Текст книги "Перевал Дятлова, или Тайна девяти"

10.

– Шумахер, если бы ты еще и посуду мыл, тебе цены бы не было! – в сердцах сказала я котишке, который отчаянно суетился у холодильника. Сама вымыла посуду, накормила Шуми и сварила себе кофе.

ПРОТОКОЛ

осмотра вещей,

обнаруженных

на месте происшествия.

г. Ивдель, 5–6–7 марта 1959 года.

Прокурор-криминалист прокуратуры Свердловской области, мл. советник юстиции Иванов в соответствии со ст. 78 УПК РСФСР составил настоящий протокол в том, что в присутствии зав. кафедрой физической подготовки УПИ Вишневского и корр. газеты «На смену!» Ярового Ю.

(Стоп! Эта фамилия мне уже встречалась. Автор книги «Высшей категории трудности» – Яровой. Неужели он принимал участие в поисках? Интересно, как ему это удалось? Насколько я могу себе представить, всё было засекречено – если не сами поиски, то последующие осмотры и экспертизы…)

предъявил Юдину Юрию Ефимовичу – студенту 4 курса УПИ (г. Свердловск, 8 студенческий корпус, к. 531) вещи, обнаруженные в районе палатки туристов группы Дятлова, в районе костра у трупов Кривонищенко и Дорошенко, а также одежду, имеющуюся на обнаруженных трупах.

Юдину Ю.Е. было предложено, исходя из личных впечатлений, записей в дневниках участников похода, а также путем осмотра всех вещей распределить принадлежность вещей тому или иному участнику похода.

В результате осмотра вещей Юдин Ю.Е. заявил, что, по его мнению, вещи принадлежат следующим лицам:

(до настоящего осмотра поисковой партией вещи были хаотически разложены по рюкзакам)

Предположительно Колмогоровой Зинаиде принадлежат:

а) рюкзак черный, старый, починен по боковому карману. В нем зубная щетка, заворачивающаяся внутрь, бинт, письмо из г. Березники на имя З.Колмогоровой, кусочек мыла, завязанный в тряпку, новая коробка спичек, черный электрический фонарик, катушка черных ниток, светлая мыльница с кусочком туалетного мыла, две баночки из-под сухого молока с набором медикаментов, мешочек-аптечка (бинты, вата, йод), фотопленка, железная баночка из-под зубного порошка, а в ней набор медикаментов. Юдин заявил, что, уходя от группы со 2-го Северного участка, он передал все эти медикаменты З.Колмогоровой.

З.Колмогоровой также принадлежат: носки вигоневые цветом почти черные…

Слово вигоневые вдруг отозвалось во мне со всей силы. Такое устаревшее милое слово… Обозначает, если я не ошибаюсь, «из хлопка пополам с грубой шерстью» или «смесовые».

…плащ-палатка, варежки шерстяные голубые с коричневым рисунком… синие рукавицы типа «краги», тапочки суконные домашние новые, на подошве снаружи рисунок в елочку.

Список принадлежавших Зине вещей был длинным, подробным и беззащитным, как всегда бывает, если личное выставляют на всеобщее обозрение.

Я могла себе представить криминалиста Иванова, показывающего Юдину одну вещичку за другой, но не могла представить, что чувствовал при этом Юдин.

Телогрейка дамская с искусственным темно-коричневым воротником… куртка-штормовка защитного цвета. В карманах штормовки обнаружено: пропуск с фотокарточкой на имя Колмогоровой, 5 руб. денег (рублями).

Особенно внимательно я прочитала список одежды, в которой нашли Зину. Девушка была одета достаточно тепло.

…на трупе З.Колмогоровой было одето: синий свитер, под ним вязаная кофточка с поперечными синими полосками, ковбойка, синяя майка с рукавами… брюки лыжные, брюки синие тренировочные… Носки шерстяные коричневые с меховыми стельками, носки хлопчатобумажные. На голове шапочка красная шерстяная, под ней шапочка синяя шерстяная.

Вот и всё. Кучка вещей, которые не умеют говорить. А то бы рассказали.

