Текст книги "Офис. Простая жизнь… и какие подводные камни она может таить для тех, кто к ней не привык"

13

Она бежала куда глаза глядят, не разбирая дороги. Вот что бывает, когда открываешь дверь, не постучав!

Господи, господи, Анечка за всю свою недолгую и весьма небогатую на события жизнь не видела такой непотребной картины! Конечно, она вообще мало что рассмотрела, но и увиденного ей было более чем достаточно! Юля, с задранной до самой головы юбкой, Сергей, прислонившийся к ней сзади…

Оба пьяные как свиньи. Даже не заметили ее, Анечку, а она осторожно закрыла дверь, тихо, как мышь, собралась, выключила компьютер и кинулась из офиса бегом. Виктора Ильича-то давно и след простыл, она думала, она одна так поздно засиделась, она это частенько делала…

И вот… Что теперь делать, что? Пойти броситься с моста, кинуться под машину!?

Ах, она бы с радостью! С какой радостью и облегчением! Как она устала от этого всего, как ее тошнит от несправедливости жизни, в которой все достается другим: и любовь, и семья, и дети, и карьера. А такие как она, робкие невзрачные серые мышки вынуждены довольствоваться эпизодическими ролями в сценарии чужой жизни!

Вот взять и броситься под тот огромный грузовик! Или под автобус! От нее точно мало что останется!

Анечка подалась вперед, полная решимости осуществить задуманное.

Стоп. Стоп. Стоп. Бабушка. Она просто не переживет. Более того, она этого не заслужила. Неблагодарная девчонка, она положила на тебя всю жизнь, а ты собираешься броситься под колеса!?

Мерзавка, дрянь, будешь жить дальше, как миленькая!

…Рыдая, уже даже не стесняясь прохожих, Анечка все брела и брела по улицам Сибирска. Она знала совершенно точно: она должна что-то сделать. Но что именно? И как?

Она и сама не заметила, как лабиринты улочек вывели ее к знакомому дому. Дому Алисы и Сергея. Точно. Вот что она сделает. Она воспользуется советом Алисы, который еще недавно показался ей совершенно бредовым.

***

Анечка вошла в квартиру Алисы заплаканная, но с легендой наготове. Сергея дома, естественно, не было.

– Алиса, ты хотела меня постричь. Стриги!

– Анют, приветик, проходи. (присмотревшись) Так. Что за сырость? Кто обидел? Сережа? Виктор Ильич? Рассказывай, я ему все выскажу вечером! Привыкли эксплуатировать тебя, ездят на тебе, сами ни хрена не делают.

– Что ты, Сергей и тем более Виктор Ильич тут совершенно ни при чем. Это… Это касается моей личной жизни.

– Ого! У тебя есть личная жизнь? Давай, рассказывай!

– Да. То есть, нет. В том-то и дело, что нет.

– Давай, давай, вываливай все как на духу. С чего вдруг постричься решила?

– Алиса, понимаешь… Я стала встречаться с молодым человеком, м-м-м, бывшим одноклассником, в троллейбусе случайно столкнулись и закрутилось… Ну как – встречаться. В кафе пару раз сходили, в кино, в парк.

– Ну-у-у-у… Давай, говори, все из тебя втягивать нужно. Он тебя обидел что ли?

Анечка ловит ртом воздух. Тяжело. Никогда она никому не врала, а сейчас шпарит как по нотам, так складно. Только подробности на ходу придумывать сложно.

– Он… Алиса, он мне сегодня сказал, что я выгляжу как старая дева! Что со мной что-то надо делать, что на голове у меня… крысиный хвостик!

Надо же, как мастерски она выдумывает несуществующие детали. Ей бы романы писать!

Алиса принимает все за чистую монету, сочувственно кивает головой.

– Ну а я тебе что говорила? Твоя прическа – позапрошлый век! А про старую деву – Ань, это ведь правда, да?

Анечка краснеет, слезы снова льются по щекам. Господи, какая Алиса бывает иногда жестокая, сама того не замечая. Играет с чувствами других, как кошка с мышкой!

– Ну-ну, не плачь. Все это поправимо: и прическа, и старая дева… Все у тебя будет, и семья, и дети, вот увидишь. Я и не таких преображала! Давай, марш в ванную мыть голову! А я пока журнал полистаю, выберу тебе стрижку!

…Все, наконец, голова вымыта, мокрые волосы отжаты, Алиса откопала завалявшиеся у нее с давних времен парикмахерские принадлежности. Момент Х настал.

