Текст книги "Николай Рерих. Мистерия жизни и тайна творчества"

Глава 8
«Загадка Рериха» (1906–1914 годы)

Если незаурядный талант организатора и педагога, свойственный Рериху, снискал ему справедливое уважение современников, то необычайная разносторонность его занятий не переставала оставаться для них загадкой. Он был одновременно выдающимся художником, педагогом, историком, археологом, публицистом, общественным деятелем. Разнообразие его интересов и масштаб его общественной и творческой деятельности удивляли даже выдающихся деятелей искусств, которые и сами отличались незаурядными творческими способностями. «Он успевает все. Прежде всего успевает быть художником, – писала в своей книге о Рерихе искусствовед Е. И. Полякова. – Художником, изумляющим своей работоспособностью. Не только многосторонностью деятельности, но самим количеством живописных работ. Они исчисляются не десятками – сотнями. В 1907 году в Париже выставляется сто тридцать работ. В 1910 году на выставке Союза русских художников – шестьдесят работ. Сотни картин собираются уже в тысячи. Такая работоспособность, постоянство творческого импульса – загадка для многих собратьев по искусству. И разнообразие деятельности тоже загадка».[193]193
  Полякова Е. И. Николай Рерих. С. 104.


[Закрыть]

Многосторонность творческих интересов Рериха и его головокружительные успехи и в профессиональной, и в творческой деятельности породили неоднозначное отношение к нему со стороны современников, в том числе представителей творческой элиты. Порядочные и творчески одаренные люди видели в нем гения, завистливые и недалекие – карьериста. В этом не было ничего удивительного: путь любого гениального человека во все эпохи сопровождался завистью, клеветой и сплетнями. Если завистники средневековой Италии объясняли феноменальные успехи Леонардо да Винчи чернокнижием и связью с дьяволом, то их собратья в Петербурге двадцатого столетия пытались приписать успехи Рериха якобы свойственному ему карьеризму, а не таланту.

Однако мыслящие, творчески реализовавшиеся люди прекрасно понимали, в чем заключалась «загадка Рериха». Характерны в этом плане воспоминания о встречах с Рерихом известного художника и искусствоведа Игоря Эммануиловича Грабаря, который, с одной стороны, признавал, что «Рерих, прежде всего, бесспорно блестяще одарен», а с другой – неоправданно резко (и явно необъективно) оценивал некоторые личностные качества Николая Константиновича и его духовные интересы.

«Для меня была совершенной загадкой жизнь Рериха, – писал Грабарь. – Бывало, придешь к нему в его квартиру, в доме «Общества поощрения», вход в которую был не с Морской, а с Мойки, и застаешь его за работой большого панно. Он охотно показывает десяток-другой вещей, исполненных за месяц-два, прошедших со дня последней встречи: одна лучше другой, никакой халтуры, ничего банального или надоевшего – все так же нова и неожиданна инвенция, так же прекрасно эти небольшие холсты и картины организованы в композиции и гармонизованы в цвете.

Проходит четверть часа, и к нему секретарь приносит кипу бумаг для подписи. Он быстро подписывает их, не читая, зная, что его не подведут: канцелярия была образцово поставлена. Еще через четверть часа за ним прибегает служитель: Великая княгиня приехала. Он бежит, еле успевая крикнуть мне, чтобы я оставался завтракать. Так он писал отличные картины, подписывал умные бумаги, принимал посетителей, гостей – врагов и друзей, – одинаково радушно тех и других, первых даже радушнее, возвращался к писанию картин, то и дело отрываемый телефонными разговорами и всякими очередными приемами и заботами. Так проходили день за днем в его кипящей, бившей ключом жизни. За все время наших встреч он почти не менялся: все тот же розовый цвет лица, та же озабоченность в глазах, сохранявшаяся даже при улыбке, только льняного цвета волосы сменились лысиной и желтая бородка побелела».[194]194
  Грабарь И. Э. Моя жизнь. Автомонография. Этюды о художниках. (Сост. В. М. Володарский). М.: Республика, 2001. http://igor-grabar.ru/monografia-iskusstvo11.php