Жаль, что не могут говорить палатки, березы, сугробы…

Предположительно И.Дятлову принадлежат:

а) меховой жилет (без покрытия тканью), куртка меховая с замками «молния». Рюкзак старый, защитного цвета, рукавицы грубого сукна, маска…

Маска, наверное, защитная – от снега и мороза. Вид она, судя по фотографиям, имеет жуткий. Человек в ней становится похож на агрессивного инопланетянина…

…носки красные, запасные крепления, чехлы на ботинки теплые, шапка лыжная, шерстяная, синяя с белыми цветами, рукавицы кожаные черные, одеяло темно-красное, брюки штормовые защитного цвета и штормовка светлая.

В карманах штормовки и штормовых брюк Дятлова И. обнаружено: очки в роговой оправе, в футляре серого цвета, записная книжка на имя Дятлова с фотокарточкой З.Колмогоровой, нож перочинный с карабином на веревочке, дольки чеснока, компас, маска, веревочки, проволока, резинка к лыжам.

Минуточку! Фотография Зины? Может, у них был роман? Или это мое нетерпеливое воображение? Но фотография, в записной книжке… Правда, Игорь мог попросить Зинину карточку для оформления каких-нибудь документов. Надо взять на заметку.

…На трупе Дятлова И. была обнаружена одежда, перечисленная в акте вскрытия трупа: жилет меховой, обшитый синим сатином. Ю.Юдин заявил, что этот жилет принадлежит ему и 28/I-59 г. передан им С.Колеватову.

Почему же он на Дятлове оказался?

Ботинки теплые, обнаружены в лабазе.

На трупе Дятлова также было: свитер синий полушерстяной, рубашка ковбойка, майка синяя трикотажная, брюки лыжные коричневые, брюки тренировочные темно-зеленые… носок шерстяной белый, рваный, два хлопчатобумажных носка, упаковка стрептоцида.

То есть Дятлов был без обуви. На морозе. При этом – одет сравнительно тепло.

Криминалист продолжал свою работу.

Предположительно Л.Дубининой принадлежат:

а) рюкзак черный, старый, очки сломанные в футляре, зубная щетка в футляре, мыльница с мылом, зубная паста. Одеяло темно-синее, штормовка светлая, майка синяя, лыжные брюки черные, подшлемник белый, ботинки лыжные, кофточка шерстяная и носки шерстяные белые, валенки черные. Ковбойка в мелкую клетку, маска, носки коричневые и носки серые шерстяные. Ю.Юдин заявил, что носки он отдавал Л.Дубининой.

В карманах штормовки обнаружено: бумажная веревочка, заплатка из плащ-палатки, английская булавка, немного пудры и лук. Над карманом штормовки значок туриста. Левый рукав штормовки вывернут вовнутрь.

В карманах лыжных брюк обнаружено: эластичный бинт, начало письма <…> Вале <…> расческа большая, 2 карандаша, скрепка для волос и деньги 35 рублей.

Скрепка для волос… Как странно звучит – теперь никто бы так уже не сказал. Это из той же породы, что вигоневые носки, – забытые слова.

Шапочка синяя лыжная, мешочек х/бумажный. Дамские носовые платки – два белых с коричневой каймой и один в клетку.

Скрупулезно и тщательно был составлен этот протокол. Чем дальше я читала, тем страшнее мне становилось. Я четко видела перед собой груду не новых, не очень чистых предметов, оказавшихся в комнате ивдельской прокуратуры.

Вещи, которые предлагалось опознать Юдину, были очень похожи между собой. Обычная для тех лет туристическая экипировка. Ну как, например, можно отличить одну пару шерстяных носков от другой? Юдин же, судя по записи, неплохо справился с заданием.

Предположительно Н.Тибо-Бриньоль принадлежат следующие вещи:

а) рюкзак, баночка из-под чая с фотопленкой, одеяло грубошерстяное темно-синее, шляпа старая… спички в клеенке, ковбойка в клетку (обнаружена у костра – один рукав ее вывернут), штормовка, ботинки.

