Текст книги "Изъян"

Да, это так. Себастьян – настоящий аполло, он занял первое место в конкурсе «Аполлон-2112». Он очень похож на меня, и дочь от него получится именно такой, какой я себе её представляла. Но… Раньше, когда я думала о будущем, я чувствовала такое… воодушевление. Мне кажется, я ощущала такой же трепет, как тот молодой человек, смотрящий на имитацию звёздного неба, или как Полина, плачущая над показом Элеоноры.

«Всё это началось после переезда в Город. Ты постоянно думаешь над тем, как живут цэрперы. Сравниваешь их с собой, анализируешь идеологию с другой точки зрения. У тебя то и дело проскальзывает мысль: а какого индивидам низшего класса жить так? Но ты же понимаешь: наш анклав ещё так молод, и все эти огрехи в его устройстве оправданы. А ещё ты тоскуешь по дому – стоит это признать. Здесь всё по-другому».

– И здесь небезопасно.

– Что? – переспрашивает Полина.

– Я ничего не говорила, – мотаю головой.

– Нет, ты что-то пробормотала… Ты меня совсем не слушаешь? – Полина обиженно поджимает губы.

– Я кашляла. И я тебя слушаю. Тебе понравилось, что теперь функция «живой открытки» доступна и в украшениях. У модели был широкий браслет, и когда она танцем пыталась рассказать какую-то историю, над её запястьем всплывали слова, обозначающие сущность движения.

Полина улыбается:

– Я хотела рассказать тебе один секрет, – она хитро смотрит на меня. – Но не сейчас.

– Почему?

– Ну просто. Вот именно сейчас не хочу.

– Зачем тогда сказала?

Её взгляд спускается по крышам высотных домов как по ступеням – чем дальше мы уходим от центра, тем ниже здания. Задрав голову к искусственному небу, говорит:

– Я лучше спрошу у тебя. Ты никогда не думала, как работает эта штука?

– Купол? А при чём здесь секреты?

– Как же? Ведь это большой секрет. А ты такая информированная. Вдруг тебе удалось разговорить кого-нибудь из посвященных.

– Ты же знаешь – академики не взаимодействуют с горожанками. Но даже если бы появилась такая возможность – я бы не стала пробовать. Мне никогда не было интересно, честно говоря. – И добавляю: – Мне бы всё-таки хотелось провести старость нормально, как рядовым цэрперам, которые могут выиграть в соревновании садов и съездить за пределы нашего анклава, может даже в другую страну. Я очень хочу увидеть море, – и здесь я не вру.

– Я тоже… Но вероятность очень мала. Твоя мать ещё жива?

Я отрицательно мотаю головой.

– Моя ещё на экофермах. Она ни разу не была на море, хотя я стараюсь каждый раз, когда привозят в Торговый центр новые семена, отправлять их ей. А она даже в номинанты никогда не попадала. Её опережают женщины, которым дети вообще ничего не присылают – на стандартных семенах хорошие сады делают, или сами как-то выводят новые сорта.

– Видимо, твоя мать – плохой садовник.

– Она ленивая, всегда такой была.

– Тем не менее, ты дочерний долг выполняешь – значит, она хорошо заботилась о тебе, и ты ей благодарна. Я своей никогда ничего не отправляла. Но она и без меня конкурсы выигрывала. Мы обе друг без друга могли бы прекрасно обойтись.

– Несправедливо. Вот так спонсируешь свою дочь до тринадцати лет, думаешь, что всё для неё делаешь, а она потом и пакетика семян не отправит.

– Надеяться нужно только на себя, в любом возрасте. Но садовник из меня плохой… я уверена.

– Ещё есть время всё исправить, – хмыкает Полина. – Только я хочу на море сейчас. И без лекарства.

– Так не получится, сама понимаешь.

– Эта дурацкая аллергия, – вздыхает Полина. – Я не понимаю, почему они ничего не могут с этим сделать? Почему лекарство, позволяющее тебе ощущать все запахи на природе, не захлёбываясь соплями, слезами и кашлем, стоит так дорого?

