Текст книги "Берег Живых. Выбор богов. Книга третья"

– Леди посол? – Ллаэрвин чуть изогнула бровь.

Тишина затягивалась и казалась зловещей. Давно уже смолкли арфы и флейты, и лишь тревожный шёпот нарастал, словно далёкий прибой. Иарит чувствовала напряжение своих, знала, что если придётся, они будут защищать её даже без оружия.

Нет, нельзя, нельзя допустить такое.

– Кто-то очень желал расторжения мирного договора, Ваше Величество, – тихо проговорила посол, наконец. – Этот ларец нам подбросили.

– Позвольте… – возмутился было Таэнеран.

– Дайте взглянуть, – приказала королева, жестом останавливая всякие возражения.

– Нет, нельзя… – выдохнула Иарит, беспомощно прижав к себе ларец.

Ллаэрвин кивнула, и сам принц Кирдаллан поднялся, приблизился к ней, чтобы принять из рук злополучную шкатулку. До последнего Тиири пытались защитить её, не допустить скандала. Но разве же скроешь такое?! Растерянно Иарит смотрела вслед принцу.

«Да помогут тебе Боги добраться до Пресветлой скорее, Хатепер… – подумала она. – А лучше… лучше бы ты остался подле Владыки…»

Кирдаллан поставил ларец перед королевой. Все взгляды были устремлены к ним. Медленно Ллаэрвин Тиири открыла крышку, украшенную изображениями священных псов, и её прекрасное лицо окаменело. В отличие от королевы, принц, стоявший за её плечом, не сумел скрыть свои боль и гнев и приглушённо выругался.

– Что за дрянь там подложили? – хриплый голос Карлака расколол мёртвую тишину, но никто не ответил ему.

Точно вынырнув из навеянного злым колдовством сна, Ллаэрвин запоздало захлопнула крышку, не позволила высокорождённым толком рассмотреть. Но увидели все, кто был рядом с ней, кто сидел с ней за одним столом. Взгляды выражали многое – от глубокого потрясения до ненависти – но лица были не живее каменных статуй, не одухотворённых ничьим присутствием.

– Пир… окончен, – с усилием проговорила королева, поднимаясь, глядя сквозь всех. – Приёма не будет. Леди посол, я вынуждена взять Вас и Вашу свиту под стражу для дальнейшего разбирательства.

Словно из ниоткуда возникли эльфийские воины и взяли делегацию в кольцо, пока что держа мечи опущенными. Иарит скорее почувствовала, чем увидела, как вскинулись воины рядом с ней. Жестом она велела им успокоиться и подчиниться эльфам.

– Мы принимаем волю Пресветлой.

Глава 48

Пресветлая Ллаэрвин Тиири Серебряная Песнь, госпожа зачарованных чащоб, мать и защитница наследников фэйри, поставила ларец на окно перед собой, провела ладонью по крышке, словно это могло прогнать жуткое видение.

Для высокорождённых эльфов, самого долгоживущего народа земного плана бытия, время текло иначе. Но именно эльфы изобрели фразу: «Время измеряется чувствами». Дни могли течь как века, а годы, напротив, забываться, как несколько часов. Этот год вынужденного неведения тянулся для неё мучительной вечностью, полной смутных надежд.

Боль обвила её сердце ядовитой змеёй, сжимая свои кольца всё теснее, не желая униматься. Боль, самое яркое из всех чувств, которые могло испытывать живое сердце… Она была способна пробуждать даже в долгой череде дней, неспешной, как течение соков древних древ, иногда похожей на зачарованный сон.

Ллаэрвин заставила себя открыть ларец, посмотреть снова – сейчас, когда никто не видел её слабость и горе, кроме Кирдаллана, безмолвно застывшего за её спиной. Даже поток проклятий, срывавшихся с его уст, уже иссяк.

Нет, не могло быть ошибки. На дне ларца лежала родная рука с витым узором ритуальных татуировок Высокого Рода Тиири. Забальзамированная.

Королева посмотрела в ночь – туда, где за невидимым горизонтом стояли стражами горы Маэлдаз, отделяя одну землю от другой, не позволяя двум могучим народам окончательно уничтожить друг друга.

