Текст книги "Переплетения смерти"

Глава 4

Разглядывая стены небольшого помещения, в котором мне пришлось провести ночь, я размышляла о своём положении. Возвращаться назад в замок Генри Кендала не имело смысла. Возможно, на этот раз мой так называемый отец не посмотрит на помешательство дочери и высечет розгами. Уверена: то, что я натворила, привело его в ярость. Ещё бы! Организовать побег его злейшего врага из темницы – это верх наглости с моей стороны. Хотя, может быть, я отделаюсь лишь тем, что на меня накричат и отправят в монастырь на всю оставшуюся жизнь. Что, естественно, не соответствовало ни моим планам, ни желаниям. Оставаться у Хогартов мне тоже совершенно не хотелось, ведь это означало замужество. Само собой, выходить замуж за подростка я вовсе не собиралась, даже представить себе такого не могла. И почему меня забросило в средневековье – эти варварские «тёмные века»? А у смерти, оказывается, есть чувство юмора, только юмор этот, оказывается, чёрный. Моя прошлая жизнь испарилась в секунды, превратив меня в узницу чужого тела. Какой была та тринадцатилетняя девочка, место которой я занимаю? И где её душа? В каком мире? Я опустилась на сундук и подтянула колени к подбородку. Обняв их руками, уставилась на ящики и мешки вокруг. Тоскливые ощущения пустоты и одиночества навалились на меня. Окончательно выбили из колеи и заставили почувствовать нестерпимое отчаяние. Я потеряла любовь и счастье – всё, чем дорожила. Невозможность вернуться в прошлое вынуждала меня жить по другим законам. Но я не могла мириться со своим теперешним существованием. Да и кому под силу подобное испытание? Мысли в голове смешались, а сердце сжалось от боли. Вдруг безумно захотелось увидеть Вита. Уткнуться в родное плечо и почувствовать его крепкие объятия. Уверенный голос друга всегда успокаивал меня в минуты волнений. Наши совместные вечера, наполненные теплом и светлой радостью, приносили настоящее душевное удовлетворение. Лишившись всего этого, я словно потеряла опору и осталась без защиты и поддержки близкого человека. Но, сказать по правде, дни, проведённые в новом мире, настолько поразили меня, что первое время я почти не думала о любимом. Он казался туманным воспоминанием, нереальным и запредельным. Я смотрела на людей в странных одеждах, на стены замка, окружавшие меня, и боялась утратить разум. Уяснить происходившее было настолько сложным, что даже не знаю, как справилась с этим. Теперь я могла мыслить спокойнее и уравновешеннее. Это совсем не означало, что я позволила себе расслабиться. Меня не отпускало постоянное душевное напряжение, но такое состояние, по крайней мере, поддавалось объяснению. Обстоятельства, в которые я попала, не давали вздохнуть свободно, они лишь усиливали мои волнения и переживания.

В дверь постучали, и после моего приглашения войти на пороге показались Эрвин с братом.

– Добрый день, миледи! – пожелал мне бывший пленник. Его новый облик просто поразил меня. Я привыкла видеть оборванного грязного узника с всклоченной длинной бородой и косматыми волосами. Но сейчас передо мной стоял совсем другой человек, чисто выбритый и коротко стриженный, в добротно пошитой одежде. Раньше я не пыталась определить возраст Эрвина, но теперь удивлялась его молодости. На вид я дала б ему не больше тридцати лет. Скорее всего, он был лишь немногим старше брата. Поразительное сходство между ними говорило само за себя. Те же серые выразительные глаза, тёмные прямые брови и хорошо очерченный подбородок. Правда, Марк казался на полголовы ниже Эрвина, и его нос и губы были шире, чем у брата. Я улыбнулась и поздоровалась.

– Вы отлично выглядите, милорд, – обратилась я к бывшему узнику. – Возвращение домой пошло вам на пользу.

– Спасибо, миледи, если бы не вы, то я бы так и умер в темнице вашего отца. Но давайте не будем думать о грустном. Солнце уже высоко, давно пора обедать.

– Если честно, то я очень проголодалась.

– Вот и прекрасно, – отозвался Марк. – Приглашаем в обеденный зал, где вы сможете утолить голод. Заодно познакомитесь и с остальными членами нашей семьи.

