится.

– Нет, нет, нет, – тихо бормоча, она замотала головой и, отвернувшись, уткнулась в подушку.

«Да, – подумал Александр, – что-то я спешу, ещё не привыкла глупышка. Но дней не так много, а хочется большего».

– Ладно, – засмеялся он, – не пугайся, я пошутил. Давай на работу собирайся. Уже время-то?.. Да-а-а… – вздохнул он, посмотрев на часы. – Опоздали мы с тобой. Что делать-то будем?

– А сколько уже? – оторвала лицо от подушки Наташа.

– Почти девять.

– Как девять?

– А вот так. Ты ведь такая страстная оказалась, – он наклонился и поцеловал Наташу в нос. Она недовольно сморщилась, надеясь на более приятный поцелуй.

– Вставай, вставай, – похлопал он её по бедру и, поднявшись, направился к дверям. – Вставай, маленькая моя. А то боюсь, если я ещё раз к тебе прикоснусь, то уже до вечера отсюда не выберемся.

Наташа прыснула в подушку.

– Всё, я ушёл, – стоя в дверях, Александр послал ей воздушный поцелуй. – Ты тут не задерживайся, солнышко моё.

Мужчина осторожно вышел из дома, постояв немного у дверей и убедившись, что на улице никого не видно, быстро выскользнул через калитку и направился к общежитию студентов.

Наташе совсем не хотелось вставать. Сейчас, чувства, захватившие её, стали иными, чем в прошлую ночь. И хотя она всё так же ощущала присутствие мужской плоти в себе, но теперь это была не та боль, что накануне. Появилось новое, приятное чувство, ещё не совсем понятное для девушки, но думать сейчас о какой-то там картошке – совсем не хотелось. Даже мысли о матери ушли далеко вглубь сознания, не нарушая мечты, не мешая надеждам на будущее… Будущее с Александром…

А другого будущего она уже не видела.

***

Галина лежала и смотрела на молодого Сашку, стоявшего в углу комнаты. Парень, улыбаясь, грозил ей пальцем, а в голове слышалось: «Расплата, расплата, расплата…»

– Уходи, уходи, уходи. Нет тебя, нет, – шептала Галина, горящая в бреду. Она старалась спрятаться от бывшего ухажёра, прикрываясь одеялом, но видение не пропадало. Даже с закрытыми глазами и накрыв лицо, она видела Сашку. Он всё грозил пальцем и говорил, говорил, говорил…

Клубы тумана окутывали его, и уже лицо стало неразличимым, но голос всё звучал в ушах Галины: «Расплата, расплата, расплата…»

На какой-то миг из тумана проступило лицо Наташи.

– Наташа-а-а!.. – закричала Галина, пытаясь подняться, но сильный кашель заставил сжаться.

На крик матери сыновья вбежали в комнату.

– Мам, мам! Ты чего? – Иван присел на корточки рядом с кроватью, и нежно стал гладить Галину по голове. – Мама, мамочка, это я, посмотри на меня, – просил он, но Галина испуганно глядела в угол комнаты, постоянно что-то шепча. Мишка, поняв, что мать не спит, вернулся в горницу, взял настой, всыпал туда приготовленный Наташей порошок и хорошо размешал.

– Мамочка, тебе плохо? Хочешь пить? – продолжая гладить Галину по голове, говорил Иван. Обернувшись, увидел брата с кружкой и присел на край кровати, подпуская того ближе к матери. Михаил, наклонившись, поднёс кружку к потрескавшимся губам Галины. Глаза её были открыты, но она не видела сыновей. Галина продолжала шептать. Она смотрела даже не в угол комнаты, а словно сквозь стену. Мальчики не знали, как выглядит взгляд обезумевшего человека, но сейчас они именно так и подумали о матери. Её широко раскрытые глаза излучали не просто страх, а ужас, пугающий детей. Они переглядывались, не зная, что предпринять. Иван вновь потряс Галину за плечо, стараясь привлечь внимание к себе.

– Мам, мам! – звал сын дрожащим голосом. Казалось, ещё секунда и он расплачется. – Миха тебе попить принёс. Мам, ну попей, – продолжал трясти Галину за плечо. – Попей, тебе лучше будет.

