Текст книги "Зоя. Том второй"

Уже когда вернулась к себе, услышала стук в дверь. Пришла всё-таки соседка, чтобы покормить детей. Те сначала не брали чужую грудь, кричали, а потом присосались. Евдокия даже не знала, как благодарить. И побоялась спросить, сможет ли она накормить их, когда ещё проголодаются.

А соседка сама сказала, что если нужна будет, то пусть зовут. И они позвали. Ещё в обед и вечером приходила она. А ночью Евдокия почувствовала прилив молока и уже утром кормила детей сама. Сыновья, видимо, ощущали что-то неладное и стали очень беспокойными. Успокаивались только на руках у матери. И стоило Евдокии положить заснувших детей в кроватку, как те мгновенно просыпались и требовательно просились на руки.

Григорий пытался помочь жене. Качал детей, носил их на руках, пел им песни. Но у отца они кричали ещё громче. Измученная Евдокия положила их рядом с собой и только так смогла уснуть ненадолго.

А Григорию места на кровати не нашлось. Он нехотя пошёл в комнату, где жил Джан. Яростно скинул на пол простынь, одеяло. Как-то резко благодарность к китайцу сменилась на ненависть. Григорий стал ругать тот день, когда впервые подошёл к нему и попросил помочь Дунечке. Теперь вся жизнь из-за этого китайца пошла наперекосяк.

– И без него бы справились, – причитал Григорий. – Сколько баб рожают, а тут без его помощи никак не обошлись бы. Точно он колдун какой-то. Как пришёл в дом, так сразу и Дунечка забеременела.

Что-то острое пронзило сердце.

– А может, а может, – шептал он, – не мои это дети? Может, он поэтому так обхаживает жену мою? Вот же ж чёрт китайский, я тебе покажу, как жён чужих брюхатить. Они же даже не любят меня, эти дети. А ему улыбаются. Эх, Дунечка, Дунечка, спелись вы хорошо, пока я работал.

Он выскочил из комнаты, разбудил Евдокию. Потянул её за руку. Жена испуганно посмотрела на мужа. Проснулись дети.

Но Григорий не отпускал руку жены, силой стащил её с кровати.

– Ну что скажешь мне, Дунечка? Любовь китайская слаще моей? А я дурак, поверил чёрту этому. Когда же вы всё успевали-то? Хотя это дело нехитрое.

– Отпусти, – взмолилась Евдокия.

Но Григорий был вне себя от ярости.

– Чего орут они? – спросил он, показывая на детей. – К отцу, небось, хотят. Так отнеси их ему, они только у него спокойно себя ведут.

– Отпусти, Гриша, мне больно, – со слезами на глазах просила Евдокия.

– А мне, думаешь, не больно? – крикнул Григорий. – Я думал, что наконец-то Бог мне детей послал, а они-то не мои.

– Гриша-а-а, как же ты мог такое подумать обо мне? Ты же один у меня и на всю жизнь.

Евдокия пыталась вырвать руку. Но Григорий вцепился крепко. Дети продолжали кричать.

И вдруг Григорий ослабил хватку, Евдокия освободилась и сразу же бросилась к детям. Успокаивала их плачущих, и сама рыдала. Григорий выскочил из комнаты, сильно хлопнув дверью.

Весь день Евдокия ждала Григория, а вечером к ней пришли Зоя и Янек.

Евдокия Степановна всё рассказала. Янек, оставив Зою с мачехой, решил пройтись по харчевням. Но там никто не видел Григория. Решили ждать его дома. Остались ночевать с Евдокией. Зоя помогла ей по хозяйству. Никакие слова не успокаивали мачеху, она всё время плакала. Утром, когда Зоя и Янек ушли на работу, Евдокия уложила детей спать, а сама встала на колени перед иконами и начала молиться.

Потом проснулись дети. Они становились старше и спали уже меньше, требовали постоянного присутствия матери рядом. Евдокия ничего не успевала, только пела им песни, носила на руках и укачивала. А сама всё думала о муже. Вспомнила, как впервые увидела его, как стала женой, как он изменился, когда она не могла ходить, как думала, что умерла, когда он признавался в любви. Решила не вспоминать плохое, думала обо всём хорошем, что было связано с мужем. Смотрела на детей, прижимала их к себе и шептала:

– Твои они, Гришенька, как же ты так мог сомневаться во мне? Я же люблю тебя одного. Что-то нашло на меня от усталости. Где же ты, мой родной?

