Текст книги "Хранители. Книга первая: Зона"

III

За окном трещала косилка, пахло скошенной травой, и я приоткрыла веки. Солнечный свет просачивался сквозь влажные ветви и разливался по комнате. А на краю кровати сидел тщательно выбритый Роднин в легком светлом костюме и сосредоточенно считал мой пульс. Я улыбнулась и попыталась снова впасть в сонное состояние.

– Долго еще притворяться будешь? – насмешливо спросил Олег. – Я же знаю, что ты проснулась!

Я вздохнула и открыла глаза:

– Что ты вколол в меня вечером? Я помню огромный шприц!

– Шприц был нормальный, а «вколол» я в тебя успокаивающее, чтобы не проснулась среди ночи и не стала буйствовать.

– А ты где спал?

– Под дверь на коврике, – отрезал Роднин. – Что за идиотские вопросы? Лучше ответь, почему вчера утром не объяснила, что вас с Алексеем ничего, кроме дружбы, не связывает?

– А ты спрашивал? И какая, в сущности, разница? – удивилась я.

– Нет, ты все-таки ненормальная, – вздохнул Олег. – Я же весь день доставал тебя из-за этого и едва сдерживался, чтобы не нахамить!

– Считай, что это тебе почти удалось, – успокоила я. – Но я не нахожу связи между твоим дурным воспитанием и моими чувствами к Алексею? Ты попросил остаться и был рад, что я согласилась. Что же утром-то изменилось?

Олег с недоумением разглядывал меня секунд десять, потом решил растолковать прописные истины:

– Видишь ли, мы по натуре собственники и не терпим соперников рядом. Но бывают моменты, когда забываем об этом, а потом вспоминаем опять.

– То есть, ночью тебе было не до соперника, а наутро ты вдруг о нем вспомнил? – ехидно уточнила я.

– Вроде того, – смутился Олег. – Но не нужно меня винить, у всех мужиков психология такая. Утром представил себя на месте Алексея, и мне стало не по себе, особенно после того, как ты меня отбрила. Я еще подумал: «Вот это цинизм!» А вечером в ресторане увидел твою реакцию на аварию и решил, что ты его по-настоящему любишь. И то, что произошло между нами, не более, чем глупость или слабость с твоей стороны. Реакция на шампанское. И во всем виноват я, выступив в роли змея-искусителя. Не могу сказать, чтобы мне это польстило. А когда Сорин растолковал, что к чему, удивился: «Ну, и зачем надо было меня мучить и провоцировать на колкости? Почему сама все не объяснила?»

– Не ожидала, что встречу столь ранимую натуру, – холодно заметила я. – Мы взрослые люди, хорошо провели время, какие могут быть ко мне претензии? И какая разница, кто и где у меня есть? Я же у тебя отчета не требую! Встретились и разошлись. Какие проблемы? Почему не можем остаться друзьями? А за душевным комфортом – это не ко мне, я тебе его не обещала!

Олег опешил. А, придя в себя, съязвил:

– Это у тебя хобби такое – переводить любовников в разряд друзей?

– А ты против?

– Против!

– Ну, это твои проблемы!

– Ладно, – поразмыслив, спокойно сказал Роднин, – я вчера вел себя отвратительно, так что прости. Но на это были причины: я не мог понять твоих отношений с Алексеем и поэтому дергался. Ты не похожа на женщину, которая, любя одного, остается с другим, и я был сбит с толку. Впрочем, давай эту тему пока оставим. Лучше ответь на несколько вопросов…

Но тут зазвонил его сотовый, и Олег отошел к окну.

«Вот и все, – грустно подумала я, – проблема разрешилась сама собой!» Такой концентрации себялюбия, эгоизма, собственнических инстинктов и патриархальных взглядов я не встречала ни у одного мужчины! И это были совсем не те качества, которые мне нравились.

Но у меня холодели кончики пальцев, когда он меня касался… И голова кружилась, когда он смотрел на меня. И что было со всем этим делать? Но я бы скорей удавилась, чем пополнила конный строй дам, которые наверняка без устали гарцевали перед его насмешливыми глазами! «Главное, не поддаваться эмоциям, – напомнила я себе, – иначе опять это плохо кончится. И, вообще, он совсем не в моем вкусе!»

