Текст книги "Во спасение"

– Да уж, вряд ли твоя мама полетела осматривать квартиру.

– Девчонки, дурацкий вопрос, но ни у кого нет случайно оружия? Лазерки, или на худой конец ножа?

– Шутишь?! Откуда?

– Зачем в городе оружие?

– В городе ни к чему, – Юстина смущенно замялась, – Только зиккурат не совсем в городе. Он… на другом берегу реки. Но совсем рядом.

– На другом?! Как же мы туда попадем?

– По мосту. Он древний, но еще крепкий.

– А если там, на мосту и за ним, кто-нибудь водится?

– Мама говорила, что нет. Она изучала окрестности. Впрочем, случиться, конечно, может всякое. Правильно. Не надо вам со мной ходить, одна справлюсь.

– С ума сошла?! Конечно, мы тоже пойдем, разговаривать не о чем. А оружие и правда бы не помешало.

– Хотя бы нож.

– А ты умеешь им пользоваться?

– Нет, но ткнуть, если что смогу, – храбро и беспечно заявила Смехнянка.

Юстина посмотрела на нее с сомнением:

– Тогда хорошо бы его захватить.

Камиля заглянула в наладонник, скептически поджала губы:

– Прогноз – облачно. Дождя не обещают, значит, скорее всего, пойдет. Юсть, у тебя отец где?

– Думаю, по-прежнему дома.

– И у меня мама. Ань?..

– Предки должны быть на работе, раньше меня ушли.

– Это я к чему… Если мы затеваемся всерьез, то времени в обрез. Рассиживаться, обсуждать и обедать некогда.

Время действительно поджимало – стрелки приближались к четырем, отправляться следовало немедленно.

– Разумеется, всерьез, – возмущенно фыркнула Аня.

– Окей. Тогда пора собираться и выходить. Сколько мы будем бродяжничать, неизвестно. Так. Нужны рюкзаки, дождевики и еда. Что еще?

– Фонарь не помешает, термос с чаем, – сосредоточенно перечисляла Юстина, – ну и нож все-таки не лишний, если удастся незаметно раздобыть. Анют, сможешь?

– У мамы вряд ли, у нее кухонные наперечет, – задумчиво протянула Смехнянка. – А вот у папы в столе, если я правильно помню, кажется завалялся старинный японский тесак.

– Ань, остальное тоже на тебе. Если мы с Юстей начнем при родителях выносить из квартиры подозрительные предметы… сама понимаешь.

– Понимаю. Значит с меня кроме ножа еще рюкзак, дождевики, термос с чаем и фонарь. Все?

– Может, еще веревку? Как мы на гору полезем?

– Мама говорила, там не гора, а высокий холм. И к зиккурату с набережной ведет дорога.

– Тогда обойдемся, – подвела итог Камиля.

– Все, Анют, давай бегом. А мы с Юстей пока слетаем в магаз за провизией.

– А не поздновато выходим? Может, перенесем на завтрашнее утро?

– Через пятнадцать минут о том, что мы не пришли на занятия станет известно родителям. Через полчаса поднимут тревогу и начнутся поиски. Даже с «острова» уйти не успеем.

– Логично. Значит, сегодня.

Девчонки расстались у Смехнянкиного дома, уговорившись через двадцать минут встретиться возле школы.

Юстина и Шоста разжились пакетом с пирожками, печеньем и бутылкой воды. В ожидании Ани Камиля изучала карту.

– Нам куда-то на юг?

– Скорее на юго-запад.

– Это в самый речной изгиб? Туда, где Лужниковская община?

– Да, через нее к юго-западным воротам и по мосту.

– Ничего себе, почти через весь город!

– Не так уж и далеко, километров десять.

– Это по прямой. А через переходы и «острова» все пятнадцать.

– За три часа всяко дойдем.

– Оптимистично. До моста может быть, – нахмурившись, покачала головой Камиля, – а вот дальше как раз по сумеркам придется. А сумерки короткие.