Григорий Филиппович вернулся домой через три дня.

– Где же ты был? – спросила Евдокия, увидев мужа.

Он посмотрел на жену. Промолчал. Потом подошёл близко, схватил резко за плечи, прижал к себе. Евдокия почувствовала, как сильно бьётся сердце мужа. Ей казалось, что оно вот-вот выпрыгнет.

– Думал я, Дунечка. Думал о том, какой бес в меня вселился, – вдруг произнёс он. – Как вы тут без меня?

Евдокия глубоко вздохнула. Коснулась пальцами лица мужа, прильнула к нему своими губами. Захотелось раствориться в нём, прижаться ещё сильнее. Григорий словно прочитал мысли жены, обнял её ещё крепче. Потом поднял на руки и прошептал:

– Никому я тебя не отдам, Дунечка. Ты у меня одна такая на всём белом свете. Тростиночка моя ненаглядная. Прости меня, любимая, вот не отпущу тебя, пока не простишь.

Евдокия улыбнулась, обвила своими руками вокруг шеи мужа, шепнула ему на ухо:

– Я простила, Гришенька.

И Григорий успокоился, дети со временем привыкли к нему, уже вовсю улыбались, агукали.

Но в сердце Евдокии всё равно осталось место для Джана. Она часто вспоминала его. В основном днём, когда Григорий был на работе. А как только он возвращался и сразу прижимал к себе свою Дунечку, сразу забывала о китайском докторе.

 
                                        ***
 

Таисия встретила Николая случайно, когда гуляла с сыном. Он сначала прошёл мимо, словно не узнал, а потом остановился, оглянулся и произнёс:

– Тая…

От знакомого голоса сердце Таисии заколотилось. Руки ослабли, и она чуть не уронила сына. Вовремя подоспевший Николай подхватил ребёнка. Они смотрели друг на друга.

– Красивый у тебя сын, – вдруг произнёс Николай, – как ты…

Таисия забрала ребёнка. Прижала его к себе.

– Поздравляю, – сказал Николай. – Жаль, что всё так вышло.

И пошёл прочь.

Тайга была растеряна. Ей хотелось остановить Николая, крикнуть вслед, что любит его. Но молчала. Сердце бешено колотилось. Вернулась домой, не смогла успокоиться. Положила сына на кровать, обложила его подушками. Тревога нарастала, она оставила малыша дома одного и выбежала на улицу.

Бежала по городу, искала Николая глазами, споткнулась, упала, зарыдала.

Она даже не знала, сколько времени прошло, а потом вдруг вспомнила о сыне и решила вернуться. При падении ударилась ногой, которая когда-то была сломана, нога болела. Бежать не получалось совсем. Когда она, хромая и почти воя от боли вошла в квартиру, то увидела там вернувшегося с работы Лорана. Тот носил на руках кричащего ребёнка. Глаза Лорана были полны ужаса.

Таисия молча забрала сына, прижала его к себе. Иван уткнулся носиком в материнскую грудь, и подвывая ждал, когда она расстегнёт наконец-то рубаху. Руки не слушались Таисию. Лоран помог.

Когда ребёнок, успокоившись, прильнул к материнской груди, Лоран сел на стул и закрыл лицо руками.

Таисия подошла. Положила руку ему на плечо.

– Больше никогда не бросай нас, прошу тебя, – сказал Лоран дрожащим голосом. – Мы не сможем без тебя, Тая…

Тайга нежно провела рукой от плеча к голове, муж задрожал.

– Я больше не уйду, прости меня, – прошептала она еле слышно.

Лоран встал со стула, замкнул свои руки на талии жены и спросил:

– Что я делаю не так, Тая?

– Я же тебе говорила! Я не та, что нужна тебе, – ответила Тайга.

– Ты давно уже та, что мне нужна, и не только мне. Я счастлив, что у Ванечки есть мать и отец. Я счастлив, что у меня есть ты. Я же тебя не обижаю. Хочешь, давай уедем отсюда?

– Не-е-ет, – ответила Таисия, – я никуда не хочу, Лоран. Мне только здесь дышится свободно.

