Текст книги "Слушай свое тело"

Глава 2. Три уровня потребностей

Берн описывает три типа потребностей: потребность в стимулах (жажда стимула), потребность в знаках признания* (жажда признания) и потребность в структурировании, которую также можно обозначить как потребность в системности (жажда согласованности).

Мы предлагаем несколько иную классификацию, чтобы, с одной стороны, учитывать «динамику» (классификация Берна укладывается в гомеостатическую модель), а с другой – учитывать духовную мотивацию.

Мы различаем три уровня потребностей: физические, психологические (эмоциональные/интеллектуальные) и духовные, которые группируются вокруг желания жить.

Физические потребности

На этом уровне мы объединяем два типа потребностей в соответствии с принципом гомеодинамики: потребность в физических стимулах, которая позволяет человеку подтвердить свое место (гомео), и стремление к удовольствию (динамика).

Гомео

Кожа обволакивает тело, очерчивает его. Контакт позволяет ощутить разницу между тем, что есть я и не-я, он является основополагающим в формировании схемы тела, ощущения физической идентичности.

Для того чтобы сохранить ощущение этой идентичности, чтобы почувствовать, что он существует, человеку нужна определенная доза физических стимулов. Если его запереть в сенсорной изоляции, это неизбежно вызовет серьезные расстройства как на физическом, так и на психическом уровне.

«Существует два вида стимулов: внутренние и внешние. При их соединении подтверждается чувство идентичности» (Ален Креспель. Эхография идентичности. Цикл из пяти учебных семинаров).

Если стимулов, поступающих извне, недостаточно, человеку, чтобы ощущать себя живым, потребуется усилить стимулы, которыми он себя поддерживает, он будет сам себя стимулировать.

Младенцы лепечут в своих кроватках, обеспечивая себе таким образом слуховую и кинестетическую стимуляцию.

Если человек не позволяет себе самостимуляции, есть риск, что его организм отреагирует по-своему – поддерживать ощущение существования может и боль: «Я страдаю, значит, я существую». Вообще говоря, боль часто является для нас доказательством, что с нами все в порядке: «Ущипни меня, чтобы я удостоверился, что не сплю».

В восточных традициях выделяют три причины заболевания: гипостимуляция, гиперстимуляция и искаженная стимуляция.

Экзема у ребенка[10]10
  Напоминаем, что экзема, как и любое заболевание, должна быть занесена в историю болезни. Представленные здесь гипотезы являются лишь интерпретацией и ни в коем случае не представляют истину, применимую для всех случаев. С другой стороны, сегодня нам известно, что многие виды кожных заболеваний генетически запрограммированы и что экзематоформные реакции могут быть вызваны употреблением определенных продуктов (коровье молоко, арахис…), нарушением кишечной флоры и загрязнением окружающей среды (прим. авт.).


[Закрыть] может быть истолкована как результат недостаточной стимуляции. Не то чтобы речь шла об нехватке любви, но не исключено, что отец или мать не желали рождения этого ребенка, хотя бы временами, в время беременности или относились к нему неоднозначно. Считается, что экзема отражает страх быть брошенным, вызванный этой амбивалентностью (любовью и отвержением) со стороны родителя. В действительности родитель отвергает не ребенка, но переносит на него гнев, фрустрацию и беспомощность, связанные с историей его собственной жизни.

Со стороны ребенка состояние его кожи «объясняет» это двойственное отношение родителя. Чтобы защитить себя, а прежде всего – сохранить в неприкосновенности идею о том, что мама или папа любит и защищает его, бессознательное ребенка порождает такие кожные проявления, которые сдерживают эмоции родителя, свидетельствуют о тоске разлуки и вынуждают больше заботиться о нем, а следовательно, уделять ему повышенное внимание.

Со стороны родителя экзема одновременно служит оправданием его импульса отвержения и позволяет ему ласкать своего ребенка, когда он втирает ему мази и массирует его по предписанию врача.

Очевидно, что все это происходит в бессознательном родителя и ребенка.

