Текст книги "Переплетения смерти"

Глава 3

Шёл тысяча двести шестнадцатый год от Рождества Христова. На троне Англии восседал король Генрих III, ребёнок девяти лет отроду. Мой отец мало говорил о политике. Он всё больше пропадал на охоте или в полях. В замке его почти не видели, но, в силу вспыльчивости характера Генри, не очень-то об этом переживали. Когда же он всё-таки появлялся, все выстраивались по струнке, ожидая указаний. Меня он словно вовсе не замечал, что, в общем-то, было вполне объяснимо. Моё «сумасшествие» после падения с лошади нарушило все планы семьи. Несостоявшаяся свадьба повлекла за собой вражду соседей-феодалов и, кто знает, возможно, вероятное нападение с их стороны. Мать, столкнувшись со мной, отводила взгляд в сторону и украдкой утирала глаза. В остальном же жизнь в замке шла своим чередом, ничем не нарушая привычное течение событий. Первое время люди относились ко мне насторожённо, вероятно, ожидая неадекватного поведения. Но, видя, что веду я себя совершенно пристойно по отношению к окружающим, беспокоиться перестали. А вскоре и вовсе прекратили обращать на меня внимание. Это давало свободу, о которой можно было только мечтать. Отныне дальнейшая судьба находилась в моих руках, что меня абсолютно устраивало. Я вставала рано и, наскоро умывшись, спускалась на кухню. Делая вид, что не замечаю работников, бродила по помещению как потерянная. Таинственно улыбалась и несла всякую ахинею. Отношение ко мне, как к умалишённой, нужно было поддерживать, с чем я довольно неплохо справлялась. Повара с сочувствием качали головой, а их подмастерья усиленно крестились и старались не поднимать на меня глаза. Дальше я клала в небольшую корзину ломоть хлеба с сыром (мой обычный рацион) или иногда кусок мяса и уходила на целый день в лес. Только там я снова становилась самой собой и могла обдумывать своё незавидное положение. Чудо перевоплощения в чужое тело не давало мне покоя. Блуждая меж деревьев, я пыталась осмыслить произошедшее, но логического объяснения не находила. Мир, в который меня переместили против воли и желания, оказался не менее реальным, чем тот, в котором я жила раньше. Разумеется, приходилось мириться с обстоятельствами, но эта мрачная тайна давила на меня страшным грузом. Замок казался холодным и угрюмым.