Лоран поцеловал жену, прижал её к себе.

– Нам с Ванечкой было очень плохо без тебя, хорошо, что ты вернулась.

Таисия посмотрела на Лорана, потом на спящего сына.

Вспомнила о Николае.

«Коля, – подумала она, – я буду с тобой в следующей жизни, а в этой я нужнее здесь».

Лоран, уходя утром на работу, нервничал. Он еле дождался окончания дня. Сначала хотел отпроситься, чтобы уйти пораньше и убедиться, что жена ждёт его дома.

Но боролся с этим желанием. Подумал, что раннее возвращение может натолкнуть Таисию на мысль о недоверии ей.

А Лоран этого не хотел.

Когда вернулся домой, вся дневная тревога ушла, словно её и не было. Всё было так, как он хотел.

– Рад видеть тебя, Тая, – обрадовался он жене.

– Я тоже!

Лоран ни разу не спросил, где Таисия была в тот день. Не захотел ворошить прошлое, расследовать, узнавать. Просто перестал быть следователем. Предпочёл остаться отцом и мужем.

Глава 2

Герман вернулся в город в середине зимы 1911 года. Долго ходил вокруг дома, где жила Анна.

Не решался войти. Думал, что его уже все забыли.

Это были самые тяжёлые полтора года в его жизни. Скрываться от правосудия было нелегко. Он даже не рискнул вернуться в Польшу, так как там наверняка было на него досье. Поэтому скрывался в глухой деревеньке неподалёку от Ростова. Отпустил бороду. Длинные волосы заплёл в косу. Изучал своё отражение в зеркале и не видел в себе прежнего Германа. На него смотрел постаревший, поседевший мужик. Никто не узнал бы его в таком виде, да он и сам не узнавал себя.

Набравшись смелости, постучался.

Стук в дверь в 4 утра насторожил пани Левандовски. Помощница обычно приходила в 5, да и не стучала, у неё были ключи. Анна встала с кровати, подошла к двери, стука больше не было.

Прислушалась, подумала, что кто-то ошибся. Постояла ещё, стук повторился.

– Кто там? – спросила она негромко, боясь разбудить Софью.

Девочка спала очень чутко. Она, видимо, тоже услышала стук и выбежала из своей комнаты.

– Это я, Герман, – услышала Анна, и мир поплыл перед её глазами.

Она почему-то не торопилась открывать. Руки дрожали. Дверь открыла подбежавшая Софья.

Герман первой увидел её.

Анна стояла за дверью.

– Здесь живёт пани Анна? – спросил Герман.

– Здесь, – прощебетала Софья, повернулась к Анне и обратилась к ней: – Маменька, это к вам, пустите же его, мороз на улице ого какой. Сейчас хо́лода напустим, замёрзнем.

Анна распахнула дверь широко.

Их взгляды встретились. Анна пыталась угадать в обросшем мужике Германа.

А он хотел поскорее вытереть слёзы с лица своей любимой.

Вошёл, закрыл за собой дверь.

– Что же вы стоите, маменька? Обнимайте же его скорее, а то опять исчезнет, где мы его искать будем? – пролепетала Софья.

Анна узнала любимые глаза, но обнимать не торопилась.

Только когда Герман подошёл к ней близко, она бросилась ему на шею.

Он подхватил её, закружился с ней.

Потом отпустил, снял тулуп и прижал к себе Анну.

Целовал её мокрые от слёз щёки.

– Я вернулся, Анечка, я обещал и вернулся.

Анна словно потеряла дар речи. Она то плакала, то успокаивалась.

Поначалу Софья смотрела на Анну и Германа с удивлением, подумала, что оба какие-то странные: не радуются, а плачут. А потом решила пойти в свою комнату.

– Я так ждала тебя, Герман. У меня столько всего произошло. И всё без тебя. Не знаю, как смогла всё это пережить, – произнесла Анна, немного успокоившись.

– Анечка, я не мог вернуться раньше. Я теперь живу по чужим документам. Только так смогу находиться рядом с тобой.

– Я буду заплетать тебе косы как Софье, – сказала Анна улыбнувшись и потрепала Германа за косу. Мне стало легче ждать тебя, когда моя дочь вернулась ко мне. Она, оказывается, жила в другой семье. Не понимаю, как Густав мог отдать её чужим людям, а мне сказать, что она умерла. Это же так жестоко, Герман.