В карманах штормовки и брюк: носовой платок, бинт, коробок спичек, карманный фонарик, нож перочинный и нож финского типа, компас, булавка, запасные ремни для лыж, 1 рубль денег, телогрейка черная, застегивается на левую сторону, валенки черные, подшитые.

Предположительно Слободину Р. принадлежит рюкзак новый, защитного цвета, к нему привязана игрушка – резиновый медвежонок, полотенце, бинокль, одеяло красное, штормовка светлая, штормовые брюки, телогрейка черная, прожженная, подшлемник, один валенок… плоскогубцы, проволока. Игрушка ежик, карандаш, коробка с шурупами, 2 катушки ниток, леска, записная книжка-блокнот. Фотоаппарат «Зоркий», номер неизвестен, ботинки лыжные, маска.

Вещи Рустема, или, как его называли свои, Рустика – немного повеселее, чем у друзей. Где-то мне попадалось, что он играл на мандолине – модном по тем временам инструменте.

На трупе Слободина Р. одето: свитер черный, хлопчатобумажный, под ним ковбойка. Между свитером и ковбойкой лежат 2 войлочные стельки, в кармане ковбойки авторучка, паспорт на имя Слободина, деньги 310 рублей (100, 50×4 и 10 руб.), под ковбойкой серая трикотажная с начесом рубашка, а под ней майка.

Брюки лыжные… в карманах перочинный нож, расческа и карандаш.

На правой ноге валенок и 4 пары носок, на левой ноге носки, а валенок отсутствует. В штормовке Слободина 3 экз. письма в отношении Биенко, а в кармане лыжных брюк письмо профкома.

То есть получается, что… Рустем, Игорь и Зина были найдены в снегу, между кедром, где лежали Кривонищенко и Дорошенко, и палаткой. Насколько я помнила, хуже всех были одеты двое у кедра, то есть на них была только самая легкая амуниция. Достаточно тепло – те, кого нашли в ручье, но лучше всех защищены от мороза оказались Дятлов, Слободин и Зиночка.

Бесстрастный почерк Иванова вел меня дальше:

Дорошенко предположительно принадлежат следующие вещи: рюкзак черный, одеяло бордовое, телогрейка синяя, брюки трикотажные тренировочные, ботинки, шарф в клетку, вигоневый, шапка-ушанка, штормовка светлая, а в карманах ее две записные книжки и 20 руб. денег (10×2).

На трупе Дорошенко было одето: ковбойка в крупную клетку, кальсоны теплые, майка салатного цвета… На ногах три целых х/б носка, три рваных носка и пара шерстяных носок со следами прожога.

Опознаны как вещи Золотарева:

а) одеяло зеленое в полоску, штормовка светлая, шарфик белый, шерстяной, ботинки, починены проволокой, берет черный, шапочка лыжная, бутылочка с витаминами… фотопленки 1 штука. В рюкзаке Золотарева тетради, журнал «Крокодил», лавровый лист, перец. Телогрейка черная, фотоаппарат с видоискателем и доп. объективом.

Тела Золотарева, Тибо, Люды Дубининой и Саши Колеватова в момент составления этого протокола еще не были обнаружены. Только их вещи, одежда и рюкзаки. У родных всё еще оставалась надежда…

Колеватову предположительно принадлежит: рюкзак черный, одеяло из солдатского сукна, штормовка и брюки, жилет меховой, ботинки лыжные, подшлемник… обломок расчески, пачка сигарет «Ароматные», фляжка алюминиевая.

Я представила себе алюминиевую фляжку. У моего отца была такая. Интересно, в какой одежде нашли тела последних четверых? Протокол давал ссылку на акты вскрытия, они лежали в отдельной папке.

Кривонищенко предположительно принадлежат вещи: рюкзак, одеяло темно-зеленое, телогрейка синяя, прожженная, штормовка и брюки штормовые, мандолина в чехле…

Вот так раз! А играл-то на мандолине Рустик!

