Текст книги "Иногда полезно иметь плохую память"

Глава 3

Но отправилась Юлька не домой, а конечно же к Максу. Ольга Петровна была в расстроенных чувствах.

– У него, кажется, очередной приступ хандры. Но тебе он, наверное, обрадуется. Маакс! – громко позвала она и, не дожидаясь ответа, подбодрила Юльку: – Иди, Юлечка, поговори с ним.

Юлька осторожно заглянула в комнату Макса. Там было почти темно от сигаретного дыма. Окно, несмотря на душный вечер, наглухо закрыто. На столе – развал бумаг, журнал с вырезанными картинками, раскрытая пишущая машинка.

Юлька чихнула и шагнула в комнату.

– Привет, – довольно равнодушно отреагировал на ее появление Макс, но, бросив взгляд на Юлькину голову, заметно оживился. – Матерь Божья, уже!

– Что уже? – Юлька невольно провела рукой по волосам. Она забыла о своем преображении.

– Уже началось… Это бывает у старых дев, когда их охватывает любовная лихорадка, – пояснил Макс. – Тогда они творят с собой самые невероятные штуки: могут побриться наголо и напялить малиновый парик, могут переделать себе нос, могут…

Он не договорил, потому что Юлька, подскочив к столу, сделала вид, что хочет сбросить на пол машинку.

– Нет! – возопил Макс. – Не тронь!

– И ты меня не задирай. – Отдуваясь, Юлька поставила машинку на место. – Ну сдуру я, сослепу… Всякий может ошибиться.

Макс не сводил взгляда с ее головы.

– Да, здорово тебя подкосило, – со вздохом признал он. – Прямо раба любви. И что, ему понравилось?

– А ты как думаешь? – хмуро спросила Юлька. – Это вообще кому-нибудь может понравиться?

– Садись, грешная душа. – Макс кивнул ей на кресло, заваленное одеждой. – Рассказывай.

Юлька освободила кресло и уселась. Повертелась, устраиваясь поудобнее. Подперла щеку кулаком и задумалась.

– Ну-ну! – подбодрил ее Макс.

– Значит, так. – Юлька решилась. – Мне было сделано предложение.

Она выдержала эффектную паузу и с удовольствием проследила, как глаза Макса расширились до отпущенных им природой пределов.

– Недурно, – ошеломленно пробормотал он.

– А то как же, – кокетливо подтвердила Юлька. – Ты, надеюсь, мне поверил?

– Да, как ни странно, уж больно вид у тебя идиотский.

– Ничего, не каждый день получаю предложения, – тряхнула головой Юлька.

– Подожди, – забеспокоился вдруг Макс. – Что, он действительно сделал предложение ни с того ни с сего?

– Клянусь тебе! – воскликнула Юлька. – Вот так, с бухты-барахты. Я чуть не упала…

– Но он успел тебя поймать в объятия и запечатлел своими мужественными честными устами поцелуй на твоей огненной беспутной голове, – продекламировал Макс.

– Увы, Максик, поцелуя-то и не было.

– Как это не было?! – притворно всполошился Макс. – Душенька, ты ничего не скрываешь от своего старого отца?! Разве нынче делают предложения, не переспав предварительно со своей невестой? А то и сделав ей двух-трех ребят?

– Ты прав, Макс. – Юлька потупилась. – Он вел себя просто ненормально. Честно скажу, если бы он предложил мне что-нибудь этакое…

– Ты бы тут же, на бульваре…

– Молчи, хомяк! Ничего бы я не тут же. Но я, по крайней мере, прекрасно бы его поняла. Что ж тут было бы странного? Ну, отказала бы, поломалась бы… Ну, не знаю… Но он ничего, понимаешь, совсем ничего мне не предложил… Скажи, Макс, все, что я тебе рассказала, не очень глупо?

– Довольно глупо, – признался Макс. – Значит, он не проявил к тебе никакого мужского интереса? За исключением предложения, конечно? Впрочем, ты не расстраивайся, – ободрил ее Макс. – Откуда нам знать, может, у него замедленное сексуальное развитие, какой-нибудь комплекс…

– Ты с ума сошел?! – возмутилась Юлька.

– Вовсе нет. Он сначала женится на тебе, поживете годика два-три, а потом наберется сил и начнет проявлять к тебе мужской интерес.

– Прекрасно! – фыркнула Юлька. – Зачем мне недоразвитый муж?

