Текст книги "Умри, богема!"

7

– Брр… Как холодно! – сказала Марина уже в машине, когда мы возвращались домой.

– Странно, на дворе зима, а в подъезде окно распахнуто! – сказал Лева, глядя на дорогу.

– Кому-то курить в квартире запрещают, вот и курят в подъезде, – сказала я. – А потом проветривают, пока подъезд не промерзнет.

– У тебя дома еда есть? Может, заедем куда-нибудь, купим продуктов? Я сам готов приготовить ужин, если ты устала.

– У меня есть суп… остатки курицы… Лучше, конечно, заехать, купить. А можно заказать еду из ресторана, я так делаю иногда, когда лень готовить.

– Вообще отличная идея. Я тоже так делаю, когда некогда.

Ужинали мы глубокой ночью вкусностями из ресторана, запивая их вином. На десерт были заказаны пирожные «Анна Павлова» с земляникой.

– Вкусно жить не запретишь, – вырвалось у Марины, когда она уписывала уже второе пирожное. – Роскошно! Просто какое-то гастрономическое безумие!

– Думаю, тебе пора уже спать, – сказала я, быть может, слишком назидательно, как мать, подавая ей салфетку, чтобы она стерла с губ безе. – Я тебе уже постелила.

– Да, ты права… Господи. Какое же это счастье, что я жива! А ведь меня могли сегодня убить!

Мне показалось, что она произнесла это слишком уж весело, хотя вполне могла бы обидеться на меня за то, что я так бесцеремонно выпроваживаю ее спать.

Я проводила ее до комнаты, которую она уже наверняка считала почти своей, закрыла за ней дверь. Вернулась на кухню.

Мы снова стояли у окна, и Лева обнимал меня. Целовал.

– Мы с Мариной завтра-послезавтра улетаем в Париж, – наконец решилась признаться я.

– Почему с Мариной? А со мной можно? Правда, не на этой неделе, у меня сейчас много работы, но на следующей – легко! И почему именно в Париж? Там сейчас тоже холодно… Можно отправиться туда, где тепло…

Я зажала ему рот рукой. Не знаю, как у меня это получилось. Просто хотела, чтобы он выслушал меня, пока я не передумала.

– В Париж, потому что у меня там дела. А с Мариной, потому что она знает французский.

– Хорошо. Поезжайте. Если хотите, я вам дам ключи от своего дома. Он, правда, еще не отремонтирован до конца, и не в самом Париже, а в пригороде, но там все есть для жизни. Я дам вам телефон соседа, он присматривает за домом.

– У тебя дом в Париже?

Честно хочу признаться, после альфонса Игоря приятно было узнать, что за мной ухаживает человек, которому нужны не мои деньги, а я сама. Вот так я бы определила свое чувство радости, узнав, что Лев не обманул меня, когда сказал, что является крутым бизнесменом. Хотя если бы я узнала, что он беден, но не потому, что ничего не заработал, а просто прогорел, обанкротился или оставил все своей семье, с такой же радостью приняла бы его в свою жизнь, помогла бы, чем смогла.

– В Шатийоне, это совсем недалеко от города.

Мне это название не говорило ровно ни о чем. Париж, который я знала, показывал мне Ваня. Это был его Париж: музеи, Версаль, какие-то красивые улочки, сады, кафе…

Я загрузила посудомоечную машину, и мы отправились спать. И вот когда мы, после душа, легли и выключили свет, раздался звонок в дверь. Кто-то звонил как сумасшедший.

Лева моментально вскочил, включил свет и надел джинсы.

– Кто это?

– Понятия не имею, – соврала я, уверенная в том, что это Игорь. Произнести же фразу «мой бывший» у меня язык не повернулся. Это испортило бы всю ночь. Хотя и ночной визит наверняка пьяного Игоря разрушил бы всю нашу идиллию…

Лев подошел, заглянул в глазок и, ни слова мне не сказав, распахнул дверь. Я готова была зажмуриться, чтобы только не видеть Игоря. Что сейчас будет?!

Но это был, к нашему удивлению, Володя Сазыкин. В распахнутой дубленке, без головного убора, бледный, с испуганными глазами, он явно принес очередную трагическую новость. Таня? А кто же еще?!

– Входи. – Я бросилась к нему, схватила за руку и втянула в прихожую. – Когда это случилось?

– Не знаю… Я ничего не знаю…

– Тебе кто сказал? Денис позвонил?