…меховые чулки, подшлемник и рукавицы из декоративной ткани, ботинки лыжные, валенки, фляжка алюминиевая.

В кармане штормовки расческа, компас и маленькие ножницы. На штормовке 2 знака: 2 спорт. разряд и «турист», струна «ре» для мандолины, игрушка «мишка».

На трупе Кривонищенко было одето: рубашка ковбойка, рубашка нательная, остатки кальсон, плавки, один носок.

Маловато одежды для февраля на Северном Урале.

В протоколе оставалась последняя страничка.

Кроме того, часть вещей осталась неопознанной, как-то:

чехлы на ботинки (все прорваны – 9 пар)

носки х/бумажные целые и рваные – 25 шт.

носки шерстяные и вигоневые, целые и рваные – 21 шт.

рукавицы шерстяные, меховые, х/бум, обшитые и необшитые – 20 штук

гетры – 17 штук (синие и черные)

подшлемники – 3 шт.

мешочки разные из-под продуктов – 12 шт.

туфли домашние (тапки) – 1 пара.

В списке неопознанного также значились одна майка, три свитера, полотенце, шарфики, маски, трусы, шапочка, воротничок меховой, кожа от ботинок, носовые платки, жгуты, очки 4–4,5 Д в зеленом футляре, фонарик-«жучок», зубная щетка, топоры, пила двуручная, одна пара лыж, один ледоруб и посуда – семь ложек, пять кружек, три алюминиевые чашки, два ведра и печка с трубами. Печку, насколько я помнила по книгам Ярового и Гущина, смастерил Игорь Дятлов, у которого были таланты по этой части.

Крупная, уверенная подпись Юдина заверяла протокол.

Стемнело. За окном грустно пролетали снежинки, похожие на маленьких замерзших человечков.

Что ж! Посмотрю телевизор, а потом – спать.

Вяло нажимая кнопки на пульте, я честно пыталась посмотреть несколько фильмов. По первому показывали очередного Джеймса Бонда.

На позывные бондианы прибежал Шумахер и запрыгнул ко мне на диван. Полтора часа мы с удовольствием наблюдали за абсолютно нереальными подвигами абсолютно нереального мужчины.

Под конец фильма меня сморил сон, а когда я очнулась, на экране был цветной «матрас» и противный писк летал по комнате. Специально для таких, как я, – не забудьте выключить телевизор.

А в 1959 году уже были телевизоры или еще нет? Наверное, были, но далеко не у всех… Народ ходил в кино и разглядывал афиши.

Перебралась в кровать, но – вот гадство! – теперь спать мне, разумеется, не хотелось. Ворочалась с боку на бок больше часа, но бесполезно. Надо бы почитать акты вскрытия – они лежали в красной сумке, но мне вдруг стало страшно. Ночь на дворе, начитаюсь ужасов и окончательно сойду с ума. Взяла следующий по порядку документ из давешней папки. Еще один допрос свидетеля по делу.

ПРОТОКОЛ

допроса свидетеля

14 апреля 1959 года прокурор следственного отдела обл. прокуратуры Романов допросил в прокуратуре области Дубинина Александра Николаевича, 1903 г.р.

Отец Люси!

Постоянное место жительства: ул. Декабристов, дом 16/18, подъезд 44, кв. 379. Сл. тел.: Д-1-39-40.

Ввиду того, что я не был на месте гибели группы туристов и меня как родителя никто не информировал об истинной причине гибели моей дочери, позволю себе высказать свое мнение о причинах и виновниках гибели…

До сих пор не могу свыкнуться с мыслью – как у нас в Советском Союзе, в большом промышленном, культурном центре страны могло иметь место такое преступное, наплевательское отношение к сохранению жизни целой группы людей.

