Текст книги "Изъян"

9. Р – Рациональность

– Так, ладно, – Полина роется в моём рабочем эргосуме. – У тебя сегодня архисложная задача. Нужно посмотреть какие-нибудь популярные видео, фиксирующие ритуал примирения с естеством, и на их основе что-то подобающее с этой унылой нелепостью сделать. Добавь драмы, юмора… – она косит на меня глаза, – ладно, с юмором вряд ли получится. В общем, постарайся сделать так, чтобы интересно стало смотреть. Не понимаю, как можно было так тухло прожить шестьдесят два года, – она с презрением смотрит на экран, переводит взгляд на мою руку. – Ух ты! Тебе выдали новый браслет? Я думала, просто перепрошьют. – Она потянулась к «Пандоре», а я рефлекторно отдёрнула руку.

Полина смотрит на меня с непониманием:

– Ты чего?

– Извини. Я в последнее время нервная, – приближаю к ней запястье, позволяя разглядеть разноцветное кожаное основание под шармами.

Моё сообщество не подумало о том, что обычно цэрперы не меняют браслеты, только шармы. А ещё я не знаю, куда девать старый браслет. Я же не могу выбросить его в мусорку. Теперь он будет лежать в моём комоде вместе с нелегальным эргосумом, как ещё одно доказательство моей «пришлости» в Городе.

– Он гораздо красивее предыдущего. Хотя вот этот шарм сюда совсем не подходит. Ну всё, я побежала.

40-й день в Городе. Дома сейчас первый полдень осени. Сегодня я отправляюсь с Ингом в окрестности поселения Ы. Я должна буду посмотреть на дорогу глазами Аркадии, и представить, что она думала, приближаясь к поселению Ы. Наверняка она воображала, как пустынная ухабистая дорога превращается в гладкий асфальт, кишащий суетливыми вЫселами, и как их мысли переполняются благодарностью к Зозо Аркадии, которая позаботилась о них. Вся эта спекулятивная философия должна будет посредством меня обрести рациональный вид и уложиться в полторы минуты экспозиции – по крайне мере, так гласят инструкции, присланные мне Еленой.

Имидж Елены уникален, и его уникальность заключается в разнообразии. От серого парика и пухлых щёк женщины, которая мне звонила, не осталось и следа: на новой фотографии её лицо было выкрашено так, что обличались острые скулы, губы стали шире раза в полтора, а глаза смотрели тёплым карим взглядом из-под коричневой чёлки, закрывающей линию бровей.

Я запускаю видео, которое мне перекинула Полина. Уже через минуту появляется первый позыв зевнуть – действительно, унылая нелепость, по-другому не назовёшь. Я могу добавить блеска в глазах этой женщине, могу разнообразить картинку спецэффектами, но этот занудный голос – что мне с ним делать? Она так рассказывает о самых важных этапах в своей жизни, как будто вся эта жизнь состояла из сплошных неудач.

Забиваю в поисковике «ритуал примирения с естеством», добавляю «из личного архива», и на экране один за другим вспыхивают прямоугольники с женщинами, снятыми крупным планом. Первые тридцать видео смотреть не имеет смысла – они популярны из-за имени героини, а не из-за качества видео. А вот следующие уже выехали в рейтинге на качестве своей формы. Мне удаётся найти немало хороших приёмов в других видеофайлах о примирении с естеством. Я копирую удачные аудиокуски, чтобы выставить по ним как по шаблону время пауз между предложениями, и величину децибелов в словах, окружающих эту паузу; отмечаю гармонично вписанные спецэффекты на флешбэках: например, ветерок с серебристой пылью уносит видеокартинку о воспоминании про первую инсобу на фразе «но это было так давно»; вот этот кусок про эмоции от достижения пика в первой карьерной лестнице тоже очень хорош. Постепенно видео, которое мне дали для трансформации, начинает обретать новую структуру: какие-то части я меняю местами, что-то убираю, добавляю немало новых эффектов; следую основному правилу современного синематографа – нужно постараться сделать так, чтобы любое слово, сказанное героем, было визуализировано в кадре, ведь зритель хочет видеть, а не воображать. Файл увеличил свою продолжительность на восемь минут, но при этом смотреть его стало настолько интересно, что, по сравнению с первоисточником, он кажется короче в два раза. Своё дело я знаю!