Мать встрепенулась и повернула голову. Слова сына всё же прорвались к её мыслям. Постепенно взгляд становился осознанным. Через клубящийся туман, поглотивший Сашку, а потом и лицо дочери, стали проступать сначала голоса сыновей, а затем и они сами. Их глаза, лица, руки, кружка…

Расставаясь с видением, сознание Галины медленно переносилось в реальность.

– Где Наташа? Где она? – прошептала мать, глядя Ивану в глаза.

– Она уже ушла, – ответил он.

– Вот, попей, – обрадовавшись, что мать наконец-то стала реагировать, Мишка поднёс кружку к её губам и затараторил:

– Натаха тебе травки запарила. Она всё правильно сделала. Вот точно, как ты делаешь. Вот попробуй. Ещё тёплый. Попей, тебе понравится, вот увидишь, понравится.

Пара глотков, и мать отвела руку сына.

– Потом… устала я… поставь… потом попью, – тяжело дыша, кашляя на каждом слове, говорила Галина.

– А кушать будешь? – поинтересовался Иван. – Там молоко топлёно и греча. Натаха сварила, как ты любишь.

– Нет… есть не хочу, – ответила Галина и сильно закашлялась.

Немного отдышавшись, попросила, взглянув на Михаила:

– Дай-ка ещё немного попью.

Мишка, обрадовавшись, вновь поднёс кружку к губам матери. Ещё пара глотков. Братья переглянулись. Задание Наташи почти выполнено. Хоть и не всё, но лекарство попало матери в рот. Может, потом и остальное допьёт?

Мальчики ушли в школу, а Галину никак не покидало чувство беды. Почему Сашка показал ей Наташу? И вроде уже не в первый раз.

Неужели он никогда не оставит её в покое? Даже мёртвый он преследует её.

Прикрыв глаза, она постепенно погрузилась в сон, вновь вернувший её в прошлое…

Август – сентябрь 1971 года:

Галина спешила домой. Завтра – первое сентября, приехала Марина, как всегда с подарками для детей к школе и сладкими гостинцами. Золовка каждый год старалась поспеть к школе, брала отгулы и привозила всё необходимое. Бездетная Марина очень любила племянников и баловала их насколько могла. Выискивала в городе хорошее форменное платье для Наташи и лучшие костюмы для мальчиков. В деревне всё же сложней было с выбором – что привезут в магазин, в то и оденут школьников. Всех в одинаковое. Галинины дети выделялись на общем фоне. Воротничок и манжеты на форменном платье у Наташи всегда были кружевные, не то, что у других – обычные, атласные. И фартуки самые красивые. Даже пионерские галстуки ярко-красного цвета, а не такие как у всех – оранжевые, словно полинялые.

Галина спешила, нужно успеть до вечерней дойки примерить обновки и если где-то великовато – подшить.

Добежав до калитки своего дома, она уже готова было влететь во двор, но боковое зрение вдруг вырвало что-то из общей картины. Что-то непривычное, страшное, обжигающее изнутри. Галина резко повернула голову влево и остановилась. Губы начали подрагивать, глаза наполнились влагой. Одна рука, лежавшая на калитке, крепко вцепилась в перекладину, словно искала защиты. А вторая – будто и не принадлежавшая хозяйке – медленно поднялась к лицу, сначала прикрыв рот, сдерживая, пытавшийся вырваться наружу крик, потом несколько раз махнула, словно отгоняя мух, и затем плавно пошла по голове, увлекая за собой платок.

У старого тополя, от которого начинался забор, разделяющий дворы, опершись об него спиной, стоял Сашка. Заправив руки в карманы, он с усмешкой смотрел на Галину.

– Ты?! – с трудом выдохнула она, чувствуя, как земля уходит из-под ног. Не сводя глаз с изуродованного лица соседа, Галина стала жадно хватать воздух, словно кто-то сжимал ей горло.

– Я, – рассмеялся Сашка. – Чё, не ожидала? А я вот, освободился. Досрочно. За хорошее поведение. А ты живучая оказалась. Думала что, ужо и не увидишь меня? Да не хлопай ты ртом-то как рыба, не съем, не бойся.

Из дома выбежала Марина. А за ней и свёкор.

Заметив их, Сашка, сплюнул в сторону и, смеясь, крикнул:

– Спасители твои! Боятся. Не того они боятся, – и, развернувшись, направился по улице в другую сторону от всё ещё хватающей ртом воздух Галины.