– Ну… вот так… – пожимаю я плечами.

– А ты никогда не была на краю Города? У самой стены купола.

– Да… бывала. И не раз.

– Говорят, там герметичность нарушена из-за постоянных въездов и выездов Зозо, и аллергия начинается даже под куполом.

– Не может такого быть.

– Серьёзно тебе говорю. Одна моя коллега живёт на самой окраине, как раз у восточного выхода. И ей врач даже прописал употреблять асенсорин, когда она возвращается в квартиру. Она все Средства тратит на эту мерзость.

– Врёт. У неё есть лентиго?

– Что?

– Асенсориновое лентиго. Россыпь мелких коричневых пятен на коже, поражают руки, щёки, иногда плечи… – Полина хмурится. – Разве ты не обращала внимания? Они есть у цэрпер, вышедших на пенсию, потому что пенсионеры на экофермах постоянно под асенсорином; и у некоторых аполло, которые вернулись в Город после жизни у своего инвестора – если инвестор экономен, её аполло тоже всегда под асенсорином. Давать своему аполло септемсенсорин всё-таки дороговато.

– Никогда не задумывалась об этом. Мне казалось, это индивидуальная особенность.

– Нет. Это из-за вальпроевой кислоты в капсулах асенсорина, и ещё ряда химических элементов, которые накапливаются в организме и выдают такой побочный эффект. Если твоя коллега каждый раз принимает асенсорин, у неё обязательно должно было появиться асенсориновое лентиго. Для этого достаточно всего пяти приёмов.

– Нет, у неё нет.

Мы уже рядом со зданием, где расположена моя квартира, но Полина не собирается прощаться, и, обгоняя меня на полшага, первая сходит с проезжей части.

– Слушай, а ещё говорят, – она таинственно понижает голос, – что иногда у самой стены можно увидеть психары.

– Большего бреда я не слышала.

– Серьёзно! Говорят, что некоторые очень сильные чувства, которые долго подавлялись человеком и, наконец, вырвались, не впитываются куполом, и вылезают обратно, прямо в Город. И они сверкают во тьме как шпиль «Витрума». И эти супермощные психары могут подплыть к человеку и проникнуть в него. И тогда человек сможет ощутить это чувство в сто раз сильнее, чем тот, кто это чувство подавлял. А ни одно живое существо не способно пережить такой аффективный взрыв. И человек просто сгорает заживо.

– Это и есть твой секрет?

– Нет, – Полина отвечает с придыханием. Кажется, она до сих пор представляет себя горящего заживо человека. – Нет! – обижается она. – Ты вообще ни во что не веришь, пока сама не убедишься!

– Вот-вот, – я с грустью поглядываю на тёмные окна моей квартиры. Мы уже у входа в мой подъезд.

– Давай сходим туда? На край Города, – ноет Полина.

– Это бессмысленно.

– Тогда я пойду без тебя, – она складывает руки на груди.

– Нет.

– Я так и знала, что тебе не всё равно! Значит, я выберу день, и после рабочей смены мы идём на край Города.

Я смотрю на неё скептически.

– Ты же знаешь, я упрямая, – гордо заявляет Полина. – И я пойду.

– Ты просто уверена, что одну я тебя не отпущу.

– Да, – честно отвечает она, сжимает мою руку, улыбается, и быстрой походкой направляется в сторону директивы 1. Она сливается с толпой горожан через несколько секунд.