Роднин закончил разговор и снова присел на кровать:

– Новости об Алексее: ему лучше, скоро пойдет на поправку. Так что не волнуйся, все будет хорошо!

И снова теплая волна признательности к этому странному и, в сущности, постороннему человеку нахлынула не меня.

– А теперь поговорим о тебе, – Олег был непривычно серьезен. – У тебя ушибы головы случались?

– Случались. Стукнули однажды по причине чрезмерного профессионального любопытства.

– И что?

– Если ты имеешь в виду потерю сознания и последующие головные боли, то это было.

– Томографию головного мозга делала?

– Никогда! Я вообще к врачу не обращалась.

– То есть, сотрясение перенесла на ногах?

– Выходит, что так.

– Ты хоть понимаешь, что тебе необходимо срочное медицинское обследование?

– А почему – срочное?

– Видишь ли, – Олег тщательно подбирал слова, – я наблюдал вчера эмоциональную вспышку во время телефонного разговора, и мне показалось, что это более органично для тебя, чем то малахольное состояние, в которое ты периодически впадаешь. Приступы сонливости часто бывают? Сознание теряешь? Депрессии накатывают?

Я нехотя сообщила, что сознание пару раз теряла. В сон клонит, порой, в самых неподходящих местах, и тогда едва удерживаюсь, чтобы не зарыться в сугроб или кучу опавших листьев. Иногда бывают приступы озноба. А депрессии случаются часто, и я их боюсь смертельно.

– И что это, по-твоему? – спросила я у Олега.

Тот пожал плечами:

– Откуда я знаю? Может, инфекция в организм попала, может быть, малярию подхватила… Но я склоняюсь к двум другим вариантам. И, чтобы установить первый, нужна госпитализация

– О первом не надо, – остановила я его, – надеюсь, он не подтвердится.

– Я тоже надеюсь, – согласился Олег, – и полагаю, что причина все же кроется в психике.

– Это как? – испугалась я.

– А вот сейчас и попробуем разобраться, что, как и почему? Сорин считает, что изменения с тобой стали происходить года три-четыре назад. Не помнишь, что тогда случилось?

– Да, вроде, ничего.

– Хорошо. Тогда ляг удобнее и полностью расслабься.

– Будешь гипнотизировать? – с опаской спросила я. – А где блестящий предмет перед глазами?

– Меньше телевизор смотри, – засмеялся Олег. – Есть уйма других способов.

Он поправил подушку, положил правую руку мне на лоб, левой сжал запястье и тихо, но требовательно сказал:

– А теперь спать!

Я не слышала, произносил ли он еще какие-то заклинания, почувствовала необычайную легкость и закачалась на теплых морских волнах.

…Четыре года назад у меня выдалась свободная неделя, и я решила провести ее в Крыму. В Симферополе случайно познакомилась со старожилом, который вызвался подвезти в пункт назначения. Нам было по пути, и я уселась в «газель», груженную хозяйственным инвентарем. Но по дороге в безлюдной местности с машиной что-то случилось, и хозяин предложил провести пару дней в рыбацкой хижине на берегу моря. «А я поеду к механику, который живет неподалеку, и завтра или послезавтра отвезу вас на место!» – пообещал он. Мне было все равно, где купаться, и я согласилась.

Старенький деревянный дом стоял на высоком берегу над самым морем. Меня поселили в мансарду, а на первом этаже жила компания отдыхающих с Северного Кавказа: то ли чеченцев, то ли осетин, я так и не поняла. Четверо мужчин и женщина приняли меня сдержанно, но без неприязни. Два дня я плавала, загорала и практически с ними почти не встречалась. А потом приехал давешний водитель на своей «газели» и отвез меня к родственникам знакомого журналиста, где намечался мой отдых.

Я открыла глаза: – Ну, что?

– Пока ничего, – сказал Олег, – поэтому продолжим.

– А разве я не должна все забыть?