– Ох, не усмотрел. Ведь всё глядел, тебя ждал, и як только етот охальник проскочил? – пропуская в калитку побледневшую сноху, приговаривал Иван.

Марина обняла Галину и повела в дом.

– На тебе лица прям нет, – гладя на сноху, сказала золовка. – Надо же, я думала он там и останется. Выпустили. Я как увидела, прям ноги подкосились, представляю, каково тебе-то.

Заведя Галину в горницу, Марина почерпнула ковшом воды из ведра и подала, сказав:

– Попей, не бойся, мы с тобой.

Галина дрожащими руками поднесла ковш ко рту. Сделав пару глотков, вспомнила о чём-то и испуганно посмотрела на свёкра, потом на Марину.

– А Паша?! Он уже знает?!

– Нет. Етот только приехал, но… – кивнул Иван в сторону соседского дома, – …вона, гулять по деревне пошёл. Теперя узнаеть.

– И ведь не боится. Мужики ж убьют его, – сказала Марина.

– Мне надо к Паше, я не хочу!.. – дёрнулась Галина к двери, но Марина удержала её.

– Успокойси, дочка, – попытался и свёкор остановить Галину, но она резко отпрянула.

– А если Паша?.. – испугавшись, она прикрыла рот рукой.

– Убьёть, – качая головой, произнёс Иван. – Как пить дать, убъёть.

– Да так ему и надо, никто и не осудит Павла. Надо было его ещё тогда… когда он в первый раз… – произнесла Марина, прижимая к себе сноху.

Скопившиеся слёзы хлынули из глаз Галины. Мысли путались. Она не могла понять, чего сейчас боится больше. Того ли, что муж, увидев Сашку – бросится убивать, или того, что Сашка сможет рассказать ему. Плача, Галина закричала:

– Нет, нет! Нет, я не хочу! Не надо!..

Потеряв сознание, она, обмякнув, повисла на руках золовки.

– Помоги, пап! – удерживая Галину, крикнула Марина. Свёкор поймал выпавший ковш из рук снохи и откинул его в сторону. Торопясь поддержать Галину, выскальзывающую из рук дочери он, споткнувшись, чуть не упал сам.

Дотащив сноху до кровати, Марина уложила её и села рядом.

– Ой, не к добру, можа я за мамкой сбегаю? – заглядывая в глаза дочери, взволнованно спросил Иван.

– Не надо, пап. Она сейчас придёт в себя. Это нервы. Не надо ещё и маму беспокоить.

– Дык и так беспокойство… Ужо поди и она знаеть. Как же теперя-то?

– Да вот так, пап. Он вроде как, искупил вину, – с болью в голосе ответила дочь.

Вопреки страхам Галины, Павел сдержал слово, данное тогда в больнице. Он словно и не заметил бывшего друга. Тот давно перестал для него существовать.

Сашка ненадолго задержался в деревне. Слишком неуютно чувствовал он себя в родном доме. Постоянные косые взгляды односельчан, грубые окрики мужиков. Через неделю он уехал, сказав матери, что постарается вновь устроиться на рыболовецкое судно.

А к Новому 1972 году получила Галина поздравительную открытку без подписи. Но и так, по тексту стало понятно, от кого она.

«Должок за тобой, не забывай. Я обязательно вернусь за расплатой. Счастья в Новом Году не желаю, его у тебя и так слишком много. Береги, не ровён час, потеряешь».

Хорошо, что открытку Сашка отправил в конверте, и не прочла её почтальонка Маруська, а то бы вся деревня знала. А так, получив вместе с этим посланием ещё и письмо от Марины, Галина смогла утаить его от Павла, да и от сплетницы Маруськи. Отдав поздравительные Новогодние конверты, та сразу о них и позабыла, спеша другим вручить письма.

Сашка не приезжал, а Галина всё время ждала. Так и продолжала жить она, скрывая от всех свои страхи и слёзы, позволяя вырваться им наружу только в доме Евдокии.

Сентябрь 1973 год:

Галина медленно открыла глаза. Видения в образе Сашки исчезло. Но вот надолго ли? С трудом повернувшись, она взяла кружку и поднесла к губам. Рука подрагивала. Галина, боясь уронить настой, осторожно прильнула горячими губами к краю кружки. Приятная жидкость потекла внутрь, увлажняя высохший рот и горло. Чуть терпкий, горьковатый вкус.

