Текст книги "Мастер иллюзий"

Глава 12. Встать лицом к страху

– Да – именно ночью, именно пешком, именно через котлован!

– Ты… с ума сошел!

Мы стояли на границе Хоразона и ругались. Прямо перед нами величественно заходило солнце. Пятно Страха отбрасывало рваную черную тень, похожую на огромное крыло летучей мыши. Новостройки города-призрака уже светились тысячами огоньков.

– Так же нельзя! – возмущалась я. – Кто из нас педагог – ты или я?! Тебя чему в Академии учили? Сначала надо исследовать вопрос, собрать сведения, навести справки. Я считаю, перво-наперво необходимо поехать в Академию и поднять базу данных по всем мастерам реальности, которые выпустились в Петербурге за последние пятьдесят лет. Особенное внимание уделить тем, кто родился на Комендантском аэродроме…

– Нет, – оборвал меня Джеф. – Никаких архивов. Девочки, давайте не будем создавать искусственные трудности.

В серой спортивной куртке-ветровке, с надвинутым на лоб капюшоном, с фонариком на эластичной ленте, он напоминал легендарного Белого Спелеолога – пещерный призрак, который заводит туристов в лабиринт пещер и бросает там умирать от голода и жажды.

– Поскольку сами вы оказались не в состоянии породить ни единого варианта решения задачи, пришлось напрячь мозги мне. Я хорошенько обдумал наш вопрос и, естественно, нашел ответ, – он говорил таким тоном, словно объяснял таблицу умножения второклассникам. – Вообще-то, его должны были найти вы. Но, пусти я дело на самотек, мы провозились бы с практикой все лето. А у меня через две недели отпуск. Поэтому придется вам подсказать. Естественно, в Академию доложу, что вы доперли сами…

И Джеф загадочно замолчал.

– Не томи, – не выдержала я. – В чем разгадка Пятна Страха?

– Решение задачи, как это чаще всего и бывает, заключается уже в самом ее условии, – с апломбом заявил Джеф. – Точнее, в названии домена. Вся защита этого котлована построена на одном-единственном эффекте – на иллюзорном страхе. Причем сделано весьма примитивно. Страх темноты – генетический, плюс боязнь пропасти, бездны, хотя на самом деле тут максимум метров двадцать глубины – это уже из психологии бессознательного. И, наконец, самое важное – экзистенциальный страх человека, стоящего на границе перед лицом неизвестности. Вот, это база. Ну и наверняка еще какие-нибудь незамысловатые приемы…

– Любопытно, – проворчала я. – Но все равно не пойму, почему мы должны лезть в этот котлован непременно в темноте.

– Известно, что максимальной интенсивности страх достигает именно по ночам. Это доказывает, что именно по ночам котлован наиболее беззащитен. И потом, у нас есть фонарики.

– В этом нет никакой логики! Джеф, хватит бредить!

– Ты не понимаешь. Не хочешь понять, – теперь Джеф перешел на вкрадчивый тон высокооплачиваемого психотерапевта. – Вся твоя сущность подсознательно протестует против правды, блокирует волевые центры, и это только доказывает, что мое решение – единственно верное.

– Фигня!

– Это задание смоделировано специально для тебя! На основе психологических тестов. Его сущность – преодоление страха. А чтобы победить страх, надо взглянуть ему прямо в лицо. Можно бегать от него всю жизнь, но он все равно настигнет. Ты стоишь, а страх наступает… вот он все ближе… и если ты не дрогнешь, не отступишь… вот вы встретились, и!..

– Что?

– И оглянуться не успеешь, как страх уже позади. Все – он за спиной. А ты входишь в новую область преображенной, ставшей сильнее! Дошло?

– А если не позади? – мрачно спросила я, ковыряя песок носком кроссовки. – А если там реальная ловушка?

– Геля, фи! Даже если и есть, что с того? Ты получила высококлассное образование… И притом, – с насмешкой добавил он, понизив голос, – ты же живой философский камень!

– Я все равно не знаю, как этим пользоваться.

– Неужто не научили? – бросил он с неприкрытым злорадством.