[Закрыть]

Конечно, разгадка необычных способностей Рериха была в его талантливости, энергичности и потрясающей работоспособности. Он не терял ни секунды, ценил каждое мгновение жизни. Исключительно интенсивный режим труда задавал тон всей его жизни. При этом сам художник спокойно, даже с юмором воспринимал различные обстоятельства, возникающие подчас из-за того сверхинтенсивного темпа, в котором ему приходилось жить и работать. В одном из воспоминаний о той поре своей жизни он писал:

«Поездки вообще нелегко устраивались; пока я был секретарем Общества Поощрения, постоянно возникали какие-то спешные обстоятельства, и приходилось по телеграмме спешно возвращаться. Помню, как после свадьбы была разрешена поездка в Москву, а через три дня получилась телеграмма, вызывающая на спешное заседание Комитета. Пришлось вернуться.

Запоминается и другой курьезный эпизод. Мы были тогда около станции Окуловка, вдруг получается телеграмма от принцессы Ольденбургской с просьбою быть у нее на другой день в восьмом часу утра. (Мой доклад у нее был самым ранним). Вечером же я уехал в Питер, и едва успел переодеться – поспешил с докладом. Доклад продолжился около часа, и мне показалось, что я, если не буду заезжать домой, то еще поспею на утренний Севастопольский поезд на Николаевский вокзал. Так и случилось, и после полудня я уже был в Окуловке. День был жаркий, а нужно было несколько верст пройти около полотна железной дороги. И вот, сняв пальто, я зашагал во фраке и цилиндре к вящему изумлению стрелочников и прочих встречных. Кончилось тем, что наша прислуга чуть не упала в обморок, приняв меня за привидение, ибо никто не мог ожидать такого быстрого возвращения».[195]195
  Рерих Н. К. Эпизоды // Рерих Н. К. Листы дневника. Т. 2. С. 258.


[Закрыть]

Еще одним свойством Рериха была необыкновенная творческая самоорганизованность, особая системность работы при крайне разнообразных интересах и занятиях. По свидетельству П. Ф. Беликова, художник практически всегда работал не над одной картиной, как большинство его собратьев, а над несколькими; в его мастерской стояло несколько мольбертов с начатыми произведениями. Прекрасные полотна появлялись на свет необыкновенно быстро. Столь же быстро Николай Константинович писал и свои литературные работы.

Эти качества – творческую многогранность, трудолюбие, самоорганизованность, системность и интенсивность труда – унаследовали и сыновья Рерихов.

Помимо своих разнообразных увлечений Рерих находил время для широкой общественной деятельности. Он был членом более десятка различных обществ, причем как российских, так и зарубежных, занимающихся вопросами искусства, художественного образования, защиты культурного наследия прошлого и тому подобными проблемами. Во многих из них художник занимал административные посты, требущие от него активного участия в их деятельности, что занимало много времени. Он был вице-президентом ИОПХ, председателем комиссии по учреждению Музея допетровского искусства и быта, членом Российского общества архитекторов, членом-учредителем Общества возрождения художественных ремесел, и так далее.

Елена Ивановна вспоминала: «Н[иколай] К[онстантинович] в свою бытность директором Школы Императорского Общества Поощрения Художеств был занят целыми днями, ибо школа была открыта от 9 утра до 10 часов вечера, да еще полдня по воскресеньям. А кроме того, в скольких других учреждениях Н. К. состоял председателем, или основателем, или членом комитета, и сколько вечеров уходило на такое добровольное служение. Зимою он имел очень мало времени для своего художества, иногда проходили целые недели, и он не мог взяться за кисть; только летом в течение трех месяцев он работал от утра до ночи».[196]196
  Рерих Е. И. Из письма от 01.02.39.