– Ну, на время его до развития заведешь себе достаточно развитого любовника, – посоветовал Макс.

– Ты на кого намекаешь?

– Боже меня упаси намекать. – Макс предостерегающе поднял палец. – И вообще, это только версия. Может, он просто боится тебя спугнуть. Кто знает, какие у него представления о молодых девушках?

– Какие бы ни были, но разве можно девушку спугнуть поцелуем? Да не в темном подвале, а среди почти белого дня, почти на людях, после предложения руки и сердца.

– Так когда же свадьба?

– Пока не знаю.

– А почему? Ты что ему сказала?

– Ничего! – Юлька развела руками.

– А, ты небось начала изображать сомнение – дай мне подумать, я еще не решилась… Смотри, допрыгаешься. – Макс впал в глубокую задумчивость, из которой его, впрочем, скоро вывел голос Юльки:

– Макс, а я опять сегодня грохнулась…

– А? – рассеянно отозвался он. – Ну и что? Погоди, что ты сделала?

– Грохнулась, говорю. В кафе. Очень было стыдно, может, из-за этого я ему потом ничего не сказала. Когда он делал мне предложение. Настроение испортилось.

– Иди сюда, – потребовал Макс. Юлька послушно подошла. – Высунь язык!

– А-а…

– Нормальный язык, – заметил Макс и без всякого предупреждения ткнул ее кулаком в живот. – Ты, часом, не беременна?

Юлька охнула и согнулась, закрывая живот руками:

– Макс! Придурок! Куропатки! Вино! Чертовы помидоры!

– Что такое? Что за бред?

– Ужин, мурзилка. – Юлька хлопнула его по голове и опустилась рядом с ним на тахту. – Ты ударил по моему ужину, и мне теперь плохо…

– Ничего, – философски заметил Макс. – Главное – спокойная совесть. Я сделал, что мог. По-моему, ты здорова. Как именно тебе было плохо сегодня?

– Было все то же. Мне нечем стало дышать. Будто кто-то схватил меня за горло и сдавил. Макс, мне это не нравится, – вздохнула Юлька. – Неужели я заболела? Никогда ничем таким не болела.

– Хорошо бы понять, что это такое. – Макс сосредоточенно смотрел прямо перед собой. – Удушье, обморок… Чувство сдавленности в горле. Так?

– Именно так. – Юльку передернуло. – И теперь я боюсь, что все это повторится.

– Интересно-интересно… – прошептал Макс. – Ну, а кроме этого, есть какие-нибудь симптомы?

– Чего? – не поняла Юлька.

– Говорю, что еще чувствуешь, дура?

– А-а… Ну, чувствую тоску. Что-то вроде какого-то холодка или ветерка… Как ты думаешь, идти мне к врачу?

– Подождем, – решительно заявил Макс. – Но как интересно! Раньше-то у тебя ничего такого не бывало?

– Нет, говорю тебе.

– Никогда?

– Никогда, – уверенно сказала Юлька.

– Ты не можешь этого утверждать, – усомнился Макс. – Это могло быть в детстве, ты была еще маленькая и не запомнила. Надо спросить твою маму.

– С ума сошел?! Да она насмерть перепугается, ей нельзя про это говорить. Это мои проблемы.

– И мои теперь, – вздохнул Макс. – Почему твои проблемы рано или поздно становятся и моими?

– Не знаю, – промямлила Юлька. – Ничего я не знаю, ни в чем не уверена. Макс, мои волосы в самом деле ужасны?

– Помолчи. – Макс явно пытался поймать какую-то ускользавшую от него мысль. – Сейчас-сейчас… Ах ты, черт… Ушла!

– Кто?!

– Мысль! Была-была и вдруг ушла, – раздраженно откликнулся Макс. – И мне кажется, что это была очень важная мысль… И она касалась тебя…

– Ну вот! – Юлька неподдельно огорчилась. – Мне сейчас очень пригодилась бы какая-нибудь важная мысль, касающаяся меня. Как ты мог ее потерять?!

– Еще найду! – пообещал ей Макс. – Бессонница теперь обеспечена. Знаешь, я думал о твоих припадках, и тут эта мысль мелькнула…

– Обещай, что вспомнишь! – попросила Юлька, поднимаясь и оправляя смявшуюся юбку. – Это очень меня беспокоит.

– Меня, представь, тоже. Я считаю, что не вправе подсовывать такому честному парню такую больную невесту, – пошутил Макс. – Сначала я тебя вылечу, а потом ты дашь согласие на свадьбу, лады?

