Текст книги "Задержи дыхание (сборник)"

– Я взяла чай, но он испорчен. – Майя поставила бутылочку на резиновый транспортер перед кассой. Кассирша, глазом не моргнув, выбила чек.

– По-вашему, я должна за это платить? – возмутилась девушка.

– Пили, значит, платите.

– Да я отравилась, наверное! Мне уже нехорошо!

– Меня это не касается. – Кассирша смотрела на нее без тени интереса, изнемогая от скуки. Охранник, однако, подошел к Майе почти вплотную, она уже чувствовала резкий запах застарелого пота, исходящий от его черной формы.

– Ладно, – в сердцах ответила девушка, роясь в сумке. – Я заплачу, но позвоню в комитет защиты прав потребителей! У вас тут сломанные холодильники, продукты без срока годности, да еще кондиционеры не работают!

В последнем она уже не сомневалась. В магазине было нечем дышать. Козлиный запах, исходящий от охранника, буквально доводил ее до бешенства. Отыскивая кошелек, Майя обшаривала одно отделение сумки за другим, и с каждой секундой ей становилось все жарче. По спине бежали ручейки пота, онемевшие пальцы дрожали, из них выскальзывала мелочь – ключи, ручки, заколки для волос. Она уже понимала, что кошелек исчез, но все продолжала его искать под равнодушным взглядом кассирши. Внезапно девушка остановилась, осененная догадкой.

«Я вынула из сумки пакет с платьем, и, наверное, кошелек при этом случайно выпал на сиденье! А может, скатился на пол?»

– Деньги в машине, – сказала она, пытаясь сохранять независимый вид. – Сейчас принесу.

– Так не пойдет. Дождитесь менеджера! – Охранник впервые вмешался в разговор, голос у него оказался сиплый, будто простуженный. – Вернитесь в отдел и ждите.

Девушка хотела возражать, спорить, доказывать, что нелепо устраивать целое разбирательство из-за грошовой бутылочки, но, взглянув в красное, плоское лицо охранника, вдруг чего-то испугалась и последовала его приказу. Вернувшись в зал, она встала сразу за кассой, опасаясь углубляться в дебри магазина. У нее не выходили из головы тяжело раненые люди, которых она встретила, Майя больше всего боялась вновь увидеть маленького мальчика, безвольно повисшего на руках у отца.

– Рядом случилась какая-то катастрофа? – обратилась она к кассирше, похоже, задремавшей с открытыми глазами от духоты и безделья.

Та вздрогнула и очнулась:

– Рядом?

– Ну да, – девушка облизала сухие губы. – В зале – пострадавшие. Разве им не вызвали «скорую»?

– Я ничего не знаю, – неприязненно ответила женщина.

– Да как же они прошли мимо вас? Или работает другая касса?

Майя очень надеялась услышать утвердительный ответ. У нее мигом созрел план бегства. «Главное, незаметно удрать отсюда, а уж на другой кассе меня не остановят, больше я здесь ничего не брала!» Но кассирша покачала головой, и девушка поняла, что ее надежды напрасны. «И правда, зачем открывать еще одну кассу? Этот гигант работает вхолостую… В зале множество брошенных тележек с продуктами, и хотя кое-какие покупатели там бродят, сюда никто что-то не подходит!»

Она ждала, тянулись минуты, и ей казалось все более странным, что никто, кроме нее, не стремится к единственному выходу из зала. «Они что, просто гуляют здесь?» – недоумевала девушка. Майя видела в отдалении медленно бродившие фигуры, и их бесцельное движение напоминало танец пылинок, хаотично перемещающихся в солнечном луче. Вот в середине длинного ряда внезапно возник мужчина с мальчиком на руках, которого она так боялась снова повстречать. Ему навстречу двигалась пожилая супружеская пара, толкавшая перед собой полупустую скрипучую тележку. Не обратив на жертву аварии ни малейшего внимания, муж и жена прошли мимо. Колесико их покосившейся тележки продолжало жалобно пиликать мелодию из двух нот.

«Они видели его в лицо и даже не оглянулись?!»

– Где ваш менеджер? – нервно спросила она кассиршу. – Его кто-нибудь вообще позвал?