– Очень любезно с вашей стороны, милорд, но для начала мне хотелось бы умыться и привести себя в порядок. За время пути в замок моё платье пришло в негодность. Я похожа на оборванку, а мне совсем не хочется появляться перед вашей семьёй в подобном виде.

– Не беспокойтесь, миледи, – вежливо улыбнулся Марк, – я пришлю служанку, и мы уладим этот вопрос.

– Благодарю вас за заботу и понимание.

Уже вскоре я с удовольствием умывалась, подставляя руки под струю свежей воды. Служанка, державшая кувшин над большим оловянным тазом, не стесняясь, разглядывала меня. Ещё бы, в замке, в котором обычно ничего интересного не происходит, вдруг приключилось что-то из ряда вон выходящее. Я сняла платье, и служанка почистила его и зашила в нескольких местах. По правде сказать, я рассчитывала на новую одежду, но Марк решил мою проблему по-своему. Причесав волосы, я заплела их в косы и отправилась в обеденный зал. Там уже собралось всё семейство Хогартов, и мой приход встретили любопытными взглядами. Эрвин встал из-за стола и подошёл ко мне.

– Рад вам представить мою спасительницу, леди Матильду Кендал. Именно благодаря ей я обрёл свободу и вновь увидел родных людей. Рядом с Марком, – обратился он ко мне, – сидит его жена, леди Элизабет, и их дети – Мэри, Томас и Дэвид.

Я с почтением улыбнулась, отметив про себя, что у Марка красивая жена, а их старшему сыну на вид лет восемь – десять. Мой взгляд упал на юношу чуть постарше, лет четырнадцати, наверное. Он пристально смотрел мне в лицо, и я уже догадалась, кто он.

– Это мой сын, Патрик, – произнёс барон Хогарт, лишь подтверждая мою догадку.

– Приятно познакомиться с вашей семьёй, милорд, – сказала я, прекрасно понимая смешанные чувства, которые испытывали ко мне эти люди.

– А теперь присаживайтесь за стол и будем обедать, – Эрвин пододвинул мне стул, стоящий от него по правую руку.

Заняв место рядом с ним, я постаралась вести себя скромно, как и подобало женщинам средневековья. Потупив взгляд, смотрела лишь на содержимое собственной тарелки, наполненной варёными овощами и жареной рыбой. Хозяин замка произнёс молитву, восхвалявшую Господа за дары его и долгожданную свободу, которую он приобрёл. Затем все приступили к трапезе, и я наконец-то смогла утолить голод. Бросая быстрые взгляды в сторону Марка и его жены, я ощущала лёгкое напряжение, в котором они пребывали. Брат Эрвина, вероятно, очень беспокоился за семью, и моё присутствие здесь считал нежелательным. Его жена, наверное, разделяла его опасения, но права голоса не имела. Что же касается Патрика, то ему, по всей видимости, уже были известны планы отца относительно нашего общего будущего. Он смотрел на меня не с простым любопытством, а как бы оценивающе, что ли. Это откровенно раздражало, но я пока старалась ничем не выдавать эмоции, распиравшие меня. В принципе, юноша подчинялся воле отца, а потому не стоило ни в чём его винить. С другой стороны, он показался мне совсем неплохим человеком – довольно сдержанным, с прямым взглядом серых выразительных глаз, таких же, как у Эрвина. В любом случае я решила не спешить с выводами, а посмотреть, как станут развиваться дальнейшие события.

– Леди Матильда, – обратился ко мне Марк, – вы позволите задать вам вопрос?

– Разумеется, милорд, я слушаю вас.

– Почему вы помогли моему брату? Что вами двигало?

– Сострадание и сочувствие к ближнему своему.

– Но, разве вас не волнует мнение отца?

– По-моему, переживать по данному поводу уже поздно, вы не находите?

– Возможно, но Генри Кендал человек жестокий и вряд ли смирится с создавшейся ситуацией. Не думаю, что ему доставит радость узнать, где сейчас находится его дочь.

– Не переживайте, милорд, я немедленно покину ваш замок. Мне бы не хотелось, чтобы вашей семье что-то угрожало. Благодарю за приют и превосходный обед, – вставая из-за стола, произнесла я. – Прощайте!

Я направилась к двери, но Эрвин не дал мне уйти. Он догнал меня и преградил дорогу.