[Закрыть]

И помимо всего этого, Рерих еще находил время для общения с ближайшими друзьями в обычной домашней обстановке. О друзьях и добрых знакомых Николая Константиновича стоит сказать подробнее. Художнику довелось встречаться со многими выдающимися людьми – представителями российской творческой элиты той эпохи. Рерих с большой теплотой вспоминал о них в своих автобиографических очерках:

«Кроме друзей из живописно-художественного мира всегда были близки еще три группы – а именно зодчие, музыканты и писатели. На расстоянии многих лет часто даже вообще невозможно вспомнить, как именно образовывались эти дружеские отношения. С зодчими, которые потом даже избрали меня членом Правления их Общества, дружба складывалась вокруг строительства. Пришел Щусев – один из самых замечательных архитектурных творцов. С ним делали мозаику для Почаева, часовню для Пскова… С Покровским делали Голубевскую церковь под Киевом, мозаики для Шлиссельбурга. Иконостас для Перми. С Алешиным делались богатырские фризы у Бажанова… Много чего делалось, и керамиковые фризы для Страхового Общества, и панно для молельни в Ницце, и панно для Правления Московско-Казанской дороги… А там уже начинался храм в Талашкине с М. К. Тенишевой… После подошел тоже замечательный архитектор Щуко… Была дружба с Марианом Перетятковичем, который один из первых воспринял идею охранения Культурных ценностей…

Музыкальный круг образовывался и около Елены Ивановны, о которой ее профессор Боровка говорил, что она могла иметь блестящее будущее пианистки. Так же и Степа Митусов[197]197
  С. С. Митусов – двоюродный брат Е. И. Рерих. – Прим. авт.


[Закрыть] всегда был живым звеном с музыкальным миром. В нем были заложены крупные музыкальные способности. Семья Римских-Корсаковых… Стравинский, который потом пришел за сюжетом для совместного создания балета, из чего выросла «Весна Священная»».[198]198
  Рерих Н. К. Друзья // Рерих Н. К. Листы дневника. Т. 2. С. 110.


[Закрыть]

Рерих подчеркивал, что незабываемые часы общения с друзьями привносили в его жизнь много ценных идей, обогащали сознание, побуждали к новым замыслам, навсегда запечатлевались в душе. Не случайно художник называл общение с друзьями «кузницей мыслей» и писал: «От Владимира Соловьева, Стасова, Григоровича, Костомарова, Дида Мордовцева, Менделеева, Куинджи и до Иоанна Кронштадтского много незабываемых речений навсегда осталось в жизни. Костомаров умел бросить меткое слово, зажигал своим бурным огнем Стасов, Менделеев даже во время шахматной партии бросал замечательные вехи».[199]199
  Рерих Н. К. Мысль // Рерих Н. К. Листы дневника. Т. 2. С. 106.


[Закрыть]

Как писал Николай Константинович, особая дружба связывала его не только с собратьями – художниками, но и с выдающимися писателями и поэтами. Рерих часто встречался и беседовал с Л. Андреевым, А. Блоком, Ф. Сологубом, В. Брюсовым, М. Горьким.

«Из писателей – дружеские отношения с Горьким, Леонидом Андреевым и с некоторыми корифеями старшего поколения. Мы любили и ценили Мережковского, и если бы он написал лишь одного «Леонардо да Винчи», то уже был бы великим писателем. Особые отношения были с А. М. Ремизовым. С одной стороны, мы как будто и не часто встречались, но зато внутреннее ощущение было особо задушевное»,[200]200
  Рерих Н. К. Друзья // Там же. С. 110–111.


[Закрыть] – вспоминал позднее художник.

Восхищенный глубиной и духовностью идей Рериха, Леонид Андреев назвал его искусство «Державой Рериха». Максим Горький также понимал главную особенность творчества Рериха, его духовную основу, и называл его «величайшим интуитивистом».

Рерих был знаком и со многими учеными.

В академической среде другом и единомышленником Рериха был индолог, профессор Виктор Викторович Голубев. С В. В. Голубевым Рерих встретился в 1913 году в Париже. Беседа с известным востоковедом обрадовала Николая Константиновича: выяснилось, что Голубев полностью разделяет давнее убеждение Рериха в существовании общих корней русской и индийской культуры.

Впоследствии художник писал: «Уже давно мечтали мы об основах индийского искусства. Невольно напрашивалась преемственность нашего древнего быта и искусства от Индии. В интимных беседах часто устремлялись к колыбели народной, а нашего славянства в частности.