Его обитатели вели скучную, однообразную жизнь. И мне после городской суеты огромного мегаполиса, привыкшей пользоваться автомобилем или ездить на метро, было непросто свыкнуться с таким положением вещей. Заброшенная на много веков назад, словно заново рождённая, я задыхалась в новом теле, среди посторонних людей. Средневековая Англия, ставшая моим домом, вызывала лишь ужас, но вырваться из её крепких сетей не представлялось возможным. Наверное, в тяжёлые минуты душевных метаний я и правда выглядела помешанной. Горестные слёзы катились по моим детским щекам, наполняя сердце взрослой женщины одиночеством и страхом. Так прошёл месяц, и я прекратила жалеть себя. Мне пришлось учиться жить по-новому, а для этого просто необходимо было взять себя в руки. Всё так же притворяясь перед домочадцами, я время от времени разыгрывала очередной спектакль, подтверждая тем самым своё «безумие». Это давало возможность не подвергаться беспрестанному контролю с их стороны, чем я довольно успешно пользовалась. В душе у меня, как ни странно, воцарилось спокойствие. Я ощущала уверенность и перестала бояться того, что со мной произошло. Пришло время воспользоваться новым жизненным шансом, дарованным мне судьбой. Моим основным развлечением стало бесцельное блуждание по замку. Я заходила в любые помещения, осматривалась там, изучая быт жильцов. Комнаты рассказывали мне то, что не стали бы делать их обитатели. Жильё для прислуги не отличалось богатым убранством. В каждом имелась огромная кровать, на которой помещалось человек шесть, не меньше, да сундук, наполненный простой одеждой. Ни украшений, ни любимых безделушек – ничего, что бы грело сердце. Скудная, монотонная жизнь, которую они вели изо дня в день, прислуживая и убирая, не раздражала их. Напротив, они считали это нормальным для себя и не искали чего-то большего. Спальня отца с матерью резко отличалась от помещения слуг. Стены комнаты украшали охотничьи трофеи и всевозможные орудия убийства: мечи, копья, стрелы. Даже двуспальная кровать, покрытая хорошо выделанными шкурами животных, говорила об отцовском пристрастии к охоте. Хозяин замка, барон Генри Уолтер Кендал, больше всего ценил именно это. Его жена Маргарет имела послушный и скромный нрав. Больше всего ей нравилось вышивать. Часами сидя за пяльцами, она наблюдала за игрой малолетних дочерей или же за прислугой, выполнявшей её указания. Небольшая тумба у изголовья кровати была заполнена разноцветными нитями, лентами и шитьём. Ей доставляли большое удовольствие украшения, хотя те немногие, что у неё имелись, надевались не часто. Браслеты и пояса для платьев – вот, пожалуй, и всё, чем она владела. Впрочем, отделанные драгоценными камнями, они, скорее всего, стоили немалых денег. Порывшись в сундуке матери и не найдя ничего ценного, я принялась за исследование сундука отца. Там вперемежку со сложенной в рулоны одеждой находились бумаги на землю, хозяйственные ведомости и всякие тому подобные документы. Вопрос о тайнике всплыл в голове сам собой. Захотелось проникнуть в чужие секреты, ведь других развлечений у меня не было. Внимательно оглядевшись по сторонам, я задумалась, с чего бы начать поиски. Стены комнаты, украшенные чучелами животных и разным оружием, вряд ли представляли интерес для меня. Делать укромное место под слишком громоздкой и тяжёлой кроватью, по моему разумению, тоже не имело смысла. Маргарет не смогла бы одна сдвинуть её с места. А если в таком деле необходима чья-то помощь, то зачем вообще делать тайник? Я замечала, что, когда Генри пропадал на охоте, хозяйка замка надевала иногда украшения. Это означало, что она пользовалась тайником без помощи мужа. Оставалось проверить пол, прикрытый соломой. Сняв со стены увесистый кинжал, я принялась обстукивать плиты, надеясь услышать глухой звук. Вскоре удача мне улыбнулась, и я нашла то, что искала, рядом с окном. Поддев острым лезвием плитку, приподняла её и обнаружила расшитый шёлком мешочек с серебряными монетами и большую резную шкатулку. В ней лежали браслеты и пояса, украшенные драгоценными камнями. Налюбовавшись чудесными изделиями, я вернула их на место и закрыла тайник. Основательно расправив солому, встала и вышла из комнаты очень довольная собой.

– Мой долг – помочь Матильде, – услышала я вдруг и замерла на месте.

– Понимаю, святой отец, – раздался голос Маргарет, – но, надеюсь, что Господь наш милосердный сжалится над ней. Я ежедневно и еженощно молюсь пресвятой деве Марии.

– Похвально, дочь моя, но есть и более радикальные меры.

Мать и священник стояли в узком коридоре и говорили обо мне. Разумеется, я постаралась подслушать каждое слово, произнесённое ими, и могу сказать только одно: всё, что я узнала, меня крайне расстроило.

– Матильде не место в замке, – уверенно произнёс святоша. Она слоняется целыми днями по лесу, как дикий зверь. Это ли занятие для благонравной женщины? Не читает святое писание, не молится. Душа вашей дочери в опасности, и я просто обязан помочь ей увидеть её истинное предназначение. Поговорите с мужем, леди Маргарет. Думаю, он не станет противиться, если Матильда пострижётся в монахини и будет вести скромную и благопристойную жизнь в монастыре. Возможно, и разум её успокоится.

– Я обдумаю ваши слова, святой отец. Скорее всего, вы правы, и это единственно верное решение в подобных обстоятельствах.

– Правда, – священник замялся, – обитель божья не так богата, как хотелось бы. Но мы не жалуемся. Молимся Богу, призывая благодатную помощь во всех нуждах человеческих – душевных и телесных.

