Текст книги "Кошки умирают в одиночестве"

ПРОЛОГ

БЕЛОВОДЬЕ

2047 год новейшей эры (или двадцать третий год с начала Пост-ядерной эпохи, что началась с окончания Второй Ядерной Войны в 2024 году н.э.)

Большие окна просторного кабинета были наполовину завешены тяжелыми темно-бордовыми шторами. Вдоль одной из стен тянулся высокий встроенный шкаф, одни полки которого были заставлены безукоризненно ровными рядами книг в кожаных переплетах, иные же – различными фигурками. Часть противоположной стены занимал небольшой камин. Посреди комнаты стоял массивный письменный стол, а перед ним располагались два кожаных диванчика друг против друга, предназначенные для приема гостей.

Верхний свет в комнате был притушен. Огонь в камине уже догорал, из-за чего в кабинете становилось действительно зябко. Разговор шел уже не первый час.

– Мы должны дать отпор, – зло провозгласил представительного вида мужчина с густыми седыми волосами, облаченный в темно-зеленое военное обмундирование. Он нервно расхаживал взад-вперед по кабинету. – Этот наглый, унизительный договор…

Другой мужчина, крупный, одутловатый, с короткой широкой челюстью, одетый в прекрасно сшитый черный костюм, сидел за письменным столом. Услышав слова своего собеседника, он слегка поморщился. Затем устало подался вперед, положив локти на стол и соединив кончики пальцев.

– Тогда будет война, – возразил он. – А вы превосходно знаете, Уильямс, что на достойный отпор Тесмору у нас слишком мало людей. Я, безусловно, разделяю вашу точку зрения по этому поводу, мой дорогой генерал, но необходимо все же считаться с реальностью, вы не находите? Реальность же такова, что последняя военная стычка довольно дорого нам обошлась. К тому же ходят слухи, что королевство Тесмор и Альянс Плуримус обсуждают меж собой возможность заключения оборонительного пакта. Если это так, то против этих двоих нам уж точно не выстоять, вы, Уильямс, лучше других должны это понимать.

– Президент, позвольте напомнить, в последней так называемой стычке погиб мой сын! – дрожащим от гнева голосом произнес Уильямс, остановившись перед столом.

– И помимо него множество других прекрасных солдат. Я не умаляю вашу утрату, генерал, но что вы прикажете делать? Хотите, чтобы все наши солдаты погибли в следующем бою? Хотите довести все это до полномасштабной войны? Хотите полностью испортить отношения с Тесмором?

Генерал вспыхнул от злости.

– Отношений и так уже нет. Они нас используют как сырьевую базу, подавляют, не дают вести торговлю самостоятельно. Народ задыхается! Мы для них рабочая сила и только. Если так пойдет и дальше, они нас попросту… колонизируют, да! Так жить нельзя! И мы – нет, вы! – обязаны что-то сделать!

Президент Эндрюс устало прикрыл глаза и откинулся на спинку кресла. Голова раскалывалась от боли. Таблетку, что ли, выпить?

– Нельзя ли ближе к делу? – подчеркнуто вежливо уточнил он, массируя виски и пытаясь вспомнить, где лежит аптечка. – К чему вы клоните, генерал? Что такого мы можем, учитывая наш, как вы сами знаете, весьма и весьма ограниченный человеческий ресурс? Не только, впрочем, человеческий.

– Я предлагаю то же, что предлагал два года назад, год назад, полгода назад… Однако президент, занимавший в то время ваше кресло, был глупее вас и, как видите, не так давно потерял это место. Его ошибки могли вас кое-чему научить. Я предлагаю… расширить этот ограниченный человеческий ресурс.

– Не совсем понимаю, к чему вы клоните, – нахмурился президент.

Уильямс широкими шагами приблизился к столу президента и, опершись о стол правой рукой, чуть наклонился вперед.