– Леди Матильда, не нужно принимать скоропалительных решений. Если вы вернётесь домой, то весь гнев отца падёт прямиком на вас. Я не могу этого допустить.

– Не беспокойтесь за меня. Мне ничего не угрожает, разве что постриг в монастырь.

– Быть невестой Господа нашего очень почётно для благочестивой женщины, – подала голос жена Марка.

– Именно исходя из этого, вы, миледи, и решили выйти замуж и завести детей? Или себя к благочестивым женщинам вы не причисляете? – я в упор посмотрела на неё, и леди Элизабет, беспомощно взглянув на мужа, не нашлась, что ответить.

– Послушайте меня, – Эрвин переключил моё внимание на себя. – Вам не стоит возвращаться домой. Мне кажется, есть иной способ уладить все разногласия.

– Какой же, позвольте узнать?

– Замужество.

– Невозможно, милорд, вы ведь слышали про моё умственное расстройство.

– Что вы хотите этим сказать? – Марк встал из-за стола и подошёл к нам.

– Меня считают умалишённой, из-за чего расторгли помолвку с сыном барона Берингтона. Думаю, вряд ли найдётся желающий взять меня в жёны. По крайней мере, так обстоят дела.

– А, по-моему, вы ведёте себя вполне благоразумно, – усомнился в диагнозе Марк.

– Ну, а как же устройство побега вашего брата? – усмехнулась я. – Будь я в здравом уме, вряд ли бы решилась на подобную авантюру.

– Меня не волнует, что о вас говорят, – посмотрел на меня Эрвин. – Я знаю одно: вы проявили доброту и смелость, спасая меня. Лишь благодаря вашему чуткому и щедрому сердцу я могу наслаждаться свободой. Поэтому у меня только одно желание: выдать вас замуж за моего сына Патрика. Он хороший юноша – заботливый и преданный интересам семьи. Вы станете прекрасной парой, даже не сомневайтесь.

– Очень лестное предложение, милорд, но в таком случае у меня есть одно условие. Если свадьба и состоится, то только через год.

– И с чем это связано?

– Я уже рассказывала вам о своём падении с лошади. Так вот, после сильного удара головой я потеряла память. Прошлая жизнь словно стёрлась, и мне приходится познавать мир заново. Семья стала чужой для меня. Их лица ни о чём мне не напоминают. Будто я нахожусь среди незнакомых людей, ничего не значащих для меня. Я понимаю, как ужасно это звучит, но такова правда. Я забыла о многих вещах, которые кажутся вполне естественными. Разучилась шить и вышивать, хотя раньше проводила за этими занятиями много времени. Даже священное писание, которое я читала изо дня в день, выглядит для меня новой книгой со странными текстами. Прежде чем выйти замуж, мне необходимо прийти в себя, а для этого требуется время.

– Пока вы будете познавать мир, – сказал Марк, – ваш отец нагрянет сюда с вооружёнными рыцарями и попытается разгромить наш замок, чтобы вызволить вас отсюда. Решение о замужестве надо принять немедленно и сообщить о нём барону Кендалу. В противном случае всё может закончиться плачевно для обеих наших семей.

– Разделяю ваши опасения относительно отца. Он человек несдержанный и очень вспыльчивый. Но есть ещё один способ избавить вашу семью от гнева барона Кендала: я покину этот замок, и вы забудете обо мне, как будто мы никогда и не встречались.

– Исключено, – запротестовал Эрвин. – Вы останетесь здесь и выйдете замуж за Патрика. Если вам требуется год, вы его получите. Что же касается вашего отца, то мы поступим следующим образом: я напишу ему письмо и всё объясню. Наши земли находятся в непосредственной близости друг от другу, поэтому женитьба детей может объединить нас против общих врагов. Надеюсь, ваш отец здравомыслящий человек и поймёт обоюдную выгоду.

– Значит, вы сможете доверять человеку, который столько лет враждовал с вашей семьёй? – поинтересовалась я. – Тому, кто содержал вас в подземелье в нечеловеческих условиях? По-моему, вы не вполне отдаёте себе отчёт в том, что говорите.

– Мы и сами не помним, почему столько времени испытываем ненависть друг к другу. Ссора началась так давно, что пришло время положить войне конец.