– Кровь от крови моей… сердце от сердца моего… чтобы вы увидели: не я похитила вашу величайшую драгоценность… – прошептала она.

– Это сделали рэмеи? – спросил Кирдаллан глухо, безжизненно.

Ллаэрвин так многое хотела объяснить ему, рассказать, но сейчас у неё не было подходящих слов… Никаких слов не было.

Да, высокорождённые жили дольше всех. Сохранять остроту чувств с годами было всё сложнее – особенно тем, кому не до́лжно было открывать свои эмоции окружающим.

Но какая мать не боится пережить своих детей? Какая мать не помнит первое доверчивое касание маленькой ручки, тянущейся к ней за защитой? И помнит она это, даже когда трогательная ладошка давно уже стала рукой воина, аристократа, будущего повелителя многих судеб.

Ллаэрвин прижала к губам забальзамированную кисть, вспоминая, как когда-то несоизмеримо давно маленькая ладошка тянулась к ней, хваталась за её палец. Тогда просто её объятий было достаточно, чтобы защитить от целого мира и от любого кошмара… А теперь всей её власти оказалось слишком мало…

Несколько слезинок упало на иссохшую кожу, но голос её оставался твёрдым:

– Я стану гончей Самого Каэрну, но найду их…

Он покинул покои стремительнее порыва ветра.

– Кирдаллан, подожди!

Но принц уже не слышал её. Дверь захлопнулась за ним, и Ллаэрвин обессиленно опустилась на пол у окна, баюкая мёртвую кисть.

* * *

– Высокий Лорд Карлак, – Кирдаллан приветственно кивнул, захлопнув за собой дверь.

Хорошо, что дыхание успел успокоить ещё за порогом – негоже было показывать болотнику, как он спешил сюда.

Друид, на корточках сидевший у самого окна, обернулся, по-птичьи склонил голову набок, разглядывая принца. Среди богатого убранства дворцовых покоев он выглядел настолько же неуместно, как и на пиру – растрёпаный старый ворон в грязных лохмотьях.

– Какая честь, – хрипло проговорил он, как всегда коверкая слова общего наречия. – Ваше Высочество помнит моё имя.

Кирдаллан привык к тому, что кто-то всегда крутился рядом, подслушивая. Но сейчас он не видел вокруг других болотников из родовой общины Карлака. Обычно они держались вместе, даже спали кучей, как звери одной стаи. Отчего же сейчас друид их отослал? Неужели предвидел его приход?

– Оставьте иронию, Высокий Лорд, у меня к Вам срочное дело, – холодно проговорил принц.

– Оо… – болотник усмехнулся и понимающе кивнул, спрыгнул на пол неожиданно грациозно и приблизился. – Да, ты бы пришёл только в случае крайней нужды, наследник. Горе… – в чёрных глазах не было насмешки – друид смотрел тяжело, выжидающе.

Кирдаллан понизил голос:

– Я готов заплатить, сколько придётся.

– Разумеется… Поговорим?..

Болотники разбили лагерь в чаще за городом. Они не любили стены, а привычная для многих эльфов изысканная красота и вовсе была им чужда. То, что Карлак гостил у королевы, накладывало некоторые ограничения – сам друид жил при дворе, и несколько его ближайших соплеменников сопровождали его. Он держал своих соплеменников в подобии рамок приличий – они не путались под ногами, да и вообще не показывались придворным на глаза кроме как с наступлением темноты.

В подробности пребывания болотников в столице Кирдаллан не вникал – ему достаточно было слова матери, хоть до конца он и не понимал, отчего она так доверяет этому странному племени. А теперь принц поразился, сколько же их на самом деле прибыло с друидом по королевскому приглашению! Тёмные фигуры по-звериному переползали от костра к костру, вели о чём-то беседы на своём лающем наречии. Кто-то плясал под какофонию, которую сложно было назвать музыкой. Кто-то отдыхал у шатров – точнее, подобий шатров, таких же кривых и неказистых, как и их обитатели.