Конечно, могли говорить нам: мечты неосновательны, предположения голословны, догадки полны личных настроений. Нужны были факты.

<…> В. В. Голубев снарядил экспедицию в Индию. Были всякие трудности. Несколько участников погибло от жары и лихорадки, но зато были привезены снимки и предметы, и, главное, наблюдения, которым должен радоваться каждый русский. <…>

Теперь все догадки получали основу, все сказки становились былью.

Обычаи, погребальные «холмы» с оградами, орудия быта, строительство, подробности головных уборов и одежды, все памятники стенописи, наконец, корни речи – все это было так близко нашим истокам. Во всем чувствовалось единство начального пути.

Ясно, если нам углубляться в наши основы, то действительное изучение Индии даст единственный материал. И мы должны спешить изучать эти народные сокровища, иначе недалеко время, когда английская культура сотрет многое, что нам так близко».[201]201
  Рерих Н. К. Индийский путь // Рерих Н. К. Врата в будущее. С. 171.


[Закрыть]

Виктор Голубев поддержал желание художника организовать долгосрочную научную экспедицию в Индию, в ходе которой можно было бы получить научные доказательства единства корней двух великих культур – России и Индии. Следовательно, уже в те годы Рерихи приняли решение побывать в Индии, как только сложатся обстоятельства для этой поездки. Но их желание осуществилось лишь спустя 10 лет…

В 1910 году после раскола в «Союзе русских художников», из которого вышли почти все петербургские художники, в Санкт-Петербурге было образовано выставочное объединение, вновь названное «Миром искусства». Дягилев не стал участвовать в его выставочной деятельности. Туда вошли многие бывшие «мирискусники» – Бенуа, Грабарь, Добужинский, Бакст, Лансере, Сомов, Серов. К этому объединению присоединились Рерих, Кустодиев, Петров-Водкин и другие художники. Председателем нового «Мира искусства» выбрали не кого-либо из членов прежнего объединения, а Н. К. Рериха – настолько был велик его авторитет как выдающегося художника и непревзойденного организатора.

Миссия, возложенная на Рериха, была исключительно сложна. В те годы в среде российских художников постоянно происходили идейные брожения; это выливалось в столкновения разных тенденций, взглядов, мнений. Рериху предстояло примирить подчас противоположные точки зрения для налаживания общей работы объединения, и, вероятно, только он, с присущим ему чувством такта и незаурядными дипломатическими способностями, мог сделать это. Художник понимал и ценил живопись разных направлений, от классицизма до модернизма; привлекал к работе объединения и маститых мастеров кисти, и молодых талантливых художников. Толерантность и доброжелательность Рериха передавались и его коллегам по объединению; члены нового «Мира искусства» также старались относиться к представителям различных направлений живописи без нетерпимости и предвзятости. Благодаря этому объединение концентрировало вокруг себя все новые творческие силы и обретало все больший авторитет.

Встреча членов «Мира искусства»

«Союз русских художников» также не прекратил своей деятельности; его членами являлись такие известные мастера как Васнецов, Архипов, Малявин, Коровин, Юон и другие. Рерих принимал участие в выставках обоих объединений; его картины можно было видеть и в других выставочных центрах страны. Полотна художника часто путешествовали за границу, в европейские страны, где экспонировались на выставках русского искусства.

Как всегда, Рерих не оставлял в те годы и занятий археологией. В 1910 году с помощью меценатов ему удалось собрать деньги на раскопки Новгородского Кремля, о чем художник мечтал уже несколько лет.

Ход раскопок Н. К. Рерих описал в одной их своих статей в свойственной ему художественной манере: «Уже спустились на шестой аршин. Срубы не прекращаются. Вещи идут уже из XII–XIII веков.

Из боков траншеи уже просачивается вода. Каждое утро приходится ее откачивать ведрами. В сырой земле трудно и неприятно работать. Поэтому появление материка приветствуется одинаково и нами, и рабочими.

Материк показался на глубине 6 аршин 5 вершков. Подчищаем яму и подводим итоги.