– Я могла бы пожертвовать некоторую сумму денег, святой отец, – произнесла понявшая намёк Маргарет. – В благодарность за ваши молитвы и заботу о нашей семье.

– Это зачтётся вам, леди Маргарет, перед Господом нашим милосердным. Да хранит он вас в мире, здравии и благополучии.

Видимо, моей свободе пришёл конец, и настало время подумать о будущем. Но тринадцатилетняя девочка вряд ли могла решать что-то сама, поэтому моё положение могло вызывать лишь сочувствие. Но тем не менее я не отчаивалась. Буквально вчера Генри отправился на охоту и, скорее всего, будет предаваться излюбленному занятию несколько дней. Вот когда он вернётся, обсуждение моего пострига в монастырь и возобновится. Ещё бы!

Разве святоша упустит возможность обогатиться за счёт барона? Меня упекут навечно в какую-нибудь обитель, запрут в тесной келье. Закроют там до скончания моих дней. Но святой отец, разумеется, всё представит иначе.

Забота о несчастной, потерявшей разум, – разве это не благородно? И, конечно же, богоугодно. С такой постановкой вопроса уж точно не поспоришь. Я буду в роли курицы, несущей золотые яйца. Нет, мириться с подобным положением вещей в мои планы не входило. Стоило подумать, как настроить Генри против священника. Если же провернуть этот финт мне не удастся, то придётся бежать из замка. Переоденусь в мужскую одежду и воспользуюсь тайником Маргарет. Заберу кое-что из её вещей и если смогу продать их, то обеспечу себе более-менее достойную жизнь. Естественно, я понимала, что путешествовать в одиночестве крайне опасно. А потому необходимо было научиться ездить верхом, например, или владеть ножом. Подобных навыков у меня не имелось, а они могли здорово пригодиться в дороге. Наступил вечер, но идти в столовую и встречаться там с няней и Маргарет не было ни малейшего желания. Они относились ко мне насторожённо, хоть и сочувственно. Их набожные постные лица вызывали во мне лишь ощущение неприязни и дискомфорта. Всё чаще я ела в одиночестве или разделяла компанию с пленником, томившимся в подземелье. Этот несчастный радовался моему приходу, а стражник, вечерами наведывающийся сюда, не обращал на нас никакого внимания. Тёмное, мрачное помещение освещалось редкими факелами. Запах сырости пропитал каждый уголок этого тихого места. Но всё равно, несмотря на отсутствие удобств, тут я чувствовала себя куда уютней, чем наверху. Судьба узника напоминала мне мою собственную. Он был таким же изгоем, как и я. Моё вынужденное поддельное «помешательство» неплохо сочеталось с его истинным сумасшествием. И меня, и его заставляли жить не своей жизнью, не так, как мы того хотели, и это нас сближало, делая похожими друг на друга. Мои посещения явно шли пленнику на пользу. Его скудный рацион изменился к лучшему. Ведь я таскала бедолаге всё, вплоть до сытных густых похлёбок и мяса. За месяц он поправился и окреп. Его взгляд стал гораздо спокойнее, чем раньше. Но я так и не узнала ни его имени, ни причину, по которой он томился в подземелье. Однако сегодняшний вечер неожиданно в корне изменил поведение несчастного. Он перестал шептать непонятные слова, а долго вглядывался в меня. Затем указал пальцем на себя и с усилием произнёс:

– Барон Эрвин Хогарт.

Слёзы потекли по его заросшему бородой лицу, словно смывая безумие с души, очищая от тяжкого бремени помешательства. Усевшись на пол, пленник прикрыл глаза руками, и цепи зазвенели, подстраиваясь под его движения. Косматая голова тряслась от рыданий, и острое чувство жалости наполнило моё сердце. Я знала точно, что сделаю всё возможное, чтобы помочь этому человеку. Для начала предстояло раздобыть ключи от его кандалов и темницы. Я возвратилась в жилые помещения замка, чтобы как следует обмозговать дальнейшие действия. Стражник, приносивший еду пленнику, был крепышом. Такого вряд ли свалит с ног кружка вина или нянины капли от бессонницы. Предстояло придумать что-то посерьёзней. Размышляя об этом, я и заснула. Утром, запасшись на кухне едой для себя и своего необычного друга, я тут же поспешила к темнице. Может, пленник окончательно пришёл в себя и сможет рассказать мне что-то новое? Мне не терпелось узнать, какие изменения произошли с ним, но, увидев меня, он вдруг сник и отвернулся.