Десятки взглядов с любопытством провожали принца, но присутствие Карлака словно очертило границы – никто не приближался к ним, не пытался заговорить. Друид бодро шагал вперёд, опираясь на посох с навершием в виде кривого корня, увешанного бусинами и мелкими костями.

Они пересекли стоянку, ушли глубже в лес. Кирдаллан терял терпение, но не смел торопить своего провожатого – здесь уже он был гостем. И дело было не только в этом. Он пришёл с просьбой, не с приказом, а значит, должен был соблюдать негласные правила, если хотел пережить эту ночь и вынести из неё то, что должен был.

Наконец, они вышли на небольшую поляну, залитую звёздным светом. Отсюда далёкие голоса казались нереальными, призрачными. В центре Кирдаллан различил хорошо замаскированный след от кострища. Будь у него побольше времени, он бы прислушался к ощущениям, различил, проводились ли здесь ритуалы, и как давно.

Карлак сел на землю, прислонившись спиной к узловатому стволу старого вяза, поставил рядом свой посох. Помедлив, принц сел в нескольких шагах, скрестив ноги. Он положил на колени свёрток, который до этого крепко прижимал к себе и, наконец, скинул глубокий капюшон плаща.

– Мне нужен ритуал, – прямо сказал Кирдаллан, не дожидаясь вопроса.

– Уже понял, – усмехнулся Карлак. – Рано или поздно все высокорождённые отбрасывают красивые убеждения. И если скинуть маски, во многом мы схожи.

– Нет, не схожи, – процедил принц. – Для меня это – вынужденная мера, а не образ жизни.

– Конечно, наследник, – болотник насмешливо прищурился, пропустив скрытое оскорбление мимо ушей, и по-змеиному облизнул заострённые зубы.

Невольно вспомнились слова матери: «Нет. Так далеко зайти я ещё не готова…» Но Кирдаллан уже принял решение, и только тёмный друид мог ему помочь.

– Я должен узнать, кто мой враг.

– Разве уже не знаешь? – удивился Карлак. – Не можешь бросить ему вызов – да. Пока. А имя-то знаешь… Но не имя тебе сейчас нужно, – его глаза зверино сверкнули – совсем как в ту ночь, когда он проводил ритуал крови для королевы. – Тебе нужно знать, выжил ли брат.

Кирдаллан поджал губы. Ему не нравилось это существо, о котором тяжело было даже думать, как о сородиче. Ему не нравилось быть здесь. Ему не нравилось то, что предстояло совершить… но ради матери, ради их клана, он готов был пожертвовать этой важной частью себя самого. Уж лучше эту жертву принесёт он, чем мать – на её долю и так выпало слишком много.

– Просто сделай то, что нужно, – сказал он, кладя свёрток между ними. – Я желаю говорить с мёртвыми.

Карлак потёр ладони, лукаво прищурился, потом развернул ткань и задумчиво посмотрел на знакомый хопеш. Пятна крови на клинке казались чёрными. Принцу давно хотелось почистить прекрасное оружие, но было нельзя – расследование всё ещё тянулось, хоть все и понимали, к какому оно приведёт итогу. Но, по крайней мере, мать пришла к какому-то соглашению с кланом Нидаэ, и те оставались верны Тиири.

– Мёртвые могут поведать, да-а-а… Не боишься потерять путь в Страну Вечного Лета? Когда помешаешь благословенному пути другой души. Так, кажется, у вас говорят…

– А сколько ты провёл таких ритуалов! – с вызовом ответил принц. – Для тебя дорога туда и вовсе должна быть закрыта.

– Так ведь не мы придумали эти запреты, – насмешливо развёл руками друид. – Твои предки и другие вроде вас. Ради объединения. Но заставить забыть другие традиции не получилось, а удержать всех в узде было нужно. Вы объявили ваших Богов первыми, главными, и добавили новых правил. Что ж, тоже не самый плохой выбор. Но ведь не думаешь же ты, мой принц, – взгляд чёрных глаз теперь почти пригвождал к месту, – что все отказались от себя в угоду новым порядкам?.. Мы – те, кто мы есть. И я-то точно знаю, куда отправлюсь, когда закончу дела здесь. А вот ты – совсем другое дело.