Меня заколотило. Господи, ну когда уже закончится весь этот ад?

– Когда она умерла? Сегодня?

Володя прошел, как был, обутый, сел на стул и схватился за голову. А я и не знала, что смерть молодой актрисы могла его так потрясти. Он был сам не свой.

– Я принесу выпить… – Я поспешила на кухню за стаканом. Крикнула из кухни: – Соня, надеюсь, вернулась?

Из спальни вышла Марина в пижаме. Заглянула ко мне, посмотрена сонным взглядом.

– Что случилось?

– Володя пришел, Таня умерла.

И тут я вдруг услышала громкий истеричный стон главрежа:

– Да какая, твою мать, Таня?! Соня!!! Моя Сонечка!!!

Из моих рук выпал стакан. Лева бросился подбирать осколки, Марина как сомнамбула принесла щетку и совок, принялась подметать. Они не остолбенели, не замерли, услышав сногсшибательную трагическую новость, а бросились прибираться. Удивительно все-таки устроен человек.

– Как умерла? Когда?

На него было больно смотреть.

– Думаю, тогда, когда мы разговаривали на кухне… Вы все были там, в квартире, когда с ней это случилось.

– Владимир… извиняюсь, не знаю отчества… – Лева поставил перед ним стакан, плеснул туда виски. – Расскажите все по порядку.

– Вы ушли, я достал гуся… Сто раз уже позвонил ей, а она не отвечает. Тогда я решил отправиться на ее поиски. Я просто не знал, что мне делать. Я понимал, что прошло не так много времени, чтобы обращаться в полицию. Просто хотел выйти, чтобы посмотреть, может, она где-нибудь на улице, расспросить, может, ее кто-то видел, ну а потом хотел зайти в магазин, что за углом, там поспрашивать. Честно говоря, я не знал, что вообще делать и где ее искать. Хотя была мысль позвонить Жоре… Но что бы я ему сказал? Ведь тебе, Марина, могло показаться, что приходил именно он, что это с ним Соня разговаривала…

– А я и не утверждала, что это был он, – всхлипнула Марина. – У меня такое чувство, будто мне все это снится! Соня… Господи…

– Марина, да подожди ты! – вырвалось у меня. – Где ты ее нашел? В больницы звонил?

– Нет… Я сейчас вам все это рассказываю, а это у меня как раз такое впечатление, будто это кошмарный сон. Потому что такого просто не может быть. Я сейчас вернусь, и ее там не будет… Может, я сошел с ума?

– Володя!

– Я вышел из квартиры и заметил, что окно в подъезде распахнуто…

Я похолодела, словно и на меня только что пахнуло морозным холодом из того самого окна. Мы же все видели это окно. Я уже догадывалась, что не так с этим окном… Больше того, я поняла и другое – если бы не козырек подъезда, мы первыми увидели бы…

– …Я подошел, чтобы закрыть его, разозлился ужасно. Наш сосед – большой любитель проветривать подъезд, он много курит… Я подошел, выглянул на улицу, сам не знаю зачем… Просто захотелось глотнуть свежего воздуха, а заодно посмотреть, может, увижу Соню, которая идет по дорожке… И увидел ее там, внизу… Но не на дороге. Я не хотел верить, что это она. На козырьке, на снегу – распластанное тело… У нее куртка такая приметная, лимонная…

– Постой… Ты хочешь сказать, что Соня выбросилась из окна?

– Думаю, что да.

– Ты ничего не предпринимал? Не смотрел?

– Да он сразу примчался сюда, я прав? – вздохнул Лева. – Не видишь, человек испугался.

– Но на ней не было твоей дубленки… – прошептала, глотая слезы, Марина. – Это на мне была… и мы подумали, что хотели убить тебя… Но, оказывается, убивают просто всех подряд. Из нашего театра. Истребляют! Сначала Галю, потом отравили Таню, затем пырнули ножом меня, а сейчас вот… я не верю, что она сама выбросилась. Володя, ты чего молчишь? Вы что, поссорились?

– Да нет же! – с жаром воскликнул он, потрясая бледными кулачками. Он, наш режиссер, который зачастую покрикивал на нас и временами казался сильным, мы даже его боялись, сейчас выглядел слабым и беспомощным. – Никто ни с кем не ссорился!

– Значит, надо искать того, кто к вам приходил, того мужчину, о котором сказала Марина. Вы же слышали его голос?