Анечка услышала громкий щелчок ножниц позади головы и зажмурилась.

Сидела неподвижно, открыла глаза только тогда, когда заботливая Алиса уже сушила ее волосы феном, вытягивая каждую прядку.

Высушенная и уложенная подошла к зеркалу в прихожей, ощущая на щеках и вокруг шеи непривычную пушистость. Посмотрела в зеркало и… не поверила своим глазам!

Алиса уже была тут как тут, уставшая, но довольная.

– Ань, ну вот видишь, что я тебе говорила! Пришлось, конечно, с тобой повозиться! Так намного, намно-о-ого лучше. Только укладывай, умоляю, укладывай хотя бы феном. Волос у тебя тонкий, прилизанный уж очень.

Анечка смотрит на себя в зеркало, смотрит и не может насмотреться. Кто бы мог подумать!?

Она шла стричься больше судьбе назло, не надеясь похорошеть ни на йоту… Просто надо было сделать хоть что-то, и она сделала.

И вот она смотрит в зеркало… Остается только ахнуть! Алиса-то, оказывается, талантлива! Анечка преобразилась, стала другим человеком. Рука сама тянется к очкам, снимает их… Все плывет… Ну вот так – ВООБЩЕ… Шик, насколько она может видеть близорукими глазами.

Анечка подвигается к зеркалу ближе, еще ближе, чтобы рассмотреть свое лицо без ненавистной оправы. Алиса стоит подбоченившись, гордая. По всему видно: она результатом своей работы более чем удовлетворена.

– Ну что? Довольна? Королева! Да твой ухажер теперь локти кусать будет!

– Алиса… Спасибо, спасибо, честно – я в восторге просто! Так не бывает…

…Долго пили чай на кухне, Анечка ловила свое отражение во всех поверхностях, довольная, почти счастливая. За окном мокрый снег, а ей так хорошо, уютно, с Алисой, кто бы мог подумать… В другой жизни они могли быть настоящими подругами…

И тут ее как обухом по голове ударило. Она почти забыла, из-за чего она собственно сюда пришла. Она не может, не имеет права все оставить, как есть. Юля должна уйти: из их офиса, из жизни Сергея, из ее ночных кошмаров. Пусть лучше будет Алиса, такая привычная и почти родная.

– Алис… Ты так много для меня сделала, а я… А я – виновата перед тобой, вот.

– Что…?

– Я должна была сказать… Я все видела… Сергей…

– Что, Сережа кого-то уже трахнул? Не удивлена… Мы с ним полгода не спим. Ань, а знаешь?… Мне плевать! Пусть делает, что хочет! Я в нем так разочаровалась, я уже ничего хорошего от него не жду…

– Алиса, да. Только не кого-то. Юлю. Сегодня. Я видела этими самыми глазами.

– Что? ЧТО!? Эту козу, которая нахамила мне на корпоративе!? Он же мне клялся, что она у него больше не работает! Он же… Она… она меня с грязью смешала, а он!… Сволочь, сволочь, сволочь!

Алиса заметалась по кухне как припадочная. Анечка привычно втянула голову в плечи. Нет, НАСТОЛЬКО бурной реакции она не ожидала.

– Сволочь, скотина, подонок! ЧТОБ ОН СДОХ! Ноги моей больше не будет в этой квартире! И дочку он не увидит, никогда, НИКОГДА!

Бегает, хватает вещи, кидает их в ярко-розовую дорожную сумку. Вытряхнула из детской заспанную Лику, потащила ее умывать. Швырнула в сумку ворох своей дорогущей косметики.

(Боже, боже, Анечка, что ты наделала!? Только что ты разрушила жизнь и семью своего любимого мужчины безвозвратно!)

– Алиса, Алиса… Постой, подожди… Не уходи так, на ночь глядя! Давай поговорим спокойно, умоляю!

Подруга бросила на нее полный презрения взгляд.

– Что!? Что – Алиса!? О чем – поговорим!? Ты тоже та еще дрянь! Думаешь, я не знаю, что ты по нему сохнешь все эти годы!? Знаю, не дура! Жалела тебя, убогую, думала: ну влюбился человек, что ж его теперь, убить за это! А ты! Змеей вползла, всю мою жизнь растоптала!

– Алиса… Но я… Я-то при чем?

– При том! Заткнись! Заткнись, я сказала, пока я тебе по морде не дала!

Несчастная Анечка в испуге замолчала. По всему было видно, что с Алисы станется привести угрозу в исполнение.