– Зачем? Милая, повторяю: меньше смотри телевизор! Общая картина восстановилась, примемся за детали. Почему ты вдруг вспомнила тот период? Думаю, именно тогда что-то произошло, после чего изменился твой организм. Напрягись: может, ела или пила что-нибудь необычное, пробовала наркотики, незнакомые сигареты?

– И пила, и курила, и ела все непривычное, вот только наркотики не употребляла.

– Таблетки? Лекарства? Уколы? Хотя откуда все это в заброшенной хижине!

Я замерла:

– Олег, а ведь мне там прививку сделали!

Роднин недоуменно поднял брови:

– Среди чеченцев был врач? И зачем тебе прививка понадобилась?

И я рассказала, как утром распорола плечо о ржавый гвоздь:

– Он торчал из доски, стоявшей у самой двери. Накануне вечером ее там не было. Бородатый чеченец промыл и прижег йодом рану, а потом посоветовал сделать укол против столбняка.

Я продемонстрировала Олегу шрам на плече.

– Дальше, – потребовал он.

И я поразилась: передо мной был не избалованный красавец, а умный волевой человек и, судя по всему, блестящий специалист. Он излучал такое тепло, такую надежность и силу, что даже самые тяжелые больные должны были у него выздоравливать. «Но как же в одном теле могут уживаться столь разные личности? – удивилась я. И решила: – Наверное, только параллельно, никогда не пересекаясь!»

– А дальше он отвел меня в полевой госпиталь на холме, где и сделали прививку.

– Какой полевой госпиталь? – удивился Олег.

– Откуда я знаю? Стояла в чистом поле палатка цвета хаки с красным крестом снаружи, а внутри сидели люди в белых халатах: двое мужиков и женщина.

– А рядом населенные пункты были?

– Да нет же, кроме хибары, ничего поблизости не располагалось!

Роднин холодно смотрел на меня:

– Но как же ты, журналистка, повелась на эту липу?

– Ну, почему липу? – возразила я. – Они сказали, что через несколько дней начинаются учения, а госпиталь разбили заранее и на досуге оказывают медицинские услуги населению!

– А население, стало быть, – обитатели хибары?

– Наверное.

– Население с тобой не делилось, часто ли обращалось в госпиталь?

– Если я верно поняла, то каждый из них за последние дни хотя бы раз прибегнул к услугам врачей.

– С травмами?

– Да, там везде валялись гвозди, стекла и острые камни. И это казалось необычным для такого уединенного места, где давно ничего не строили. Кстати, со мной забавная история приключилась: женщина-врач пыталась убедить меня, что я какая-то Руфина Мухамеджанова или Магомеджанова, точно не помню!

– На самом же деле, так звали женщину-чеченку, которая жила с тобой в доме?

– Откуда ты знаешь?

– А где она находилась в то утро?

– За ней накануне пришла машина: кто-то из родственников заболел.

– Ты координаты свои врачам оставила?

– Да, женщина записала на всякий случай. А мужчины, по-моему, русским не очень владели, хотя и на кавказцев похожи не были. А, может, просто общаться не пожелали.

И тут я вспомнила странную внешность водителя «газели»! То есть, он ничем не отличался от других, но в этом-то и была странность: лицо словно подстраивалось под тех, с кем он общался, и запомнить его было практически невозможно… Будто и не лицо это, а живая, все время меняющаяся маска. И поэтому мне было не по себе рядом с ним… А еще у него на пальце был золотой перстень с черным плоским квадратным камнем… И какая-то гравировка на нем…

И я вздрогнула: похожее кольцо недавно мелькнуло перед глазами, когда мне почудилось, что за мною следят! Или «призрак» так глубоко засел у меня в подсознании, что сейчас мерещится черт те что?

Я покосилась на Роднина, но решила ему ничего не рассказывать. К моему состоянию это, похоже, не имело отношения, а остальное его вряд ли волнует. Решит еще, что у меня проблемы с психикой, и прощай любовь: какому врачу охота крутить роман с ненормальной? Разве что с профессиональной целью!

Олег задумчиво смотрел на меня, барабаня пальцами по столу.