«Перестаралась доча. Видно, много положила мать-и-мачехи. Сильно горчит. Ну, ничего, научится ещё», – думала она, глотая настой. Вновь посмотрела в угол, где недавно появлялся Сашка.

– Да сон это… сон. Вот и всё… Сон! – сказала она вслух, стараясь убедить себя. – Конечно, сон… Что же ещё?

***

Наташа прибежала на поле, когда все уже ушли далеко по своим полосам. Федор, заметив её, понёсся навстречу.

– Ты где была? – взволнованно крикнул он.

– Проспала, – не глядя на юношу, ответила Наташа и, взяв ведро, пошла, собирать картофель.

– Как проспала? – бежал следом Фёдор, старясь заглянуть ей в лицо. – Я заходил, тебя не было.

– И что?! – Наташа взглянула на него. – Что ты за мной хвостом бегаешь?! Я тебя просила?!

– Нет, – посмотрел Фёдор с удивлением. – Ты чёго?

– Ничёго, – передразнила она его. – Сколько раз можно говорить? Не «чёкой». Неужели так трудно запомнить? – Наташа впервые с таким раздражением говорила с Фёдором. Тот, удивляясь, смотрел, не понимая, чем обидел её. – Ну, что ты уставился? Иди, работай.

– Так я ето… и так работаю… – попытался возразить Фёдор, но Наташа не стала отвечать. Она отвернулась и направилась к свободной полосе.

Фёдор в недоумении пошёл к месту, откуда, только что прибежал. Подобрав лопату, постоянно оглядываясь, он стал выкапывать картошку. Трактор председатель сегодня не дал, и парням пришлось взяться за лопаты.

Фёдор надеялся, что сможет поговорить с Наташей во время перерыва на обед. Но она, взяв миску с кашей, отошла в сторону, давая понять, что не намерена с ним разговаривать.

Начавшийся сильный дождь загнал ребят в большой старый сарай, возле поля. Когда-то на заре возникновения колхоза построили его коммунары для хранения зерна. Потом, незадолго до войны, стали держать там лошадей. А в голодные послевоенные годы поголовье их резко уменьшилось, и сарай остался не у дел. Потом сюда стали определять на постой старые трактора. Так они и ржавели тут, ожидая, когда появится возможность их отремонтировать. Да иногда свозили сюда ещё и солому.

Наташа, стараясь скрыться от назойливых взглядов Фёдора, спряталась за один из таких тракторов, да задумавшись, не заметила, как окончился дождь, и все пошли месить грязь, выбирая из раскисшей земли выкопанный картофель.

Думая о матери, ругая себя, что ночью не сменила отца, она присела в угол на солому и, прижавшись спиной к бревенчатой стене сарая, уткнулась лицом в колени и беззвучно заплакала. Чей-то смех заставил её вздрогнуть и поднять голову.

– Ой, Ирка, доиграешься ты, – услышала она голос Александра. – Не боишься сестры-то?

– А она мне не указ, – ответил девичий голос, продолжая громко смеяться.

Наташа прикрыла рот рукой, стараясь не дышать. Александр стоял совсем близко и разговаривал с какой-то студенткой. Наташа не узнала её по голосу, да и как она могла узнать, если только и успела поговорить лишь с одной из них в первый день. А потом всех сторонилась.

Сердце часто забилось от страха быть обнаруженной. Получается, она подслушивает, хотя и не умышленно.

Александр что-то сказал, но очень тихо. Наташа не смогла разобрать слов, а в ответ вновь смех девушки. Ужасно захотелось выйти и посмотреть, что там происходит. Странное новое чувство поднималось в душе. Наташа испугалась, что Александр – её Александр – может с кем-то вот так шептаться. Ревность закипала внутри. Ревность и стыд. Наташа резко встала, но не смогла сделать и шагу. Вновь шёпот Александра и смех студентки. Воображение рисовало уже, как он целует эту девушку и тут, как гром раздался чей-то резкий окрик:

– Ирка?!

И следом звонкий шлепок. Наташа поняла, кого-то ударили по лицу. Но кому досталось? Последующий вопль, смеявшейся до этого девушки, дал понять, именно она и получила пощёчину.