Анина миссия увенчалась абсолютным успехом. Дома действительно никого не оказалось, и собраться удалось быстро и почти без проблем. Дождевиков, правда, нашлось всего два. Вместо третьего Смехнянка прихватила огромный полиэтиленовый мешок. Зато, в добавление ко всему прочему, она раздобыла горсть фундука и яблоки. Родителям оставила на холодильнике записку, в которой сообщила, что переночует у Юсти.

Рюкзак уговорились нести по очереди, обедали сухим пайком, на ходу.

У крошечной беленой часовенки девчонки повернули направо, брусчатка знакомой до последнего фонаря улицы сменилась асфальтом. Прошли по центральному проспекту «острова», миновали поперечную дорогу под странным названием «Кузнецкий мост» (никакого моста там никогда и в помине, даже при прабабушке, не было). Показался тамбур-шлюз перехода… и тут Камиля внезапно спохватилась:

– Слушайте, а ведь там охрана.

– Где?

– На заставе, на выходе из города.

– И что?

– Не знаю. Наверно, она может не выпустить.

– Почему? Мы – совершеннолетние.

– Ага. только в школу ходить обязаны.

– Ну, мы скажем, что ненадолго.

– Не знаю. Может, прокатит, а может, и нет.

– Ладно, по ходу разберемся, – Аня легкомысленно пожала плечами.

6

Сколько Юстина себя помнила, ворота всегда стояли нараспашку. Отец с младенчества внушал: «если закроются – знай, пришла беда».

Миновав шлюз, подружки остались в одиночестве – коренные обитатели редко покидают «острова». Только ради торговли или поиска необходимых специалистов.

Десятилетиями бездействующий фонтан, просевший под тяжестью квадриги фронтон бывшего театра, призрачно-серая игольчатость ЦУМа. Бррр. Впрочем, Юстина с детства не любила короткий, но от этого не менее страшный переход к ближайшему, Кремлевскому, «острову» вовсе не из-за угрюмой заброшенности окружающих площадь зданий. Дело было в другом. Тропинка в трубе из пожелтевшего от старости бронепластика вела на юго-восток, в обход Театрального могильника. По другую сторону, слева, за остатками полуразрушенных домов скрывался второй, Лубянский. В отличие от него Театральный (менее подходящее название сложно придумать), находился всего в ста метрах от тропинки и с такого расстояния отлично просматривался. Мрачный памятник пандемии, он возвышался метров на десять над спекшимся от несусветного жара покореженным асфальтом.

…Пандемия разразилась семьдесят шесть лет назад, в ноябре. Прабабушке в тот год исполнилось четыре. Насколько знала Юстина, та мало что запомнила. Только ужасный запах и то, как мама, Юстина прапрабабушка, заперла малышку в чулане с запасом еды и воды и ушла. Прошла целая вечность, прежде чем девочку выпустили какие-то чужие, страшно озабоченные и неразговорчивые люди.

Через несколько месяцев, когда все закончилось, оставшиеся в живых выдвигали многочисленные, ни на чем не основанные догадки и версии. Авария в лаборатории? Вышедшая из-под контроля диверсия? Неудачный эксперимент? Попытка смены разумного вида на планете?

Установить истину так и не удалось. Какова бы ни была причина, результат оказался ужасен. Несколько штаммов вирусов с заданными программами мутаций распространились по планете. Безобидные несколько недель или месяцев, они беспрепятственно проникали в самые удаленные уголки Земли. Пробирались в организмы людей и животных, путешествовали вместе с ними, размножались и потихоньку, согласно заложенной программе, мутировали.

Разумеется, те, кто был осведомлен о надвигающейся угрозе, и не подумали никого предупредить. Остались ли они сами в живых? Кто знает…

По рассказам очевидцев, в один кошмарный день рассчитанная на человека разновидность вируса буквально взорвалась активностью, и началась эпидемия. Миллионы людей в одночасье ощутили слабость, головную боль, потеряли ориентацию в пространстве. Сначала почувствовавших недомогание увозили в больницы, к вечеру увозить стало некому и некуда. Несколько дней больные словно пьяные или безумные бродили по улицам без сна, не в состоянии пить и есть. Тем немногим, кого вирус пощадил, казалось, что город полон ходячих мертвецов. Уцелевшие в панике бежали из густонаселенных городов, но смерть и безумие царили повсюду. Невозможно было не заболеть – буквально каждый из живущих являлся носителем вируса еще до начала трагедии. Впрочем, тогда об этом еще никто не догадывался.