Герман удивлённо посмотрел на Анну, задумался.

– Анечка, – сказал он, – этого не может быть, это и правда чудо какое-то!

А у самого защемило в сердце. Если бы он не увидел девочку, то подумал бы, что Анна сошла с ума. Но девочка-то была. Он понял, что Анна принимает её за свою дочь, но решил не переубеждать. Герман так долго ждал этой встречи, что даже лёгкое помешательство Анны не пугало его. Анна рассказала Герману о появлении Софьи в её доме, о свадьбе Янека, о болезни, из-за которой еле выжила, о том, что Зоя потеряла ребёнка и опять беременна.

– Представляешь, – говорила она Герману, – у нас с тобой скоро будет внук или внучка.

– Представляю, мне вообще повезло, только вернулся, а у меня уже и дочь есть, и внуки скоро будут, – произнёс Герман смеясь.

Анна серьёзно посмотрела на мужчину.

– Софья очень ждала тебя, позволь ей называть тебя отцом. Я думаю Густав на небесах будет рад этому, – Анна показала рукой на потолок.

Герман кивнул. Ему стало казаться, что попал в сумасшедший дом. Но уходить не собирался.

С Софьей подружился быстро. Когда она называла его «папенька», Герману казалось, что так было всегда. Во время семейного ужина, на который Анна пригласила сына и невестку, Герман сказал Янеку, что его беспокоит лёгкое помешательство Анны.

Янек только пожал плечами. Посоветовал Герману не расстраивать её, чтобы не было истерических припадков.

За ужином Герман украдкой поглядывал на Зою и поймал себя на мысли, что Янеку очень повезло с женой.

 
                                        ***
 

Матильда берегла своё женское хрупкое счастье. Ей казалось, что Макар нежен с ней ровно до тех пор, пока не встанет на ноги и не убежит к своей Таисии. Она ревновала к женщине, которая смогла так влюбить в себя Макара. Завидовала ей. Иногда ночами Макар шептал ненавистное ей имя. Матильда, стиснув зубы, всячески пыталась не обращать на это внимания. Тешила себя только тем, что это она вызывает такие эмоции у Макара, раз он шепчет чужое имя, и тем, что если он вспоминает Таисию, значит, она не хуже, чем соперница.

Матильда прекрасно понимала, что Макар не любит её, но решила, что и её любви хватит на них двоих.

Иногда Матильда закрывалась в своей комнате и давала волю слезам. Уже настолько не могла смотреть на взаимную любовь Ильи и Леи, что попросила их уйти из её дома и жить своей жизнью.

Дочь и зять ушли, сняли небольшой домик неподалёку.

Макар стал чувствовать ноги неожиданно, когда прошёл почти год после случившегося.

Он проснулся оттого, что почувствовал, как ноют колени. Привстал, дотронулся до них руками, смог согнуть ноги.

На радостях разбудил Матильду. Обнимал её, целовал, а она уже мысленно провожала его. Решила, что не будет его держать. А Макар и не торопился уходить. Он по-прежнему вспоминал ночами Таисию, но продолжал жить с Матильдой.

 
                                        ***
 

А Николай ждал. Ещё с декабря он снял дом Евгении. Дед, который этот дом сдавал, умер под Новый год, а за ним ещё и его жена. Детей у них не было, Николай забрал себе их собаку и ходил утром и вечером кормить оставшихся кур.

Он давно запретил себе думать о Таисии. Стоило ей возникнуть в его воспоминаниях, тотчас начинал что-то делать: то рубил дрова, то мастерил из дерева. Когда-то этому научил отец, и сейчас Николай с благодарностью вспоминал его уроки. Неожиданная встреча с Таисией смутила его.

Когда он держал ребёнка и смотрел в любимые глаза, еле справился с желанием схватить Тайгу и убежать на край света. Это сиюминутное желание быстро прошло. И потом Николай посмотрел на неё совсем другими глазами.

Перед ним стояла уже не та Таисия, которую любил. Куда-то подевалась её стройность, появилась хромота. Лицо стало чуть полнее. Нет, оно не делало Тайгу непривлекательной. Просто девушка стала другой. А когда Николай представил себе, как ненавистный ему Лоран Волков, обнимает и целует свою жену, ему захотелось убежать поскорее. Что он и сделал. Еле выдавил из себя: «Поздравляю, жаль, что всё так вышло» и пошёл прочь.