Я вхожу в подъезд, поднимаюсь по лестнице. Я представляю психар, прошедший через интерференционный фильтр. Структура психара обретает геометрическую чёткость, его светимость достигает яркости шаровой молнии, его мощность увеличивается в сто крат. И он настолько плотный и буйный, что следующий фильтр не способен поглотить его. И психар отталкивается от решётки фильтра, выскальзывает из поверхности купола, и падает в прохимиченный городской воздух; теперь он плывёт над асфальтом, колеблясь, мерцая; он набирает обороты. Человек у стены замер в оцепенении. Он ничего прекраснее и страшнее в своей жизни не видел. Психар приближается к нему, касается его губ ласковыми лучами… и вдруг! Вкручивается в лицо. Вспухает. Заполняет человека целиком. И пламя прожигает изнутри, плавит одежду… Человек нем, человек по-прежнему обездвижен. Только яркий белый огонь становится рыжим, поедая физическую оболочку, превращая индивида в один цельный эмоциональный импульс. Это зрелище представляется мне чудовищно красивым. Но я бы не хотела, чтобы на месте этого человека оказалась Полина.

6. Синее смещение

37-й день в Городе. Дома сейчас утро, в саду зябко. Будильник выдаёт уже второй залп набегающей волны. Как и положено, я загружаю на легальном эргосуме личный гороскоп – мне ведь необходимо, чтобы моя история поиска соответствовала большинству. Причудливые узоры на экране, изображающие знак Стрельца, теперь не только раздражают меня, но и напоминают о Звёздном подземелье.

Интересно, а в сети вообще есть информация про астрономию? Это же такая архаика… Первые ссылки отправляют к зодиакальным созвездиям. Я нахожу Стрельца. Россыпь точек никак не напоминает мне человека на лошади, который всегда иллюстрирует страницу моего гороскопа. Даты знака зодиака не совпадают с датами, когда Солнце проходит через это созвездие. В чём логика? Надо спросить у него. У этого молодого человека. Почему такие даты. Ищу ещё что-нибудь. Мне выдают про теорию расширения Вселенной. Я пробегаюсь по тексту, зависаю на картинках галактик. Сверкающие узоры причудливой формы, в хаосе звёзд. Неужели эти штуки действительно существуют, куда-то движутся, во что-то превращаются? И он считает, что взаимодействие между ними – этими мёртвыми объектами – гораздо интереснее, чем наша жизнь.

Нужно выпить чай и отправляться на работу. Опять по привычке ищу кнопку на термоконстантном ящике. Как же я скучаю по дому, когда натыкаюсь на такие бытовые мелочи: дома я всегда включаю чайник, который скворчит и выпускает пар из чистой, привезённой из мест за пределами анклава воды. Здесь воду не кипятят, здесь вода перенасыщена дейтерием. Учёные связывают высокий процент стерильности среди нашего населения именно с дейтерием. Но я уверена, что в нашей почве есть много чего и похуже. Когда строили купол, по периметру будущего города выкапывали большие овраги, которые предполагалось заполнять строительным мусором – абсолютно все здания в бывшей столице пошли под снос. Но постепенно овраги стала затапливать вода. Поскольку всё делалось в огромной спешке, в котлованы попадал не только строительный мусор от снесённых зданий, но и отходы из лабораторий, где проводили опыты по трансформации психаров в энергию. И какие-то химические процессы привели к высокому уровню дейтерия в воде, заполняющей рвы вокруг будущего города. Альфа, которая была у власти в то время, воспользовалась ситуацией в нашу пользу – территория, обогащённая дейтерием, была за огромные деньги продана другому государству. Когда купол был построен, дейтерия в той местности уже не было. Земли постепенно стали заболачиваться, но территория осталась чужой. И только старость – шанс перебраться через эту чужую территорию, покинуть наш анклав, и увидеть жизнь далеко за пределами этих культурных норм.

Странно, сегодня Полина одна. Где же наша обычная компания в составе Ларисы и Алины, которые тоже всегда приходят раньше меня?

Я сажусь за столик напротив Полины. У моей инсобы таинственный вид, она смотрит на меня с нетерпением.

– Что такое? – спрашиваю я.

– Сейчас, сейчас, сейчас, – шепчет она.

– Что – «сейчас»?

– Тсс.

