Текст книги "Мое ледяное проклятье"

Глава 4

Метель закончилась к утру, так как я успокоился. Точнее, ненависть из буйной стадии перешла в отстраненно-холодную, и это отразилось на погоде. Я перестал словно угорелый носиться над долиной и бороться с желанием разнести все к снежным демонам и вернулся в замок.

Успокоиться стоило великих усилий. Я словно заново прожил тот день восемь лет назад, когда вместо крови по венам потек лед. Тогда я еще не понимал, что со мной произошло. Все казалось какой-то дурацкой шуткой, которая со дня на день прекратится, и я продолжу жить, как и прежде. Я не испытывал ненависти к Рыжику, она все еще оставалась милой сестричкой девушки, на которой я планировал жениться. Ненависть пришла позже, вместе с осознанием, что как раньше не будет уже никогда. Она разъедала мою душу день за днем, пока не стала единственной целью никчемного существования. Я превратился в чудовище не только внешне, но и в душе. Тогда Валенси создала идеальное ледяное чудовище, которое не остановится ни перед чем в желании поквитаться.

Я мечтал, что наступит день, и я смогу отомстить. Рыжика прятали хорошо. Там, куда я не мог добраться. Но судьба расставляет все по своим местам, и теперь Валенси в моей власти. Я не звал ее, не пытался заманить, не шантажировал Жен (хотя мог бы), чтобы она выдала мне сестру. Рыжик сама приехала сюда, а значит, мои руки развязаны.

Демоны, как же сложно оказалось сегодня сдержаться и не убить ее сразу. Такая хрупкая, наивная, с огромными колдовскими глазами и кудряшками, которые мороз превратил в свисающие вокруг заплаканного личика сосульки. В этот миг из глубин души подняла голову жалость, отравив минуту торжества, и тогда я психанул. Оставил ее в этой ледяной коробке на верную смерть. Потом еще долго летал над городом и мучился угрызениями совести. Хотя к чему они? Валенси заслужила все эти страдания. Они лишь малая часть того, через что пришлось пройти мне. Так почему же я малодушно решил ее отпустить и даже развернулся обратно к окну? Но в комнате Рыжика уже не было. Ее кто-то выпустил. Наверное, Женевьев. Она хорошо меня знала и понимала, как я зол.

Сейчас на долину упал трескучий мороз. Такой сильный, что передохнет половина птиц в округе. Просто не долетят до теплых домов. Да и людям лучше не высовываться сегодня на улицу. Опасно. Этот мороз – отражение состояния моей души. После гнева и злости мне нужно было успокоиться, поэтому я выбрался в мастерскую, расположенную на заднем дворе. Физическая работа и творческий процесс – лучшие способы усмирить гнев. Для работы со снегом и льдом требовалась низкая температура. К тому же сейчас я мог либо психовать и заваливать долину снегом, либо культивировать ледяное спокойствие. Думаю, снега людям достаточно. Морозы они, правда, тоже не любили. Но иного я предложить не мог. И виновата в этом маленькая рыжая дрянь с оленьими глазами!

Я никогда не знал, что у меня получится на выходе. За исключением, пожалуй, сегодняшнего дня. Сегодня я вырезал из ледяной глыбы чуть вздернутый нос Валенси, ее полные чувственные губы и эти оленьи напуганные глазищи. Будто это не она восемь лет назад отправила меня в ад одним взмахом вот этих длинных ресниц. Будто не ее губы шепнули слова проклятья, и моей жизни пришел конец.

Она уехала в теплые страны, подальше от ледяного монстра, моя невеста вышла замуж за моего лучшего друга, а я? А я вынужден сидеть в своем ледяном замке на горе и не портить им жизнь? Если я смог убедить себя не трогать Дэвида и Женевьев – все же они не виноваты в случившемся (хотя лучший друг вполне мог выбрать себе любую другую девушку), то Валенси… Валенси была виновата по всем статьям.

Когда я заметил под холмом карету, которая по извилистой горной дороге подбиралась к моему убежищу, очень удивился. Во-первых, гости у меня бывают нечасто, во-вторых, с погодой я действительно перестарался. Город не успели толком очистить от снега после ночной бури, от мороза птицы примерзали к веткам, а кто-то решил нанести мне визит? Так странно. Впрочем, я подозревал, кто это мог быть.