Отправляю получившееся видео Полине с комментарием «Лови психар!».

Интересно. Здесь есть видео под названием «ритуал примирения с естеством одной из пропавших».

Да. Диана 8дробь62 проходила его два года назад.

Я нажимаю на видео, и она говорит:

– Меня зовут Диана 8дробь62. Сейчас октябрь 2111 года, и сегодня я надеюсь успешно пройти ритуал примирения со своим естеством, и с уверенностью перейти к этапу «Родительство». Я прошла курс лечения от подступающей пустоты в сорок два года, после чего я устроилась на новую работу и смогла достичь успеха в шестой карьерной лестнице, при этом рецидивов болезни более не наблюдалось. Я считаю, что… «Кто ты сейчас?» Я – успешная цэрпера с высоким статусом, мой капитал позволяет… «Опиши, что ты сейчас видишь?» …мой мир перевёрнут. Я смотрю на окружающие предметы из такого положения тела, что всё кажется противоположным тому, как должно быть. С такого ракурса свойства одного и того же предмета не сочетаются друг с другом. Формы напоминают… «Например? Приведи пример. Можешь?» Например, календарь, который я сейчас вижу. Я выделяю в нём цифру «8», потому что это номер моего имени. Сейчас основание восьмёрки давит своей массой на маленький овал, который обычно должен быть наверху. Окна располагаются слишком низко относительно потолка, из-за этого комната давит на меня. Белые жалюзи теперь кажутся опасными: мягкие нитки на бахроме в таком ракурсе похожи на острые иголки. На мне нет бюстгальтера, и моя собственная грудь кажется мне чужеродным объектом – она холодная, и лежит на моих ключицах как влажный тяжёлый шарф. Подо мной люстра, её огибает узор, который напоминает виток спиральной лестницы. И мне хочется пройтись босиком по скользкому потолку, оставляя матовые следы от моих вспотевших пяток и пальцев на его глянцевой поверхности, обхватить ладонью бронзовый шар в середине люстры, и двигаться по узору из ступеней, сделав несколько кругов. «Здесь есть предметы, которые будут выглядеть одинаково вне зависимости от положения твоего тела?» Да. От пола до потолка тянется тонкая металлическая нить, в центре её обхватывает светильник цилиндрической формы – он находится точно в середине этой нити, поэтому данный предмет будет одинаков в любом положении. Свет слепит меня. «Переведи взгляд правее, на стену. Ты должна перестать видеть жёлтую спираль светильника перед глазами, и рассмотреть на стене предмет. Что там?» Там прямоугольная картина. Я вижу на ней девушку. Я знаю её. Она была моей инсобой в 2096 году, когда я стала распределителем профессий. Её зовут Лиля. «Ты помнишь свой самый суетливый день в то время, когда вы с ней общались?» Самый суетливый? Не из жизни… именно тогда? Да, был. Наверное, как раз тот день, когда я видела её в последний раз. Мы должны были встретиться перед совещанием на работе, и сходить на выставку новых будильников, которые ещё не поступили в продажу. Я заранее заказала нам фотографа. Но когда позвонила ей перед встречей, она сказала, что заболела, и не сможет прийти. Она спросила, пойду ли я без неё – я ответила, что, разумеется, нет, и попробую отменить встречу с фотографом. Я решила, что то время, которое планировала потратить на выставку, могу выделить на Торговый центр – я должна была забрать оттуда партию рабочих эргосумов для нового отдела, который открыли тогда у нас в «Квазиреализации». Я давно заметила, что когда другой человек нарушает твои планы, заменить их новыми очень трудно – почему-то времени уходит больше, чем могло бы, будь это заранее задумано. И сразу всё пошло не так. Я успела зайти в Торговый центр, но до этого задержалась в Банке – тогда кредиты нужно было оформлять непосредственно на месте, нельзя было, как сейчас, совершить покупку через сеть, автоматически выходя в кредит… Сумка с эргосумами была очень тяжёлая. А часть директивы была не отремонтирована до конца: верхний слой асфальта сняли, а новый ещё не залили. И люди шли слишком медленно для того темпа, в котором нужно было идти мне. И мне пришлось обгонять других пешеходов. Я втискивалась между грузными женщинами и молоденькими костлявыми стажёрками. По пути пыталась дозвониться до фотографа, чтобы отменить заказ. И я очень спешила на совещание – оставалось всего восемь минут. Я могла успеть. Но я споткнулась, обгоняя очередного пешехода, и выронила сумку – она с грохотом ударилась об шершавый тротуар. Хорошо ещё, что сумка была плотно закрыта, и мне не пришлось собирать разломанные эргосумы по кускам, иначе бы пешеходы меня точно затоптали. Я выбралась из директивы и с ужасом посмотрела на то, что осталось от новеньких устройств: большая их часть была разбита. Я должна была сообщить начальнице, что опоздаю. Я звонила, но она не отвечала мне. И я без её одобрения побежала обратно в Торговый центр, чтобы взять новую партию эргосумов. Начальница написала мне сообщение, но прочесть его на ходу никак не получалось. Я видела только её имя над текстом, и дребезг разбитых эргосумов в сумке нервировал меня, и локти пешеходов толкали меня. И я стала звонить в Торговый центр, чтобы мне подготовили новую партию. Когда я получила