– Да вот представь себе!

– Ну, подруга, вот и учись. Мы же на выпускной практике. Ее цель – пройтись по слабым местам, искоренить последние недостатки…

Я заколебалась. Во многом Джеф был прав. И эта теория насчет преодоления страха не лишена остроумия. Действительно, для мастера реальности поддаваться эмоциям как-то позорно. Будь тут вместо Джефа Антонина или любой другой преподаватель из нашего училища – я бы безо всяких сомнений уже неслась вприпрыжку через котлован сражаться со страхом…

– Но все-таки, – неуверенно произнесла я, – как-то глупо лезть на рожон, вслепую…

– Это у тебя просто паранойя. Представь себе, что перед тобой тренажер. Кстати, я подозреваю, что это Пятно – и есть тренажер.

Я невольно вспомнила Удельный парк. Там тоже был тренажер, что ли? А здоровенные, однако, в Академии тренажеры! Ой, все не так! Джеф опять темнит!

– Где доказательства? Хоть одно доказательство, и я лезу туда первая.

– Доказательства, – Джеф кивнул на котлован, – мы получим в процессе перехода, и тебе станет стыдно за свою малодушие.

– Что?! Это у кого малодушие?

– Геля, у тебя есть серьезный недостаток. Он называется «трусость».

– Как ты смеешь? Да я!..

– Да, ты, – грустно подтвердил Джеф. – Я давно это заметил. Трусость и стремление спихивать свои проблемы на других…

Пока я пыхтела, пытаясь найти слова, которые адекватно выразят все мое возмущение, Джеф повернулся к Галушкиной. Двоечница тихо стояла в стороне, в своей черной куртке с острым капюшоном похожая на небольшую крыску.

– А ты что скажешь? Все молчишь да молчишь?

– Ой, я не знаю. Как решите, так и будет, – сказала Галушкина, рассматривая Джефа с каким-то странным выражением на лице.

– Не боишься спускаться в котлован? – прищурился Джеф.

– Нет, – вполне равнодушно сказала Галушкина. – Это же все ненастоящее.

Джеф очень обрадовался.

– Учись, – обернулся он ко мне. – Вот самообладание и бесстрашие, достойные будущего мастера!

«Не достоинство, а тупость!» – подумала я, злая как черт из-за всех этих оскорблений.

И вдруг с удивлением обнаружила, что совершенно не боюсь. Наверно, человек может что-то одно – или злиться, или бояться.

– Ладно уж, полезли, – буркнула я, пока не прошел кураж. – Только одно условие. Джеф, ты идешь первым.

– Да пожалуйста!

И к моему удивлению Джеф, не колеблясь ни секунды, первым направился в сторону Пятна.

Дорога плавно шла под уклон. Сумерки сгущались буквально с каждой минутой. Внезапно погасли все краски, светлое стало блеклым, яркое – темным: это зашло солнце. Откуда-то из глубин котлована наползали тени, поглощая пространство. В небе появились странные созвездия Хоразона. Шагов через сто я оглянулась и обнаружила, что позади нас – темнота. А впереди, где-то очень далеко – огоньки Пятна Страха.

Джеф включил фонарик, я последовала его примеру. Было совсем тихо, только песок поскрипывал под ногами. Джеф по-прежнему шел первым, световой круг от его фонарика скользил по дну котлована, выхватывая из темноты то булыжник, то сухую корягу, то обломок кирпича. Так я и думала, что гладким котлован кажется только издалека. Одно утешение – дно котлована с каждым шагом становилось все более твердым. Весь здешний песок, скорее всего, нанесло ветром из Хоразона.

За моей спиной слышалось ровное дыхание Галушкиной. Она фонарик не включила – должно быть, ей хватало света от моего.

«Идти навстречу страху, – повторяла я про себя, как заклинание. – Компьютерное тестирование не может ошибаться! Не уметь преодолевать собственные эмоции – позор!»