Он не знал и уже не хотел знать любит ли его Таисия. Ненависть к Лорану перекрывала всё желание вернуть Тайгу. Николай не мог избавиться от этого чувства. За все дни, проведённые в тюрьме, за шрам, изуродовавший лицо, за смерть отца Николай винил Лорана.

Но не искал с ним встречи, хотя желание отомстить Лорану не пропадало. А когда увидел сына Таисии, так вообще стало страшно от своих мыслей. Лишать маленького ребёнка отца Николай передумал.

Он всё чаще смотрел на выцветшую фотографию Евгении. На ней она была ещё ребёнком. Но сходство всё же было. Николай боялся забыть её. Боялся, что если встретит на улице, то не узнает. Видел-то один раз в жизни. Но что-то тянуло его к этой женщине. Не любовь, а нечто другое. Больше благодарность за то, что предложила на кладбище помощь, накормила, поделилась одеждой.

За месяцы ожидания Николай много чего смастерил: столик и стульчик для сына Евгении, повесил полки и разместил на них всевозможные банки с травами, которые были просто расставлены в углу. Починил обеденный стол. Снял со стен фотографии неизвестных ему людей, смастерил дня них рамки и повесил обратно. Надеялся, что хозяйка дома не обидится за такое самоуправство.

Николай трудился в порту. Несмотря на то, что Парамонов предлагал работу у себя на мельнице, встречаться на территории с Янеком и Зоей ему не хотелось. Он так и не сходил к Янеку выразить слова благодарности. Решил, что Зоя сама всё передаст, если посчитает нужным.

Холодным промозглым мартовским утром Николай перед работой по привычке отправился во двор деда, чтобы покормить птиц. Курятник был сразу справа от калитки.

К самому дому Николай подходил редко, примерно раз в неделю обходил вокруг и смотрел, целы ли окна. А тут его что-то потянуло сделать почётный круг.

Второй вход в дом располагался со стороны внутреннего двора. Подходя ближе, он услышал, как кто-то стучится в дверь. Николай схватил палку, завернул за угол.

На пороге стояла худенькая женщина в лёгком промокшем кафтанчике.

Она упёрлась головой в косяк и монотонно стучала. Увидев Николая с палкой, отпрянула от двери. Их взгляды встретились. Это была Евгения. Николай бросил палку, подбежал к ней.

– Не трогайте меня, – пригрозила Евгения. – Я буду кричать. Что вы здесь делаете? Дед очень сильный, уходите немедленно.

Николай улыбался, его сердце бешено колотилось.

«Вернулась, вернулась», – стучало у него в голове.

Евгения сделала несколько шагов назад и уже вот-вот собралась убегать.

– Я Николай, помните, мы встретились с вами на кладбище?

Евгения посмотрела недоверчиво. Сердце Николая ушло в пятки. Он-то думал, что она будет рада встрече с ним. А она просто пожала плечами и произнесла:

– А… Николай… – потом помолчала и продолжила:

– И что вы здесь забыли, Николай?

– Я живу в вашем доме, – ответил он смущаясь. – Вы не беспокойтесь, я плачу исправно. Вот как дед с бабкой умерли, я стал откладывать оплату, чтобы потом передать вам.

– Как же жаль деда, – вздыхая, сказала Евгения.

Николай подошёл ближе.

– А ключи-то у вас? – спросила она, даже не взглянув на него.

– У меня, – кивнул Николай. – Держите.

Он протянул ключи.

– Позвольте мне вечером забрать свои вещи, я на работу опаздываю.

Евгения посмотрела на него грустными глазами и ответила:

– Да вы можете и оставаться, я только некоторые вещи заберу и уеду. Ключ повешу в курятнике.

– Как это уедете? – произнёс неожиданно Николай.

– Уеду туда, где меня не знает никто. Я потеряла всех дорогих мне людей.

Евгения опустила голову, Николай увидел, как слёзы закапали из её глаз. Она быстро вытерла их. А потом смело взглянула на юношу, словно хотела показать, что она не плакала.