– Ты чего?! Ненормальная! – выкрикнула, названная Иркой. По удаляющимся быстрым шагам Наташа поняла, что она убежала. Даже представила, как эта Ирка прикрывает рукой, горевшую огнём щёку.

– Ты же обещал мне! – закричала, та же девушка, что застала Александра с Иркой.

Наташе показался знаком её голос. Она чуть выглянула из-за трактора. Так и есть. Рядом с Александром стояла Оксана.

– Ну что ты разошлась? – спокойно ответил мужчина. – Да не нужна она мне. Сама липнет, как репейник.

– Ты же обещал! – вновь повторила Оксана, со злостью глядя на Александра. Она взмахнула рукой, то ли от волнения, то ли решив ударить. Но он перехватил руку и процедил сквозь зубы:

– Ну что ты за неё так волнуешься? Утихомирь её сама, если можешь, – и, повысив голос, добавил: – А на меня орать не надо. И ручками тут трясти тоже не стоит.

Продолжать разговор у Оксаны не было желания. Она резко выдернула руку и вновь сильно махнула, рассекая воздух. Затем быстро убежала вслед за Иркой.

– Вот, дура! – сплюнул Александр ей вслед. Глубоко вдохнул и, обернувшись, выдохнул.

Наташа стояла совсем близко. Их разделял трактор. Взгляд девушки дал понять, что она всё слышала.

– Вот чёрт, – тихо произнёс Александр. Наташа смотрела, не понимая до конца, что же произошло. И что её сильнее напугало: то ли сама сцена, случайно подсмотренная, то ли то, что Александр подумает о ней. Она сорвалась с места, желая скорее убежать. Но Александр оказался проворнее. Он быстро обогнул трактор и, схватив Наташу, притянул к себе.

– Солнышко, ты что? Да это же Ирка. Ну, дура, полная! Проходу мне не даёт. А ты что подумала? – он приподнял её лицо за подбородок. – Ты что? Глупенькая, – видя, как слёзы наполняют глаза, Наташи, Александр стал целовать её, постоянно приговаривая: – Ну что ты? Да не нужна она мне, у меня же ты есть, солнышко моё.

Поцелуи немного успокоили Наташу. Ведь действительно ничего и не произошло, это просто Ирка сама приставала к нему.

– Ну, всё, успокоилась? – улыбаясь, смотрел Александр. – Да не думай ты о ней. Глупая она. Оксанка пасёт ей постоянно, да вот не уследила.

– Почему? – тихо спросила Наташа.

– Что почему?

– Почему Оксанка? Она ей кто?

– Так сестра. Оксанка-то уже на третьем курсе. А Ирка в этом году поступила, дурная она… Не думай ты о ней.

– А она вам, правда, не нравится?

– Ну, конечно, не нравится.

– Совсем?

– Совсем, – с трудом сдержал он усмешку. – Не люблю я таких… приставучих. У меня же ты есть, солнышко, – он вновь стал целовать Наташу, давая волю рукам. Девушка попыталась остановить его, но Александр был неумолим. Он шептал ласковые слова, говорил, что никто тут и не увидит, и что она так его возбуждает, что если сейчас откажет, то он тут же и умрёт. Он был так настойчив, так ласков, и постепенно отводил Наташу в сторону, за трактор. Его слова, поцелую, ласки затуманили и место и время. Наташа и не поняла, как сдалась…

Александр быстро застегнул брюки и, чмокнув Наташу в щёку, сказал:

– Ты ещё немного тут посиди, потом выйдешь. Никто и не заметит.

Он ушёл, а Наташа, вновь забившись в угол, сидела и думала, как это могло произойти. А если бы вернулась Оксана? Или эта приставучая Ирка? А если бы Фёдор зашёл, ища её? Как она не подумала об этом? А вдруг и вправду, кто-то видел их? Одно дело в доме Евдокии и другое, вот так, почти на улице, когда рядом столько народу. Но, думая об этом, она чувствовала, что именно этот страх быть обнаруженными и разжёг её страсть ещё сильнее. Она заплакала, но на этот раз от того необъятного чувства любви, что обрушилось на неё так быстро, словно лавина, не давая времени подумать, правильно ли она поступает. Сейчас она была безмерно счастлива, несмотря на то, что сидела на грязной соломе в старом сарае и не могла посмотреть на себя и Александра со стороны. Посмотреть и понять, что приняла за любовь похоть стареющего ловеласа…