В нашем обществе не принято признавать, что взрослый нуждается в физическом контакте вне рамок своей сексуальности. Поэтому, к сожалению, с раннего возраста человек учится ограничивать свои потребности в таких контактах. Уже в роддоме мать учится не брать на руки ребенка без необходимости, а позднее и не особенно его ласкать: «Не надо так его трогать, ты пробуждаешь в нем чувственность!»

Чтобы оставаться в добром здравии, мы должны заботиться о своем теле, осознавать и принимать свою фундаментальную потребность в прикосновениях, ласках и удовлетворять ее.

Динамика

Помимо стимулов, позволяющих чувствовать свое тело и поддерживать восприятие своего телесного облика, человек ищет стимулы другого типа: удовольствия.

Через пять органов чувств человек получает приятные ощущения. Даже Будда, как человек «осознанный», этим не пренебрегал. Не будучи приверженцем чувственных удовольствий, он тем не менее не отказывался от них. Сиддхартха Гаутама – так его звали, – пройдя путь самого сурового аскетизма, отказался от него как от противоречащего самой жизни и бесполезного в поисках просветления.

Буддийский ритуал предполагает вовлеченность всех пяти органов чувств. Будду окружают цветами и благовониями, чтобы его нос улавливал приятные флюиды, алтарь радует глаз, его речения прекрасны и радуют слух, руки соприкасаются одна с другой или держат четки из драгоценного дерева. Кроме того, утверждают, что он любит изысканные блюда.

Хотя органы чувств являются инструментами восприятия, они также являются источником удовольствия. У человека есть желания. Удовлетворяя их, он получает удовольствие, а в противном случае испытывает фрустрацию.

Неправильное управление желаниями порождает фрустрацию, что приводит к ослаблению организма (организм, подготовленный к получению удовольствия, не получает удовлетворения) и к накоплению раздражения.

Сексуальность также является частью динамических физических потребностей. Оргазм не является необходимым для выживания мужчины, но он в значительной степени способствует его физическому и психическому развитию. Сексуальность необходима не только для продолжения рода, она доставляет удовольствие и обеспечивает правильную циркуляцию энергии в организме.

Психологические потребности

Эмоциональные

«Нельзя изучать психологию человека, не изучив его взаимоотношений с близкими» (Фрейд).

Под эмоциональными потребностями мы понимаем эмоциональную и социальную мотивацию как в социальных связях и отношениях (гомео), так и в эмоциональной регуляции (динамика).

Гомео

Проблема социальной депривации поднималась давно, однако лишь недавно был наконец признан фундаментальный характер социальной мотивации.

Первый эксперимент по эмоциональной депривации у детей был проведен императором Фридрихом II, правившим с 1740 по 1786 год. Вот как его описывает летописец того времени Салимбени:

«Фридрих был одержим еще одной идеей: желанием узнать, на каком языке и как будут говорить дети, если они никогда ни с кем не разговаривали. Для чего он велел кормилицам и няням кормить детей грудью, купать их, умывать, но не тетёшкать их и ни при каких обстоятельствах с ними не говорить, потому что он хотел знать, на каком языке эти дети заговорят: на древнем иврите, греческом, латыни, арабском или, может быть, на языке родителей. Но его эксперимент не удался, потому что все дети умерли. Они не смогли жить без ласк, приветливых лиц и воркования кормилиц».

Боулби в своей теории привязанности описывает поведение ребенка (сосание, хватание, подражание, плач, улыбки) как условие его выживания, поскольку все эти приемы и движения обеспечивают ему материнскую заботу и позволяют ребенку устанавливать с ней интимный контакт. Принято считать, что поведение привязанности выполняет биологическую защитную функцию.

И. Хайнрот, а вслед за ним К. Лоренц описали феномен импринтинга: это поведение, общее для многих видов животных, которое проявляется в стремлении новорожденного следовать за первым воспринимаемым им движущимся объектом.

Любой объект может вызвать феномен импринтинга, едва он начинает движение.

Телесный контакт с матерью выступает в качестве важнейшего фактора привязанности. Утешение прикосновением оказывает гораздо более выраженный эффект, чем от подкрепления пищей. Об этом свидетельствует следующий эксперимент на макаках, проведенный Г. Харлоу.