– Я предлагаю вернуться к обсуждению, а затем и реализации проекта «Освобождение», от которого вы с предыдущим президентом категорически отказались пару лет назад, – твердо произнес генерал, а затем кивнул в сторону до этого не проронившего ни слова третьего мужчину, сидящего на одном из кожаных диванчиков. – На этот раз я все тщательнейшим образом обсудил с профессором Мортоном. В этот раз все непременно должно получиться. Пара-тройка лет или, может, чуточку больше на эксперименты и – вуаля! – вполне жизнеспособная армия солдат с выдающимися физическими способностями будет к вашим услугам, готовая выполнять любые ваши приказы.

Эндрюс, чуть прищурившись, внимательно посмотрел на возбужденного генерала.

– Если мне не изменяет память, – медленно произнес он, – данный проект был закрыт из-за неотработанной технологии. Исход последнего эксперимента, помнится, был печальный. Нам едва удалось тогда сдержать общественное недовольство. Кроме того, я и поныне придерживаюсь мнения, что много лет назад наши предки вовсе не зря запретили эксперименты подобного рода. Мы не боги, Уильямс. Вам не кажется, что пора уже оставить эту затею?

Тут в разговор вступил мужчина, которого генерал Уильямс назвал профессором Мортоном. Это был худощавый лысеющий старик с рассеянным взглядом за очками в золотой оправе.

– Разрешите и мне вставить слово, господин президент, – вкрадчиво начал он. – Вы правы, вышеупомянутый проект потерпел сокрушительный крах пару лет назад, однако я и моя группа проанализировали ряд допущенных ошибок, и я пришел к выводу, что их вполне реально избежать. Основной проблемой тогда являлась, как вы помните, высокая смертность, а также генетические изменения, которые приводили к весьма быстрой смерти. Я могу вас заверить, что мы нашли способ сдержать этот процесс.

Эндрюс нахмурился, вперив в профессора долгий пристальный взгляд.

– Сдержать? Что вы имеете в виду?

Профессор Мортон поправил свои прямоугольные очки и тонко улыбнулся.

– Вы все поняли верно, господин президент. К сожалению, две последние ядерные войны, после которых наш мир едва не сгинул бесславно в огне и дыме и лишь чудом сохранил остатки цивилизации, сильно отбросили нас назад. Особенно в научном плане. Человечество сумело восстановить большую часть прежних технологий, разумеется, однако многое все же было потеряно для нас навсегда, и потому мы пока не столь… успешны, как могли бы быть. Кроме того, вы правы, мы не боги и потому не можем создавать жизнь такой, какой она создается, скажем так, естественным путем. Во всяком случае, пока что. Однако могу вас заверить, нынешний уровень науки вполне позволяет создать вполне жизнеспособных солдат на какой-то… гм… реальный срок.

Эндрюс резко встал из-за стола и отошел к окну, сунув руки в карманы брюк и повернувшись спиной к обоим своим собеседникам. В кабинете на некоторое время воцарилось молчание.

Через минуты три президент повернулся и оценивающе посмотрел на профессора.

– Иными словами, – медленно произнес он, – через несколько лет вы могли бы предоставить мне… отряд солдат? Или… даже больше, чем отряд?

Профессор кивнул.

– Более того, господин президент, – профессор также встал и сделал несколько шагов вперед. – Это будут лучшие солдаты. Более сильные, более выносливые, более быстрые. Одним словом, усовершенствованные люди. Думаю, могу представить вам отчет в течение, скажем, пары дней, где подробным образом будет расписано, каким образом мы…

– Не думаю, однако, что общество одобрит подобного рода… – задумчиво произнес президент.

– А обществу и не стоит знать, – оживленно перебил генерал, видя, что президент настроен уже не столь категорично.

– Когда народ много знает, им становится трудно управлять. Так говорил известный некогда философ… – усмехнулся Мортон. – Лао-Цзы, если не ошибаюсь. Не могу не согласиться с ним. Известно ведь, меньше знаешь – крепче спишь.

– Мы могли бы провести, так скажем, пробный эксперимент, – с воодушевлением подхватил Уильямс. – Затем по его результатам решить, стоит ли продолжать его в… гм… увеличенном масштабе. Я лично возглавлю проект, и он будет совершенно секретным. Все документы будут зашифрованы и засекречены.