Ожидание нас не обмануло. Если год тому назад я писал только по догадке, что Великий Новгород лежит под землей, нетронутым, то теперь могу это повторить уже на деле.

В Кремле культурный слой невредим и ждет исследователей. В толщине от 4-х до 7-ми аршин. Кремль насыщен всякими строениями разных веков».[202]202
  Рерих Н. К. Подземная Русь // Рерих Н. К. Врата в будущее. С. 153.


[Закрыть]

Если бы финансирование начатых художником раскопок было стабильным, их результаты были бы еще более впечатляющими. Пожертвованных на раскопки денег, увы, хватило ненадолго. Но главное было сделано – Рерих положил начало крайне важным исследованиям, подтвердившим его догадки о существовании в Древней Руси общества с высоким уровнем развития культуры. Спустя десятки лет дело Рериха продолжили советские археологи, и найденные ими артефакты позволили историкам реконструировать многие подробности быта древнего Новгорода.

В том же 1910 году в Музее антропологии и этнографии имени Петра Великого в Санкт-Петербурге проходила выставка, для которой Николай Константинович предоставил более 30 000 предметов каменного века из своей археологической коллекции.

1910 год принес Рериху большую потерю – смерть первого настоящего учителя жизни, Архипа Ивановича Куинджи.

Он умирал тяжело. В статье, посвященной тридцатилетию со дня смерти любимого учителя, Николай Константинович писал: «Ушел большой художник, большой человек, большое сердце. Незабываемый! <…> Невольно поминалась народная пословица, что «добрые люди трудно помирают». Болезнь сердца, удушье со страшными болями, все это сломило крепчайший организм. Болезнь развивалась быстро, и в 1910 году уже не оставалось сомнения, что фатальный конец близок».[203]203
  Рерих Н. К. Куинджи // Рерих Н. К. Листы дневника. Т. 2. С. 293.


[Закрыть]

Летом в связи с резким ухудшением самочувствия Куинджи Рериха срочно вызвали из Прибалтики. Куинджи мучили тяжелые приступы со страшными болями, из-за которых его сознание временами туманилось. Рерих и другие ученики Куинджи по очереди дежурили у его постели по ночам. Как писал Николай Константинович, «бывали и жуткие минуты: так, когда я и Зарубин дежурили ночью, Архип Иванович вдруг привстал на постели и, вглядываясь куда-то между нами, глухо спросил: «Кто тут?» Мы ответили: «Рерих и Зарубин». – «А сколько вас?» – «Двое». – «А третий кто?» Было жутко».[204]204
  Там же.


[Закрыть]

Архип Иванович понимал, что умирает, и перед смертью хотел повидать всех своих учеников. Но, как писал Рерих, собрать всех за короткое время было очень трудно – обострение болезни произошло в летнее время, когда все были в разъездах. Тем не менее Рерих сделал все, чтобы выполнить последнее желание учителя. «Вроблевский был в Карпатах, Пурвит в Риге, Рущиц за Краковом, Богаевский и Латри – в Крыму, и остальные все далеко, – писал художник. – Я сделал целое расписание – кому и куда написано. В минуты облегчения от страданий Архип Иванович требовал этот лист и обсуждал, когда к кому могло прийти письмо, когда кто откуда мог выехать, по какой дороге. Осведомлялся, нет ли телеграмм, спрашивал: «Но ведь они торопятся? Они знают, что спешно?» Это было очень трагично. Куинджи любил учеников. Это была какая-то особенная любовь, которая иногда существует в Индии, где понятие Учителя – Гуру – облечено особым пониманием. <…> Значителен и мудр был лик его в гробу».[205]205
  Рерих Н. К. Куинджи // Рерих Н. К. Листы дневника. Т. 2. С. 293.