– Ну да! А до этого ей же позвонили. Может, он и позвонил. Нужно найти ее телефон…

– Нужно вызвать полицию, – решительно сказал Лева. – И «Скорую помощь». А вы уверены, Владимир, что ваша жена мертва?

– Лева! Так восьмой же этаж!!! – воскликнула я.

– Да разное случается в этой жизни… Хотя да, конечно… Вряд ли. – Он так смутился, что даже провел по лицу ладонью, словно стирая сорвавшуюся с языка нелепицу.

Как же нам всем хочется чуда! Быть может, для кого-то Левино предположение, что Соня, упав с восьмого этажа на бетонный козырек, еще жива, прозвучало бы глупо, но только не для меня. Я-то поняла, что у него вырвалось это потому, что он этого очень хотел. Да и мы тоже все хотели, чтобы Соня оставалась жива. Вот только непонятно, почему Володя, вместо того чтобы забраться на козырек, к жене, помчался сюда.

– Я не мог ничего предпринять. Я был совсем один, и мне стало страшно. Я сразу же вызвал такси и приехал к вам. Вот. – Он опустил голову. Слабый, слабый мужчина!

– Хорошо, тогда одевайся, Лара, поедем вместе, – скомандовал Лева, решив все взять в свои руки.

– Я тоже с вами поеду, – сказала Марина.

– Ну уж нет, дорогая. Тебе надо восстанавливаться, приходить в себя. Надеюсь, что завтра с тобой будет все в порядке и мы купим билеты… – Я посмотрела на нее в упор. Она отвела взгляд. Кивнула головой.

…Возвращались мы домой с Левой уже под утро. Уставшие, потрясенные гибелью молодой еще женщины. Понятное дело, нас допрашивали, задавали какие-то вопросы, попросили номер телефона Марины, которая теперь так же проходила по делу как свидетельница. В следственный комитет доставили и Жору Логинова, который только и делал, что вращал своими большими глазами, не в силах, видимо, осознать, что вообще случилось. Когда поднимаешь человека ночью, да еще и сообщаешь ему такие ужасные вещи, мозг тормозит, а эмоции захлестывают. Вот и Жора тоже выглядел больным. По его бледному лицу катились крупные слезы. Наш красавчик, любимец женщин, высокий брюнет с синими глазами…

– Чувствую, не скоро мы еще попадем в Париж.

– Да уж, ну и история… Но если докажут, что она сама это сделала, то всех нас оставят в покое. А ты-то сама что думаешь?

– Мы же видели ее, она была вполне себе довольна жизнью, адекватна, во всяком случае… Возможно, не будь этих отравлений и покушения на Марину, так и подумали бы – самоубийство. Но подождем результатов экспертизы, а там видно будет.

Нами, живыми, руководили тогда эгоистичные чувства. Соню уже невозможно было вернуть, а у нас-то жизнь продолжалась. И нам всем было стыдно за эти мысли. К тому же что мы знали об отношениях супругов? Быть может, накануне между Сазыкиным и Соней произошла крупная ссора, и Соня, когда мы с ней встретились, как раз и собиралась не в магазин за чаем, а прямиком на тот свет. Может, она уже приняла решение расстаться с жизнью! А звонок Логинова был просто случайностью.

Марина встретила нас уже одетая, в квартире пахло кофе. Значит, она не спала все это время.

– Нет, я не верю, что она сама… Думаю, это сделал тот, кто пытался и меня убить… – причитала она, разливая кофе по чашкам. – Она не могла, не могла!

8

Рано утром начались звонки, наши друзья расспрашивали меня, что произошло, все хотели услышать какие-то подробности. Я отвечала скупыми фразами – а что я сама-то знала?

Я накормила Леву завтраком, и он уехал на работу. Мы с Мариной остались одни. Говорили только про Соню, все пытались понять, что же произошло и кому понадобилось ее убить.

– Вообще-то, в подобных случаях всегда в первую очередь подозревают мужа, – сказала Марина.

– У Володи есть алиби, и мы можем его подтвердить. В сущности, и у нас, у каждого в отдельности, тоже есть алиби. Поэтому будем надеяться, что нас все же оставят в покое и позволят уехать.

Ближе к вечеру, когда мы все были на нервах и ждали решения следователя, разрешено нам вылететь или нет, приехал художник Денис.

– Не хотел говорить по телефону, но, думаю, это важно, – сказал он, стряхивая снег с капюшона своей куртки.

– Проходи!

Мы налили ему кофе, и он рассказал, что Жору Логинова задержали.