– И что ты думаешь обо всем? – осторожно спросила я.

– Ничего хорошего, – сказал он. – Я склоняюсь к версии, что твое нынешнее состояние спровоцировал препарат, который тебе ввели. Но что это было? Для противостолбнячной сыворотки такие последствия не характерны, поэтому следует рассматривать несколько вариантов. Первый: это был совершенно новый ее вид, оказывающий сильное побочное действие, который испытывался на твоих соседях, скорее всего, без их ведома. И второй: под видом сыворотки использовалось психотропное средство, которое должно было вызвать определенную реакцию у подопытных. Так что все эти гвозди и стекла кто-то там разбросал не случайно. И, вообще, очень умно ставить эксперименты на уединенной группе людей, возможно, скрывающейся от закона. А, может, психологическому воздействию они подвергались с определенной целью, причем, в несколько этапов, и ты случайно вклинилась в чужую игру. В любом случае, тебя нужно обследовать, взять хотя бы кровь на анализ. Следов препарата найти не надеюсь, но в ее составе могут быть изменения.

– Олег, – взмолилась я, – давай оставим все на потом. Первые анализы потянут за собой другие, процесс затянется, и раньше отпущенного срока я сойду в могилу. Ты даже не представляешь, какую аллергию вызывают у меня клиники, поликлиники и люди в белых халатах!

Роднин рассмеялся:

– Спасибо, что проговорилась: когда доймешь любовными приставаниями, начну приезжать на свидания в белом халате и с огромным шприцем! Ладно, в больницу, пожалуй, и впрямь успеешь, а пока я попробую убрать барьер, который тебе все время приходится преодолевать.

Он отодвинул кровать от стены, встал в изголовье, медленно развел руки, сделал глубокий вдох и положил ладони мне на лоб, слегка сжав виски. И сразу же от них заструился приятный жар, который стал заполнять мой мозг, и я опять закачалась на упругих морских волнах…

А когда очнулась, ощутила такой необычный прилив сил, что захотелось смеяться от радости! Я обвела комнату глазами и увидела Олега в кресле возле распахнутого окна. Он погасил сигарету, подошел и присел на кровать:

– Ну, как?

– Я спала?

– Не более получаса.

Роднин выглядел утомленным, под глазами – тени…

– Олег, я никогда в жизни не чувствовала себя так хорошо!

– Вот и прекрасно. Но это временно, тебя все равно нужно обследовать.

– А что ты делал в Чечне? – неожиданно для себя спросила я.

Роднин внимательно посмотрел на меня и пожал плечами:

– Я же врач!

– Скажи еще, что операции на блокпосте проводил!

– И это было.

– А как здесь оказался?

– Приехал.

– Зачем? Только не говори, что на рыбалку!

Роднин усмехнулся:

– Что ж, придется, видимо, кое-что объяснить. Только давай перенесем разговор на другое время: Сорин тоже имеет право знать правду. Пожалуй, мы даже сможем помочь друг другу. Вы, насколько я понял, здесь бывали? Местность хорошо знаете? Среди населения знакомые есть, которые вам доверяют?

Я кивнула.

– Вот и отлично! А то я даже элементарной информации раздобыть не могу: народ, вроде, доброжелательный, а задаю элементарные вопросы, – молчат все, как партизаны! Ну, что, спрашивается, в деревне скрывать? Как-будто в лесах засекреченный космодром спрятан! Никогда такой деревни не видел.

Ответить я не успела. Раздался легкий стук, и на пороге возник Димка.

– Ну, как ты? – заботливо спросил он.

– Отлично! Ты даже не представляешь, как мне Олег помог!

– Тогда чего валяешься? – возмутился Сорин. – Уступи место страждущему, он же всю ночь у постели дежурил!

– Олег?!

– Ну, не я же!

– Да брось, – смутился Роднин, – я дремал в кресле.

– Ну, конечно! Я трижды заходил, и каждый раз он твой пульс считал!

– Хватит! – сердито буркнул Роднин. – Я днем спать не собираюсь!

– Как знаешь, – пожал плечами Сорин. – А куда на рассвете мотался? Чья машина за тобой приходила?