– После войны их могут рассекретить, и все узнают…

Мортон снова улыбнулся, и эта змеиная улыбка Эндрюсу отнюдь не понравилась.

– Вряд ли они столь долго проживут. Когда я сказал, что мы можем сдержать процесс, я имел в виду именно откладывание их… гм… смерти. Видите ли, существует ряд… небольших проблем. Согласно моим расчетам, наши… гм… экспериментальные образцы будут расти и развиваться чересчур быстро. Соответственно, и смерть их будет наступать значительно быстрее. Впрочем, думаю, это даже к лучшему.

– То есть, вы хотите сказать, что они все… умрут в любом случае? – поразился президент. – И довольно скоро?

– Да, но в этом есть свои плюсы, господин президент. Мы все добьемся своих целей, но при этом никто и никогда не узнает о существовании данного проекта. Никто не будет их искать. Они просто выполнят свое предназначение – для вас свое, для науки другое – и исчезнут. Бесследно. Что, надо сказать, очень удобно. Если все пройдет успешно, мы вполне могли бы поставить дело на поток, и армия ваша будет пополняться бесперебойно.

Эндрюс посмотрел на генерала, а затем и на профессора, думая, не сошли ли те с ума.

– Это же безумие! А что насчет… чувств самих этих людей? И вообще…

– То, чего ты не знаешь, не может тебя ранить, – парировал Мортон, пожимая плечами.

– Нет! – резко произнес президент, подходя к столу и снова садясь в кресло. – Это чистой воды безумие.

Мортон кинул быстрый взгляд на генерала, и Уильямс вновь вступил в разговор.

– Отнюдь, господин президент. Я прошу вас подумать как следует. Это, главным образом, в ваших интересах. Если отношения с Тесмором продолжат развиваться по сегодняшней схеме, вы можете попрощаться с остатками власти. Король постепенно приберет вас к рукам и сделает своей марионеткой, а Беловодье – своей колонией. Если же вы будете сопротивляться, то король приложит определенные усилия, и, сговорившись с вашим парламентом, вам объявят импичмент. Это на самом деле не так трудно организовать, знаете ли. Тем более что недовольство народа растет. Вы ведь в курсе того, как Тесмор поступил с Пустынными землями? Такой же конец наступит и для нас, если только мы не сделаем ход конем и не займем Эдварда проблемами в его собственном королевстве. В противном случае для наших людей наступит конец. Для вас наступит конец.

В словах генерала была своя правда. Положа руку на сердце, Эндрюсу претила идея проекта, продвигаемого уже столько лет генералом, однако он обязан был позаботиться о своих людях и о своей семье. Ну, и, конечно же, ему не хотелось отдавать столь полюбившееся ему президентское кресло кому бы то ни было. Власть ведь сродни наркотику; она развращает, вскрывает самые низменные человеческие пороки и порождает ненасытность в человеке. Однажды вкусив ее, ты уже никогда не удовольствуешься меньшим, но всегда будешь хотеть только больше.

На этот раз тишина в кабинете стояла особенно долго.

Наконец, президент поднял глаза, взглянул поочередно на генерала и профессора и, кашлянув, бросил:

– Хорошо. Мы поступим следующим образом. Мортон, жду вашего доклада завтра после обеда. Высшая степень секретности, вы меня поняли? О полном ходе проекта и его целях должно знать весьма ограниченное количество людей. Под вашу ответственность, Уильямс. Докладывать о ходе проекта лично мне.

Уильямс и Мортон переглянулись. В глазах обоих мелькнул победный огонек.

– Есть, сэр.

Глава 1

БЕЛОВОДЬЕ

2054 год н.э. (или тридцатый год с начала Пост-ядерной эпохи)

Было раннее воскресное утро, и потому на стадионе было необычайно пустынно. Впрочем, и в будние дни здесь занималось не более пятнадцати человек, которые по утрам в воскресенье – единственный свободный от изнурительных тренировок и занятий день – предпочитали спать подольше.