Та же все бегала, собирала вещи, наспех одевала заплаканную ничего не понимающую Лику. Вызывала такси, все никак не могла дозвониться хоть до какой-то службы, везде было занято. Материлась как сапожник себе под нос, как будто кроме нее никого в комнате и не было.

Наконец, собралась. Кинула на Анечку последний, полный ярости взгляд.

– Передай этому козлу: я переезжаю к маме. И если он только посмеет туда сунуться, я… Я на него заявление в полицию напишу, что он педофил, вот! К собственной дочке приставал! И пусть доказывает, что это не так!

Хлопнула входная дверь, полетели щепки. Господи, какая она злая фурия, эта Алиса! Анечка рыдала и рыдала, свернувшись клубком, никак не могла успокоиться. Такой ее и нашел, придя домой, Сергей.

***

Они уже полчаса как сидели за тем же кухонным столом: он, медленно начинающий трезветь, и она – заплаканная, без очков, с пышными растрепанными волосами, такая непохожая на себя прежнюю, с привычной туго затянутой косицей. Анечка все не могла успокоиться, рыдала и рыдала, кляня себя на чем свет стоит.

– Сережа, я скотина, я тварь! Я разрушила всю твою жизнь, я просто падаль последняя! Можешь выгнать меня навсегда и с работы, и из своей жизни – я пойму! Можешь ударить меня, я так виновата-а-а-а… А-а-а-а-а…

– Ань, успокойся. Ничего ты не разрушила.

(Что? Ей показалось, или он, наконец, назвал ее полным именем?)

– Как можно разрушить то, что и так давно трещало по всем швам? Да что там говорить… Катилось все к чертовой матери, если по чесноку. Ты доломала то, что уже было сломано.

– И ты… ты даже не сердишься на меня?

– Сам дурак. Ты дружишь с Алисой, конечно, ты не могла молчать. И как я только повелся на эту корову??? Она же вообще не в моем вкусе…

Анечка выдыхает. Господи, спасибо тебе, Боженька, он не выставит ее вон, она по-прежнему будет присутствовать в его жизни…

– Реально, корова толстая. Задница как комод. Блин, я думал, она – свой парень, ну там по характеру нормальная и все такое… Вообще не воспринимал ее в этом ключе! Бес попутал! Меньше пить надо было!

– Алиса сказала, что она тебя не простит…

– Не простит! Бабки нужны будут, прискачет! Приползет как миленькая! Я за этой припадочной бегать не собираюсь! К маме она свалила. Пусть сидит у мамы. Надолго ли?

Анечка рефлекторно всхлипывает, услышав повышенный тон.

– Ну все, все, тихо, не реви. Пошли, постелю в Ликиной комнате, куда ты поедешь, такая? Бабушке позвони только.

– А Юля?

– Что – Юля? Юля с завтрашнего дня у нас не работает.

…Анечка долго лежала, глядя в потолок. Спать она не могла. Вот и закончился этот бесконечный день, пожалуй, самый длинный день в ее жизни. Закончился совсем не так как, как она себе представляла. Ее судьба накренилась, сделала крутой поворот и вынесла Анечку (нет, уже Анну) на новый виток.

14

А Юля-то летела в офис как на крыльях. Даже проснулась до звонка будильника, ровно в семь утра. Никогда такого не было, раннее вставание было для Юли просто каторгой, можно сказать, этим работа в офисе напрягала ее больше всего.

Но сегодня все по-другому. Залпом выпила кофе, постояла под душем, надела красивое платье, причесалась, накрасилась. Вся эта утренняя рутина перестала быть в тягость, Юля порхала как бабочка, казалось, она сейчас горы свернуть может.

Домчалась до офиса. Взлетела вверх по лестнице. Сердце колотилось как бешеное, сейчас, сейчас она его увидит… Как он на нее посмотрит, что он ей скажет в первую секунду? От этого зависит все. В любом случае, как раньше – уже не будет.

Офис. Дверь в его кабинет приоткрыта. Стучаться Юля не стала. Просто вошла и сказала:

– Привет.

– Привет.

Молчание. Тяжелое, нехорошее. Юля уже понимает, что все идет не так, совсем не так…

– Юля, то, что произошло между нами вчера, было ошибкой. Я не знаю, что на меня нашло…

– Как? Как – ошибкой?

Что он несет? Да как он смеет, как…

– Юля, я надеюсь, ты понимаешь, что после того, что между нами было, работать вместе мы уже не можем.

Испугался. Испугался бедненький, что она его будет шантажировать или еще что. Ладно, придется его успокаивать как маленького.