– Тогда, наверное, мне не светит когда-нибудь выйти замуж, – вздохнула Юлька. – Доктор ты еще тот. Кстати, как мать? Пилила вчера? По-прежнему желает, чтобы ты шел в мединститут?

Ольга Петровна не верила в психоанализ, в чем и заключался корень ее разногласий с сыном. Сама она работала анестезиологом в роддоме и имела весьма приземленные взгляды на жизнь и медицину. Для сына она мечтала о карьере терапевта, а подсознание считала выдумкой богатых бездельников.

– Нет, обошлось. Я сразу впал в хандру, – пояснил Макс.

– Почему?

– Не знаю… – Он снова откинулся на подушки. – Просто паршивое настроение.

– Может, из-за меня? – подсказала Юлька. – Что там вечно болтают про подсознание твои любимые психоаналитики? Сознательно ты меня не любишь, а подсознательно очень любишь и дико ревнуешь к этому Жене?

– Дитя мое, это исключено, – заверил ее Макс. – Вы встретитесь завтра?

– Ну да. Но как мне быть с ответом? Я не сказала ему ни «да», ни «нет». Он ждет ответа.

– Викинг! – Макс умиленно сложил ладони. – Я просто обязан способствовать вашему браку. Какой жених! Какой подарок! Скажи нашему Ромео, что должна подумать. Если будет настаивать, упади в обморок.

– Черт! Не напоминай мне об этом.

– Ладно, иди. Привет Ромео.

Мать ждала Юлю на кухне. Она курила, что бывало с ней редко.

– Мам, вот она я, живая и здоровая, – осторожно сказала Юлька.

Мать, нервно затянувшись, кивнула. Юлька почуяла неладное.

– Это был он? – спросила мать голосом, не предвещавшим ничего хорошего. – Этот парень в белом пиджаке.

– Ну да. Он хотел подняться к нам, познакомиться с тобой, но я решила не торопить события.

– Так… – Мать поперхнулась дымом и закашлялась. – Юля, он мне не нравится.

– Ну вот, приехали, – огорчилась Юлька. – Ты же его толком даже не видела.

– Видела и успела понять, что это тот самый тип богатых мальчиков-бездельников, которым все дозволено.

– Мама, мама, если бы ты знала, насколько ты не права. – Юлька засмеялась и молитвенно сложила руки на груди. – Этот богатый мальчик-бездельник сегодня сделал мне предложение руки и сердца и при этом так оробел, что даже не решился меня поцеловать.

Мать онемела.

– Это правда, мама. Если бы ты его видела в тот миг, ты бы первая его пожалела. Да, он не беден, и родители его обеспечивают. Все так. Но он совсем не наглец, не подлец, ничего в этом роде. Уверяю тебя.

Мать наконец обрела дар речи:

– Он сделал тебе предложение? С какой стати? У вас что, было что-то?

– Гуляли под ручку по Страстному бульвару, – призналась Юлька. – А до этого ужинали в доме, где жил Есенин. Вот все мои грехи, падре.

Мать только вздохнула.

– Все это как-то ненатурально, – заметила она. – Мне кажется, у вас совсем ничего нет… Никакой любви… И вдруг – предложение. Ты меня не обманываешь?

Мать испытующе посмотрела на нее. Юлька отвела глаза, как всегда не выдержав ее взгляда.

– Юля, будь осторожна, – грустно сказала мать. – Я знаю, что мои ошибки ничему тебя не научат, ты, как и все прочие, не извлекаешь опыт из чужих ошибок. И все же – будь осторожна.

– Я буду очень-очень осторожна, – пробормотала Юлька и отправилась к себе в комнату.

Там она скинула туфли, стянула через голову платье и уселась перед зеркалом. «Бледная, очень бледная, – пожалела она себя. – А с этими волосами и вообще – дитя трущобы. А макияж был приличный. И вечер был неплохой. Если бы я только сама его не портила. Женя вообще был на уровне. Мне повезло, повезло!» Она накинула халат, забралась на постель и легла, поджав под себя отекшие ноги. Закрыла глаза и задумалась.

«Мама никак не может забыть… – Рука Юльки протянулась за сигаретой. – Неужели она так любила отца? Или помнит только оскорбление? Да. Такое не забудешь».

И Юлька снова во всех подробностях вспомнила историю, которую не так давно рассказала ей мать.