Все, кроме Тома.

Худенький юноша с прямыми темно-каштановыми, почти черными волосами, падающими на лоб, на вид лет семнадцати вышел на стадион и, вскинув светлые глаза, взглянул на несущиеся по сумрачному небу густые тучи. Его глаза неизменно приковывали любой взгляд, ибо было в них нечто необычайное, цепляющее. Только внимательно присмотревшись, можно было заметить, что если правый глаз его был чисто янтарного цвета, то левый был наполовину голубого цвета.

Несмотря на то, что солнце уже взошло, на улице было все еще довольно темно и прохладно. Тома это, однако, совершенно не смущало. Он не без удовольствия размялся и стал совершать обычную для него ежедневную пробежку.

Бегать Тому нравилось. Он бегал ежедневно и считал это неотъемлемой частью своего дня. После обычной пробежки юноша отмечал, что его разум будто бы проясняется. Бег позволял ему упорядочивать собственные мысли. А в последнее время мыслей было чрезвычайно много.

Сколько себя помнил, Том жил в специальной закрытой школе. Он жил здесь с остальными ребятами с самого рождения и об ином образе жизни даже и не помышлял. Дни были одинаковы и сливались воедино. Каждый новый день был похож на предыдущий. Подъем, зарядка, приемы пищи, занятия. Изнурительные многочасовые тренировки. Ежедневные просветительские лекции. Еженедельные беседы с профессором Мортоном. Ежемесячные медицинские осмотры. Но они привыкли и не знали ничего другого.

Выходить за пределы территории школы учащимся строго запрещалось. Сама школа была сравнительно небольшой и находилась у леса. Территория была обнесена чрезвычайно высокой колючей проволокой, и выйти с территории или, наоборот, проникнуть туда не представлялось простым делом. Учебные помещения и зал для тренировок находились в двухэтажном учебном корпусе. Недалеко от него был построен небольшой кафетерий, где ребята и преподавательский состав обычно ели. А чуть поодаль располагалось административное здание, куда Том и остальные ребята ходили на беседы с профессором Мортоном, а также на плановые медицинские осмотры. Почти на самой окраине находилось небольшое общежитие.

Дети жили изолированно, но это не казалось им странным, ибо так повелось с самого начала. У них не было ни книг, ни телевизоров, и им неоткуда было почерпнуть знания, как живут другие люди. Все, что они знали, они знали из уст преподавателей. Все, что они могли читать, им давали преподаватели или профессор Мортон. Однажды привезли телевизионную установку и показали им какой-то фильм – так разговоры об этом не стихали еще целую вечность.

Кажется, именно с просмотра этого фильма все и началось для Тома. Фильм был военный и повествовал о ребятах, которые жили в военной школе. Точь-в-точь, как они сами. И все было ничего, но какая-то деталь показалась Тому очень странной. Что-то было не так, но что именно Том никак не мог сформулировать. Каждый раз, когда он думал об этом, ему казалось, что он вот-вот ухватит эту мысль за хвост. Однако эта проклятая деталь, вертясь где-то на границе его сознания и словно издеваясь над ним, в самый последний момент ускользала от него, как песок сквозь пальцы. Это сводило его с ума и не давало ему покоя. Но что-то было не так – иначе.

Только что?

Через несколько дней после очередной просветительской лекции о последней ядерной войне, унесшей жизни более чем половины планеты и нанесшей непоправимый урон мировой экосистеме, профессор Мортон внезапно объявил, что завтра их вывезут в музей в близлежащем городе. Все были чрезвычайно возбуждены предстоящим событием. Том, разумеется, тоже, хотя, будучи достаточно сдержанным и скрытным по своей натуре, он никогда открыто и не выражал своего воодушевления.

После пробежки Том вернулся в общежитие, наскоро принял душ и вошел в комнату, которую делил с другими тремя ребятами. Его соседи уже проснулись и потихоньку собирались, радостно переговариваясь между собой. На вошедшего Тома никто – демонстративно или нет – не обратил внимания и не поздоровался с ним.