Отправлять людей в опасный для жизни поход по горно-таежной, ненаселенной местности, где в январе – марте имеют место сильные бураны, сваливающие с ног (по рассказам местных жителей…) не только человека, но и оленя, частые обвалы, не разработав и не проведя абсолютно никаких, даже элементарных мероприятий, в какой-то мере предотвращающих опасности для жизни…

…Такая организация похода, граничащая с авантюризмом и основанная на безрассудном риске, да еще в связи с трагическим случаем, имевшим место около горы 1079, исключала возможность спасения кого-либо из группы…

Физически больно было читать этот текст, написанный человеком, который уже потерял свою дочь, но еще не осознал этого, не смирился с утратой. Тело Люси Дубининой пока не нашли… И ее отец пишет:

…слышал разговоры студентов УПИ, что бегство раздетых людей из палатки вызвано взрывом и большим излучением… заявление зав. административным отделом Обкома КПСС т. Ермаша, сделанное сестре погибшего т. Колеватовой о том, что остальные, не найденные сейчас 4 человека могли прожить после смерти найденных не более 1,5–2 часа, заставляет думать, что вынужденное, внезапное бегство из палатки вследствие взрыва снаряда и излучения вблизи горы 1079, «начинка» которого вынудила… бежать от нее дальше и, надо полагать, повлияла на жизнедеятельность людей, в частности, на зрение.

Вот это да! Люсин папа смело высказывал свои соображения. По тем временам – беспримерно смело… Кстати, мне тоже приходило в голову, что дятловцы были ослеплены. Дело в том, что костер возле кедра горел полтора или два часа. И для того, чтобы поддерживать огонь, кто-то (вероятнее всего, сами ребята – пока мы ничего не знаем о присутствии на перевале еще каких-то людей) залезал на этот самый кедр – высоченный, раскидистый – и прыгал по веткам, чтобы их сломать.

А еще этот кто-то сре́зал ножом ветки растущих рядом тоненьких березок, несмотря на то что их можно было без труда сломать руками. Более того, в двух шагах от костра, по свидетельству поисковиков, находился валежник! То есть ребята, вполне вероятно, ничего не видели… Если даже предположить, что кругом была темная ночь, всё равно не сходится – был свет луны и отражение его снегом.

Свет снаряда 2/II около семи часов утра видели в г. Серове. Наблюдала это, по рассказам студентов УПИ, некая группа туристов, пребывавшая в то время в походе у горы Чистоп. Думаю, что предполагаемый снаряд был пущен извне территории СССР, и потому меня удивляет, почему не были закрыты туристические маршруты из г. Ивделя…

И кроме этого, если снаряд отклонился и не попал на намечаемый полигон, по моему мнению, ведомство, выпустившее этот снаряд, должно выслать на место его падения и разрыва аэроразведку для выяснения, что там он мог натворить, и для оказания потребной возможно помощи.

…Если аэроразведка была сделана, то можно предположить, что она подобрала остальных четырех человек.

Изложенным здесь моим личным мнением я ни с кем не делился, считая это не подлежащим разглашению.

Бедный Александр Николаевич! Еще оставалась у него маленькая надежда, что дочку забрали спасатели из аэрогруппы… Через две недели найдут Люсю и троих парней, а в начале мая их похоронят.

В конце странички была сделана пометка карандашом, видимо, рукой Светы: младший брат Люси – Игорь. Живет в Березовском, инженер.

Я прижала к себе листочки. Даже сейчас они хранили горе отца, потерявшего любимую дочь.

А в папке остался еще один протокол допроса свидетеля. Владимир Михайлович Слободин, председатель профкома УПИ, которому после гибели сына еще и влепили строгий выговор (Господи, в какие времена они жили?..), подробно высказывал свои соображения о виновниках беды. Их искали только среди организаторов похода. Владимир Михайлович ссылался на разные документы и постановления, доказывал, где оплошали руководители спортклуба и УПИ, просил наказать их. Особенно должно было влететь Льву Гордо, председателю спортклуба.

Несчастные родители, до самой своей смерти так и не узнавшие – кто и почему забрал у них самое главное в жизни, весь ее смысл – детей. Родители дятловцев боролись за правду как львы. Боролись всеми возможными тогда способами: писали заявления, давали показания, добивались приема у начальства, расспрашивали студентов и туристов… Сами отправлялись на место происшествия, но там, кроме молчаливых снегов и холодного ветра, ничего и никого не повстречали.