– Доброе утро, милорд, – поздоровалась я. – Вы сегодня не в настроении? Я принесла ваш любимый сыр.

На моё приветствие он не ответил – ни улыбкой сумасшедшего, ни разумными словами. Я просунула еду сквозь толстые прутья его тюрьмы и развернулась, чтобы уйти. Но в этот момент он, точно дикий зверь, подскочил ко мне и ухватился за рукав платья.

– Подождите, миледи!

Горящие надеждой глаза обожгли меня. Грязные взлохмаченные волосы узника лишь оттеняли его пылающий взгляд. Мне нестерпимо захотелось узнать, что же произошло с этим человеком и почему он оказался в таком жутком положении. Накрыв его руку ладонью, я ободряюще улыбнулась, и дружеское прикосновение успокоило его. Расцепив пальцы, он отпустил моё платье и уселся на пол. Я опустилась рядом и спросила:

– Вы помните, как оказались здесь?

– Да. Это всё вражда между мной и бароном Генри Кендалом. Он заманил меня. Западня… западня… Кендал заманил, – узник начал заговариваться, видимо, не в силах принять правду. Он вскочил на ноги и, насколько позволяли ему цепи, принялся бегать вдоль камеры. Затем неожиданно упал и больше не шевелился. Моё сердце наполнилось страхом и горестью. Я не могла помочь несчастному и лишь ждала, что он всё-таки очнётся. Наконец тот пришёл в себя и медленно приподнялся на локте. Его цепи зловеще зазвенели, и он с недоумением посмотрел сначала на них, а затем на меня.

– Где я?

– В подземелье Генри Кендала, – ответила я.

– Кто это?

– Ваш злейший враг.

Пленник с трудом переваривал мои слова, и в его глазах вновь вспыхнул огонёк сумасшествия. Я с сожалением посмотрела на него и, ничего не говоря, вышла из тёмного, мрачного помещения. Мне захотелось сейчас же оказаться в лесу и глотнуть свежего воздуха. Вдохнуть запах листвы и ощутить синее небо над головой. Я рвалась на свободу, которую могли отобрать в любой момент, сделав меня такой же узницей, как несчастный пленник, томившийся в темнице. К вечеру я вернулась в замок и первым делом спустилась в подземелье.

– Рад вас видеть, миледи, – произнёс барон Эрвин Хогарт.

Его голос был ровным и спокойным, что меня очень порадовало. Безумие отступило, но надолго ли? Оно могло проявиться когда угодно, ведь время, проведённое в заточении, наложило тяжёлый отпечаток на этого человека. Отчаяние, голод и одиночество заставили забыть о прежней жизни и погрузили разум несчастного в пучины тёмного помешательства.

– Как Ваше имя? – спросил барон.

– Матильда.

– Я благодарен за всё, что вы уже сделали для меня. И не смею просить ещё об одной услуге.

– Говорите, милорд. Буду рада помочь.

– Я здесь уже много лет. Сколько точно, не знаю. Меня беспокоит моя семья. Жена, сын. Не могли бы вы разузнать что-нибудь о них?

– Постараюсь, но будет лучше, если вы сами их навестите.

– Но как? – удивился узник.

– Предлагаю покинуть это мрачное место. В подобных обстоятельствах побег – наилучшее решение проблемы.

– Побег? – лицо Эрвина осветилось надеждой и радостью. Затем оно исказилось гримасой мучительной борьбы, и судорога сотрясла всё тело барона. С недоумением глядя на меня, он лихорадочным шёпотом принялся повторять:

– Побег, побег, побег.