Но страх не отступал, а наоборот, нарастал с каждым пройденным метром. Я ловила себя на том, что вместо оптимистических мыслей о почти сданном зачете прикидываю, сколько секунд потребуется, чтобы добежать до границы домена, у которой мы оставили сумки. И что со мной станет, если я в темноте промахнусь и побегу в другую сторону…

«А что станет, что? – стыдила я себя, старательно игнорируя слабеющие коленки. – Никто не боится, кроме тебя, глупая трусиха – ни Джеф, ни Галушкина! Почему они могут преодолеть страх, а ты нет? Ты что, хуже всех?»

Но взять саму себя «на слабо» не получилось – гордость на пинки не реагировала. Моя неизлечимо трусливая натура во весь голос вопила, что впереди – верная гибель, и надо немедленно, прямо-таки сейчас разворачиваться и бежать.

– Ой, Геля! – раздался вдруг удивленный голос Галушкиной. – Что это у тебя на спине?

– Где?! – я развернулась, подпрыгнув на месте.

– Что случилось? – через мгновение рядом со мной оказался Джеф.

– А теперь – на груди, – Галушкина указала пальцем куда-то в область моей диафрагмы. Я опустила глаза, и, цепенея, увидела, что в указанной области по моей куртке ползет крошечный красный огонек.

Пару секунд все стояли неподвижно, тупо пялясь на красную точку. Потом Джеф опомнился и заорал:

– Все назад!

В тот же миг в темноте взревел мотор, раздался грохот, металлический лязг, и прямо мне в глаза ударил ослепительный свет.

Джеф издал невнятный возглас и бросился ничком на землю, закрывая голову руками. Я хотела последовать его примеру, но тело предательски отказалось повиноваться, и я застыла месте, наполовину ослепшая и парализованная страхом. И только Галушкина, выполняя приказ куратора, во все лопатки рванула в обратную сторону.

К реву мотора добавился грохот и скрежет, и в свете фонарика возникло ни на что не похожее механическое чудовище. Не пытаясь даже сделать шаг в сторону, я стояла и смотрела, как оно надвигается прямо на меня. Пара мгновений, и оно проползло, всего в паре метров, обдав запахом машинного масла и вонью выхлопа. Вернее, не проползло, а довольно быстро проехало, скрежеща и лязгая гусеницами. Танк? Башни и ствола я не заметила. БТР? Чересчур высокий и громоздкий…

– Беги! – раздался откуда-то снизу истерический вопль Джефа. – Ну что ты торчишь, как идиотка!

Тут я очнулась, выключила фонарик, бросилась на голос и шлепнулась рядом с Джефом в еще не остывший песок.

Сзади снова вспыхнули фары, надсадный рев мотора стал громче. Железная хреновина, которая, вероятно, пыталась догнать Галушкину, возвращалась. Луч прожектора шарил по дну котлована, высматривая нас с Джефом. По песку рядом с нами, петляя и прыгая, пробежала красная точка, исчезла в темноте, потом вернулась, как будто кто-то методично обшаривал лазером окружающее пространство. Второй раз точка пробежала гораздо ближе, прямо перед моими глазами, вскочила на спину Джефа и остановилась…

Я зажмурилась и подумала: «Все».

Но прошло несколько секунд, и ничего не случилось. Я приоткрыла глаза. Точки на спине Джефа уже не было, а механический урод светил фарами в другую сторону. Мотор он не глушил и с места не двигался.

Мы лежали еще минут десять, зарывшись в песок. Эти минуты показались мне часами. Не смея шевельнуть и пальцем, я украдкой разглядывала сторожевую махину. Действительно, никакой это был не танк, а что-то вроде очень странного бульдозера. Таких огромных и, прямо скажем, страшных бульдозеров мне в жизни не попадалось. Он напоминал бронированного динозавра и был предназначен для чего угодно, только не для строительных работ. Высотой метров пять, с мощными гусеницами, какие я видела только на танках времен первой мировой войны. Позади поднимался жуткого вида выступ, напоминающий хвост скорпиона, увенчанный огромным когтем; суставчатые «руки» оканчивались таким ножом, что им можно было своротить целый дом. На крыше торчало что-то вроде спутниковой антенны. На боку возле кабины мне удалось разглядеть белые буквы: «D9»…

Кабины?