Снова тот смех – не то кряхтение, не то скрип старого дерева. И говорил болотник удивительно складно, когда хотел – несмотря на тяжёлое корявое произношение привычных слов.

Кирдаллану показалось, что ночные тени вокруг них сгустились, прислушиваясь к разговору, взвешивая его решение и заранее осуждая.

Зелёный Лорд обращался Рогатым Охотником, забиравшим отжившее. Эльфы не посягали на Его добычу, зная, что Он справедлив и безжалостен в той Своей ипостаси. Нельзя открывать своё лицо мёртвым, иначе они пойдут по твоему следу – так говорили. Нельзя, иначе звон рогов Дикой Охоты услышишь прежде, чем будешь готов. Позови – и к тебе придут, и больше не оставят тебя. Да, цена высока. А если призовёшь душу, когда она уже воплотилась в новом рождении?.. Тогда и Великая Мать прогневается, что ты смеешь рассекать нити жизни, вмешиваться в узор, ведь последствия непредсказуемы и необратимы…

Обращение к мёртвым порицалось повсюду в Данваэнноне, и никто, кроме диких кланов, не совершал этого в открытую. А если уж совершал – то выбирал тех, кто точно был мёртв, желательно – убит недавно… и предпочтительнее всего – был настроен к тебе благостно при жизни. Тогда оставалась хоть какая-то надежда на хороший исход. Но мёртвые всё равно увидят тебя, почуют, как только ты выйдешь на их тропу и позовёшь…

Кирдаллан подумал о том, сколько таких запретов преступил Саэлвэ. И ничего ведь, жив, разве что не вечен! Если он хотел однажды бросить вызов Высокому Лорду и победить, то не пристало ему бояться. Зыбкой тенью истаяла мысль, что он должен быть лучше, чем его враг – не поступаться ни честью, ни законами.

Поздно.

– Итак, что ты хочешь взамен? – спросил принц, встречая взгляд друида.

– Немного твоей магии, – пожал плечами Карлак. – Твоя кровь всё сделает, мне нужно только направить. А для себя… – друид оскалился в усмешке. – Для себя прошу немного. Одну услугу. В будущем, когда ты поведёшь наше войско.

– Какую? – нахмурился Кирдаллан, прекрасно зная, что никогда нельзя заключать договоры вслепую.

– Увидим, когда срок придёт.

– Прямо как в старинных легендах, – мрачно улыбнулся принц. – «Пообещай отдать то, о чём пока не знаешь».

– Конечно. Легенды же не рождаются из ничего, потомок Телингвиона Сладкоречивого, – болотник лукаво прищурился.

– А если откажусь?

– Ты в своём праве. Но и я в своём, – друид неспешно поднялся, собираясь уйти.

Вспомнилась отрубленная, иссушенная рука брата на белоснежной соли. Взгляд матери – как открытая рана…

– Подожди, – остановил его Кирдаллан и произнёс, запечатывая свою дальнейшую судьбу: – Согласен.

Порыв ветра пронёсся у самой поляны, и ветви заслонили звёздный свет. Показалось, что они уже не в знакомом лесу, а где-то совсем в другом месте, на границе ускользающей знакомой реальности.

Смуглая ладонь с хищно согнутыми пальцами и длинными похожими на когти ногтями потянулась к нему. Несколько капель тёмной крови упало перед ним.

Преодолев отвращение, Кирдаллан рассёк себе руку кинжалом, смешал свою кровь с кровью болотника и произнёс слова клятвы, уповая, что когда придёт час – платить слишком дорого не придётся.

Друид произнёс неожиданно доброжелательно:

– Обещаю защитить тебя сегодня. Мёртвые не утянут тебя далеко.

Жестом Карлак велел ему раздеться по пояс и кликнул кого-то из своих. Тёмные фигуры явились бесшумно, быстро, словно только того и ждали. Они принесли необходимое и скрылись по приказу друида так же беззвучно. Кирдаллан не стал всматриваться, что там было – кости, внутренности, амулеты. Это уже не имело значения.