новую партию и добралась до центральной площади, я продолжала бежать, хотя там уже не было потоков и заданного темпа. Я пыталась прочитать сообщение от начальницы на ходу. И я слышала имя «Лиля» от женщины, которая прошла мимо меня. И я обернулась рефлекторно. Та женщина взяла под руку мою инсобу, и они пошли мимо фонтана в центре площади, в сторону Центра Культуры. И я помню, что замерла. И оцепенела. Потому что я сразу поняла, что она меня обманула, и у неё теперь другая инсоба. И она идёт на выставку с ней вместо меня. «Что ты почувствовала тогда, на площади, когда поняла, что твоя инсоба обманула тебя?» Было очень странное ощущение: я всё ещё тяжело дышала после суетливой дороги, стал звонить эргосум, я думала о том, что фотографа я так и не отменила, и времени совсем не было, а я стояла там, на этой площади, и смотрела им вслед. И когда я начала идти – сначала медленно, потом быстрым шагом, и отвечать на звонок – сначала тихим голосом, а потом отчётливо и уверенно, и посматривать на часы в нетерпении, то есть снова вернулась к этой суете… оцепенение оставалось внутри меня, и никак не влияло на моё тело и планирование последующих действий, как будто поменялось местами с какой-то другой эмоцией. Я как будто видела сквозь реальные объекты что-то другое: видела, как я пытаюсь обнять Лилю, но она всё время опускается на колени, и мои руки сталкиваются друг с другом, а она уже встала и уходит от меня, всё время от меня ускользает. И ещё мне показалось, что каждый раз, когда она улыбалась мне, её улыбка была притворна. Она как будто разрешала мне быть её инсобой. До тех пор, пока не нашла того, с кем ей действительно интересно. Я помню, что за это время на площади мне было перечислено очень много Средств. Даже любопытно, что за психар тогда покинул моё психическое поле: наверное, злость, или ещё что-то очень сильное. «Ты сказала Лиле, что видела её?» Нет. Я с ней больше никогда не разговаривала. Она, оказывается, собиралась бросить нашу профессию, и даже ничего мне не сказала об этом. Нерационально интересоваться человеком, которому ты больше неинтересен. Я подумала, что если ошибаюсь, она сама со мной свяжется. Но она не связалась. Вот и всё. Но у меня были и другие инсобы потом: с кем-то я прекращала контактировать, когда они уходили в новые профессии, с другими я до сих пор провожу время. «Ты гордишься кем-нибудь из них?» Разве можно гордиться кем-то, кроме себя? Гордость – это когда ты преодолеваешь все препятствия и добиваешься своей цели, гордость – следствие самоутверждения, а результат этого – повышение самооценки. Любая эмоция должна быть полезна для себя. Какая мне польза от того, что другой человек испытывает эту эмоцию? «Но ведь инсоба – это человек, который отражает тебя саму. Разве её достижения не должны приносить тебе удовлетворение собой и своим выбором?» А разве должны? Если человек справляется с чем-то лучше меня, я чувствую себя хуже, чем он, и неважно, кто этот человек: моя начальница, инсоба, или просто коллега, с которой мы обедаем в столовой. В случае успеха другого я могу испытывать только зависть, и испытываю её для того, чтобы мотивировать себя к новым достижениям. «А крах другого человека какие эмоции у тебя вызывает?» Злорадство. Очень трудно долго держать под контролем эту эмоцию. Как-то моя коллега в «Квазиреализации» пошла против инструкции, пожалев девочку-маргиналку. Я рассказала начальнице. И мою коллегу при мне же уволили. Она сдавала свой рабочий эргосум со слезами на глазах, по её планам ей оставалось не больше года, чтобы достигнуть пика в этой карьерной лестнице. А я – злорадствовала. С меня тогда сняли немало Средств за эту эмоцию – я не могла подвергнуть её контролю. «Ты всегда очень трепетно относилась к рациональности, и однажды твоя Рациональность довела до гибели человека. Ты признаёшь свою вину?» Я сейчас смотрю на эту девушку на плакате… она напоминает мне того цэрпера, он был такой же худосочный, и очень красивые черты лица… только нос сломан – так плотно кожа обтягивала этот изъян. И ещё у него лентиго на щеке было. Бывший аполло. Его били зоповцы за то, что он домогался своего инвестора… он очень боялся идти работать в библиотеку, потому что зоповцы часто там появляются… хотя та Зозо, его инвестор, потом отозвала свою жалобу. Нет, я не считаю себя виноватой. Если бы женщины уступали чувству жалости, мы никогда бы не достигли того положения относительно мужчин, которым обладаем сейчас. А это положение – единственно верное. Нельзя делать исключения. «В его биографии говорилось, какие субъекты вызывают у него ненужный ассоциативный ряд. Ты прекрасно знала, что должность, на которую он отправляется, будет постоянно сталкивать его с такими субъектами. Можно было всего лишь поменять его местами с любым из списка того дня, он ведь очень просил. Неужели тебе было не жалко его?» В его биографии ничего не говорилось о слабом сердце, только о возможности панических атак. Сейчас кто только этим не страдает. За мной нет никакой вины. И когда мне сообщили, что он умер, я не почувствовала ничего, кроме равнодушия.