Я пригляделась и покрылась холодным потом, хотя, казалось, дальше пугаться уже некуда: кабины не было. Она была даже не предусмотрена. Водитель, разумеется, тоже…

Чудовищный бульдозер, как будто внезапно приняв решение, взревел, окутался ядовитым выхлопом, резко, как спортивная машина, сорвался с места, и с приличной скоростью погромыхал куда-то в глубину котлована. Если бы он взял метров на десять правее, от нас с Джефом осталось бы только два липких пятна.

– Уехал! – прошептала я, не веря нашей удаче. – Скорее, бежим…

– Сказал же – лежать!

Только когда звук мотора превратился в отдаленный рокот, а свет фар растаял в темноте, Джеф позволил мне подняться на ноги и шепотом приказал:

– А теперь галопом – за мной!

И припустил, как настоящий спринтер, в обратную сторону. Через полминуты бешеного подъема вверх по рыхлому склону, постоянно спотыкаясь, еще не отойдя от парализующего страха, я так выдохлась, что даже не вздрогнула, когда прямо мне в лицо кто-то направил луч фонарика.

– Это вы? – послышался впереди радостный голос Галушкиной.

– Нет, наши призраки, – рявкнул Джеф. – С ума сошла, выключи свет немедленно!

– Ой, простите, Джафар Александрович, я просто хотела посигналить вам, где выход…

Галушкина наконец догадалась направить луч себе под ноги, и метрах в десяти впереди я увидели наши сумки. Мы вышли туда, куда надо.

– Давайте скорее, – добавила Галушкина. – По-моему, сюда опять едет какой-то трактор…

Излишне говорить, что мы оказались возле сумок в три прыжка.

– Пошли скорее отсюда подальше! – тяжело дыша, предложила я. – Еще бабахнет из чего-нибудь!

– Не бабахнет, – сказал Джеф, глядя сверху вниз на ползущие по дну котлована далекие огни. – Это уже мой домен.

Наверно, бульдозер тоже знал, где кончаются границы его территории. Он вернулся на свой боевой пост, остановился метрах в ста от края котлована и заглушил мотор. Фары погасли. Вот так мы чуть не погибли – шли и шли себе вперед, пока не уткнулись прямо в него.

Осознав это, я в бешенстве напустилась на Джефа.

– Что это было?! Как ты это объяснишь со своими теориями?

– Спокойно! Самый обычный трактор. Не исключено, что иллюзорный. А что вы ожидали встретить в котловане – авианосец?

– Иллюзорный?! Вот это – иллюзорный?

– Ну… – Джеф пытался сохранить хорошую мину. – Может, и иллюзорный.

– Так чего ж ты не встал перед ним и не встретил страх с открытым лицом, а? «Вот он ближе, и ближе… и вот он уже позади»! Кто там валялся в песке, орал: «Бегом! Лежать»!

– Бульдозер был совсем как настоящий, – подтвердила Галушкина. – По-моему, он собирался нас задавить.

– Все, все! – Джеф поднял руки, сдаваясь. – Я оказался неправ. Даже учителя иногда ошибаются. Но теория-то была красивая, верно?

– Только одно тебя извиняет, – сказал я, остывая. – Только одно! Ты спустился в котлован первым.

Джеф ответил мне легким ироничным поклоном.

– Зато теперь мы точно знаем, – сказал он, – что по ночам котлован охраняется ужасным, зловещим трактором-убийцей…

– Не остроумно. И кстати, – (мне вспомнился Удельный парк), – откуда ты знаешь, что там не прячется еще парочка таких же бульдозеров? Или какая-нибудь иная строительная техника?

– Значит, надо искать другие способы попасть в домен, – невозмутимо ответил Джеф.

– Почему бы не попробовать самое простое – перебраться в Пятно днем, при свете? – язвительно спросила я. – Когда там пусто и нету бульдозеров?

– Днем – это хорошая идея. А если они вдруг появятся? Не хотелось бы тогда оказаться где-нибудь в середине котлована.