Его идиотский смех с высокими переливами внезапно зазвучал громким эхом в подземелье, и я вновь потеряла друга. Следующие пару дней всё происходило примерно так же. Барон то вспоминал прошлую жизнь, то вдруг впадал в забытьё и долго лежал без движения. Но вскоре он стал вести себя вполне адекватно, и это давало надежду на осуществление моих планов. Я опасалась загреметь в монастырь, поэтому мне необходимо было покинуть замок. Но уйти в неизвестном направлении казалось слишком рискованным. Я рассчитывала укрыться в замке барона Эрвина хотя бы на первое время. Порывшись в сундуке отца, разжилась мужской одеждой. Пленнику она, кажется, могла оказаться впору. Стащив немного монет и украшений из тайника матери, я припрятала их в лесу, обеспечивая тем самым ещё один возможный путь к свободе. Дело оставалось за главным и самым сложным. Мы с Эрвином намеревались обезвредить охранника, но ведь всё могло пойти совсем не так, как мы рассчитывали. Первое, что нарушило наши намерения, – это возвращение с охоты Генри. Он пребывал в приподнятом настроении и желал видеть за столом всю семью, включая и свою полоумную дочь, то есть меня. Привезённую дичь спешно отправили на кухню. Готовился грандиозный праздник в честь хозяина замка. Зайцы, фазаны и кабаны станут главным украшением обеда, на который пригласили и некоторых соседей, участвовавших в охоте. Разумеется, послали и за священником, так ревностно пекущемся о моей несчастной душе. Бегство откладывалось, по крайней мере, до завтрашнего вечера. Ведь именно по вечерам стражник приносил еду пленнику. Вскоре в замке собрались все гости, и барон Генри Кендал произнёс молитву, восхвалявшую Господа. Он поблагодарил Бога за охотничьи дары и за своих чудесных друзей. Повара начали носить из кухни тяжелые вертела с трофеями хозяина. От них шёл вкусный пряный аромат, и я почувствовала, что голодна. Одновременно я присматривалась к священнику, который явно намеревался завладеть вниманием Генри. Это значило, что пришла пора вступать в игру и мне. Я встала с места и с глупой ухмылкой подошла к хозяину замка. Святой отец что-то нашёптывал ему на ухо, и барон кивал головой в знак согласия.

– Денежки… денежки за дочь… – громко заявила я и в упор посмотрела на святошу.

Его словно перекосило, а Генри внимательно взглянул на меня.

– Бедное, бедное дитя, – покачал головой священник. – В доме Божьем о ней позаботятся, милорд. Можете быть в этом полностью уверены.

– Разумеется, святой отец.

– Продай, продай, дочь! – не унималась я. – Деньги, деньги, деньги!

– Маргарет, уведи Матильду, – приказал Генри, и та тут же встала из-за стола и подошла ко мне.

По всей видимости, мой спектакль не увенчался успехом, но я больше чем уверена: если священник заикнётся о бедной и скудной жизни монастыря, Генри смекнёт, что к чему. Но остановит ли это его от решения избавиться от меня? Вот в чём вопрос. Ночь тянулась долго, как никогда. Я ворочалась с боку на бок, без конца размышляя о побеге. Удастся ли он? Или же мне всю жизнь предстоит провести в молитвах среди монахинь? Мои малолетние сёстры, делившие со мной постель, сладко посапывали во сне. Милые, нежные создания. Что ждало их в будущем в таком жестоком мире? Я бережно укрыла их одеялом и почувствовала жалость к этим, совсем ещё маленьким девочкам. Глубоко вздохнув, попыталась заснуть, но предстоящие события не давали мне расслабиться и отключиться даже на время. Наконец, начало светать, и я ощутила тяжесть, давившую на глаза. Сон, бегущий от меня всю ночь, коснулся моих ресниц уже почти под утро. День ничем примечательным не отличался, и ближе к вечеру я спустилась в подземелье. Пленник ждал меня и готовился к побегу. В котомке, которую я принесла, лежала одежда и башмаки, пошитые из мягкой кожи. В дальнем углу унылого помещения я откопала украденный на кухне ножик и добротно обмотала лезвие тряпкой. Затем укрылась в углу от скудного света фонаря. Вскоре послышались шаги стражника, принёсшего еду и питьё для узника. Подмигнув, он широко ухмыльнулся, видимо, демонстрируя хорошее расположение ко мне. Я лишь сильнее сжала нож, спрятанный за спиной. Дальше всё произошло именно так, как я и рассчитывала.