[Закрыть]

В этом же году в больнице для душевнобольных покинул мир другой талантливый художник и друг Николая Рериха – Михаил Врубель. Он ушел из жизни очень рано, но успел оставить немало прекрасных полотен. В своих очерках-воспоминаниях Николай Рерих писал о том, каким трудным был творческий и жизненный путь Врубеля как художника-новатора, не понимаемого и не принимаемого сторонниками староакадемической живописной школы и прочими консерваторами: «… даже когда Врубель заболел и был признан неизлечимым, то Академия Художеств продолжала его ненавидеть, настолько он был противоположен в своей сущности. Когда мы хлопотали о пенсии ему, то именно из недр Академии посыпались возражения и множество кандидатов, которые, конечно, и в подметки Врубелю не годились».[206]206
  Рерих Н. К. Блок и Врубель // Там же. С. 122.


[Закрыть]

Познание самого себя первая задача. На ней стоит все будущее.

Рерих Н. К. «Подземная Русь»

Среди всего разнообразия интересов в жизни Николая Рериха была сторона, известная далеко не всем. Она была связана с духовными устремлениями художника и его супруги-единомышленницы. С юных лет и Николай, и Елена Рерихи стремились к самопознанию и самосовершенствованию, и после того как они соединили свои судьбы в браке, эта тяга к духовной самореализации проявлялась все сильнее, несмотря на занятость художника работой, а его жены – семейными делами.

Примерно с середины 1900-х годов молодых супругов заинтересовала индийская философия, причем первой к книгам индийских философов приобщилась Елена Ивановна, а затем к ее увлечению присоединился Николай Константинович. Помимо книг Рамакришны и Вивекананды, Бхагавадгиты и других жемчужин индийской мудрости Рерихи очень любили поэзию Тагора, отличавшуюся философичностью и духовной утонченностью. Читали они и художественные книги Е. П. Блаватской (с ее фундаментальными философскими трудами, в то время еще не переведенными на русский язык, они познакомились чуть позже).

А. М. Бутлеров

Н. П. Вагнер

В. М. Бехтерев

Кроме того, обоих Рерихов интересовали непознанные явления природы и человеческой психики; они внимательно следили за научными исследованиями той эпохи в области различных загадочных явлений.

В те годы и в западном мире, и в России огромной популярностью пользовался спиритизм. Феноменальные явления, изредка происходящие на спиритических сеансах, вызвали интерес к этому занятию и в академических кругах. В странах Запада исследованиями спиритизма занимались (проводя спиритические сеансы) некоторые выдающиеся ученые той эпохи, интересующиеся также эзотерическим философским наследием: У. Крукс, К. Фламмарион, О. Лодж, Ч. Ломброзо.

В России спиритизмом также заинтересовался ряд ученых, в числе которых были самые известные в столице профессора, академики Петербургской Академии наук: химик А. М. Бутлеров, зоолог Н. П. Вагнер, психиатр В. М. Бехтерев.

Как говорится в интересном исследовании религиоведа В. С. Раздьяконова,[207]207
  Раздьяконов В. С. «Великое дело» ученых спиритов: история Русского общества экспериментальной психологии и спиритический кружок Н. П. Вагнера // Вестник РГГУ. Серия «Философские науки. Религиоведение». М., 2013. С. 141–153.


[Закрыть] зоолог Николай Петрович Вагнер стал инициатором основания Русского общества экспериментальной психологии и спиритического кружка, действовавшего с целью изучения спиритизма как научного феномена. Таким образом, в среде русских ученых возник так называемый экспериментальный спиритизм, который – как и следовало ожидать – сразу же встретил мощную оппозицию в лице скептически настроенных ученых. Вскоре интерес к спиритизму в российском обществе, равно как и в научных кругах, приобрел такой размах, что противники подобного направления исследований прибегли к кардинальным мерам: по инициативе Д. И. Менделеева в 1875 году при Санкт-Петербургском университете создали комиссию для изучения спиритических явлений. После месяцев работы комиссия вынесла вердикт: «Спиритические явления происходят от бессознательных движений или от сознательного обмана, а спиритическое учение (вера в духов) есть суеверие». Это заключение, сделанное комиссией под председательством Д. И. Менделеева, было по сути тенденциозно и, кроме того, очень слабо обосновано; ученые не приняли во внимание множество фактов, свидетельствующих о реальном проявлении необычных (паранормальных) явлений во время спиритических сеансов; не учли они и весьма аргументированное оппонирование их скоропалительному выводу со стороны сторонников спиритизма, таких как Н. П. Вагнер. Именно поэтому данное заключение комиссии вызвало резкую негативную реакцию со стороны многих представителей интеллигенции. Д. И. Менделееву возражали профессора-академики Вагнер и Бутлеров, писатель Ф. Достоевский (постоянный участник спиритических сеансов) и многие другие известные деятели. Очевидно, в силу этого Д. И. Менделеев позднее признал: «Я не отрицаю, что в спиритизме есть сюжеты для науки».