– А перелететь не пробовали? – неожиданно спросила Галушкина.

Я поглядела на нее с невольным уважением. Все-таки есть у нее что-то в голове…

– Не пробовал, – ответил Джеф, меряя взглядом котлован. – Но думаю, что получится…

Глава 13. Советы Антонины. Символ разрушения

Я потянула на себя тяжелую черную дверь, и меня окутали слабые, такие привычные и приятные запахи старой кладовки – именно так пахло в мастерской, где хозяйничала Антонина. На душе сразу стало легче, как будто я уже сгрузила часть моих проблем на тощие плечи своей любимой учительницы. В мастерской было пусто и чисто, как бывает только на каникулах, однако в каморке горела настольная лампа.

– Антонина Николаевна, вы здесь?

Я вошла в «предбанник» и заглянула внутрь каморки. Антонина была там, как мне и сообщили в учительской. Она сидела за столом и быстро писала, заполняя какую-то ведомость.

– Здравствуйте! – радостно заявила я, просачиваясь в каморку. – Можно к вам?

При виде меня Антонина поморщилась, словно от приступа зубной боли.

– А, Геля, – сухо сказала она. – Здравствуй. Ну, что тебе?

По ее тону я сразу поняла, что пришла не вовремя. Антонина была в своем наиболее отвратительном настроении. В таком состоянии она раздражается по любому пустяку и может наговорить такого, что потом ненавидишь и ее, и себя – за то, что молча выслушала. Наверно, имело смысл сразу уйти. Но вопрос был слишком важен.

– Антонина Николаевна, можно с вами поговорить? Мне нужен ваш совет… относительно практики.

Учительница посмотрела на часы, мгновение подумала:

– Ладно, заходи. Только быстро. У меня всего десять минут.

Я шмыгнула мимо нее в ближайший угол, где стояла единственная в комнате табуретка. На табуретке громоздилось пыльное чучело странной твари, пробудившее в моей душе ностальгию по первым годам обучения. Я осторожно сняла его и поставила на пол.

По дороге в мастерскую я собиралась спросить Антонину по поводу диплома, но передумала, чтобы не нарываться на очередную емкую характеристику своих умственных и творческих способностей. Диплом подождет.

Я вздохнула и кратко пересказала все, что произошло на первом практическом занятии в домене Джефа. За все это время Антонина на меня даже не взглянула, что-то поспешно дописывая. Я закончила рассказ и несколько минут молча смотрела в ее седеющую макушку. Она меня вообще слышала?

– Да, – раздался ее резкий голос. – Я поняла. Практика. И в чем проблема?

– Как в чем! – возмутилась я. – Нам дали такое опасное задание… А Джефу, по-моему, наплевать…

Антонина наконец соизволила отложить ручку и подняла голову. На меня она по-прежнему не смотрела.

– Дамиров такой человек – то, в чем нет его личной выгоды, его не интересует, – сказала она сварливо. – На мой взгляд, это самый отвратительный тип мастера реальности – человек, который творит ради денег.

– Да я его вообще не понимаю! Ух, если бы в моем домене завелась такая штука, как это Пятно, я бы в лепешку расшиблась, чтобы самому разобраться, и никому бы ничего не сказала, пока все не выяснила сама! А он… он…

В общем, хотелось мне сказать ей, что все это напоминает наши прошлогодние приключения, когда Джеф таскал меня в самые опасные места, чтобы прикрываться мной от охранных систем горящей библиотеки. Но ведь Антонине об этом не расскажешь. Она так и не узнала, что именно из-за меня пропал без вести ее обожаемый учитель Хохланд. И что я же косвенно была виновата в гибели известного мастера иллюзий Савицкого. Не говоря уж обо всем остальном.

– Не понимаю, – в голосе Антонины отчетливо прозвучало презрение. – Тебе что, задание кажется слишком сложным?

Я смутилась.

– Не знаю. Но оно кажется опасным…

– Разве это тебя когда-нибудь беспокоило?