Я замолкаю, слежу за её взглядом. Он бегает туда-сюда: от меня, в точку за моей спиной слева, и снова ко мне. Я хотела бы обернуться, но понимаю, что будет неуместно. Проходит мужчина. Полина зажмуривается. Потом распахивает глаза, и спрашивает с плохо сдерживаемой улыбкой:

– Как ты думаешь, сколько ему лет?

Я жду, когда мужчина усядется, и даст мне возможность разглядеть его лицо, а пока я вижу только сутулую спину в сером потёртом пиджаке. Он забирается на высокий стул у окна. Мне приходится повернуть корпус немного вбок, иначе его будет загораживать цэрперка за соседним столиком.

– Средняя степень выраженности лобных и подглазничных морщин, невыраженные и негрубые носогубные складки, отсутствие соответствующих изменений в области нижней части лица, в том числе предкозелковых морщин, говорят, что ему не меньше 35 и не больше 40 лет… Почему у тебя всегда такие круглые глаза, когда я отвечаю на твои вопросы?

Полина поджимает губы и моргает:

– Мне иногда кажется, что ты – робот.

– Ты – невнимательный наблюдатель. Моя память то и дело даёт сбои.

– Да? – она удивлённо морщит лоб и делает глоток из стакана через дринкстик.

– Почему он заинтересовал тебя?

– Он кажется типичным демотивированным цэрпером, да? – пожимает она плечом. – Но несмотря на свой возраст – ему тридцать три – он уже сменил две профессии. Ещё он очень похож на тех ботаников, которых так любят пускать в «Спарту» в качестве расходного материала, но он там не участвовал.

– Думаешь, в нём есть какая-то ценность? – спрашиваю я.

– Не в нашей примитивной корпорации ему место. С его способностями ему место в «Витруме», – в её голосе звучит восхищение, а взгляд мечтательно зависает на особи второго пола на лишние две секунды.

– Может он из этих?

– Каких – этих?

– Ходят же слухи, что между ЗОПом и группой особей второго пола заговор. Они похищают горожанок. Может поэтому его не отправили в «Спарту» до сих пор?

– Да что ты опять про свой заговор!

– Разве сейчас не модно в него верить?

– Мода – это не к тебе. Только не обижайся!

Бедная Полина. Она ведь думает, что знает меня всю жизнь. Наши методы всегда казались мне справедливыми. Ну вкрутили ей в голову коллекцию воспоминаний, где мы вместе учимся. Она так и умрёт с этим обманом. Почему же сейчас я думаю о том, что будет с человеком, если он узнает правду? Ведь я становлюсь для неё тем, что раньше называли «подруга». Что будет с Полиной, если она вдруг поймёт, что испытывала какие-то чувства к человеку, которого на самом деле… нет и никогда не было? Какая-то жуткая иллюзия.

«Ты, кстати, Полину ещё не спрашивала», – тянет мой внутренний голос.

– А как ты думаешь? Что происходит? Со всеми этими женщинами?

Полина задумывается на несколько секунд:

– Наверняка здесь замешана элита. Но у меня есть ещё одна версия. Когда пропала пятая жертва, появился один слух… помнишь, я говорила тебе про психары, которые могут покидать купол? Якобы девочка, которая пропала, Тита, занималась этой темой. Она искала людей, которые видели психары. И сама часто ошивалась на краю Города. Так вот, я думаю…

– Эффективного квартала суток, – к нам подходят Лариса и Алина.

– Кира, ты тоже только подошла? – у Алины сбилось дыхание. Она бухается на стул рядом с Полиной. – Сегодня в директиве моего направления движение совсем какое-то сумасшедшее. Я на дорогу всего сорок минут потратила. А обычно час выходит, – Алина делает круглые глаза, сама себе удивляясь.

– Ты тоже ещё не успела сделать заказ, – спрашивает Лариса, оглядывая пустой стол передо мной.

– Не успела. Пойдём?

– Возьмите мне салат с атисом и апельсиновый сок! – кричит нам вдогонку Алина. – Сама я в ближайшее время никуда не дойду уже.