– Да так, по окрестностям… – уклонился от прямого ответа Олег. – В город съездил за сигаретами. А машина… Здесь с оказией знакомый один оказался, подвез туда и обратно.

Димка бросил на него острый взгляд, но допрос прекратил и повернулся ко мне:

– Лизавета, я тебе благую весть принес, вернее, она сейчас сама прилетит!

Дверь распахнулась, и в комнату, раскинув руки, влетел Шурик Русецкий. Я завизжала от радости и ринулась в его объятия! Роднин с веселым изумлением наблюдал за встречей. Потом добродушно заметил:

– Может, оделась бы сначала?

На мне почти до колен болталась его рубашка.

Я взвизгнула и нырнула под одеяло. Мужчины расхохотались. Я, как и многие, обожала Шурика! А Шурик отвечал такими же чувствами лишь избранным, хотя и старался быть вежливым со всеми. Но мы с Сориным входили в ограниченный круг его самых близких друзей.

– Ты как здесь оказался? – с восторгом спросила я. – И, главное, почему?

– Стреляли! – объяснил он, усаживаясь на кровать. – А приехал на перекладных, привез вам реальные заказы на рекламные ролики для двух турагентств. Обещали хорошо заплатить!

Выяснилось, что Русецкий закончил монтаж документальной ленты, озвучка по графику намечалась не скоро, и свободное время он решил провести рядом с нами в тишине и покое, среди пастбищ, коров и прелестных пастушек. В общем, сплошная аркадия с парным молоком на губах.

– Не знаю насчет пастушек, но знакомый дед пастух у нас появился, можем познакомить, – предложил Сорин. – Между прочим, большой любитель сала!

– Вечно ты все опошлишь, – поморщился Шурик. И, как бы, между прочим, добавил:

– Что-то местность эта нездоровую реакцию вызывает, а, вернее, ваше присутствие здесь. Вот я и подумал, что могу пригодиться в случае чего.

Мы с Димкой переглянулись: его приезд становился понятен. Тема требовала обсуждения, но не сейчас.

А Шурик вспомнил:

– Кстати, шеф-повар местного кафе приглашает бесплатно ужинать до конца съемок. Сегодня будут драники и отбивные, а спиртное за наш счет. Олег, вы в доле!

– Вот спасибо, – засмеялся Роднин, – а то уже думал, что помру с голода!

– С чего бы такое гостеприимство? – удивился Сорин.

– А я подарил повару папин рецепт сочного куриного филе.

Это была фишка старого Русецкого.

Мы любили бывать у Шурика дома. В его покойной маме, как и в большинстве из нас, мирно уживалась, а, порой, бурлила и сталкивалась кровь самых различных национальностей. А папа был чистокровным голубоглазым и пухлым евреем. Каждому из гостей под строжайшим секретом он сообщал, что на самом деле его зовут не Михаил Яковлевич, а Мардохай Янкелевич, целовал локотки дамам, отвешивал затейливые комплименты и каждую третью приглашал замуж. В этом не было ни грана пошлости, и даже непривлекательные женщины чувствовали себя в его присутствии загадочными красавицами. Женская красота сводила его с ума, и он учил ребят открывать ее: «Правильные черты и ноги от ушей – это для юнцов и невзыскательных олигархов. Ищите изюминку, и тогда рядом с вами окажется королева!» В отличие от многих представителей своего пола, он считал, что истинная женщина должна быть не только хороша собой, но и умна.

А еще папа Русецкий изумительно готовил, и каждому гостю дарил рецепты своих фирменных блюд. Про куриное мясо говаривал: «Не бывает сухого филе, бывают плохие хозяйки!» Чтобы грудки истекали соком, их следовало замариновать в майонезе на пару часов, а можно и на сутки, затем бросить на раскаленную сковороду без масла, и жарить ровно по три минуты с каждой стороны. После чего на десять минут оставить на сковородке, накрыв крышкой, а затем посолить и поперчить.

Я, как всегда, творчески подошла к процессу и добавляла в майонез специи, лимон и чеснок, а на сковородку – немного масла, и даже жарила маринованное филе в кляре. Эффект был тот же, и гости от блюда приходили в неизменный восторг!