Та невнимательно кивнула и демонстративно открыла новый журнал, сняв его со стойки перед кассой. Майя, быть может, решилась бы на простое, наглое бегство под носом у апатичной кассирши, но охранник, будто угадав ее намерения, практически перекрыл собой выход. Он не глядел в ее сторону, но девушка чувствовала, что стоит сделать неверное движение, как тот отреагирует молниеносно. «Никогда в жизни не была в таком идиотском положении!»

Спустя несколько минут она вновь напомнила о менеджере, но на этот раз кассирша вообще не обратила на нее внимания. Майя не чувствовала ног, мучительно хотелось напиться чистой холодной воды, чтобы уничтожить ядовитый вкус во рту. Но прежде всего девушке не терпелось уйти из магазина. У нее возникла идея, продиктованная отчаянием. «Можно попросить денег у кого-нибудь из покупателей. На десять минут, взаймы!»

Она резко отвернулась от кассы и пошла прочь, углубляясь в лабиринт торговых рядов. Ее никто не окликнул, не остановил, а Майя этого очень боялась. «К кому обратиться? – лихорадочно соображала девушка. – И как попросить? Мне и нужно-то всего рублей двадцать!»

– Наконец я вас нашел!

Испуганно обернувшись, она увидела Павла Сергеевича. Его спутница стояла в десятке шагов от них, разглядывая витрину с сувенирными керамическими кружками. Первым движением девушки было отскочить в сторону и убежать от сумасшедшего преподавателя. Но уже в следующий миг она обрадовалась и быстро, горячо заговорила:

– Понимаете, тут такая смешная история! Кошелек остался в машине, а я здесь откупорила бутылку воды, и теперь меня не пропускают через кассу! Жду какого-то менеджера, но его, кажется, тут вообще нет.

– Вы еще ничего не поняли… – Мужчина смотрел на нее с жалостью и тревогой. Его голубые глаза померкли, переносицу разрезала глубокая, как шрам, морщина. – Вы отсюда не выйдете.

– Как?! – Майя содрогнулась. Она по-прежнему страдала от духоты, но ей вдруг стало зябко.

А Павел Сергеевич, бросив взгляд в сторону кассы, уверенно повторил:

– Там вы уже не выйдете.

– Что… Почему…

Она не стала бы спорить с человеком, которого объявили сумасшедшим, но все, что девушка видела в магазине, внушило ей мысль, что обычная логика жизни действует не всегда. И Майя, с трудом переведя дух (ей вдруг показалось, что у нее останавливается сердце), заговорила:

– Вы что-то знаете? Объясните! Тут бродят люди, которые явно побывали в автокатастрофе. Мужчина с мальчиком и еще одна женщина… Почему им никто не помог? Как это возможно…

– Тут все – после катастроф, – перебил ее Павел Сергеевич. – Не только те трое, о ком вы говорите.

– То есть… Вы хотите сказать…

– Тут все – в коме.

Майя с ужасом огляделась и наконец поняла, что блуждания странных покупателей между полок с товарами не просто казались бесцельными, а были таковыми. Никто ничего не собирался покупать, тележки наполнялись продуктами и вещами без толку, без смысла, и бросались, где придется, вдали от кассы. И было еще кое-что, чего девушка до сих пор не понимала, но подсознательно ощущала все время и оттого терзалась смутной тревогой с момента появления в магазине. Сквозь тихую, монотонную мелодию, звучавшую в торговом зале из динамиков, не пробивалось ни единого человеческого голоса. Звуковой фон, свойственный большим магазинам, отсутствовал.

– А если сомневаетесь, – продолжал Павел Сергеевич, – тогда посмотрите, что вы там видите?

Он указывал на стеклянную стену магазина, ту, где находился вход. Майя взглянула и обнаружила, что за стеклами повисла кромешная тьма. Яркие луны фонарей погасли, настоящей луны тоже не было видно в небе. Стекла казались закрашенными черной краской от пола до потолка.

– Где мы? – вырвался у нее странный вопрос. Девушке вдруг показалось, что магазин перенесся с обочины шоссе, по которому она проезжала десятки раз, в какую-то черную неведомую страну.

– Нигде и везде, – немедленно ответил мужчина.