«Прости меня, Тессадаиль… Я должен…»

Болотник развёл небольшой костёр, кинул сухих трав, забормотал невнятно, утробно, и лес заворочался разбуженным зверем. Что-то противоестественное пробуждалось в глубине чащоб, за пределами зримого. И снова инстинкты Кирдаллана взвыли внутри – он не ведал страха, но тело чувствовало неотвратимую поступь смерти, её пробуждающееся дыхание.

Охотничий нож Карлака рассёк его кожу – быстро и умело. Друид вычерчивал узоры по торсу и рукам принца его же кровью, и наносил дурно пахнущее снадобье, закрывая раны. От запаха трав, горевших в костре, в голове мутилось, и расслаивалось сознание. Ощущение было в целом знакомым по ритуалам, но это было древнее колдовство. Первобытное. Недоброе.

Карлак толкнул его в грудь, не прекращая своего бормотания, давая понять, что надо лечь на спину. Ложась, Кирдаллан взглянул на себя украдкой, силясь прочитать, распознать знаки на своей коже. Но его память померкла вместе со светом звёзд. Темнота и тишина разверзлись вокруг них, за очерченными костром границами, и принц явственно чувствовал, как ускользает из мира привычного. Как, на самом деле, не похоже было то, что происходило теперь, на магию празднеств Колеса Года, на торжество жизни и слияния с токами земли! Как мало знал он, когда шёл сюда, когда решился…

Магия, заключённая в его крови, в самой его сущности, оплетала его. Но текла эта река теперь в ином русле, неподвластная ему самому. Бормотание друида стучало в висках, сменяясь завываниями, от которых холодело в груди. И иные голоса теперь вторили голосу Карлака из-за границ – неживые, незнакомые.

В какой-то миг Кирдаллану показалось, что он видит себя со стороны, распростёртым на земле в ритуальном круге. И друид занёс над ним хопеш рэмейского царевича…

– П-пре…датель… – выдохнул он, не в силах пошевелиться.

А потом ночь раскололась чужой многоликой болью.

Вспышка

Доброго пути в Страну Вечного Лета…

Доброго…

…пути…

Тессадаиль смотрела, как Ренэф и один из его солдат тащили на себе раненого военачальника. Второй телохранитель сопровождал их с оружием наготове. Она видела, как сомкнулась за ними стена рэмейских щитов, и ей стало не по себе. Как ни хотелось ей поверить в правду происходящего, она слишком долго прожила на этом свете, чтобы не ощущать подвоха.

– Я рада, что Вы в целости и сохранности, леди Нидаэ, – учтиво проговорила молодая золотоволосая женщина на чистом эльфийском.

Эльфея чуть улыбнулась и кивнула, оборачиваясь к ней.

– Благодарю за помощь. Это… весьма неожиданно.

– Вы более чем вовремя, благодарю, – добавил Даэрн, когда человеческая женщина кинжалом освободила его от пут.

– Могу я узнать, кто послал вас за нами, друзья? – учтиво осведомилась Тессадаиль.

– Конечно же, – не менее учтиво отозвался спутник женщины, и по его голосу и манере речи эльфея поняла, что это был один из её соплеменников.

Неспешно он взял из рук своей спутницы изогнутый клинок царевича и вернул ей лук. Потом он приблизился к Тессадаиль и откинул капюшон.

– Ясных звёзд, леди Нидаэ, – он лениво улыбнулся.

– Нет… – выдохнула эльфея, отшатнувшись.

Это лицо она хорошо знала – черты красивые, но более грубые, чем у многих эльфов, с примесью иной крови. Холодные голубые до прозрачности глаза, в которых сейчас она прочла приговор.

Потому что знала, кому служил этот эльф.