Видеть никого не хотелось, и первой мыслью было устроить занос на подъезде к замку. Мне ничего не стоило сделать дорогу непроходимой. Наверное, я так и поступил бы, но был слишком увлечен, вырезая лицо Валенси. Такое живое, почти настоящее. Не получились только кудри, пришлось сделать прямые длинные волосы, которые трепал ветер.

Эта льдянка вышла почти безупречной. Осталось доработать пропорции фигуры, которая получилась лучше, чем была у тощего Рыжика. Полная, красивой формы грудь, узкая талия и длинные ноги. Идеальная ледяная спутница, которую хотелось уничтожить одним взмахом руки, потому что в ней, как и во мне, не было жизни. А я до зубовного скрежета желал согреться теплом маленькой рыжей Валенси. Только ее тепло не отогреет меня, лишь даст секунду облегчения. А вот мои прикосновения – это путь в ад. Впрочем, именно там я и приготовил ей место.

– Господин, к вам гости, – прошелестело над ухом.

Леван – один из первых созданных мною снежных помощников – умел приближаться неслышно даже для меня. Он не имел формы и состоял из вороха снежинок. Это уже позже я понял, что в качестве обслуживающего персонала мне нравятся фигуристые снежные девушки. Я назвал их льдянки.

Я кивнул, и вихрь снежинок прокатился по двору, скрывшись за воротами.

– Ран… – раздался за спиной голос, и я лениво развернулся. Даже не сомневался в том, что навестить меня решила моя бывшая.

– На улице холодно, Жен, зря ты вышла из дома. Не боишься замерзнуть?

– Я не могла не прийти, – заметила она, кутаясь в длинную, до пола, шубу. – Это ведь представление для меня? Вьюги, каких не было несколько лет, этот дикий холод… Снова пытаешься привлечь внимание?

– Ты самонадеянна. Теперь все для нее. Для твоей маленькой сестрички.

Женевьев была забавна, как щенок, который лает на прохожих. Ему не дают пинка сапогом лишь по одной причине: слишком мал, чтобы причинить вред.

– Что это? – Женевьев сморщилась, увидев у меня за спиной ледяную скульптуру. – Ран, ты совсем свихнулся и вырезал из снега голую Валенси? Ты и правда извращенец.

– Ну, во-первых, если подходить формально, у скульптуры твоя фигура и ее голова. Будем честны: твоя сестренка как была тощей, так и осталась. Ну и потом, должны же у меня быть развлечения? Я бы мог целовать, допустим, тебя… – Женевьев шарахнулась в сторону, едва я приблизился, а на ее ресницы осел иней. – Видишь, тебе не хочется. Могу твою сестренку. Только ты же знаешь, к чему это приведет. Но, боюсь, мое терпение рано или поздно закончится. И я пока не решил, кого выберу.

– Не смей, не убивай ее! – всхлипнула Жен так натурально, что ледяное сердце на миг вздрогнуло.

– Пока я не хочу ее убивать, хочу поиграть. И поэтому делаю себе ледяную помощницу. Ты же видела моих льдянок – они послушные и красивые.

– И холодные, как сугроб! – не удержалась Женевьев.

И очень зря.

– Да, это проблема. Но те горячие женщины, к которым меня тянет, слишком ценный ресурс, чтобы их так вот расточительно использовать. Хотя по поводу Валенси я подумаю, она ведь была в меня влюблена. Маленькая рыжая мышка. С ней будет очень интересно играть.

– Не обижай ее, Ран, – взмолилась Женевьев. – Она не игрушка. Игра с тобой ее просто убьет.

– Ты же знаешь, Жен, мне скучно. Я злюсь на весь мир, на тебя, и на Дэвида тоже. Думаешь, я бы не хотел, чтобы на твоих руках сидела наша дочь? Не мешай. Иначе я вспомню, что ты, пусть и невольно, тоже причинила мне много боли. Я уже злюсь, и ты знаешь, чем чревата моя злость для долины. Ты ведь хочешь сегодня добраться домой? Еще несколько минут такого разговора, и тебе придется ночевать в моем замке. Что на это скажет твой муженек?