В гостиничном меню курица занимала почетное место, поскольку дичь поставлялась в кафе с птицефабрики, расположенной возле Ружевичей, причем, по дешевке. Учитывая, что здесь периодически оттягивались чиновники и бизнесмены местного розлива, горячую благодарность шеф-повара можно было понять.

– Вы хоть завтракали? – поинтересовался Шурик.

И, прочитав ответ в глазах оголодавшего Олега, удивленно добавил:

– Ну, вы, ребята, даете, ведь уже обедать пора!

– Некогда было: он меня гипнотизировал, – объяснила я.

– Вечно с тобой хлопоты, – с досадой заметил Сорин, – Роднина бы хоть пожалела! Олег, пойдем с нами, а ты быстренько одевайся и спускайся в кафе. Там заодно и поговорим: тема наметилась интересная.

На улице буйствовало солнце и, мучаясь угрызениями совести по поводу неоправданного безделья, я через двадцать минут спустилась в кафе. Ребята уже сделали заказ и тихо беседовали.

– Ну, вот, из-за меня такой день пропал, – покаялась я.

И с энтузиазмом добавила:

– Беру повышенные трудовые обязательства!

– Уймись, – поморщился Димка – Мы с Русецким кое-что уже сняли. Помнишь сценплан фильма? Одна из намеченных точек – деревня Тростники, где мы сегодня и побывали. И вернулись оттуда весьма озадаченными.

IV

…Упомянутая деревня располагалась в широкой низине среди болот, поросших по краям тростником. История ее уходила вглубь веков, изобилуя фактами чудес и необъяснимых явлений.

В седой древности, как гласят предания, дружина мелкого князька, а по другой версии группа немецких рыцарей, неизвестно откуда взявшихся среди трясины, напала ночью на мирных жителей, оказавших врагам героическое сопротивление. Но их все– таки перебили, а тела утопили в болотах. И о жестокости нападавших, не пощадивших стариков и младенцев, до сих пор бродили смутные слухи. Непонятной оставалась цель карательной акции. Добыча? Однако речь шла не о богатом городе… По одной из версий, дошедшей до наших дней, причина была следующая.

В Тростниках жили люди, наделенные мощнейшей энергетикой и даром предвидения, которые не только предугадывали будущее, но и формировали его, изменяя текущие события. Но однажды они что-то там изменили и сформировали невпопад, за что и понесли страшную кару. Для карателей собственные действия тоже оказались чреваты: на протяжении столетий самый красивый, здоровый и умный потомок каждого из них погибал жуткой, мучительной смертью.

Легенда смахивала на мистический триллер, растянутый во времени. Но периодически в Тростниках селились люди, и всякий раз их убивали пожары, войны, разбойничьи набеги…

Последнюю попытку обжить деревню пресекли гитлеровцы, которым приглянулось плато в окружении болот. Они устроили там концлагерь. А после войны было принято решение воздвигнуть на его месте обелиск в память замученных мирных жителей и военнопленных. Насчитали более полумиллиона жертв, и тут случился казус: по всем данным немцы уничтожили лишь половину указанной численности. Стали разбираться и обнаружили еще более крупную неприятность: вторую половину расстреляли в Тростниках до войны сотрудники НКВД. Расстреливали методично и постепенно. Но, хуже всего, что нашелся свидетель этому – местный житель, чудом уцелевший по малолетству во всех передрягах.

Возведение обелиска отложили, так как, в соответствии с логикой, рядом с памятником жертвам нацистов должен был появиться и монумент в память убиенных доблестными чекистами. А это уже попахивало шизофренией. Поэтому на месте гибели полумиллиона людей установили, якобы, временно, огромный валун, клеймящий проклятый фашизм, а не умевший держать язык за зубами очевидец был найден в озере, распухший и посиневший. Официально он утонул в нетрезвом состоянии. Но люди шептались об убийстве, тем более, что перед смертью свидетеля видели в компании крепкого нездешнего мужика.