Я не успела возразить барону, так как он вдруг побледнел и как подкошенный упал на пол. Его тело забилось в судорогах, а изо рта показалась белая пена. Марк тут же бросился к брату, а его жена и дети вскочили из-за стола и с беспокойством столпились рядом. Патрик казался таким же бледным, как и его отец. Страх и волнение за близкого человека в полной мере отразились на его юношеском лице. Тревожный взгляд серых глаз и напряжённая поза ясно показывали его сильное волнение. Марк склонился над Эрвином и приподнял ему голову.

– Элизабет, – обратился он к жене, – надо позвать врача.

Она, шепча молитвы и окружённая цеплявшимися за неё детьми, спешно покинула зал. Я видела подобные припадки Эрвина не впервые, но, тем не менее, каждый раз переживала и боялась за него. Я не могла бы назвать его другом, но и чужим он мне больше не казался. Наши судьбы сплелись, словно проводя невидимый след в будущее. Наконец, конвульсии Эрвина прекратились, и его лицо приобрело обычный для него золотистый оттенок. Барон судорожно вздохнул и приоткрыл глаза. Его взгляд устремился на брата:

– Где я?

– Дома, – ответил Марк.

– Кто вы, милорд? Мы знакомы?

Эти вопросы ошеломили младшего барона Хогарта настолько, что он застыл в полном недоумении, не зная, как реагировать.

– Не волнуйтесь, – попыталась я успокоить его, – с Эрвином такое случается, но он всегда приходит в себя. Годы в темнице моего отца наложили тяжёлый отпечаток на его мозг. По крайней мере, сейчас он ведёт себя не так, как раньше: по-человечески, а не как дикое животное.

Моя откровенность лишь ещё больше обескуражила Марка. Я присела рядом с ним и как можно мягче улыбнулась Эрвину.

– С возвращением в наш мир, милорд. Надеюсь, вы чувствуете себя гораздо лучше?

– Я где-то вас уже видел, – с трудом приподнимаясь на локте, произнёс Эрвин.

– Разумеется. Ваша память вас не подводит, да и внешность у меня легко запоминающаяся.

– А кто тот молодой человек? – наклоняясь к моему уху, спросил несчастный. – Он так бледен. Ему нужна помощь врача.

– Не беспокойтесь, милорд, мы о нём позаботимся.

Вскоре на пороге обеденного зала вновь появилась Элизабет. Правда, детей с ней уже не было. Но рядом находились двое мужчин, вероятно, слуги. Они подняли барона Эрвина с пола и понесли в его спальню. Марк с женой отправились следом, а я осталась наедине с Патриком. Я чувствовала жалость к молодому человеку. Несмотря на юный возраст, ему многое пришлось испытать: смерть матери, потерю отца. Когда же тот вновь появился в его жизни, то оказался психически нездоровым человеком. Всё это навалилось тяжким грузом на плечи парня и, естественно, стало большим потрясением для его незакалённого ещё характера.

– Вот что, – я подошла поближе к Патрику, – я разделяю ваши переживания, милорд, но вы должны надеяться на лучшее. Всё, что довелось пережить вашему отцу в последние годы, наложило печальный отпечаток на его психику. Я видела его припадки несколько раз, и это, признаюсь, ужасное зрелище. Возможно, врачи сумеют помочь ему. А если даже нет, мы в любом случае должны относиться к барону с любовью и уважением.

– Я полностью согласен с вашими словами, леди Матильда. Неизвестно, поправится мой отец или нет, но я уповаю на милость Господа нашего. Бог лишил меня матери, но вернул отца. Ведь не для того же, чтобы я вновь потерял его!

Глаза парня наполнились слезами, и я обняла его, прижав к себе. Иногда слова утешения излишни, и лишь человеческое тепло способно успокоить того, кто нуждается в успокоении. Юноша всхлипнул и уткнулся мне в плечо. Я гладила его по голове, как ребёнка, и вскоре он перестал плакать. Оторвавшись от меня и утерев слёзы рукавом, Патрик очень внимательно посмотрел мне в лицо, как будто хотел прочесть в нём что-то непостижимое. Я чувствовала не просто благодарность с его стороны, но и нескрываемый интерес. Наверное, моё уравновешенное поведение не вязалось с телом подростка, в оболочке которого я пребывала.