Женевьев сглотнула и чуть отступила. В ее глазах появился страх, а ведь раньше в них плескалась любовь. Пока ее дрянная сестричка все не уничтожила.

– Ра-ан… – на глазах Женевьев появились слезы.

– Ни слова больше. Или я играю с Валенси, или с твоей семьей. Я ясно выразился? Если ты сейчас останешься, значит, ты выбрала игру со мной. Я ведь не целовал тебя с тех пор, как стал таким. Хочешь попробовать?

Женевьев, как я и предполагал, шарахнулась в сторону и сбежала. Как я и ожидал.

А я даже себе признаваться не хотел, что слова про поцелуй остались просто словами. Когда закрывал глаза, то видел совсем другие губы. Кажется, младшая сестричка все же добилась своего, и я обратил на нее внимание. Только вот доставят ли ей радость мои ухаживания?

Я думал, что хуже, чем в первые дни после проклятья, уже не будет. Но ошибался. Тогда во мне теплилась надежда, сейчас же умерла и она. Точнее, умерла она намного раньше, но приезд Валенси и визит Женевьев пробили брешь в ледяной броне и заставили чувствовать боль. Забытое ощущение, она была нечастым гостем. Обычно ее подменяли злость и ненависть.

Стамеска полетела в сторону и воткнулась точно в лоб одному из ледяных охранников, которые всегда находились рядом, – молчаливые, незаметные и послушные. Я даже не давал им имена. Какой смысл одушевлять ледяного прислужника, который представляет собой глыбу льда и минимальную магическую искру?

Ледяной великан вынул изо лба инструмент и протянул его мне с учтивым поклоном, заставившим почувствовать себя особенно отвратительным монстром. Срывать злость на тех, кто не способен тебе ответить, совсем низко.

Минутный выплеск ярости ничего не дал. Не полегчало. Работа была почти завершена, только вот удовольствия она совсем не приносила. Визит Женевьев разбередил старые раны. Хотелось устроить снежный апокалипсис, но люди вряд ли отошли от ночной бури. Нужно держать себя в руках. Слишком много невинных жертв – это нехорошо.

Оживлять льдянку тоже расхотелось. Сейчас я видел, насколько она проигрывает живому оригиналу. Снег и лед не могут передать всю красоту теплого человеческого тела. Испуг в глазах, едва дрогнувшую улыбку на пухлых губах… Ее одинаково сильно хотелось убить и поцеловать. Соблазн был почти непреодолимым, потому что мой поцелуй почти на сто процентов означал ее смерть. Я еще сдерживался, но потребность увидеть Вал сводила с ума.

Я несколько раз обошел вокруг ледяной скульптуры, устраняя невидимые недостатки, доводя до ума и шлифуя. А когда понял, что льдянка почти идеальна, сложил ладони лодочкой, зажигая в них холодный огонь ледяной магии. Огонек рос у меня в руках, пока не стал напоминать пылающее сердце. Его я прижал к груди льдянки и отступил, наблюдая, как внутри белоснежного тела скульптуры пробегают синие искры. Снег впитал магию, и она теперь светилась только в нечеловеческих глазах.

– Мой господин, – прошептала с придыханием девушка и хлопнула длинными белоснежными ресницами.

– Добро пожаловать в этот мир, Лидия… – Это имя ей подходило. Такое же мягкое и льдистое.

Льдянка потянулась, совершенно не стесняясь собственной наготы, и уверенно шагнула навстречу, закидывая изящные руки мне на шею.

– Чего господин желает?

– Тебя, – шепнул в приоткрытые холодные губы, понимая, что вру даже разговаривающей ледышке, лишенной мозга и сознания. Она просто ледяная говорящая кукла, суррогат, который должен заменить живую женщину. Но никогда не заменит. Сколько таких красавиц было за последние восемь лет? Никто не дал мне элементарного – тепла. И именно за это я ненавидел Валенси.

* * *

После ночных потрясений я спала долго и крепко, в обнимку с громко мурлыкающим Пэрсиком. Он никуда не уходил, словно сторожил мой покой. Если бы теплый рыжий кот мог защитить меня от ненависти ледяного монстра, которого я сама создала! Но увы, Пэрсик мог только греть мой бок ночью и выпрашивать еду.