– Сережа, да что ты? Ну что ты, в самом деле? Что помешает нам и дальше плодотворно сотрудничать? Ты не думай, я не стану требовать для себя никаких там поблажек. Наши новые отношения будут исключительно за пределами этого офиса.

– Юль, блин, да нет у нас никаких отношений! Не-ту! И не будет. Просто я вчера набухался в говно и…

– Ах так!? Вот так ты со мной, значит!? Да ты…

– Юль, давай расстанемся по-хорошему. Ну, хочешь, я тебе рекомендацию дам, ты в два счета найдешь место ничем не хуже этого.

Нет, ТАКОГО Юля никак не ожидала. Да он что, охренел, что ли!? Обращаться с ней как с дешевой девкой на один раз…

– Подотрись своей рекомендацией, слышишь! В гробу я видала, работать в шарашкиной конторе типа твоей! Мне отец скоро свою фирму купит!

– Так в чем же проблема? Что держит тебя здесь?

Господи, как же хочется впиться ногтями в его по-мальчишески пухлые щеки и разодрать до крови! Спокойно, Юля, спокойно. Держи лицо.

– Как работник я тебя устраиваю?

– Более чем.

– Так давай работать. На твою честь покушаться не буду.

– Юля, мы не сможем работать. Алиса все знает.

Вот это поворот! Как, они же вчера были в офисе одни…? Или…?

– Крыса очкастая, да?

Тут он почему-то даже разозлился.

– Никакая она не крыса, слышишь! Честный порядочный человек! Она дружит с моей женой, конечно, она не стала молчать! А я сам виноват, что с тобой связался!

– Понятно, все с тобой, Сережа, понятно. Сидишь под каблуком у своей гидроперитной женушки и у этой очкастой, нос высунуть боишься! А знаешь что, Сережа!.. Да мне такие мужики как ты на хрен не упали! Слизняк!

– Юль, трудовую забери. И расчет.

– Да подавись ты этой трудовой, а зарплату мою можешь в унитаз спустить или в столовую на нее сходить!

…Юля отдышалась уже в коридоре. Уходя, она оглушительно хлопнула дверью и высказала очкастой мымре все, что о ней думает. Не стесняясь в выражениях, используя самую отборную брань и самые уничижительные обороты, какие только могла придумать. Та только и успела, что глаза округлить.

Но стало ли ей от этого хоть капельку легче? Нет, нет, нет! Пряча руками заплаканное лицо от случайных прохожих, Юля, наконец, добралась до парковки, рухнула на водительское сиденье, и позволила себе заплакать навзрыд, в голос.

Она давно так не делала, очень давно. Она сильная, она не позволяла себе раскисать. В последний раз она так плакала в пятнадцать лет, когда со дня смерти матери прошла всего неделя, а отец устроил ей террор за тройку по физике, совершенно наплевав на ее эмоциональное состояние. Господи, она тогда чувствовала себя такой же несчастной и несправедливо обиженной, а отец, как будто утратив всякую способность к простому человеческому сопереживанию, твердил как заведенный, что горе – это не повод распускаться и делать себе поблажки. Юлины слезы, которые градом текли по щекам, казалось, только выводили его из себя еще больше. В конце концов, он влепил ей затрещину и отправил в свою комнату, подумать над плохим поведением.

Вот тогда она рыдала точно так же, самозабвенно, упоенно, назло всем и всему. Но что делать сейчас? Надо куда-то ехать, не сидеть же здесь у всех на виду в таком состоянии. Вдруг этот козел выйдет на улицу покурить и увидит, как она убивается.

Рука потянулась к телефону. Позвонить, что ли, Артему? Вышибить, так сказать, клин клином? Нет, Артем ее бесит. Своей мажорной рожей, своими швейцарскими часами на тощем запястье, своим вечным Мальдивским загаром. Нет, чтобы отец ни говорил и ни делал, с Артемом она больше не сойдется. Ее теперь не так просто сломать.

А поедет она к Лерке. У Лерки можно отсидеться до вечера, пореветь всласть, выговориться, успокоиться и думать, что делать дальше. В последнем недалекая Лерка ей, конечно, не помощник, но выслушать и утешить – это она всегда «пожалуйста».

***

Сказать, что Лера была в шоке, услышав Юлину печальную повесть – не сказать ничего. Привыкшая к подругиным любовным драмам еще со школы, она, однако, никак не могла поверить, что с ее любимицей поступили «так». Ведь раньше, если молодые люди хоть и давали частенько Юле от ворот поворот, но делали это крайне вежливо и деликатно. Не из врожденной тактичности и порядочности, разумеется. Просто с Юлиным отцом связываться боялись.