Через несколько часов выяснилось, что эпидемия охватила всю планету. Помощи ждать не приходилось.

За неделю болезнь единым махом выкосила больше шести миллиардов человек. Самые крепкие из заболевших продержались неделю, слабые – не дольше суток. Люди умирали один за другим, никто не выздоравливал. Иммунен к вирусу оставался едва ли один из тысячи. В Москве, родном городе прабабушки, уцелело не больше десяти тысяч человек.

Пандемия завершилась, так же как и началась, в течение нескольких часов. Быть может, заключительным аккордом вирусной мутации стало самоуничтожение, а скорее всего те, кто остался в живых и их потомки оказались полностью невосприимчивы к заразе. Так или иначе, через неделю после начала пандемия закончилась сама собой.

Не исключено, что иные, не смертельные, рассчитанные на животных и пернатых штаммы вируса активизировались в тот же период. Просто занятые более важными проблемами люди поначалу не заметили ничего необычного. Лишь через полгода-год выяснилось, что безобидные зайки-кошки-мышки и куда менее безобидные тигры-волки-медведи постепенно видоизменяются и от поколения к поколению становятся разумнее. Геномы различных видов живности менялись по-разному. Кто-то мутировал медленнее, кто-то быстрее, кто-то сильнее, кто-то слабее. Никаких закономерностей в этом процессе выявить до сих пор не удалось.

Мутировавшие представители фауны не желали идти на контакт. Домашние животные за редким исключением постепенно отдалились от хозяев, а затем и вовсе их покинули. Лесные обитатели напротив начали проявлять кровожадную настырность.

Говорят, давно, еще до пандемии, город занимал существенно большую территорию и представлял собой единое целое. В туннелях под землей, в темноте и грохоте, от станции к станции носились так называемые «поезда метро». Сцепленные последовательно металлические вагоны перевозили с одного конца города на другой десятки и даже сотни тысяч человек. После того, как болезнь унесла с собой большую часть населения, поезда оказались не нужны – некого стало перевозить.

Пережившие катастрофу горожане долго не решались вернуться домой. В сельской местности, где люди жили относительно рассредоточено, с последствиями эпидемии постепенно удалось справиться. В городах дело обстояло значительно хуже. Миллионы неопознанных трупов неделями оставались на улицах, никто не знал, как с ними поступить. В тот период всеобщего отчаяния, шока и тотального хаоса горожане всерьез подумывали оставить город мертвецам. Со временем тяга к родным местам пересилила страх, многие вернулись. В чьей-то голове зародилась идея превращения туннелей метро в братские могилы. Сначала умерших относили на станции и дальше во тьму, затем на перроны, на лестницы… К весне, когда ужасная работа была завершена, горы человеческих тел возвышалась над землей. Дома вокруг могильников разрушили, из обломков соорудили уродливые надгробия, на всякий случай облили напалмом и подожгли.

В раннем детстве Юстина часто слушала мамины рассказы о тех страшных временах, и однажды ей приснился летящий сквозь непроницаемый мрак поезд, полный молчаливых мертвецов. Серокожие и неподвижные, они равнодушно пялились во тьму окон. Этот сон она запомнила на всю жизнь.

Современное устройство Москвы, вероятно, показалось бы странным любому из тех, кто населял ее до пандемии. Вернувшиеся пытались сохранить от запустения жизненно важные и дорогие сердцу уголки города. Старые уютные улочки, памятные места, заводы и фабрики, новые удобные здания, больницы, многое другое. Уголков оказалось много, людей не хватало. В результате Москва разделилась на многочисленные «острова», в каждом из которых проживало несколько сотен человек. Часть территории расчистили под огороды и сады.