– Думаю, вам стоит немного проветриться, милорд. Подышите свежим воздухом, отвлекитесь от мрачных мыслей.

– Я не могу уйти сейчас, – отмахнулся от моего предложения Патрик. – Вдруг понадоблюсь отцу.

– С ним сейчас его брат, возможно, уже пришёл врач. Барону, наверное, дадут успокоительное, и он проспит много времени. Мне кажется, в ближайшие часы вы вполне можете прогуляться.

– А вам не хотелось бы составить мне компанию?

– С радостью.

– Может, желаете прокатиться верхом?

– С удовольствием. В моей семье меня считали хорошей наездницей.

Мы с Патриком вышли из замка и сразу же направились к конюшням. Юноша вывел из стойла двух белых жеребцов и с лёгкостью оседлал их. Наблюдая за его движениями, я восхищалась ловкостью молодого человека. Ведь для меня, городской жительницы, обычным средством передвижения являлся автомобиль. В крайнем случае – метро. Из-за того, что я никогда раньше не сидела на лошади, верховая езда казалась мне чем-то нереально сложным. Рассудив, что в данном мире мне предстоит ещё многому научиться, я смело подошла к жеребцу и погладила его по гладкой холке. Конь скосил на меня глаза и мотнул головой. Удивительное ощущение близости к большому и сильному животному породило в моём сердце искреннее уважение, восхищение его красотой и статью. Я и понятия не имела, как взобраться в седло, но Патрик очень своевременно предложил мне помощь. В конце концов, оказавшись на два метра над землёй и держа в руках поводья, я приготовилась к приятной прогулке, но для начала нужно было по меньшей мере сдвинуться с места. Патрик пришпорил своего скакуна, и тот тут же тронулся с места. Я решила повторить то же самое, но мой конь, чувствуя неопытного седока, заупрямился. Он заинтересованно шарил губами в траве, не обращая никакого внимания на мои безрезультатные попытки заставить его хоть немного пошевелиться.

– В чём дело, Миледи? – вернулся за мной Патрик.

– По-моему, вместе с потерей памяти я ещё и верхом ездить разучилась.

– Как такое возможно?

– Боюсь, что у меня нет объяснений на этот счёт.

Патрик взял моего жеребца под уздцы и заставил его шагать рядом со своим. Я достаточно уверенно держалась в седле, что для первого раза уже было просто прекрасно. Трудно передать словами то, что чувствуешь, когда под тобой большое животное. Ты будто входишь в ритм его движений, и вы становитесь единым живым организмом. Это удивительное и неповторимое ощущение полностью меня поглотило. Мы выехали за ворота замка и направились в сторону небольшого леска. Настроение у моего спутника значительно улучшилось, он больше не выглядел печальным и потерянным. Не знаю, что повлияло на него, – то ли моя компания, то ли свежий воздух.

В любом случае он отвлёкся от горестных переживаний, наполнявших его сердце. Лицо парня оживилось, а его поведение стало свободным и непринуждённым. Наверное, ему было легко со мной, и мы беседовали, как давние друзья. Спешившись, мы удобно устроились в тени раскидистых деревьев. Здесь, вдали от замка, было тихо и безлюдно. Умиротворение природы выглядело контрастом по сравнению с суетной жизнью враждующих между собой людей. В этом безмятежном глухом уголке человеческие радости и несчастья представлялись нелепым фарсом. Я словно растворилась в душистых запахах, проникающих в лёгкие, в стрекотании кузнечиков и пении птиц, ласкающем слух. Тёплый ветерок шелестел листвой, ласкал мне лицо и теребил волосы. Мой новый знакомый, несмотря на юный возраст, производил впечатление вполне уверенного в себе человека. Он рассказывал о семье, о жизни без отца и матери. Его рассуждения казались логичными и правильными. Под тембр его голоса я полностью расслабилась и больше не думала о свалившихся на меня неприятностях. Я отдыхала рядом с Патриком, давая себе передышку и отрешившись от сложностей, маячивших впереди. Я не сомневалась, что Генри Кендал предпримет что-то ужасное. Наверное, мне не стоило злоупотреблять гостеприимством Хогартов и надлежало как можно скорее вернуться в родительский замок. Но, положа руку на сердце, мне очень этого не хотелось. Прикрыв глаза, я окунулась в воспоминания и вскоре погрузилась в них полностью. Моя прошлая жизнь представлялась мне сном, который невозможно возвратить. Я цеплялась за неё, пыталась черпать в ней силы. Но призрачные события минувшего причиняли мне лишь нестерпимую боль от потери любимого человека. Виталя остался там, куда вход мне был воспрещён. Я не могла дотянуться до него сквозь века, неумолимо разделившие нас. Коснуться его и ощутить тепло его рук, мягкость губ. Нить, соединявшая нас, словно оборвалась, и я осталась одна в пустоте времён, давно канувших в прошлое. Милый, любимый, единственный, как же далеко ты от меня! Огонь любви, горящий во мне, не ослабевал. Но, не находя выхода, он испепелял меня изнутри, причиняя лишь страдания. Моё сердце сжалось, и я ощутила резкие спазмы в горле. Горячие слёзы потекли по лицу, не принося облегчения. Тяжесть, накопившаяся в душе, никуда не исчезла, она всё так же безжалостно давила на меня, не освобождая от своих крепких объятий.