Салат с атисом? Ну-ну. Интересно, что туда добавляют вместо него? Разве что-то может заменить вкус плодов атиса?

«Сочетание редиса, клубники и… шампанского…» – томно протягивает мой внутренний голос.

– Не могу согласиться с Алиной, – бормочет Лариса, пока мы делаем у стойки заказ. – Лично я наоборот пришла позже, чем планировала, потому что мой поток сегодня был каким-то медленным. А ты что думаешь?

– Я пришла давно. Просто мы с Полиной разговорились, и я забыла, что собиралась завтракать.

– Вы много общаетесь, я вам завидую. У меня нет инсобы уже лет пять.

– Сочувствую.

– Почему Полина стала для тебя интересным собеседником? Какие у Вас темы для обсуждения помимо работы?

– Разные, – пожимаю плечами. – Она много знает. Я тоже. Сейчас, например, мы обсуждали пропавших без вести.

– Что же здесь обсуждать? И так всё понятно. Это дело рук элиты. Они убирают цэрпер, которые могут перейти в статус Зозо.

– Насколько я знаю, жертвы были не такими уж успешными горожанками.

– Ты плохо осведомлена. У них был шанс, у каждой. Все пропавшие отличались странными колебаниями в динамике капитала – мне об этом рассказывала сотрудник Банка. Их аффективные выбросы происходили часто, и при этом были качественными. Одна из жертв – актриса, по-моему – заработала как-то таким выбросом почти десять миллионов тонн психаров.

– Не может этого быть.

– Мой источник не будет врать. У нас рациональные отношения. Больше всего элиту ужасала непредсказуемость. Заработанные пропавшими Средства списывались почти сразу же после выброса – за выплеск непригодных для купола эмоций. Очевидно, что элите такие аномалии не понравились. А если бы эти женщины научились избегать проявления непригодных эмоций, создать необходимый баланс? Тогда в два счёта можно было накопить на недвижимость загородом. Конечно, таких цэрпер необходимо ликвидировать.

Мы возвращаемся к нашему столику.

– Я как раз рассказывала Алине про наше с тобой совместное детство, – Полина улыбается мне.

– Ах вот в чём дело, – хмыкает Лариса. – Вы, оказывается, ещё с детства инсобы.

– Нас вывозили на стадион «Спарты» для тренировок, представьте себе, какая жуть! Там такая атмосфера… – Полину даже передёргивает от ужаса.

– Расскажите. Интересно, – Алина уплетает принесённый салат. От него пахнет хлором, перекисью водорода и подгоревшим сахаром. Как не стыдно называть это салатом с атисом?

– Да, расскажите какой-нибудь необычный случай. Может кто-то из вас нашёл зуб мёртвого цэрпера, пока отжимался на голограмме спартанских песков? – требует Лариса.

– Фу, ужасно! – Полина морщится. – Я очень рада, что такого не было! Там всё хорошенько стерилизуют после шоу… Надо… надо что-нибудь весёлое. О! А расскажи, расскажи им, как на стадионе во время пробежки тебя чуть ядром не сшибло! – Полина стучит ладонями по столу, и громко хохочет.

– Ядром?! – истерический вопль Алины прорывается сквозь разжёванную еду.

Я вздыхаю. Мы с Полиной никогда не обсуждали «наше совместное прошлое», и я уже забыла, что мне там написали в инструкциях. Ладно. Надо, значит надо. Главное – использовать метафоры. Я начинаю:

– Тренировки по бегу проходили два раза в неделю, не помню, кажется по средам и пятницам? – я смотрю на Полину, она пожимает плечами «тоже не помню». – Но в этот раз тренировку перенесли на другой день. Четверг, кажется. Наши сокурсницы больше двух кругов не делали. Эта вот – вы не смотрите, что она такая активная, – я киваю на Полину, – сдохла на третьем круге. Сидит и ждёт меня на лавке, ножки потирает. А я люблю побегать. Бегу я, значит, одна. Представьте себе, обычный день в середине недели. Скоро выходить на первую стажировку. Нам всего 12 лет. Жизнь только начинается. Над стадионом… вы же там были? – девушки оживлённо кивают. – Над стадионом голограмма голубого неба в начале дня, летнего. Искусственный песок попадает в ботинки, он прохладный, остывший за первый квартал суток. Кондиционер только-только разошёлся, ещё не печёт. Не душно. Хорошо. Небо нарисовано чистым-чистым… Но кто же знал, что на соседней площадке во второй квартал суток по четвергам тренируются новички в метании ядра? – я понижаю голос. Девушки хихикают.

– Да-да! – вклинивается Полина. – Тогда это было модно. Какие-то исследования подтверждали, что метание ядра позволяет сформировать этот, ну как его, Кир?

Я пожимаю плечами.

– Ну, такие выемки над бицепсами, и ключицы выпирающие, как у хороших доноров.

– Гандикап, – бормочу я, и невольно вспоминаю Себастьяна.

– Да-да! Вот его. Ну, дальше-дальше!

Я продолжаю:

– Я смотрю в голубое небо, щурю глаза и… вижу, что на меня что-то летит. Скорость ещё такая странная – как будто в замедленной съёмке, которая всё убыстряет и убыстряет темп. Я решила, что у меня оптическая иллюзия. Какое-нибудь синее смещение…

– Вы увлекаетесь космосом?

Я оборачиваюсь, и мой взгляд упирается в хлопчатобумажную синеву с золотистыми пуговицами. Я поднимаю глаза, и вижу молодого человека из парка. Как хорошо я теперь могу его разглядеть. Плечи снова выпрямлены, рукава рубашки засучены выше локтей, и видно, как выступают на его бледных руках жилки; у него смешливый взгляд, зрачки узкие от яркой электрической подсветки пола, зелёный цвет глаз уходит в голубоватый оттенок; и едва заметная улыбка на губах. Он поправляет очки кончиками пальцев, неуклюжим движением, как будто только-только начал их носить. Он смотрит на меня сверху вниз, и ждёт ответа.

– Нет, – отвечаю я. – Но теория расширения Вселенной кажется мне… завораживающей.

– Конечно, – отвечает он. – Ведь Вы не можете на это влиять.

Все молчат. Видимо, не только я потерялась. Он с невозмутимым видом вытаскивает из-под соседнего столика стул, вклинивается между Полиной и Алиной, и усаживается напротив. Сложив локти на столе, он внимательно смотрит на меня. Молчание затягивается. Я краем глаза отмечаю, что цэрперки за столом переглядываются.

– Вы знакомы? – раздражённо спрашивает Лариса. И с возмущением добавляет: – Что ты так на неё таращишься?

«Чего ему от тебя надо?»

– Знакомы? – громко повторяет Лариса.

– Нет, – я не вру, я не договариваю. – Мы встречались, но мы не знакомы.

– Меня зовут Инг.

– И что с того? – продолжает раздражаться Лариса.

– Теперь мы знакомы, – парирует он.

Полина давится смешком. Инг ей определённо понравился. Он бросает на неё вежливый взгляд, она отвечает ему ласковой улыбкой, и он снова поворачивается ко мне.

– Ладно, – спокойно говорю я, и первой отвожу взгляд.

«Так никогда нельзя делать!» – кричит мой внутренний голос.

Я быстро поднимаю глаза и продолжаю:

– А меня зовут Кира.

– Я знаю. Я всё про Вас знаю, – говорит Инг, и по моей спине бежит холодок. – Вы недавно работаете в «Итере», но уже успешно освоили документальные видеофайлы. И у меня к Вам деловой вопрос.

«Фу ты, мать моя женщина!» – мой внутренний голос с облегчением выдыхает.

– Ну-ка? – удивляюсь я.

– Моя начальница предложила Вашу кандидатуру для экранизации части мемуаров одной женщины. Аркадия 1дробь57.

– Так, – киваю я.