Вся эта информация копилась в моем мозге в течение нескольких лет, и я ее кратко изложила ребятам.

– Самое невероятное, что «проклятие Тростников» распространилось на потомков местных стукачей и чекистов, виновных во многих смертях: почти все они утонули в разное время в Зеленом озере.

– А, может, это вендетта, объявленная убийцам детьми и внуками убиенных? – предположил напряженно внимавший мне Шурик. – И такая легенда им на руку? Ее просто стоило выдумать! Не знаешь, когда она появилась? Может, совсем недавно, и ее искусственно «состарили», как подделку старинной картины известного мастера?

– Вряд ли, – покачал головой Сорин, работавший со мной над большинством программ. – Мы консультировались с историками и литературоведами, и те уверены в ее подлинности.

– И потом, – задумчиво добавил Олег, – если это месть, длящаяся более полувека, то речь нужно вести о группе маньяков, тщательно планирующих свои действия. А это нереально.

– А с чем вы столкнулись сегодня в Тростниках? – с любопытством спросила я.

– Там устроили свалку, – сообщил Димка.

– Как – свалку?!

– Ты не ослышалась: именно свалку, и весьма необычную.

Сорин владел темой, и ему можно было верить.

Освещая судьбы социальных слоев в переломный период, мы с ним когда-то в сопровождении милиции объездили все городские свалки. Без стражей порядка их обитатели, как минимум, разбили бы камеру, а так нас принимали как желанных гостей. Или делали вид, что рады.

Среди бомжей встречались прелюбопытные личности с затейливыми и необычными судьбами. На одной свалке мы познакомились с трудовым коллективом, создавшим коммерческую структуру «Искатель». Название отражало юмор организаторов, собиравших цветные металлы. В сущности, они занимались этим и раньше, но рамки цивилизованной капиталистической структуры обязывали: добытчики держались особняком и отличались чувством собственного достоинства. Среди них были капитан дальнего плавания, актер-расстрига, кандидат математических наук, бывший таксист, художник, профессиональный вор и пара непримечательных личностей. Они многое испытали, прекрасно разбирались в людях и были отличными рассказчиками.

В конце нашего общения капитан заявил:

– А теперь учитесь грамотно металл сбывать, салаги! Пивные банки мягкие, их плющат, и много дохода от них не ждите. А вот баллоны из-под спреев выгодны, их нужно развинчивать, набивать песком и снова завинчивать: вес увеличится в несколько раз!

И показал, как это делается.

– А нам-то зачем? – удивилась я.

– Не зарекайся, милая, – сурово оборвал морской волк, – в жизни бывает даже то, чего не бывает. А так хоть на хлеб заработаете!

Милиционеры ржали.

– Так чем свалка в Тростниках примечательна? – спросила я у Димки.

– Там нет пищевых отходов и прочих издержек человеческой жизнедеятельности, а просто сгружен и равномерно распределен на территории какой-то хлам.

– Может, это производственный мусор с соседнего предприятия?

– Да нет же, – с досадой сказал Сорин. – Такое впечатление, что пустыми металлическими и пластмассовыми емкостями специально прикрывали какую-то площадь. Мы попытались разгрести в одном месте, а там, под хламом – свежевспаханная земля.

Я с недоумением взглянула на Шурика, тот кивнул.

– И, главное, – продолжал Димка, – рядом – ни одного бомжа, хотя есть чем поживиться! То есть, свалка создана совсем недавно, возможно, всего за несколько дней.

– Сбрасывать мусор в таком месте – вообще, нонсенс, – удивленно протянул Роднин. – А под ним, оказывается, еще и раскопки вели… Выходит, что-то искали? Но что?

– А вдруг это трупы репрессированных выкапывали, чтобы сбалансировать количество жертв? Ну, чтобы оставить лишь тех, кого немцы замучили? – озвучила я гениальную мысль, внезапно пришедшую в голову.

Мужчины перестали жевать и уставились на меня.

– Олег, по-моему, ты ее перегипнотизировал, – заключил Сорин и снова принялся за еду.