– Эй, ты бы поторопился, – посоветовал Лестер, бросая взгляд на настенные часы. – Велели не опаздывать.

Лестер был, пожалуй, единственным человеком из всех его сокурсников, который, в общем и целом, нравился Тому. Это был спокойный, рассудительный черноволосый юноша с волевыми, даже немного жесткими чертами лица и обычно невозмутимыми золотисто-карими глазами. Он был невысок ростом, но достаточно крепко сложен. Единственный его недостаток, но довольно существенный, на взгляд Тома, состоял в том, что Лестер был близким другом Джейсона – вечного соперника Тома. Хотя сам Том – он этого не отрицал – никогда и не пытался сблизиться с кем-либо, так что винить Лестера было, по меньшей мере, глупо.

– Мне и не нужно много времени, – пожал плечами Том, вешая влажное полотенце на спинку своей кровати. – Вещи я еще вечером собрал. Сэкономил время.

Стоящий неподалеку высокий и широкоплечий юноша с густой копной золотистых волос, склонившийся над собственной застеленной кроватью и, судя по всему, складывающий кое-какие вещи в рюкзак, недобро покосился в сторону Тома.

– Коль ты такой экономный, то и душ не следовало бы принимать – незачем тратить воду зазря.

– Ты бы лучше подумал о времени, которое тратишь на свою драгоценную шевелюру. Вот была бы экономия, – тут же отпарировал Том.

Это была обычная перепалка для Тома и Джейсона. Они были вечными соперниками во всем: в учебе и спорте. Два блестящих студента школы, которые не уступали друг другу ни в уме, ни в спортивных способностях, но обладали при этом диаметрально противоположными характерами. Активный Джейсон с явно выраженными лидерскими задатками был обычно открыт, весел и весьма обаятелен, отчего остальные ребята тянулись к нему и стремились подражать. Том же, напротив, всегда предпочитал одиночество компании и сторонился практически всех своих сокурсников, которые, в свою очередь, считали его угрюмым и нелюдимым зазнайкой. Джейсон разделял общую точку зрению насчет Тома. Том же, в свою очередь, считал Джейсона искателем дешевой славы и популярности. Но при этом каждый из них втайне считал другого достойным соперником, которого необходимо превзойти.

В этот раз Джейсон не счел нужным отвечать и, кивнув Лестеру, вышел из комнаты. Лестер, помолчав немного, вышел вслед за другом, оставив Тома одеваться в одиночестве, которое он так любил.

***

Джейсон не ненавидел Тома, нет. Но ему не нравилось холодное высокомерие последнего. Том всегда держался наособицу относительно всех остальных сокурсников, будто слегка свысока поглядывая на них. Это чрезвычайно злило Джейсона, который, хотя (скажем откровенно) и считал себя лидером, но все же относился ко всем ребятам прекрасно. Может быть, чуточку покровительственно, но тем не менее всегда был готов помочь. Том же был нелюдим и будто надменен. В одиночку бегал на стадионе по утрам; в одиночку забирался в дальнюю беседку на территории школы; даже в библиотеке сидел за самым дальним столом в полном одиночестве. Если же случалось разгореться какой-либо драке, Том по обыкновению всегда стоял в стороне, холодно и даже чуть скучающе поглядывая на дерущихся и при этом не предпринимая ни единой попытки разнять их. Или, бывало, брал да уходил прочь, будто все это и все они были ниже его достоинства. И Джейсон злился.

Кроме того, Том был единственным, кто действительно мог составить конкуренцию Джейсону во всем: в спорте ли, в учебе ли. В беге, правда, Джейсон сильно уступал Тому, что также чрезвычайно злило парня, привыкшего к первому месту. Успокаивал себя он только тем, что в рукопашной борьбе ему все же не было равных. Хотя справедливости ради следует отметить, что Джейсон был несколько выше и куда крупнее худощавого Тома.