Сердце Николая сжалось ещё сильнее. «Жалей её, жалей», – твердил какой-то голос внутри.

И тут же Николай вспомнил слова деда: «Слёз от неё не добьёшься, всё в себе держит».

Евгения продолжала смотреть на него. Только красные глаза выдавали её тревогу.

– Идите же на работу, – сказала она. – Я оставлю ключи.

Она направилась к своему дому, Николай пошёл за ней.

Метался между желанием пойти на работу или остаться. Его охватил страх, оттого что он вернётся, а её уже не будет.

На сердце было тревожно. «Почему же она без сына?» – думал он. И тут же вспомнились её слова: «Я потеряла всех дорогих мне людей».

И Николаю стало страшно. Ругал себя за столик и стульчик, за всё, что смастерил для сына Евгении. Так и шёл за ней до самого дома. Она оглянулась, спросила удивлённо:

– А как же работа?

– Работа подождёт, – ответил Николай.

– Ну и ладно, – согласилась Евгения. – Тем лучше, заберу вещи, и не придётся мне ключи в курятнике оставлять.

Евгения ахнула, когда вошла в дом. Поначалу она смотрела на фотографии в рамках, потом её взгляд упал на столик и стульчик. Она медленно подошла к обеденному столу, провела по нему рукой, отметила про себя, что не качается больше стол. Села на стул и закрыла лицо руками. Николай так и стоял в дверях. Он не слышал рыданий, всхлипываний, не видел слёз. Хозяйка дома просидела так долго, потом подняла голову.

Посмотрела удивлённо на Николая.

Он подошёл поближе.

– Женя, – произнёс он, – вы простите, что я тут похозяйничал. Если не нравится, я всё уберу.

Евгения неожиданно громко рассмеялась.

– И ножку от стола отпилите, чтобы качался опять?

Она смеялась так долго, что и Николай засмеялся вместе с ней.

Смеялись до слёз, еле успокоились. И тут же Евгения опять приняла серьёзный вид.

А Николай вдруг произнёс:

– Женя, останьтесь, пожалуйста. Я очень долго ждал вас.

Евгения удивлённо посмотрела на Николая.

Если бы он не напомнил ей, кем является, она бы ни за что не узнала его. Оставаться не было в её планах, но после слов Николая задумалась.

– Зачем же вы меня ждали? – поинтересовалась Евгения.

Сначала Николай опустил голову, сердце бешено колотилось. Он не знал, как ответить на вопрос. А потом поднял голову и без капли смущения ответил:

– Потому что я люблю вас.

– О Боже! – воскликнула Евгения. – Вы вот так, увидев меня единственный раз, влюбились?

Лицо Николая горело.

– А я ведь вас даже не запомнила, – продолжила Женя. – Вы говорите правду?

– Я, пожалуй, пойду, – произнёс Николай неожиданно.

Он подошёл к сундуку, взял в охапку свои вещи и вышел на улицу.

Мелкий дождь вонзался в его непокрытую голову. «Это всё из-за шрама, – думал Николай, – она красивая, а я урод. Чёртов Лоран. Забрал у меня всё!»

Он уже подошёл к калитке, когда услышал:

– Николай, куда же вы?

Евгения выбежала за ним на улицу без верхней одежды. Капли дождя падали на её платье, оставляя тёмные пятна. Николай наблюдал, как эти капли расползаются по платью, и завидовал дождю, которому можно всё. А ему, Николаю, нельзя даже коснуться тела Евгении.

– Я ведь вас не выгоняю, – пробормотала она запыхавшись. – Пожалуйста, останьтесь.

Евгении было неловко.

– Я не могу обещать любить вас, – продолжила она. – Но я могу задержаться ненадолго, вы же ждали меня. Всё равно мне некуда ехать.

Евгения протянула Николаю руку, улыбнулась.

– Вы так задорно смеётесь… Мне впервые за долгие месяцы стало легко на сердце. Ну же, пойдёмте, не будет мокнуть, – предложила она.

Николай взял Женю за руку и направился с ней к дому.

Её мокрая, холодная ладошка быстро стала тёплой. Николай слегка сжал руку. Боролся с желанием заключить Евгению в своих объятиях и не отпускать никуда. Мысли путались.