– Доброго пути в Страну Вечного Лета…

Всё произошло почти мгновенно. Двое мужчин, которые привели рэмейского военачальника, схватили Даэрна. Она едва успела увидеть, как в воздухе сверкнул хопеш царевича. Боль была милосердно краткой вспышкой…

Кирдаллан захрипел. Его тело билось в агонии – падало, обезглавленное, на каменистую землю где-то там, в озарённой кровавым огнём ночи, и всё ещё лежало здесь, в ритуальном круге, проживая чужую смерть раз за разом. Призраки пили его жизнь, припадая к застывшим кровавым узорам, черпая из самой его сути, из того, что составляло его целостность. Целый сонм чужих чувств захватил его… Ужас перед неминуемым. Несбывшиеся стремления. Мука бессилия. Невозможность спасти того, к кому стремилось сердце. Осознание, что именно ты станешь стрелой, нацеленной на тех, кому ты служил верно.

И принц уже не мог разделить восприятие своё и той, кого они призвали. Его сознание, пленённое последними мгновениями жизни Тессадаиль, дробилось на вспышки образов, раскалывалось уже отзвучавшими фразами.

«…– Я не причиню Вам вреда, если Ваши воины не станут нападать.

– Вы не понимаете, Ваше Высочество. Это – не мои воины…»

«…– Ты воплощаешь всё, что говорят о твоём народе, сиятельный царевич. Столько ярости и необузданной силы. Куда ты направишь её? Ты убьёшь меня, если не получишь желаемое?

– Всё, хватит…»

«… – Но коли хочешь знать, госпожа Нидаэ: нет, мы не планировали завоевательный поход изначально.

– Каким же неблагим угодна эта вражда, хотела бы я знать…»

«…– Понимаю, ты не хочешь выдавать мне всего, сиятельный царевич. Но прошу тебя… одного лишь намёка будет достаточно. Его Высочество вне опасности?

– Я ничего об этом не знаю!..»

«…– Доброго пути в Страну Вечного Лета…»

– Прочь! – отчётливо прозвучал приказ, и пировавшие его сутью призраки вдруг отступили. – Ты здесь, со мной, Кирдаллан Тиири.

Жадно он хватал ртом воздух, пытаясь отдышаться, всё ещё не в силах пошевелиться. Перед глазами отчётливее, чем сомкнувшиеся высоко над ним ветви деревьев, представала та, чужая ночь, расцвеченная чужим же знанием. Рэмейский царевич вкладывал клинок в руку своей убийцы – в обмен на жизнь друга. И этот клинок обрывал потом нить жизни женщины, чей призрак владел сейчас его разумом – единственный, кого не отогнал друид.

– Спрашивай! Спрашивай сейчас, пока я удерживаю их на границе!

Слова Карлака едва складывались для Кирдаллана во что-то осмысленное. Дуновение холодного ветра, переменчивый многоликий шёпот. Тессадаиль была здесь, с ним – он чувствовал её всем собой, даже не видя. Она дышала его дыханием, но не пила жадно его кровь, его магию.

При жизни она служила его роду – до самого последнего мгновения. Но теперь, возвращая её из покоя, заставляя окунуться сызнова в пережитую муку, Кирдаллан не чувствовал, что вправе приказывать ей.

«Прошу… Открой мне, что ныне подвластно твоему взору. Где твой возлюбленный, Тессадаиль?..»

Заклинания, которые выкрикивал Карлак, казались такими далёкими, более далёкими, чем призрачный хор. В этом хоре Кирдаллан боялся услышать другой голос, родной, боялся посмотреть её глазами и увидеть.

Но она показала иное…

Небесные светила, замершие на потолке. Две галереи с колоннами, капители которых вырезаны в виде раскрытых лотосов, а стволы – в виде связок бумажного тростника. Пол, украшенный мозаиками из разноцветных каменных плит.

Царская чета в сине-золотых одеждах, величественная и безмятежная. Их троны инкрустированы самоцветами и цветными эмалями. Как его браслет.

Воздух гудит приглушёнными разговорами, нетерпеливым ожиданием вестей.

Владыка поднимает изогнутый сине-золотой жезл, и высокие двери распахиваются.

Облачённый в светлые рэмейские одежды, он вступает в зал. Его сердце переполнено радостью и торжеством. Единственные его украшения – золочёный пояс и широкий браслет на левом запястье, укреплённый поверх повязок. Там, где отсечена кисть… Он бросает вызов всему, что произошло с ним. Страх более не властен над ним. Ненависть не сильнее его чести и понимания.