Узник схватил охранника за грудь цепкими пальцами и с силой притянул к прочным металлическим решёткам.

Выронив хлеб и кружку с водой, тот попытался вырваться, но в этот момент я со всей силы огрела его по голове тяжёлой рукояткой ножа. Ноги стражника подкосились, и барон Эрвин тут же отпустил его. Рухнув на холодные плиты пола, несчастный больше не шевелился, и кровь тонкой струйкой потекла из его раны. На дрожащих ногах я подошла к охраннику и, откинув в сторону нож, прикоснулась к его шее. К счастью, пульс прощупывался довольно отчётливо. Я поспешно отстегнула с пояса мужчины связку ключей и принялась подбирать тот, который подходил к двери узника. Это заняло какое-то время. Раненый пошевелился и застонал. Беспокойно оглядываясь на него, я снимала массивные цепи с пленника, нервно раскачивающегося в разные стороны. Меня страшило только одно – что безумие вновь накроет его, и наш план так и не осуществится. Но тем не менее всё прошло как по маслу. Настало время побега. Мы с Эрвином затащили стонущего охранника в камеру и закрыли его. Связку с ключами бросили в глубь помещения. Барон, не мешкая ни минуты, переоделся в одежду, которую я принесла. Накинув на голову капюшон, скрыл под ним лицо и косматые волосы. Нам повезло: мы без проблем покинули замок и направились прямиком в лес. До того, как сбежать, я разведала, где находятся земли Хогартов.

Нам предстоял долгий путь, идущий вдоль длинной реки.

Она сворачивала к холмам и полям, засеянным зерновыми культурами. Эти территории принадлежали Генри Кендалу, но дальше шла довольно густая роща, заканчивающаяся большой, почти десятиметровой насыпью. Вокруг неё был вырыт заполненный водою ров, а наверху искусственного холма красовался белокаменный замок.

Именно туда мы и направлялись. Мы с Эрвином не имели возможности передохнуть, так как в любой момент могли раздаться звуки погони. Генри располагал огромным преимуществом перед нами: он владел лошадьми и, будучи опытным охотником, прекрасно выслеживал добычу. К тому же, в его распоряжении находились псы, обладающие острым нюхом, но я надеялась, что нас хватятся нескоро. Всё зависело от раненого охранника, валявшегося в подземелье. А ещё я как следует натёрла подошвы наших башмаков чесноком, чтобы сбить собак со следа.

Не знаю, насколько продуктивно подобное средство, но лишние меры предосторожности нам точно не повредят.

Вдоль полей тянулись крестьянские дома с тёмными окнами. Ночь опускалась на землю, укрывая нас от любопытных глаз. Вдруг барон Эрвин упал на траву и зашёлся смехом, периодически истерично всхлипывая. События последних часов сильно повлияли на его и без того подорванную психику. Побег, долгожданная свобода и близкая встреча с семьей – всё это непосильным грузом навалилось на разум бывшего пленника, искажая действительность, лишая возможности отличать вымысел от реальности. Тело барона Хогарта всколыхнули сильные конвульсии, а изо рта пошла пена. Он затих. Перевернув неподвижного спутника набок, чтобы тот не захлебнулся, я прислушалась к его сердцу. Оно, слава богу, билось, но неровными, резкими скачками. Мне неоткуда было ждать помощи, и оставалось лишь надеяться на лучшее. Прошло около двух часов, но Эрвин оставался лежать без изменения. Я утирала слёзы, жалея беднягу и страшась за него. Наконец, он очнулся и открыл глаза. Лунный свет освещал осунувшиеся черты лица барона, но зато он не казался безумным. Скорее уставшим, не более того.

– Что произошло? – спросил Хогарт. – Где мы?