– Значит, со мной что-то случилось… И я… уже не выйду отсюда? – Отчаяние почти лишило Майю голоса. Она сама едва расслышала себя. – Но как же так? А этот менеджер, которого они позвали, разве он не может меня выпустить?

– Они никого не звали. – Павел Сергеевич смотрел в сторону кассы, где маячили фигуры кассирши и охранника. – Они никого не способны позвать. Тот, кого они считают менеджером, приходит сам. Здесь все его ожидают. И он совсем не то, что вы думаете увидеть.

– Он… Смерть? – безголосо спросила девушка.

– Он Смерть и Жизнь, и Ничто, в зависимости от того, каким лицом к вам повернется. Вы хотите его дождаться?

– А разве есть выбор?

– Я могу вас вывести через ход, которым сам сюда вошел. – Мужчина протянул ей худую загорелую руку. Звякнули талисманы, обмотанные вокруг запястья. – Если получится.

Майя предпочла не спрашивать, что или кто может им помешать. Она торопливо схватила его руку, поразившись тому, какой холодной та оказалась. Павел Сергеевич молча повел ее в дальний конец магазина, широко шагая и не обращая внимания на безмолвные тени, то и дело попадавшиеся им навстречу. Майя тоже старалась ни на кого не смотреть. Уставившись в пол, она считала шаги, и хотя от волнения постоянно сбивалась, это помогло ей выбросить из головы страшные мысли, которые высасывали из нее последние силы.

Она думала, что пересечь огромный торговый зал не удастся и за час, но уже спустя несколько минут ее спутник остановился. Подняв глаза, девушка убедилась, что они находятся в другом конце зала. Касса, видневшаяся далеко позади, казалась крохотным комаром, людей рядом с ней и вовсе не было видно.

Они стояли у белой крашеной двери с лаконичной табличкой «Только для персонала». Майя с надеждой взглянула на своего провожатого.

– Да, вы можете попробовать выйти отсюда, – ответил он на ее немой вопрос.

– Попробовать? – тоскливо переспросила девушка.

– Я вас впущу, и вы пойдете по коридору, в конце которого увидите дверь. Открыта она будет или закрыта, я не знаю.

– А если закрыта?

– Тогда вам придется вернуться сюда и ждать…

– Менеджера?! – Она замотала головой, в то же время понимая, как нелепо это отрицание неизбежного.

– Если дверь окажется открыта, вы попадете прямо на стоянку. Идите к своей машине. Смотрите все время на луну. Если она только будет в небе… – добавил он будто с неохотой.

– А если ее не будет?

– Если луна окажется темной, тогда вам тоже придется вернуться и ждать.

– А если я все же пойду к машине?

Мужчина закрыл глаза, показывая, что не желает спорить, и Майя сама поняла, что задает пустые вопросы. У нее внутри дрожала каждая жилка, вместо сердца образовалась сосущая пустота.

– Если луна будет полной, не сводите с нее глаз все время по пути к машине. Вам покажется, что вы слышите вопрос…

– Да-да, со мной это уже было сегодня! – не выдержала девушка. – А какой вопрос?

– Не знаю, но он будет важным для вас. Если ответите правильно, луна вас пропустит. Если не дадите ей ответа, вам придется вернуться сюда и ждать.

– Правильно? – Майя провела по лбу рукой, пытаясь унять хаос обезумевших мыслей. Они как будто болели, до того сильным было напряжение, в котором она пребывала. – Что значит – правильно? Как я пойму, какой ответ правильный… для луны?

– Толкования этой древнейшей части Упанишад очень сложны и сильно различаются между собой. – Теперь мужчина снова смотрел на нее сияющим, ясным взглядом, и, поймав его, Майя внезапно ощутила облегчение, хотя он не сказал ничего утешительного. – Возможно, «правильный» – значит просто правдивый ответ. Вы поймете, что ответили верно, если пойдет дождь.

– И… что тогда?

– Садитесь в свою машину и уезжайте.

Павел Сергеевич протянул руку и толкнул дверь. Та приоткрылась, и Майя увидела в образовавшейся щели слабо освещенный коридор.

– Идите скорее, – ей почудилось волнение в его голосе, – идите, пока можете.