Когда-то Наденька, хорошенькая девушка лет семнадцати, страстно мечтавшая об Институте иностранных языков, познакомилась в доме у знакомых с молодым (но все же старше ее) человеком – Станиславом Краевским. Красоты этот молодой человек был необыкновенной и необыкновенной же оказался предприимчивости. Правда, насчет Наденьки он ничего не успел предпринять, зато преуспел в делах, относившихся к металлу, цвета которого были Наденькины локоны. Станислав, как оказалось, спекулировал золотыми изделиями. Его посадили, и Наденька, потрясенная этим фактом, долго не могла опомниться. Ее родители о Станиславе ничего не знали – куцый их роман был в самом начале безжалостно прерван суровой рукой закона. Станислав угодил в тюрьму. Но Наденька ждала.

Конечно, это платоническое ожидание не продлилось бы долго. Наденька, поступившая в иняз, забыла бы Станислава… Но Станислав неожиданно вышел на свободу, хотя до конца его срока оставалось еще несколько лет. Наденька так и ахнула. Был потрясен и Станислав тем, что эта златокудрая девчушка ждала его. И роман закрутился с ускоренной силой. Станислав объяснил Наденьке, что он оправдан, оправдан полностью, к золоту больше не прикоснется (тут он ее поцеловал), и осужден-то был несправедливо (тут Наденька его поцеловала), и ничего он так не хочет, как соединить свою жизнь с Наденькой навсегда. (Тут следует продолжительный поцелуй.)

Краевская Юлия Станиславовна закурила вторую сигарету и продолжала смотреть в сгустившиеся сумерки ничего не видящими глазами.

Станислав снял квартиру и предложил Наденьке самостоятельную жизнь вдали от предков. И она согласилась, уверяя себя, что счастлива, совершенно счастлива… За маленьким исключением – Станислав почему-то и слышать не хотел о законном браке. Но он был такой внимательный, заботливый, нежный… И Наденька перестала его спрашивать, откуда у них деньги и куда это он иной раз надолго пропадает… Одно утешало ее – куда бы ни исчезал Станислав, ночевал он всегда дома.

Рождение дочери привело Станислава в полный восторг. «Отец – я! – гордо заявил он. – Пишите – Краевская… Да, Станиславовна!»

Теперь они жили втроем. И это была бы совсем счастливая жизнь, если бы Наденька, почувствовавшая вдруг ответственность за судьбу своего ребенка, не принялась допекать Станислава требованиями жениться. Он страдальчески морщился, умоляюще складывал руки на груди, просил не трогать этой темы… И в конце концов Наденька вытянула из него страшную правду – Станислав, ее Станислав давно уже был женат. История была достаточно банальной – падкий до девичьих прелестей Станислав обольстил когда-то некую уборщицу. Уборщица, при всей своей интеллектуальной неразвитости, оказалась бабой расторопной и женила Станислава на своей цепкой юной особе. У них родился ребенок – девочка, которая была на три года старше Юли. Однако Станислав решил, что, сходив в загс, исполнил все, что от него требовалось, и даже больше. На этом он счел свою семейную жизнь законченной. Он оплачивал жене содержание дочери и ее собственное, навещал их раз в неделю, а сам продолжал жить отдельно. Тут-то и появилась Наденька – милая, умненькая, кроткая. Однако о разводе с женой и речи быть не могло: эта крепкая женщина вцепилась в него как клещ и грозилась, в случае чего, сходить в прокуратуру и самолично открыть закону довольно неприглядные подробности деятельности Станислава. «Я уверен, что она-то меня и заложила, – мрачно говорил он Наденьке. – Проклятая баба».

Наденька молчала, как каменная. Она прикидывала варианты своей будущей жизни – уйти с ребенком… Куда? И как быть с Юлькой? Станислав, какой-никакой, а все же отец ей… Любит ее, нянчится с ней… И она осталась – укоряя себя за безволие, за слабость.

А Станислав словно бы повеселел – тащил в дом всякие вещи, иной раз очень дорогие: «Юльке в приданое». Строил планы: «Подожди, Надюша, Юлька наша будет в золоте ходить!» – «В золоте? – с ужасом спрашивала Наденька. – Ты же обещал…» Станислав только смеялся, подкидывая к потолку дочь, и Наденька с грустью отмечала, что у крохотной Юльки на губах возникает та же самая улыбка – безмятежная, ясная, лучезарная. Но даже такое относительное счастье Наденьки не было долгим. В один прекрасный день Станислав мрачно заявил, что ему придется исчезнуть. Он должен уехать в Швецию, иначе его загребут окончательно, и отсидеть ему теперь придется полностью. На этот раз не удастся откупиться. Нужно уезжать. Есть такая возможность. «Какая? – машинально спросила Наденька. – Откуда у тебя там родственники?»