– Вы плохо почувствовали себя, милорд. Но приступ прошёл, и теперь можно идти дальше. Нужно спешить, иначе рискуем, что Генри Кендал нас схватит.

– Мерзкая грязная свинья ещё получит своё, – с ненавистью в голосе произнёс Эрвин. – Клянусь, я поквитаюсь с этим приспешником дьявола!

– Если мы не поторопимся, ваши клятвы останутся пустым звуком. Замок уже недалеко. Вставайте, мы и так потеряли уйму времени.

Бывший пленник с трудом поднялся, и наш путь возобновился. Через несколько километров мы наконец прибыли туда, куда так стремились. Белые крепостные стены каменного строения освещались неяркими фонарями. Широкие крепкие ворота, ведущие в замок, оказались закрыты.

– Ничего, – сказал Эрвин, – тут сбоку есть калитка. Войдём оттуда.

– Эй! – окликнули нас стражники, вооружённые копьями и мечами. Кто вы такие и что делаете здесь ночью?

– Я барон Эрвин Хогарт, владелец этого замка и всех прилегающих к нему земель, – горделиво заявил мой спутник.

– Да быть такого не может, – рассмеявшись, возразил один из караульных. – Его милость сгинул на охоте несколько лет назад.

– Он томился в темнице у Генри Кендала, – пояснила я.

– Матерь Божья, – присвистнул второй охранник, обладатель длинных густых усов. – Нужно, пожалуй, позвать начальника стражи.

Когда тот явился, то, внимательно вглядевшись в лицо барона, почесал в затылке.

– Хм, действительно, вижу явное сходство с нашим милордом, но будет лучше проводить вас прямо к нему. Джеральд, – обратился он к усачу, – удвой стражу. А ты, Кевин, пойдёшь с нами.

В большом внутреннем дворе замка находились жилые постройки, конюшни, кузницы и склады. Он, в принципе, не особо отличался от жилища моего отца. Главная башня имела четырёхугольную форму и возвышалась над землёй примерно метров на тридцать, не меньше. Поднявшись по узкой винтовой лестнице, мы очутились возле спальни хозяина. Начальник стражи постучал в дверь и, когда нам открыли, сказал:

– Простите, милорд, но к вам важный посетитель. Будет лучше, если вы взглянете на него и сами решите, что делать дальше.

Мой спутник стянул с головы капюшон, и обнажились его грязные спутанные волосы и всклоченная борода, выглядевшие просто дико. Он дрожал всем телом, вытянув вперёд шею. Из комнаты вышел мужчина лет двадцати пяти, облачённый в белую длинную рубашку. Я тут же увидела сходство с бароном Хогартом, но понятия не имела, кем эти двое приходятся друг другу.

– О, Пресвятая Богородица, матерь Божья! – всплеснул руками хозяин замка. – Эрвин! Ты ли это?

– Дорогой брат, – плача произнёс мой спутник, – я не верил, что вновь увижу тебя!

Они обнялись, и слёзы радости потекли по их мужественным лицам. Постояв так несколько минут, они принялись разглядывать друг друга, как будто всё ещё не веря в случившееся.

– Где моя жена, Марк? Где сын?

– Элис умерла два года назад, мы ничего не могли поделать. Она была благочестивой женщиной и примерной матерью. Это тяжёлая утрата, мы до сих пор скорбим о потере Элис.

– Боже! Боже праведный! – с горечью в голосе произнёс Эрвин. – За что мне такое испытание? За какие прегрешения, Господи? А Патрик? С ним всё в порядке?

– Да, но сейчас он спит.

– Я бы хотел повидать его, Марк.

– Разумеется, но, может, сначала ты представишь мне свою спутницу?

– Перед тобой леди Матильда, дочь барона Генри Кендала. Много лет я томился в его темнице, но своему спасению обязан именно этой молодой особе. Если бы не она, я никогда бы не оказался на свободе и не увидел свою семью.

– Да-а… Запутанная ситуация, – задумался Марк. – Все считали, что ты погиб на охоте, но твоего тела так и не нашли.