И вот, Юля сидит на просторном кожаном диване, укутанная в плед, пьет глинтвейн, сваренный Леркиной домработницей. Лера же ходит из угла в угол, раздувая ноздри от возмущения.

– Нафига ты за ним бегала! Я же тебе говорила, говорила! Блин, Юлька, нельзя перед мужиками унижаться, это всегда заканчивается именно так, как сегодня!

(Вот. Вот! Даже недалекая Лерка давно усвоила этот нехитрый принцип, который Юля до сих пор не может вдолбить себе в голову: инициатива наказуема. А она как шла напролом в пятнадцать лет, так и сейчас… Чего уж там, все ее многочисленные отношения с мужчинами развивались по одной нехитрой схеме: Юлин мощный напор, долгожданная победа, горький финал. Если не считать Артема, который ей в принципе был не особо интересен).

Юля рыдает еще громче. Подругино «я тебя предупреждала» оказалось ударом ниже пояса. Ну а что, если бы она ничего не делала, у нее не было бы даже шанса, она бы сидела и ждала у моря погоды… Ну не в ее это характере, не в ее – ждать, она привыкла всегда получать то, что хочет и немедленно! Как Лерка этого не понимает!

Обессиленная, опухшая от рыданий, Юля прохрипела:

– Об меня никто еще так не вытирал ноги. Я хочу только одного: отомстить ему, ОТОМСТИТЬ и так, чтоб мало не показалось!

– Так а что тебе мешает? Иван Сергеич его одним пальцем раздавит. Скажи, мол, приставал к тебе, хотел воспользоваться служебным положением. Вот увидишь – через неделю от его фирмы и мокрого места не останется.

– Да она и так на ладан дышит… Не знаю, Лер, я хочу как-то глобальнее, фирма – это слишком мелко.

– А пусть его по судам потаскают, нарушения какие-нибудь припишут, я не знаю, как там это все делается…

– Ну хоть так…

***

Никогда Юля не была хорошей актрисой. Совсем наоборот, она была из той породы людей, у которых всегда все «на лбу написано». Но почему-то отец ей поверил.

Трясло-то ее действительно не по-детски. Поэтому наспех сварганенная история о сексуальных домогательствах и шантаже мелкого предпринимателя, афериста и жулика, помимо всего прочего, звучала вполне правдоподобно.

Невероятно, но факт: отца проняло. Он даже прижал ее к себе неловко, погладил по растрепанным волосам, как в детстве, так давно… Даже Юлечкой назвал… Чувствует, чувствует свою вину перед ней, старый козел.

Наконец, изрек:

– Ну падла. Ну мразь. Он у меня еще под статьей походит.

15

Алиса понуро брела по улице, изучая потрескавшийся асфальт. Прошло две недели, а в ее жизни не осталось ничего, просто ничего, что радовало бы ее хоть сколько-нибудь.

Денег не было от слова «совсем». Салоны красоты, магазины, такси – обо всем этом пришлось забыть. А сегодня мать отправила ее на рынок за картошкой на другой конец города, и Алисе пришлось сначала стоять на остановке на промозглом ветру, а потом пилить на забитом автобусе. А еще надо в магазин за углом заскочить, чай закончился. И все эти дни мать гоняет ее туда-сюда по мелким поручениям, как девочку на побегушках! Господи, как она устала.

И – что самое противное – Сергей и не думает объявляться и просить прощения!

Нет, когда она кричала Аньке, что видеть его больше не желает, вот в тот самый момент она была вполне искренна. Она правда так думала. Кто же знал, что жизнь без Сережи окажется еще хуже, чем жизнь с ним?

Алиса втянула голову в плечи, подняла воротник, накинула капюшон. Ветер ледяной, с неба сыплется противная колкая крупа, Господи, холодно-то как! Она привыкла ездить повсюду на такси, ходить без шапки в любой мороз. Придется отвыкать.

Господи, неделю назад она и представить себе не могла, что окажется в такой полной и беспросветной заднице! Денег нет, Лика воет целыми днями от стресса и перемены обстановки, мать ее, Алису, совсем затерроризировала, а этот козел даже не позвонил, не поинтересовался, как они там, есть ли им на что жить и что кушать?