– Миледи, – услышала я взволнованный голос Патрика. – Что с вами?

Бедный, бедный мальчик, такой ещё юный, но уже готовый к взрослой жизни! Он обнял меня и прижал к себе. Его участие и беспокойство отрезвили, заставили взять себя в руки. Отстранившись от него, я с благодарностью улыбнулась и вытерла слёзы.

– Простите меня, милорд, за эту сцену. Сама не знаю, что на меня нашло.

– Не стоит извиняться, ведь я прекрасно понимаю, как вам сейчас нелегко.

– Вы и ваша семья очень добры ко мне, и я не стану подвергать вас опасности. Мне стоит вернуться домой, чтобы предотвратить ужасные события, которые могут произойти по моей вине. Генри Кендал – человек не просто вспыльчивый, но, судя по тому, как он обращался с вашим отцом, ещё и очень жестокий. Боюсь, он ни перед чем не остановится, чтобы только возвратить дочь домой.

– Но вы сами можете пострадать от него, а я не могу этого допустить. Отныне вы находитесь под моей защитой. Клянусь, что никому не позволю обидеть вас.

Горящий смелый взгляд парня ошеломил меня. Его уверенность в себе заслуживала уважения, но я не имела права прятаться за спиной хорошего человека, слишком юного, чтобы умереть. Взяв его за руку, я сказала:

– Послушайте меня, Патрик. Барон Хогарт очень болен, и он нуждается в вашей заботе гораздо больше, чем я. Сейчас не тот момент, чтобы навлекать на него ещё какие-то неприятности.

– Вы останетесь в нашем замке, миледи, – твёрдо произнёс Патрик, – и это не обсуждается. Что же касается отца… Когда он придёт в себя, то наверняка поддержит моё решение. Я попрошу дядю написать письмо Генри Кендалу с сообщением о нашей предстоящей свадьбе. Всё наладится, поверьте мне. А сейчас пора возвращаться в замок. Скоро стемнеет, и на открытой местности оставаться будет небезопасно.

Сумерки, действительно, уже начали покрывать землю таинственными тенями и окрашивать листву в едва заметные голубые оттенки. Воздух стал прохладнее и более влажным, а на белых облаках, плывущих высоко над нами, засияла оранжевая кайма заходящего солнца. Оседлав лошадей, мы направились к замку Хогартов. Обратный путь верхом я проделала намного уверенней. Конь, послушный моим движениям, лёгкой рысью бежал к дому. Я всё время поглядывала на Патрика, удивившего меня силой характера. Как взрослый мужчина, он не боялся ответственности за собственные поступки. Вскоре мы увидели видневшиеся вдали башни замка. Окутанные вечерней дымкой, они выглядели загадочно на фоне темнеющего неба. Наваждение исчезло, как только мы очутились среди людей. Рыцари, прачки и ремесленники высыпали во внутренний двор замка после трудового дня. Они пересмеивались между собой, пили вино и обсуждали какие-то важные для себя события. Мы с Патриком спешились и отвели коней в конюшню. Парню не терпелось разузнать о самочувствии отца, и первым делом мы направились в спальню барона, где увидели Марка, сидящего у кровати брата.