– Я попал в западню к своему злейшему врагу и поплатился за доверчивость. Как ты помнишь, наши семьи всегда враждовали между собой. Но однажды Генри Кендал прислал слугу с письмом. В нём говорилось о желании заключить мир, и я всем сердцем откликнулся на его предложение. Чтобы скрепить такое важное решение, мы и отправились на охоту. Это всё козни, брат мой. Генри считал меня сильным и опасным противником, а потому попытался избавиться от возможных неприятностей, связанных со мной. Не могу объяснить, почему он оставил меня в живых. Вероятнее всего, тешил собственное самолюбие беспомощным видом пленника, больше не представлявшим для него угрозу.

– Мы проделали долгий путь, милорд, – обратилась я к Марку, – и не спали всю ночь. Не позволите ли вы нам немного отдохнуть?

– Разумеется. Простите, миледи. Встреча с братом так взволновала меня, что я позабыл про здравомыслие и гостеприимство. Может, вы желаете перекусить?

– Благодарю, но не нужно.

– Я провожу вас в комнату, где вы сможете хорошенько выспаться. Тебе, Эрвин, – обратился он к брату, – не подобает в таком виде показываться перед сыном. Я дам распоряжение слугам. Они приготовят тёплую ванну для тебя. Нужно вначале избавиться от этой всклоченной бороды и нечёсаных волос, а уж потом обрадовать Патрика твоим возращением домой.

– Ты, конечно же, прав, Марк. Я последую твоему совету.

Помещение, в которое меня проводили, напоминало, скорее, кладовку. В ней стояли сундуки и мешки, крепко завязанные верёвками. На плоской поверхности одного из ящиков мне и постелили постель. С другой стороны, тут я никого не стесняла и, удобно устроившись на этом примитивном ложе, тут же заснула. Моё пробуждение пришлось на время обеда. Захотелось умыться, но хозяин замка не побеспокоился об этом. Я решила отправиться на поиски столовой или кухни и покинула отведённую мне комнатушку. Оказавшись в длинном коридоре, медленно пошла по направлению к лестнице, по которой меня и привели сюда. Но тут мне почудились неподалёку чьи-то голоса. Пройдя ещё несколько шагов, я оказалась возле открытой двери, но входить не спешила.

– Говорю тебе, Эрвин, – послышался голос нынешнего хозяина замка, – леди Матильде здесь не место. Скоро её отец прознает о вашем побеге и тогда придёт сюда и потребует вернуть ему дочь. Этот тип не остановится ни перед чем, а я не желаю подвергать опасности собственную семью и людей, преданных мне всем сердцем.

– Ты предлагаешь прогнать её, Марк? Но она так много сделала для меня! Кормила, когда я голодал. Утешала беседой в часы тягостного одиночества. Благодаря ей я на свободе и наслаждаюсь обществом сына и брата. Неужели можно поступить с ней так низко?

– Что плохого в том, чтобы ей вернуться домой? Её родные наверняка беспокоятся о ней.

– Они отправят её в монастырь и постригут в монахини.

– Разве не почётно для женщины посвятить себя Господу?

– Мне кажется, – медленно произнёс Эрвин, – есть другой способ разрешения этой проблемы. Не будет ли лучше выдать её замуж за Патрика? Ему пятнадцать, и он вполне готов к семейной жизни. Матильда станет мне прекрасной невесткой, а её отцу придётся смириться с таким положением дел. Мы породнимся, и он перестанет угрожать нашей семье.

– Я должен всё хорошенько обдумать, Эрвин.

– Нет, Марк, я вернулся, и теперь все решения, касающиеся семьи, буду принимать сам. Этот замок принадлежит мне по праву наследия. Ты мой младший брат и обязан слушаться меня.

Я услышала предостаточно и вновь вернулась к себе в каморку. Есть мне полностью расхотелось, а настроение совсем упало. Я ощущала в душе разочарование и тоску. Моя судьба вновь находилась в чужих руках, и это было хуже всего. Убежище, на которое я рассчитывала в замке Хогартов, стало ещё одной западнёй, поджидавшей меня в чужом и неприветливом мире.