Но главное состояло в том, что даже после признания спиритизма суеверием охотников заниматься столоверчением в России ничуть не поубавилось. Конечно, причина массового увлечения спиритизмом состояла прежде всего в том, что – независимо от того, что думали по этому поводу ученые, – в ходе спиритических сеансов имели место факты, свидетельствующие в пользу реального существования каналов связи с мирами иных измерений. Непредвзято относящиеся к спиритизму ученые (в том числе – члены Русского общества экспериментальной психологии) также свидетельствовали о том, что спиритические сеансы нередко сопровождаются паранормальными явлениями. Этим явлениям невозможно было дать научного объяснения с позиций традиционной узко-материалистической парадигмы науки, но отрицать реальное существование подобных феноменов, приписывая их только «бессознательным движениям или сознательному обману», было явной натяжкой. Подобный необъяснимый факт, как уже говорилось, имел место и в жизни Н. К. Рериха в 1900 году. Поэтому живо интересующиеся всем непознанным Рерихи изредка принимали участие в спиритических сеансах.

Безусловно, спиритизм в качестве массового увлечения был вреден и, более того, опасен, о чем позднее не раз писала Е. И. Рерих в своих письмах. Но Рерихи принимали участие в спиритических опытах не ради развлечения; они относились к подобным явлениям вдумчиво и аналитически. Иногда художник приглашал к участию в этих опытах и своих хороших знакомых.

Однажды участником спиритического сеанса стал друг Рериха Игорь Грабарь, не веривший (как и сам Н. К. Рерих ранее) ни в каких духов. Интересные воспоминания Игоря Эммануиловича о произошедшем на том сеансе дают повод лишний раз задуматься о природе спиритических феноменов.

В своей автомонографии И. Грабарь писал: «…кто-то сказал нам в редакции, что Рерих зовет нас – Дягилева, Бенуа, меня и еще кой-кого – прийти к нему вечером на Галерную (тогда он не был еще секретарем «Общества поощрения»), прибавив, что у него будет знаменитый медиум Янек, вызванный в Петербург, помнится, из Варшавы специально для царя и царицы, до страсти увлекавшихся спиритизмом. Я был не любитель столоверчений: мне бывало всегда жаль времени, понапрасну потраченного на пустяки, и было противно превращаться на целый вечер в объект беззастенчивого издевательства ловких, но недостаточно умных шарлатанов. Бенуа уговорил меня, однако, пойти, сказав, что это может быть забавно и просто интересно.

Так как я был глубоко убежден, что все пресловутые «материализации» и прочие фокусы не могут производиться одними только патентованными шарлатанами без содействия кого-нибудь из своих, из лиц, принадлежащих к дому, в который медиум приглашен, то я условился с двумя из гостей, моих единомышленников, кажется, с Раушем фон Траубенбергом и еще кем-то, кого не припомню, что я «разомкну цепь» и попытаюсь в темноте пошарить и пошалить. Нас, как водится, предупредили, что «размыкание цепи – опасно для жизни» и в лучшем случае может навлечь на виновников такой удар дубинкой по голове со стороны вызываемого духа, от которого не поздоровится. Кроме того, Рерих нас всех оповестил, что Янек самый сильный современный медиум и в его присутствии материализация духа принимает совершенно реальные формы, вплоть до полной осязательности. К нему благосклонен и потому постоянно является некий горний дух, воплощающийся в образе обросшего волосами человека, но «боже упаси до него дотронуться: будет беда».

Огни потушены. В комнате нестерпимая жара от множества народа, составившего над столом цепь из рук. Вдруг раздаются странные звуки: не то гитары, не то балалайки. Что-то в комнате задвигалось и застучало.