Девушка, однако, колебалась. Теперь, когда рядом был дружественно настроенный человек, магазин не казался таким ужасным, а вот неизвестность, полная препятствий, пугала. Ей вдруг захотелось остаться, хотя несколько минут назад такое желание показалось бы девушке безумным. Майя уже притерпелась к жаре и духоте, смутные фигуры вдалеке перестали ее пугать, апатичный покой этого места усыплял. Она чувствовала страшную усталость во всем теле, нежелание двигаться. Мужчина пристально взглянул на нее:

– Ну же?

– А где та женщина, которая была с вами? – спросила Майя, не из любопытства, а скорее, чтобы потянуть время.

– Где-то в зале.

– Вы пришли сюда вместе?

– Нет, она попала сюда одна… – Его голос сделался тише и будто тусклее. – Я навещаю ее во время медитаций, каждый раз пытаюсь увести через этот ход, но каждый раз она здесь остается.

– Она в коме? – догадалась Майя. – Давно?

– Скоро год.

– И вы ничем не можете ей помочь?

– Дело в том, что она сама, кажется, уже не хочет возвращаться. – Павел Сергеевич отвел глаза, словно опасаясь, что Майя прочтет в них слишком многое. – Я не знаю, какие вопросы ей задают и пытается ли она на них отвечать… Знаю одно – до сих пор ей не удавалось пройти до самого конца.

– Когда мы встретились на стоянке, луны не было, – припомнила Майя.

– Я увидел вас там и не поверил глазам, – с горечью продолжал мужчина. – Я помню, как встретил вас в институте, после лекции. Вы были такой живой, любопытной, веселой… И вот вы тоже здесь…

– А что со мной случилось? – почти беззвучно спросила девушка.

– Вы сами узнаете, если вернетесь туда. А если останетесь здесь, вам очень скоро станет все равно… Как всем им!

Мужчина обернулся и широким жестом обвел ряды. До Майи донесся визгливый скрип колесика. Где-то неподалеку бродили со своей тележкой пожилые супруги. Где-то там, среди полок с плюшевыми медведями, стоял молодой мужчина, баюкающий своего сына. И женщина, которую Майя встретила первой, механически наполняла одну тележку за другой и бросала их где придется. И где-то рядом блуждала спутница Павла Сергеевича, которую Майя откуда-то знала, но спрашивать о ней подробнее почему-то боялась.

– Я пойду. – Майя сделала шаг, с тревогой глядя в щель приоткрытой двери.

Ее спутник промолчал и лишь протянул руку, указывая путь. Девушка толкнула дверь и, сделав пару шагов, резко обернулась. Ей почудилось, что дверь захлопнулась у нее за спиной, но она была открыта, и в ней по-прежнему маячила фигура в ярко-оранжевом хитоне. «Но он как будто стал намного дальше, чем я ушла!» – отметила Майя. Павел Сергеевич виделся теперь на расстоянии нескольких метров. Он повторил указующий жест, и девушка, поняв его как приказание, двинулась вперед и больше не оглядывалась.

Это был широкий коридор, обшитый белыми пластиковыми панелями несвежего вида, захватанными и обшарпанными. Майе то и дело попадались составленные одну на другую картонные коробки с надписями на разных языках, пластиковые ячейки из-под фруктов, груды сорванного с упаковок целлофана. Осторожно продвигаясь по коридору, девушка спрашивала себя, что она будет делать, если вдруг наткнется на того самого менеджера, о котором так зловеще говорил Павел Сергеевич? Время от времени ей попадались двери – то справа, то слева, плотно прикрытые, но, кто знает, запертые ли? Майя не прикасалась к ним, полагая, что «дверь в конце», которую она искала, должна располагаться в торцевой стене, напротив той двери, в которую она вошла. Проход, с первого взгляда показавшийся ей прямым, все время плавно загибался справа налево, отчего ни начала, ни конца своего путешествия девушка не видела. «Наверное, коридор идет вокруг всего торгового зала, опоясывая здание! – сообразила она. – Какой же он должен быть длины?!»