– Они с Соней были любовниками, это я точно знаю. К тому же это он звонил ей накануне смерти. У меня брат служит в полиции, он мне рассказал.

– Значит, я не ошиблась и это он приезжал. И голос принадлежал ему, – сказала Марина.

Около восьми вечера приехал Лева. Он тоже поделился информацией, которую узнал от своих знакомых со связями в следственном комитете. Оказывается, камера, установленная над козырьком подъезда, действительно сняла Жору, когда он входил в дом. Примерно в это же время и была убита Соня.

– Он сознался? – спросила Марина.

– Нет. Он признался, что они были любовниками и что он действительно позвонил ей. Они договорились встретиться возле дома, в его машине, как уже делали не один раз. Вот и вчера тоже он приехал, сначала ждал ее в машине, потом увидел, как сверху что-то упало на козырек подъезда. Но козырек высокий, ничего не видно, к тому же там навалено было много снега. Вот он и решил подняться хотя бы на второй этаж, чтобы посмотреть, что упало. Да, он видел при свете фонаря, что промелькнуло что-то желтое, но разве он мог предположить, что это его Соня? Что это ее куртка?

Если это правда, то история просто невероятная! Так подставить себя, зайдя в подъезд!

– И что?

– А дальше – вообще кошмар. Он поднялся, увидел, что это Соня. Понять, жива она или нет, он не мог, поэтому предпочел просто уехать. Он испугался. Так же, как и ваш режиссер. Его нашли в баре неподалеку от дома, и он был один.

– Но теперь ему точно не удастся доказать, что это не он столкнул ее… – сказала я, имея в виду Жору. – Вот ведь влип!

– Там вещи еще круче! При обыске в квартире Сазыкиных под ванной обнаружили пузырек с ядом. Сейчас делают экспертизу. Учитывая убийство актрисы Горной и попытку отравления Татьяны Зверевой, можно предположить, что их отравила именно ваша Соня.

– Соня? – Денис не мог скрыть своего волнения. – Да это полный бред! Зачем ей было травить Галю или Таню? Да ей подбросили этот пузырек!

– Ну, или это сделал ваш режиссер.

Марина смотрела на меня не мигая. Она словно спрашивала меня, можно ли и ей высказать свое предположение.

– Марина вот, к примеру, считает, что отравить, убить вообще хотели меня… – сказала я.

Лева, выругавшись, встал и принялся ходить по комнате.

– Ну и гадюшник там у вас! Я уже вообще ничего не понимаю! Ты что, актриса первых ролей, что тебя хотели извести? Да они на тебя молиться должны!

– Я тебе потом объясню, – тихо сказала я, боясь, что он проговорится в присутствии Дениса об обещанных мной восьми миллионах. К тому же и про завещание рассказывать при художнике я не собиралась.

– Ладно, я пойду, – сообразил Денис. – Будем ждать, что накопают следователи. Но Таню я завтра же утром отвезу к своим родителям на дачу. Там ей будет безопасно. Главное, чтобы дороги расчистили от снега…

Я проводила Дениса. Сказала Марине, что нам с Левой надо поговорить, и она ушла к себе. Конечно, я рассказала ему про завещание. Про то, что вряд ли преступник решил навредить театру, убивая актрис и жену главрежа. Что дело вовсе не в театре, а во мне.

– Да уж… Весело у вас здесь, – развел руками Лева. – Завещание – это серьезно. Теперь и я тоже, как и вы с подругой, могу предположить, что кто-то охотится именно за тобой, моя дорогая Лара. Кто-то из наследников, кто рассчитывал получить эту квартиру твоего дяди. И возможно, как ты говоришь, этот человек нанят его родной дочерью. Это логично. Хотя, с другой стороны, что ты сама знаешь о своем дяде? Может, у него помимо дочери, проживающей в Париже, имеются и другие дети, которые живут в России, быть может, даже в Москве! Ведь на самом деле – везде, где происходили преступления, поблизости была ты. В гримерке, в мастерской художника, у вашего режиссера в квартире, наконец!

– Да, я понимаю. Но зачем было убивать Соню? Человек, который, как ты говоришь, охотится за мной, уж точно знает, как я выгляжу. Я понимаю, он мог перепутать меня с Мариной, которая примерно такого же телосложения, я имею в виду худенькая, к тому же она была в моей дубленке. Но с Соней-то мы совсем не похожи, ты же сам видел. К тому же на ней была такая яркая желтая куртка!