Золотая пектораль – Древо Жизни Данваэннона, переплетённое в прорезном узоре с лотосом и веером бумажного тростника, в окружении священных ибисов.

– Младший царевич Эрдан, сын нашей досточтимой союзницы, Пресветлой Владычицы Данваэннона, сегодня я представляю тебя двору Таур-Дуат!

Он преклоняет колено перед троном рэмейских Владык, счастливый.

Новый путь впереди… и он на своём месте… Благодаря тому, кого теперь он может назвать другом…

«…– Ты будешь рядом, Хэфер?.. Ты исполняешь обещанное…»

«…– Но скоро целители закончат с твоими ранами – и решим, как лучше вернуть тебя домой. Это я тоже тебе обещал.

– Нет. Это не то, чего я хочу. И от этого никому не станет ни легче, ни лучше… Нашим народам нужен новый эмиссар…»

Образ Тессадаиль поднялся в его сознании, затмевая яркие образы брата и рэмейского наследника. Живая, или казавшаяся таковой, эльфея печально улыбнулась ему.

И вдруг её лицо исказилось, а с губ сорвался оглушительный вой баньши, в котором потонуло всё.

Кирдаллан оказался на широкой тропе, уходившей в туман. Сумеречный лес, застывший в ожидании, обступал его со всех сторон, протягивая костистые чёрные ветви. Здесь он был один, разлучённый со всем, что знал – с привычными законами реальности, со знакомым ощущением чьей бы то ни было жизни вокруг.

Ни единого существа.

Далеко зазвучал ирреальный звон охотничьих рогов. Взлаивали где-то впереди призрачные гончие, и земля содрогалась от поступи мёртвых коней.

Всё его существо звенело напряжением, как натянутая тетива. Когда он увидит то, что приближалось, то позабудет всё, чем был, всё, чем жил прежде, к чему мог стремиться.

И негде скрыться, некуда бежать.

Потому что Охотник всегда находит намеченную жертву…

Но прежде, чем рассеялся туман на тропе, и Кирдаллан узрел свиту Каэрну, чья-то воля разрушила морок и вкинула его обратно в тело…

– Дыши. Пей, – тихо повторял болотник, удерживая его голову, прикладывая к губам флягу. – Пей, пора жить снова.

Кирдаллан закашлялся от хлынувшей в горло тошнотворной сладковатой горечи, сделал несколько судорожных вдохов. Он уже не был уверен в том, что видел, и даже лицо Карлака, вроде бы вполне реальное, плыло, меняясь в предрассветных сумерках. Лица рэмеи, брата и Тессадаиль были так же реальны ещё только что.

В сознании немного прояснилось, и принц вспомнил занесённый над ним клинок. Руки метнулись к груди – слишком медленно; мышцы от слабости стали точно вода. Разумеется, он был невредим. Чужую смерть он пережил только своей сутью.

И бедная Тессадаиль Нидаэ всё ещё была где-то здесь… лишённая покоя… обречённая им он даже не знал, на что…

Убедившись, что принц пришёл в себя, друид приступил к разрыванию ритуального круга. Когда болотник вернулся, чтобы помочь ему встать, Кирдаллан отмахнулся – кое-как добрался до ближайшего дерева и сел, прислонившись к стволу, восстанавливая дыхание. Он знал, что исцелится, и быстро, ведь он был воином, высокорождённым.

Но почему казалось, что теперь ничто не будет по-прежнему? Что граница двух миров не закроется для него полностью, никогда?

В следующий миг он понял, что такова и была цена…

Болотник присел рядом, что-то жуя, спросил совершенно обыденно:

– Стоило оно того, наследник?

Кирдаллан попытался сфокусировать взгляд. Первые солнечные лучи пробивались сквозь ветви, но он не чувствовал их тепла. Робко запели птицы, приветствуя новый день. Призраки отступили, но туман иных троп клубился где-то глубоко в его сознании, осязаемый. Только потеряешь бдительность – и он приблизится, окутает, утопит…

Но потом принц вспомнил видение брата. Защищённость, принятие. Счастье нового пути.