Мне не хотелось вставать и просыпаться не хотелось. Под уютным одеялом я могла на секунду представить, что счастлива и спокойна. Реальность была слишком страшной. Даже не получалось придумать, где бы я хотела открыть глаза. В одном месте меня ждал жених-предатель, который обещал устроить веселую жизнь, если я не покорюсь и не выйду за него замуж, а в другом терзал Ранион.

Мысли отравили ядом, и я все же вылезла из-под невесомого пухового одеяла. Натянула шерстяное платье и спустилась в гостиную.

Китти играла на полу у камина. Увидев Пэрсика, она с диким восторженным воплем переключилась на кота. Я явно проигрывала пушистому поганцу, так как на меня малышка даже не обратила внимания. Женевьев в гостиной не оказалось, зато был Дэвид, который смотрел на меня тяжелым, не предвещающим ничего хорошего взглядом. Мне стало не по себе.

– Проснулась? – спросил он. – Пойдем, покажу, где кухня. Завтрак уже готов. Даже кофе еще не остыл.

Вопреки взгляду, говорил муж сестры вежливо и ровно.

– А где Жен? – поинтересовалась я испуганно.

– А ты как думаешь? – с вызовом спросил он.

– Не знаю… – Я сглотнула, потому что определенные догадки в голове мелькнули и очень мне не понравились.

– Прекрасно знаешь, Валенси. Ты зря приехала сюда. И твое присутствие, оно… угрожает моей семье. Женевьев будет защищать тебя до последнего, хотя… после того, что ты сотворила, это странно.

– Да, я сглупила, приехав сюда! – голос сорвался. Я чувствовала, что сейчас разревусь. Ведь я же не по своей воле тут осталась. – Но сейчас уже ничего поделать не могу. Или ты думаешь, я не пыталась уехать?! И потом, что бы я ни сотворила, ты от этого только выиграл.

– Именно поэтому я помогу тебе, – произнес он, словно не замечая, что я нахожусь на грани истерики. – Вот, держи.

Зять достал из кармана связку ключей и протянул их мне. Я взяла на автомате и только потом спросила:

– Что это?

– Женевьев будет предлагать тебе остаться, но то, что произошло ночью… Ты же понимаешь: если это повторится, пострадать могут невинные люди. Та же Китти. Пойми, я не имею ничего против тебя. Даже против ледяного монстра, который когда-то был моим другом. Но я не хочу, чтобы жизнь моей жены и дочери подвергалась опасности. Это ключи от моей квартиры. Она мне осталась в наследство от бабушки. Какое-то время до нашей с Женевьев свадьбы я даже там жил. Потом мы ее сдавали. Квартиранты съехали вчера. Она твоя. По крайней мере, пока все не разрешится.

Между слов четко читалось: «Пока Ранион наконец-то тебя не убьет». Но я молчала и не озвучивала такую очевидную мысль. Как и Дэвид.

– У меня к тебе всего одна лишь просьба, – добавил он.

– Какая?

– Скажи моей жене, что решение съехать принадлежит только тебе.

– А ключи?

– Ты искала квартиру, поскольку привыкла жить одна и тебе так удобнее. А я помог. Пойми, она не остановится. Жен до сих пор считает, что имеет над ним какую-то власть. А это опасно. Он не трогает ее, потому что… – Дэвид сбился. – Жен единственное, что объединяет его с миром живых. И думаю, он невольно цепляется за эту соломинку. Но рано или поздно ему надоест, и тогда она станет очередным болезненным воспоминанием. Ты же знаешь, что с такими воспоминаниями делают?

– Уничтожают, – шепнула я.

– Вот именно. Но Жен этого не понимает. Она считает его чуть ли не другом, который не причинит ей вреда.

– Может быть, она не так уж и не права, – осторожно заметила я.