Лестер был Джейсону ближе прочих. Сам по себе он был сдержанным юношей и старался по возможности сдерживать эмоциональные порывы своего вспыльчивого друга. Невозмутимость и бесконфликтность одного уравновешивали взрывной темперамент второго. Кроме того, Лестер никогда и ни в чем не превосходил его, даже будто не особенно старался и тем самым не угрожал самооценке и самолюбию Джейсона. Возможно, это являлось не последней причиной, почему Джейсон был так необыкновенно привязан к своему другу. Всегда ведь приятно существование хотя бы одного человека в твоем окружении, который самым естественным образом поддерживает твою самооценку на высоком уровне, никогда не соперничает с тобой и с которым ты чувствуешь себя в своего рода психологической безопасности.

Лестер был таким человеком, а вот Том – нет.

В глубине души Джейсон, хотя и не признавался в этом, всегда холил мечту обойти, наконец, Тома в беге. Очень уж ему хотелось стать действительно лучшим – лучшим во всем. Именно поэтому к одному из соревнований по бегу на короткие дистанции он втайне ото всех (кроме, пожалуй, Лестера) стал готовиться намного более усердно, нежели обычно. Однако вновь его постигло горькое разочарование. Первое место снова присудили Тому, и далось это тому, казалось бы, без особого труда. Ослепленный яростью Джейсон дождался Тома, вернувшегося с наградой в общежитие, и, грубо вырвав ее из рук, изо всей силы кинул ее оземь. Позолоченная фигурка, жалобно звякнув, подскочила разок и закатилась под кровать.

– Ты жульничал! Жульничал! – заорал Джейсон вне себя от злости, хотя мысленно и понимал, что это абсурд.

Ребята, привлеченные шумом, стали, перешептываясь, подтягиваться к ним, образуя круг. Том же, не обращая ни на кого внимания, скрестил руки на груди и, прищурившись, смотрел на соперника ледяным взглядом. Он был зол, но также знал, что его демонстративное хладнокровие и безразличие бесят эмоционального Джейсона более всего.

– Что, – спокойно произнес Том, и его светлые глаза сверкнули, – так проще для твоей непомерной самооценки думать, что тебя можно обойти только при помощи жульничества? Так вот, у меня для тебя новость: я не жульничал. Я просто лучше тебя. Смирись уже и живи дальше, – и тут же получил кулаком в глаз.

Это был неслабый удар, должен был признать Том. Из глаз у него аж искры посыпались, а мир немедленно вспыхнул белым пламенем.

Впоследствии Джейсон даже не мог объяснить, что случилось, но в тот момент в его глазах будто что-то померкло. В следующую секунду он взревел, схватил Тома в охапку, а далее у него образовался будто провал в памяти. Очнулся Джейсон только спустя минут пять, обнаружив себя сидящим верхом на Томе и методично наносящим тому удары, в то время как тот, уже изрядно потрепанный, слабо пытался блокировать их, что не особенно помогало. Лицо у Тома было разбито, из носа вовсю текла кровь. В каком-то одурении Джейсон глянул на своего противника и вдруг ощутил чью-то руку, мертвой хваткой вцепившуюся в его плечо и ощутимо тянущую его назад.

– Хватит! Успокойся! – выкрикнул ему в ухо Лестер не своим голосом. – Джей, успокойся, говорю! Достаточно! Все! Все!

Только голос друга в какой-то степени привел его в чувство. Джейсон, немного удивленный, взглянул на свои руки: костяшки на правой руке были сбиты и перепачканы кровью.

Том, лежа на спине, молча утирал нос и отплевывался кровью. Он не проронил ни слова за все время их драки, ни разу не запросил пощады.

Никто из их товарищей также не произнес ни слова за всю драку, никто не подошел оттащить Джейсона. Все побоялись. Все, кроме Лестера. Или, может быть, просто не захотели, ведь именно так Том сам и поступал, когда другие дрались при нем. Смотрел, не вмешиваясь, или же уходил прочь. Так и поступили с ним. Никто из присутствующих не протянул ему руки, никто не помог ему даже подняться.