Оказалось, что еще полгода назад Станислав отправил туда жену с дочерью.

«Ты ведь не знаешь, – неохотно пояснил он, – у меня мать… Ну, ее фамилия Эстерзон. И я… Словом, взял теперь ее фамилию… И жена, конечно, тоже взяла мою… Под фамилией Эстерзон ее выпустили. И теперь мне можно ехать к ним…»

Наденька молчала. «Надя, пойми меня… Мне нельзя здесь оставаться! Квартира, конечно, твоя… И Юльку я обеспечу». – «Ничего не надо, – глухо ответила ему Наденька. – Я денег не возьму. Юльке ничего от тебя не надо».

Деньги, конечно, пришлось взять. Станислав, подозревая, что пересылать деньги из Швеции будет трудновато, просто-напросто открыл счет на имя Наденьки. «Я не буду брать этих денег», – предупредила она его. «Ну и глупо, – заметил освободившийся от неловкости Станислав. Теперь он говорил даже весело. – Трать на себя и на Юльку. Я думаю, через годик-другой я приеду и еще привезу…» – «Я не хочу тебя больше видеть», – ответила она. На этом они и расстались. Станислав поцеловал напоследок дочь, чмокнул в щеку окаменевшую Наденьку и отбыл в сказочную страну Швецию, откуда доносились звуки «АББА» и «Сикрет сервис», но собственный его голос не донесся ни разу. Станислав пропал – пропал окончательно.

Мать Юльки обменяла квартиру, оставленную Станиславом, и переехала с дочерью на Яузский бульвар. Тут ей было спокойнее, и она надеялась, что многочисленные знакомые Станислава навсегда забудут о них. А на старой квартире они постоянно напоминали о себе звонками: «Как там Стась? Не пишет? Нет? Странно, что ничего не слышно…»

Замуж Наденька так и не вышла. А деньги, оставленные Станиславом на сберкнижках, постигла в конце девяностых годов общая участь – все эти тысячи превратились в прах, в бумажный мусор, как раз в то время, когда Юлька выросла.

Обо всем этом Юлька думала, лежа на постели и докуривая последнюю сигарету. Она пыталась вспомнить отца. «Какой он был? Красивый, я знаю. Фотографии остались… Веселый. Какой еще? Мать говорит – безответственный… А мне думается – просто несчастный. Запутался в женщинах, в своих махинациях. Конечно, сам виноват, что запутался, но все же… Мне кажется, он был не злой… Да и мать говорит, что злым он не был… Интересно, где он сейчас? В Швеции? Мой отец – в Швеции, только подумать…»

Юлька разделась, залезла под покрывало и провалилась в сон.

Ее огненная голова произвела фурор на работе. Гоша и Сергей – двое мальчиков, проходивших практику в газете, встретили ее восторженными воплями.

– Повернись! Ой, умру! – визжал Гоша. Более сдержанный Сергей молча рассматривал ее и неуверенно улыбался.

– Хватит орать, – мрачно бросила Юлька, усаживаясь за компьютер. – Лучше работайте.

– Мы и так работаем, – заметил Гоша. – А ты, между прочим, зря пришла. Тебе работы нет. Номер сдали в набор, а материал для следующего еще не принесли.

– И что же мне делать? – вздохнула Юлька. – Домой идти?

– Конечно иди! – поддержали ее мальчики.

– Или остаться? – размышляла вслух Юлька. Ей вспомнилось, что Женя обещал приехать к трем сюда, во двор. «Уйду – не встречусь с ним… – подумала Юлька. – А кто сказал, что не встречусь? Просто приеду к трем, сделаю вид, что и не уходила никуда. Буду стоять на крыльце и курить, когда он приедет. А дома пока поем, поваляюсь… Еще голову покрашу! И к Максу зайду, может, он вспомнил».

– Мальчики, значит, так, – скомандовала она. – Я ухожу. Если полковник спросит, где я, скажете, что пошла в магазин за чаем…

Юлька сорвала с вешалки сумку и выбежала из редакции.