Если хорошенько проанализировать то, что я теперь знаю о жертвах – можно вывести кое-какой вывод. Преподавательница из коллектора и Диана плохо относились к особям второго пола.

Мой внутренний голос хрюкает: «Все женщины плохо относятся к особям второго пола, кроме твоей Полины, разве что».

Из-за Дианы погиб мужчина, Илга активно работала над тем, чтобы возможные в будущем провокации со стороны второго пола были невозможны…

«А Лит? Она плохо относилась только к детям, про мужчин вообще ничего не сказано».

Это только то, что я знаю о ней из интервью. Наверняка она тоже высказывалась об особях второго пола так, что это могло кого-то задеть. Возможно, кто-то из особей второго пола убирает тех женщин, которые похожи на основательниц Города. Привязанность Дианы к своей инсобе – очень похоже не проблему, с которой боролась Наташа, пропагандировавшая в партии этап «Рациональность».

В сети есть её мемуары. Открываю первую главу. Она называется: «моё скороспелое Акме»:

«Когда я была доцэрперой – мной не просто управляли мои эмоции, мной управляли эмоции других людей. Они могли это делать лишь потому, что я была аддиктивна – я была привязана к ним. И я делала свой выбор на основе аддиктивности, а не рациональности. Я перечислю по пунктам. 1. Когда мне не разрешили пойти учиться туда, куда я хотела, я стала протестовать. Чтобы казаться взрослой (мне было пятнадцать лет), у меня сложилась связь с особью второго пола старше меня; он изо дня в день внушал мне, что я некрасива и неинтересна для других людей, и если я не буду делать так, чтобы угодить ему, он бросит меня. Результат – низкая самооценка, повиновение, ранняя беременность. 2. Когда я выбрала в качестве рационального выхода из ситуации аборт, меня осудили родители и подруги. Мне сказали, что я смогу закончить колледж после родов. Мне сказали, что я буду иметь проблемы со здоровьем, если прерву первую беременность. Мне сказали, что особь второго пола привяжется ко мне навечно, если у нас будет ребёнок. Результат – академ, лишний вес, надежда, роды. 3. Когда я пыталась продолжить учёбу и готовилась к занятиям, мой ребёнок плохо себя вёл, потому что я не уделяла ему внимания. Мне сказали, что я смогу работать и без среднего специального образования. Результат – отчисление, сидела дома с ребёнком. 4. Когда я хотела быть хорошей матерью, мне сказали, что я плохая жена и неинтересная подруга. Результат – сидела дома с ребёнком, низкая самооценка, развод, отсутствие друзей. 5. Когда я много работала, мой ребёнок плохо себя вёл, потому что я не уделяла ему внимания. Мне сказали, что я должна сделать выбор. Результат – аутонасилие, сидела дома с ребёнком, иждивение. 6. Когда я совмещала материнство и профессию, у моего ребёнка начались проблемы в школе. Мне сказали, что я должна уделять ему больше внимания, и подыскать ему отца. Мне сказали, что я – безответственный работник, и должна сделать выбор. Результат – промискуитет, безучастность к жизни ребёнка, работа. 7. Когда я пыталась добиться повышения на работе, мне сказали, что я должна была получить образование. Результат – низкая самооценка, стагнация. 