Он выкармливал детенышей обезьян из бутылочки, не давая им вступать в контакт с матерью, и предлагал им на выбор двух «суррогатных матерей»: одна представляла собой проволочную конструкцию, к которой прикрепляли бутылочку, а другая была сделана из тряпок. Детеныши обезьян все свое время проводили со второй, приближаясь к первой только для кормления.

С другой стороны, его опыт продемонстрировал, что социальная изоляция в период развития, частичная или полная, оказывает серьезное влияние на последующую адаптацию животного: оно остается пассивным, не играет с другими или проявляет высокую агрессивность. Став взрослыми, самки, выросшие без матери, пренебрегают своим первым ребенком и отталкивают его.

Существует параллель между патологическим поведением обезьян, выращенных в неподобающих условиях, и психопатологией человека.

Рене Шпиц описывает анаклитическую депрессию, которая постепенно возникает у ребенка, лишенного матери, после того как у него были с ней нормальные отношения, по крайней мере, первые полгода его жизни. Это расстройство может пройти, если ребенок воссоединится с матерью или с какой-то приемлемой заменой до наступления критического периода между концом третьего месяца и концом пятого месяца разлуки.

Наступает частичная аффективная депривация, которая проявляется в таком случае в постепенном снижении интереса к окружающему, потере аппетита, потере веса и нарушении общего развития, снижении моторики, исчезновении аутоэротической активности. У ребенка проявляется бессонница, ригидность лица, большую часть времени он проводит лежа на животе.

Анаклитическую депрессию, частичный эмоциональный дефицит, следует отличать от госпитализма – полной аффективной депривации. Р. Шпиц использовал концепцию госпитализма (впервые использованную Л. Пфаундлером в 1915 году), чтобы описать «совокупность соматических и психических расстройств, вызываемых у детей (в возрасте до полутора лет) длительным пребыванием в стационаре, где они полностью лишены общения с матерью» (Ж. Лапланш и Ж.-Б. Понталис).

После разлуки с матерью дети быстро проходят стадии, описанные как частичная депривация. Если ребенок проходит эти стадии, у него возникает задержка развития. Такие дети, совершенно пассивные, лежат в кроватках с ничего не выражающим лицом, не поворачивают головы к тем, кто к ним подходит, у них наблюдаются спазматические движения головы и странные движения пальцев. Р. Шпиц сравнивает такое состояние с тремя стадиями, описанными Гансом Селье в рамках общего адаптационного синдрома: стадия тревоги, стадия сопротивления и стадия истощения.

В самых тяжелых случаях такие расстройства могут привести к почти полному прекращению психической деятельности и даже к смерти. Последствия такого тотального аффективного дефицита носят длительный или даже необратимый характер.

Когда ребенок подрастает, он постепенно заменяет определенное количество физических ласк ласками словесными.

Чтобы подтвердить свою идентичность, право занимать свое место в группе, человек испытывает фундаментальную потребность в том, чтобы его признали свои. Ему нужны знаки признания. «Контактные стимулы необходимы для физического выживания, бесконтактные – для психологического выживания. Первые утоляют жажду стимула, вторые – жажду признания» (Эрик Берн[11]11
  Мы не проводим того же различия, что и Берн, и считаем, что психическое выживание требует физического контакта.


[Закрыть]).

Знаки признания необходимы как во взрослой жизни, так и в детстве, отказ в них – самый большой страх человека. Для ребенка вопрос выживания заключается в том, чтобы родители не отвергли его, потому что он полностью от них зависит. Быть брошенным означает для него смерть, что наделяет родителей всемогуществом. Для ребенка очень важно быть уверенным в том, что родители олицетворяют любовь и безопасность, и ради того, чтобы их получить, он готов подчиняться требованиям родителей, в частности в том, что касается обмена знаками признания. Он учится не всегда просить то, что ему необходимо, поскольку существует опасность, что его могут отвергнуть.

Если он не получает достаточного количества положительных знаков признания, он может научиться довольствоваться отрицательными знаками, – даже они предпочтительнее безразличия. Он не осмелится сказать «нет», если его что-то не устраивает, он постарается делать только то, чего, по его мнению, от него ожидают, парадоксально приспособившись таким образом, чтобы получить максимальное количество знаков признания, ничем не рискуя. Так он учится накапливать знаки признания, которые будет использовать потом всю жизнь.