Матери дома не было. Юлька достала купленную по дороге краску, развела ее согласно инструкции и совершила над своей головой новый кощунственный акт. Обмотала шею старым полотенцем, чтобы кожа не покрасилась, и уселась на кухне с чашкой слабого кофе и сигаретой. «До трех успею… – подумала она. – Интересно, а вдруг это у меня превратится в привычку – ежедневно менять цвет волос? И все – из-за Жени… Что он подумает обо мне? Что он вообще обо мне думает?» Она вздохнула и потянулась к телефону. Набрала номер Макса. Откликнулся он сам – мать была на работе.

– Привет, – сказал Макс. – Ты из редакции?

– Из дома. Сижу, крашу.

– Башку?

– Ну да. Стыдно стало.

– И какая ты теперь будешь? – поинтересовался Макс.

– Не знаю, – честно созналась Юлька. – Вообще-то должна стать Каштанкой, но, учитывая мой нынешний цвет волос… Ну да ладно. Лучше скажи, ты вспомнил то, что вчера забыл?

– Если бы я помнил, что именно я забыл, я мог бы знать, вспомнил или нет, – немедленно ответил Макс. – Но поскольку я забыл, то даже если я это уже вспомнил, все равно ни за что об этом не догадаюсь.

– Идиот, – ласково сказала Юлька. – Я не поняла ни слова, что ты там болтаешь. Не вспомнил, значит?

– Нет. Но ничего страшного, еще вспомню. Как твой роман?

– Пока никак, в три часа пойду на свидание.

– А, с новой головой… Будь осторожна, вдруг он вдохновится и немедленно дополнит свое сексуальное развитие…

– Свидание будет на открытом воздухе, так что не дополнит, – отпарировала Юлька. – И вообще, ты за меня не переживай.

– Легко сказать, – вздохнул Макс. – Мне не будет покоя, пока ты не пойдешь к венцу.

– Ничего, может, еще пойду, – успокоила его Юлька. – Кто знает.

– А тебе хочется?

– Как тебе сказать… Не знаю, Макс, – честно призналась Юлька. – То хочу, то не хочу. Дело темное. Ну ничего, сегодня, может, что-то прояснится?

– Желаю счастья. – Макс чмокнул воздух возле трубки.

– Пока, – довольно грустно отозвалась Юлька и пошла мыть голову. Когда она уже вытирала волосы полотенцем, раздался телефонный звонок. Она чертыхнулась: «Максу больше делать нечего, обрадовался, что я дома!»

– Да? – сказала она довольно нелюбезным тоном.

– Можно Юлию? – вежливо спросили ее.

– Это Юлия. Кто говорит?

– Вы меня не знаете, – ответил мужской голос. – Но я кое-что знаю о вас и еще об одном человеке.

– Не понимаю, о чем вы?

– О Евгении Ручникове.

– Не знаю такого, – резко бросила Юлька и тут же поняла, что речь, судя по всему, шла о Жене. Больше ни одного Евгения среди ее знакомых не было.

Голос не унимался:

– Это очень важно. То, что я хочу вам рассказать о нем.

– Так расскажите, – раздраженно сказала Юлька. – Позвоните мне позже, когда я высушу голову, не могу же я так стоять. Позвоните через двадцать минут.

«Странный голос, – подумала она. – То есть в самом голосе ничего странного, но звонок странный. Что он может мне такого сказать? Что с Женей? И почему этот тип мне звонит?»

– Кстати, откуда у вас мой телефон? – спохватилась она. – И вообще, кто вы?

– При встрече я вам все объясню, – пообещал голос. – А по телефону – уж извините… Увидеться надо как можно скорее. Ведь вы встречаетесь с Ручниковым?

– Это вас как-то касается? – осведомилась Юлька.

– Да, – просто ответил голос. – Я должен вам кое-что сообщить. Жду вас сейчас по адресу: Соляной переулок, дом двенадцать, квартира пять. Знаете, где это? Это от Пушкинской площади…

– Я знаю, где это. – Юлька потерла полотенцем голову. – Но я не собираюсь туда ехать. С какой стати? Кто вы?

– Я вам все объясню.

– Объясните сейчас.

– Не могу, – настаивал голос. – Не по телефону.

– Я не приеду, – твердо заявила Юлька.

– Вы должны… – начал голос, но вдруг оборвался. – Что за черт?! – пробормотал он тихо и удивленно. – Кто там открывает дверь?!