Лет пять москвичи заново обживались. Затем, в основном по ночам, стали приходить поумневшие хищники. В результате недружественных визитов каждый «остров» в кратчайшие сроки окружила высоченная стена. Между «островами», соединяя их между собой, протянулись защищенные со всех сторон галереи-переходы.

Мама рассказывала, что раньше, еще до пандемии, подобным образом – животные на воле и любопытные посетители на огороженных дорожках – были устроены заповедники. Юстина долго не могла понять, почему звери из заповедников запросто, как сейчас, не приходили в не огороженный стенами город.

7

…Девчонки привычно отвели взгляды от нагромождения опаленных и оплавленных бетонных обломков с нелепо торчащей, изогнутой и выкрученной арматурой. Зрелище не для слабонервных. Могильники и территории вокруг них много лет назад официально признаны безопасными. Впрочем, Юстина не знает никого, кто по доброй воле рискнул бы приблизиться к бывшим входам в подземку. Даже самых отважных исследователей останавливает кое-что помимо иррационального страха. Отец (и не только он) не раз высказывал опасения, что где-нибудь глубоко под землей может тлеть очаг заражения. Никаких доказательств тому не существует, но желающих проверить справедливость теории на собственном опыте пока не находится.

Миновав Театральный могильник, труба перехода свернула на юго-запад, на бывшую Никольскую – здесь кое-где до сих пор сохранились таблички с названием улицы и номерами домов. За спиной остался еще один вход в подземку. Неудачно расположенный, извилистый и неудобный. Возможно, именно по этой причине его не превратили в очередное захоронение, а попросту замуровали.

Скрывшееся с полчаса назад светило выглянуло вновь, оглушительно-ярко ударило по глазам. Бронепластик галереи забликовал так, что Юстина невольно зажмурилась. Один дом, второй… из окна четвертого на крышу перехода с мягким, приглушенным стуком спикировал крупный кот чудного рыже-бело-серого окраса. С трудом удерживаясь на скользкой поверхности, всмотрелся в девчонок злыми, умными глазами и бесшумно канул прочь. Юстина непроизвольно задержала дыхание, Шоста едва слышно ругнулась, Смехнянка из-под ладони проводила бывшую домашнюю зверушку долгим внимательным взглядом.

Фанат новой биологии, Аня могла часами простаивать у ограждающего «остров» стекла, подкарауливая загадочную и почти неизученную лесную живность. Она и кафе с окнами на «ту сторону» облюбовала вовсе не из-за чудесных пирожков, а ради наблюдений. Одна беда, редко кто из безобидных лесных обитателей рисковал приближаться вплотную к поселениям двуногих, а крупных и опасных тварей отлавливали на подходах к «островам» рейнджеры. Любопытной Смехнянке попадались в основном птицы, дикие коты, белки да изредка ежики. Разумеется, в этом походе она надеялась на большее. Сама по себе разноцветная зверюга Аню не заинтересовала, такие встречались ей и раньше. Другое дело, что в ее появлении таилось обещание неизведанного.

Спохватившись, что приближается время возвращения из школы, Юстина добыла из кармана наладонник. Сухо проинформировала родителя, что будет ночевать у Шосты, выслушала обязательные «Ты поела?», «ладно» и «не ложитесь поздно» и отключилась. Отцу не до нее.

У Камили разговор с матерью не задался буквально с первой фразы. Оказалось, что от подруги ожидался поход в магазин и помощь по дому. Стараясь не прислушиваться к виноватому бормотанию, Юстина с преувеличенным вниманием разглядывала окружающий пейзаж. Видно сквозь мутный бронепластик было так себе, она поминутно ловила себя на желании протереть запыленную, поцарапанную поверхность. Снаружи галереи мыли редко, раз в год, весной. Ощетинившаяся брандспойтами, секаторами и оружием бригада обходила по периметру город и переходы. Мыла, подрезала ветки, убирала мусор. К осени, как правило, результат их трудов становился полностью незаметен.

– Надо домой? – дождавшись конца разговора, осторожно поинтересовалась Юстина.

– Еще чего. Завтра все сделаю. Или послезавтра, – преувеличенно-бодро вскинула голову Камиля.

– Ты уверена?