Неимоверным усилием воли Джейсон перестал колошматить Тома, хотя его и тянуло вмазать тому напоследок еще хотя бы разок, но Лестер на всякий случай продолжал держать его. Тяжело дыша, Джейсон поднялся, а затем, взглянув на поверженного Тома, резким движением сбросил с себя руку Лестера и зашагал прочь из комнаты.

Том продолжал лежать на полу. Лицо его немилосердно горело, глаз уже заплывал. Все ребята стали потихоньку расходиться. Кто-то молча, кто-то злорадно усмехаясь. Один Лестер чуть погодя подошел к нему, внимательно оглядел лицо Тома и протянул руку.

– Давай вставай. – Голос его был напряжен. – Кажется, тебе не помешает заглянуть в медпункт.

Том посмотрел на Лестера снизу вверх и подал руку. Тот помог ему подняться.

– Ты уж прости Джея, – проговорил Лестер чуть виновато. – Он… он просто немного не в себе после провала с его новой программой тренировок.

Том пожал плечами и тут же поморщился. Любое резкое движение причиняло боль. И вправду надо бы сходить и проверить, целы ли все кости. Черт бы побрал Джейсона.

– Он просто говнюк, вот и все.

Лестер слегка улыбнулся.

– Да, возможно, иногда. В состоянии добраться до медпункта самостоятельно?

Том снова неопределенно пожал плечами.

Лестер посмотрел на него, а затем, повернувшись, вышел из комнаты. Наверно, отправился на поиски своего психованного друга, решил Том, направляясь в ванную комнату. И ему почему-то стало немного горько.

***

Пару месяцев назад их стали вывозить в близлежащий провинциальный городок. Вывозили с сопровождением, однако ребята, привыкшие беспрекословно подчиняться приказам, не роптали. Сначала их вывезли на экскурсию в музей истории доядерной эпохи. Затем разрешили очень редкие увольнительные в сопровождении старших офицеров.

Для Тома словно открылся новый мир. Хотя он ничего не знал – ни прежде, ни сейчас – об этом мире, но все же это было удивительно и одновременно немного страшно. Они впервые видели других людей за пределами школы.

Том хорошо помнил первую поездку в город вместе с сокурсниками. В те дни над городом висел ужаснейший смог. Уровень загрязнения воздуха был невероятно высоким. Солнечные лучи едва пробивались сквозь плотные темно-серые тучи, из-за чего невозможно было разглядеть небо. Город был весь будто глубоко погружен в тоскливую серость дней.

Они проезжали по узкой улице в небольшом автобусе с затемненными окнами. Все ребята приникли к окнам, в возбуждении разглядывая все подряд: дома массовой застройки, кричащие вывески на магазинах, спешащих людей. Тома, однако, не волновали ни строения, ни магазины. Ему, как ни странно, были интересны люди. Настроение у жителей этого провинциального городка, судя по всему, было невеселое, и, похоже, погода играла в этом не самую последнюю роль, ибо было в ней нечто гнетущее, безрадостное и ужасно унылое, что невольно навевало мысли о таком же беспросветном будущем. Немногочисленные люди торопливо бежали по улицам города по своим делам, поплотнее укутавшись в шарфы и плащи, а также нацепив маски на лица, пытаясь хоть чуточку защитить свои легкие от грязного воздуха и старательно отодвигая подальше невеселые мысли.

Смотря на пробегающих мимо хмурых людей, Тому вдруг стало интересно, кто все эти люди и куда они спешат. Кто-то, несомненно, бежит на работу. Кто-то, вероятно, торопится на встречу с друзьями. Какая-то часть, возможно, едет развлекаться. В этот момент у Тома возникло странное чувство. Он вроде бы был частью этого города и, соответственно, вроде как частью этого общества, но в то же самое время и не был ею, ибо ощущал себя слишком отдельным, будто бы совершенно обособленным от них. Он, как ни старался, не мог почувствовать своей связи с этим обществом и, соответственно, не ощущал себя частью его. Он не был одним из этих людей. Они были словно некоторой массой, сосуществующей вместе; можно сказать, единым организмом, и каждый человек их был словно частицей некоего целого. Он же был стоявшим далеко в стороне ото всех одиночкой.