– Может быть, но меньше всего я хочу, чтобы это было так. Он отпустил ее, дал нам жить спокойно, а потом появилась ты. Я не хочу, чтобы все изменилось. Я не против тебя, Валенси, но я защищаю свою семью и свое счастье. Женевьев уехала к нему с утра, в мороз, и до сих пор не вернулась. А уже почти полдень. Я переживаю, но не могу ничего сделать и ей помочь. Защитить свою возлюбленную от Раниона не в моих силах. Я даже увезти ее из города не могу. Не усложняй, пожалуйста, и без того непростую ситуацию.

– Хорошо, – я кивнула. – А в гости-то приходить можно?

– Можно. И Пэрсика приводи. Кажется, они с Китти подружились.

Дэвид настолько жаждал избавиться от меня, что вызвался помочь с переездом. Он откровенно не хотел, чтобы я оставалась в их доме, а мне требовалось разнообразить гардероб и подумать. Нет, я не собиралась сбегать, не попрощавшись с Женевьев, но сейчас была в слишком расстроенных чувствах, чтобы ждать сестру здесь. Поэтому, перепоручив Пэрсика и свои вещи Дэвиду, я оделась потеплее и отправилась гулять, надеясь, что сосредоточение всех магазинов и кофеен по-прежнему находится на центральной площади города.

Сегодня было холодно, просто зверски холодно. Руки замерзали даже в варежках, изо рта вырывались облачка пара, а ресницы сразу же покрыл иней. Ранион издевался надо мной, а вместе со мной – и над жителями города.

Из-за такой погоды неспешной прогулки не получилось. Я с трудом преодолела пару кварталов, едва не отморозила щеки и нос и забежала в ближайшую кофейню, чтобы перевести дух. Тут было тепло, немноголюдно, пахло выпечкой и кофе с корицей. Удивительно приятное место с улыбчивой хозяйкой.

Я устроилась за столиком возле окна и стала ждать заказ. Отсюда город смотрелся милым, укутанным снегом и совсем безобидным. По этим улицам хотелось гулять, и снежок, который ветер сдувал с крыш, казался мягким, а не колючим, словно осколки стекла. Сноухельм был обманчиво красивым, ему хотелось верить. Но я знала: этого делать нельзя.

Кофе, который мне принесли, оказался горячим и ароматным. Только вот я не успела сделать и глотка, как напиток в простой фарфоровой чашке начал стремительно остывать. Сначала я недоуменно смотрела на то, как кофейная пенка покрывается ледяной корочкой, а потом ладони обожгла промороженная насквозь ручка. Я вскрикнула и разжала пальцы. Чашка разбилась вдребезги, как и превратившийся в ледышку кофе. Оконное стекло, рядом с которым я сидела, затянуло морозными узорами, и мне показалось, что где-то на заднем фоне послышался издевательский смех.

Пришлось оплачивать чашку, извиняться и бежать как можно быстрее, так и оставшись без кофе.

– Как тебе мир без тепла? – шепнул на ухо морозный воздух. Раниона не было рядом, он следовал по пятам завывающим ветром и путался под ногами снежной поземкой. Я пыталась не отвечать, только ускоряла шаг, стараясь как можно быстрее преодолеть улицу и нырнуть в гостеприимно распахнутые ворота торгового дома.

– Не нужно игнорировать меня, Валенси!

Снежинки больно впились в щеки, а ветер содрал с головы капюшон и растрепал волосы, которые тут же замерзли и стали жесткими. Я нырнула в спасительное тепло торгового дома. Ветер и поземка просочились за мной. Интересно, сколько еще форм у Раниона? Я его прокляла, но сама не знала, во что сумела превратить сильного и перспективного мага-стихийника. Ирония заключалась в том, что в тот вечер своей магии я начисто лишилась. Остались крупицы, позволившие закончить магическую академию. Но только теоретический факультет.

Глава 5

Я собиралась не видеть и не замечать ледяного. По крайней мере, пока у меня есть хоть малейшая возможность. Подумаешь, снежная поземка под ногами. При такой погоде совершенно неудивительно, что в приоткрытую дверь или форточку влетают снежинки. Я настроилась хотя бы чуть-чуть взбодриться и переключиться, выбирая одежду.