8. Когда я пыталась склонить очередного мужчину к сожительству, мне сказали, что я уже никогда не стану женщиной мечты. Результат – низкая самооценка, промискуитет, аутоагрессия. 9. Когда я закодировалась от алкогольной зависимости, моя жизнь стала бесцветной. Результат – сорвалась + наркотики. Дальше жизнь перестала укладываться в пункты. Но мне повезло. Я нашла просвет – сила воли, которая вытащит тебя саму, когда ты признаешься: если бы у меня никого не было, я смогла бы выстроить свою жизнь так, чтобы мне было хорошо. Потому что привязанность ставила во главу угла счастье других, а не моё. Привязанность, как некое существо, питается эмоциями, и растёт вне зависимости от того, были эти эмоции негативными или позитивными: человек может быть привязан к тебе из жалости, ты можешь быть привязан к человеку потому, что он слабее тебя, и ты самоутверждаешься за его счёт; ты можешь завидовать человеку и ждать момента, когда всё у него рухнет, и ты ждёшь этого, чтобы позлорадствовать – и это тоже привязанность; тебе приходится переступать через себя, чтобы не разорвать связь с человеком, и ты успокаиваешь себя тем, что хорошо стараешься, раз он до сих пор с тобой – и это тоже привязанность. Привязанность не просто не всегда приносит счастье, она скорее никогда его не принесёт».

Мой эргосум вспыхивает фотографией Полины.

– Да.

В ответ всхлипывания и нечленораздельные звуки.

– Что случилось? Полина?

Снова ничего непонятно, изменяется только громкость и напор истерики.

– Полина, ты в «Итере»? Я сейчас приду!

Она пытается что-то сказать, но задыхается от слёз. Я ощущаю, как в животе начинает колоть, и пересыхает горло.

– Ты больше не будешь со мной общаться, – и снова вой в трубку, и уже через него: – И меня увольняют из «Итера».

– Ты в своём кабинете?

– Да-а-а…

– Я сейчас.

Что Полина могла натворить? Она работает в «Итере» десять лет. Они не могут взять и уволить её за мелкую оплошность. А Полина такой несерьёзный человек, что даже сделать серьёзную ошибку не может.

Я буквально сталкиваюсь в дверях со своей начальницей.

– Кира, как ты могла нарушить правила? Я была гораздо лучшего мнения о твоей квалифицированности.

– Что ты имеешь в виду?

– Ты и в «Агоне» за других работу выполняла?

– Нет, никогда такого не было, – честно отвечаю я.

– Из-за своей глупости ты упустила возможность достичь пика карьерной лестницы через полтора месяца после вступления в новую должность.

– Ты про моё видео? – туманно спрашиваю я.

– А про что ещё? Только это не твоё видео, это был проект Полины… Или она не сказала тебе? – вдруг осеняет мою начальницу.

– Я сама вызвалась помочь, – вру я. – Она всегда давала мне полезные советы, с самого первого дня. И когда мельком упомянула, что не знает, как решить задачу, я предложила свою помощь.

– Человек должен сам себя делать, – критически замечает моя начальница. – Методом проб и ошибок выстраивается твоя самодостаточность.

– Я знаю. Пожалуйста, давай мы с Полиной всё тебе объясним.