Слишком часто мы настолько жадны до получения таких знаков, что приучаемся жить, не удовлетворяя собственных потребностей и постоянно испытывая своего рода «ломку». Ослабленные этим, мы становимся более уязвимы к различным потрясениям и агрессии.

Мы не можем пренебрегать своими потребностями длительное время и, если не возьмем на себя ответственность за их удовлетворение, рискуем перейти в состояние пассивности.

Американский клинический психолог Тайби Кэлер показал, что при недостатке знаков признания мы склонны придерживаться поведения и отношений, которых от нас требовали наши родители, дававшие нам эти знаки внимания: быть любезными, стремиться к совершенству, быть сильными, проявлять упорство или делать все быстро. Если этого недостаточно и дефицит усугубляется, мы переходим к более устойчивым манипулятивным приемам (психологическим играм*, эмоциональному рэкету*); в конце концов мы приходим к тому, что отвергаем других людей, сами оказываемся отвергнутыми, оставленными, а следовательно, остаемся одни (конечная выгода сценария*) и впадаем в отчаяние[12]12
  Исследования, проведенные с тяжелыми больными, особенно раковыми, показывают, что отчаяние играет важную роль в процессе болезни.


[Закрыть].

Посредством манипулятивных игр и рэкета мы пассивно получаем то, что нам нужно, заставляя других давать нам это и не рискуя тем, что какой-то из запросов будет отклонен. С больного не может быть спроса за то, что с ним происходит. Когда мы страдаем, другие – папа, мама – больше о нас заботятся. Потребности в прикосновениях, ласке удовлетворяются, то есть ребенок может все это получать, не рискуя быть отвергнутым.

Порой бывает трудно выздороветь, если человек в состоянии оценить выгоду, которую дает болезнь: внимание, заботу со стороны окружающих (см. главу 5 о преимуществах болезни).

Полученные таким образом знаки признания могут усилить пассивность. История Жюли отлично иллюстрирует это положение.

В субботу с самого утра Жюли растирает лодыжку и, планируя пойти на танцы вечером, проводит весь день, массируя лодыжку и занимаясь уходом за собой, получая знаки сочувствия со стороны окружающих. На следующий день ей становится лучше, и друзья говорят ей: «Раз тебе удалось потанцевать вчера вечером, значит, с ногой ничего серьезного!»

Жюли испытывает разочарование и гнев, чувствуя себя недооцененной. В самом деле: если ей сегодня лучше, то лишь потому, что она позаботилась о своем здоровье, взяла на себя ответственность, а вовсе не потому, что растяжение связок было незначительным. (В большинстве случаев в глазах общества шизофреник в состоянии ремиссии вообще не страдает шизофренией, а больной раком, который избавился от опухоли с помощью методов, не имеющих отношения к аллопатической медицине, вовсе не был болен). Исцелившись, Жюли лишается знаков признания, которые до этого получала, и она понимает, что, оставаясь в болезненном состоянии, могла бы и дальше их получать. (Осознание такого выбора не всегда столь очевидно, но Жюли была знакома с психосоматическими теориями.)

«Отсутствие вознаграждения порождает апатию, но избыток вознаграждения снижает его ценность и порождает чувство пресыщенности» (Дж. Хоманс). Если мы получаем слишком много похвал, они в конечном итоге кажутся нам незначительными и недостоверными, и мы придаем им слишком мало значения, как и, в более широком смысле, любому проявлению внимания. Для каждого из нас существует не только количественный, но и качественный оптимум знаков признания.

Если в случае нехватки внимания мы довольствуемся шлепками, критикой и оскорблениями (cold pricklies / «холодные колючки») – это вполне приемлемо. Но все же приятнее, полезнее и более вдохновляюще получать ласку, комплименты и поцелуи (warm fuzzies / «теплые пушистики»). (Здесь мы ссылаемся на классификацию знаков признания Карлы Хаймовиц и сохраняем американскую терминологию из-за отсутствия подходящих терминов.)