Света говорила, что никого из родителей дятловцев нет в живых. Надеюсь, их души повстречались с душами убитых детей – убитых природой, людьми или сверхъестественными силами… Надеюсь, что теперь они знают правду.

11.

Я шла по красивому, заснеженному городу. Он снится мне довольно часто, но это не Екатеринбург. Шумят, раскачиваясь, будто деревья, тонкие и высокие дома, неподвижны редкие сосны с общипанными верхушками, машины едут скучным и скученным потоком. Одно за другим зажигаются окна, веселый пьяница падает на раскатанной до блеска ледяной дорожке. Я иду в старой шубе, подняв воротник обеими руками. Стемнело, зажглись фонари.

Передо мной – старик, он бредет аккуратно, словно боится разбудить в себе болезнь резким движением. Правильные шаги, как машина: раз-два, раз-два. Дорожка узкая, приходится подстраиваться под этот солдатский ритм. Но я куда-то тороплюсь во сне, поэтому вскоре спина старика оказывается прямо перед моим носом – можно даже уловить запах лекарств.

Он оборачивается.

– Эмиль Сергеевич?

– Здравствуй, Анечка!

Мы встаем на месте. Стой, раз-два – как на уроках военного дела.

– Вас же, то есть… вы же… – Я не могу артикулировать, но при этом мне совсем не страшно.

– Что-что? Ах, ну да. Это совершенно не важно! Вот что важно, Анечка. Ты читаешь документы подряд, это, конечно, хорошо, но ты найди там у меня такой картонный конвертик – посмотри, что внутри, в первую очередь. И еще, Аня, – у тебя ведь не все мои бумаги! Ира наша никогда аккуратницей не была. И не увидела еще несколько листочков, я их как раз в тот… м-м-м… день смотрел. Ты уж найди их, пожалуйста. Я поэтому и пришел к тебе. Ясно, Анечка?

Я кивнула. Уж куда яснее. Передо мной белела пустая дорожка, протоптанная в глубоком снегу. Но я никуда не спешила. Как тот седок у ямщика.

Утром сон благополучно забылся. Я проснулась в замечательном настроении и подумала, что надо бы пойти прогуляться, тем более на улице слегка потеплело. Так мне показалось.

Уже на выходе тормознул телефон. Издатель. Тот самый, что отказался от романа. Нет, в смысле романа со мной он был как раз не против, несмотря на лысину и гадкую бороду. Ему не хотелось издавать произведение с «недостаточным эротическим контекстом».

– Здравствуй, деточка, – заговорил издатель, и мне показалось, что я чувствую запашок, будто мой собеседник не почистил зубы поутру. В Москве как раз было раннее утро, так что вполне возможно. – Ты подумала?

– Да, – сказала я, тоскливо глядя на дверь. Очень хотелось на улицу – проветрить голову.

– Ты переделаешь?

– Я перезвоню. Позже.

Короткие гудки. Странно, этот разговор меня совершенно не расстроил, хотя насчет эротического контекста – дело дохлое. Видимо, романа не будет. Никакого.

Как хорошо было на улице! Тот самый зимний день, что представляют себе эмигранты в далеких Парижах и Нью-Йорках… Морозно, но не холодно, и даже снег скрипит по-деревенски. Будто мы и не в городе-заводе.

Я медленно пошла по своей улице вниз. Улица Декабристов. Странно – насколько сильно прикипаешь к названию, настолько же оно теряет смысл. Когда-то здесь шли декабристы в Сибирь, а теперь течет поток машин.

Справа парк, я часто тут гуляю. Дорога удобная – спуск с горы. Слева – магазин, а я помню, что когда-то в этом здании работала пивная под названием «Кафе Восточное», там можно было встретить разных удивительных людей. Где они теперь?

Перед перекрестком с Белинского зашла в «Уральскую книгу». Купила себе пару книжек. И потом перебралась на правую сторону. На старом каменном мосту, глядя на дымящуюся гладкую воду, я вспомнила давешний сон, забытый поутру. Вспомнила четко, будто только что увидела.