– Если ты видишь, что можешь сделать работу лучше, чем твоя коллега, ты должна воспользоваться шансом. Когда твоя коллега признаётся, что не может справиться с задачей, максимум, что ты можешь сделать – дать ей неправильный совет. И надеяться, что успеешь сделать работу быстрее неё. А вы что делаете? Одна советы даёт, другая за неё работу выполняет. У вас что, особые отношения?

– Женская солидарность – моя самая большая проблема, – пожимаю я плечами.

– Ну и вот к чему она привела. Ты первоклассным образом трансформировала унылое видео о примирении с естеством за половину рабочего дня, и оно получило столько положительных отзывов от зрителей, что уже завтра ты могла бы продумывать свою собственную завершающую презентацию. Теперь же ты будешь продолжать заниматься этим для других людей ещё неизвестно сколько. «Вернуть» это видео тебе – как просила Полина – я не могу, потому что оно уже вышло в сеть под её авторством. Представляешь, какой будет скандал? А Полина – такая же, как ты. Если бы у неё не было проблем с конкуренцией, она бы ни за что не призналась, что не сама делала проект.

– Она призналась, что это не её проект, хотя знала, что может благодаря ему завершить карьеру в «Итере»?

– Тоже удивлена? Впрочем, не считай это благородным порывом с её стороны. Она прекрасно знала, что всё рано или поздно выяснится: на рабочих эргосумах прослеживаются все ваши транзакции, в том числе отмечено, что ты отправляла ей готовый файл, – она тяжело вздыхает. – Вот что мне с вами теперь делать? Полина категорически отказывается оставлять за собой это видео. Хотя для неё это стало бы пиком карьерной лестницы – первым в двадцать восемь лет, хочу напомнить. Если я не соглашусь, что такой успешный проект под её авторством достоин завершения карьерной лестницы – я нарушу правила. Поэтому единственный вариант – уволить её вчерашним числом. Или сразу её на экофермы за нарушение Статьи за тунеядство.

– Я поговорю с ней. Я уговорю, чтобы она согласилась оставить это видео за собой.

– Нет, я не могу в это поверить! – она даже хватается за голову. – Что происходит с современным поколением горожанок? Ты вообще слышишь себя со стороны? Ты хочешь уговорить свою коллегу, за которую ты сделала проект, назваться автором этого проекта. Ты хочешь, чтобы она за твой счёт достигла пика карьерной лестницы.

– Но у меня уже был один. А у неё ещё ни одного. Мне что, жалко, что ли?

– Будем считать, что я ничего этого не слышала. Она сегодня же должна дать мне ответ: увольняется или уходит из «Итера» как завершившая карьерную лестницу. Не позже 20.45. Потом я формулирую заявку и в 21.00 отправляюсь домой.

Значит, Полина обманула меня: ей было стыдно просить снова делать работу за неё, и она просто ничего мне не сказала про это. А когда выяснилось, что видео получилось не промежуточным, а примечательным, она испугалась. Она решила, что я расскажу всё начальнице, и поэтому сама призналась. Какая же она слабая. На её месте я бы до последнего убеждала в своей правде. Через неделю она уже была бы на другой профессии: какая ей разница, что буду думать о ней я? Мы ведь просто инсобы, которых у неё всегда было и будет много.

Я стучусь в её кабинет и прохожу. Полина сидит за своим столом, на котором горка влажных от слёз бумажных платков.

– Ты должна оставить это видео за собой, – твёрдо заявляю я с порога, и ставлю точку, громко захлопнув дверь.

– Но оно не моё! – всхлипывает Полина. – И никто не может меня дослушать!

– Ты работаешь здесь десять лет. Тебе пора окончить эту карьеру и идти дальше.

– Я не специально, Кир. Ты не захочешь меня слушать, но я правда думала, что это твоя работа. Я случайно всё напутала.

– Я совсем на тебя не обижаюсь. А вот если ты не воспользуешься шансом – тогда я разочаруюсь в тебе. Я знаю, что тебе это важно – не разочаровать меня, ведь так?

– Ты не понимаешь. Пожалуйста, дай объяснить. Вот. Сядь рядом, – она вжимается в левую половину своего широко кресла и хлопает ладонью по кожаному сидению.

Я тяжело вздыхаю. Иду, и втискиваюсь с ней в одно кресло. Мои руки ложатся на её рабочий стол, и я с брезгливостью поджимаю пальцы: в мою сторону нависает горка сопливых платков, а рядом с мизинцем огромная капля бесцветной жидкости.