Существует еще два вида знаков признания. Один из них – искусное сочетание приятного и неприятного, оскорбления или удара, замаскированных под проявление мягкости и доброты (warm pricklies / «теплые колючки»): «Ты очаровательная маленькая девочка», – говорят нежным голосом, сильно ущипнув за щеку ребенка, или «Браво, вы вовремя!», или «Разве он не замечательный? Он сегодня не описался».

Существуют также хорошие слова, преподносимые в негативном ключе, с грустью, гневом или обидой (cold fuzzies / «холодные пушистики»). «Вот они, твои конфеты!» (раздраженным тоном), или: «Хорошо, что у тебя все получилось» (имея в виду: «У меня-то никогда не получится, я всего-навсего бедная жертва», – сказанное усталым тоном).

«Теплые колючки» и «холодные пушистики» оставляют горьковатый, сомнительный привкус, и этим они отличаются от «теплых пушистиков», которые порождают приятные ощущения, и от «холодных колючек», которые однозначно неприятны.

Чтобы подтвердить свое право быть частью группы, человечества, человеку совершенно необходимы знаки признания – физические, если он младенец, телесные и словесные, если он взрослый. Признание и принятие этой потребности позволяют ему запрашивать ее удовлетворения напрямую, не прибегая к таким бессознательным приемам, как болезнь.

Динамика

Помимо простого подтверждения своей идентичности, человеку приходится иметь дело со множеством разнообразных событий, задевающих его эмоционально. В ответ на события своей жизни человек испытывает и выражает эмоции. Бывает, что, принимая сценарное решение, он ограничивает себя в их выражении, становится ригидным и тем самым сокращает свои адаптационные возможности.

К такому заключению пришел Вильгельм Райх. Если выражение эмоций опасно или не приводит к желаемому результату, лучше их не испытывать; для этого необходимо заблокировать вегетативный ток, энергию оргона[13]13
  Оргонная энергия – термин, которым последователи В. Райха обозначали некую «универсальную энергию жизни».


[Закрыть]. Так формируется эмоциональная броня, которая проявляется в «некоторой ригидности эго, неизменном и автоматическом способе реакции. […] Это похоже на то, как если бы эмоциональная личность облачилась в броню, в жесткий панцирь, способный поглощать удары, наносимые по нему изнутри и снаружи»[14]14
  Reich W. L’analyse caractérielle. P.: Payot, 1992. P. 48.


[Закрыть]. Психическая ригидность сопровождается ригидностью мышц. Как это ни парадоксально, броня делает человека хрупким, то, что жестко, ломается, в то время как гибкое способно сносить удары, как дуб и тростник в басне Лафонтена в переводе И. Крылова:

 
«Не за себя я вихрей опасаюсь;
Хоть я и гнусь, но не ломаюсь:
Так бури мало мне вредят;
Едва ль не более тебе они грозят!
 
 
То правда, что еще доселе их свирепость
Твою не одолела крепость,
И от ударов их ты не склонял лица;
Но – подождем конца!»
 
 
Едва лишь это Трость сказала,
Вдруг мчится с северных сторон
И с градом, и с дождем шумящий аквилон.
Дуб держится, – к земле Тростиночка припала,
 
 
Бушует ветер, удвоил силы он,
Взревел и вырвал с корнем он
Того, кто небесам главой своей касался
И в области теней пятою упирался.
 

При сильном эмоциональном потрясении, переживая горе или развод, менее гибкий человек, привыкший подавлять эмоции, может испытывать трудности с адаптацией – в таком случае речь идет о стрессе, концепция которого будет рассмотрена в отдельной главе.

Хотя нет сомнений, что проявление эмоций способствует самореализации человека, может оказаться опасным доводить их до крайних проявлений. Некоторые методы лечения, направленные на освобождение от панциря, поощряют, в частности, выражение гнева и агрессии, которые столь часто сдерживаются и подавляются моральными и социальными нормами. При этом упор делается на эмоциональную разрядку, допускающую крики и рыдания. Если необходимо выразить гнев, важно не превратиться в «фильтр для эмоций».

Концепция эго-состояния в транзакционном анализе позволяет прояснить, что можно считать здоровым проявлением гнева.

В здоровом гневе Взрослый* остается в состоянии осознанности, он признает и принимает гнев Ребенка* и позволяет ему адекватно проявиться в реальной ситуации.