Надо срочно бежать домой и смотреть, что там в папке. Хотя очень здорово было бы еще немножко погулять – не убежит ведь от меня эта папка. А в квартиру Эмиля Сергеевича мне пока не попасть – Надежда Георгиевна сообщила, что новый жилец въедет только через неделю. Тогда Ира и появится. Надежда Георгиевна делала какие-то мутные намеки касательно Ириных взаимоотношений с этим самым жильцом, но я в ответ изображала, что не понимаю ее.

В общем, пройдусь еще. Дойду до Александро-Невского собора – бывшего, как я помнила с детства, краеведческого музея. Во дворе там долгие годы стоял танк, и мы лазали по нему с братом – это было увлекательно и страшно.

Здесь уже не так много машин.

Мимо нищих, матерящихся в споре за лучшее место и моментально сменивших риторику при моем появлении, мимо трех старых автомобилей, припаркованных чуть ли не под иконой на воротах, мимо граждан, ковыляющих по ледяным дорожкам, я прошла на церковную территорию и встала у входа в храм.

Оттуда вышли невысокая старуха в черной косынке и молодой человек. Оба крестились истово.

Я бы тоже хотела так… Завидую тем, кто искренне верует, не изображая несуществующих чувств, не подделывая эмоции. Легко представить себе, каким мощным подспорьем может стать собственная вера. В принципе, только она способна оправдать и объяснить все, даже самые нелепые и страшные события жизни.

Верующим людям не страшно умирать, они думают, что их ждет лучшая жизнь – где-то там, далеко.

А я не могу. Не знаю, что тому виной – атеистическое воспитание, которое досталось всему моему поколению, или не те книжки, читанные в детстве?.. Как бы мне хотелось поверить, что после смерти будет что-то еще. С детства боюсь смерти, даже не самого этого факта, а другого – после смерти не бывает ничего. Меня мучили кошмары про это самое ничего, оно представлялось мне чем-то вроде полой статуи, в которую меня поместят, так что складки мрамора повторят черты лица, и будет нечем дышать. В детстве я даже маме не могла объяснить, что именно меня пугает, просто спрашивала:

– Мама, я умру?

– Нет, – говорила мама. И я успокаивалась.

А потом одна знакомая сказала:

– Все обязательно умрут. В чем-то другом можно сомневаться, но смерти еще никому не удавалось избежать.

Правда этих простых слов меня просто убила.

И с годами страх не пропал. Я всего лишь научилась жить с ним.

Советская мораль меня не устраивала – дескать, надо совершить подвиг или какое-нибудь там открытие, чтобы народ запомнил мою личность и отождествлял бы с ним. Да наплевать! Какая разница, если мое тело к тому времени перестанет существовать, а душа… Кто сказал, что душа существует? Пока что в этом расписываются только дешевые газеты, из тех, что оставляют краску на пальцах…

Несколько лет назад, на Святках, одна моя подруга позвала гостей, и мы – четыре вполне взрослые и самостоятельные девицы – устроили спиритический сеанс. Написали буквы на круге из ватмана, зажгли свечи и начали крутить блюдце. То есть мы его не крутили – оно натурально ездило само по себе и «писало» с помощью наших букв всякую чушь. Мы всего лишь держали руки в нескольких сантиметрах от этого блюдца, причем я готова поклясться, что никто из девчонок к нему не прикасался.

Сначала мы вызвали дух Беллинсгаузена. Почему именно Беллинсгаузена, я не помню. Но он пришел и долго, обстоятельно отвечал на все наши глупые вопросы: когда я выйду замуж? сколько у меня будет детей?

Помню, как спрашивала Наташка – очень серьезно и вежливо, будто на приеме у врача:

– Скажите, пожалуйста, мой жених будет богатым?