Суровость и непреклонность Шостиной мамы была широко известна в узких кругах.

– Не оставлять же вас двоих!

– Спасибо, – серьезно поблагодарила Юстина.

Если завтра к восьми утра Камили не будет в школе, уборкой квартиры она не отделается. С нее как минимум снимут скальп.

Словно в лад с настроением подруги, небо окончательно затянуло блекло-серой хмарью.

Слева, за уродливыми развалинами Гума, ожидаемо-внезапно распахнулся простор Красной площади. Заросшая побуревшими, полегшими космами травы и низким, стелющимся, будто седым кустарником, она производила странное впечатление. Брусчатка, когда-то тщательно уложенная, пригнанная и выровненная, шла волнами. Многочисленные корни миллиметр за миллиметром, год за годом упрямо сдвигали и поднимали тяжеленные камни, проникали под них и выворачивали.

В спутанной растительности, в своем обособленном мирке, шныряли грызуны неизвестной породы. Бесхвостые, грифельно-серые, в цвет мокрой брусчатки. Один вынырнул неподалеку, в цепких пальчиках зажата неумело сплетенная из травяных стеблей корзинка… Аня выхватила наладонник и принялась судорожно щелкать кнопками. Зверек замер, сторожко принюхался, покрутил головой и с шустрой неуклюжестью ввинтился обратно в заросли.

Вдалеке Юстине померещился миниатюрный, сплетенный из веточек дом с настоящим окошком и дверью. Из трубы струилась едва различимая ниточка дыма.

За булыжно-травяным раздольем мертвым многоцветьем громоздился старинный храм. Словно заботливо испеченный к празднику торт нечаянно забыли подать гостям, и он безнадежно испортился. Мама что-то про него рассказывала, но Юстина все забыла. Помнила только, что того, кто строил, вроде бы ослепили… или убили. Зачем? Только мама знает.

Вместо привычного бронестекла Кремлевский «остров» окружали древние высоченные стены и башни темного кирпича. Галерея перехода вела вдоль полуразрушенного здания какого-то музея прямо к одной из башен. Устремленное ввысь сооружение напомнило Юстине увеличенный в тысячу раз, поставленный «на попа» пряник. Бабушка пекла похожие. У подножия башни переход заканчивался гигантским шлюзом перед здоровенными, распахнутыми во всю ширь воротами. На входе никого, только незнакомый дядька скучающе поглядывает сверху, из-за парапета. Вот и вся охрана.

Длинный ярко-желтый дом, в котором обитает большая часть общины; торговые ряды; детская площадка; еще один, действующий, храм. Люди спешат по своим делам.

Справа, через прорубленную в стене широкую арку, виднеются укрытые за бронестеклом знаменитые Александровские сады. Поговаривают, что кроме обычных фруктовых деревьев там встречаются персиковые и апельсиновые. Так ли это на самом деле, Юстина понятия не имела.

Теперь быстрее и как можно незаметнее: бетонно-полосатый уродливый куб детского сада-школы-музея-библиотеки, корпуса швейной фабрики, Боровицкая арка… ворота шлюза нараспашку.

Юстина украдкой выдохнула. Обошлось. Путешественницы миновали последний рубеж, где их могли остановить, окликнуть, поинтересоваться, куда это самоуверенные пигалицы намылились без сопровождения взрослых. Путь открыт. Другое дело, что так далеко от дома ни одна из них еще не заходила, и дорогу подружки представляли себе крайне смутно, ориентируясь лишь на схему в наладоннике.

8

С этой стороны Кремлевского «острова» переход выглядел по-иному. Вместо круглой трубы перед девчонками предстала квадратная в сечении галерея с наклонной верхней гранью. Изменился и материал – вместо пластика здесь использовали листы бронестекла. Пыль на крышу, разумеется, оседала, зато вертикальные стены отличались почти кристальной прозрачностью. Под ногами вместо пересыпчатого песка подпружинивал дощатый настил.