«Зачем признался в любви? – думал он про себя. – Она теперь отнесётся ко мне как к сумасшедшему. А какой я в её глазах? Голый мужик с кладбища, поселившийся в доме без её разрешения. И позвала из-за жалости. Как понять этих баб? Сначала хотела убежать, когда стояла на крыльце дедова дома, а теперь зовёт к себе. Говорит, что не помнит и зовёт. Зачем я ей нужен?»

Но уходить Николаю уже не хотелось. Возможность остаться с Евгенией под одной крышей одновременно пугала его и в такой же степени радовала.

Он совершенно забыл о том, что рабочий день давно начался. Евгения заварила травы, поставила баночку обратно на полку, сделанную Николаем.

Потом подошла к столу и стульчику, который тот смастерил и прошептала:

– Сынок, жаль, что ты не увидишь, какая красота ждала тебя дома.

Евгения опять закрыла лицо руками. Николай подошёл ближе. Обнял её сзади, скрестив руки на талии. Он не спрашивал, что случилось с сыном. Решил не тревожить и без того раненое сердце.

Поймал себя на мысли, что вот так долго и стоял бы рядом с ней.

Евгения повернулась к Николаю, убрала руки с лица.

А потом очень нежно мизинцем провела по шраму. Из груди Николая вырвался стон.

– Кто это вас так? – спросила она.

– Дела былых времён. Ошибки, за которые я никогда не буду прощён, – ответил Николай.

– Знаете, – произнесла Евгения, – моя мама прикладывала к шраму подорожник, у меня есть немного сухих листьев, их можно размочить и приложить.

Она опять коснулась шрама. Николай схватил её руку за запястье, поднёс к своим губам. Поцеловал так нежно, что почувствовал, как вздрогнула Евгения, а потом обнял её.

Они стояли так долго, словно слушали сердца друг друга. Не заметили даже как стемнело.

Женя освободилась от объятий и произнесла:

– Как интересно всё у меня складывается. Словно я живу в какой-то сказке. Я читаю в ней хорошие и плохие страницы. Последнее время прочла много плохих. Станьте моей хорошей страницей, Николай. Мне уже нечего терять.

– Как же мне стать страницей этой? – удивлённо спросил он.

– Вы уже ей стали. В доме всё так изменилось благодаря вам. Просто останьтесь, – ответила Евгения.

Николай кивнул и остался. На следующий день отправился на работу, получил нагоняй. Еле дождался конца дня. Быстрым шагом шёл к дому Евгении. Увидел, как из трубы вьётся дым. Успокоился.

«Не ушла», – подумал он.

Однажды ночью Евгения подошла к кровати, на которой спал Николай. Разбудила его и сказала, что ей очень страшно. Юноша сначала ничего не понял спросонья. А потом молча указал рукой на место рядом с ним, и Евгения без стеснения легла. Николай не мог унять свою дрожь. Он сначала отодвинулся от Жени, чтобы её тело даже близко не касалось его, но почувствовал, как она снова прижалась к нему.

Евгения опять провела по шраму. А потом нежными поцелуями покрыла сначала сам шрам, а потом и всё лицо Николая.

Николай поймал губы Евгении, поцеловал страстно. Она не сопротивлялась. С той ночи спали вместе. А через полтора месяца обвенчались.

 
                                        ***
 

Лоран часто встречал Зою на работе. При встрече что-то ныло у него в сердце так глубоко, что он не мог понять, почему возникает это чувство. Зоя стала ещё краше. Лоран знал, что она потеряла первого ребёнка и мысленно жалел её.

Но всё это было каким-то мимолётным. Посмотрел – заныло, отвернулся – забыл. А в остальное время все его мысли занимали маленький Иван и жена. Ребёнку было уже семь месяцев. Когда Лоран приходил домой, сын сидел в кроватке и улыбался ему своим беззубым ртом. За эту улыбку Лоран был готов отдать свою жизнь.

Но прежде чем подходить к сыну, всегда сначала обнимал и целовал Таисию. Хотел показать ей, что она тоже важна для него. Лоран думал, что если обращать внимание только на сына, то жена могла бы чувствовать себя забытой. А Лорану хотелось, чтобы Тая была счастлива, любима и чувствовала себя нужной.