Мы различаем две формы гнева: одна – из жизненной позиции* «я ОК, ты ОК», другая – из позиции «я ОК, ты не ОК».

В первом случае (ОК+ ОК+) мы условно выражаем свое несогласие с тем, что делает человек, при этом не отвергая его таким, какой он есть. Во втором (ОК+ ОК—) мы склонны безоговорочно отвергать человека.

Используя «ты-высказывания», блокирующие общение, и обвиняя другого, мы избегаем брать на себя ответственность за свой гнев[15]15
  Доктор Томас Гордон противопоставляет «ты-сообщения», препятствующие общению («определенно, ты всегда опаздываешь») «я-сообщениям», с помощью которых человек берет на себя ответственность за свои чувства по отношению к ситуации («когда ты опаздываешь, я злюсь, потому что напрасно теряю время»). Сообщение с «ты» предназначено Родителем* чужому Ребенку*, сообщение с «я» исходит от Взрослого* с учетом эмоций внутреннего Ребенка и адресовано другому Взрослому.


[Закрыть]. В таком случае возникает риск эскалации, пассивность возгоняется до насилия и, в конечном итоге, потери контроля. Страх потерять контроль над собой часто возникает у людей, которые не хотят выказывать свой гнев. При сильном гневе человек теряет самоконтроль и усиливает насильственный контроль над другими. Гнев становится «игрой во власть», описанной Клодом Штайнером в книге «Обратная сторона власти», которая позволяет контролировать, побеждать и подавлять другого, манипулируя им с позиции «Я ОК+ – ты ОК—».

И напротив, в «правильном» гневе (ОК+ ОК+) после выражения негативных чувств следует поиск совместного решения проблемы.

В нашей личной системе ценностей мы верим в превосходство сотрудничества над конкуренцией. Эта концепция подтверждается длительным наблюдением за последствиями каждого из этих подходов. Конкуренция порождает стресс и его последствия – гипертонию, сердечно-сосудистые расстройства и т. д.). Сотрудничество позволяет решать проблемы таким образом, чтобы учитывались и удовлетворялись потребности каждого.

Чтобы поддерживать хорошее физическое и эмоциональное здоровье, важно уметь действенно управлять своими эмоциями в соответствии с реальной ситуацией. Бесполезно и опасно тратить больше энергии, чем это необходимо.

Неспособность выразить гнев в данный момент порождает раздражение, и для того, чтобы его обосновать, мы вынужденно накапливаем все больше новых поводов для гнева, своего рода «марок гнева». Чтобы сохранить память о том, что кто-то причинил нам зло, мы должны длить его последствия, иначе рискуем простить и забыть.

Так, 35-летний Ив с трудом просыпался по утрам, опаздывал на работу и не получал от нее никакого удовольствия, хотя считал ее очень интересной. Во время терапии он обнаружил, что использует это поведение, чтобы ретроспективно доказать учителям начальной школы, что по отношению к нему они были тиранами. Ион, хотя уже много лет их не видел, никак не мог заставить себя простить им зло, которое они ему причинили. Поэтому он заставлял себя вести не очень приятную жизнь, чтобы помнить, как сильно учителя эту жизнь ему испортили.

Хранить обиду бесполезно и разрушительно. Простить не значит забыть, но значит перестать отравлять себе жизнь. Проявление гнева в конкретный момент позволяет затем предаваться радостям жизни, сдерживание его вызывает злость и препятствует доступу к этим радостям, достижению близости.

Смириться – значит признать свое чувство, дать ему адекватное выражение и оставить эту историю позади.

Она, конечно, останется в нашей памяти, но мы не будем возвращаться к ней по любому поводу, и она больше не будет ограничивать нашу жизнь.

С годами злость перестает осознаваться, и тем не менее она отравляет существование, как в нижеследующем примере.