– Я хочу попросить Вас взять меня в этот проект. Аркадия выезжала в поселение Ы. Моя начальница Елена хочет, чтобы экспозиция её поездки была создана Вами. Я считаю, что уместным будет использовать некоторые метафоры, связанные со звёздами. Могу ли я надеяться, что Вы воспользуетесь мной в данном проекте?

– Я впервые слышу, что буду заниматься этим проектом, – переглядываюсь с соседками по столику.

– Решение было принято сегодня, в первый квартал суток. Пока Вы спали, – говорит Инг. Я перевожу взгляд на Ларису и с разочарованием отмечаю, что у неё дёргается щека от нервного тика. Так нельзя. Женщина не должна презирать, или, что ещё хуже, ненавидеть особь второго пола. Женщина должна ничего не чувствовать к особи второго пола.

– Так, пошли пройдёмся… до твоей начальницы, – я встаю, киваю коллегам и двигаюсь к выходу из столовой. Слышу, как Инг желает цэрперкам успешной рабочей смены.

Он догоняет меня в коридоре.

– Что ещё за проект? Почему я должна в этом участвовать?

– Я попросил.

– Зачем?!

– Тогда, в парке, я при Вас звонил Елене, моей начальнице, помните?

Я киваю.

– Она же не знает, что я обманывал. Она думает, Вы уже согласились. Но… я не мог при… ну… там, за столом, при всех, это объяснить. Вдруг Вы не рассказывали никому о том, при каких обстоятельствах мы познакомились.

– Не рассказывала, – бурчу я. – А ты не мог сказать ей, этой Елене, что я отказалась.

– Нет. Я должен был поговорить с Вами сначала. Вдруг Вы согласитесь… Я надеялся, что Вы согласитесь.

– С чего вдруг?

– Нам можно будет выехать загород. И Вы увидите настоящие звёзды.

– Почему ты думаешь, что мне это нужно?

– Мне показалось, что Вам позавчера было интересно. У Вас возник ассоциативный ряд: звёзды и человеческая жизнь, – Инг пожимает плечами. Снова улыбается так, будто извиняется за своё предположение. – Вы что-то читали после нашего разговора, так? Иначе откуда Вы знаете про синее смещение?

– Я давно об этом слышала, ещё когда в «Агоне» работала. – Почему мне кажется, что он способен уличить меня во лжи?

– Ладно. Тогда так. Возможно, нам удастся попасть в само поселение. И Вы лично убедитесь в том, что упасть с водонапорной башни невозможно.

«Нет, этот мокль совсем не простой. Он явно что-то знает про всю эту историю с твоим переездом сюда. Кажется, даже больше, чем ты сама. Не он ли по наставлению Альбины устроил в парке Целомудрия тот хаос с агитационными листовками? Он хочет затащить тебя в поселение Ы. Зачем?» – мой внутренний голос начинает кусать ногти.

– Смотрите, – Инг протягивает мне свой эргосум. Я беру его в руки. Там видео. – Аркадия 1дробь57 впервые приезжает в поселение Ы.

Она выходит из автомобиля. У неё уверенная походка. Её сопровождает четыре женщины из ЗОПа, в окружении которых она выглядит ещё грузнее, чем есть на самом деле. Её крупные черты лица делают её похожей на огромную рыбу, а редкие, коротко постриженные волосы, добавляют ей возраста, и мужеподобности.

Инг стоит совсем рядом и внимательно разглядывает женщину на экране. Говорит:

– У неё безупречная биография: за свои почти пятьдесят шесть лет была руководителем в десяти различных профессиях, никакого участия в телевизионных передачах; большой капитал… правда, ничего об её аполло. Ни одного не было. И она не готовилась к этапу «Родительство». Её последней профессией была работа в «Витруме». Там она занималась программой по адаптации вЫселов. Она хотела создать в Городе дорабочее учреждение для девочек из поселения Ы. Аркадия предлагала построить транспортную сеть, чтобы девочки могли приезжать в Город только для обучения и не оставаться в нём после проведения лекций, а возвращаться каждые сутки обратно домой. В будущем это редуцирует до минимума случаи отказа от детей в поселении Ы, поскольку обучение позволит девочкам впоследствии работать в Городе. Она предоставила личные Средства для инвестиций в этот проект.