– Нет, но Джеф… Я ему не доверяю. Нельзя ли попросить поменять задание… или хотя бы сменить куратора?

Антонина откинулась на стуле и вытащила сигареты.

– Ты хочешь попасть в Академию?

– Да-а…

– Практику придумали не мы с директором. Задания поступают непосредственно из Академии. Дамиров тоже не сам себя назначил твоим куратором. Тебя это обстоятельство не наводит ни на какие мысли?

Я задумалась.

– То есть, вы намекаете, что это проверка – кто им подходит, а кто нет? Типа, испытание?

– Очень точное слово, – удовлетворенно кивнула Антонина, закуривая.

– Я думала, вы мне что-нибудь посоветуете… – уныло сказала я.

– Мне фактически нечего добавить к тому, что я говорила на последнем пленэре. Но ты как всегда все прослушала. Геля, твое обучение закончено. А ты по инерции продолжаешь вести себя как школьница. Обычные правила – учитель дает задание, ты его выполняешь и получаешь оценку – больше не действуют.

– Но Джеф изображает из себя именно учителя. Причем плохого…

– Значит, ему так удобнее.

– То есть, вы намекаете, что Джеф ведет свою игру?

– Я ни на что не намекаю! – перебила меня Антонина. – Но слово «игра» мне нравится даже больше, чем «испытание». Геля, я вижу, ты сама все понимаешь.

– Нет! Ничего я не…

– Значит, поймешь позднее. Больше я ничем тебе помочь не могу. Это твое испытание, а не мое. Все, иди. Не видишь, у меня дела.

– Хорошенькое испытание, когда меня чуть не раздавили! – пробубнила я, боком выходя из каморки.

– До свидания, – донеслось мне в спину. – И дверь закрой поплотнее, тут сквозит.

Я возвращалась домой в подавленном настроении, недовольная и встревоженная. Разговор с Антониной меня ничуть не успокоил – скорее, наоборот. Интуиция подсказывала, что Антонина… не то, чтобы врет – она никогда не врет, – но недоговаривает. В ее словах не было искренности. И главное – никакого интереса к моим проблемам. Допустим, у нее свои беды – сын, все такое, – но я-то чем виновата?

«Эка невидаль – ученицу на практике чуть не убили! – накручивала я себя, – Антонина за меня уже не отвечает. Она ясно дала понять: есть у тебя куратор, с ним и работай, а мы с тобою распрощались. Выпускной позади, обучение закончено, и мне за тебя больше не платят!»

«Да плевать ей и на мои проблемы, и на меня!» – сделала я горький вывод.

И так меня это расстроило, просто не передать. Честно сказать – восприняла, как предательство. Хотя ничего конкретного сказано не было, и вообще все могло мне показаться. Может, Антонина была в плохом настроении? С ней это частенько случается, и нечего принимать близко к сердцу…

Возле дома меня ожидал сюрприз в виде Рыжика, который тут же заявил, что болтается под дверью в ожидании меня почти час, и потому немедленно требует награду – горячий чай с бутербродами, либо жаркий поцелуй, а лучше и то, и другое. Мне было совершенно не до него, но не выгонять же – пришлось вести домой, ставить чайник… Депрессия накатила такая, что даже Рыжик в конце концов заметил – вдруг умолк посреди фразы, убрал с лица жизнерадостное выражение и спросил с тревогой:

– Гелька, да что с тобой? На себя не похожа! Случилось что? Давай я тебя пожалею!

Тут уж я не выдержала его доброты, упала в объятия и разрыдалась.

Полчаса Рыжик меня утешал – хлопотал вокруг, словно родная бабушка, гладил по головке, говорил ласковые слова «Плюнь», «Забей» и так далее, поил чаем, даже бутерброд мне сделал, пока я не выплакалась и не почувствовала, что все – стало легче, можно жить дальше.

Рыжик заметил перемену в моем настроении и тоже повеселел.

– Милая, чем тебя еще порадовать?

– Что ты знаешь о бульдозере марки Д-девять? – вытирая слезы, спросила я.

– Чего?! – расхохотался он. – Зачем тебе?