Мода в Сноухельме сильно отличалась от южной. Это и понятно. Выглядеть красиво, когда примерзаешь к пудренице, очень сложно, поэтому тут проявляли хитрость и смекалку. В моде были длинные невесомые платья из материала, напоминающего морозные узоры на стекле. Их ткали из очень теплой шерсти амапак, обитающих в горах. Мех животных был густым и очень нежным. Стоили такие вещи недешево, но я могла себе это позволить, спасибо бабушкиному наследству.

Первый же магазин меня покорил и очаровал. В этом месте я сразу почувствовала себя сказочной снежной принцессой. Только вот принц у меня бракованный. И вместо любви у него в сердце ненависть.

Я брела мимо вешалок и манекенов с кружевными, невесомыми и, по заверению производителя, удивительно теплыми нарядами, а по полу вилась поземка. Девушки-продавщицы поглядывали на меня настороженно. Незнакомое лицо в дорогом магазине привлекало внимание, а стихия у моих ног пугала. Но я и не нуждалась в помощниках. Размер я свой знала и примерно представляла, что хочу. Просто тут было столько всего красивого, что глаза разбегались. В итоге я остановилась на нескольких моделях. Все длинные, в пол, на плотном подкладе из светло-серой ткани. А сверху – узоры: снежинки, завитушки, просто абстрактные линии.

Одно платье светло-голубое, другое снежно-белое, с тонкой серебряной нитью, вплетенной в орнамент, а третье – глубокого изумрудного цвета. Оно не очень вписывалось в снежно-зимний колорит города, но я знала, что будет смотреться на мне очень хорошо. Также я сделала себе отметку взять что-нибудь в подарок Женевьев. Сестра не отвернулась от меня, и я это очень ценила. Возможно, у нее этих платьев целый шкаф, но я знала свою сестру. Еще одному она точно обрадуется.

Единственное, что портило впечатление от покупок, это не пропадающее ощущение холода. Он скользил по ногам, промораживал пол там, где я ступала. Пару раз я едва не поскользнулась, когда вместо плитки под моими ногами оказывался лед. Ранион изводил меня мелочно и как-то по-детски, но, слава богу, не показывался на глаза. Видимо, не хотел демонстрировать свое присутствие местным. Интересно, почему?

Я сгребла понравившиеся платья и отправилась в примерочную. Настораживало то, что пробирающий до костей ветер со снежинками скользнул по полу в приоткрытую дверь кабинки. Ощутимо похолодало. Когда я стягивала теплое платье, мороз пробрался по обнаженной спине и рукам. Я поежилась и едва не вскрикнула, когда в стремительно замерзающем зеркале позади себя увидела обретающую материальность фигуру ледяного.

– Ты что творишь?! – зашипела я, пытаясь прикрыться, но цепкие и обжигающе холодные пальцы сжали горло. Стало страшно даже шевелиться. Я замерла, словно послушная марионетка, стараясь не думать о том, что на мне лишь тонкое кружевное белье, сквозь которое просматривались сжавшиеся от холода соски.

Я видела его взгляд в отражении – злой и удовлетворенный. Казалось, Ранион впитывает исходящий от меня страх и наслаждается им.

Ранион потянул меня назад и заставил прижаться спиной к себе. Мне показалось, что я прислоняюсь к совершенной ледяной статуе.

– Мне холодно, – взмолилась я, чувствуя на глазах слезы. Но он не думал убирать руку и отстраняться, только сдавил горло сильнее и шепнул на ухо:

– Думаешь, мне нет?

Свободная рука Раниона скользнула по моей щеке. Я видела в отражении, что кожа покрывается кристалликами льда. По спине и рукам пробегали мурашки, я стремительно замерзала, а он наблюдал за мной из-под опущенных снежно-белых ресниц. Холодное, словно северный ветер, дыхание у шеи заставляло дрожать.

Я забыла, как дышать, когда Ранион все же освободил мое горло. Но мужская рука скользнула ниже по груди, туда, где шла кружевная каемка лифчика.

– Ты стала невероятно красивой, Рыжик.

– Не надо, – шепнула я, прикрывая глаза и стараясь не смотреть на пальцы, скользящие к моему соску. Но не чувствовать прикосновения было невозможно – словно кубиком льда ведут по разгоряченной коже.