– Да, стоило.

* * *

Для всех её двери были закрыты. Отдав приказ о созыве Совета Высокорождённых, королева заперлась у себя, решив дать себе так необходимые ей несколько дней. Все остальные прибудут нескоро – пока осмыслят всё, пока обсудят, пока соберутся…

Но он пришёл без приглашения, без предупреждения, воспользовавшись своим правом родной крови. Закутанный в плащ, Кирдаллан ввалился в её покои, едва держась на ногах, и принёс с собой холод троп Рогатого Охотника. Перемены в нём Ллаэрвин ощутила сразу, как и его обессиленность. Голос его звучал глухо, чуждо, когда он тяжело опустился на одно колено и доложил:

– Эрдан жив, Пресветлая. Рэмейский Император защищает его.

Эльфея скользнула к дверям, убеждаясь, что их никто не подслушает, потом сорвала с сына капюшон. Его кожа была мертвенно бледной, взгляд – диким, тёмным, словно он увидел нечто, живым не предназначавшееся.

Но поняла она всё ещё прежде, чем увидела.

– Боги, свет мой, что же ты наделал… – прошептала Ллаэрвин, опускаясь рядом с ним, чтобы взгляды их были вровень. – Зачем?..

– Выслушай. Чтоб было не зря, – попросил Кирдаллан, склоняя голову.

Её руки потянулись к фибуле с клановым гербом, разомкнули, и плащ соскользнул с его плеч. Сын спешил к ней потайными путями, не потрудившись ни облачиться полностью, ни смыть след – только бы донести весть с остатками угасающих сил. Карлак поднял его на ноги, но на полное восстановление потребуется хотя бы несколько дней. И в сознании сейчас он держался едва.

Кровавые узоры на его коже были ей знакомы. Лишь однажды она преступила эту грань сама – когда-то несоизмеримо давно – и знала. Лишь в этот раз она была готова совершить то, что обещала себе не делать больше… да только сын опередил её…

Ллаэрвин крепко обняла его, пытаясь согреть, чувствуя, как оплавляется застывший воск её маски, проливаясь слезами. Больше не будет прежним горячее сердце её неистового воина, но она защитит его. Сумеет. Карлак сделал всё, что мог – остальное за ней.

– Я видел… видел Эрдана, – прошептал Кирдаллан. – Видел смерть Тессадаиль… видел, кто держал клинок царевича последним…

– Идём со мной.

Королева заставила сына подняться на ноги, отвела, поддерживая, вглубь своих покоев. Никто не должен был видеть его таким. И никому, даже доверенным целителям, Ллаэрвин не могла доверить их уязвимость.

Она сама смыла его кровь и испарину, сама приготовила исцеляющий отвар, пока он рассказывал, что видел. Эльфея слушала внимательно, не перебивая, отстранившись от своей боли и страха уже за него. Жертва не была напрасной – с троп мёртвых Кирдаллан принёс надежду для них обоих. Эрдан не был во власти Иссилана и его союзников – слава Богам! Значит, она была свободна в своих действиях.

А Хатепер расскажет остальное… если только доберётся благополучно… Но королева уже отправила своих воинов на тайные тропы, зная, какими путями он придёт – отправила сразу же, как узнала от Иарит. И что делать со своими гостями, Ллаэрвин тоже уже решила.

Кирдаллан отчаянно боролся с целительным сном. Нет, он, конечно, не покажет, но все, кто побывал там, после боялись уснуть. Со временем он примирится с этим новым знанием, примирится с туманом и тенями, но не сейчас, не в первую же ночь.

– Отдохни, – мягко велела Ллаэрвин, садясь на ложе рядом с ним, проводя ладонью по его волосам. – Я всё устрою.

– Подожди… – слабо возразил Кирдаллан, сопротивляясь действию её зелий. – Цена… Я ведь не знаю, чего попросит Карлак…

– Карлак – наш друг. Возможно, теперь единственный наш друг здесь, – тихо ответила королева, касаясь губами его лба. – Поверь, я знаю, о чём говорю… Спи, – в его взгляде отразилась тень увиденного. – Я буду рядом.