– Для зачета по практике, – в подробности я решила не вдаваться.

– Да я по бульдозерам не специалист. Вот если бы по спортивным автомобилям…

Рыжик задумался, но ненадолго.

– Ща, все узнаем.

Поиски в интернете не затянулись.

– Пожалуйста! – минуты через три довольный Рыжик ткнул пальцем в заголовок на мониторе.

– «„Caterpillar D9“ – бульдозер-убийца»! Оно?

Забыв про слезы и обиды, я подскочила к столу и впилась взглядом в экран. Там грузилась картинка. Не успела она открыться и до половины, как меня бросило в жар – я узнала знакомый силуэт. Это был он.

– «Представьте, что по городу с чудовищным грохотом движется армада гигантских бульдозеров. Они сметают всё на своём пути, их цель – разрушение. В кабинах бронированных машин нет водителей. Оснащённые пулемётами тракторы управляются дистанционно. Антиутопия? Нет, реальность!» – с выражением зачитал Рыжик. – Дальше технические параметры. Читать?

– Конечно!

– Тэк-с, где это… «Д-девять и вправду огромен: высота около четырех метров, длина со всем навесным оборудованием – более восьми метров… Своим массивным ножом, контролируемым четырьмя гидравлическими „руками“, Катерпиллер Д-девять может грести всё, что только можно… Рыхлитель, устанавливаемый по желанию сзади, выдирает большие камни и сокрушает замёрзшую землю… Можно также дополнительно навесить впереди плуги для расчистки минных полей… а также пулеметы, огнеметы… и др». Вот это «др» мне особенно нравится! «Оружие оборудовано видеокамерами, так что их операторы, управляя джойстиками, могут издалека видеть то, что они делают»… Гелька, а я не понял – ты же вроде в художественном, а не в военном учишься?

– Не отвлекайся!

– Ой, какие мы строгие… «…Притом, что Катерпиллер Инкорпорейтед не производит военную версию Д-девять, а именно такую захотелось получить израильским вооружённым силам.

То, что на бульдозер можно навесить вооружение, было ясно с самого начала. Трактор обзавёлся пулемётами, гранатомётами, прожекторами и подобным тому. Со всем этим хозяйством Д-девять стал едва ли не универсальной машиной убийства. К примеру, засел в доме снайпер с „оптикой“ или же забаррикадировались террористы со взрывчаткой. Подъезжает бронированный Д-девять и просто уничтожает этот дом вместе с тем, что и кто там. Всё. Фактически Израилем создан самый эффективный и смертоносный на данный момент боевой робот»… Ого, какая у вас интересная практика! Нам бы такую!

– Это все? – холодея, спросила я.

– Почти… «Популярный израильский комментатор назвал бульдозеры „ужасающей тварью этой войны“. Для палестинцев название Д-девять стало символом разрушения. Остаётся поздравить человечество с очередной игрушкой для самоуничтожения»…

Последнюю фразу Рыжик прочитал скороговоркой, поскольку все его внимание было обращено к фотографии бульдозера. На фотке, во всех подробностях, он выглядел еще страшнее, чем в котловане. Я подумала, что если бы наткнулась на такой бульдозер при свете дня и хорошенько его разглядела, то попросту грохнулась бы в обморок ему под гусеницы, и на этом моя практика точно бы завершилась.

– О, кайфная штука! – в полном восхищении протянул Рыжик. – Хочу такую!

«Пойдем, покажу, где она запаркована – можешь взять себе», – захотелось сказать мне. Но в тот же миг промелькнула интересная мысль.

А ведь хозяин Пятна Страха, наверно, рассуждал примерно так же, как Рыжик.