…Так, от остановки еще плестись и плестись… Дурочка, теплей одеваться надо, теплей, в самый раз напялить мамины старые валенки и ватник. Вот-вот морозы ударят нешуточные и что тогда?

Дойти бы. Алиса уже не мечтает ни о чем, ни о красивой жизни, ни о гламуре, ни о шикарных нарядах. Осталось одно, инстинктивное, почти животное желание: попасть в тепло, в сухость, в уют. Только с проклятым мешком быстро не дошагаешь.

– БИ-И-И-ИП!

Погруженная в себя, она и не заметила, что уже минут пять как вдоль обочины за ней катит блестящая иномарка непрактичного светло-кремового цвета. Живут же люди!

Ей и раньше частенько сигналили дорогие машины, чего уж там, каждое лето ей буквально проходу не давали, но сейчас… Когда она идет в простых джинсах, в нахлобученном на самые глаза капюшоне, таща в руках тяжелый мешок… Наверное, просто дорогу спросить хочет. Вредной Алиса никогда не была, от чего ж не помочь человеку.

Каково же было ее изумление, когда за рулем шикарной тачки она увидела …Володю!

***

Мешок с картошкой заботливо уложен в багажник, заиндевевшая куртка сохнет на вешалке возле батареи, а сама Алиса согревается горячим чаем за барной стойкой просторной Володиной кухни.

Ну у него и жилище! Нет, он, похоже, зарабатывает больше, чем она думала! Новенькая сверкающая пятикомнатная квартира, явно вылизанная профессиональной домработницей (а ее-то позорил за барские замашки!) на двадцатом этаже престижного жилого комплекса с подземным паркингом, консьержкой и всеми прибамбасами.

– Алиса, девочка моя бедная, что же ты пережила!

Как-то само собой они перешли на «ты», как-то само собой Володя опекает ее будто принцессу и, похоже, ничуть не сердится на нее за ту выходку. Алиса, конечно, уже вывалила ему всю историю с Сережей, Юлей и изгнанием к маме (ну сгустила чуть краски, мол, не сама ушла, а он ее выставил с ребенком на улицу, вот такой вот козел, что с него взять).

Володя совершенно деморализован, раздавлен, потрясен. Без стекол очков он кажется таким непривычным и …добрым. Надо же, а она считала его язвительным занудой.

– Вот так вот, Володечка. Сижу у мамы, на работу устроиться не могу, сам понимаешь, ребенок маленький, мать бесится, гоняет то за картошкой, то мусор вынести… А я на птичьих правах, спасибо, что не на улице… Я только сейчас поняла: раньше-то я еще неплохо жила, оказывается!

– Плохо ты жила. Плохо. Ты достойна намного большего.

– Но ты же говорил…

– Забудь то, что я говорил. Это все бред, и я так не думал, поверь. Ты тогда взорвалась, и была совершенно права. Я, старый циник, привык пудрить людям мозги почем зря… Но ты не такая.

– А какая?

Так смотрит на нее. Блин, она без марафета совсем, на что там пялиться-то!? Макияжа ноль, волосы в пучок.

А он снова будто читает мысли.

– Ты такая красивая сейчас. И совсем другая. Домашняя, беззащитная, юная.

– Да ну, скажешь тоже, страх божий, не успела себя в порядок привести, выскочила вот…

– Ты просто цены себе не знаешь.

(Неужели?… Неужели???)

– Алиса, я больше никому не дам тебя обидеть. Ни этому говнюку Сереже, ни твоей маме, никому. Алиса, я люблю тебя. Все это время любил, с тех пор как увидел, с самой первой минуты. Я никогда не переставал думать о тебе.

***

Вернувшись, наконец, домой, Алиса заперлась в своей комнате. Мать попробовала было ее третировать, но видно было в Алисе что-то такое, победоносное, гордое… В общем, мать обломалась и ретировалась, утешать в очередной раз хнычущую Лику.

А Алиса сидела и не могла собраться с мыслями. Это признание ее просто выбило из колеи. А ведь где-то, в самой-самой глубине души она что-то подобное подозревала, но это казалось ей слишком уж фантастическим… Да и не того она полета птица, чтобы покорить Володю. Видел же он насквозь все ее жалкие потуги.

И вот… Почему-то услышав это дурацкое признание, Алиса захотела как можно быстрее уйти, убежать. Почему-то ей стало вдруг неуютно в той теплой, богато обставленной квартире и она поспешила скомкать разговор, не сказав ни «да», ни «нет».

Свидание, однако, пообещала. И почувствовала себя, несмотря ни на что, весьма и весьма польщенной.