– Что случилось? – в свою очередь спросила Юлька.

Голос ей не ответил. Видимо, говоривший положил трубку рядом с аппаратом и пошел куда-то посмотреть, что происходит. Юлька плотнее прижала трубку к уху и смогла убедиться, что там действительно что-то происходило: в трубке слышался какой-то шорох, стук, потом треск… Юлька прислушивалась, затаив дыхание, как вдруг ей в уши ворвался крик. Кричал мужчина – кричал отчаянно и страшно. Юлька вскочила.

– Боже, – пробормотала она. В трубке все смолкло. Кто-то подошел к телефону, взял трубку и стал слушать. Юлька затаила дыхание. Тот, кто взял трубку, – тоже. «Это не тот, кто мне звонил, – поняла Юлька. – Тот бы что-нибудь сказал… Это тот, другой, который вошел в квартиру… Что там случилось?! Почему он молчит, о господи?!» Юлька сама не знала, почему она-то молчит, почему не спросит взявшего трубку, кто он такой и что все это означает. Она только смутно догадывалась, что надо молчать, ни в коем случае не подавать голоса. Она только повторяла про себя: «Соляной переулок, дом двенадцать, квартира пять». Наконец тишина оборвалась. Там просто-напросто положили трубку.

Юлька, совершенно обалдевшая от всего происшедшего, тоже положила трубку. Некоторое время она тупо глядела перед собой. Потом посмотрела на часы. «Половина первого, – машинально отметила она. – Скоро надо будет ехать на работу… Боже мой, что там случилось в Соляном переулке? Как страшно он кричал. Может, вызвать милицию? – Она нервно расхаживала по кухне. – Вот так сразу – милицию? Может, просто приятели подрались… Нет, он же сказал: «Кто там открывает дверь?» Значит, в его квартиру кто-то зашел, причем явно неожиданно, против его воли. Потом какие-то шумы, по телефону не поймешь, что это такое… А потом – этот крик. Что он хотел мне сказать? Как узнал мой телефон? И какое ему дело до того, встречаюсь я с Женей или нет?! – Юлька взяла фен и принялась торопливо сушить волосы. – К черту, сейчас я поеду туда и посмотрю, что случилось… Милиция никуда не денется. Нет, ехать нельзя…» Юлька в отчаянии посмотрела в зеркало и на минуту отвлеклась. «А что, неплохо покрасилась, – подумала она. – Так лучше. Вполне нормальный цвет… Так что же мне все-таки делать?»

Еще одна выкуренная сигарета способствовала решению. «Ехать! – Юлька упрямо сжала губы. – Сначала посмотреть, что там случилось и случилось ли вообще, а только потом… Иначе можно во что-нибудь вляпаться… А так я буду просто свидетелем. Все, еду!»

Домом под номером 12 в Соляном переулке оказался красивый, кремового цвета особняк начала века. Юлька поднялась по широкой лестнице и остановилась на третьем этаже перед высокой дверью, на которой красовалась цифра 5. Поколебавшись, она протянула руку и позвонила. Подождала минуту, прислушалась. Тихо. Позвонила еще раз. Ничего. Наудачу толкнула дверь, по виду плотно запертую. И дверь бесшумно открылась. Юлька замерла.

«Вот сейчас самое время убежать, – сказала она себе. – Или вызвать милицию? Открыто… Что это значит?» Ругая себя последними словами и уже предчувствуя, что будет во всем раскаиваться, она переступила порог и оказалась в небольшой прихожей.

– Эй? – негромко позвала она. – Есть кто?

Никто не отозвался. Тогда, сделав несколько шагов, она заглянула в ближайшую комнату. Сразу отметила, что в ней никого нет. Осмотрелась. Комната небольшая, тесно заставленная старинной мебелью. Много книг. Письменный стол с ужасающим хаосом бумаг. Открытое окно. Белая легкая штора, раздуваемая сквозняком. Юлька вернулась в коридор.

– Есть кто дома? – спросила она еще раз. И чуть не упала: из другой комнаты донесся резкий, немного искусственный голос, повторявший с какой-то однообразной горестной интонацией: «Дома, дома!»

Юлька схватилась за горло, и тут что-то маленькое метнулось ей прямо в лицо. Юлька присела на корточки, а это маленькое, сделав круг по прихожей, уселось на верхушку бронзового бра. Это оказался зеленый волнистый попугайчик, который, вертя маленькой головкой, внимательно рассматривал Юльку. Она еле перевела дух. Попугайчик почему-то ее успокоил.