Потом мы «отпустили» Беллинсгаузена и вызвали дух поэта Николая Олейникова. И вот тут начались очень странные вещи. Блюдце просто летало по ватману и составляло слова, которые оказались олейниковскими стихами! Я потом специально проверила по книжке: он «читал» нам про жука-антисемита. Вряд ли кто-то из моих подруг мог знать это произведение.

Потом дух остановился, перевел дух и написал одно слово: Шлюхи.

Наташка побелела и спросила:

– Мы вам не нравимся?

И он ответил: Люблю.

Предсказания не сбылись. Наташка, которой пообещали «полную чашу» во всех смыслах, до сих пор одна, да и у остальных девчонок, включая меня саму, всё остается по-прежнему или даже становится хуже. И мы часто спрашиваем друг у друга: что это было? Массовый психоз? Истерика? Или кто-то из нас всё же крутил блюдце?

После того случая я тоже ходила в церковь и поставила две свечи – за упокой души Фаддея Беллинсгаузена и Николая Олейникова, теней, которые мы, глупые девицы, потревожили.

И мне всё равно кажется, что Олейникову понравилось с нами болтать.

Как они живут там, эти души? Откуда мы их вызвали? Почему они не вселяются заново в тела новорожденных младенцев? Ведь, если рассудить здраво, зачем создавать новые души для новых людей? Лучше брать старые. Экономика души! А если душа уж совсем негодная, тогда ее можно оставить на вечное поселение в аду. Но таких ведь мало, в основном все люди – почти все – достойны жизни.

По телевизору показывали как-то индуистские похороны в Непале, в храме Пашупатинат. Индуисты поджигают своих покойников на берегу священной реки и потом радуются тому, что у души начинается новая жизнь. Та, которую человек заслужил в прежней.

Мне никогда не пришло бы в голову радоваться, когда кто-то умер.

Единственное, что я знаю о смерти – она похожа на то редкое чувство покоя, которое иногда приходит перед самым глубоким сном. Когда становится всё равно, проснешься ты или нет.

Вот о чем я думала, глядя на храм. Крестившаяся пара давно ушла, и я была почти одна во всем церковном дворе.

Бабушка окрестила меня в каком-то совсем невменяемом возрасте, поэтому я спокойно захожу в храм, даже иногда молюсь – как умею – и ставлю свечи.

Теперь я решила поставить девять свечей.

Спросила у строгой старушки, которая продавала при входе церковную литературу, иконки и свечки:

– Можно ставить свечу, если человек некрещеный?

– Можете поставить, помолиться, а вот у алтаря поминовение заказывать нельзя.

Я не уверена в том, что все дятловцы были некрещеными. Время для людей религиозных было тяжелым, но многие крестили детей тайно. Наверняка крещеной была Зина – она родом из деревни, – да и многие другие тоже. Но я ведь не знала этого точно.

Купила не девять, а десять свечей – захотелось поставить одну за здравие. Бывшего мужа Вадика.

Когда я подошла к распятию, где ставили свечки за упокой, руки мои стали скользкими от воска.

Я ставила свечки одну за одной, они стояли ровно, и пламя вытягивалось высоко.

Упокой, Господи, душу раба твоего Игоря и всех сродников и благодетелей моих, прости им все их прегрешения вольныя и невольныя и даруй им Царствие Небесное ныне и присно и во веки веков. Аминь.

Я прочла молитву ровно девять раз. Мне вправду хотелось, чтобы Господь услышал меня, я ведь не совсем пропащий человек.

С последней свечой пошла к другой иконе, и тут случилась неожиданная вещь. Свеча погнулась у меня в руке, я хотела ее выправить, разогнув обратно, но она разломилась на две половинки, скрепленные фитилем. Я растерялась. Выбрасывать свечку не хотелось…

Пришлось вырвать фитиль из одной половинки и поставить свечу – в два раза укороченную и с длинным хвостиком – перед иконой. Она загорела ровно и ярко, но я всё равно подумала, что это дурной знак: не быть нам с Вадиком вместе.

Оставшуюся, бесполезную для зажигания, половинку свечи я положила в сумку. И пошла к выходу, мелко и неумело крестясь.