Слева за стеклом – въезд на обрушившийся мост. Галерея пересекает площадь, углубляется в очередную заброшенную, на сей раз совершенно незнакомую улицу. Безлюдье на несколько километров вокруг, только какой-то мужичок с натугой волочет навстречу дорожный чемодан на колесиках. Переезжает, что ли?

Облупившиеся, словно обглоданные временем постройки, граффити, выбитые стекла. Разномастный кустарник с настырной рыжей жалостью приник к потрескавшимся стенам, заглядывает в бездонные провалы окон и дверей. Раскрошившиеся ступени и тротуары задрапированы, точно рыболовной сетью, прошлогодней листвой и сорняками.

Последний, Кропоткинский, могильник переход обогнул по внушительной дуге, проложенной поверх фундаментов старых домов. За сваленными в беспорядке, обугленными плитами импровизированного кладбища возвышалась фантастическая, грязно-бетонная громада когда-то самого известного в Москве собора. Теперь, по сравнению с доходчивой лаконичностью переднего плана, собор выглядел совершенно неинтересно и малозначительно. Рассеянно мазнув взглядом по облезлым куполам, Юстина отвернулась, старательно не замечая запечатанный вход в подземку.

Оставив за спинами собор и коряво-ужасающее нагромождение перед ним, подруги, наконец, вздохнули с облегчением. До последнего «острова» у реки путь предстоял неблизкий, утомительно-извилистый, но, по счастью, проложенный вдалеке от могильников.

Эту часть города, вплоть до Лужников, вернувшиеся после эпидемии горожане по каким-то причинам оставили почти без внимания. Только в больничном комплексе неподалеку от Фрунзенского могильника теплилась какая-то своя, специфически-медицинская жизнь. Согласно схеме, в этом месте от основного перехода ответвлялась широкая галерея. Сворачивать туда девчонки, разумеется, не собирались.

Что-то в зарослях привлекло ее внимание. В первую секунду Юстину прошиб холодный пот, но почти тотчас она осознала, что ошиблась. Никакие это не мертвецы. Просто опрокинутые статуи.

– Это же надо!

– Что? – обернулась Камиля.

– Посмотри.

Пухлые ангелочки со щитом и мечом, тетенька в тунике и шлеме, лев, дяденька со скрипкой, что-то абстрактно-навороченное… сборная солянка.

– Вижу.

– Откуда они, такие разные?

– Есть многое на свете, друг Горацио, – с усмешкой процитировала начитанная Шоста.

– Надо будет у мамы… – привычно начала Юстина и осеклась.

Камиля деликатно промолчала.

– Эй, вы чего застыли? Опаздываем же, – окликнула Аня, и девчонки бросились догонять.

Подружки одолели чуть больше половины пути, когда Юстина поняла, что ее кроссовки не годятся для длительных марш-бросков. Она старалась не хромать, но уже через пять минут Шоста, покосившись через плечо, невинно осведомилась:

– А велики мы не захватили по какой-то уважительной причине?

– Родители дома.

– А прокат?

– Хорошая мысля… – Юстина скривилась. – Пластырь тоже забыли?

– Ага. И аптечку.

– Предусмотрительно.

– Не то слово.

– Привал?

– Не помешает.

В шестикилометровом пустынном переходе то здесь, то там встречались площадки для отдыха и даже биотуалеты – горожане стремились сделать невообразимо длинный перегон хоть немного комфортным для путешественников. Девчонки расположились на одной из площадок, перекусили и угостились Смехнянкиным чаем. Расслабились было, но бдительная Камиля выразительно постучала по наладоннику: там высвечивалась нехорошая цифра 17.54 и тучка с красноречиво мерцающими дождевыми каплями и сизыми завихрениями. Через полтора часа станет темно, мокро и ветрено.

Дальше, невзирая на Юстины кроссовки, двигались в ускоренном темпе.

9

После широченного, загроможденного проржавевшими насквозь остовами автомашин Садового кольца стало ясно, что центр остался позади. Вычурная лепнина особняков сменилась глухими покосившимися заборами, безликими пятиэтажками, убогими заводскими корпусами. Добротные постройки в центре куда лучше перенесли испытание временем – на окраине город окончательно сдался на милость природы и словно растворился в ней. Высоченная трава, деревья местами придвинулись вплотную к переходу, ветви скребут о стекло, словно настойчиво напрашиваются в гости. Взгляд ненароком выхватил вывеску «Университетская клиническая больница №3». И пониже, мелким шрифтом: «клиника нервных болезней». Юстина поежилась.