Если в магазине стояла духота, то в коридоре – прямо-таки адская жара. Кондиционеров не было. Майя услышала бы их шум, потому что оглушительная тишина нарушалась только легким звуком ее шагов. Сандалии почти бесшумно касались цементного пола, и все же девушка различала тихий скрип песчинок, попадавших под ее подошвы. Майя остановилась, глотая горячий воздух, чувствуя металлический вкус во рту и спрашивая себя, не потеряет ли она сознание на полпути?

Редкие лампы дневного света под потолком горели тускло, угрожающе мерцая и потрескивая. Когда Майя оглядывалась вокруг в поисках подходящего ящика, чтобы присесть и передохнуть, ей в глаза бросилась надпись на одной из коробок. «ВСЯКОЕ СУЩЕСТВОВАНИЕ ЕСТЬ СТРАДАНИЕ» – гласили жирные черные буквы на боку огромной коробки, испещренной также незнакомыми девушке буквами-червячками. Русских слов было всего четыре, и они показались Майе знакомыми. Вспомнив, где она слышала их пару часов назад, девушка в изнеможении прикрыла глаза. Та, прежняя жизнь, в которой был невозможен чудовищный супермаркет, казалась ей смутной, иллюзорной, почти совсем не бывшей. Все, чего она сейчас желала, – присесть и немного подремать, избавиться от тягостной усталости, терзающей каждый сустав, каждую клетку мозга. «Немного поспать, совсем немного. Здесь страшно жарко, но такая удивительная тишина… Павел Сергеевич ничего не узнает…»

Но мысль о человеке в оранжевом хитоне подстегнула ее, заставив двинуться дальше. Стоило вспомнить, что он тревожится за нее, ожидая исхода их предприятия, как сонливость прошла. Теперь Майя двигалась быстрее, надеясь одолеть навалившуюся слабость и прогнать одурь. Она принялась считать шаги, больше не глядя по сторонам, и не успела перевалить за вторую тысячу, как оказалась перед дверью, которой заканчивался коридор.

Девушка резко остановилась, слушая биение собственного сердца, отдававшееся у нее в ушах. Узкая облупившаяся дверь, некогда выкрашенная белой краской, оказалась закрыта. Ручка с нее была снята, вместо нее виднелся крохотный стальной штырь, за который Майя не смогла бы даже ухватиться, не то что повернуть.

«Возвращаться?» – с трепетом спросила она тяжелую, давящую тишину коридора. Ей бросилась в глаза исцарапанная наклейка, украшавшая дверь. Это была цветная фотография на клейкой пленке – грошовое рыночное изделие. На картинке красовались синие горные цепи и снежные вершины на фоне арбузно-розового неба. «Гималаи, наверное», – решила Майя, и в следующий момент, будто неслышно ободренная кем-то, толкнула дверь.

Та отворилась наружу, послушно и бесшумно, и девушка едва не задохнулась от потока свежего воздуха, внезапно хлынувшего в коридор. Только сейчас она поняла, какой удушливой смесью дышала до сих пор. Ее легкие наполнились до отказа впервые за время пребывания в магазине, и Майе послышался собственный счастливый стон, донесшийся будто откуда-то очень издалека.

Не колеблясь больше ни секунды, она переступила порог и оказалась на стоянке перед магазином. Первым делом Майя бросила взгляд на небо и отыскала среди затянувших его туч луну. Полная, яркая, та сверкала, растолкав тяжелые темные облака, и девушка снова набрала полные легкие воздуха. Он пьянил ее, как вино. «Только бы тучи не закрыли луну!» – думала она, двигаясь к своей машине.

Майя сразу отыскала взглядом черный «Опель», стоявший вдали, на отшибе. Она поставила его криво, но это не имело значения, так как вокруг были свободные места. Стоянка ночью выглядела огромной, под стать магазину – куда обширней, чем ей казалось, когда она проезжала мимо. Идя к «Опелю», девушка невольно бросала взгляды на другие машины и рассмотрела то, чего не заметила, когда парковалась. Все автомобили побывали в катастрофах более или менее серьезных. У некоторых были лишь незначительные с виду повреждения, другие представляли собой груду измятого металла. Проходя мимо серебристого седана, Майя увидела через сорванную дверцу на заднем сиденье большого плюшевого медведя и покореженное детское автокресло, через поручень которого свешивался одинокий белый носочек. Она отвела глаза и, последовав совету Павла Сергеевича, принялась смотреть на луну. Светлый круг то и дело перечеркивали легкие полосы серебристых облаков, несущихся с сильным, грозовым ветром. Но луна по-прежнему светила ярко, вселяя в нее надежду и вместе с тем тревогу.