– Ее могли убить, чтобы запутать следствие. Чтобы бросить тень на весь театр, чтобы следователи занимались вашими театральными интригами. Чтобы никому и в голову не пришло, что вся эта цепь убийств и покушений связана с тобой. Надеюсь, в полиции не знают о завещании? Ты следователю ничего не рассказывала?

Конечно нет. Да я и Леве-то не хотела ничего рассказывать. И все же рассказала. Мне, как любой женщине, захотелось защиты. Хотелось покровительства, возможности побыть слабой и почувствовать сильное мужское плечо. Этого хочет любая женщина. Вот с Ванечкой у меня все так и было. А с Игорем – в точности наоборот. Это я была ему крепким плечом и тылом.

Но чтобы раствориться в мужчине, мне надо было ему довериться. Полностью. К тому же я всерьез собиралась в Париж, а Лев любезно предложил мне помощь, готов был предоставить нам с Мариной свой дом. В нашей ситуации, когда нас в Париже явно никто не хотел видеть, было очень важно иметь надежное пристанище, где нас никто не найдет, не вычислит. Хотя бы просто в целях безопасности.

– Ты уверена, что тебе вообще нужно принимать это наследство? – спросил меня Лева. – Оно тебе нужно? Ты вроде бы ни в чем не нуждаешься… Есть ли смысл рисковать?

– Я поэтому и решила съездить, чтобы все узнать. Сам посуди, мне сообщают о том, что я наследница, мне оставили квартиру в Париже, а я, значит, такая, сижу в Москве, чай пью и не собираюсь никуда ехать… Глупо как-то, ты не находишь?

– Но тебя же предупредили и о долгах.

– А что, если я просто хочу узнать что-то о своем отце? Встретиться с людьми, которые его хорошо знали? Посетить его могилу.

– Да бога ради! Я очень даже тебя хорошо понимаю. И все бы так и было, если бы не отравления, покушения… Тебе самой-то не страшно?

– Страшно. Но что делать-то? Сидеть ровно и никуда не рыпаться?

– Созвонись с этим нотариусом Франсуа, пусть Марина твоя поговорит с ним, объяснит, что, скорее всего, ты откажешься от наследства, но просто хочешь приехать, поговорить, познакомиться со своей двоюродной сестрой… Скажите ему, что если окажется, что семья этого официанта живет трудно, то ты точно откажешься от квартиры в их пользу и даже поможешь им выплатить долги покойного…

– А что? Это мысль. Пожалуй, я так и сделаю. Значит, теперь нам нужно дождаться, пока следователь даст отмашку, разрешит покинуть пределы страны, и все – лететь?

– Ну да. Я бы предложил тебе полететь вместе, но у меня действительно много работы, очень важные дела, встречи. Мы сдаем торговый центр, я не могу не присутствовать, понимаешь?

– Так, значит, ты тоже занимаешься строительством? Как Ваня? Ты был с ним знаком?

– Пересекались, – уклончиво сказал он.

Я не стала настаивать, выпытывая, где и при каких обстоятельствах пересекались мой Ванечка и Лева. Думаю, что тогда я вела себя как страус, прячущий свою глупую голову в песок: боялась узнать о своем приятеле что-то негативное, то, что может меня расстроить, и нарочно не воспользовалась интернетом, чтобы узнать о нем больше. Сам же он выдавал информацию о себе по крупицам. Ну да, бизнесмен, занимается много чем, имеет недвижимость во Франции (хотя это еще предстояло проверить). Мне иногда кажется, что не всегда нужно знать всю правду. А вдруг она страшная? А вдруг Лева – мошенник? Преступник? Очередной альфонс, укравший у кого-то дорогую машину?

И что только не лезет в голову, которая и без того кружится от событий последних дней. Может, мне все-таки остановиться и никуда не лететь? Отправиться к следователю и рассказать о завещании? И пусть полиция копает под моих французских родственничков. Пусть разбирается. А я вообще улечу в Эмираты, где тепло и пальмы. Буду пережидать сложное время. Забуду о том, что меня пытались убить. Маринку с собой возьму, с ней веселее.

Самое грустное в этой ситуации было то, что из наших с Левой отношений исчезла романтика. Напрочь. Сомнения, страхи, неведение – все это лишало нас желания любить. Во всяком случае, так происходило со мной. И ложась рядом с Левой в постель, мне хотелось только одного – чтобы он меня просто обнял, согрел своим телом, сказал, что все будет хорошо и что он со мной, и теперь мне нечего бояться.