Смехнянка вдруг остановилась, высматривая что-то по ту сторону ограждения. Корявые, будто ободранные лапы низкорослой ели невдалеке от дорожки энергично сотрясались и дергались. Кто-то возился там, в густой, сыроватой тени.

– Ань, что там?

– Не вижу. Может, ежик или хорек?

– Пойдем, наверняка он нас боится.

– Одну минутку, ну, пожалуйста! Вдруг покажется?

Юстина тихонько вздохнула.

Словно по заказу из-под ели высунулось длинное ухо. Похоже здесь, на длинном перегоне, где человек появлялся относительно редко, дело с экзотической фауной обстояло лучше, чем поблизости от «островов».

Следом за ухом из сумрачной тени выбрался и его обладатель.

– Ой, заяц. Девчонки, смотрите, настоящий зайка! – Аня в умилении присела на корточки и легонько постучала по стеклу.

«Крупноват он что-то для зайки», – собралась было усомниться Юстина, и тут трогательно ушастый и пушистый комочек открыл необъятную пасть и хищно зевнул, продемонстрировав отнюдь не травоядный набор зубов с острыми как иголки клыками. Челюсть с клацаньем захлопнулись, «зайка» низко, утробно заурчал и шустро закосолапил в сторону остолбеневших подружек. Последние три метра, мощно оттолкнувшись задними лапами, он одолел в полете. Врезался в стекло и попытался его прокусить. Посидел немного, ошалело тряся башкой с длинными ушами, и бросился снова. То, что предполагаемые жертвы большее него раз в пять, зайца ничуть не смущало. Мозги, в отличие от пищеварительного тракта, перестройке, очевидно, не подверглись.

– «С волками жить…», – ошеломлено протянула Юстина, разглядывая алчно грызущую ровную поверхность зверушку, – заматерел, однако, зайка.

От укусов на стекле оставались молочно-белые разводы. «Ну не яд же, в самом деле?! Хотя…».

Камиля, словно не веря собственным глазам, помотала головой:

– Что-то я не помню такого в учебнике.

– Там сносочка была на странице, внизу, мелким шрифтом. «Встречаются не только травоядные подвиды». Ты просто внимания не обратила, – вне себя от счастья, откликнулась Аня. Нацелив наладонник на «зайку», она снимала один 3d ролик за другим.

– Вот они какие оказывается… подвиды, – с сарказмом протянула Камиля.

Минут через двадцать после того, как они сумели разлучить Смехнянку с ее драгоценной находкой и продолжить путь, подружки обнаружили в бронестекле ограждения сквозную неровную дыру диаметром чуть больше пальца. Вокруг нее густо разбегалась молочно-белая сеточка трещин. Вероятно, у кого-то из странствующих по переходу сдали нервы.

– Это стреляли, да? – с опаской уточнила Камиля.

– Да, причем из чего-то серьезного. Несколько раз в одну точку – иначе стекло не пробить. Калибр миллиметров двенадцать, – осторожно потрогав край отверстия, сообщила Юстина.

Прижавшись щекой к стеклу, Камиля заглянула в дыру сбоку, затем сунула в нее палец:

– Ох и толстенное!

– Смотри, не порежься.

Аня тем временем, присев на корточки, что-то жадно разглядывала на земле по ту сторону стекла. Юстина присоединилась. Метрах в пяти от девчонок на примятых лопухах виднелись крупные бурые кляксы.

– В него попали, а он ушел, – зачарованно прошептала Смехнянка. – Кто же это был? Гризли? Мамонт?

Пожав плечами, Юстина открыла было рот, собираясь сказать, что гадать бессмысленно и пора двигаться…

– Бу, – глумливо и отчетливо выговорили сзади и совсем рядом. И со скрежетом долбанули в стекло.