45-летний Эрве всюду опаздывает, что сильно мешает его профессиональной и общественной жизни. Во время терапии он обнаруживает, что такое поведение – способ пассивно выражать и поддерживать в себе гнев, который он испытывает по отношению к матери. Будучи ребенком, он терпеть не мог навязчивого доминирования матери, когда она звала его к столу, требуя немедленно прекратить игру; он воспринимал это как недопустимое вторжение в его жизнь и не шел на зов, заставляя себя ждать. Это был единственный способ, которым он мог выразить несогласие и гнев. Сорок лет спустя он продолжает опаздывать, выражая таким образом свое негодование против любого принуждения, и распространяет такое поведение на все ситуации, не желая осознавать, что лежит в основе этих опозданий, поскольку, осознав, он, возможно, освободится от этого чувства. Признав во время терапии свой гнев по отношению к матери и найдя способ его выражения, он стал везде приходить вовремя.

Эмоция может казаться несоразмерной событию по двум причинам:

– либо рассматриваемое событие, внешне безобидное, возвращает человека к ситуации из его прошлого, и он реагирует на нее так, как когда-то (эластичный*); он уже не здесь и не сейчас. Одна женщина, которая испытывала сильный страх перед украшениями, обнаружила во время терапии, что ее непропорционально сильные эмоции были связаны с определенным событием в детстве, когда мать заставила ее проколоть уши;

– либо человек какое-то время не выражал своих чувств, тем самым собирая целую коллекцию подавленных эмоций (страха, гнева…). В один прекрасный день капля переполнила чашу, и в дополнение к реальным эмоциям, вызванным ситуацией здесь и сейчас, произошло излияние чувств, терпеливо накапливавшихся на протяжении какого-то времени (коллекция марок гнева*).

Например, женщина, прекрасная жена и преданная мать семейства, накапливает фрустрацию за фрустрацией, соглашаясь со всеми требованиями мужа и детей, «принимая все на себя». И вдруг, после случайных пренебрежительных слов мужа, «из прихоти» решает подать на развод. Этим чрезмерным и непропорциональным поведением (по сравнению с замечанием мужа) она, не говоря ни слова, выражает накопленный с годами гнев.

Если развод для нее невозможен, и она чувствует себя в безвыходной ситуации, она может лишиться дееспособности из-за болезни. Ликвидация «коллекции марок» через болезнь происходит довольно часто. Она расстраивается из-за мыслей, что «это для нее хорошо»: «моя онкология – настоящий удар для мамы», «я всегда говорила, что не люблю шпинат, и вот теперь у меня язва желудка», «теперь, когда я больна, я отомщу».

Во всем этом очень много театра, игр типа «этот удар я тебе припомню, ублюдок!» или «смотри, что ты вынудил меня сделать!»[16]16
  Berne E. Des jeux et des hommes. P.: Stock, 1984. P. 54.


[Закрыть].

В современном обществе человек настолько привык подавлять свои эмоции, что часто приходит к состоянию, когда вообще перестает их испытывать. Удобнее игнорировать чувство, чем признавать его, не имея возможности выразить.

Например, тот, кто в своем сценарии не имеет разрешения выражать гнев, конечно, скажет, что никогда не испытывает гнева. Зато он, возможно, получил разрешение плакать и грустить и станет использовать эту возможность, чтобы разрядить слишком сильное напряжение, вызванное сдерживаемым гневом. В детстве его поощряли проливать слезы, вместо того чтобы выражать недовольство, и каждый раз, когда у него есть повод разозлиться, он разрыдается и выразит грусть.

Мы выражаем суррогатное чувство, игнорируя чувство подлинное (рэкет*) куда чаще, чем можем это себе представить.

Родители, которые в тревоге ждали 16-летнего сына до четырех часов утра, встречают его оскорблениями, хотя в глубине души были сильно напуганы. Через много лет после смерти отца женщина продолжает оплакивать его, не имея возможности выразить гнев и протест – из-за того, что он ее покинул.

Для полного эмоционального равновесия важно, чтобы мы позволяли себе чувствовать и выражать весь спектр эмоций, не отдавая предпочтения ни одной из них и не вынося никаких оценочных суждений. Мы должны научиться контролировать и регулировать свои эмоции таким образом, чтобы облегчить и обогатить наши отношения с другими людьми, обеспечивая себе при этом максимально хорошее самочувствие.

И хотя важно учитывать наши эмоции, которые являются сигналами, позволяющими обеспечить нашу защиту, их проявление само по себе не является целью, оно должно составлять часть самой личности.