«Опель» был все ближе, но никакого вопроса Майя не слышала. Она нарочно замедлила шаг, настороженно прислушиваясь к каждому шороху на огромной стоянке. Но ни звука не исходило от мертвых машин, от черной громады магазина, от погасших фонарей вдоль фасада. Луна смотрела на нее, чего-то ожидая, но ни о чем не спрашивая.

Девушка остановилась. Ее била крупная дрожь, она замерзла в легком платье, не спасавшем от порывистого, холодного ветра. «Еще несколько шагов, и я подойду к машине вплотную!» Она почти с ненавистью глядела на «Опель», блестевший в свете луны. Никаких повреждений на нем Майя не заметила, он казался новехоньким. «И что дальше? Придется вернуться? Я не смогу открыть дверцу? Машина не заведется? Я останусь в этом ужасном магазине на год, как подруга Павла Сергеевича, а то и дольше. И перестану хотеть вернуться, подчинюсь сонной одури, превращусь в бессмысленную тень самой себя, как все тамошние “покупатели”… И потом за мной придет Менеджер – Жизнь или Смерть, или Ничто…»

Майя живо вспомнила сцену у кассы, свою растерянность, когда она обнаружила, что оставила кошелек в машине, и спросила себя, что было бы, если бы ей удалось все же расплатиться? «Да, я уверена, что он выпал, когда я достала пакет из сумки. Кошелек лежит на переднем сиденье, рядом с платьем. Красное платье невесты и красный шелковый цветок в волосах вместо фаты – все, как я придумала, когда мы стали говорить о свадьбе всерьез. Когда наши родители принялись выбирать ресторан, тамаду, оператора, подарки, машины для кортежа и украшения, составлять списки приглашенных… Может, я настаивала на этом цвете, который всех раздражал, так как он был единственным, что я могла изменить в происходящем? Потому что не хотела делать то, что навязывали мне? ПОТОМУ ЧТО МНЕ САМОЙ ЭТА СВАДЬБА БЫЛА НЕ НУЖНА».

Ее плеч и обнаженных рук коснулось нечто влажное, бесплотное, как будто ее обнял кто-то огромный и аморфный, лишенный четких очертаний. Майя инстинктивно подняла голову, чтобы найти в небе луну, но не увидела ее за тучами. Еще не успев испугаться, девушка поняла, что начался дождь.

Она подбежала к машине, нашаривая в сумке брелок сигнализации. Рванула дверцу со стороны водительского сиденья, уселась за руль. Мысли мешались, ее лихорадило. Она ухватилась влажными пальцами за головку ключа, но, так и не повернув его, откинулась на спинку сиденья, пережидая сильнейший приступ головной боли. «Пить, как хочется пить!»

Майя опустила стекло в окне и вытянула сложенную горстью ладонь под дождь, который усиливался и теперь хлестал длинными резкими струями. Набрав дождевой воды, девушка поднесла ладонь к лицу и жадно напилась. Снова выставила руку наружу и тут же, блаженно вздохнув, провалилась в черную яму, в которой не было ни шума дождя, барабанящего в крышу «Опеля», ни темного здания, маячившего рядом, ни длинного ряда искалеченных машин перед его фасадом.

* * *

Первый раз она пришла в себя, когда услышала рядом грубые, громкие мужские голоса. Скверно пахло горелым, визжала пила, резавшая, судя по звуку, жесть или сталь. Открыть глаза не удалось, на лицо будто давила каменная маска, но Майя отчетливо слышала каждый звук. Она чувствовала, как дождь хлещет ее оледеневшую руку, по-прежнему просунутую в окно, понимала, что вся суета кругом происходит исключительно из-за нее. И это о ней резкий женский голос с профессиональным бессердечием сказал:

– Мертва!