– Началось, – послышался шепот.

Под столом было особенно неспокойно. Видимо, дух пыжился изо всех сил материализоваться. Я решил, что настало время действовать, потихоньку высвободил свои руки от соседей справа и слева и, опустив их под стол, стал шарить. Через несколько минут я нащупал какую-то шкуру; провел руками по ее складкам, легко набрел на что-то твердое – не то темя, не то колено, которое шкура покрывала, и стал рвать ее к себе. Шкура не уступала, ее крепко держали, но возня была заметна, и через несколько минут я почувствовал сильный удар кулаком в спину, от которого вскрикнул и поднялся. Еще кто-то через мгновение зажег электричество, и все кончилось. Сеанс был сорван, вернее, был признан «не вполне удавшимся»».[208]208
  Грабарь И. Э. Моя жизнь. Автомонография. Этюды о художниках. (Сост. В. М. Володарский). http://igor-grabar.ru/monografia-iskusstvo11.php


[Закрыть]

Судя по всему, И. Грабарь и после этого странного случая остался при своих убеждениях относительно природы спиритических феноменов. Более того, будучи скептически настроенным ко всем явлениям духовного и оккультного порядка, Грабарь – как, впрочем, и все, кто не разбирался в данных вопросах, – совершенно неверно оценивал отношение Рериха к подобным вещам. В своей книге Грабарь писал: «…Рерих не только остался на всю жизнь пребывать в оккультных эмпиреях, но впоследствии значительно усилил и усовершенствовал свои оккультно-трансцендентальные, потусторонне-практические приемы».[209]209
  Грабарь И. Э. Моя жизнь. Автомонография. Этюды о художниках. (Сост. В. М. Володарский).


[Закрыть]

Разумеется, это мнение было в корне ошибочным. Но и при жизни Рерихов, и сейчас, в наше время, есть немало тех, кто оценивает научные и духовные интересы Рерихов, связанные с философско-эзотерическим наследием Востока, именно как непонятные и далекие от реальности «оккультные эмпиреи». В действительности, конечно, и Николай, и Елена Рерихи интересовались не «оккультными эмпиреями», а практикой духовного самосовершенствования, преподанной им Учителем Мориа. Основой этой практики были не «потусторонне-практические» приемы, а вполне посюстороннее нравственное самосовершенствование и углубленная духовная и творческая работа с целью развития всех высших способностей сознания и психики. Не случайно много лет спустя С. Н. Рерих писал о своем отце: «Он считал, что его творческая жизнь, его искусство – это только пособники самоусовершенствования. Он всегда работал над самим собой прежде всего. Он хотел подняться над тем, кем он был, и закончить свою жизнь более совершенным человеком. И в этом он преуспел».[210]210
  Рерих С. Н. Мой вечный Учитель // Рерих: жизнь, миссия, творчество. С 46.


[Закрыть]

И. Э. Грабарь (1871–1960)

Однако духовно-нравственное самосовершенствование не имеет ничего общего с псевдооккультизмом, который всегда осуждали Рерихи и который некоторые даже интеллигентные люди (в том числе и И. Грабарь), как правило, не отличают от истинной духовности.

Спиритические эксперименты, проводимые иногда Н. Рерихом, не были для него самоцелью, они были связаны лишь с попыткой понять природу загадочного явления. Но как только Рерихи поняли истинную природу спиритических феноменов (это произошло после их вступления в общение с их духовным Учителем, Махатмой Морией), спиритизм навсегда перестал интересовать их. Более того, Е. И. Рерих в своих письмах последователям не раз предупреждала всех об опасностях спиритизма и недопустимости занятий им: «Очень хорошо делаете, остерегая против увлечения спиритизмом. <…> Вы правильно называете спиритизм и все занятия магией духовным развратом, ибо спиритизм есть насилие, есть открывание дверей, в большинстве случаев, сущностям из низших слоев Тонкого Мира и, конечно, так же, как и магия, не может входить в эволюцию».[211]211
  Рерих Е. И. Из письма от 11.08.34.


[Закрыть]