Юстина от неожиданности дернулась и больно стукнулась локтем, Камиля болезненно вскрикнула. Девчонки в панике обернулись. Тройной душераздирающий вопль ужаса слился в один.

С той стороны, сверху вниз на путешественниц бусинками глаз таращилась плюшевая кофейного цвета морда с округлыми ушами. На носу – зигзагообразный шрам. Морда вплотную приникла к прозрачной поверхности и с явной издевкой, чуть тише повторила «Бу!». Скрытый по пояс в зарослях шиповника зверь передними лапами опирался на почти неразличимую преграду. Устрашающего вида когти оставили на сверхпрочном стекле несколько царапин.

– К-кто это? Альфа-медведь?! – враз охрипшим голосом предположила Камиля.

– Вряд ли. Разве они заходят на этот берег?

– Училка говорила, что нет. А на самом деле, кто знает?

– Слишком маленький. Скорее, это ведмед.

– Кто-нибудь помнит, они человечину жрут?

– Они все жрут. Только стекло ему не разбить.

Словно развлекаясь, ведмед вновь легонько ударил передними лапами.

– Вот и отличненько, что не разбить. Х-хватит с меня на сегодня биологии. Пойдемте, а? – дрожащим голосом попросила Камиля.

Аня медленно поднялась, попятилась, не сводя с ведмеда испуганных глаз. Камиля и Юстина, схватившись за руки, последовали за ней. Подружки отступали, а коричневое чучело внимательно следило за ними с явственно написанным на морде гастрономическим интересом. Юстина споткнулась и вскрикнула. Ведмед опустился на четыре лапы, шагнул… не выдержав, девчонки развернулись и помчались во все лопатки.

– Гыыы-ы, – презрительно и почти добродушно донеслось вслед.

10

Разумеется, Камиля порезалась о стекло. Не сильно, но и не ерундово. Когда ведмед выдал первое «Бу!» и шмякнул по ограждению, она как раз водила пальцем по краю отверстия.

Кровь останавливалась, но при малейшем движении начинала сочиться снова. «То, что забываешь, всегда требуется в первую очередь», – отдавая подруге свой второй и последний носовой платок, сокрушено подумала Юстина.

Переход устремился через парк. Графитовые росчерки ветвей на фоне темно-янтарном листвы, пруд со смоляной, стоячей водой, замшелые горбатые мостики. Направо, к Пироговке, ответвилась обещанная картой галерея. Девчонки едва на нее взглянули. Избегая встречи с Фрунзенским могильником, основной переход бесцеремонно срезал по диагонали целый квартал и вывернул на прямой, точно стрела, проспект. По обе стороны пеньками торчали скроенные по единому образцу кирпичики домов. Юстина осмотрелась без прежнего любопытства и внезапно поняла, что ужасно устала. Немилосердно ныли мышцы, рюкзак оттягивал плечи, натертая нога требовала снисхождения и передышки. Юстина глянула в наладонник. Не до отдыха – времени в обрез.

Неохватный простор заброшенного шоссе. Кажется, оно еще шире Садового.

«Интересно, зачем столько места? Для самолетов?»

Невообразимо широкая эстакада. Переход нырнул под нее и никак не мог вынырнуть. Ребристые балки, лес колонн, сырость и полумрак. Девчонки ошарашено вертели головами, не в силах постигнуть циклопический размах сооружения. За эстакадой – безбрежное море потрескавшегося асфальта, странные бетонные рогатины, какие-то бурые холмики. Только через минуту Юстина осознала, что на самом деле это остановка и целое кладбище прогнивших насквозь автобусов.

Вот и последний шлюз. Традиционно гостеприимно-распахнутые настежь створки, огороженная, безопасная территория Лужниковского «острова».

Как-то вдруг оказалось, что солнце если и не село, то спустилось к самому горизонту. Похолодало, краски будто выцвели и смазались. Налетел влажный ветер, небрежно мазнул по лицам, растрепал волосы. После защищенного перехода на улице оказалось зябко. Юстина сунула руки в карманы, Аня застегнула куртку и подняла воротник. Время подбиралось к семи.