Понемногу начал вырисовываться некий психологический портрет. Кто он – пацан, типа Рыжика? Или имеет отношении к армии? Или к арабо-израильскому конфликту? Но не девушка – это уж точно. Хотя в Израиле, говорят, и девушки в армии служат…

«Принести бы эту статью Антонине, – мстительно подумала я. – Что она тогда запоет? Да ничего, блин! Скажет – у тебя есть куратор, ему и показывай…»

Ну и покажу. И ему тоже. Пусть Джеф взглянет своими глазами, к чему он мне предлагал встать лицом…

– Гелька, давай еще что-нибудь интересное посмотрим, – предложил Рыжик, всесторонне изучив омерзительный бульдозер. – Больше никаких боевых роботов вам не задавали? Кстати, не принесешь чайку? И пару-тройку бутербродиков, а? И я там видел, на сковороде лежала котлета…

Я отметила, что Рыжик счел свою роль утешителя законченной, и сказала:

– Я-то принесу. А ты пока поищи знаешь что… – мой взгляд упал на последний абзац статьи, – «символ разрушения».

– Зачем?

– Да просто так. Вдруг любопытно стало, что на эти слова выскочит.

Я ушла за бутербродами и чаем, и еще с кухни услышала хохот бойфренда.

– Гелька, прикинь, какие символы разрушения! «Огонь», – громко читал он вслух. – «Свастика». «Герман Греф»…

– А кто это?

– Наверно, мужик какой-то. «Герман Греф – символ разрушения российской экономики». «Нож»…

– Что «нож»?

– Символ разрушения семейной жизни. Нельзя дарить на свадьбу, во как!

– Хм, запомним. А еще?

– Тут этих символов дофига. «Чернобыль». «Дрезден». «Храм Христа Спасителя».

– Это в каком смысле? Может, наоборот – символ восстановления?

Рыжик снова принялся ржать.

– Это из анекдота, – донеслось до меня сквозь смех, – Символ разрушения поруганного бассейна «Москва». Вот еще символ – «Вода». «Колокол». «Женское начало – разрушительное, в отличие от мужского – созидательного». Ага! Всегда подозревал!

– А в глаз?

– Хи-хи-хи… Вот еще символ, последний – «Башня». Почему башня?

Я тоже не знала, при чем тут башня, и заглянула Рыжику через плечо.

– А, так это башня из гадания Таро. Ну, такая карта, а на ней – разрушенная башня. Вот тут написано – символ разрушения личности, глобальных перемен к худшему…

– Это как?

– Не знаю. Наверно, когда крыша едет. Знаешь, есть выражение – «сорвало башню»…

В этот момент раздался телефонный звонок.

С сожалением оторвавшись от интеллектуальной беседы о символизме, я пошла в прихожую брать трубку.

– Геля, здорово, – раздался в телефоне голос Саши Хольгера.

Прямо как в старые времена – мрачный, нетерпеливый, с капризными интонациями.

– Ну, и где мои патроны?

Мне аж поплохело. Накликали, с этой сорванной башней! Как мне объяснить ему, что я больше к нему приходить не собираюсь? Что я, ненормальная – идти к психу, да еще и с патронами?

– У меня был очень трудный день, – принялась оправдываться я. – Практика в художке. Очень сложная…

Саша добродушно хмыкнул:

– Да ладно тебе, сложная. Небось, просто забыла, да?

Я промямлила что-то невнятное. Возразить нечего – действительно забыла. А он бы не забыл, после таких стрессов?

– Ладно, сейчас уже поздно, – смилостивился Саша. – Завезешь патроны завтра, ок?

– У меня завтра тоже практика, – попыталась отбрехаться я. – Нам дипломы выдавать будут…

– Значит, зайдешь после практики, – отрезал Саша. – Я все равно из дома не выхожу. А тебе по дороге. Только на этот раз не забудь, ладно?

– Конечно, не забуду, – само слетело с языка.

Потом можно было проклинать себя сколько угодно – слово сказано, и назад его не вернешь. Ну что я за безвольный человек! Почему я не могу сказать Саше решительное «нет»? Не потому же, в его голосе показная гордость так трогательно сочетается с неявной просьбой о помощи? Или виновато мое проклятое любопытство – зачем же ему все-таки патроны? Где он там собирается ракеты запускать?

«Геля, завтра пробьет твой последний час, – сказала я себе, возвращаясь в комнату к Рыжику. – А виновата будешь ты сама».