– Есть кто? – с опаской повторила она вопрос и заглянула в ту комнату, откуда вылетел попугайчик. И замерла на пороге. В комнате, на полу, лежал труп. То, что это труп, она поняла сразу, хотя ей в жизни не приходилось видеть мертвецов. Мужчина лежал как-то уж очень неестественно, широко раскинув ноги и неловко подогнув под себя одну руку. Казалось, что он пытается вытащить что-то из-под собственной спины. Его лицо, запрокинутое назад, было совершенно Юльке незнакомым. Она стояла как вкопанная.

«Что делать?… – пронеслось в ее голове. – У него дыра там, где сердце… Это убийство. В него стреляли… Почему я не слышала выстрела?» Ее охватил ледяной ужас, и она резко обернулась. Ей вдруг показалось, что за спиной кто-то есть. Но там был только попугайчик. Юлька быстро обежала оставшиеся помещения, осмотрела туалет, ванную, кухню – тщательно следя за тем, чтобы ничего не касаться руками. Руки она для этого сцепила за спиной. Никого. Только труп неизвестного ей мужчины. Она вернулась в комнату и снова посмотрела на него.

«Я не знаю этого человека, – подумала она, пытаясь сохранять спокойствие. – Но он почему-то знал меня. Это – хозяин? Ведь он не может быть гостем: у него на ногах тапочки… Трудно себе представить, что убийца, войдя, переобулся, чтобы не испачкать пол. Нет, я говорила именно с этим человеком. Он настаивал на нашей встрече. И хотел что-то сказать мне о Жене. О Жене? Как фамилия Жени? Надо узнать! Ручников, Ручников… Что-то очень важное хотел сказать мне этот человек… Но что же мне делать? Надо звонить в милицию, он не может так лежать. Но откуда звонить? С этого телефона нельзя, на нем должны быть отпечатки пальцев убийцы, если, конечно, он был не в перчатках… Вот как полезно читать детективы. Я позвоню из автомата, и подальше отсюда… И ни за что себя не назову. И надо драпать отсюда поскорее».

Юлька ужом выскользнула из квартиры, закрыв за собой дверь ногой, тщательно, поминутно оглядываясь на пустую лестницу, вытерла носовым платком дверную ручку, большой участок двери возле косяка и кнопку звонка. Потом сломя голову бросилась вниз по лестнице. Отойдя подальше, выбрала одиноко расположенный телефон-автомат. Убедилась, что поблизости никого нет, набрала «02».

– Алло! – торопливо заговорила она, как только ей отозвались. – Здесь в Соляном переулке, дом двенадцать, квартира пять, лежит мертвый мужчина. Больше ничего не знаю, отношения к этому не имею. Кладу трубку.

С выскакивающим из груди сердцем она повесила трубку и быстро зашагала прочь от телефона.

Юлька отправилась на работу пешком, чтобы немного проветриться. «Зачем я пошла туда? – укоряла она себя. – Теперь этот мужчина так и стоит у меня перед глазами. Надо было просто выйти на улицу, позвонить из автомата и сказать, что в Соляном переулке что-то случилось. Кто же он был? Почему позвонил мне? Откуда у него мой телефон?»

Внезапно она остановилась перед какой-то витриной, пораженная этой мыслью. «Мой телефон! Он ведь должен быть где-то у него записан… А это значит, что рано или поздно ко мне обратятся. А если я все же оставила там какие-то следы… Боже мой, тогда случится что-нибудь ужасное. Как я докажу, что ничего не делала, что только зашла и вышла?! Скажут – почему не назвала себя, когда вызвала милицию? А чем я могла бы им помочь? Всего-навсего тем, что назвала бы им время его смерти: в полпервого, я еще посмотрела на часы… Только подумать, что я могла говорить с убийцей! Я слышала его дыхание, он дышал в трубку и молчал. Господи, как хорошо, что я смолчала. И это при моем-то языке. Могла погубить себя. Ведь это все равно что присутствовать при убийстве. Он решил бы, что этот несчастный успел мне что-то сказать…» Юлька вдруг увидела себя в зеркале витрины. Темноволосая девушка с испуганными голубыми глазами. Одна рука прижата к горящей щеке. На синей блузке расстегнута лишняя пуговица. Она машинально застегнула ее. Отвернулась от витрины и пошла дальше. В голове роились мысли одна ужаснее другой.