Он благодарил Бога за то, что всё случилось так, как случилось. Ведь если бы не было этого обмана, то и не было бы сейчас малыша, тянущего к нему руки. Было даже страшно представить, что могло быть с этим ребёнком, не полюби его Лоран так сильно.

Таисия резко изменилась не только в глазах Лорана. Она часто ловила себя на мысли, что никогда ей не было так спокойно и хорошо. Лоран был ласков и нежен. С каждым разом всё долгожданнее были его объятия и поцелуи. Он был совершенно непохожим на мужчин, которых выбирала себе Таисия. Спокойствие и какая-то чрезмерная доброта со стороны Лорана обескураживали её.

Она часто спрашивала себя: «Как на моём пути мог встретиться такой человек?» И до сих пор не понимала, как Лоран смог полюбить Ивана, узнав правду так неожиданно. Всё происходящее с ней было не иначе как сном. И Таисия боялась проснуться.

Лоран взял сына на руки, прижал его к себе:

– Любимый мой, я скучал, – повторял Лоран изо дня в день одну и ту же фразу.

Таисия смотрела, как ребёнок прижимается своим хрупким тельцем к отцу, как трогает маленькими ручками колючее лицо Лорана, как морщится, уколовшись щетиной.

И слёзы невольно катились из её глаз. Таисия заметила, что с рождением сына стала сентиментальной. Она плакала, потому что её сердце переполнялось любовью и заботой, которую она, по своему мнению, не заслужила.

Как-то муж сказал Таисии:

– Тая, я давно хотел спросить и не решался. Как мне называть тебя? Может будет лучше, если я буду произносить твоё настоящее имя?

– Не-е-ет, – ответила Таисия. – Моё настоящее имя не принесло мне счастья. Пусть останется всё как есть. Со старым именем я чужая жена. С новым – твоя. И мне не хочется ничего менять.

Лоран улыбнулся. Уткнулся носом в волосы жены. Вспомнил себя маленьким. Невольно дёрнулся, показалось, что отец похлопал его по плечу. Это были самые запоминающиеся прикосновения из детства.

Отец так сильно хлопал по правому плечу, что Лоран даже какое-то время дёргал этим плечом. Отучил себя от этого, когда уже стал постарше. Над ним смеялись другие дети. Тогда он убегал домой, садился на лавку и продолжительно долго терпел, чтобы не дёргать плечом.

Лоран прижал к себе жену ещё сильнее и подумал о том, что в его мире что-то поломалось в детстве, а теперь всё хорошее вернулось втройне. Он вдруг почувствовал себя в возрасте Ивана. Ощутил, какими могли бы быть объятия отца, матери. И ему на миг показалось, что Иван – это он сам.

Таисия нежно проводила по его спине, волосам. Она уже давно изучила всё, что любит муж. И Лоран, уткнувшись в её волосы, не стеснялся слёз. Всё реже вспоминал насмешки из детства и из взрослой жизни, когда над ним подшучивали его сослуживцы. Смеялись, считали его неполноценным. Пытались познакомить с женщинами, давали советы. И теперь Лоран точно знал, что весь принадлежит одной женщине и радовался, что не растратил себя на других.

И его совершенно не беспокоила былая «слава» жены. С ним она стала другой, а всё остальное было неважным. Всё остальное было в далёком прошлом.

Таисия отмечала, что любовника страстнее, чем Лоран, у неё никогда не было. Даже Николай, воспоминания о котором иногда спускали Таисию с небес на землю, и которого любила дольше всех, не был для неё таким желанным, как теперь Лоран.

Таисия поняла, что жить чужой жизнью ей нравится гораздо больше, чем своей. Но понимала и то, что за такой грех её может ожидать неминуемая расплата. А хотелось продлить это счастье.

 
                                        ***
 

Зоя по-прежнему недоверчиво относилась к Джану. Но Янек настаивал именно на его помощи. Когда Зоя ходила навещать Евдокию Степановну и братьев, то мачеха откуда-то издалека начинала интересоваться о Джане. А однажды разоткровенничалась настолько, что Зое пришлось успокаивать плачущую женщину.

Она жаловалась на Григория и на то, что он стал таким же грубым, как и был раньше. Редкие наплывы нежности и любви были для Евдокии как подарок. Дети росли. Григорий Филиппович после работы проводил с ними много времени, но жена интересовала его всё меньше.