– Мы только начали с тобой, Рыжик, – припечатал он и ужалил шею поцелуем. Я прикусила губу, чтобы не закричать. Слезы брызнули из глаз, а когда ледяной отстранился, на моей шее у ключицы осталась отметина – бледное пятно с розоватыми краями, след от морозного поцелуя. Так выглядят обмороженные щеки.

– Я пометил тебя, – усмехнулся он. – А теперь готов наблюдать за твоей примеркой!

– Да пошел ты! – всхлипнула я, поспешно оделась и выскочила из примерочной под хрустальный хохот.

– Ничего не подобрали? – устремились вслед за мной девочки-продавщицы, но я лишь отмахнулась и выскочила на улицу. Проклятый холод преследовал меня везде. Окоченевшие пальцы ног и рук, замерзающие на щеках слезы. Не хотелось ничего. Какая разница, когда замерзнуть насмерть: прямо сейчас в ближайшем сугробе или когда этого захочет ледяной? А ведь я знала, что все закончится именно так.

– Эй, – раздался незнакомый голос, – почему такая красивая девушка плачет? В наших краях это чревато обморожением.

Я развернулась и увидела за спиной парня. Несмотря на мороз, он был простоволосым, в расстегнутом полушубке. Черные, слегка припорошенные снегом волосы, шальная улыбка на смуглом лице.

– Привет, я Вар!

– Валенси, – шепнула я.

– Не грусти, Валенси, – подмигнул мне парень и достал из-за спины настоящую живую розу. – Держи, это тебе.

– Но… – Я опешила. – Спасибо, но она же погибнет, пока я донесу ее до тепла.

– Это повод поспешить, – заметил он. – А вообще, самое главное – донеси до тепла себя. Рыдать на морозе – это не самое лучшее занятие. Холод не прощает ошибок, он коварен.

Уж это я знала очень хорошо, но вслух заметила совсем другое:

– Спасибо. За то, что поднял настроение, – улыбнулась я, чувствуя, как отступает отчаяние.

– Я держу тут цветочный магазин и всегда рад гостям, – подмигнул он и скрылся за раздвижными дверями, на которых был нарисован букет.

Я с улыбкой пошла в сторону дома, прикрывая розу рукой. Только вот от ледяного монстра не так просто спастись. Уже через метр налетел ветер и покрыл хрупкий цветок тонкой коркой льда.

– Не забывай, что ты – моя игрушка, – шепнула на ухо метель, и порыв ветра вырвал розу из рук. Хрупкий, скованный льдом цветок разлетелся в мелкие осколки, которые раскидало по мостовой.

Я даже не удивилась, поэтому не испытала ничего кроме поднимающейся в душе злости и только ускорила шаг.

– Вал, что случилось? Дэвид сказал, что ты решила переехать?

Женевьев встревоженно кинулась навстречу, едва я переступила порог дома.

– Что с тобой? Ты сама не своя.

– Мне лучше действительно съехать, – безжизненным голосом произнесла я. – Он не отстанет, пока не убьет. Случайно, или ему просто надоест играть со мной. Не хочу, чтобы вы оказались под угрозой. Это неправильно.

– Вал… – пробормотала Женевьев, и на ее глазах заблестели слезы. Я чувствовала, что сестра хочет возразить и не может, потому что понимает: я права.

– Напоишь чаем? – спросила я. – А то замерзла. Может быть, он даст мне согреться в первый раз за день.

– Он доставал тебя сегодня, да? – сочувствующе спросила сестра.

– Давай не будем об этом, – отмахнулась я. – Просто очень надеюсь, что у него есть еще какие-то дела кроме как издеваться надо мной. Тогда, возможно, получится спокойно попить чаю. Кофе замерз у меня прямо в кружке.

– Мерзавец.

– Просто больной на голову, – отмахнулась я. – Больной по моей вине. Все нормально.

– Нет, Валенси, это не нормально. Мы должны это исправить.

– Исправить можно, только обратив вспять проклятье. Но даже это не поможет. Что изменит его жизнь, если ты замужем за другим и воспитываешь дочь?

– Да, ты права, ничего, – грустно кивнула сестра. – Может быть, он просто отстанет от тебя и отпустит нас всех?

– Ты сама в это веришь?