Аркадия здоровается с жителями, жмёт руки женщинам, кивает мужчинам. Просит показать ей место, где сейчас обучаются дети вЫселов. Она пытается объяснить, чему они будут учиться в Городе, как работать, и что им это даст. Она убеждает их, а не нас, в том, что это необходимо. Она их… мотивирует.

Начинаются кадры с нищими голодными детьми, и убогими условиями существования в поселении Ы. Не верится, что этот район планировался как самый благополучный и дорогой для проживания. Землю и недвижимость здесь купили самые прогрессивные, предприимчивые и богатые люди столицы – они планировали хорошенько заработать на сдаче жилья здесь в аренду. Но как только подсчёт изменился, и право собственности было отменено, эти люди из миллионеров в перспективе превратились в обманутых вкладчиков. Они не хотели начинать всё с нуля и зарабатывать на новых условиях, как это делали горожане. Они стали качать права, но остались ни с чем. Только эмоции, которые пожирают их самих: злоба, зависть, агрессия, влечение, страх… деградация.

– Думаешь, Елена позволит нам погулять по поселению Ы? – я возвращаю Ингу эргосум.

– Я знал, что моё предложение Вас заинтересует, – Инг самодовольно улыбается.

– Скажи мне, а с чего тебе такие поблажки? Почему начальница позволяет тебе выбирать, с кем работать? И с чего вдруг она готова разориться на асенсорин ради твоих увлечений? Цэрпер мало заинтересует, о чём мечтала пропавшая Зозо, и какими звёздными метафорами её мечты можно обрисовать. Им подавай способы продвижения по карьерной лестнице, и советы по достижению успеха в накоплении капитала.

– Вы ошибаетесь. Производственные саги уже становятся архаикой.

– Что?!

– Вы же сами говорили – цэрперы разные, и то, что нравится Вам, не обязательно должно нравиться большинству. А исследования показывают, что теперь самые прогрессивные женщины ориентируются не на накопление карьерных лестниц и Средств для покупки недвижимости за городом, а на то, как выйти за пределы устоявшихся стереотипов. То самое «Акме» в конце аббревиатуры «цэрпера», к которому изначально все должны были стремиться, и про которое на полвека забыли горожане… Аркадия хотела заняться адаптацией вЫселов. В Городе нет будущего, будущее за его пределами, за пределами нашего анклава, и, в конце концов, за пределами нашей планеты.

– О, опять ты со своим космосом, – раздражённо выдыхаю я. – Ты бестолково тратишь своё время… И ты близорукий. И самонадеянный.

Он начинает улыбаться, и снова обнажает зубы.

Я добавляю:

– Мне с тобой не сработаться. Пустая трата моего времени.

– Мы только попробуем. Вдруг получится? – Инг смотрит на меня по-доброму. – Тем более это не основная работа для Вас, так, подработка. Это сейчас модно… – я смеряю его строгим взглядом. – Так я могу сказать, что Вы согласны?

Я пожимаю плечами.

– Значит, согласны, – Инг довольно потирает ладони. – Тогда я передам Елене, что мы в деле.

Я неуверенно киваю.

– Спасибо! – он разворачивается и быстрым шагом удаляется от меня. Вдруг замирает, оборачивается. – Кира, кстати, по поводу поблажек… Елена, хоть она и из элиты, рассматривает сотрудников с точки зрения их способностей, а не пола. К тому же у неё у самой сын. И она этого ничуть не стыдится.

– Ты серьёзно?

– Я же говорю Вам, а Вы не верите. Городской образ жизни, главное – городской менталитет – уходит в прошлое. Скоро всё будет по-другому.