– Извини, – бормочет Полина, и суетливыми движениями начинает вытирать стол уже испачканными платками, отодвигает их кучу подальше, выдыхает: – Да ну их к вЫселам! – и смахивает серые комки бумаги на пол. – Вот, смотри, – её рука огибает меня за спиной, и на встроенном в столе тачподе перебирает файлы. – Видишь, мне в первый квартал суток прислали список заданий для всех сотрудников. Напечатано: задание для Полины 2дробь85. Я его стала открывать. А сразу рядом напечатано: задание для Киры 4дробь85. Я его тоже стала открывать (я же всегда просматриваю твоё задание, прежде чем его тебе отдать). И…я не знаю, как это объяснить. В общем, первым почему-то открылся твой файл, хотя я вторым его открывала. Я и подумала, что это примирение с естеством – тебе, а не мне. Тем более тот файл, который на самом деле предназначался тебе – там передача с одним из претендентов на «Аполлона». А ты же знаешь, что с ними обычно я работаю. Вот я и сбросила тебе файл якобы для тебя. Как я думала – для тебя…

– Полина, перестань оправдываться.

– А когда ты переслала мне готовый вариант, я посмотрела его и отправила в отдел для выкладывания в сеть. А у них значилось, что видео примирения с естеством для 2дробь51 делала Полина, а не Кира. Вот они и выложили под моим авторством…

– Полина! Нам нужно решить, что делать дальше, а не разбирать, что было.

– Вот! И наша начальница тоже не стала меня слушать, – она снова плачет.

– Я поняла, что ты не специально.

– Да ты мне не веришь! – Полина жёстко смотрит мне в глаза.

– Хорошо, давай потратим ещё уйму времени на твои путанные объяснения, если так ты убедишься, что я поверила, – я откидываюсь на спинку кресла и складываю руки на коленях.

– Они путанные, потому что ситуация такая путанная. И глупая. Ты правда думаешь, я бы не призналась, если бы хотела попросить тебя сделать работу за меня? Я ведь так делала… и уже не раз, – с грустью добавляет она. – И, кстати! – вдруг обрадовалась Полина. – Всегда, когда я прошу тебя сделать работу за меня – я зову тебя к себе. Везде ведь камеры, мы всё просчитываем. Глупо было бы перекидывать файл тебе, а потом получать его обратно с твоего эргосума – это же всё очевидно, всё проверяется.

– Действительно, – бормочу я. – Это уже объективный факт. И что на это сказала начальница?

– Да она не стала меня слушать! Она решила, что я попросила тебя сделать работу за меня. Стала кричать, что никто не должен выполнять работу за другого, только если не преследует личной выгоды.

– Но это действительно так. И когда тебе выпадает шанс завершить карьерную лестницу, пусть и не совсем честным путём – этим шансом надо пользоваться. Зачем ты призналась?

– Да потому что это не моё видео! – чеканит Полина.

– Но раньше-то всё было нормально, – хмыкаю я.

– Раньше они были обычными. Ну, я имею в виду, они были хорошие, очень хорошие – те, которые ты помогала мне делать. А этот оказался более чем хорошим – это твой шанс завершить карьерную лестницу в «Итере», и я считаю, что не имею никакого права (да и желания) у тебя его забирать.

– Ты хочешь сказать, что будешь рада за меня?

– Ещё бы! – выпаливает она с искренней улыбкой. – За полтора месяца дойти до карьерного пика – я буду гордиться тобой. И восхищаться.

– Ты знаешь, как это называется?

Полина вопросительно вскидывает брови.

Я говорю:

– Привязанность. И твоя – ко мне. И моя к тебе – иначе я бы не стала делать работу за тебя никогда. И если ты действительно ценишь наши отношения, и хочешь, чтобы мы остались инсобами и после того, как ты перейдёшь на другую профессию – ты обязана оставить это видео за собой, – я смотрю на часы. Встаю. – Через пятнадцать минут ты должна зайти в кабинет начальницы и сказать, что ты остаёшься автором этого видео, и собираешься готовить завершающую презентацию для себя. Мы договорились?

Полина опять плачет и мотает головой. Потом вскакивает и обнимает меня.