«Я живая!» – хотела крикнуть девушка и не смогла. Зато ей удалось приподнять невыразимо тяжелые веки – едва-едва, так что люди, возившиеся у машины, этого не заметили. И она увидела магазин.

Черный, мертвый, без единого пятна света, он возвышался на краю стоянки. Замазанные известью витрины казались бельмами на окоченевшем лице. Разбитые фонари перед фасадом ничего не освещали, но вокруг было светло от фар съехавшихся к месту аварии машин. На «Опель» светили сильным фонарем, но понизу, а не в лицо Майе. Рядом возились спасатели – суровые, сосредоточенные, будто на что-то очень сердитые. И вдруг, возле машины «скорой помощи», мелькнуло яркое оранжевое пятно. Ее сердце сделало несколько лишних ударов, но повернувшийся в следующий миг мужчина не был Павлом Сергеевичем. С его форменного оранжевого жилета ручьями лилась вода, в руке он держал свернутые брезентовые носилки. Майя попыталась застонать, чтобы ее услышали люди снаружи, но снова погрузилась в вязкое беспамятство.

* * *

Во второй раз она открыла глаза в больничной палате. Ощущения, до какого-то момента отсутствовавшие вовсе, возродились все разом и нахлынули, утопив Майю в своем потоке. Ей стало жарко, душно, мешало собственное одеревеневшее тело, ставшее неудобным, чужим. Она попыталась пошевелиться и обнаружила, что к руке («левой», всплыло из темных глубин, «левой») пристегнуто нечто, и она тянет это за собой при малейшем движении. Хотела вдохнуть воздух ртом, но с ужасом ощутила в горле какую-то трубку. Майя широко раскрыла глаза, тут же ослепнув от сотен образов, незнакомых и неприятных.

Прозрев, она увидела себя в большой палате, облицованной растрескавшимся кафелем. Потолок закрывали белые пластиковые панели. Из нескольких ламп дневного света горела, потрескивая, как цикада, только одна. По сумраку в углах и особой тишине Майя догадалась, что стоит глубокая ночь.

Девушка лежала на постели, рядом возвышался штатив с наполовину опорожненной капельницей и еще один – с кроваво-бурым, опустевшим пакетом наверху. Негромко, нудно попискивал какой-то прибор у нее в головах. Скосив глаза вправо и влево, Майя обнаружила рядом еще две постели с такими же неподвижными фигурами, как она сама. Эти люди спали в безвольно-расслабленных позах. Больше в палате никого не было.

Майя продолжала шевелить пальцами, попеременно касаясь грубого одеяла, клеенчатого матраца, сбившейся простыни, исследуя и сравнивая их фактуры. Прикосновения будили странный зуд в пальцах, постепенно распространявшийся по всему телу. Лежать на спине становилось невыносимо. Подать голос она не могла из-за трубки во рту. Майя захотела вырвать проклятую трубку, но рука, едва поднявшись, тут же бессильно упала на постель.

Дверь отворилась и в палату вошла высокая полная медсестра с заспанным лицом. Не глядя на больных, она принялась что-то искать в застекленном шкафчике, стоявшем в углу у раковины. Майя издала тихий хрип – единственный звук, на который оказалась способна. Медсестра замерла и, быстро оглядев кровати, встретилась глазами с отчаянным взглядом девушки. Ее розовые губы округлились, сложившись в правильное «О», похожее на леденцовую конфету.

– Ой, какая молодец! – запела она, бросаясь к постели, где корчилась Майя. Той вдруг свело ногу, от кончиков пальцев до бедра, и девушка безуспешно пыталась ее согнуть в колене. – Ну, какая молодец! Лежите, лежите, я сейчас врача позову!

– У-у-у… – выдавила девушка, с ненавистью косясь на трубку.

Медсестра мгновенно поняла и убрала руки за спину:

– Убрать не могу, это только с разрешения Софьи Марковны… Но какая же вы умница, что пришли в себя! Сколько радости будет! Сейчас, сейчас, бегу! Потерпите минутку! Только не пытайтесь встать!