Такого рода мысли вызвали у Тома необъяснимую грусть.

На кой черт, если подумать, они учатся в школе? Ради чего? Или же… кого? У Тома мелькнула мысль, что вся его жизнь является в какой-то степени бессмысленной, ибо не направлена, в общем, ни на что: ни мечты, ни целей. А еще это оглушающее одиночество пополам с сильным чувством обособленности и ощущением кажущейся бесполезности собственного бытия.

За всю свою жизнь Том не видел ничего, кроме школы. Но в своей школе он был чужой, и эта явная отчужденность толкала его на поиски чего-то своего. Поэтому, несмотря на все печалящие его мысли, он стремился использовать каждый шанс ускользнуть в тот маленький городок, куда они отныне имели возможность периодически пойти, ибо он стал новым кусочком его личной складывающейся мозаики мира. Пусть и ощущаемого как несколько чужого, может, даже чуточку враждебного мира, но все же нечто тянуло и влекло его туда. Том жадно старался найти и ощутить свою связь – с городом ли, с обществом ли – неважно.

В один из таких дней старший офицер Макинтош, чьей обязанностью было приглядывать за Томом, сказал:

– Эй, мне нужно заскочить в одно место здесь за углом. Подожди меня в этом магазине полчаса, – и указал на симпатичное кирпичное здание, в котором располагался старый книжный магазин.

Строго говоря, оставлять курсанта одного противоречило всем правилам, но офицеру очень уж хотелось улизнуть на свидание с прехорошенькой продавщицей из соседней пекарни. Не брать же его с собой! Кроме того, он был прекрасно осведомлен о нелюдимости и неразговорчивости Тома и потому верил в то, что мальчишка – особенно, если ему дать соответствующий приказ – не будет распространяться о нарушении устава.

Что касается Тома, то ему было, в общем, без разницы, куда идти. Хотя он никого и не знал в городе, но ему все же чрезвычайно нравилось бродить по нему. Без сопровождения – даже лучше.

Едва офицер скрылся за дверьми пекарни, как начался дождь, усиливаясь с каждым мигом. Тяжелые капли забарабанили по крышам и мостовой, и Том, прикрыв голову руками, поспешил к магазину.

Толкнув старенькую скрипучую дверь, юноша вошел в казавшийся маленьким магазинчик. Немедленно звякнул колокольчик, оповещая о новом посетителе, однако грузный продавец, уткнувшийся в какую-то книжку в яркой обложке, даже не потрудился взглянуть на вошедшего молодого человека.

Книжный магазин поразил воображение Тома. Справа от входа находилась касса, за которой сидел, развалившись в удобном ядовито-оранжевом кресле, продавец. Далее располагалось просто немыслимое количество стеллажей, которые вздымались от пола до низенького потолка. Полки были плотно забиты книгами. Юноша впервые в жизни видел такое количество книг. В школе у них была, в общем, неплохая библиотека, но все книги были в большинстве своем учебниками да пособиями.

Он принялся медленно бродить меж стеллажей, оглядывая все вокруг, время от времени снимая книги с полок и бесцельно пролистывая их.

Книги в большинстве своем были старыми и пыльными, а посетителей в магазине не было совсем. Во всяком случае, так показалось Тому на первый взгляд, так как в какой-то момент он услышал какую-то возню недалеко от себя и по привычке стал прислушиваться.

Мягко и бесшумно ступая, он собирался заглянуть за стеллаж, как вдруг оттуда выскользнуло нечто и, не успев затормозить, врезалось в Тома. Он инстинктивно шагнул назад, забалансировал и в стремлении сохранить равновесие взмахнул руками. В лицо юноши ткнулась копна густых темных волос, пахнущих травяным шампунем.