– Дядя, как он? – взволнованно спросил Патрик.

– К сожалению, неважно. Приходит в себя, но ненадолго. Никого не узнаёт, бормочет странные непонятные слова, будто в бреду. Врач дал ему успокоительное и велел надеяться на милость Господа нашего.

– Дядя, вам нужно поесть и отдохнуть. Идите, я сменю вас у постели отца.

– Хорошо, Патрик, но я скоро вернусь. Миледи, – обратился он ко мне, – не хотите ли со мной поужинать?

– Благодарю вас, милорд, я предпочла бы остаться здесь.

Когда за Марком закрылась дверь, Патрик повернулся ко мне:

– Благодарю за вашу поддержку, миледи, а теперь давайте помолимся. Возможно, Господь наш всемогущий и милосердный услышит наши мольбы и поможет моему отцу.

Патрик опустился на колени у постели Эрвина и молитвенно сложил руки на груди. Закрыв глаза, он прошептал:

– О, Господь мой, Создатель мой, прошу помощи твоей. Даруй исцеление рабу твоему. Омой кровь его лучами Твоими. Только с помощью Твоею придёт исцеление его.

А я молиться не умела и ничем не могла помочь. Но Патрик нуждался в поддержке, а потому я встала на колени рядом с ним и постаралась повторять его слова. Слёзы сочувствия текли по моим щекам, и всем сердцем я желала Эрвину избавления от болезни.

– Боль отступит, – продолжал Патрик, – и силы вернутся, и раны заживут его телесные и душевные, и придёт помощь Твоя.

– Лучи Твои с Небес дойдут до него, – сквозь слёзы вторила я, – дадут ему защиту, благословят на исцеление от недугов его, укрепят веру.

– Да услышит молитву сию Господь, – закончил молодой человек. – Слава и благодарность силе Господа. Аминь.

Словно услышав наши голоса, Эрвин открыл глаза и приподнялся в постели. Он с удивлением смотрел на нас обоих, будто видел впервые в жизни. Не могу сказать, что выглядел он болезненно. Никакой бледности и усталости на лице. Его движения были свободными, ненапряжёнными. Без усилия встав с кровати, он подошёл к окну. Полюбовавшись окрестностями, вновь одарил нас с Патриком взглядом, полным изумления, и вышел из комнаты. Мы с юношей так и остались стоять на коленях, поражённые столь скорым выздоровлением барона Хогарта.

– Молитва подействовала, – пришел в себя молодой человек. – Отцу явно стало лучше.

Он встал на ноги и подал мне руку. Опёршись на неё, я поднялась. Последовав за Эрвином, мы нагнали его в обеденном зале. Хозяин замка находился во главе стола и спокойно уплетал ужин. Марк с Элизабет, а также их дети сидели молча, но их вытянутые лица красноречиво говорили о том внутреннем состоянии, в котором они пребывали. Подойдя к столу, мы с Патриком присоединились к остальным. Барон Хогарт-старший вытер салфеткой губы и откинулся на спинку стула. В его серых глазах не осталось ни капли безумия. Они светились умом, а сдержанность свидетельствовала о прекрасном владении собою. Эрвин, не стесняясь, разглядывал членов семьи, включая меня. Он открыто изучал нас, но не это настораживало. Я общалась с этим человеком довольно долго и привыкла к его манере поведения, мимике. Сейчас же его будто подменили. Мягкий взгляд бывшего узника стал более проницательным и властным. В нём чувствовалась сила характера, которую Эрвин обычно почти не проявлял. Движения мужчины перестали казаться вялыми, он не сутулился, как обычно.

– Как вы чувствуете себя, отец? – нарушил молчание Патрик, но ответа на вопрос так и не получил.

– Мы молились за ваше выздоровление, и Господь наш милосердный услышал нас, – продолжил парень.

Эрвин приподнял брови и покачал головой. Он встал из-за стола, подошёл к Патрику, положил руку ему на плечо. Сжал несколько раз и в полном недоумении отошёл. Затем улыбнулся как потерянный и устало проговорил:

– Да что же здесь в конце концов происходит?

Никто из присутствующих так и не понял, что он сказал. Никто, кроме меня, ведь фраза, произнесённая бароном, прозвучала на чистейшем русском языке.