Она и в самом деле вернулась спустя две-три минуты, а за ней, задыхаясь, спешила пожилая женщина в белом халате, с грубо раскрашенным, обезьяньим лицом. Сходство с шимпанзе усугубляли близко посаженные, маленькие карие глаза, удивительно живые и умные. Схватив запястье девушки, врач проворковала:

– Вот и отлично, вот и славненько!

Она мигнула сестре, и та мгновенно удалила трубку, доводившую Майю до бешенства. Девушку едва не стошнило, потом она долго, мучительно кашляла, так, что у нее наконец закружилась голова. Софья Марковна смотрела на пациентку поистине с материнской любовью, приговаривая:

– Так, так, хорошо! До утра полежите здесь, а утром мы вас переведем в палату.

Майя хотела ответить, что не желает оставаться в этом помещении даже на час, но, когда заговорила, не узнала собственного голоса и не поняла ни слова. Все звуки смешались в неразборчивую массу, похожую на лепет ребенка, начинающего осваивать речь. Софья Марковна ободряюще кивнула:

– Ничего, первое время так и будет. Даст бог, начнете болтать, как прежде. А если будете хорошо себя чувствовать, завтра пустим к вам посетителей.

Она отвернулась к сестре, давая ей указания. Майя продолжала совершать мелкие телодвижения, заново привыкая к своему телу и терзаясь тоской оттого, что придется еще какое-то время оставаться в палате, вызывавшей у нее уже настоящее отвращение. Майя не понимала, почему безликая комната будила в ней такую ненависть, но просто не могла видеть эти стены и потолок.

Ночь тянулась мучительно. Несмотря на слабость, Майя не смогла больше уснуть и проводила время, потихоньку практикуясь в речи. К утру она сделала такие успехи, что смогла сказать сестре, привезшей каталку:

– Доброе утро!

Губы были как ватные, но все же послушались ее. Все звуки стояли на своих местах.

– Еще какое доброе-то! – жизнерадостно отозвалась та.

Отдельная палата оказалась тесной, узкой, как пенал. Окно выходило в каменный мешок, двор окружали больничные корпуса. Майя не успела оглядеться, как дверь снова отворилась. Она думала, что медсестра принесла обещанный завтрак – внутренности раздирал острый голод, но на пороге появился визитер, которого девушка совсем не ждала.

Сияющий, взволнованный до слез Павел Сергеевич сделал несколько неуверенных шагов к постели, сжимая букет белых роз. Майя так изумилась, что села сама, без посторонней помощи. Уронив цветы, мужчина бросился к ней:

– Осторожно!

– Ничего… – Она растерянно натянула на грудь простыню, сообразив, что на ней лишь больничная рубашка с глубоким вырезом. – Как… вы меня нашли?

Мужчина замер, вопросительно глядя на нее и виновато улыбаясь. Потом поморщился и помотал головой:

– Я болван! Они с тобой уже говорили?

– Нет. – Майя беспокойно посмотрела на дверь. – А что? Что такое?! Почему не пришел Саша? А мои родители?

Павел Сергеевич перестал улыбаться, и его переносицу прорезала уже знакомая девушке глубокая морщина. Он положил шуршащий букет в ногах у Майи и придвинул к постели единственный стул:

– Твои родители? Но… А о каком Саше ты спрашиваешь?

– Это мой жених, ваш студент! – пояснила она, попутно отметив, что Павел Сергеевич вдруг стал называть ее на «ты». – Он вчера спорил с вами на лекции! О нирване!

Мужчина внезапно закрыл лицо ладонями и некоторое время сидел, раскачиваясь взад-вперед. Когда он опустил руки, то неожиданно показался Майе старым. Она явственно различила в его глазах застывший страх.

– Александр, твой жених, – севшим, серым голосом заговорил он, – вряд ли придет. Вы с ним расстались десять лет назад. Примерно тогда же я в последний раз читал на его курсе лекцию. Неужели не помнишь? Ты ждала его возле дверей аудитории, потом зашла, мы взглянули друг на друга… И на другой же день ты отменила свадьбу, которая должна была состояться через месяц. – Он прерывисто втянул в себя воздух. – А в конце лета мы поженились. Твой отец уже пять лет живет в Америке, с новой семьей, а мать умерла через год после нашей свадьбы от пневмонии. Ты… не помнишь ничего?