Я сказала Леве, что подумаю насчет завещания и поездки.

– Ты ложись, а я пойду посмотрю, как там Марина.

– Да, сходи. Хотя она наверняка уже спит.

Он не хотел отпускать меня ни на минуту. Я поцеловала его, сказала, что скоро приду в спальню, и подошла к двери, ведущей в комнату Марины. Она была приоткрыта. И то, что я услышала, заставило меня напрячься.

– …нет, она ни о чем не догадывается. Мам, да успокойся ты, все будет хорошо. Рана? Да там ничего серьезного, можешь мне поверить. Что? Говорю же, все будет хорошо! Он ведет себя просто идеально, типа, влюблен… Конечно, мне непросто видеть, как они обнимаются, а уж когда закрываются в спальне, то и вовсе выть хочется, но я понимаю – так надо. И я все вытерплю. Все, дорогая, спокойной ночи. Обнимаю тебя. Не забудь выпить лекарство.

Я отошла от двери, а потом зашаркала домашними тапочками по паркету, словно только что подошла. Постучала в дверь. Заглянула. Марина, залитая молочным светом уличного фонаря, льющимся из окна, сидела на кровати с телефоном в руках. Увидев меня, замерла, вероятно, соображая, слышала ли я ее разговор или нет.

– Как себя чувствуешь? Температуры нет? – спросила я, с трудом справляясь с волнением и желанием наброситься на Тряпкину с расспросами.

О ком она говорила матери? Кто ни о чем не догадывается? Кого она имела в виду, когда говорила, что «он ведет себя просто идеально»? И где она могла увидеть, как тот, кто ей дорог, закрывается с кем-то в спальне чуть ли не на ее глазах? Если бы поблизости оказалось зеркало, то, заглянув в него, я снова увидела бы страуса, смешного, глупого и наивного. Нет-нет, она не могла так говорить о Леве. Лева здесь вообще ни при чем! Лева ждет меня сейчас в моей спальне. Сейчас я приду к нему, он меня обнимет и, может быть, скажет, что влюблен в меня, как это он уже делал не раз. «Я влюбился в тебя, Лара…» И поцелует, затем еще и еще…

– Все в порядке. С мамой вот поговорила. Она вечно забывает выпить на ночь лекарство от давления.

Я мало что знала о ее матери. Кажется, она жила во Владимире одна, была на пенсии, но будучи портнихой, зарабатывала неплохие деньги.

– Посиди со мной, – попросила Марина жалобным тоном, похлопывая ладонью рядом с собой.

Я присела, не уверенная в том, что она не слышит, как бухает под халатом мое разбушевавшееся сердце.

– Так Соню жалко. Что теперь с Володей будет?

– Не знаю… Думаю, что первое время ему будет очень трудно. Но потом он окунется в работу, пойдут спектакли, пройдет премьера, возможно, нас пригласят на гастроли… – Я произносила это таким неуверенным тоном, что совсем не удивилась, когда услышала вопрос, который вовсе не хотела слышать:

– Так ты дашь ему денег? Не передумаешь?

– Не знаю… посмотрим.

– В смысле? – Марина даже вскочила, но затем, схватившись за больной бок и поморщившись, вернулась на место. – Ты что, передумала?

– Не то что передумала. Просто многое зависит теперь, во‐первых, от состояния Сазыкина, сможет ли он вообще приступить к работе, вернее, продолжить работу над спектаклем. А вдруг он запьет? Или утонет в депрессии? Во-вторых, мы же с тобой собираемся в Париж. Может, мне там предстоят большие расходы. Я же ничего не знаю, совсем!

– Да какие еще расходы? Билеты на самолет, проживание в гостинице, ну, на такси там, еду… Речь не идет о миллионах!

Я не знала, как сказать ей, что мне не нравится, когда кто-то считает мои деньги и влезает в мои планы. К тому же не могла я ей признаться и в том, что меня протрезвил, что называется, разговор с Левой, который посоветовал мне не торопиться расставаться с деньгами.

– Знаешь, Марина, утро вечера мудренее. Давай уже спать. Спокойной ночи.

– Заснешь тут после того, что я услышала… Ты – жестокая. Тебе совсем не жаль Володю? Сначала пообещала, а теперь в кусты? Ты же ему сегодня обещала перевести деньги!

Я, ни слова ей не сказав, вышла из комнаты и прикрыла за собой дверь.