– Или, наоборот, что-то прятали. К примеру, тела погибших в криминальных разборках, – не унималась я. – Тогда нужно выяснить, откуда мусор, и где недавно произошли убийства или бандитские стычки!

Ребята переглянулись.

– А ведь в этом что-то есть, – произнес Роднин, одобрительно глядя на меня.

– Похоже, я поспешил с выводами, – согласился Димка. – Просто она после твоих процедур слишком быстро соображать стала и выстреливает все подряд, что приходит в голову, не фильтруя. Возможно, действительно в Тростниках что-то прячут, учитывая, что посетителей в последние годы там почти не бывает.

Мы допили кофе и Сорин, вставая из-за стола, объявил:

– Погода хорошая, и у нас по плану съемки на хуторе возле графских развалин. Лиза едет со мной, Шурик и Олег – по желанию. Если нет иных планов, будем рады вашему обществу.

Роднин взглянул на часы и сказал, что ему нужно кое с кем встретиться, поэтому увидимся вечером. И я неожиданно для себя расстроилась. Шурик заявил, что поедет с нами. А Димка вдруг спросил:

– Фомин с Аленой, видимо, слиняли вчера по-английски, но кто-нибудь Жору сегодня видел? Он же собирался еще день здесь побыть, и только завтра отчалить на съемки нового фильма?

Но никто не встречал Лисовского со вчерашнего вечера.

– Зачем ему за нами таскаться, если свой трудовой процесс впереди? Оттягивается где-нибудь на природе, – предположила я.

Димка кивнул, и мы направились к машине. Но тут у Шурика зазвонил сотовый.

– Бедный Юрик, – прокомментировал он, глянув на номер. Так по ассоциации с шекспировским Йориком телевизионщики величали нового директора видеоцентра. Он обладал абсолютно голым черепом, а злые языки утверждали, что и содержимое его идентично содержимому черепной коробки истлевшего литературного героя.

Народ не считал это худшим вариантом, поскольку предшественником Бедного Юрика был профессиональный патриот и полковник в отставке, совершенно невменяемый Саша Бешеный. Но патриотизм и творчество оказались «вещами несовместными» и тому пришлось срочно ретироваться в депутаты.

Пока Шурик общался по телефону, Олег, слушая нас, от души веселился. А в конце заметил:

– Я-то по наивности думал, что городового Небабу, ставшего после революции музыкальным критиком, придумали Ильф и Петров!

Подошел Шурик с вытянутым лицом.

– Ребята, – тихо сказал он, – Алену Семченко хотели убить. Она в коме.

Олег побледнел, обнял меня за плечи и притянул к себе, словно пытаясь защитить.

– А Фомин? – глухо спросил Сорин.

– Вечером вылетел в Европу.

Мы переглянулись.

Слизывая тени, солнце поднималось к зениту. Становилось жарко.

Некоторое время ребята стояли с растерянным видом, потом Олег твердо сказал:

– Откладываю дела и еду с вами!

– Погоди, – хмурясь, сказал Димка, – сейчас не лучшее время для съемок. Поедем через пару часов.

Роднин покачал головой, отошел в сторону и стал кому-то названивать. Сорин и Шурик принялись что-то озабоченно обсуждать, а я достала сотовый и набрала Ларису Рогову:

– Что там с Аленой Семченко?

Журналистский и особенно телевизионный цех в нашем городе был невелик и те, кто в него входил, знали друг о друге почти все. Рогова сообщила, что Алену нашли перед рассветом на скамейке возле рынка, расположенного в квартале от ее дома. Женщину ударили по голове, затем душили, и врачи были поражены тем, что она выжила. Деньги и ценности остались при ней, и следователь уверял: нападавшие стремились убить Алену, а не ограбить. Произошло это, по заключению специалистов, с двух до трех часов ночи в совершенно другом месте, а к рынку ее доставили на машине. Действовали, судя по всему, не дилетанты-хулиганы, а люди, хорошо подготовленные.

– А где Фомин?

– А причем тут Фомин? – удивилась Лариса. – Он позвонил вечером Юрику и сообщил, что его срочно вызывает в Париж продюсер документальной ленты, которая будет здесь сниматься.