Обхватив руками чашку с горячим чаем, я зажмурилась, чувствуя ладонями обжигающее тепло. Я медленно отогревалась, и это было такое волшебное чувство, что хотелось мурчать от удовольствия. Только сейчас я внезапно осознала: а что, если внутренний, заставляющий дрожать холод – это то, что чувствовал Ранион последние восемь лет? Многие дни и годы без возможности согреться и оттаять? Стало страшно за него, и снова накатила тоска. Что же я натворила и как это исправить? Ответа не было.

Я допила чай, попрощалась с Китти и отправилась в свою новую квартиру, которая находилась на другом конце улицы. Женевьев порывалась проводить меня, но я не видела смысла. Окна хорошо видно отсюда, уж не заблужусь. А если ледяной захочет заявить о своем присутствии, Женевьев меня не спасет.

Я закуталась в меховую шубу почти до самого носа, натянула капюшон и перебежала дорогу, сразу же нырнув в подъезд. Тут были цветы на подоконниках и высокие лестничные пролеты. На каждом этаже по две квартиры и одна под самой крышей – та, которую занимала я. Немного нервничала, открывая дверь, но когда зашла, словно попала домой.

Ко мне с мявом кинулся Пэрсик, который почти весь день сидел тут один, а потом взгляд упал на пакеты с фирменным знаком. Сегодня видела такой на вывеске магазина, в котором меня поджидал Ранион.

Осторожно заглянула внутрь и обомлела. Платья. Те три, которые я приглядела, и еще несколько того же размера, но других расцветок и фасонов. Еще пакет с новой, очень теплой шубой, искрящейся от магии, теплые сапожки и записка.

«Рыжик, если ты замерзнешь и умрешь, мне будет не с кем играть».

Я чувствовала, как дрожат руки. Смотрела на пакеты, словно там поселился ядовитый скорпион. Душу раздирали противоречивые чувства: благодарность и злость, страх и жалость… И все это было щедро замешано на коктейле из безысходности и страха.

Я просто игрушка в его руках. Игрушка, которую ледяной сломает, как только она перестанет вызывать интерес. И ни малейшего понимания, что с этим можно сделать. Попытаться разрушить проклятье? Или убить Раниона? Обе мысли были одинаково бредовыми и неосуществимыми. Я создала безупречного ледяного монстра и стала его жертвой.

Пакеты с одеждой выбили из колеи окончательно. Прежде всего они означали, что я никуда не денусь от Раниона. Он найдет меня везде. В любую секунду меня может сковать мороз, окна могут покрыться инеем, и в моем уютном мире наступит зима.

Это пугало, поэтому я обошла платья стороной, стараясь даже не смотреть в сторону покупок, и начала изучать место, где мне придется жить. Предполагаю, до самой смерти. Почему-то я была уверена: стараниями Раниона смерть наступит раньше, чем я состарюсь.

Комната небольшая. В углу диван. Он же служил и кроватью. Шкаф, трюмо, книжные полки и камин, возле которого стояло кресло-качалка. На него был небрежно накинут вязаный плед. Пожалуй, этот уютный уголок понравился мне больше всего. Наверное, приятно устроиться тут с книжкой и чашкой имбирного чая, когда за окном завывает вьюга. Только вот в моей реальности вьюга будет завывать, боюсь, внутри помещения.

Кухонька была совсем маленькой. Я поставила чайник и присела на высокий стул у окна, уставившись на заснеженную улицу и горящие окна дома напротив. Где-то там, за задвинутыми шторами, бегала Китти, а Женевьев готовила ужин.

– Маленькую неугодную сестричку выставили прочь, – раздался насмешливый голос над ухом, и по спине пробежал холодок, а на рукав упали первые снежинки.

– Снова заморозишь мой напиток? – безразлично отозвалась я. – Сейчас это чай.

– Нет, Рыжик. Два раза одно и то же делать неинтересно. Не с тобой.

– Тогда что ты будешь делать? – спросила я и, повернувшись, уставилась в безразличные голубые глаза.

– Пока не решил. Но будь уверена, непременно придумаю что-нибудь занятное. А пока мне нравится просто наблюдать за тобой. Такая потерянная и никому не нужная. Прямо как я эти восемь лет.